Annotation 2 страница

Мокси Андербридж жила в небоскребе на юге Астор-Плейс. Здание, точь-в-точь похожее на башню, состояло из плавных линий. В шикарном районе хватало старинных колоннад и арочных окон, но жилище Мокси, облицованное по фасаду изогнутым отражающим стеклом, сверкало новизной. В зеркальной шахматной доске панорамных окон можно было любоваться небом. Облака пролетали прямо в вышине и дробились на колоду бело-голубых карт. – Класс! – заявила Ниша. – Так и должно быть, раз эта женщина поселила в своих апартаментах мою дочку, – ответила мать Дарси и Ниши. – Мокси не поселила меня здесь, а разрешила пожить, – еле слышно пробормотала Дарси, и ее слова заглушил шум проехавшего такси. Через две недели ей предстояло перебраться в собственную квартирку, несомненно, куда менее роскошную и наверняка расположенную в захудалом районе. Лучше, чтобы мать об этом даже не задумывалась. Вестибюль со сводчатым мраморным потолком и канделябром с электрическими лампами, мерцающими, как крошечные газовые светильники, впечатлял еще больше. Не успела Дарси открыть рот, как к ней обратился привратник в униформе: – Вы, вероятно, мисс Патель? Разумеется, Мокси предупредила администрацию здания о приезде Дарси. Да и много ли юных индийских девушек входило каждый день в фешенебельный дом? Однако подобная осведомленность смущала. – Да, это она, – ответила мать, когда Дарси замешкалась с ответом. Привратник кивнул. – Должно быть, у вас есть ключи, мисс Патель? Дарси, кивнув, сунула руку в наружный карман кейса с ноутбуком. Когда на прошлой неделе прибыли ключи от Мокси, битва с родителями за отсрочку колледжа вспыхнула с новой силой. В итоге Дарси спрятала ключи под матрац, поскольку опасалась, что мать их ненароком стащит. – Вы вдвоем ступайте, – махнула рукой в сторону лифтов Анника Патель, – я вас подожду. Кто знает, сколько времени ваш отец будет парковаться! Дарси моргнула. Неужели им действительно позволили самостоятельно подняться в квартиру? Ниша схватила сестру за локоть и потащила вперед. Стоило Дарси завозиться с ключами, Ниша их моментально выхватила, умело расправившись с двумя врезными замками. Она шагнула в дверной проем и с улыбкой победительницы скинула туфли. Дарси зашла следом, слегка обиженная тем, что младшая сестра первой переступила порог. Сделав несколько шагов, они попали в гостиную, где сквозь колышущиеся занавеси на окнах от пола до потолка просачивался солнечный свет. Ниша отдернула штору, и перед ними распростерся город, каким его можно увидеть только с девятнадцатого этажа. – Аккуратней с… – Дарси запнулась, так и не произнеся предупреждение до конца. Две недели жилье Мокси будет принадлежать ей, но Ниша через пару часов уедет с родителями в Филли. ^[9] Пусть насладится квартирой… это даже справедливо. Но все-таки непривычно думать, что сегодня вечером сестра будет уже далеко. Жаль, что скоро Нишу нельзя будет просто окликнуть или поболтать с ней. Город за изгибом широкого панорамного стекла будто обступил небоскреб: сады на крышах с декоративными деревцами в кадках, водонапорные башни, похожие на упитанные летающие тарелки, иглы далеких зданий. Ниша вытаращила глаза. – Очуметь! А у твоего агента денег куры не клюют. – Мой агент – дама крутая, – спокойно ответила Дарси, сбрасывая туфли и ставя кейс с ноутбуком на диван. – Одиннадцатый раз! – проворчала Ниша, обозревая пейзаж. – С тебя доллар, Патель. Дарси улыбнулась. – Мне не жалко. – Но почему твой агент сейчас в отпуске? Здесь же потрясающе. – Полагаю, на Французской Ривьере тоже неплохо. – Дарси в этом ни капли не сомневалась, но Ниша осталась при своем мнении. Как Мокси могла отказаться от захватывающего вида? – Французская Ривьера, – медленно повторила Ниша и пожала плечами. – Агенты зашибают больше авторов, да? – Наверняка бывает по-разному. – Брось, она же получает пятнадцать процентов от твоей суммы, верно? – Да, – вздохнула Дарси. Она уже обсуждала все с папой, который предлагал лично вести переговоры по контракту и соглашался на два процента аванса. Тот еще переговорщик! – А сколько у нее авторов? – Тридцать… – ответила Дарси. Во время написания своей заявки Дарси добросовестно погуглила всех в Интернете. – Нет, тридцать пять! – Ого! – с ликованием отвернулась от окна Ниша. – Пятнадцать процентов – седьмая часть от ста, а тридцать пять поделить на семь – это пять. Значит, Мокси зарабатывает примерно в пять раз больше ее… скажем так, среднего автора. – Пожалуй, – согласилась Дарси. Она не сомневалась, что Ниша все-таки кое-что упустила. – Многие писатели в основном зарабатывают только на хлеб с маслом. Но не надо рассказывать это предкам. – Нема как рыба, – улыбнулась Ниша, – но забудь о писательстве. Когда я вырасту, стану агентом. В соседней комнате раздался пронзительный крик, и Ниша вскочила на большой диван в гостиной. – Что там? – Расслабься, – сказала Дарси, вспоминая имейл от Макса, секретаря Мокси. – Лимонад проснулся. Это попугай. – У твоего агента есть попугай? Крик донесся из комнаты с открытой дверью, загроможденной гигантской кроватью, дуэтом дубовых стоячих вешалок с грудами одежды, а также птичьей клеткой размером с колонку автозаправки, на которую была наброшена ткань. В отсутствие Мокси Лимонада обычно кормил Макс, но в следующие две недели этим будет заниматься Дарси. Она подошла к клетке и услышала шелест перьев. Дарси потянулась и стащила ткань. Лазурная птица с желтыми и красными полосками в хвосте