Глава восьмая

Ровно до той минуты, когда на следующее утро лимузин Джеймса остановился у «Голливуда» в четыре минуты двенадцатого, я ждала звонка от Блейка, с тем что они не приедут и что интервью отменяется. Но они приехали, а я их уже ждала – в огромных темных очках Дженни, со старбаксовским кофе в руке и красивой, но уже немного потрепанной сумкой от Марка Джейкобса на плече. Глубоко издохнув, я успокоилась насчет интервью, открыла дверцу и сразу поняла, что если вчера я назвала Алекса недовольным, а Мэри рассерженной, то для Блейка понадобятся более сильные эпитеты.

– Вот почему эти сраные интервью «один день из жизни» никогда не получаются, – бушевал он, сверля меня глазами, когда лимузин отъехал от отеля. – Вы будете молчать как рыба, пока мы не приедем в гостиницу. Надо было сразу договориться о часовой встрече с журналистом и секьюрити, и этого никогда бы не случилось.

Я не могла спорить с его логикой.

– А там будет бутилированная вода? – спросил Джеймс.

– Конечно, – прошипел Блейк, глядя на меня.

– А такое крошечное печенье?

– Нет, потому что в этом месяце ты не ешь углеводы.

Блейк скрестил руки на груди и окинул меня самым двусмысленным взглядом.

– Блейк, успокойся, Энджел не виновата.

Джеймс осторожно положил руку на плечо ассистента. Я сняла очки и приняла самый невинный вид.

– Да, мерзкие снимки – это твоя вина, я тебе уже говорил, – ответил Блейк, продолжая смотреть на меня. – И еще твоя вина в том, что она до сих пор здесь. Но я вам обоим заявляю – хватит! С этой минуты я не отойду от нас ни на шаг.

– Я понял, Блейк. – Джеймс легко улыбнулся. – Мы клянемся играть по твоим правилам. Но если мы будем говорить целый час, я захочу кофе. «Кофе Бин» за углом; можно, мы что‑ нибудь возьмем? Ты же знаешь, я ненавижу гостиничную бурду.

– Отлично, – сказал. Блейк, не сводя с меня испепеляющего взгляда. – Пусть она сходит и купит тебе кофе.

– Ты хочешь, чтобы Энджел вышла из лимузина и заказала мой любимый кофе в кафе, где я часто его беру? – Джеймс перегнулся через сиденье и взял меня за руку. Я подавила нервный смех. Ах, эти нервы… – Блейк, да ты же только подольешь масла в огонь! «Кофе Бин» кишит папарацци!

– Кишит, – хрипло подтвердила я.

– Я сказал: ни слова, пока мы не приедем в отель, – предупредил Блейк, выходя из лимузина.

Я сдерживала дыхание, пока не захлопнулась дверца.

– Извините, – задушено пискнула я. – Я понимаю, что смешного мало…

– Энджел, одну секунду. Джек, – сжав мою руку, Джеймс тронул кнопку микрофона и сказал водителю: – Когда мы подъезжали, я, кажется, видел несколько паппараци. Нельзя ли переставить машину? Ну хотя бы к «Пинкберри» на Беверли‑ Хиллз?

Неясный силуэт за тонированным стеклом кивнул, и мы поехали.

– Какое облегчение, правда? – вздохнул Джеймс, вольготно положив руки на спинку сиденья. – Блейк просто с ума сошел при виде этих снимков в Интернете.

– А сейчас он что, успокоится? – запаниковала я. – Нужно за ним вернуться. Джеймс, он же в журнал позвонит! Я на волоске от увольнения. Если он им позвонит…

– Не позвонит. – Джеймс снял несуществующую пушинку с синей рубашки. – Сколько раз мне вам говорить – Блейк не может ничего отменить. А журнал не может вас уволить. Я вчера сразу послал им е‑ мейл, как только увидел фотографии. Я согласен дать интервью только вам, и они это знают.

– Бессмыслица какая‑ то… – Я потерла виски, стараясь не думать, что рубашка точь‑ в‑ точь цвета его глаз. – От меня вам только неприятности и беспокойство. Вы могли пригласить настоящего интервьюера на часовое интервью в гостинице и избавить себя от хлопот. А снимки? Разве они вас не возмутили, не расстроили?

