Глава 33. Эпилог 4 страница

Наконец, они лицом к лицу, Снейп несет её в спальню. Прежде она никому не позволяла поднимать себя на руки, от этого слишком разило чем-то подозрительно похожим на романтику. Но теперь она даже не сопротивляется, ибо – бесполезно. Гермиона только целует зельевара в уголок губ, слизывая шоколад – глазурь явно удалась. А пирог она так и не попробовала – сегодня все пироги для Северуса.
Кровать всё такая же жесткая и скрипучая, это отчего-то очень радует Грейнджер, словно кровать оказалась старой союзницей. Гермиона, задыхаясь, отрывается от его губ, лихорадочно целует, куда попадет, и снова приникает ко рту любовника. Не напьешься его дыхания, не наглядишься в его глаза.
- Люблю тебя, люблю, - словно сняли старое заклятье, и можно говорить, кричать это слово хоть всему миру.
Северус так сильно стискивает её в объятиях, что, даже будь в спальне вся магия мира, той бы не удалось их разнять. Ласки Снейпа так ядовиты, что заражают каждую клеточку тела, что словно балансируешь на натянутом канате удовольствия, который вот-вот оборвется. И ты и ждешь этого, и боишься.
- Моя, моя, - с трудом разбирает Гермиона его хриплое бормотание, сквозь дурман толчков и поцелуев, сквозь соприкосновение тел и душ, сквозь жадное, животное желание и вдохновенное, чистое подобно музыке, прозрение.
Где-то, уже в золотистом и горьковатом тумане, она не кричит, выдыхает - слишком сильна привычка сдерживаться:
- Северус!
Тот стискивает зубы, пытаясь удержать вздох – не падают в один день оковы.
Ладони скользят по влажным плечам.
- Посмотри на меня!
От этого приказа она невольно распахивает давно закрытые от мучительного наслаждения глаза… чёрная, горькая, солнечная вспышка – как это всё смешалось только?
- Любимый…
А это просто, уже не в оргазменном бреду. Это просто, чтобы знал.

***

Тело всё ещё звенит отголосками отступающего вихря удовольствия, дрожь пляшет мурашками по коже. Любовники лежат ещё пару минут, не расплетая рук… Потом Снейп встает и идет к столику, пьет воду из кубка. Почему нельзя было использовать магию? А впрочем, и так всё ясно: отстраниться, взять себя в руки, контролировать. Солнце уже село и в сумерках, в золотых искрах зажегшихся за окном в саду фонарей, фигура зельевара темнеет строгой статуей. Гермиона чуть приподнимается, а потом снова падает на подушки. Она ведь всегда после секса сразу шла в душ, а теперь почему-то не хочется. Не хочется смывать его травяной и горький запах. Снейп поворачивается к ней лицом. Стоит обнаженный, скрестив руки на груди – странное сочетание бесстрастной позы и ещё не убранных с тела следов любви.
- И что теперь? Как же Нотт? Или мне предназначена славная роль фаворита при новом министре и её муже? – подбородок надменно вскинут, голос сух и презрителен.
Вот только, если бы это был кто-то другой, не Снейп, Гермиона могла бы поклясться, что в этих словах явственно проступает горечь и… и обида.
Грейнджер неожиданно весело улыбается:
- Пусть все идут к черту! И Нотт, и Министерство.
- Вот как? – Северус присаживается на кровать, снова отворачиваясь от любовницы к окну.
Гермиона легонько гладит его напряженную спину, очерчивает проступившие жилы:
- Ага.
- Совершаешь страшную глупость.
- Точно.
- Потом пожалеешь.
- Никогда.
За окном вдруг начинает накрапывать робкий дождь, который наконец-то дождался захода вездесущего солнца.
- Ты не хочешь, чтобы я участвовала в выборах?
- Да, ради Мерлина! Только я в эту политическую кашу не полезу – накушался давным-давно, спасибо, - сарказм так и сочится из его фраз.
Гермиона разворачивает его к себе, Снейп не сопротивляется.
- Тогда в чем дело? – её пальцы обрисовывают выточенные скулы, губы целуют известный всем зельеварский крючковатый нос.
- Кошмарное гриффиндорское безрассудство неизлечимо, - вздыхает Северус и притягивает её к себе, - ты хоть понимаешь, куда ты влезла?
Гермиона кивает.
- И не беспокоишься?
- Неа.
Какие же у него потрясающие руки! Знала бы, семь лет назад серенады под окном лаборатории снейповской пела.
- Неа? Мне бы твою уверенность, - глухо говорит Снейп, и они снова падают на кровать.