одарила ее косым взглядом. – Привет, – поздоровалась Дарси. – Хочешь крекер? – спросила с порога Ниша. – Давай-ка попробуем без штампов. – Дарси не смутилась под птичьим взглядом. – Ты говорящий? – Птицы не говорят, – ответил Лимонад. Ниша покачала головой. – Ну и фигня. – Не учи попугая моего агента ругаться. – Два доллара. – А, ладно, – Дарси повернулась и осмотрела комнаты. За полуоткрытой раздвижной дверью виднелась черная мраморная ванна, а вторая дверь оказалась закрыта. Дарси пересекла комнату, открыла ее и заглянула внутрь. – О боже! – вырвалось у Дарси. – Что еще, Патель? – Ниша бросилась к сестре. – Тайники с порнушкой? Темница с авторами? – Нет, но… – Дарси попыталась понять, куда она попала. – Думаю, это гардеробная. Помещение было просторным, как родительская спальня. От стены к стене тянулись две перекладины, прогибавшиеся под весом платьев в полиэтиленовых чехлах и пиджаков с тонкой оберточной бумагой в рукавах. Прямо напротив двери располагались ряды ящиков со стеклянной передней стенкой, а внизу – хранилище, битком набитое обувью в уютных ячейках. Дарси зашла в гардеробную, заглядывая в стеклянные оконца ящиков. В каждом лежало ровно по три аккуратно сложенных рубашки с белыми полукруглыми вставками из картона, которые придавали жесткость воротничкам. – Ого! – раздался у двери голос Ниши. – Взгляни-ка на ящики! – воскликнула Дарси, прислонившись так близко, что стекло запотело. – Можно рассмотреть содержимое еще до того, как ты их откроешь! Она потянула за ручку, и рубашки выкатились с тихим шуршанием потайных колесиков. Когда Дарси надавила посильней, ящик плавно поехал обратно, притормозив на секунду перед закрытием, как будто его направляла невидимая рука. Дарси снова открыла и закрыла ящик. В звуке послышался металлический шелест подшипников, словно крутились в воздухе колеса велосипеда, только щелчков было меньше. Кстати, наименее динамичная часть первой главы ее книги рассказывала о шикарнейшей квартире отца Лиззи. Дарси состряпала ее на основе образов из каталогов и кинофильмов, но сейчас перед ее глазами предстал образчик из реальной жизни. Как бы она описала гардеробную одним предложением? – Редактировать будет забавно, – пробормотала она. – А где ты повесишь одежду? – спросила Ниша. – Сдается, здесь все забито. – Неважно, ведь я привезла несколько футболок. – Серьезно, Патель? – Именно так поступила мама, когда переехала в Штаты. Никакой одежды из Индии, кроме джинсов и футболок, ни единого сари. Сначала она хотела увидеть, что носят американцы, чтобы одеваться, как они. Ниша закатила глаза. – Проснись, Нью-Йорк не чужая страна! Плюс, если ты намерена выяснить здешние вкусы, включи телевизор. Он тебя не подведет. – Там актеры, а я хочу выглядеть, как обычные люди, – ответила Дарси, хотя на самом деле она подразумевала писателей. В Нью-Йорке их – тьма-тьмущая. Насколько она могла судить, население Бруклина, по крайней мере, на десять процентов состояло из писателей. Конечно, если они грудились на одном пятачке, их можно легко вычислить – по манере разговаривать и по общему стилю одежды. А стоит ее агенту («моему агенту», – повторила она про себя и улыбнулась тому, что мысли не засчитываются в общий итог) познакомить Дарси с литераторами, она узнает, как надо выглядеть. А пока она не собирается расхаживать повсюду, как простенькая девчонка из Филадельфии. Итак, да здравствуют джинсы и футболки, даже если ее план повергнет мать в ужас. – Значит, тебе придется платить за квартиру, приобрести мебель и накупить тряпок. Отлично распоряжаешься деньгами, Патель. – Разумеется, – Дарси повернулась к сестре. – А ты могла бы составить для меня бюджет? У тебя это здорово получается. – Подлиза, – усмехнулась Ниша. – Двадцать долларов. Из гостиной раздался стук в дверь. – Впусти их сама. – Дарси выудила мобильник. – Я хочу записать кое-что о гардеробной. – Ни за что, – Ниша выпроводила Дарси, вышла сама и быстро закрыла дверь. – Если родители увидят ворох дорогущей одежды, то поймут, на что ушли твои пятнадцать процентов. И папа захочет заниматься твоими контрактами отныне и вовеки. – Точно, – кивнула Дарси. Распахнув дверь квартиры, Ниша с собственническим видом простерла руку в направлении окон гостиной. Дарси доставили удовольствие ошарашенные лица родителей. – Мой агент живет на небесах, – пробормотала она, слишком тихо, чтобы не попасть еще на один доллар. Отец держал в руке чемодан Дарси, а мать несла кое-что другое… чехол для хранения одежды. Дарси шагнула вперед, преградив ей путь. – Стоп. Что за дела? – Я решила, что тебе может понадобиться что-то еще помимо футболок, – поспешно и вымученно произнесла мать. Дарси простонала, но мама продолжала: – Право, Дарси! Лучше бы я не рассказывала тебе историю, как я приехала из Индии и мне было нечего носить. Все случилось не по моей воле. У нас не хватало денег на приличные вещи. И именно нарядное платье стало моей первой крупной покупкой. – Анника Патель разгладила тяжелый чехол. – Полагаю, оно тебе понравится. – Ты думаешь, что мне понравится нарядное платье из семьдесят девятого года? – Ниша громко засмеялась, и даже Дарси не удержалась от улыбки. – Цыц, дитя! – Мать расстегнула молнию чехла и вытащила платье на плечиках. Оно оказалось классическим, коротким и черным. Совершенство в своем роде. Дарси изумленно смотрела, ни в чем не признаваясь. – Что думаешь? – Глаза матери сияли. – А у меня действительно намечается вечеринка.