– Вы в самом деле не читали обо мне до нашей встречи? – Джеймс покрутил головой. – В Интернет просачивалась информация и похуже. Фотографии, видеозаписи – словом, такие вещи, которые я не показал бы моей матери. И с чего мне сидеть в номере и повторять осточертевшую байку о новом фильме, о том, что мне нравится в Лос‑ Анджелесе, скучаю ли я по Англии и тому подобное, когда я могу есть бургеры и говорить с вами о реальных вещах?

– Логично, – согласилась я. – Но вас действительно нисколько не задели эти снимки?

– Меня задело, что они доставили беспокойство вам. Я‑ то к ним привык, – пожал он плечами. – А девушки, с которыми я снят, как правило, давно освоились в такого рода ситуациях.

Он даже не покраснел, поэтому я покраснела за нас обоих.

– И еще хочу извиниться, что с самого начала не предупредил. Когда замечаешь папарацци, обычно уже поздно, – сказал он, вглядываясь в окно. Я тоже посмотрела в окно на буквы «Беверли‑ Хиллз», установленные на безупречно ухоженном газоне. Не совсем как надпись «Голливуд», но все равно волнующе. – Как ваша подруга, нормально вернулась в гостиницу?

– Ну, она осталась очень недовольна, – нехотя созналась я. – Но шопинг ее немного успокоил. Спасибо, кстати, до сих пор в себя не приду… Но вы не должны были этого делать…

– Не стоит об этом, – отмахнулся он от моего блеяния. – А ваш друг Джо?

– Я его не видела. Извините, ради Бога, он перешел все мыслимые границы. – Мне просто не верилось, каким ослом Джо показал себя в баре. – И я позавчера уже говорила, что он мне не друг.

– Да, этот парень немного… – Джеймс замолчал. – Ну, забудем. В жизни нет таких проблем, которые нельзя решить замороженным йогуртом.

– Господи, вы говорите просто как женщина! – не выдержала я. – Хотела бы я послушать, как вы повторите это в Шеффилде!

– Молчите и доставайте кошелек, – сказал он, когда мы остановились у обочины. – Платите вы.

– За йогурт? – Я выбралась из лимузина после Джеймса. – М‑ да, справедливая компенсация за все, что мы вчера накупили.

– Ха, зато мне не придется платить за дорогой замороженный йогурт!

– Эх, забываете вы свои корни, Джим Джейкобс, – прищелкнула я языком.

Оказалось, замороженный йогурт «Пинкберри» обладает легким магическим действием. Джеймс положил себе ананас и клубнику, а я натрусила в свой стакан кокосовые хлопья и шоколадные чипсы. И с десяти долларов мне еще дали сдачи.

– Вкуснота, – восторгалась я с набитым йогуртовой массой ртом. – Но ведь йогурту полагается быть безвкусным и полезным!

– А он и был полезным до того, как вы натолкали туда все эту ерунду, – парировал Джеймс.

В кафе было много красивых загорелых мужчин в спортивной одежде и вездесущих девиц в угги.

– Я подумывал продолжить наш тур по моим любимым местам Лос‑ Анджелеса, – говорил он, шагая по улице мимо откровенно глазеющих девиц и притворяющихся безразличными мужчин. Единственной разницей сегодня было, что на меня пялились не меньше, чем на Джейкобса. – Может, поедем в «Гроув» и продолжим шопинг? Это должно вас развлечь.

– Простите, Джеймс. – Я крепко сложила руки на груди. Почему в Лос‑ Анджелесе все такое открытое и нельзя перейти на теневую сторону улицы или нырнуть в метро? – Я помню, вам не хочется обычного сидячего интервью, но нельзя ли пойти куда‑ нибудь в менее… публичное место?

– Тогда Беверли‑ центр? – Джеймс прикончил свой йогурт и бросил стаканчик в мусорную урну. – Или Мелроуз? Хотя в Мелроузе сегодня должны быть папарацци.

