Марина Туровская 5 страница

За окном рыхлой занавесью неслась метель.

У выхода из самолета наметилось оживление, и под хихиканье бортпроводниц в салон втиснулся молодой мужчина, в котором я узнала Гену.

Я видела Гену всего один раз, в прошлом году. Уже тогда я обратила на него внимание, несмотря на то что была влюблена в Кирилла. Гена среднего роста, возраста «не молодой, не старый» и бешеного обаяния. Не сразу замечаешь, какого цвета у него глаза, форма носа и цвет волос. Просто нравится – и все!

Оранжевый голос поздравил меня: «На мужика реагируешь, значит, пошла на поправку». Тут болотный голос добавил: «Только помни о своих, на сегодня просто уникальных, внешних данных… Крррасотка! »

Гена встал передо мной. Оранжевый голос сигнализировал мне, что пора заканчивать игру в молчанку и начинать выбираться из самолета, размять затекшие ноги.

– Ты Машей будешь? – проникновенно поинтересовался Гена.

Я огляделась. Спящая Аня, подхрюкивающая от неопределенности Хавронья, и я – во всей красе восьмидесяти килограммов и с синяком в пол‑ лица. Больше никого.

– А что, есть другие варианты?

Гена приветливо улыбнулся:

– Извини, не узнал.

Он щелкнул пальцами, и в самолет резво вошли два бойца в теплом обмундировании. На ходу развернув мягкие носилки, они споренько уложили на них Анну, ласково задвинув сапогами Хавронью в угол, чтобы не мешала.

Меня Гена буквально выдернул из кресла, накинул на плечи военный ватник.

– Давай, Маша, быстрее, а то мы распорядок работы аэродрома нарушаем.

– Как нарушаем? – не поняла я.

– За большие деньги. Нас вертолет ждет. Хрюша, топочи за нами.

Разумная свинюшка тут же вскочила на копытца и поцокала к выходу.

Я поспешила за Геной, а он неожиданно оглянулся. Я прям‑ таки споткнулась на месте, натолкнувшись на заинтересованный взгляд мужчины. Вот это номер! Гена смотрел на меня как на женщину.

Протянув руку, Гена помог мне выйти из самолета. Нет, взгляд у него был нормальный, мне просто померещилось.

Вертолет стоял недалеко. Большой, красивый, защитной военной раскраски. Пропеллеры, один под другим, уже раскручивались, ожидая нас. Мы погрузились за пять минут.

Но надо было видеть лицо пилота, когда он заметил семенящую в арьергарде Хавронью в сверкающем ошейнике.

Летели два часа. Меня мутило. Хрюша первые десять минут смотрела в иллюминатор, а затем, когда на нее накинули запасной тулуп, благополучно заснула.

Аня очнулась на пять минут, улыбнулась Гене и опять уснула. Находясь в тесноте, я была вынуждена сидеть впритык к Гене. Гена пил коньяк из плоской фляжки маленькими глотками и наблюдал за всеми нами.

То ли от нечего делать, то ли ему действительно было интересно и не противно, но Гена повернул мое лицо к себе.

– Переносица сломана. Ушиб лобных костей, повреждено левое ухо. Больно?

Проморгавшись ото сна, я честно ответила:

– Больно. Еще у меня рука, ребра и гинекология.

– Бедная Аня, – неожиданно для меня сказал Гена. – Такое взять на себя – тяжело. Теперь понятно, почему она в коме. Но запомни главное…

Он сделал очередной глоток коньяка. Мне пришлось сесть прямее, от прикосновений Гены я совершенно расслабилась, приятно кружилась голова. Странно, он совершенно не тех «параметров», что сводят меня с ума, не высокий, не худой… Но все равно голова кружилась.

– Внимательно слушаю.

– Эта инструкция, Маша, обязательна к применению. Главное – не попадаться на глаза нашему Хозяину, генералу Аристарху. Хотя он редко бывает в поселке, у него в Зоне есть кабинет‑ квартира.

