Глава 33. Эпилог 6 страница

***

Поттер сидел на балконе своего кабинета. Ветер швырял в лицо редкие капли холодного дождя, самые нахальные из которых норовили затушить сигарету. Пепельница была полна.
Внизу, зябко втянув голову в плечи, совершал обход дежурный аврор. Его плащ резко и ритмично хлопал на ветру. Вспоминались светлая улыбка Ральфа и расцветающие радостными солнышками, где бы он ни появлялся, пятна красок. И вспоминались бурые цветы крови на захарканных платках, узкие, дрожащие плечи и безразличный взгляд из-под слишком длинной светлой челки. Гарри пытался через французский Аврорат, через их Министра магии нажать на Арнеттов, но везде натыкался на глухую непрошибаемую стену. «…дружба Арнеттов, как и вражда…» - звучал в голове гулким набатом голос Эдвиж. Поттер умирал и убивал, рисковал собою и отправлял других на смерть, возводил свои миры и рушил возведенные кем-то пирамиды, но продать ребёнка… даже за жизнь Драко, он не мог… наверное…

Зябкие капли оседают на железных балках и подоконниках. Окна давно уже темнеют своими пустыми глазницами, только от поста дежурных авроров разливается сквозь туман мутноватый свет зачарованных фонарей. Дома Поттера ждет Драко. Гарри не спешит домой. На тонких руках теперь вечно затянуты бинты с компрессами от синяков из-за бесконечных инъекций.
В конец концов мальчишку можно будет потом вернуть, а вот из фамильного чёрного малфоевского склепа Драко уже никак не вернешь. Пару раз во время поцелуев Гарри уже чувствовал старый как мир металлический привкус крови… не своей.
Не лжет ли Теодор Нотт Гермионе о «страшных Арнеттах», чтобы удержать сына у себя? Не первейшая ли задача Рода - оберегать наследников? Не будет ли мальчик несчастен, столкнувшись потом со своим предназначением и осознав, чего его лишали, пусть и из лучших побуждений?
- Не лги хоть себе, - шепчет Главный Аврор и прижимается пылающим лбом к прохладе стекла, оставляя неряшливый отпечаток.
Все мы лжем себе, верим в иллюзии, служим иллюзиям, дышим ими.
Мокрая, встрепанная сова приносит ему срочное письмо от Гермионы. Пока птица греется у камина и жадно пьет из плошки, Гарри закрывает балкон и рассеяно вчитывается в зачарованные от чужих глаз строчки. Тихонько трещит свеча, и скользит капля воска по её белому боку. А возможность так близка – «мягкий человек… мягкий». В письме Гермионы есть и пара предложений от Снейпа, Гарри несколько раз перечитывает его слепленные, неразборчивые строчки… а если?
И впервые за несколько последних дней Поттер усмехается, собирает свои бумаги со стола, достает покрытую черным лаком коробку, запирает чарами сейф и уверенно вскидывает голову – решение принято.

Глава 28

Кашель. Бесконечный. Хочется выхаркнуть легкие и наконец-то свободно вздохнуть – Драко прижимается грудью к холодной раковине. Вытирает со рта кровь и слюну. Скрюченные пальцы бессильно скребут по белой эмали – а зеркало… а на зеркало лучше не смотреть, эта прозрачная поверхность не пожалеет, отразит то, о чем стараешься не думать, что стараешься не замечать. Отразит острые скулы и впавшие щеки, уже постоянно обметанные болезнью губы и тонкий незаживший рубец у виска. Это два дня назад, когда его не взяли зелья-анальгетики, Драко, стараясь не дышать слишком глубоко, чтобы избежать ещё большей боли, подошел к зеркалу – этому самому – и приставил палочку к виску. Малфою показалось вдруг очень смешным покончить с собою Авадой в висок перед зеркалом, как в тех магловских фильмах, правда, там был пистолет. И он расхохотался, закашлялся, забрызгал кровью и мокротой своё ненормальное отражение и случайно расцарапал палочкой лицо.
Он старается реже спать в постели с Поттером, отговариваясь головной болью и желанием побыть одному в тишине. Не хочет, чтобы любовник видел бесконечные заплеванные платки и просыпался от проклятого кашля. Но Гарри сидит возле него, изводя своей заботой и любовью, своей жалостью. И тогда Драко, дождавшись, когда он уснет, выскальзывает тихонько в коридор и меряет шагами бесконечные галереи Мэнора, а холодные плиты приятно леденят босые ступни, напоминая о том, что он ещё жив.
Мантия застёгнута на все пуговицы, палочка привычно под рукою, сильное тонизирующее зелье – дорогой, кстати, наркотик - обуздывает ненавистного предателя – собственное тело. Ничего, времени хватит, главное, чтобы Гарри ничего не заподозрил, он стал слишком проницательным, но даже Главный Аврор не может всего предусмотреть.