– А что, они будут повсюду, куда бы вы ни пошли? – спросила я, подчеркнуто игнорируя двух девиц с крошечными собачками под мышкой и огромными стаканами кофе в руках, уставившихся на нас с другой стороны улицы.

– Возможно. – Джеймс пожал плечами. – Но я вам уже сказал: это не проблема.

– Не могу согласиться, – сказала я, заметив группу сущих детей с ног до головы в «Джуси кутюр» и с коммуникаторами в руках, без всякого смущения сравнивавших реального Джеймса Джейкобса и его «таинственную пассию» со снимками в Интернете. – Извините, но для меня это проблема.

– Не извиняйтесь. – Джеймс обнял меня за плечи (вся улица затаила дыхание). – Если это проблема для вас, значит, это проблема и для меня. Если бы сейчас у вас появилась возможность махнуть куда душа пожелает, что бы вы выбрали?

– Нью‑ Йорк.

Джеймс улыбнулся:

– Ну, не в моих силах свозить вас через полстраны за тридцать минут, но я постараюсь это загладить.

Из Беверли‑ Хиллз лимузин проехал, кажется, через весь Голливуд, пока Джеймс не постучал по стеклянной перегородке, чтобы водитель остановился. Когда мы вышли, мне показалось, что я дома. Исчезли загорелые люди, валенкообразные сапоги и крошечные шорты, уступив место бородам, старым кедам «Конверс» и винтажным клетчатым фуфайкам. «Старбакс» заменили угловые кафе, хозяевами которых были ленивые хипстеры, «Городская одежда» сменилась винтажными магазинчиками, а огромные многозальные кинотеатры уступили место крошечной некоммерческой киношке. Океана видно не было; ярко‑ голубое небо сияло в зеленой оправе окрестных холмов.

– Вам нравится? – спросил Джеймс, прислонившись к совершенно неуместному здесь лимузину.

С трудом верилось, что мы в десяти минутах езды от Голливуда.

– Нравится, – кивнула я, просовывая голову под ремень любимой сумки и сдвигая ее, плотно прижавшуюся ко мне, куда следует. – А где мы?

– В Лос‑ Фелице, – ответил он. – Здесь я могу дать вам возможность почувствовать себя дома, не задействуя мой самолет.

– Готова спорить, пицца здесь хуже, чем в Бруклине, – сказала я, оглядываясь. На нас не смотрел ни один человек. – Давайте уже перейдем к интервью. Где будем разговаривать?

– Там, – сказал он, указывая на маленькую темную дверь за моей спиной. – После вас.

Джеймс открыл дверь, и с залитой солнцем улицы мы попали в маленький сумрачный бар. Я прошла через занавеску из бусин и растерянно заморгала. Как и в «Тедди», здесь были столики с красными сиденьями, правда, обиты они были потрескавшимся винилом, а не бархатом. Глянцевый новодел «старого Голливуда» а‑ ля Джессика Симпсон не выдерживал никакого сравнения с этим настоящим высоким классом старой школы с застоявшимся, слегка затхлым запахом после двух десятилетий шумных ночных веселий. На крошечной эстраде в центре я разглядела ударную установку, несколько гитар и пианино.

– Привет, Джеймс, – раздался голос из‑ за барной стойки под светильниками с винтажными абажурами (правда, у меня возникло ощущение, что они не столько винтажные, сколько действительно древние, грозившие расползтись от одного прикосновения). Голос принадлежал молодой барменше с роскошными огненно‑ рыжими волосами и черными «стрелками» на веках. – Бери все, что хочешь, я сейчас вернусь.

– Спасибо, Марина. – Джеймс сел за пианино. – Добро пожаловать в «Дрезден», мой любимый лос‑ анджелесский клуб. Никаких папарацци.

– Вы умеете играть? – спросила я, присаживаясь рядом.

– Да.

Джеймс поднял крышку и взял несколько мягких аккордов. В полутемном баре, глядя, как он играет, я почувствовала себя за миллион миль от всего – от снимков в Интернете, от Алекса с его недовольством, от раздражения Мэри. Я положила пальцы на прохладные клавиши и уставилась на клавиатуру.