– Прямо любопытно стало. И чем он так страшен?

– Властью, Машенька, властью. На территории поселка, Зоны и ближайшего города он власть абсолютная.

Я потерла занывший лоб.

– Ты его ненавидишь?

Посмотрев на меня, на Анну, на сержантов, а затем опять на меня, Гена кивнул:

– Да… Но, опережая твой вопрос, скажу – я, да и многие в поселке жить без Топи не можем. По медицинским показаниям.

– Понимаю. – Я зевнула. – Мне Аня в прошлом году рассказывала. Правда, я не все до конца поняла…

Глаза мои сомкнулись, и я привалилась к плечу Гены. А он, глотнув коньяка, как пива, зашептал мне на ухо:

– А если честно, Маша, то столько денег и такой свободы в научных исследованиях я не смогу нигде получить. Мы с ним ненавидим друг друга, но не можем…

– Угу, угу, – пробормотала я и уснула.

Проснулась, когда вертолет сел на плацу военного поселка. До земли развернули небольшую лесенку, с которой я не преминула бы навернуться, но поддержал Геннадий. Хавронью приземлили самым простым способом. Один сержант выкинул ее из вертолета, второй поймал и тут же завалился в снег под ее тяжестью.

На наш выход сбежалась посмотреть половина поселка. Аню выгружали аккуратно, передавая носилки из рук в руки. Ее перенесли в навороченный «Хаммер». За руль сел Гена и куда‑ то умотал, помахав мне на прощание рукой.

Вертолет поднялся, а я осталась стоять на снежной площади под любопытными взглядами незнакомых людей, с военным ватником на плечах, с прижавшейся к ногам Хавроньей, накрытой старой курткой.

С одной стороны плаца стояло типичное двухэтажное здание столовой и Дома культуры. Еще четыре кирпичных здания смахивали на казармы. Отдельно стояли десятки деревянных домиков с резными раскрашенными наличниками. Вообще поселок был красивый.

Жители, большинство из которых составляли мужчины в военной форме, рассмотрев такую красоту, как я, издалека поздоровались и стали расходиться.

Но две отдельно стоящие женщины с детьми наблюдали за мной особо пристально. Детишки, мальчик и девочка лет по пяти, понимающе переглянулись между собой. Мальчик сделал несколько шагов вперед и повис на шее Хавроньи.

Толстушка, держащая за шарф девочку, подошла ближе.

– Вот это да! Таких гостей у нас еще не было. – Она протянула руку: – Татьяна.

Вторая женщина, худее Тани раза в три, с раскосыми глазами якутской богини, свое имя пропела:

– Ари‑ инай.

– А я Маша, – устало сообщила я. – И понятия не имею, что мне теперь делать, куда идти и как пристроить вот эту животину.

Животина мелко дрожала под съезжающей военной курткой и смотрела на маленького Сережу жалостливыми глазками.

– При‑ икольно.

Аринай разговаривала как человек, никуда не спешащий, нараспев и медленно. Зато Татьяна говорила быстро и без умолку.

– Нас предупредили о твоем приезде, мы подруги Ани. Будешь жить у нее дома. Мы дом протопили, не замерзнешь. Столоваться будешь в столовой, я ее директор. А хрюшку устроишь на свиноферму. Но завтра. Сейчас там никого нет, все спят.

– Значит, она пока будет со мной.

Опустив глаза, я наблюдала идиллию любви. Мальчик висел на Хавронье, а она терпела, жмурясь от удовольствия.

– А где‑ е твои‑ и вещи? – проснулась мамочка мальчишки.

– Нету. – Я развела руками. – Неожиданная поездка получилась. Долго рассказывать.

– При‑ икольно.

Снега на плацу было по колено, а я в кроссовках. Приходилось все время переступать с ноги на ногу.