***

Гарри сжал маленькую ладошку Ральфа:
- Вот так, хорошо. Сейчас будет ещё одна аппарация. Нас уже ждут.
Паркет всё также тускло блестел в свете свечей, мадам Арнетт улыбнулась и протянула к ним руки:
- Рада видеть вас, мистер Поттер. Добро пожаловать домой, мой юный лорд!
Гарри быстро задвинул оробевшего Ральфа за свою спину от «доброй бабушки»:
- И я рад видеть вас, миледи. Но не торопитесь, дайте мальчику привыкнуть, а мы пока уладим небольшие формальности.
Губы Эдвиж дрогнули, словно она хотела что-то ответить, но потом Арнетт лишь спокойно предложила гостям присесть. Ральф робко устроился на краешке огромного стула, Гарри сел в кресло рядом.
- Я только рада, если вы задержитесь у нас в гостях, - почти пропела мадам Арнетт, - кроме того, я желала бы проверить мальчика на Оборотное зелье, а ведь для этого требуется целый час. Не поймите меня превратно, мистер Поттер, но таковы правила игры. Я вам доверяю, но я не доверяю своему бывшему зятю Теодору Нотту, один Люцифер ведает, какими путями тот укрыл своего сына от нас.
Гарри не менее любезно улыбнулся в ответ на желтоватый оскал крепких зубов хозяйки. Эдвиж обманчиво мягким движением костистой руки поправила своё многоярусное жемчужное ожерелье и продолжила:
- Впрочем, если вы торопитесь, мы можем использовать зелье для проверки.
Поттер недобро прищурился:
- Миледи, подобные индикаторы вредны, особенно для детского организма, - Гарри ласково провел ладонью по волосам мальчика, успокаивая. Тот сверкнул блестящими, словно новые сикли, глазами, будто маленький зверёк, инстинктивно почуявший опасность.
Арнетт на секунду поджала губы, поняв свою ошибку, но тут же добавила огорчения в свой и без того негромкий, шуршащий голос:
- О да, у меня сердце не на месте, не могу с мыслями собраться, прошу прощения и…
Она запнулась.
- Я подожду, когда пройдет час, - выдержав насмешливую паузу, ответил Поттер, понимая, что этот раунд он выиграл.
Эдвиж сложила губы в улыбке – её лицо, будто выплавленное из железа, странно скривилось:
- В таком случае, могу я предложить гостям развлечения?
И она хлопнула в ладоши – домовик принёс Ральфу волшебный игрушечный паровозик и огромную книгу с великолепными красочными картинками. Гарри под ехидным взглядом Арнетт спокойно проверил заклинаниями «бабушкины подарки». Ральф осторожно протянул ладошку к книге.
- Пусть привыкает, надеюсь, вскоре он сядет за стол со своею семьей, - в её голосе неожиданно появились вполне человеческие теплые нотки.
Смена её настроений, подобно истеричным ужимкам старых марионеток в кукольном театре, вдруг навела Гарри на мысль о душевной болезни.
- Шашки или шахматы, мистер Поттер? Вы ведь не против занять время приятною игрою?
- Как пожелаете, мадам, - суховато сказал Гарри, погруженный в свои мысли, - и шашки, если позволите.
- Странно, - Эдвиж ласково погладила серебряный ларчик, принесенный домовиком, - маги обычно выбирают волшебные шахматы.
- А я рос у маглов, - равнодушным голосом ответил Поттер.
В отблесках свечей игральная доска будто подмигивала клетками.
- Белые, я так понимаю? – усмехнулась мадам Арнетт, взмахом палочки расставляя шашки, - Пятнадцатый век, кстати. В них играли один очень и очень известный инквизитор и один бродяга-еретик. По легенде, каждая шашка стоила человеческой жизни, но на что нам старые сказки о плате, не правда ли, господин Главный Аврор? Это ведь всего лишь превосходная древняя безделушка.
- Думаю, у вас и шахматы не менее интересны? – Гарри смотрел собеседнице прямо в глаза.
- О да, - Эдвиж моргнула, кажется, морщинистые веки с трудом сомкнулись на стекле холодных глаз, - но ведь вы выбрали шашки.
Гарри вертел в пальцах фишку из потрескавшейся и пожелтевшей от времени слоновой кости:
- В шашках все равны, каждая шашка драгоценна, - наконец, сказал он.