***

Оказавшись на территории Хогвартса, среди вечных деревьев, видевших сотни поколений студентов, вереницу директоров и не одну битву, среди небольших холмов, обласканных вольными ветрами, у озера, темневшего привычным и незыблемым зеркалом, Гарри внезапно ощутил странное смятение. Чувства мальчика, шедшего умирать за других, за мир без войны, поднялись вновь в душе главного аврора. Будто и не бывало кровавых рейдов, безжалостных приказаний и целой жизни после. Словно восстали из пепла погибшие на войне юнцы-идеалисты, распахнули отрешенным героям свои объятия и вгляделись в их глаза своими глазами. Поттер негромко выругался: вот поэтому он и не хотел приезжать в Хогвартс.
Гермиона рассеяно прыгала по камням, поддевая носком туфли уже опадающие листья – первенцы осени. Глядя на её счастливую улыбку, Гарри очень надеялся, что после встреч с Драко, он всё же не выглядел таким влюбленным идиотом.
А Гермиона не знала, что будет дальше, но сейчас это её почти не волновало. В голове мысли были только о Северусе: радостные, бурлящие, словно пузырьки шампанского. Но где-то на периферии зрело чувство, что вряд ли теперь всё будет как раньше. И дело, конечно, не в том, что Снейп будет противиться карьере Грейнджер, она знала – не будет. Просто кто-то словно крутанул калейдоскоп, и мир вспыхнул совсем иными красками.