Глава 6

Парамедики завернули меня в блестящую серебристую пленку, напоминавшую невесомые одеяла, которые отец когда-то брал в туристические походы. Врачи присели, чтобы защитить меня от ветра, и один из них дал мне в руки горячий термос. Но я не могла унять дрожь. Слишком глубоко проник холод. Губы потрескались, мышцы ослабели. Я совершенно не чувствовала ног. При попытке заговорить получался только сухой хрип. Глаза слезились от едкого слезоточивого газа. Сколько я пролежала в этом морге на тротуаре? Одна женщина-парамедик что-то кричала в рацию, прикрепленную к вороту ее куртки, вторая застегивала у меня на руке манжетку, чтобы измерить кровяное давление. Когда та начала наполняться воздухом, я подумала, что давление разорвет меня на осколки, до того я заледенела. Рядом с визгом затормозила «Скорая помощь». Задняя дверь открылась, и каталка ударилась о мостовую, подпрыгивая на грязно-белых прорезиненных колесах. Меня кто-то спросил: – Можете лечь на спину? Я повернула голову, скрючившись в позе зародыша. Мышцы до сих пор не оттаяли. – Сорок на сорок, – сказала парамедик, которая измеряла кровяное давление. Покачав головой, она начала опять накачивать манжетку. – Приготовить укол адреналина. Я попыталась отказаться. Внутри теплело, и тело возвращалось к жизни. На счет «три» парамедики подняли меня на каталку. На мгновенье мир завертелся, а потом я оказалась внутри машины, где были и другие врачи. Она была тесной и покачивалась, когда мы мчались из аэропорта. В ослепительном свете поблескивала длинная игла, похожая на пестик для колки льда. Кто-то произнес: – В сердце. Они содрали с меня полиэтиленовые одеяла. Чьи-то ладони схватили меня за запястья, разводя руки. Я попыталась свернуться клубком, чтобы защититься. Теперь тело согрелось полностью, стремительно оживая. Губы все еще горели там, где их поцеловал Ямараджа. Мне не нужен их шприц – он точно застрянет у меня в груди! Но врачи оказались сильнее и заставили меня лечь плашмя. Кто-то расстегнул на мне худи, и металлические ножницы разрезали мою футболку. Над обнаженной грудью занесся кулак, сжимающий острую иглу, напоминающую кинжал. – Постойте!!! – по сердцу хлопнула рука в резиновой перчатке. – У нее девяносто! – После сорока? – Не прикасайтесь ко мне, – сумела прошептать я. На миг три парамедика буквально онемели. Я услышала выдох, с которым сдувалась манжетка для измерения кровяного давления, и почувствовала, как в моей руке пульсирует кровь. – Шестьдесят на девяносто, – добавила женщина. – Ты в состоянии меня понимать? Я кивнула и попыталась заговорить снова. Она наклонилась ближе, чтобы расслышать. – Который час? – выдавила я. Она, хмурясь, отодвинулась от меня, однако ответила: – Чуть больше двух часов ночи. – Благодарю вас, – проговорила я и закрыла глаза. Значит, с начала нападения прошло два часа. Сколько я пробыла в загробном мире? Минут двадцать? Должно быть, остальное время я валялась в том наспех устроенном морге и замерзала. Куда сильнее всего увиденного и услышанного меня заставило поверить в загробный мир возвращение к жизни. В кожу впитался чужой потусторонний запах. Перед мысленным взором четко представал Ямараджа, а на губах до сих пор не исчез вкус его поцелуя. По пути в больницу один из парамедиков постоянно извинялся передо мной. На меня снизошло умиротворение, зато он, судя по голосу, был потрясен. – За что вы извиняетесь? – наконец прокаркала я. Во рту было очень сухо. – Тебя назвал именно я, – произнес он. Я недоуменно взглянула на него. – Именно я не находил у тебя пульса. Голова, в целом, выглядела неплохо, но ты совсем не дышала, зрачки не реагировали на свет. Ты казалась ледяной! – Его голос задрожал. – Ты выглядела чересчур юной для инфаркта, но я подумал, что, наверное, ты отключилась, когда лежала на спине, а слезоточивый газ вызвал рвоту и… Я поняла. Это он объявил меня мертвой. – Где вы меня нашли? Он моргнул. – В аэропорту, вместе с другими телами. Мы посчитали тебя покойницей. – Ничего, – утешила я его, – думаю, вы не ошиблись. Парамедик в ужасе кивнул. То ли он решил, что я собираюсь его засудить, то ли боялся, что теперь у него отберут лицензию. А может, он мне поверил. В больнице среди выстроившихся шеренгами кроватей полчище врачей и интернов ожидало нашествия раненых. Однако вскоре ситуация прояснилась: в аэропорту выжила только я одна. Когда меня вкатили в смотровую, я уже могла сидеть. Кровяное давление и температура тела нормализовались, пульс угомонился, синюшный оттенок переохлаждения исчез. Меня продолжали сотрясать волны