Когда часы гулко отбивают семь ударов, Ральф бросает красочную книжку, немного неуклюже слезает со стула и утыкается вихрастой головой Гарри в колени. Рука Поттера, едва заметно напрягаясь, гладит пушистые детские волосы.
- У нас опять ничья, миледи, - глухо говорит Главный Аврор и ленивым взглядом обводит зал, уже полностью затянутый сочащимися из окна сумерками.
Свечи в тяжелых подсвечниках вяло чадят. В этом полумраке теряются лица и шашки. Эдвиж встает, и Гарри с галантной поспешностью тоже.
- Благодарю за игру, - облизывает бледные губы Арнетт.
Кажется, в этом замке все голоса звучат глухо. Поттер отвечает легким поклоном.
- Уже прошло больше часа, сейчас мы проверим мальчика на родство крови, и вы получите наш артефакт, - Эдвиж ласково поглаживает свою волшебную палочку.
Как будто даже огонь здесь против него – пламя в камине внезапно вспыхивает, освещая слишком бесстрастное лицо Гарри. Он лишь сжимает плечо Ральфа, мальчишка обнимает его, ища защиты. Проверка на кровь – чёртова старая сука Арнетт! Лучшее оборотное зелье, созданное Северусом Снейпом и предусмотрительно сохраненное в тайне, действует полтора часа. Но даже оно не заменит кровь аврора Лоуренса Митчелла, которому Гарри рискнул довериться, на кровь сына Нотта и внука Арнетт.
- Вы ведь не возражаете? – подозрительно небрежным тоном спрашивает хозяйка, взмахом палочки зажигая огромную люстру и не отрывая от Поттера взгляда холодных, выпуклых глаз.
Губы Гарри словно каменные, палочка легко скользит в ладонях:
- Конечно, не возражаю, миледи. Но, как вы понимаете, я вынужден буду контролировать проведение ритуала, ибо пока именно я несу ответственность за этого ребенка.
Кажется, магическая дуэль состоится несколько раньше, чем он планировал, но теперь Поттеру надо тянуть время, ведь Митчелл в теле Ральфа обладает магической силой трехлетнего ребёнка – он скорее обуза, чем помощник. Пока Эдвиж плавными, отточенными движениями проводит необходимые приготовления для ритуала, Гарри отчетливо слышит удары своего сердца – какова вероятность того, что они выберутся из этого родового замка, где сами стены служат Арнеттам? Что он скажет Дэвиду, когда тот встретит Гарри на призрачном перроне и поймет, что возлюбленный принес в жертву своим планам его брата? Только отточенный годами ритм дыхания не позволяет сердцу сбиться.
Лже-Ральф неожиданно ободряюще сжимает Поттеру запястье – один Мерлин ведает, что задумал Митчелл. Но Гарри только на пару секунд прикрывает глаза, давая Лоуренсу свободу действий, в любом случае особого выбора у них нет.
Не успевает Эдвиж закончить приготовления, как неожиданно осмелевший Ральф пытается залезть на каменный стол и сунуть свой нос в ритуальную чашу. На губах у хозяйки мелькает что-то вроде искренней улыбки:
- Настоящий Арнетт, - одобрительно говорит она.
Гарри недвижимым стражем замирает за спиной мальчика, проверяя магией буквально всё вокруг.
Эдвиж показательно разводит руками:
- Капля моей крови, капля его, и чаша покажет наше родство … или
не покажет, - выделив зловещим тоном последние слова, мадам Арнетт неожиданно по-старчески пожевала губами. – Всё старо, как мир, и также просто.
- Прежде, чем начнем, я желаю видеть Фениксов огонь.
- Сначала внук!
- Огонь, - мрачно припечатывает Гарри и задвигает Ральфа за свою спину. – Мальчик у вас в замке уже больше часа, миледи, а артефакта я даже не видел лично.
Эдвиж молчит и смотрит на огонь в камине, но потом вызывает домовика. Выслушав короткий приказ, тот исчезает на полминуты и возвращается уже с хрустальным сосудом, в котором пылает живой огонь. Гарри чувствует его обиженное тепло, рвущееся из стеклянной тюрьмы.
- Надеюсь, у господина аврора не возникло подозрений, что это поддельный артефакт? – чуть насмешливо тянет мадам Арнетт.
Гарри отрицательно качает головой.
Эдвиж берет Ральфа за руку и, прошептав обезболивающее заклинание, делает небольшой разрез – мальчик дергается, увидев, как тонкая струйка крови стекает по его запястью.
- Привыкай, Арнетт! Разве есть что-нибудь прекраснее крови? – прикрыв глаза и раздувая ноздри, едва ли не в экстазе шепчет Эдвиж.
Отпустив Ральфа, она сливает и свою кровь в чашу. Гарри стоит, не шелохнувшись, если бы он не видел спокойный взгляд Митчелла в глазах мальчика, то уже бы начал дуэль, но Поттер знает, как иногда важно безграничное доверие между соратниками.
Ральф прижимается к Гарри. Бледное, слегка одутловатое лицо Арнетт покрывается неровными багровыми пятнами. Сквозняки, гуляющие по залу, качают пламя свечей в тяжелой люстре. Кровь в чаше смешивается и начинает едва заметно светиться мягким, серебряным светом – кажется, все присутствующие маги выдыхают от облегчения одновременно.
- Родная кровь, - не пытаясь скрыть довольной улыбки, констатирует Арнетт - она не верила Гарри до последнего. Теперь же старуха как-то иначе смотрит на Поттера, словно впервые видит его.
Гарри не знает, как Лоуренс Митчелл это провернул, но только сейчас осознаёт, что под рубашкой по спине льется пот. Ральф снова стискивает его руку.
- Попрощайся с мистером Поттером, дорогой, - благожелательно кивает Арнетт. – Передаю вам наш артефакт.
Сосуд одновременно и холодит руки ледяным хрусталём, и греет теплом заточенного живого огня. Гарри отвешивает поклон, прячет сосуд, смотрит на часы и, обнимая Ральфа, резко вскидывает палочку над плечом мальчика.
- Лжец! – шипит Эдвиж, покачнувшись от заклятья, но устояв на ногах.
Скрюченные пальцы старухи тянутся к ним:
- Ральф Артур Арнетт, приказываю тебе, как Глава твоего рода, останься!
Гарри отшвыривает ребёнка за свою спину и достает левой рукой вторую волшебную палочку. Эдвиж отбивает его заклятья, льющиеся потоком, и шипит не хуже покойной Нагайны:
- Тебе не забрать мальчишку! Наследник не может противиться приказам главы рода до своего совершеннолетия, - выговаривая это, она рисует в воздухе сложную цепь защитных узоров. – Я слышала, что ты единственный на сегодня маг, который использует в дуэлях две палочки, но, аврор, со мной мой замок! А ты нарушил своё слово.
Поттер не отвечает, только палочки мелькают в его руках – искрит воздух от заклятий. Вдруг Гарри слышит голос за спиной и, не оборачиваясь, понимает, что действие оборотного зелья закончилось, а ещё он понимает, почему лже-Ральф прошёл проверку на родство крови…
- Драко Люциус Малфой! – в бешенстве почти рычит старуха. – Ты осмелился поднять руку на свою родню?!
- Простите, тётушка, – и вот он стоит уже рядом с Гарри, босой, в разорванной и висящей на плечах детской мантии, едва ли не обнаженный, и хохочет сумасшедше, по-блэковски.
Осознав, что провернул Малфой, Гарри не может успокоить дикие прыжки своего сердца – оно мечется в груди, как рехнувшийся зверь в тесной клетке. Белобрысый придурок! Как с ним аппарировать? Чем грозит ему, полуживому, эта чёртова дуэль?!
Под двойным напором Эдвиж отступает и хрипит:
- Мой муж и брат…
- Он умер! – отрезает Драко, вместе с Поттером постепенно отходя на балкон. – Вы сами убили его, ma tante, чтобы провести свой очередной ритуал.
Они уже стоят на балконе, готовые рвануть в спасительный водоворот перемещения.
- Из замка могу аппарировать только я, - шепчет Драко.
И вблизи Гарри видит, что лицо любовника будто выбелено известкой, а зрачки блестят словно в озерцах крови – на белках нет белого цвета от полопавшихся сосудов. Поттер с двух палочек запечатывает балконную дверь, прижимает к себе Малфоя, закутывая в свою мантию, тот зажмуривается и аппарирует их.