– Ой, мамочки, забыла! – Таня жестом фокусника достала из широкой сумки валенки. – Надевай. Влезай прямо в кроссовках. У нас так все ходят, местный колорит. И почапали домой. Мы совсем голодные. Пока вертолет ждали, очень нервничали, но стол не трогали. Ни картошечки, ни селедочки, ни водочки на целебных травках. Пойдем, Маша! Мы так тебе рады!

Татьяна подхватила девочку на руки.

– Ага, ра‑ ады, – медленно улыбнулась Аринай. – Сережа, идем. И ты, хрю‑ у‑ шка.

Я влезла в валенки, и мы всей компанией побрели к низкому дому, в котором Аня провела несколько лет. С неба падал густой снег, обещавший потепление.

– А откуда можно позвонить, девочки? У меня телефон не берет.

– А здесь сотовые ни у кого не берут, только спутниковые. – Я уже собралась расстроиться, но Таня продолжила: – Дома через коммутатор закажешь разговор. Не дрейфь, все путем.

Из трубы «пряничного», с белыми наличниками дома шел дым. От всего поселка веяло спокойствием. Таня и Аринай казались давно знакомыми, дети милыми, Хавронья довольной.

И я поверила, что все будет хорошо. Самоуверенная толстая дура.

* * *

Академик положил посередине письменного стола чистый лист бумаги. За ним выставил хрустальный квадрат коньяка и три серебряные стопки. Академик все время так пил, с прицепом, не желая каждый раз суетиться и наклонять тяжелую бутыль.

Сегодня прибыла Анна, через два дня доставят Ленчика. Жизнь может сделать очередной неожиданный поворот. Пора подвести дебет‑ кредит. Нельзя обстоятельствам довлеть над тобой, лучше самому создавать обстоятельства.

Разлив коньяк, Академик взял в правую руку авторучку, в левую стопку. Выпив первые тридцать граммов, он записал первую цифру – тридцать семь. Тридцать семь лет назад, закончив факультет радиобиологии Ленинградской военно‑ медицинской академии, он, будучи капитаном медицинской службы, был направлен для прохождения службы сюда, в поселок и Зону Топь, на радиоактивные рудники.

Официально рудник назывался Обогатительной урановой фабрикой. В ее штате трудились ученые, следящие за сложным, тогда почти космическим оборудованием, а рабочими вкалывали приговоренные к высшей мере наказания уголовники. Охранял уголовников полк МВД.

О том, что тогда увидел здесь капитан Аристарх Кириллович Лоретов, можно было писать триллер или докладную в Центральный Комитет Коммунистической партии СССР. У него хватило ума не писать ни того ни другого.

Уже тогда Топь была «сама в себе» и подчинялась только высшему руководству в Москве.

К моменту, когда Аристарх стал полковником и организовал прекрасную исследовательскую лабораторию, радиоактивная руда истощилась. Объемы добычи сокращались.

Наступили беспутные девяностые. Разруха в умах, в производстве и в армии. Но Топь не закрыли. В Зоне накапливались медицинские феномены. И Аристарх как талантливый, можно смело сказать самому себе, гениальный ученый‑ медик не упустил ни одного факта.

На большинство людей длительная радиация действует отрицательно, кратковременной лечат заболевания. Но есть случаи, один на тысячу, когда радиация не просто изменяет организм человека, а перестраивает его. И тогда один из органов становится либо убийцей для человеческой особи, либо спасителем.

В какую сторону пойдут изменения, предсказать невозможно.

И еще бывают случаи уникальные, когда человек полностью становится панацеей от всех болезней. Любая клетка его тела, любое выделение организма может излечить и продлить жизнь другому человеку. Пока таких феноменов в Зоне появилось только два – Анна и Ленчик.

Зато особей, на органах которых можно было заработать, они с Геной, применяя авторские методы, смогли создать много.

Академик выпил вторую стопку. Написал вторую цифру. Девяносто два.

В девяносто втором году он привез в Москву несколько ампул сыворотки, предложив ее как средство для поднятия потенции. Лекарство произвело фурор. Пробыв в командировке неделю, Аристарх получил подтверждение, что у нужных людей не только повысилась потенция, но произошло общее улучшение самочувствия.