– А вы играете?

– Нет, – сказала я. – Я даже диски проигрывать не умею.

– Значит, поете? – спросил он.

Я встретилась со взглядом темно‑ синих глаз и расхохоталась.

– Нет, не пою, – проговорила я сквозь смех. – Господи, перестаньте! Мы же пришли сюда работать!

– Да. – Он закрыл крышку пианино. – Дело в том, что я чувствую себя немного обманщиком во всех этих «звездных» интервью. Человека создают журналисты. Это их вопросы порождают всякие идиотские заявления селебрити вроде: «Я люблю запах океана в полночь».

– Можно это процитировать? – сразу спросила я. – У меня, видите ли, не запланировано вопросов об океане, а ваш ответ звучит очень красиво.

– Давайте тогда так, – предложил Джеймс. – Вы задаете вопрос, а потом я задаю вам вопрос. Это устранит элемент давления.

– И наведет меня на мысль о новых вопросах, – согласилась я, роясь в своей полной барахла, но как нужен карандаш, так фигушки, сумке. – Раз вы зашвырнули мой диктофон в Тихий океан, мне придется записывать от руки, поэтому дело будет двигаться медленно.

– Будем двигаться быстро или медленно, как вы захотите.

Я решительно отказалась краснеть.

– Ну что, Джим Джейкобе. – Я откашлялась и сделала профессиональную мину. – Поиграем в «Необитаемый остров» [10]. Ваши три любимых альбома?

– Легко и, извините, неоригинально. – Джеймс шутливо зевнул. – «Смите» одноименной группы, «Nevermind» «Нирваны» и «Другой класс» группы «Палп». Я понял, вы хотите подчеркнуть, что я из Шеффилда.

– Могли бы назвать «Деф Лепнард», – отозвалась я, торопливо записывая его ответы и прикидывая, будут ли названные альбомы в списке наиболее часто прослушиваемых на его айподе, как были бы на моем.

– Моя очередь. – Джеймс с наслаждением потянулся, не торопясь с вопросом. – Энджел Кларк, почему вас так беспокоит, что думают другие?

– Можете спросить у меня о трех любимых фильмах, – попыталась увильнуть я.

– Отвечайте, пожалуйста.

– Легко и, извините, неоригинально. – Я тоже умею тянуть время. Я собрала волосы в хвост и снова распустила. – Чужое мнение меня не беспокоит. Моя очередь.

– Неправда. – Джеймс покачал головой. – Я видел, как вы нервничали, когда возле «Пинкберри» на нас смотрели те девицы. Хотя я вам тысячу раз повторил – никто вас не уволит, вы продолжаете переживать по поводу интервью и дергаться из‑ за журнала. Так что не надо рассказывать, что вам все равно.

– Вы не говорили, что отвечать надо честно. – Я нервно отвела прядку, прилипшую к блеску для губ. Леди из меня… – Вы просили просто ответить на ваш вопрос, я и ответила.

– А, ну хорошо. Ваша очередь.

– О'кей, – сказала я, удивленная и обрадованная легкой победой. – Три вещи, без которых вы не можете обойтись в поездках?

– Маленький ослик, Майкл Кейн и кусачки для ногтей, – невозмутимо ответил Джейк. – Моя очередь.

– Не смешно шутите.

– Пятьдесят миллионов зрителей, смотревших мой последний фильм, с вами не согласятся.

– Я так и запишу, если не ответите серьезно.

– Сначала вы ответьте.

Я вздохнула:

– Хорошо. Да, меня несколько беспокоит мнение окружающих.

– Спасибо. Теперь объясните почему.

– Почему? Это вы мне объясните, почему вам все безразлично! Как вы можете жить словно под увеличительным стеклом? Отчего вас не бесит всеобщее внимание? Даже если вы сталкиваетесь с этим по пять раз на дню, я все равно не понимаю, как можно весело смеяться и ожидать от других такой же реакции!

Джеймс подался вперед и заправил прядь волос мне за ухо.