Маленький лесок покрыт первой изморозью, поздняя осень лениво шуршит опавшей, уже гниловатой листвой. Драко кулем валится на мёрзлую землю. Гарри лихорадочно шепчет лечебные заклинания.
- Сыворотка на поясе… вколи, - сипит Малфой, то и дело облизывая абсолютно сухие губы.
Зачарованный кожаный пояс обхватывает не по-мужски узкую талию, темнеет крепкой реальностью на бледном, будто прозрачном теле Драко. Пока Гарри вводит иголку в сплошной синяк, в который превратились вены Малфоя, Драко только кусает до крови губы, а потом долго кашляет – кажется, целую вечность. Повисает на плече Поттера. Через пару минут его дыхание выравнивается:
- Слушай…
Гарри хочет высказать любовнику всё, что думает о его некстати проснувшемся героизме, но Драко решительно перебивает Поттера, получив обманчивую передышку у собственного тела:
- Постарайся, мордредов герой, тебе предстоит цепь аппараций до Лондона, да ещё и двоих, но у меня нет сил.
Поймав кивок Гарри, Малфой сбивчиво и тихо продолжает:
- Я сейчас пару минут отдохну и пойдем. В моей крови ещё живет стимулятор, поэтому я могу говорить и осознавать происходящее. Спасибо тебе… спасибо, что пытался. Зря только ты впутал в наше дело Митчелла. Кстати, с ним всё в порядке, он неплохой аврор, ну а на моей стороне было отчаяние смертника – думаю, Митчелл уже пришёл в себя от оглушения. Я – не герой, Поттер, но есть вещи, которые надо делать самому.
Он лежит на руках Гарри, укутанный в его аврорскую мантию, пепельно-бледный, тонкие пальцы с какой-то жадностью зачерпывают прелые листья. Их Драко рассыпает дождем на себя и Гарри.
- Это мой похоронный кортеж, - тихо смеётся Малфой, - они умирают вместе со мной. Тсс, - его глаза блестят светлыми искрами, хотя солнца нет, радостные глаза, красные от крови. – Родная тётка Эдвиж Арнетт – это моя бабушка, жена Абраксаса Малфоя. Тогда Арнетты были великой семьёй… как и Блэки.
Драко умолкает. Гарри больше всего на свете хочется рвануть в аппарацию, но он понимает, что любовнику нужны эти минуты отдыха.
- Я – двоюродный племянник Эдвиж. Этого родства хватило, чтобы пройти ритуал. Арнетты помешаны на магии крови, а… а у меня её сейчас даже слишком много, - Драко проводит ладонью по своим губам, теперь она тоже окрашена алым.
Смеётся. Несмотря на черный юмор, его смех беззлобный, даже непривычно счастливый:
- Я получил больше, чем мог … мог ждать от жизни… аппарируй, Поттер, - он закрывает глаза.