озноба, но, наложив мне на лоб шесть стежков, врач объявил, что я не нуждаюсь ни в чем, кроме жидкости. То, как слабо подействовал на меня слезоточивый газ, озадачило доктора сильнее всего. У меня не было никаких травм – лишь воспаление на щеке, где ее каким-то странным образом обожгла та единственная слезинка. Парамедик, который объявил меня мертвой, принес мне чашку горячей воды с лимоном. Затем раздался звонок о том, что в больницу везут жертв несчастного случая, и меня на несколько минут оставили в покое. Предполагаю, что это была авария на дороге, не связанная с нападением в аэропорту, однако после сообщения, раздавшегося по громкой связи, персонал пришел в полную боевую готовность. Мимо моей палаты заспешили люди в хирургических костюмах. Щурясь от окружающей меня стерильной белизны, я дула на горячую воду, которая плескалась в чашке. Здесь, в реальности, было столько шума, хаоса, суеты. Одноразовая простыня на кровати шелестела. Черное пластиковое устройство, закрепленное на кончике пальца, передавало жизненные показатели на экран, где пульсировали разноцветные огни. Ко мне подкрадывалось изнеможение, но я слишком устала, чтобы уснуть. Кроме того, я, вероятно, скатилась бы на пол с узкой койки, застеленной скользкой бумажной простыней. Мне хотелось знать, позвонил ли кто-нибудь маме. Должен же кто-то сказать ей, что я жива. Но пока еще у меня даже не спросили мое полное имя. Я засунула руку в карман, но телефон исчез. Разумеется, я его выронила. Я вздохнула и застегнула молнию надетой поверх порезанной футболки худи. Хорошо хоть, что никто не напялил на меня больничную пижаму. Может, мне позволят просто уйти. Конечно, у меня не было ни машины, ни крупной суммы наличных, и багаж мой остался в самолете. Мысли прекратили крутиться вокруг происшествия в аэропорту, и я сосредоточилась на досадном отсутствии мобильника. – Паршивцы террористы, – тихо выругалась я. – Вы не должны произносить это слово. Я подняла глаза. В дверях стоял маленький мальчик, возможно, лет десяти. Он был в красном дождевике из синтетики, блестящем и мокром. – Прости, – извинилась я. – Ладно, – он воспринял извинение как разрешение зайти в комнату, – не мне указывать взрослым, чего им не говорить, даже если они сквернословят. Ты ведь взрослая? – Смотря как посмотреть, но в сравнении с тобой – да. – Ага, – кивнул он. – Я – Том. – Лиззи, – представилась я. Голова налилась свинцом: террористы, врачи, загробный мир, да еще незнакомый малыш – никто не дает мне поспать. С его дождевика на пол стекала вода. – Идет дождь? – Нет, но шел. – Понятно, – пробормотала я, ничего толком не понимая: все-таки уже наступили заморозки, какой еще дождь на улице? Из-под подола дождевика выглядывали босые ноги Тома. – Когда был дождь? – уточнила я. – Когда меня сбила машина, – ответил Том. Я почувствовала, как кусок льда, который растаял благодаря поцелую Ямараджи, заскользил вниз по позвоночнику, подобно холодному пальцу. Казалось, что вся больница разом утихла, словно звук высосало нечто голодное до шума, гула голосов и жизни. Я зажмурилась, но тотчас открыла глаза. Том стоял у двери и странно смотрел на меня. – Ты как, Лиззи? – Не знаю, думаю, я умирала сегодня. – Не бойся, больно только вначале, – сказал он, нахмурившись. – А ты светишься, как та милая леди, которая приходит. – Милая леди? – Та леди, что не мертва. Она – мой друг. – А… – протянула я. Мне казался далеким собственный голос, как будто я уже крепко заснула и в мои сны просачивался чужой разговор. – Она приходит каждую неделю и болтает со мной, – Том залез в карман и вытащил что-то мокрое. – Хочешь жвачки? – Нет, спасибо. – Я чувствовала, как сердце бьется все ровнее, и покосилась на приборы у моей койки. Я светилась, как Ямараджа и та женщина, которая навещает призраков. – Послушай, Том, ночь у меня выдалась жуткая. Я очень устала. – Ладно, – произнес он, – мне пора. А ты выздоравливай побыстрей! – Спасибо. Тебе того же… как бы. Том обернулся на пороге, чтобы помахать мне рукой. – Пока, Лиззи. – Пока, Том. – Я зажмурилась и отсчитала десять глубоких вздохов, после чего пиканье, отслеживавшее мое сердцебиение, стало немного равномерней. Когда я снова открыла глаза, Том исчез, а больничная суматоха вернулась. За дверью сновали люди в зеленых и голубых хирургических костюмах, и никто не смотрел на меня. Я стянула пластиковый зажим с пальца, соскользнула на пол и сделала несколько шагов к двери. Опустилась на колени, чтобы приложить ладонь к тому месту, где только что находился Том. Больничные плитки блестели, но оказались