– Потому что все это ненастоящее, – спокойно сказал он. – Я знаю, что фотографии в Интернете – подтасовка. Близкие мне люди тоже знают, что это фикция. Все это часть специально созданного образа – даже наше интервью, как мне ни интересен сам процесс и как ни приятно гулять с вами по городу. В журнале появится статья с несуществующим героем. Ваши вопросы не имеют целью показать меня настоящего, выяснить холодные упрямые факты, поэтому ответы будут интересны лишь тем, кто хочет побольше знать об актере Джеймсе Джейкобсе, знакомом им по романтическим комедиям.

Я не знала, что сказать. В общем‑ то он был прав.

– Энджел, какая разница, если кто‑ то на улице возле этого клуба думает, что мы тут… как кролики! Мы же знаем, что это не так, вот что важно. А сайтам светских сплетен не верит даже последний дурак с одним полушарием.

– Хочется надеяться… – Я пожевала кончик ручки, глядя на барную стойку. – А можно там что‑ нибудь взять?

– Кто‑ то решил, что снимки отражают настоящее положение вещей?

Моя мать сгорела бы от стыда из‑ за моих манер, но я пролезла под стойкой и налила себе выпить.

– Да.

– Ваша мама?

О Господи, а ведь этот разговор мне еще предстоит! Я тут же налила себе двойную порцию.

– Пока нет.

– Значит, бойфренд?

– Бойфренд.

Поверх водки я налила диетической колы, но места в бокале оставалось только для трети бутылочки.

– Неужели он назвал вас лгуньей?

Джеймс тоже подошел к бару.

– Что? – Я помешала коктейль соломинкой. – Он этого не говорил.

– Он счел снимки настоящими, хотя вы сказали, что это не так. Значит, он обвинил вас во лжи.

– Не совсем. – Я сделала большой глоток, поморщилась и долила колы. – Он просто немного… в общем, не слишком обрадовался. Что вполне можно понять.

– Но вы объяснили, что произошло, и он вам не поверил? – настаивал Джеймс, усаживаясь на высокий стул. – Мне пива, пожалуйста.

– Так, теперь я еще и барменша, – пробормотала я, доставая из холодильника «Корону». – Я ему сказала – все не так, как кажется. Это не значит, что он мне не поверил, просто немного расстроился. Бывшая подружка его обманывала, поэтому иногда он с трудом верит людям.

– Но вы же не его бывшая. – Джеймс выдавил в пиво ломтик лайма. – И вы ему не изменили.

– Нет, хотя, когда мы познакомились, я кое с кем встречалась. Но я ему не изменяла. И никому другому. В жизни. – Я подсунула салфетку под его бутылку. Ну вот, будет опыт работы, на случай если меня все‑ таки вытурят из «Лук». – Я никогда не изменю Алексу. – Я смело посмотрела на Джеймса. – Ни за что не стану унижать его обманом!

– Тогда у него нет права трепать вам нервы из‑ за снимков каких‑ то папарацци, – логично вывел Джеймс. – Он должен был взять с вас слово и радоваться, что у него такая замечательная девушка.

– Вряд ли мне подходит слово «замечательная». – Я отпила свой коктейль. – Скорее уж резкая, как кола, и простая, как пятицентовик.

– Вы всегда подтруниваете над собой? – Джеймс поставил свою бутылку на стойку. – Вы замечательная, и ваш бойфренд не должен давать вам повод в этом усомниться.

– Я не вышучиваю себя и я не замечательная. – В баре стояла такая тишина, что я слышала стук собственного сердца. Ну вот опять мы отвлекаемся от темы интервью. – Честно. И у меня к вам еще есть вопросы.

– Вы очаровательны, умны, остроумны, вы явно любите этого дурака, хотя он этого не заслуживает, – продолжал Джеймс, заталкивая ломтик лайма в горлышко бутылки. – Будь вы моей девушкой, я бы не допустил, чтобы вы чувствовали себя несчастной.

– Не думаю, – отозвалась я, рассматривая ногти. – Вряд ли в человеческих силах заставить меня забыть, что я никогда не попаду в «Новые топ‑ модели Америки».

– Опять вы над собой иронизируете, – заметил Джеймс.

Некоторое время мы сидели молча. Пауза становилась все более неловкой.

