Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава пятая



 

Когда Джеймс пообещал прислать машину, я и предположить не могла, что это окажется лимузин. И еще того меньше ожидала, что в лимузине будет Джеймс Джейкобс собственной персоной. К счастью, мне удалось вытащить себя из постели в нормальное время и подготовиться, в смысле накраситься и уложиться феном. Я хотела сгладить всякое воспоминание о вчерашнем тошнотворном инциденте и выбрала симпатичное чернильно‑ синее джерси от Эллы Мосс, вещественное доказательство грубого насилия над моей кредиткой в «Блумингдейле». Вот уж в нем меня точно не вырвет – я просто не могу согнуться в этом платьишке. Надеюсь, суперзвезда заглядится на мои ноги и не заметит отсутствия навыков интервьюирования селебрити.

– Доброе утро, мисс Кларк.

Джеймс с готовностью подвинулся, словно на заднем сиденье лимузина было тесновато. Возможно, его смутила моя задница двенадцатого размера. Учитывая, что большинство девиц, виденных мной в «Шато Мармоне», явно стремились остановить стрелку весов на ста фунтах, его можно было понять.

– Вы выглядите хорошо отдохнувшей.

Я расшифровала комплимент как «блевать вроде не собираетесь».

– Благодарю вас, мистер Джейкобс, – отозвалась я с обворожительной улыбкой.

Можно сказать, свои люди, он меня видел изнутри и снаружи. Какой теперь смысл терять дар речи в присутствии мегазвезды?

– Позвольте представить моего помощника, Блейка.

Джеймс указал на очень нервного и очень красивого блондина, сидевшего в противоположном углу салона. К своему стыду, я его даже не заметила, пожирая глазами мощные накачанные бедра Джеймса в символических тренировочных шортиках. Специально для интервью надел, не иначе.

– Мы как раз бегали по холмам… Вернее, бегал я, Блейк читал «Перес Хилтон» на блэкберри.

– Отвянь! – Блейк протянул мне руку. – Жаль, что вчера мы с вами разминулись?

– О, жалеть абсолютно не о чем. Чем меньше свидетелей, тем лучше, – ответила я, вежливо встряхнув его рукой и своей головой.

Блейк действительно был очень хорош собой. Именно таким я представляла себе стопроцентного американца из Калифорнии: взъерошенные светлые волосы, очень загорелый и спортивный и в тренировочном костюме. Он мне сразу безумно понравился, не то я обязательно познакомила бы его с некоей Дженни Лопес.

Конечно, если эта мисс все же добралась в гостиницу вчера вечером. Спускаясь к лимузину, я заглянула в ее комнату, где меня приветливо встретила не разобранная со вчерашнего утра постель. Я пошарила в сумке от Марка Джейкобса, слегка пострадавшей от знакомства с полом туалета «Айви», на предмет посмотреть, ответила ли подруга на мою эсэмэску. Входящих не оказалось.

– Я здесь прежде всего затем, чтобы следить, придерживаетесь ли вы согласованных тем, и как только я скажу «стоп», мы останавливаемся и интервью заканчивается. Это понятно? – бесцеремонно сказал Блейк. – У вас есть список согласованных тем?

Я с трудом сохранила невозмутимость, ничем не выдав паники, – это же одна из бумажек Сисси, оставшихся наверху в отеле.

– Разумеется.

Разумеется, это был один из листков, которыми снабдила меня Сисси и который я забыла в номере.

– Чудненько, – продолжал Блейк.

Он вообще вел себя так, словно Джеймса не было в машине. Я пыталась слушать его инструкции, но трудно было сосредоточиться, когда в паре футов сидит сам Джеймс Джейкобс с миной «ну не глупость ли все эти правила? ». «Соберись, Энджи. Думай о деле».

– Идея этого интервью состоит в том, чтобы рассказать читателям о «настоящем Джеймсе Джейкобсе», то есть фактически мы делаем акцент на его фильмах, увлечениях и планах на будущее. И хорошо помним, чего касаться не надо, да?