Минерва Макгонагалл любезно предоставила героям директорский кабинет для конфиденциальной беседы с Дамблдором. Тот улыбался с портрета совсем как при жизни: тепло, ласково и немного лукаво. Очки-половинки радостно поблескивали, ловя редкие лучи по-осеннему бледнеющего солнца. Чай у Макгонагалл был не таким сладким, как при Дамблдоре, на что последний не преминул посетовать. Впрочем, вспомнив горький кофе времен «правления» Снейпа, который сахара отродясь не держал, Альбус признал, что могло быть и хуже.
После необходимых приветственных реверансов Гарри быстро перешел к делу:
- Ваша палочка – это Бузинная палочка Певереллов? Её положили в гробницу? Она сейчас там?
Старый учитель кивнул и совершенно искренне ответил:
- Да.
- Это правда? Просто у меня иные сведения, - голос Поттера звучал так сухо и мрачно, что даже Гермиона вынырнула из своих мечтаний и надела привычную ледяную маску, настроившись на рабочий лад.
Альбус с неожиданным состраданием поглядел на этих молодых людей, которых сам выковал для войны, и которые теперь прятали своё военное сумасшествие за бронированным равнодушием.
- Хайл, - мягко улыбнулся Дамблдор, - точнее, дорогой Мишель так отчаянно верил в свою выдумку, что даже убедил в её истинности других… бедняжка…
На последнем слове его голос вдруг дрогнул, и повисло молчание. Потом Альбус, справившись с мыслями, продолжил:
- Это правда, Гарри. К сожалению, я не мог дать Мишелю Моро то, чего он хотел. Этот мальчик, такой хороший и достойный, не был виноват в том, что… - тут директор сглотнул, ему явно нелегко далась откровенность, - что он не был им…
Гермиона невольно вспомнила Тео и Северуса, слегка усмехнулась и спросила:
- Это ведь не лечится, сэр?
Тот понимающе улыбнулся в ответ:
- Это не подвластно нам, мисс Грейнджер, к сожалению… или к счастью.
Гарри откинулся на спинку кресла. Взгляд Поттера невольно зацепился за пустую жердочку, на которой когда-то сидел Фоукс. Гарри вздохнул: сейчас следовало думать о работе.
- Мишель был человеком одаренным и творческим. Блестящий, даже великий художник. Однако его необычность, хм, несколько повлияла на его характер, - спокойно продолжал Дамблдор, - полагаю, он рассказал свои гипотезы о спрятанной Бузинной палочке кому-то из членов его новой семьи?
- Да, женщине, которая приняла его в род, - подтвердил Гарри. – Теперь её дочь совершает преступления в погоне за мифом.
- Все мы гоняемся за мифами, - уголки губ Альбуса дрогнули в едва заметной усмешке, - и Мишель не был исключением. Ему пришлось бежать из Франции из родной семьи, семьи Арнетт.
Гермиона удивленно вскинула брови.
- Он не хотел принимать темномагические традиции рода. Художник – он был так порывист, вечно летал в своих мечтах, - Дамблдор улыбнулся, вспоминая, - у него был дар. Мишель писал волшебные картины, те, что оживают после смерти нарисованного, принимая отпечаток его души. Он и мой портрет написал.
- Но, сэр, ведь это было давно? Почему же вы… - вмешалась, не сдержав удивления, Гермиона.
- Есть два вида техники, мисс Грейнджер. По желанию заказчика портрет может оставаться таким, как при написании, либо меняться вместе с прототипом. Последний вариант, как вы понимаете, выбирают намного реже, но я остановился именно на нём.
- А почему? – не удержался Гарри.
То ли так подействовал дух Хогвартса, то ли неизменное магическое обаяние Дамблдора, но в героях кипело детское любопытство.
- Я подумал, что, когда умру, общаться с моим портретом придется именно тем людям, которые знали меня в конце моей жизни, и им будет удобнее, если я на холсте не буду сильно отличаться от себя привычного, - безмятежно улыбнулся директор. – Вообще, надо сказать, многие маги суеверны. Для них заказать свой волшебный портрет, значит – приблизить свою смерть. Это, как написание завещания – неприятная формальность, напоминающая о том, что всем мы смертны и порою, – тут Дамблдор лукаво сверкнул глазами, - внезапно смертны. Разумеется, касательно портретов – это всего лишь предубеждение, основанное на страхе. Лично я очень рад, что меня писал именно Мишель. Гениальный был мальчишка, хоть и редкостный сумасброд. А смерть… смерть, по-моему, - одна из самых забавных каверз жизни, - и Альбус задорно подмигнул своим гостям.