***

Гарри не помнит нечеловеческую цепь аппараций. Гарри не знает, как он вместе со Снейпом и Гермионой закачивал в Малфоя силы, зелья и магию. Гарри не видит полные ужаса глаза друзей и не чувствует вкус лекарств, которые уже в него потом вливал Снейп.
- Вы идиот, Поттер! Почему вы так поздно сказали мне о том, что нашли Фениксов огонь? Если бы я знал: для чего вам нужно моё новое оборотное зелье, я бы не отпустил двух остолопов одних чёрт знает куда!
Сейчас Снейп напоминает себя времен Хогвартса: он пылает гневом, пытается защитить своих учеников, пусть и бывших, и задыхается от бессилия. А Гарри от этого бессилия давно уже не дышит.
- Есть вещи, которые надо делать самому, - Поттер не чувствует ни тепла, ни холода от магического сосуда, - Вот огонь, но Феникса нет. Где Драко?
- В спальне, - сглатывает Снейп и отворачивается, вроде в его глазах блестит влага – этого не может быть, а Гарри всё равно. – Я сварил зелье Салазара, если слёзы Феникса…
- Сколько осталось? – неужели это его голос, голос Гарри Поттера?
- Ночь … самое большее – сутки.
Мира не существует …
За окном зябкая поздняя осень. Драко называет её «слякотной сукой» и любит до безумия. Он говорил, что рад успеть умереть осенью. Драко его ждет.
Гарри садится на кровать. Не его руки сжимают эти тонкие пальцы, и не его губы прижимаются к этому, жадно ловящему чужое теплое дыхание, рту. Драко улыбается, он сегодня много улыбается – мягко и светло, хотя и сглатывая порою кровь:
- Сейчас папа с мамой придут. Я соскучился. Папа всегда говорил, что я – Малфой. Но я ещё и Блэк, - он говорит медленно, то и дело прерываясь и жадно вдыхая пахнущий лекарствами воздух. – Блэки – это неистовство, ярость и сумасшедшая преданность. Знаешь, Поттер, никто не бывает более преданным, чем настоящий слизеринец. Потому что другие преданны всему миру, а мы только одному.
Под губами горечь пота и железо крови. Гарри не может отнять губ от этих холодных запястий.
- И я – Блэк. И я предан… предан тебе, - проваливаясь в забытьё с трудом договаривает Малфой.
Если гриффиндорцы преданы всему миру, то почему этого мира нет? Гарри не видит, как гаснет свеча.