– Секса, наркотиков и рок‑ н‑ ролла, – театральным шепотом подсказал Джеймс, вызвав у меня первый, неуместно громкий и слегка истерический смех за все утро.

– Веселись, Джеймс, веселись. – Блейк приподнял тщательно ухоженную бровь. – Шути, шути перед репортером. Не вздумайте это записать.

– Но я вовсе не… – Я остановилась, глубоко вздохнула, и начала заново: – Я здесь, чтобы работать, а не заваливать вас… э‑ э… то есть не расставлять вам хитрые ловушки и не подкладывать свинью.

Да уж… Правда, профессионально прозвучало?

– Мы это знаем, Энджел. – Джеймс коснулся моей руки. Стой, сердце, стой… Зачем такие гонки… – Просто Блейк привык проявлять повышенные меры безопасности. Некоторые журналисты из любого слова готовы раздуть скандальную сенсацию. Я же, наоборот, боюсь вас разочаровать. Ох, если бы моя жизнь была такой захватывающей, как ее описывают газеты!

Блейк натянуто улыбнулся мне и кивнул Джеймсу. Хм, мне как‑ то не приходило в голову, что процесс может оказаться нелегким. Этот Блейк собаку съел на медиатренинге. Если Джеймс не расскажет мне ничего интересного, о чем же я, спрашивается, должна писать?

– Я уверена, все будет в лучшем виде, – сказала я, доставая из сумки новехонький блокнот специально для интервьюирования звезд, ручку и диктофон. – Итак, какие у вас планы на день?

– Сплошные развлечения. – Джеймс дотянулся до мини‑ холодильника и протянул мне бутылку воды. Вторую он бросил Блейку, третью открыл для себя. – Утром – прогон на студии. Я, кстати, подумал – может, вы захотите посмотреть декорации, познакомиться с другими актерами?

– Это было бы неплохо, – небрежно отозвалась я, стараясь не завопить от восторга.

Я побываю на съемочной площадке! Познакомлюсь с настоящими актерами!!

– А затем я бы предложил пообедать. Могу показать мои любимые места в Голливуде.

– Отлично!

Голова у меня сразу занялась голливудскими местами, но желудок расслышал только фразу про обед. Утром я так долго приводила себя в порядок, что совсем забыла позавтракать, а так как все съеденное вчера оказалось в кустах у бунгало Джейкобса, я просто умирала с голоду, готовая отдать правую руку за печенье с начинкой.

– Я охотно познакомлюсь с вашими излюбленными уголками города. Должна признаться, я еще не успела полюбить Лос‑ Анджелес.

– Не успели? – искренне удивился Джеймс, проигнорировав громкое неодобрительное «ну что ты будешь делать» Блейка. – А разве здешнее солнце вас не очаровало? Большинство англичан в него сразу влюбляются.

– Солнце чудесное, – согласилась я. – Но мои пристрастия бывшей англичанки уже высказались за меня. Я живу в Нью‑ Йорке.

Я была очень счастлива это сказать.

– Нью‑ Йорк мне тоже нравится, но Лос‑ Анджелес просто чудо! – настаивал Джеймс. – Где вы успели побывать?

– Ну, Беверли‑ центр, «Айви», «Тост», где я вас не дождалась…

– Прошу извинить меня за эту оплошность. – На его губах появилась знаменитая легкая асимметричная улыбка, его лучший адвокат. Кто в силах сердиться на такого красавца? – Мой рейс задержали. Поделом мне за то, что согласился сниматься в Канаде. Да, так вот, неудивительно, что вам здесь не понравилось, – вы не были в торговом центре и заведении для туристов. Доверьтесь мне, и я покажу вам хорошие места. А теперь расскажите, как вы оказались в Нью‑ Йорке.

Всю дорогу до студии «Сенчури» я рассказывала Джеймсу, как влюбилась в Нью‑ Йорк и какой прошла путь от зубодробительной… в смысле руколомательной подружки невесты до автора журнальной колонки и популярного блога, не забыв упомянуть новую сумку, новую лучшую подругу и нового суперсексуального бойфренда. История показалась волшебной сказкой даже мне самой (правда, я многое оставила за кадром).