Гарри усмехнулся: он не всегда был согласен с ироничной трактовкой Дамблдором понятия «смерть», но не мог не признать, что у старого волшебника есть стиль. Поттер успел забыть, как бодрит и освежает беседа с директором, словно идеальный укрепляющий напиток. За эту особенность великому кукловоду можно было многое простить.
- Значит, спрятанная у полузабытых родов Бузинная палочка – это выдумка впечатлительного Мишеля? – поинтересовался Гарри, возвращая Дамблдора в первоначальное русло разговора.
- Абсолютно, - подтвердил тот. – Палочка всегда была со мной, и сейчас она в гробнице. Твоя преступница, наверное, будет разочарована?
- Надеюсь, - сухо сказал Поттер, - впрочем, на пожизненный срок в Азкабане она себе уже заработала.
С этими словами он со скрежетом отодвинул кресло и стал прощаться.
- А ведь ты так и не задал единственный волнующий тебя вопрос, - вздохнул старый учитель с портрета. – Ах, Гарри, да и ты Гермиона, вы ещё так юны. Вы ещё придете к осознанию того, что ваша сила внутри вас, что ваши маски, брони лишь сковывают её. Главное, чтобы вы поняли это не слишком поздно. Не бойтесь ваших лучших качеств!
Гарри вздрогнул: слова Дамблдора слишком напомнили слова Дэвида, которые сказал Лоуренс в больнице Святого Мунго. Поттер, с трудом сдерживая злость, спросил:
- Вы о чём?
- Я о несчастном мальчике Драко, - в глазах Альбуса было столько сочувствия, что Гарри едва сдержался, чтобы не повторить свой «подвиг» пятого курса и не разгромить директорский кабинет.
- Что вы знаете?
- Немного. Но, может, ты со мной поделишься? Просить помощи не есть слабость, Гарри.
- Слабость? – страшно прошипел Поттер, словно вспомнил давно утраченную способность к парселтангу.
Гермиона схватила друга за локоть, пытаясь предупредить вспышку ярости.
- Слабость, сэр? Да я на коленях готов проползти по всему Лондону и все мантии перецеловать лишь бы он жив остался!
- Мой мальчик, - прошептал Дамблдор.
- Не надо меня жалеть! Жалость – это самое бесполезное, что только может человек.
Несколько секунд звенела тишина, а потом Гарри, усмирив свой гнев, тихо сказал:
- Сэр… если бы я только нашел феникса…
Поттер снова рухнул в кресло в бессилье.
- Я попробую помочь тебе, Гарри, - наконец медленно начал Альбус.
- Фоукс?!
Надеждой, вспыхнувшей в глазах Поттера, можно было осветить весь Хогвартс.
- Нет, к сожалению, нет. Он уже не в этом мире. Но ты когда-нибудь слышал о Фениксовом огне?
Гарри оглянулся на Гермиону, та только недоуменно пожала плечами.
- Значит, нет. Существуют легенды, и почти совсем нет фактов. И всё же надеются, что есть Фениксов огонь – вечно горящий пепел, негасимый. Из него однажды может возродиться феникс.
- Сказка? – устало спросил Гарри, он уже боялся верить.
- Ага, - покладисто кивнул Дамблдор, - такая же, как о Дарах Смерти.
- Но где его найти?!
- Гарри, я, правда, не знаю. Дослушай, что я скажу. Я не случайно говорил, что Мишель был художником. Однажды, незадолго до нашей разлуки, я увидел, что он рисует автопортрет, на котором Моро изобразил себя с вечным Фениксовым огнем. Картина, разумеется, была неподвижна, ведь Мишель был жив.
- А сейчас?
- Думаю, тебе стоит найти портрет.
- У него был Огонь?
- Не знаю. У меня тогда был Фоукс, и я предпочитал не лезть в чужие секреты.
В ответ на эти слова Дамблдора, Гарри мысленно хмыкнул.
- Сэр, а как феникс возрождается из негасимого огня? – поинтересовалась Гермиона.
- О, тут, как говорится, в каждом случае свой подход. Лично я не видел, но учитывая, что фениксы – существа творческие, думаю, и условия должны быть неординарными. Но главное – надо доказать необходимость возрождения.
- Профессор, - внезапно спросил Поттер, - а Фоукс тоже возродился из Фениксого огня?
Дамблдор вскинул брови.
- Простите, - спохватился Гарри, - это, наверное, личный вопрос.
- Да, личный. Но ничего страшного, я отвечу. Нет, Фоукс прилетел ко мне иным путем. Знаете, друзья мои, встреча с фениксом – это всегда нечто особенное и всегда разное. Иногда мне кажется, что у каждого есть свой феникс, жаль, что большинство людей так его и не встречают.
Оставив Гарри и Гермиону изумленно хлопать глазами, Дамблдор занялся чайником и сладостями, изображенными у него на картине.
- Сэр, - наконец очень тихо сказал Гарри, - а вечно горящий пепел, Фениксов огонь – это ведь вечная смерть… вечная агония?
Гермиона поперхнулась, портреты примолкли, Дамблдор внимательно посмотрел на своего ученика, а потом ответил:
- Или вечное возрождение, Гарри.