Глава 29

Гарри курит. Сигарета крошится в руках. Ледок покрыл тёмные лужи, луны нет. Пальцы, всегда такие проворные, вдруг холодные и одеревенелые, мнут сигарету. Они такие ледяные, почти как руки Драко, у него всегда мёрзнут ладони. Драко подсовывает их под спину Поттера и греет, а у Гарри лопатки сразу коченеют. Неужели всего этого больше не будет?! Гарри оглядывается на дом: три часа ночи, в библиотеке не гаснет свет – Снейп и Гермиона перерывают старые книги в поисках хоть какой-то информации о Фениксовом огне. Гарри был с ними, пока ощущение полной бесполезности происходящего не затопило его окончательно.
Новая сигарета. Пачка уже почти пуста. На кончике палочки вспыхивает дрожащий огонёк, он такой жалкий в этом черно-синем, густом тумане. Кажется, лёд пробрался по ступеням на крыльцо и обвился верным холодом вокруг Гарри. Футболка мокрая от пота, хотя мантия брошена в библиотеке и руки не чувствуют уже ничего. Сосуд с огнем рядом – такой близкий и бесполезный. Воздух вдруг стремительно выгорает в лёгких. Гарри даже не ругается, не матерится, он рычит и плачет, как подыхающее животное и швыряет сосуд о каменные ступеньки… звенит разлетающимися льдинками хрусталь, пламя вырывается и накрывает его. Искры огня мешаются с льющимися по щекам слезами.