совершенно сухими. – Эй, милая, чем мы тут занимаемся? – донесся голос из коридора. Я вскинула голову. Это был медбрат, который привел меня в палату. Он быстро опустился на колени и ласково взял меня за запястье, прощупывая пульс. – У тебя закружилась голова? – Нет, – произнесла я, – просто кое-что проверяла. – На полу? – Его большая мягкая рука взяла меня за плечо. – Как насчет того, чтобы отдохнуть? Я самостоятельно поднялась на ноги, и он наградил меня поощрительной улыбкой. – Мне… померещилось, что там мокро, и кто-нибудь поскользнется. Он посмотрел на пол. – По мне, все нормально. Почему бы тебе не прилечь, милая? – Да. – Я послушно побрела обратно, причем медбрат все время придерживал меня за локоть. – Сейчас позову доктора Гаваскара. Ты не будешь вставать? – Не думаю, что кто-нибудь звонил моей маме, – пробурчала я, – наверняка она уже слышала новости. Должно быть, она рвет и мечет! – Думаю, сейчас авиалиния и УТБ^[10] связываются с родственниками. Сколько тебе лет? – Семнадцать. Его глаза слегка округлились. – Я принесу тебе телефон, просто жди. – Спасибо. Медбрат исчез в коридоре, и я, наконец, осталась одна. Теперь я слушала только писк прибора и собственное сердцебиение. Я решила, что совершенно незачем рассказывать медбрату о Томе. Позже – во время бесед с доктором Гаваскаром, безжалостно-дотошной женщиной с авиалинии и двумя оперативниками из ФБР – решимость молчать на тему призраков и загробных миров так и не поколебалась. Спустя четыре часа приехала мама, и мне вообще не пришлось ничего ей выкладывать. Она молча обнимала меня, а я тихо плакала.
Глава 7

Макс, секретарь Мокси Андербридж, зашел за Дарси ровно в семь часов этого же вечера и отвел ее на «Пьянку подростковых авторов». ^[11] Дарси подготовилась еще в пять, что было на нее не похоже, но к маленькому черному платью требовался макияж, а она красилась редко и не приобрела в этом деле сноровки. Как правило, Дарси приходилось все начинать заново после первой попытки, однако сегодняшняя авантюра перед зеркалом прошла как по маслу, и она целый час находилась на взводе, боясь прикоснуться к собственному лицу. Было бы проще облачиться в джинсы с модным топом из черного шелка и совсем не краситься, как она и собиралась. Но раздумья ее прервал Макс, щеголявший в чинос^[12] и свитере с логотипом мультсериала «Громокошки». – Я не слишком разоделась? – спросила Дарси, когда они ехали на лифте в холл. – Ты выглядишь великолепно! – без обиняков заявил Макс. – Но «Пьянка» это не то, что мы обычно называем вечеринкой. Готовься к простой тусовке. Кстати, такие сборища каждый месяц устраивает Оскар. – А меня правда пригласили? – Приглашены все опубликованные подростковые авторы. – Ясно, – сказала Дарси, размышляя, можно ли считать ее дебютный роман действительно опубликованным. Книга поступит в продажу в конце следующего сентября, то есть спустя почти два года после того, как она его завершила. Разве термин «опубликованный» не означает, что твоя книга и впрямь лежит на прилавках? Или Макс намекал, что Дарси продала свою рукопись издателю? А если ты подписала контракт, но вообще не напишешь ни слова? Двери лифта разъехались в стороны, и через несколько секунд Дарси и Макс вышли на улицу. Макс шагал впереди. Небо приобрело водянисто-голубой оттенок. Солнце низко висело над горизонтом, и город был окутан тенями. В послеобеденной жаре от тротуаров поднимался густоватый запах, будто Нью-Йорк весь день тяжко трудился и нуждается в душе. Дарси пыталась запоминать витрины пройденных магазинов, чтобы найти дорогу домой. Заведение с экологически чистым кофе, камерный театр, мастерская по ремонту велосипедов. – Ты в Сети? – спросил Макс. – Ну, у меня есть этот… тамблер. ^[13] Но я его редко обновляю. Не знаю, что там можно сказать. Макс рассмеялся. – Я имею в виду, ты выходила у Мокси в Интернет? – Ой, простите. Еще нет. – Ты паршиво пишешь. Дарси стало не по себе. – Простите? – повторила она. – Сеть Wi-Fi у Мокси называется «Ты паршиво пишешь» со знаками подчеркивания внизу. Пароль: «ДорогойГений», без пробелов. – Ты же нашла на столе записку, верно? – Да, пожалуй, – Дарси сделала несколько глубоких вдохов, давая затихнуть отголоскам тревоги. Она, конечно, заметила клочок бумаги, придавленный мерцающей белой штуковиной. После душещипательного прощания с семьей Дарси сидела в спальне Мокси, глазея на небывалую гардеробную и споря с Лимонадом о том, говорят или не говорят птицы. Почему-то казалось, что если Дарси быстро втянется в нью-йоркскую жизнь, та окажется хрупкой, недолговечной. Она