***

Поттер уже устремился на поиски портрета Мишеля. Кроме того главному аврору надо было раздать указания в Аврорате по поводу Мелиссы и её компании. Гермиона провела весь вечер со своими бывшими учителями и собралась домой уже когда стемнело.
В директорском кабинете было тихо, сонно похрапывали портреты, но Грейнджер всё же вернулась к Дамблдору:
- Прошу прощения за беспокойство, профессор, но я так давно хотела спросить вас.
- Конечно. Я с удовольствием отвечу тебе, Гермиона.
- На нашем первом курсе, на первом пиру вы произнесли слова: «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! » Я всё думаю, какой скрытый смысл в них был?
Дамблдор чуть улыбнулся, теперь звезды блестели в стеклах его очков:
- Ах, мисс Грейнджер, мало чего я вам за много лет наговорил.

***

В полдень Северус Снейп вышел из лаборатории, чтобы наложить защитные заклинания на растения в саду, выращиваемые для ингредиентов, – солнце палило нещадно.
Лихорадочный стук в калитку, бледный аврор на пороге.
- Что вам угодно? – тоном зельевара можно было заморозить.
- Янг и его приспешники захватили в заложники детей из приюта!
Брови Снейпа сошлись на переносице, рука сжала волшебную палочку, однако голос был пугающе холоден и спокоен:
- Что вы хотите от меня? Вам нужен главный аврор?
- Да. Но мистер Поттер ещё вчера отбыл на континент.
Северус резко выдохнул: Гермиона рассказала ему ночью про Фениксов огонь и автопортрет Мишеля. В мысли зельевара ворвался голос аврора:
- Мистер Снейп, дело в том, что героини войны, мисс Грейнджер и мисс Лавгуд, предложили себя в обмен на детей.
- Что?!
- И Янг согласился. Обмен состоялся.

Глава 24

Рот Снейпа на секунду не то дернулся, не то искривился, когда зельевар услышал эту страшную новость, но потом он абсолютно спокойно сказал:
- Я понял. Вы можете идти.
Глаза аврора распахнулись в изумлении:
- Но, сэр…
- Я же сказал: вы свободны, - бросил тот бесцветным голосом и, развернувшись, пошел в дом.
Аврор в растерянности смотрел Снейпу вслед, а потом торопливо аппарировал обратно в Министерство.
Северус, не глядя и пачкая садовыми сапогами полы, спустился в подвал, в свою лабораторию. Было до ужаса, до тошноты тихо. Снейп методично отобрал несколько пузырьков с зельями, проверил пробку на маленьком флакончике с Феликс Фелицис, погасил огонь под котлом. Потом вызвал своего патронуса, чтобы передать сообщение министру, а через пару минут в лаборатории возникла серебристая рысь – ответ Кингсли.
- Я слушаю, - непонятно зачем сказал ей Снейп.
Патронус заговорил голосом Бруствера:
- Они в старой зачарованной лавке, там раньше был склад фирмы «Олливандер», но потом его перестали использовать. Магия отслеживается преступниками, без магии проникнуть в помещение невозможно – стены пропитаны чарами. Требования террористов слишком велики… Это тупик, Северус.
И патронус начал таять, опадая серебряными дымными хлопьями.
Снейп медленно положил отобранные флаконы обратно на стол, педантично запечатал заклятьями дверь в лабораторию, а потом внезапно тихо взвыл и сполз по стене на пол. Он задыхался от боли, до хруста стискивал руки, в бессилье стонал сквозь стиснутые зубы какие-то древние и страшные ругательства.
Это не могло, ну просто не могло быть правдой! Глупая, отчаянная девчонка, дура набитая! Она что не понимала, что делает?! Всё понимала…Смелая маленькая героиня. Ненадолго сошедшая к нему, ополоумевшему грешнику, со старинных фресок, чтобы вскоре вернуться на них обратно, застыть на холстах, глядя в бесконечность прекрасными глазами, из которых уйдет звериная янтарная ярость, останется лишь мудрая и ласковая скорбь.
- Ненавижу! – кулак впечатался в каменную ступеньку, по сбитым костяшкам алой ниточкой потекла струйка крови.
Зачем ему позволили коснуться весны? Зачем позволили услышать это трижды треклятое слово: «Любимый»? Чтобы было больнее умирать? Умирать… что же это в любом случае придется, а её, девчонку с фресок, обожающую конфеты и робко целующуюся в губы, он всё же попробует вытащить.