В открытую обещая омоложение и долголетие, он выбил льготы и кредиты для нового «медицинского объединения» на базе поселока Топь, клянясь не разглашать военной тайны. За оставшиеся ампулы ему подписали все представленные бумаги.

Выпив третью стопку, Академик написал третью цифру. Четыреста семьдесят восемь миллионов.

Первый миллион Академик заработал семь лет назад. Теперь сумма подходила к полумиллиарду.

Мог заработать больше, но пришлось вложиться в переоборудование маломощной, а теперь вполне современной собственной электростанции. Еще он построил автономный водопровод для Зоны и поселка, истратив больше нервов, чем денег, при согласовании с местной администрацией документов на добычу воды из артезианского озера, до этого сто лет никому не нужного.

Механизм военной службы работал без осечки. В его батальоне не было дедовщины, некого было «строить», рядовой состав начинался с сержантов. Отбирал контрактников лично Александр Сытин, начальник охраны Зоны.

* * *

Дом Ани оказался просторным и уютным. Из прихожей, которая здесь называлась сенями, мы прошли в холл, одновременно выполняющий функцию столовой и кухни. Из него в три стороны шли двери в комнаты.

В открытую дверь большой гостиной был виден накрытый к ужину стол, работающий телевизор в полстены, окна в бархатных портьерах, картины на стенах, резная мебель. И везде на полу лежали теплые оленьи шкуры.

Помимо печки в столовой гостиную согревал искусственным пламенем электрический камин. Все, как рассказывала Аня.

Пока я и новые знакомые топтались в холле, снимая и развешивая верхнюю одежду, Хавронья, растолкав нас, рванула к столу и, сев на толстую задницу, жадно нюхала еду.

А ведь ее, бедняжку, никто с утра не кормил. Только в самолете я ей, полусонной, скормила пяток пирожков. Но для девушки в центнер с лишним подобное угощение – что для меня один мандаринчик.

Осмелев, свинья приподнялась, поставила передние ноги на край стола и попыталась дотянуться безразмерным ртом до ближайшего салатника. Скатерть угрожающе потянулась в ее сторону, поехали тарелки и несколько кастрюлек. Бутылки вина и водки закачались.

Все замерли, ожидая звона разбивающейся посуды, но Сережка, оглянувшись на наши взволнованные лица, не спеша подошел к Хавронье и дотронулся до ее пятачка пальчиком. Хрюшка тут же сняла копыта со стола и ушла сидеть в сторонку.

Татьяна нашла на кухне миску, свалила туда не успевшую остыть картошку, мясо, два вида салата, хлеб и залила «ассорти» компотом и водкой.

– Пусть наестся и ложится спать. Ей тоже нужно отдохнуть.

Пока я мыла руки, а Татьяна и Аринай усаживали за стол детей, Хавронья счавкала полную миску еды, пукнула и завалилась спать на коврике.

Мы ужинали не меньше двух часов. Я рассказывала о своей жизни, Аринай и Татьяна о своей. Как я поняла, скучать здесь некогда.

– Девочки, я же не заказала телефонный разговор!

– Момент. – Татьяна подняла телефонную трубку и, поздоровавшись с каким‑ то Ванечкой, передала мне ее.

Ванечка, говоривший простуженным басом, выслушал мои телефонные цифры и пообещал дать звонок не позже утра.

Я в растерянности положила трубку:

– Только утром. Столько ждать!

Аринай и Таня переглянулись.

– Маша, да сейчас уже половина третьего ночи. У нас другой часовой пояс.

– А как же дети?

Сережа и Танечка ковыряли вилками в тарелках.

– А они сегодня целый день спали. Нам Гена посоветовал не держать их в рамках режима.

– А‑ а‑ га‑ а, – пропела Аринай. – Мы их балуем.