– А он когда‑ нибудь вам изменял? – спросил вдруг Джеймс. – Ваш бойфренд?

– Нет. Конечно, нет, – быстро сказала я. – Он бы не стал.

Джеймс пристально смотрел на меня, потягивая пиво.

– Может, вернемся к интервью? – спросила я с упавшим сердцем.

– Вот будь вы моей девушкой… – снова завел Джеймс.

– К интервью! – перебила я.

Это было уже слишком – я все‑ таки не железная.

– Видеоайпод, кроссовки и роман «Великий Гэтсби».

Джеймс залпом допил свое пиво.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Три вещи, без которых я не могу обойтись в поездках, – пожал он плечами. – Что у вас еще?

Целый час мы с Джеймсом обсуждали его любимых дизайнеров, излюбленные места отдыха, рестораны и все, что могло интересовать читателей журнала, пока руку не свело и блокнот не кончился.

– Ну что, – сказала я, записывая его любимое место покупки бубликов. – По‑ моему, мы закончили. Вы свободны.

– То есть я могу возвращаться к Блейку? – спросил Джеймс с шутливым ужасом. Я на его месте впала бы в настоящую депрессию. – А разве вы не хотите куда‑ нибудь пойти? Я специально освободил сегодняшний день.

Я с улыбкой покачала головой:

– Больше всего я хочу вернуться к себе в номер и лечь спать – последние дни я поздно ложусь. Но до этого нужно сесть за компьютер, все это напечатать и послать в журнал – доказать, что мы с вами все‑ таки работаем.

– Что ж, это справедливо. Подожду до завтра. – Джеймс встал и гибко потянулся вверх. Все‑ таки он очень высокий парень. – Если только вы действительно собрались работать, а не прятаться. Обещайте мне, что не станете портить себе кровь этими снимками!

– Честное скаутское, – отсалютовала я. – Вы правы, я уделяю им слишком много внимания.

– Вот и хорошо. И если по возвращении в гостиницу вас не будут ждать розы от вашего бойфренда, он мне за это ответит. – Джеймс открыл дверь на залитую солнцем улицу. – Я не позволю ему третировать вас без причины.

– Не знай я, что вы противная эгоцентричная кинозвезда, могла бы ошибочно счесть вас очень приятным человеком, – сказала я, заслоняясь от солнца и глядя ему прямо в глаза. – Видимо, вы талантливый актер.

– Не забудьте вставить это в интервью, – сказал Джеймс, набирая номер своего водителя. – Актер я хороший, но говорил серьезно: никому не позволяйте трепать себе нервы. Я от таких людей избавился.

– Да, вас окружают исключительно позитивные личности вроде Блейка, – согласилась я, глядя, как из‑ за угла выезжает лимузин. – Неужели он правда облегчает вам жизнь?

– Ну, многие считают его невыносимым, – сказал Джеймс, – Но на самом деле не знаю, что бы я без него делал. Пусть даже он на стенку полезет после того, как мы второй раз оставили его за кадром.

– О, я уверена, он во всем винит только меня, – отозвалась я. – И тоже второй раз.

– Да, тут вы не ошиблись, – согласился Джеймс. – Извините. Спасибо, что терпите его – и меня.

– Спасибо, что делаете это таким легким.

Я надела темные очки, чтобы подольше глядеть на него, не подавая вида.

– Вы не поверите, – сказал он, доставая свои «стекла», – но я и сам от души развлекаюсь. Наши прогулки по городу напоминают мне о том, чего я лишен.

– И чего же?

Девяноста семи процентов нормальной жировой прослойки?

– Трудно сказать, – отозвался Джеймс, поднимая мои очки на макушку и глядя на меня сверху вниз. Взгляд пронизывал меня насквозь, вызывая щекотку под ложечкой. – Но это так.

– Тогда буду считать, что это что‑ то хорошее, – сказала я, опуская очки на переносицу, когда рядом бесшумно остановился лимузин.

Интересно, как мне сохранять верность, если Джеймс ведет себя как ангел и при этом красавец мирового класса, а Алекс выставляет себя полным засранцем?

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