хотела подождать, пока освоится, а затем набраться наглости и разослать друзьям фотографии квартиры. То, что она надела маленькое черное платье и осмелилась пойти на «Пьянку подростковых авторов», представлялось ей чистейшим безрассудством, но она пообещала Мокси, что это сделает. Как ни странно, Дарси на миг позавидовала своим друзьям. Между прочим, Карла и Саган остались дома. Перед отъездом в колледж у них будет целое лето, чтобы валяться с книгой, прохлаждаясь возле бассейна Карлы. Дарси же предстояло найти квартиру, изучить город и за несколько месяцев закончить правку романа. Не отрываясь от телефона, Макс перешагнул полосатую раму велосипеда, пристегнутого цепью к знаку «Парковка запрещена». – Ты получила письмо от своего редактора? – Нэн сказала, что оно придет на неделе, – ответила Дарси, затрепетав. Редакторское письмо станет официальным списком, где будут перечислены все изъяны дебюта Дарси. Редакторша казалась ей просто ненормальной из-за желания вдаваться в детали, после того как сама Дарси провела последние полгода, погрязнув в недостатках романа. Ничего, зато теперь у Дарси появился официальный предлог подождать с началом правки собственной рукописи. – И она хочет, чтобы я тебя кое о чем спросил… – пробормотал Макс, не отрываясь от экрана телефона. Наверняка он читал свежее послание от Мокси. – Как продвигается «Безымянный Патель»? Так было условлено называть продолжение первого романа Дарси. Но эти слова, произнесенные вслух, почему-то показались ей неправильными: прямо-таки очередной ехидный прикол Ниши. – Ну… – Когда Дарси проходила мимо придорожного кафе, крошечная собачка, привязанная к столбу неподалеку, дернула поводок и тявкнула. – Думаю, я нахожусь в стадии набросков. – Набросков, значит, – безучастно повторил Макс, печатая сообщение одним пальцем. Дарси задалась вопросом, почему только что солгала. Первая рукопись просто выплеснулись у нее из-под пальцев, и она не собиралась делать наброски к «Безымянному Пателю». Дарси была совершенно уверена, что не представляет, как делать наброски. Возможно, она также не знала, как писать романы, и первая попытка в прошлом ноябре была своего рода статистической удачей. Если в одночасье пишутся тысячи романов, один должен оказаться хорош чисто по стечению обстоятельств, как напечатанные обезьяной отрывки из Шекспира. Но счастливому примату никогда не написать еще один сонет, даже если кто-то заключит с ним издательский контракт. Почему же Мокси спрашивает о «Безымянном Пателе»? До первого чернового варианта еще целый год. Орут ли на тебя агенты, когда ты запаздываешь со сдачей? Или они похожи на учителей в школе Дарси и Ниши, спокойных, но глубоко разочарованных, когда ты не оправдываешь их ожиданий? Макс остановился и, наконец, оторвался от телефона. – Вот мы и пришли. Странное название «Безжалостная конфетка» было нарисовано на панорамных окнах ярко-зеленым кельтским шрифтом. Заведение выглядело как привлекательный своей стариной ирландский паб. Вокруг расположились погрузочные платформы, и в воздухе витал запах рыбного рынка. Всего через десять минут ходьбы район благородных старинных громадин сменился товарными складами. Дарси понятия не имела, как доберется домой. Макс замер, положив ладонь на дверную ручку паба. – Еще раз, сколько тебе лет? – Мне доводилось бывать в барах. В ответ на это туманное замечание Макс только пожал плечами. В конце концов, Дарси была опубликованным автором и, если на то пошло, обладала водительскими правами штата Пенсильвания, где говорилось, что ей двадцать три года. Тем не менее Дарси поняла, что благодарна матери за маленькое черное платье. В нем она казалась совершенно взрослой, да и сидело оно безупречно. – Ладно, – согласился Макс, – я только познакомлю тебя с Оскаром и уйду. Мне тут не разрешается находиться. – Разве вам нет двадцати одного года? – Мне двадцать шесть, – снисходительно улыбнулся ей Макс. – Но на «Пьянку» не пускают ни агентов, ни редакторов, ни еще кого-нибудь там. Разве что у них тоже есть публикации… – Конечно. – Дарси сделала вдох, чтобы успокоиться, и последовала за Максом внутрь. Она ожидала, что для «Пьянки» занята вся «Безжалостная конфетка». Воображала список с гостями на двери или, по крайней мере, отдельную комнату, разделенную бархатными кроваво-красными шторами. Но сейчас, ранним вечером, в шесть десять, перед ней предстал длинный деревянный стол с зашарканной, покрытой кругами от бокалов поверхностью, за которым сидели трое. Макс провел ее вперед. – Оскар, это Дарси Патель. С лучезарной улыбкой президента