И тут грохнула входная дверь, потянуло холодом, и на пороге появились двое мужчин в военной форме. Оба сняли шапки. Высокий военный заговорил первым:

– Привет честной компании. Привет, Маша.

– Это‑ о мой муж, Са‑ аша, а второй Яша, Та‑ анин муж.

– Очень приятно. – Я встала, поздоровалась с мужчинами за руку. – Я вас помню, Саша, в прошлом году видела, вместе с Аней. Проходите к столу, поужинайте.

– Я тебя тоже помню, хотя выглядишь сейчас… немного по‑ другому. Не обижайся, но ужинать мы не будем, поздно уже. – Саша улыбнулся мне как старой знакомой. – Завтра вечером посидим.

Сережа, отодвинув салат, сорвался с места и уткнулся Саше в колени. Саша поднял его и поцеловал в нос.

– Ай, и действительно, засиделись, – затараторила Татьяна. – Танечка, беги к папе одеваться.

Танечка степенно слезла со стула, подошла к Якову и ждала, когда тот наденет на нее сначала кофточку, затем теплое, на гагачьем пуху, пальто.

Суета в прихожей заняла минут десять.

…И я осталась в доме одна, если не считать храпящую в углу Хавронью.

На моем телефоне было всего девять вечера. Спать не хотелось.

Скучно пожевав кусок мяса, я решила осмотреть комнату.

Книжный шкаф забит толстыми умными книгами, половину названий которых я не знала. У меня на книжных полках лишних книг нет – учебники по бухгалтерии и экономике, сто детективов и десятки детских книг Данилы.

В гардеробе висела одежда Ани, лежали стопы постельного белья, в ящиках – простое нижнее белье. Нижнее белье много говорит о женщине. Аня всегда отличалась скромностью и мудростью. Чистый ангел во плоти.

Под телевизором стояла тумбочка, за стеклянными дверцами которой лежали стопки дисков с фильмами и учебными программами и… стояли две бутылки. Одна с мартини, другая с коньяком. Обе начатые. Значит, Аня‑ ангел иногда пропускала рюмочку. Это радовало. Она еще не потеряна для общества.

Вернувшись к столу, я поставила перед собой мартини и коньяк. Ждать телефонного звонка стало веселее.

И он прозвучал после первого коктейля, смешанного мною из обеих бутылок.

Толик нетерпеливо выслушал сообщение о моем здоровье и удачном перелете. Я даже обиделась на его «да, понял, конечно».

– Толик, чем ты там занимаешься?

– Ниной, – честно ответил Толик. – Даня спит, Кирилл ушел к себе домой.

– Почему ушел?

– Решил нам не мешать.

– А‑ а, понятно… Ну, пока. Я перед вылетом перезвоню.

– Пока.

В трубке послышался Ниночкин голос: «Приветики от меня передавай! »

– Я слышу, Толик. Передавай ей тоже привет.

Положив трубку, я отхлебнула коктейля и сравнила время. Часы на стене показывали четыре утра, мой телефон – половину одиннадцатого. Дома я ложусь спать в одиннадцать. Встаю рано, дела в магазине заспаться не дают. Но сейчас сна не было ни в одном глазу. И что делать?

Вылупившись в телевизор, я пила смесь коньяка с мартини и щелкала программами, в восемьдесяти процентах из которых говорили на иностранных языках, с которыми у меня никаких проблем. Ни одного не знаю, хотя в институте сдавала английский.

Интересно, как себя чувствует Аня?.. Ёперный театер, это ж куда меня занесло?

«Будет что вспомнить, когда вы с Аней выпьете кофе на улицах Парижа, отмечая свое столетие», – взбодрил меня оранжевый голос. «Ах, это так гуманно! Ты просто героиня! Поехать в глушь, в морозы, в снега, чтобы поддержать подругу», – заворковал голубенький голосок. «А еще с твоей нынешней «красотой во все лицо» лучше посидеть подальше от дома», – цинично вставил свою фразу внутренний болотный голос за номером три.