***

Когда Снейп вошел к Кингсли, тот что-то бурно обсуждал с заместителем главы Аврората. Шеклболт кивнул зельевару и коротко сказал:
- Я пытался вызвать Гарри, но к нему практически невозможно пробиться, он ведь вчера предупреждал, что несколько дней будет недоступен.
Снейп только фыркнул, в который раз поражаясь вере в Поттера даже самых маститых волшебников. Ну, что бы смог сделать молодой глава Аврората? Выбить лбом двери проклятой лавки?
- Отряды окружили здание, мы попытаемся добраться до крыши, - аврор с отменным упорством чертил палочкой какие-то схемы в воздухе.
- Министр, - церемонно начал Снейп, - я могу поговорить с вами наедине?
Кингсли кивнул, сделал едва заметный жест рукой, и кабинет опустел.
- Ты достал? – сухо спросил Снейп, накладывая защитные заклинания на дверь.
- Да, - министр вздохнул и добавил, - Северус, дверь отлично зачарована.
Рука зельевара не остановилась ни на полсекунды, продолжая вырисовывать замысловатые узоры:
- Всё у вас защищено, - брезгливая фраза слетела с поджатых губ.
Кингсли покачал головой и грустно посмотрел на собеседника:
- Прости…
- Думаешь, мне это поможет? – Снейп молниеносно развернулся, смахнув крылом мантии бумаги со стола министра. – Думаешь, ей это поможет?
Злобное и горькое шипение.
Шеклболт молча опустился на колени и стал руками подбирать документы, словно забыв о магии.
- Ладно, где песок? – спросил Северус, не глядя на него.
Кингсли протянул ему хрустальный флакон, тот казался крошечным в широкой тёмной ладони министра:
- Вот, возьми, невыразимцы отобрали чистый. Хотя не представляю, как песок из разбившихся хроноворотов поможет тебе.
Снейп, не поблагодарив, положил флакон к себе в карман и ровным шагом пошел к двери.
- Удачи, - тихо сказал Кингсли.
Северус резко обернулся, тяжелые пряди его волос хлестанули ему по лицу:
- Безопасность Магической Британии против жизней двух девчонок, да, министр?
- Она знали, на что идут, - твердо ответил Шеклболт и посмотрел зельевару прямо в глаза. – И мы поступали и вновь поступили бы также: и ты, и я.
Снейп внезапно стиснул зубы, желваки заходили на его меловых скулах, а потом он вышел, злясь и зная, что слова министра – правда.

***

Он не чувствует под ногами пол, это всего лишь прикрытая стеклянной крышкой бездна. Снейп идет по коридорам Министерства, потом встречается с аврорами, те ведут его к зачарованной лавке. Над ней в воздухе горят огненные буквы, Северус не вчитывается в них, он и так знает, какие там перечислены требования: каких преступников надо отпустить, какие артефакты отдать и многое другое. От этих строк пылает небо, Снейп морщится: право Темный Лорд был куда более эстетичен со своей лаконичной Черной меткой. Авроры почти забрались на крышу и прикрывают Северуса по приказу министра. Зельевар знает: главное ему оказаться там. Он сливается со стеной и начинает своё бесконечное восхождение на маленькое затрапезное здание, такое тёмное, убогое и практически недостижимое.
Шаг, другой – магловская пожарная лестница опасливо скрипит старым металлом и качается под ногами.
Северус, мы уедем далеко-далеко к морю. А можно в горы. Или на север, на лыжах кататься. А, всё равно куда! Мы же будем в номере сидеть… точнее лежать…
Теплые кудри скользят по его груди, юный смех звенит, отражаясь от изумленных стен старой спальни.
Под пальцами то камни, то пустота. Без магии Северус чувствует себя голым и беззащитным, как перед жуткой пастью Нагайны. Осенний лист бьет в лицо так резко и неожиданно, что Снейп едва не срывается, а лист, промокший и потрепанный, летит дальше влекомый неугомонным ветром, летит и, наверное, мнит себя птицей.
Северус, родной мой, ты любишь качаться на качелях? Да, я знаю, что веду себя, как пятилетняя. Да, а ты, когда ты хмуришься, похож на злого филина, поухай, а? … Ааа, только не щекотка, я боюсь! Что хочешь, сделаю! … Ну, у тебя и запросы, но так и быть, филин ты мой. А на качелях ты меня все-таки покачаешь.
Она всё говорила, что он вернул ей детство. Детство, а вместе с ним глупую безрассудность. Кинулась бы стальная Грейнджер вот так на амбразуры? А впрочем, кинулась бы, наверное. Иначе бы это была не Грейнджер.
Крыша словно качается, будто бы это качели. Каждый получает свои качели. Ледяной ветер желает сбить с ног, облизывает голые руки, треплет старую «садовую» футболку. Мантию Снейп оставил внизу, чтобы не мешалась, туфли тоже. Под босыми ногами лед крыши. Буквы пылают заревом, а в пальцах дрожит ритуальный нож. Главное – это отрешиться от всего: от холода, отчаяния, глупых детских страхов и от этого:
Люблю тебя, люблю. Воском растопленным стекаю по твоим пальцам. Ты только смотри на меня…