– Значит, вы встречаетесь с фронтменом «Стиллз»? – На Джеймса это произвело впечатление. – Очень хорошая группа! Как вам кажется, их может заинтересовать предложение записать саундтрек для моего нового фильма?

– Алекс давно хочет работать в кино, – обрадовалась я, лучшая подружка года со связями. – Вам обязательно нужно с ним поговорить!

– А вы ему позвоните, – попросил Джеймс, выхватив у Блейка блэкберри и передав мне. – Наберите, пожалуйста, я очень хочу с ним поговорить. Я большой поклонник «Стиллз»!

Красавец просил так мило, а Блейк выглядел таким взбешенным, что я сразу набрала телефон Алекса. Естественно, трубку никто не взял.

– Ну ладно. – Джеймс кинул блэкберри Блейку и рассмеялся. – Позвоним позже. О, похоже, мы приехали. Вы знали, что главный офис «Фокс» находился в доме Накатоми из «Крепкого орешка»?

– Не может быть! – завопила я и высунулась из окна лимузина, как возбужденный Лабрадор.

– Может. – Джеймс втащил меня назад – мы как раз проезжали пост охраны. – Они сидели в «Элвине и бурундуках», но чем меньше об этом говорить, тем лучше.

– А вы были в «Элвине и бурундуках»? – спросила я, прищурив глаза.

Джеймс посмотрел на меня в упор:

– Чем меньше об этом говорить, тем лучше. Ура Голливуду!

Отчего‑ то я думала, что смогу прогуляться по киностудии не моргнув глазом, словно выросла в кинодекорациях и видеть Адама Сэндлера, проносящегося мимо в маленькой тележке для гольфа, для меня самое обычное дело, но на поверку я оказалась сущей провинциалкой с разинутым ртом, и Джеймс Джейкобе под боком делу отнюдь не помогал. Почти каждый человек, попадавшийся нам навстречу, заговаривал с ним или под каким‑ нибудь неубедительным предлогом останавливал его и гладил по руке, похлопывал по спине, с обожанием стискивал повыше локтя или просто пожирал глазами. Я старалась не ревновать к такой славе, но чувствовать себя невидимкой оказалось не очень приятно.

– Вот где я сегодня буду сниматься, – сказал он, когда седьмая ассистентка помощницы какой‑ то ассистентки устала трещать, какая для нее честь работать с Джеймсом Джейкобсом.

Снаружи все выглядело как огромный склад выгоревшего под солнцем желтоватого цвета, как и все в Лос‑ Анджелесе, но едва Джеймс открыл дверь и я ступила внутрь, произошло нечто невозможное: мы оказались в Лондоне. Я как ужаленная повернулась к дверям: снаружи – залитый солнцем Лос‑ Анджелес, внутри – вечерний Лондон. Трафальгарская площадь, если быть точной.

– Не может быть, – совершенно растерялась я. – Как странно!

– Хорошее средство от ностальгии. – Джеймс взял меня за руку и повел по лабиринту проводов и камер. – Вы когда‑ нибудь забирались на льва на Трафальгарской площади?

– Нет, – ответила я, во все глаза разглядывая окружавшие нас дома. – Не приходилось. Даже обидно.

– Можете сейчас, если хочется, – сказал он, указывая на великолепную копию трафальгарского льва позади полуколонны без Нельсона вверху. – Давайте телефон, я вас щелкну.

Это было безумие. Как только мы оказались в этих стенах, в стороне от километровых кабелей и здоровенных «юпитеров», мозг отказался воспринимать тот факт, что мы по‑ прежнему находились в Лос‑ Анджелесе. Даже как‑ то не верилось, что мы в помещении. Современные киношники могут делать со светом такие чудеса… Невероятно. По настоянию Джеймса я кое‑ как залезла льву на спину, поразившись, что он оказался не из бронзы, а из чего‑ то теплого и менее прочного.

– А он не свалится? – спросила я, пытаясь перебросить ногу на львиный бок, не выставив трусы на всеобщее обозрение. – По‑ моему, он не очень прочный.