К семи часам утра местного времени я напилась вдрызг и наплакалась, жалея себя. Как легла спать в застеленную новым бельем кровать, не помню.

Проснулась от цоканья копыт.

– Это какая ж лошадь топчется у меня дома?

Открыла глаза – чужая гостиная, а рядом со мной страдальческие глазки умной свиньи.

И тут же зазвонил телефон. Протянув руку, я сняла трубку.

– Алло.

– Ма‑ аша, – женский голос в трубке тянул слова. – Мне только что позвонили с фермы, сказали, что готовы взять твою Хавронью на постой.

– Аринай, – я уселась в кровати. Изо рта шел холодный пар. – Не слышала, как там дела с Анной?

– Гена ска‑ азал, что хорошо. За тобой зайти? У тебя ручка болит, я помогу о‑ одеться.

– Заходи.

Я положила трубку и плотнее укуталась. Ничего себе – цивилизация. Всего в трех километрах отсюда, как говорят, сверхоборудование современной цивилизации, а тут придется чапать в сени, брать дрова и растапливать печь. Электрокамин вещь красивая, но маломощная.

Я посмотрела на пульт, лежащий на прикроватной тумбочке, щелкнула кнопкой телевизора и из любопытства нажала на кнопочку с изображением языка пламени. Ровно загудел и потеплел электрический камин.

Ничего, жить можно, только вот придется влезать в кроссовки, а не в мои любимые тапочки‑ арбузики.

Аринай зашла через полчаса, когда печка начала выдавать первое тепло. Пятилетний Сережка, не сняв валенок и не развязав шарфа, протопал ко мне и стоял в маленькой дубленке, чего‑ то ожидая.

– Поцелуй его, – пропела Аринай. – Он привык. Его и Та‑ анечку все в поселке целуют сто раз в день.

Я с удовольствием притянула к себе Сереженьку и поцеловала в холодную, пахнущую морозом детскую щеку.

Сережка с чувством исполненного долга отошел от меня и стал гладить нетерпеливо цокающую копытцами Хавронью. Но та выдержала недолго, побежала в сени и напрудонила там лужу размером с Аральское море.

Набросав в лужу мочи несколько тряпок, чтобы попозже вымыть пол, я оделась.

Скептически оглядев мою розовую куртку, Аринай нахмурилась.

– Ва‑ аленки забыла, и сверху надень что‑ нибудь. – Аринай протянула руку, и Сережка схватил ее, прижавшись лицом к ладони. – На улице минус два‑ адцать. Возьми вчерашний ватник, вон, у печки висит.

Подхватив под мышки Сережку, Аринай чмокнула его в переносицу и поставила на пол.

– Никогда не думала, что детей та‑ ак любят. Да, мой сла‑ адкий?

Сережа серьезно кивнул.

Мне в сердце кольнула игла. Мой‑ то сынуля там, в Твери. Мается без мамочки по музеям, терпит бабушку с дедушкой, мучающих его икрой, натуральными соками и познавательными программами каналов «Культура» и «Дискавери». Меня, между прочим, мама образованием особо не напрягала, времени не было, а на Даниле отрывается по полной. Даже грозится затащить в наш дом фортепьяно.

* * *

Охранника, он же по совместительству медбрат, звали Игорь. Он привел Жору в «гостиницу», отделенный стальной дверью коридор на втором этаже административного здания. В здании не содержали больных, и Жора минут пять размышлял, кого защищает бронированная дверь: персонал от гостюющих или наоборот?

Отперев массивную дверь, охранник ввел Жору в комнату с типовой гостиничной мебелью семидесятых годов.

– Располагайся. Здесь и сортир есть, и душ, и телевизор. А я сейчас, в момент обернусь.

Жора положил на кровать пакет с парой трусов, носков и зубной щеткой, прикупленных за неделю гостевания у Коли с Ирой. Очень хотелось есть, но на обильный ужин в богадельне рассчитывать не приходилось. Хорошо, если Игорь хотя бы хлеба вволю принесет.