класса^[14] Оскар Ласситер приподнялся и протянул ей руку. – Рад, что мы наконец-то познакомились! Ответив на рукопожатие, Дарси поняла, что и остальные гости, собравшиеся здесь, ей знакомы. Она уже видела их в видеороликах, на аватарках в «Твиттере» и на обложках книг. – Здравствуйте, – обратилась она к наименее знаменитому из двоих – мужчине в очках с красной роговой оправой и в твидовом пиджаке. – А я слежу за вами в «Твиттере». Тот улыбнулся, и Дарси почувствовала себя глупо. Когда она проверяла микроблог в последний раз, у Коулмэна Гейла было двести тысяч подписчиков. Он вечно жаловался, что большинство из них не читали серию «Воин-менестрель» и проверяют его блог только ради его грубых комментариев о политике и глубоких познаний о винтажных обезьянках из носков. – Рад нашей встрече, Дарси. Вы знакомы с Кирали? – О, да. – Дарси повернулась к женщине за столом, но невольно отвела глаза. Она чувствовала, что ее голос дрожит. – Я хотела сказать, что мы не встречались, но я обожаю вашего «Буньипа». ^[15] – Дорогой Коулмэн! Она все неверно поняла! – воскликнула Кирали. – Спаси ее от нее самой! Присутствующие рассмеялись, а Дарси растерялась и слегка испугалась. Оскар ненавязчиво усадил ее на стул. – Мы как раз обсуждали теорию Коулмэна о том, как надлежит знакомиться со знаменитыми писателями. – За день до встречи вы проверяете их продажи на Букскане, ^[16] – пояснил Коулмэн Гейл. – Кстати, о любом романе, который хуже всего продается, вы говорите, что он у вас самый любимый, поскольку именно его считают преступно недооцененным. – Со мной просто – ведь у моих книг самые низкие продажи, – Кирали наклонила бокал к себе, загремев льдом, – кроме проклятого «Буньипа», разумеется. – Я больше всего люблю «Дайревонг», ^[17] – заявила Дарси, хотя в действительности этот роман шел у нее вторым – сразу за «Буньипом». – Великолепный выбор, – согласился Коулмэн. – Учитывая критерий, естественно. – Ах ты буксканствующий ублюдок! – игриво возмутилась Кирали, чокаясь с Дарси пустым бокалом. Дарси удалось встретиться взглядом с писательницей. В сером балахоне и с парой наушников-пуговок, болтающихся поверх ее одеяния, Кирали Тейлор выглядела, как обычная женщина, которая собирается заняться бегом трусцой. Но ее лукавое лицо в обрамлении черных волос, пронизанных седыми прядками, привлекало к себе внимание. Она держалась так, словно являлась темной королевой фей. – Впрочем, боюсь, что я не читала твоих книг, – сказала она Дарси, – поэтому вряд ли могу придираться к тому, что тебе нравится из моих. – Мои книги… то есть книгу не читал никто. – Дарси – дебютантка, – вставил Оскар, – в «Парадоксе» печатают ее следующей осенью. – Мои поздравления, – произнесла Кирали, и все подняли бокалы в знак уважения. Дарси вспыхнула. Она поняла, что Макс исчез, даже не попрощавшись, зато ей разрешили остаться. Здесь, среди настоящих писателей. Она размышляла, что скоро кто-нибудь опознает в ней самозванку и попросит ее удалиться. Сидя здесь, она чувствовала себя так, будто ее платье висит на ней мешком. Оно казалось слишком большим, ни дать ни взять – ребенок, облачившийся ради забавы в мамину одежду. – Добро пожаловать в самые долгие полтора года твоей жизни, – проговорил Оскар. – Опубликованная, но не напечатанная. – Это похоже на то, что ты вроде бы уже целовалась с парнем, но еще не трахалась, – с тоской отозвалась Кирали. – А тебе-то откуда знать! – Коулмэн повернулся к Дарси. – Значит, ты у нас дебютантка? – Да, – кратко ответила Дарси. Все трое ждали продолжения, но Дарси разбил привычный паралич. Так происходило всегда, когда ее начинали расспрашивать о романе. Она по опыту знала, что собственные интонации покажутся ей резкими и грубыми, как будто она присутствовала при прослушивании записи собственного голоса. И как сжать восемьдесят тысяч слов в пару предложений? – Он очень хорош, – помог ей Оскар. – Я пишу на него хвалебный отзыв. – Выходит, в издательстве опубликуют очередной нудный реалистический роман? – спросил Коулмэн. – Они сейчас весьма популярны, верно? Оскар фыркнул. – Мои вкусы обширнее ваших. Дарси сочинила паранормальную любовную историю. – Их что, еще пишут? – осведомилась Кирали, знаком подзывая официанта. – Я думала, вампиры мертвы. – Их чрезвычайно сложно убить, – проворчал Коулмэн. Они заказали два «манхэттена»^[18] – для Коулмэна и Оскара, джин с тоником для Кирали, а Дарси попросила темное пиво «Гиннесс». Она поняла, что рада передышке, которая дала ей время выстроить аргументы. Стоило официанту исчезнуть, она заговорила, чувствуя, что