В голове светло, темно и блаженная пустота, почти как на том призрачном перроне, но лучше, спокойнее.
- Просто ты ещё повзрослел, - спокойный и какой-то насыщенный голос.
Неужели это снова Дамблдор? Тембр вроде похож. Впрочем, через пару секунд Гарри уже кажется, что он слышит голос Снейпа. Ну и мешанина. Поттер вспоминает: Боги, он разбил сосуд! Последнюю призрачную и хрустальную надежду.
- Ты вообще обернешься или нет? – теперь голос ворчлив, и напоминает голос Аластора Грюма.
Тут Гарри начинает постепенно снова чувствовать своё тело, он не торопясь вертит головой, поводит плечами, а потом оборачивается – здесь отчего-то всё делается медленно, словно вместо воздуха жирная, густая сметана.
Застывшее море? Цвет зелёно-синий, или аквамариновый, или бирюзовый – этот цвет меняется слишком быстро, перетекает один в другой. Где-то яркий, где-то прозрачный. Подобно льду всё вокруг, или желе… море под ладонями мягкое. Раздается странный стук колес.
- Поезд едет, - поясняет ласковым голосом Люпина невидимый собеседник.
Под ногами морское желе, весь Кингс-Кросс из морского желе. Грёбанный сюрреализм!
- Где я? – взяв голос под контроль, спрашивает Гарри.
- Сам-то догадываешься? – этот смешок может принадлежать Фреду или Джорджу.
- Я умер?
- Нет, - тёплый, как молочный шоколад, голос Кингсли. – Ты получил, что хотел, точнее, что просил.
И тут Гарри увидел его … Феникса! Он был похож на Фоукса, но куда ярче, словно соткан из солнечных лучей. Гарри с некой робостью протянул руку, Феникс спокойно ждал, и пальцы Поттера прошли сквозь него, как сквозь солнечный свет.
- Это… это…
- Да, мечта. Призрак по сути, - Феникс мягко взмахнул крыльями и покачался на рельсах из морского желе. – Поэтому так и красив, мечты всегда красивы.
- Ненастоящий? – голос Поттера слишком тяжел и жёсток для этого гелевого мира.
- Всё может быть.
Гарри готов поклясться, что Феникс пожал сверкающими крыльями.
Стук колес громче.
- Поезд скоро приедет, - женским, капельку поучительным, голосом Гермионы заметил Феникс.
- Что мне делать?
- А чего ты хочешь?
- Ты же прекрасно знаешь это! – вспылил Гарри.
- Упаси Мерлин, - смех Феникса был практически беззвучным, но всё равно мелодичным, - ты и сам не знаешь, чего хочешь.
- Спасти Драко…
- Ты же уже знаешь, что надо отдать себя взамен, – глаза птицы умные и отрешенные.
- Умереть? Я согласен.
Сердце не из желе, оно из острых углов стекла, оно из музыки, сыгранной Драко, оно из лёгких полуулыбок, оно из крови на тонких губах. Эти растопленные звезды он видел только в одних глазах.
- Похвальное рвение, - в голосе Феникса снова слышатся интонации Снейпа. – Но это не смерть, напротив, ты будешь жить вечно.
- Что?
- Ты станешь Фениксом.
Гарри слышит гудок поезда.
- Твоя душа и Фениксовый огонь – только так можно возродить Феникса. Вечная жизнь, вечное горение. Разве это не ты, Гарри? Твоя способность сжигать себя и возрождаться вновь из пепла. Это твой конец и твоё начало. Мы горим вечно.
Ещё один гудок поезда, море под ногами всё мягче, скоро обратится в воду.
- А Драко?
- Если захочешь, можешь быть всегда рядом с ним. Подарить ему свои целебные слёзы, да и многим другим.
- Он… - Гарри сглатывает, - он не узнает?
- От Гарри Поттера останется лишь пепел, а в мир придет новый Феникс. Красиво, правда?
Они уже качаются на волнах, и поезд, старый поезд из Хогвартса летит к ним, порождая пенных морских барашков.
- Надеюсь, Драко справится. Мы не можем решать за других, за себя бы решить, - горько усмехается Гарри.
Чувствует огонь - он всегда любил огонь. Чувствует крылья – он всегда любил летать. Чувствует вкус поцелуя звездного мальчика. А солнце ослепительно горит на ладонях моря.

***

Вечный огонь, губы сухие и шершавые, они прямо горят. Сейчас бы воды… не солёной, не морской… обычной.
- Гарри, - холодный вкус стеклянного стакана, на язык льётся чудесная влага.
Он пьёт и пьёт, потом давится, закашливается и, забрызгав всё вокруг, открывает глаза.
Под головою уютная подушка, утреннее солнце бьёт прямо в окно. Гермиона вытирает брызги с лица и радостно улыбается. Она измучена, под глазами даже не тёмные – чёрные круги от недосыпа, волосы собраны в неаккуратный хвост на затылке. Гарри хочет спросить, но голос отказывается повиноваться. Но если он здесь и он человек, то, что же с Фениксом, со слезами и с Драко?! Неужели он просто ночью потерял от усталости и стресса сознание и всё произошедшее – не более чем галлюцинация?
- Поттер, - с кубком, полным дымящегося зелья, к нему подходит Снейп.
Его вид ещё хуже – такое вымотанное страшилище не пустили бы даже в Лютный.
- Пейте, - сухой приказ.
Гарри пытается выдавить это имя - «Драко», но мерзкая вязкость лечебного зелья заполняет ему рот. Пока он борется с непроизвольной тошнотой, Снейп неожиданно сжимает его руку:
- Не знаю, как вы это сделали, Поттер, но спасибо.
Это звучит абсолютно искренне, без капли насмешки или пренебрежения. В этих словах явно слышится уважение и даже признательность.
- Зелье подействовало, Драко спит, кризис миновал, - Снейп ещё раз кивает ему и выходит.
Пока Гарри пытается унять неровные и бурные толчки сердца, которое, похоже, одно способно что-то делать в его теле, Гермиона вдруг резко обнимает друга и утыкается лицом в плечо:
- Гарри! Я не верю, что мы пережили эту ночь. Ты смог! Я верила, что ты сможешь! Знала, что это нереально, и всё равно верила.
Поттер чувствует, как тонкий рукав пижамы пропитывается каплями слёз подруги.
- Что случилось? – наконец сипит он.
Гермиона вскидывает голову, решительным движением утирает слёзы, усмиряет свою слабость и вполне спокойно говорит:
- Значит, ты не помнишь? Мы с Северусом сидели в библиотеке, с Драко были его родители, они и сейчас там. Потом раздался звон, я пошла на крыльцо посмотреть. Ты лежал без сознания, весь в мелких и кровоточащих царапинах от осколков, можно подумать, что хрустальный сосуд с Фениксовым огнём взорвался, иначе я не представляю, как можно было так пораниться. Я испугалась и позвала Северуса, вдвоем мы наложили на тебя диагностические чары, но они не выявили никаких других повреждений. У нас было только одно предположение: что ты упал в обморок от утомления и потрясений. Мы перенесли тебя в спальню, а потом были вынуждены отойти к Драко, я вернулась буквально через полминуты и…. и, - это был единственный раз, когда Гермиона запнулась, - на твоей подушке у головы сидел Феникс и плакал! Это чудо! Северус немедленно собрал его слёзы. Мы поняли, что ты каким-то невероятным образом умудрился воплотить Фениксов огонь. Гарри, ты понимаешь? Ты спас Драко. У тебя получилось!
Гермиона снова крепко обняла его, Гарри не знал, почему всё так произошло, но он с нежностью посмотрел на подругу и с благодарностью подумал о Снейпе. И он вспомнил одну из тех умиротворенных улыбок Драко, которые тот дарил ему в эту страшную ночь. Он был не один.