Заглянув в душевую, Жора приятно удивился. Унитаз, ванна и остальная сантехника в идеальном состоянии. Махровые полотенца, туалетная бумага, чистящие средства, набор одноразовых бритв и даже комплект мужской парфюмерии.

Выйдя через десять минут из ванной, довольный и выбритый, Жора застал стоящего посередине номера Игоря с пакетами в руках.

– Ты уже? Слушай, так есть хочется. Можно здесь еды прикупить?

– Да ты чего, охренел? – Охранник с испугом смотрел на Жору. – У нас знаешь как строго? Если Юлия Гавриловна приказала накормить и напоить, следовательно, нужно исполнять. А то отымеет во все места за бесплатно. Подмогни.

Чем‑ то звякнув, Игорь поставил тяжелые пакеты на пол.

– Столовые приборы в тумбочке, там же стаканы. Сходи только ополосни.

Достав вилки‑ ложки, Жора опять сходил в ванную и, выйдя из нее с промытой посудой, теперь уже не удивился, а поразился.

Красная икорка в стеклянной баночке, нарезка балыка, селедка под шубой, семга на подложке, грибочки, лечо и еще что‑ то ароматное в пузатой банке. Черный хлеб, бутылка водки.

– Ты уж извини, – Игорь виновато развел руками. – Скромно, но у нас в больнице соблюдают Великий пост.

Сглотнув голодную слюну, Жора сел за стол, чувствуя головокружение от вкусных запахов.

Разлив водку, охранник поднял стакан.

– За знакомство, Жора.

– За знакомство, Игорь.

Выпили, поставили стаканы. Игорь закусил бутербродом с икоркой и кусочком лимона.

Жора, взяв в руку кусище хлеба, отложил в свою тарелку полбаночки икры, рядом шлепнул три куска балыка и три куска семги. Украсил тарелку грибами, кетчупом и чем‑ то ароматным из пузатой банки. Съел все за десять минут и сыто отвалился от стола. В общем, тоже закусил.

Выпили по второй. Отдышавшись от полстакана, Жора уже спокойнее подцепил на вилку селедку и лениво ее сжевал.

– Ничего себе у вас меню.

– Ой, да это какой‑ то богатый дядька оплачивает содержание твоего Леонида. Один из самых ценных пациентов. Нет, дела у нас идут плохо, честно сказать – полный звездец. Вот в былые времена… У тебя сигареты есть? А то у меня «Ява», сигареты‑ то я на свои, родные покупаю.

Жора достал сигареты, закурил. Охранник захмелел, пьяно заулыбался.

– И как здесь раньше было? – вернул его к разговору Жора.

– О‑ о! – оживился Игорь. – Раньше наша психушка была не больницей, а мемориалом советской интеллигенции. Сидели все – от физиков до лириков, включая политиков и военных. Сидели по воле государства. А директора магазинов, крупных заводов и прокуроры сидели по собственной воле, за отдельную плату, от тюрьмы косили. Я, правда, те времена только краешком застал, но все равно впечатляло. А теперь – срамота. У нас от лесопарка отгрызли половину, и мы ничего сделать не смогли. Не ремонтируемся третий год, а раньше за чуть подвернутый линолеум, за перегоревшую и вовремя не ввернутую лампочку, за случайного таракана премии лишали. Наливай, Жора!

Утомившись, Игорь в три глотка выпил полстакана водки и вытер набежавшую ностальгическую слезу. Закурив, он сфокусировал взгляд на Жоре.

– Слушай, парень, а с какого такого случая ты за Леонидом приехал? Дружок твой? И допуск у тебя есть. Ты что, тоже из секретной конторы?

Бутылка водки стояла пустая, у Жоры слипались глаза от усталости, но на вопрос необходимо ответить. И ответить правильно.