– Все нормально, – настаивал Джеймс, ловя меня объективом моей слабенькой телефонной видеокамеры. – Не пнете – не свалится. Вчера на нем сидела Джессика Альба, и ничего.

Я вцепилась в львиную шею, решив не подсчитывать, сколько Джессик Альб из меня можно выкроить, и молясь ногам реквизита, чтобы лев был рассчитан на нормальный человеческий вес, а не только на голливудских фей. Негромкий треск доказал: не рассчитан.

– Слушайте, я не могу спуститься, – сказала я, сдерживая панику. Признаюсь, это был не самый приятный момент. – Я серьезно!

Джеймс засмеялся, сунул мой телефон в задний карман своих джинсов и вытянул руки:

– Тогда прыгайте.

– Не могу! – испугалась я, нечаянно стиснув льва бедрами. – Я застряла.

– Но вы же не сможете брать оттуда интервью, – подначивал Джеймс. – А у меня через час здесь съемка. Я читал сценарий, вас в этой сцене нет. Прыгайте!

Я сжала губы и закрыла глаза. Ничего приятного в этом не было, как я ни искала. Подогнув под себя ногу (и едва не вывихнув при этом бедро), я по дюйму начала сдвигаться вниз, пока вдруг не соскользнула к львиной заднице гораздо быстрее, чем ожидала.

– Черт! – заорала я, спелой сливой падая в распростертые объятия Джеймса.

– Лучшее интервью за всю историю, не правда ли? – сказал он.

Проявив нечеловеческую (и неженскую! ) выдержку, я отстранилась от широкой мускулистой груди и закашлялась, не зная, за что первое хвататься – пригладить волосы или одернуть юбку.

– Пожалуй, этот эпизод я опущу, – сказала я, принимая теплый от его тела сотовый. – Но декорации изумительные.

– Да, – кивнул он, оглядевшись. – Хотя я никогда не понимал тех, кто тратит огромные деньги на декорации. С другой стороны, нельзя же устроить взрыв на настоящей Трафальгарской площади.

– Вы все взорвете? – переспросила я, надеясь, что это будет не мой лев.

– Черт, я же давал расписку о конфиденциальности. – Джеймс провел рукой, застегивая рот на невидимую «молнию». – Я вам ничего не говорил.

– Естественно, – пообещала я. – А взорвут сегодня? Можно посмотреть?

– Проснулась жажда крови? Нет, к сожалению, Трафальгарской площади это не грозит до следующей недели.

– Джеймс! – заорал Блейк со ступеней Национальной галереи и постучал по наручным часам. – В трейлер!

– Хотите посмотреть мой трейлер?

Джеймс приподнял красивую бровь.

Я приподняла свою.

– Вы это всем женщинам говорите?

– Пару раз было, – признался он, обнимая меня за плечи и уводя в закат Ватерлоо.

Если посещение съемочного павильона было сродни визиту в Лондон, то прогулку в трейлер Джеймса можно сравнить с посещением рая. Я никогда не видела ничего настолько шикарного. По сравнению с трейлером Джейкобса «Юнион» с «Голливудом» выглядели молодежным общежитием.

– Прелесть какая! Зачем вам вообще дом?

Я поднялась по ступенькам и вошла в гостиную, где доминировали три огромных плюшевых дивана, развернутых к огромному плоскоэкранному телевизору, а в центре красовался прелестный низкий кофейный столик. Под телевизором был DVD‑ плейер, лазерный проигрыватель и несколько игровых консолей – настоящий мальчишечий рай.

– Все приедается рано или поздно, – сказал Джеймс, водя рукой над деревянным блюдом с фруктами на кофейном столике, но выбрав большую миску с «M& M's». – Иногда ужасно хочется свалить, к чертям, домой, к маме. Теперь есть прямые рейсы в Шеффилд, вы знали? Я могу добраться туда за день.

– В Шеффилд? – Я вопросительно посмотрела на Джеймса. – Мне казалось, вы из Лондона?

– Несогласованная тема! – крикнул Блейк из кухни. – Мы не говорим о прошлом Джеймса, мисс Кларк.

– О'кей.

Я уселась на диван, чуть не по пояс погрузившись в его мягкость, и примолкла.