***

Гарри упорно рвался к Драко, но Гермиона и Снейп не позволяли Поттеру вставать с постели. Солнечные лучи скакали по подоконнику и постели, игриво скользили, дробясь на отблески, в граненом стакане. Наконец, Гарри выбрав момент, когда был один, всё же встал. Покачнулся от сильного головокружения и был вынужден схватиться за спинку кровати. Пока он приходил в себя, на подоконник легко опустился Феникс.
- Ты?
Птица была не такая яркая, как в том полубреду, и даже не такая яркая, как Фоукс Дамблдора. Перья цвета старого золота, и скорее багровая, чем алая, «корона» на голове. Феникс тихонько курлыкнул:
- Я. А тебе, между прочим, вставать нельзя.
- Я знаю, - отмахнулся Гарри и подошёл ближе.
Мягкость перьев Феникса скользнула по его рукам.
- Почему? Почему я здесь? Ты ведь говорил… - Гарри чувствовал, что захлёбывается словами, вокруг всё кружилось. Он невольно прислонился спиною к подоконнику.
- Ну, можешь считать, что ты вложил в меня частичку своей души… почти крестраж, - ответил Феникс и коснулся золотым клювом его плеча.
- Крестраж?! – ужаснулся Гарри.
Перед его глазами мгновенно пролетел тот страшный ледяной кошмар, где Тёмный Лорд поил Драко кровью, и крик любовника зазвенел в ушах: «Да! Я хочу крестраж» и хохот Волдеморта: «Ты слышал, Поттер, твой мальчик хочет крестраж! »
- Успокойся, - тихонько сказал Феникс, здесь он не говорил голосами разных людей, - тысячи людей вкладывают кусочки своей души в книги, картины, музыку, детей, учеников, в своё призвание, в свои дела. Знаешь, Гарри, для того, чтобы вложить куда-то душу, меньше всего нужно убивать, крестраж – это лишь жалкий суррогат. Поверь мне. Это я тебе, как специалист в области бессмертия, говорю.
В последних словах Феникса Поттер отчетливо услышал смешок.
- Что-то ты слишком ехидный, - поглаживая его перья, улыбнулся Гарри, - не такой, как Фоукс.
- А ты откуда знаешь, какой он? Ты что, разговаривал с ним? Так с Фениксом только хозяин может говорить, - фыркнула птица, перелетела Поттеру на плечо и ласково прижалась тёплым боком к его щеке.
- А…
- А Драко спит, дай ему отдохнуть и сам ложись, - подталкивая крылом к постели, перебил его Феникс.
- Раскомандовался тут, - беззлобно пробурчал Гарри, уже проваливаясь в мягкую дрему.
Если бы птицы могли улыбаться, то можно бы поклясться, что Феникс тёпло улыбнулся, усаживаясь в изголовье, на спинку кровати.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 131415 16 Следующая ⇒