Первые надрез на запястье – кровь жадно устремляется за пределы плена кожи. Второй – боль всё сильнее и слаще. Третий – наставник говорил, что надо отрешиться от всего: от глаз, от губ, от страха и жадного желания жить. Уроборос сияет на запястье рубиновым кольцом. Змея кусает свой хвост – всё вечно, за жизнью придет смерть, придет и принесет новую жизнь. Кровь скользит по желобку ритуального ножа. Алые змеи рассекают руки. Качели вверх – ветер бушует, не в силах справиться с крошечной человеческой фигуркой на старой крыше. Ветер отступает от бледного мага, ветер лишь треплет черноту его волос. Жилы проступают на руках, мышцы напрягаются - они боятся ножа, который вспарывает кожу, проникает вглубь. Кровь уже пачкает одежду, капает на металл крыши. Пальцы дрожат, насыпая песок времени на алые борозды, порошок вливается серебряной солью в кровь, обжигая. Перед глазами темнеет – он достиг отрешения…

Время ушло назад… Семь часов до той минуты, когда человек, которого когда-то звали Северусом Снейпом, упал без сознания на крыше, так и не выпустив из рук ритуального ножа. Теперь Северус был спокоен и отрешен, он шел по времени, как по старой знакомой дороге, он знал, что делать, и он знал, что время не отпустит его. Но он был равнодушен. Вечное спокойствие наконец наполнило его, глупая душа отшвырнула страсти, скинула как змея старую кожу.
В лавке было тихо, Снейп застыл темной фигурой в углу. Он спокойно ожидал. Да и можно ли это было назвать ожиданием - просто движение по течению реки. Потом в лавку ворвались какие-то люди с детьми. Снейп был спокоен. Дети дрожали и смаргивали слезы, преступники что-то орали. Но это не было его целью. Потом детей заменили на двух девушек, их приковали к столбу в углу и приставили к ним охрану. Светловолосый мужчина что-то выкрикивал в окно усиленным заклятиями голосом. Северус видел, как течет вода. Прохладная и спокойная. Главарь подошел к темноволосой девушке и ударил её, из носа потекла кровь, пленница что-то презрительно выплюнула ему в ответ. Снейп скользнул равнодушным взглядом по её лицу: глаза пылали янтарным огнем. «Слишком много страсти и шума в этих глазах» - задумчиво констатировал Северус и отвернулся.
Вторая, в ярком длинном платье, была спокойнее, и это вселяло надежду. Снейпа не видели, но девушки должны были его почувствовать, иначе нельзя. Эта мысль едва заметно тревожила его, не давала раствориться в реке. Странный предмет жег руку. «Волшебная палочка» всплыло откуда-то в голове. Надо было отдать её девчонкам, и тогда можно будет уйти туда.
Снейп шагнул к пленницам и вгляделся в их глаза. Светловолосая спокойно смотрела вдаль - куда дальше закопченного потолка лавки. Реке Северуса нравился этот взгляд. Янтарноглазая застыла с каменным лицом, на её скуле уже проступал синяк. Но её губы что-то едва заметно шептали. «Северус» - прочел по ним Снейп. Это слово царапнуло его, выдирая из реки, но мужчина тут же погрузился в неё снова.
- Палочка, палочка, - внушал он пленницам, стараясь не смотреть в странные глаза, они беспокоили его.
- Гермиона, - внезапно едва слышно прошелестела светловолосая, пока преступники снова что-то орали в окно.
От этого имени Снейп дернулся, оно почему-то было важнее для него даже, чем свое собственное имя, которое он готов был сбросить, едва окончательно погрузится в реку.
Вторая девушка обернулась к подруге по несчастью, та продолжила:
- Кажется, я слышала голос Снейпа.
Вспышка радости обожгла отрешенного зельевара. В очах, на губах, в тонких ладонях, в легком дыхании янтарноглазой зазвенело: «Северус! »
Снейп, что было сил, швырнул палочку ей на колени, девушка схватила её свободной от кандалов рукой и моментально выкрикнула какое-то заклятье. В ту же секунду на пороге вспыхнула магия и, из неоткуда, возник черноволосый молодой мужчина, который откинул странную серебристую мантию и ввязался в бой. Где-то рядом сражался темнокожий маг, долговязый рыжеволосый парень, круглолицый волшебник, чьи мягкие губы сложились в решительную черту, белокурый аристократ и ещё какие-то люди. Но Снейп уже не видел всего этого, он барахтался в водах реки, пытаясь выбраться, потому что он слышал крик: «Северус! », потому что он вспомнил имя: «Гермиона»…