– Джеймсу нужно работать, съемка займет сколько, часа два? Вы здесь подождете?

Блейк подтолкнул Джеймса к двери. Актер беспомощно пожал плечами и обезоруживающе подмигнул мне.

– Прекрасно, – сказала я себе, доставая из сумки ноутбук.

Времени было почти полдень, а блог сам себя писать не собирался. Попробую успеть, хотя бы и впритык.

«Приключения Энджел. Лос‑ анджелесская история

Наконец‑ то я могу раскрыть вам мой секрет. Сейчас, вот в эту самую минуту, я пишу свой блог, сидя в трейлере очень популярного, очень талантливого и, не скрою, очень красивого киноактера. Кроме шуток, речь идет о звезде первой величины, суперсексуальной, стопроцентно артистично‑ харизматичной личности.

Что для меня потрясающе, а для вас, не исключаю, ерунда, – я его интервьюирую для журнала „Лук“. Это мое первое в жизни настоящее интервью! Но это еще не самая большая ерунда (не занимайся я сущей халтурой, это прозвучало бы почти трагически): мне не разрешили называть вам его имя.

Да‑ да, как не стыдно дразнить маленьких!

Что я могу, так это рассказать вам о Лос‑ Анджелесе и своих приключениях, среди которых на сегодняшний день значатся легкий приступ шопинга и куда более сильный приступ тошноты с естественным исходом, случившийся у одного из бунгало „Шато Мармона“ (я, как всегда, в своем репертуаре. С другой стороны, а что тут такого? ) Но отчего я никак не могу полюбить Лос‑ Анджелес? Я очень обрадовалась возможности выбраться из нью‑ йоркских снегов, но ЛА кажется мне пустеньким и безликим – ничего гламурного и головокружительного. Может, я что‑ то делаю не так? Ценные советы присылайте на мой е‑ мейл. Предупреждая ваши вопросы – да, машина у меня есть.

Конечно, дело может существенно поправить сегодняшнее приглашение мистера Кинозвезды сходить куда‑ нибудь пообедать… Сами понимаете, не могу же я обмануть ожидания моих читателей».

Дописав отрывок и отправив его в Нью‑ Йорк, я воткнула в уши плаги диктофона и приготовилась печатать. Вот я рассказываю Джеймсу, как оказалась в Нью‑ Йорке. Он смеется. Я признаюсь Джеймсу, что мне не понравился Лос‑ Анджелес. Джеймс смеется. Встревает Блейк, требуя придерживаться согласованных тем. Джеймс смеется. Покамест все, что можно извлечь из моего интервью, – Джеймс Джейкобс любит посмеяться.

Но не успела я запаниковать, как в сумке зажужжал сотовый. Елки‑ палки, «Мэри, офис».

– Здравствуйте, Мэри, – сказала я, автоматически съехав на краешек сиденья и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не грызть ногти. – Вы получили мой блог?

– Тебя, значит, вырвало возле его бунгало?

Мэри никогда не тратила времени на любезности.

– Кх‑ м, да, пищевое отравление, – соврала я. – Джеймс об этом не знает. Я вставила это в блог просто так, для смеха.

– Понятно. – Судя по голосу, начальница не поверила мне ни на йоту. – В остальном все в порядке? Что‑ нибудь интересное узнала?

– Да‑ а.

– Не хочешь мне прислать?

Не грызть ногти уже не было сил.

– Оно еще не готово.

– Не готово?!

– В смысле, не до конца. Я же перфекционистка.

– Понятно. Завтра пришли мне что‑ нибудь.

Мэри повесила трубку, не навешав мне ни единой словесной плюхи, но что‑ то мне подсказывало, что дело пахнет керосином. Начальница согласилась отправить меня на это интервью, но если ей покажется, что у меня ничего не получается, она отзовет меня в полсекунды, а мне это совершенно не нужно. Это мой шанс, и я очень хотела его реализовать. По ходу дела я начала верить, что если смогу справиться с интервью, значит, для меня нет ничего непосильного. Может, Мэри станет давать мне задания поинтереснее, чем рецензия на новый альбом Кристины Агилеры! Я просто обязана хорошо провести интервью, даже если у меня нет опыта, прецедента и, честно говоря, особых причин верить в силу своего литературного таланта.