– Я бывший сосед Ленчика по дому, в одном дворе жили в Москве. – Жора закурил, на полминуты оттягивая дальнейшее полувральное повествование. – А год назад он приехал ко мне, попросил помощи. Я помог. Больше ничего сказать не могу.

– А и не надо. Что, бутылка кончилась? Быстро. – Игорь нагнулся к пакету, стоящему у стола. – Но у нас с собой есть!

И начал заваливаться вправо. Жора подхватил его.

Алкоголем от охранника разило удушающей волной. При ней от искры зажигалки мог вспыхнуть факел. Как он смог прикурить?

Усадив Игоря на стул, Жора похлопал его по щекам.

– Слышь, медбрат психушечный, ты держись. В номере второй кровати нет, класть тебя некуда.

– Понял, понял. Сейчас соберусь и к себе, в койку. А только… – Игорь пьяно ухмыльнулся. – Не отдаст тебе наша главврач Леню просто так. Ты его заберешь, и все, ку‑ ку с переворотом. Нету финансирования, нету тысячи евро в месяц. Не‑ е, она его не отдаст, придумает что‑ нибудь.

Вот он, пьяный момент истины. Куй железо, пока горячо.

– Игорь, я вот только не знаю, каким ветром Леню сюда занесло. Ты, наверное, тоже не знаешь? Вам же, обслуге, мало что говорят.

– Это я обслуга? – Игорь слабо махнул в сторону пакета на полу. – Я старший охранник. Возьми, там спирта полбутылки. Наливай. Соком обязательно разбавь, спирт настоящий, медицинский, самолично со склада спер.

Оценив состояние охранника, Жора по ресторанному опыту дал Игорю три минуты сознательного общения до полной потери осознанного поведения. Достав бутылку со спиртом, он разлил его по стаканам. Игорю четверть, себе одну восьмую, разбавил соком, размешал вилкой.

– Так говоришь, ты не простая обслуга? – Жора подал охраннику стакан. – Неужели знаешь что‑ то о Ленчике?

– Знаю, – загордился Игорь. – Криминальная вышла история, с мистикой. В прошлом году Леонид Тавренный хотел выкрасть детей, но его задержала милиция, которой помогала экстрасенс. Она‑ то и вышибла ему мозги. Взглядом. А мы его лечим. Ну, за нас, за мужиков.

Хлопнув стакан, Игорь поискал глазами сигареты, потянулся за пачкой, аккуратно положил голову на стол и тут же заснул.

«Переоценил мужика, – подумал Жора. – Ладно, утром разберемся».

Убрав остатки закуски в холодильник, Жора спокойно лег спать.

Из сказанного Игорем было ясно – никто так и не узнал о том, что Ленчик и он, Жорик, отправили в поселок Топь двух детей, Танечку и Сережу. Не состоялось второе похищение, от которого он усиленно отговаривал Ленчика. Значит, Анна его все‑ таки настигла и вышибла своей энергетикой энергетику Ленчика. Интересно. Зачем он теперь академику Аристарху? Надеется вернуть его к нормальной жизни?

Нет! Он не надеется, он уверен. Иначе не оплачивал бы содержание Ленчика. А «ожить» Тавренный может только в Топи. Что же – есть спрос, есть предложение. Цену он за доставку запросит немаленькую.

Завтра он либо официально, либо обманом вывезет Ленчика из Столбов.

* * *

Практически в каждом военном гарнизоне есть свинарник. Как бы вкусно ни кормили в офицерской и солдатской столовой, всегда остается несколько баков отходов, которые прямиком идут на прокорм свиньям.

В поселке Топь свинарник располагался, как положено, на краю поселка. Снаружи он больше походил на детский садик, а внутри на казарму.

Мы вошли и одновременно закрыли носы варежками.

Было тепло и отвратительно пахло.

Хавронья вышла вперед нас, огляделась, и ей здесь не понравилось.

Два прапорщика двадцати с небольшим лет, очень друг на друга похожие, на меня внимания не обратили, зато Хавронья произвела на них сильнейшее впечатление.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