***

- Северус, хороший мой, любимый мой! Ты только очнись… Всё, пусть всё идет к черту, к Волдеморту на хрен! Мы уедем! Далеко. Нас там никто не найдет, ты слышишь меня? Услышь, пожалуйста. Северус, я не могла поступить иначе, - всхлип прервал густую темноту.
Снейп невероятным усилием приоткрыл каменные веки. Ладони было почему-то мокро. А потом он увидел Гермиону, та на коленях скрючилась на полу у кровати и покрывала поцелуями его руку. Северус чуть улыбнулся: надо же он столько лет мечтал о безмятежной реке, а тут сам отказался.
- Пожалуйста, я люблю тебя, - просипела Гермиона.
- Мисс, кхм, - кашлянул Снейп, возвращая себе власть над своим голосом, - мисс Грейнджер, прекратите пачкать слезами и соплями мою постель.
Гермиона дернула головой, Северус невольно улыбнулся, а потом его кости хрустнули под объятьями счастливой ведьмы. Она хохотала, покрывала влажными от слез поцелуями его лицо, грудь, плечи, короче куда попадала.
- Ты меня задушишь.
- Задушу. Какого дьявола ты вообще полез в эту кутерьму?! – выкрикнула Гермиона. – Этот твой ритуал, я даже не хочу знать, откуда ты его взял и чем должен был заплатить. Зачем?!
Снейп хмыкнул, руки болели. Но он всё же цепко взял её за плечо, чуть отстранил, чтобы видеть лицо, и тихо сказал:
- Зачем? Что за глупый вопрос.
Губы Гермионы дрогнули в вопросительной улыбке, Северус, помедлив, кивнул, молча отвечая на невысказанное.
- Ты не благоразумней Гарри, - вздохнула Гермиона.
- Но-но! – прикрикнул на неё зельевар. – Я попросил бы воздержаться от подобных сравнений. Хотя, вообще…, надо признать: Поттер появился вовремя.
- Ага, - прошептала Гермиона. - Тебе не тяжело?
- Лежи уж, - Снейп притянул её к себе, уткнулся носом в её макушку и неторопливо принялся перебирать пушистые пряди.
- Ты, правда, решила отказаться от выборов? – наконец спросил зельевар.
- Да.
И у обоих в голове пронеслась мысль, что вот теперь-то у них всё будет, как у нормальных людей…, ну, насколько это возможно в их случае.
В дверь палаты постучали.
- Кто там? – раздраженно буркнул Снейп, неохотно убирая руки из-под блузки Гермионы.
- Кингсли, наверное. Это хорошо: сразу ему сообщу о своём решении.
Грейнджер встала и пошла открывать.
- Он будет недоволен, - заметил Северус, - до выборов всего ничего, а тут такая смена курса.
- Думаю: он догадывается. А смена курса – тут уж ничего не попишешь. Хотя, с другой стороны, не такая уж и сильная, пусть на мое место заступит Чарльз Смит, он всю кампанию был рядом.
- Смит совсем не то, что Грейнджер.
Гермиона, взявшаяся за дверную ручку, остановилась:
- Ты что меня отговариваешь от отказа?
- Нет, я просто констатирую факт.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