голос дрожит лишь самую малость. – Я думаю, в мире всегда будут паранормальные романы. Можно рассказать миллионы различных историй о любви, в особенности, когда это отношения с кем-то… иным. – Ты имеешь в виду, с монстром? – уточнил Коулмэн. – Это то, что первым приходит на ум и немного похоже на «Красавицу и Чудовище», а потом ты выясняешь, что чудовище на самом деле славное. Дарси сглотнула. Она уже сотни раз вела подобные беседы с Карлой и никогда еще не прибегала к слову «славный». – Но разве в реальности все не наоборот? – принялась допытываться Кирали. – Ты начинаешь с того, что считаешь кого-то классным, а под конец осознаешь, что он чудовище! – Или что ты сам – чудовище, – вставил Оскар. Дарси молча разглядывала рябой стол. О настоящей любви она могла сказать меньше, чем о паранормальной. – Итак, каков предмет любовного увлечения в твоем романе? – поинтересовался Коулмэн. – Надеюсь, не вампир. – Может, вервольф? – Кирали улыбалась. – Или ниндзя? Или кто-нибудь вроде ниндзя-вервольфа? Дарси покачала головой, успокоенная тем фактом, что Ямараджа не вампир и не оборотень. – Не думаю, что кто-то делал это прежде. Мой герой… – Постой! – схватила ее за руку Кирали. – Я хочу отгадать. Он – голем? Дарси рассмеялась, вновь пораженная тем, что Кирали Тейлор сидит настолько близко, что к ней можно прикоснуться. – Нет, големы чересчур грязные. – Как насчет селки? ^[19] – предложил Коулмэн. – В романах для подростков нет ни одного мужчины-селки. – Что еще за селки? – прыснул Оскар. Он писал реалистические произведения про совершеннолетие и пьющих матерей, отнюдь не про монстров. Мокси хотела получить от него хвалебный отзыв, чтобы придать дебюту своей подопечной, как она выразилась, «литературный лоск». – Волшебный тюлень, в которого ты влюбляешься, – объяснила Дарси. – Полагаю, что это лингвистическая химера, – сказал Коулмэн. – Так в шотландских мозгах объединились тюлени и секс. Оскар приподнял брови. – Не вижу, в чем прикол. – В любом случае, – заявила Дарси, не желая, чтобы разговор уходил от темы, – мой красавчик не селки. – Тогда василиск? – не отставал Коулмэн. Дарси покачала головой. – Лучше избегать озабоченных ящеров в качестве героя-любовника и связаться с кем-то более приятным, – заметила Кирали. – Послушайте, думаю, я угадала! Падающий медведь? ^[20] Дарси на секунду задумалась, вдруг это тест. Возможно, если она докажет свое знание сказочного зверья, ее проведут за бархатную потайную штору на настоящую «Пьянку для подростковых авторов». – Разве падающие медведи не по вашей части? – парировала она. – И впрямь, – Кирали улыбнулась, и Дарси поняла, что заслужила золотой плюсик, а может, и золотую грамоту с медведем коала. Принесли напитки, и Кирали заплатила за них. – Тролль? Никто еще ими не занимался. – Их тьма-тьмущая в Интернете, – проворчал Коулмэн. – Может, гаруда? ^[21] Дарси нахмурилась. Гаруда – полуорел и полу… что-то еще… но что конкретно? – Эй, вы двое, полегче! – попросил Оскар. Дарси посмотрела на него, задумываясь, что именно он подразумевает. Кирали и Коулмэн ненавязчиво подшучивают над ней или над паранормальными любовными историями в целом? Но ведь книги серии «Воин-менестрель» полны романтики. Может, Оскар просто устал от игры в мифический бестиарий? – У Дарси предмет любовного увлечения действительно очень своеобразен, – продолжил он. – Он нечто вроде… психопомпа. Верный термин? – Более-менее, – кивнула Дарси. – Но в «Ведах» – священных индийских книгах, которые я использовала для вдохновения, Ямараджа является богом смерти. – Девочки-эмо обожают богов смерти, – подытожила Кирали, делая большой глоток. – Это же лицензия на печатание денег! – А как обычно связываются с Ямораджей? – спросил Коулмэн. – В момент клинической смерти? Дарси едва не поперхнулась пивом. Столкновение Лиззи со смертью было уникальным доводом в пользу приобретения книги, необыкновенной идеей, которая поддерживала Дарси в ноябре прошлого года! Ну а Коулмэн только что разгадал головоломку безо всякого труда. – Не совсем, – пробормотала она. Коулмэн хмыкнул. – Звучит привлекательно и мрачно. – Самая первая глава мегамрачная, – подтвердил Оскар. – Там – жуткое нападение террористов, и вы думаете, что главную героиню вот-вот убьют, но она сматывается… – Он взмахнул рукой. – Никаких спойлеров… читайте и наслаждайтесь. Куда лучше обычной паранормалки. – Благодарю, – ответила Дарси, однако внезапно задумалась: насколько хорошими считает Оскар Ласситер «обычные» паранормальные романы.
Глава 8

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