Итак, что у меня образовалось на Джейкобса? Любит бегать по холмам, только что отснялся в новом канадском фильме и вроде бы родом из Шеффилда. М‑ да. Не хватит даже на десятисекундный ролик на «Фейсбук», не говоря уже о журнальной статье.

О'кей, Энджел, сказала я себе, как только Джеймс снова входит в трейлер, ты превращаешься в мощный пресс. В самого бесцеремонного репортера в мире. Ты проверишь макияж в надежде, что по‑ прежнему выглядишь как человек, а Джеймс, естественно, войдет в тот момент, когда расплывшаяся тушь «Эклат» удачно подчеркнет круги у тебя под глазами. За актером, разумеется, тенью следовал Блейк.

– Ну, Энджел. Кларк, вы редкая красавица, – сказал он, ослепительно улыбнувшись.

Настоящее чудо, что парень не считал поголовно всех окружающих умственно отсталыми: чертовски трудно дать связный ответ, когда он демонстрирует свои прелести.

– Да, красота – это тяжкое бремя, – заметила я. – Ну, что у нас на очереди?

– Я на сегодня все сделал. – Джеймс гибко потянулся, коснувшись кончиками пальцев потолка трейлера. – Позвольте мне переодеться, а потом поедем смотреть город.

– Хороший план, – сказала я.

Он вышел в соседнюю комнату, давая мне шанс мягко вбить (никогда не втирать) в кожу кончиками пальцев волшебный макияж и проверить пропущенные звонки. По‑ прежнему ничего от Дженни. И ничего от Алекса. Н‑ да, приятно чувствовать себя любимой. Я отправила короткое сообщение Дженни, просто чтобы убедиться – она жива, но времени составить подходящую писульку Алексу у меня не хватило, потому что вернулся Джеймс с ключами в руке и Блейком под рукой. Через несколько секунд ко мне вернулось самообладание.

– Ну что, куда едем? – непринужденно спросила я, кидая телефон в сумку.

Джеймс протянул руку, помогая мне встать.

– Мы поедем показывать вам Лос‑ Анджелес. Готовы?

Лимузин Джеймса у трейлера таинственно исчез, и его место занял огромный синевато‑ зеленый полугрузовик. О Боже…

– «Хаммер»?

Я не подняла бровь, не желая показаться банальной. М‑ да, самое то для Голливуда.

– Н2 Н, «хаммер» на водороде. Не судите о книге по обложке, Энджел. – Джеймс открыл мне дверцу.

– Далеко же вы забрались от дома, Джеймс Джейкобс, – пустила я пробный шар, покачав головой, и первой полезла внутрь.

– Несогласованная тема! – Блейк «помог» мне забраться в салон, решительным движением подпихнув в зад. – Кроме шуток, мисс Кларк, прошлого Джеймса мы не касаемся.

Не успел он сесть рядом, как Джеймс захлопнул дверцу перед его носом, бегом обежал «хаммер» и забрался на водительское место. Заведя мотор, он сердечно отсалютовал своему ассистенту, когда мы выехали с парковочного места.

– Пока, Блейк. Я буду держать ее в рамках дозволенного, не беспокойся, – пообещал Джеймс, преувеличенно драматическим жестом показав «я тебя не слышу» взбешенному ассистенту, еще громче взревев мотором и пулей вылетев со стоянки. – Вообще мы с ним ладим, но, ей‑ богу, как прикажете проводить интервью под аккомпанемент воплей «несогласованная тема»!

– Совершенно с вами согласна!

Я опустила окно, стараясь подавить щекочущий девчоночий восторг, когда мы выехали с территории киностудии, на Аллею звезд. Слава легендарной улицы была здесь ни при чем; под ложечкой разливалось тепло из‑ за высокой скорости и великолепного сияющего «хаммера», из‑ за возможности высунуться в открытое окно и подставить лицо солнечному свету, из‑ за искренней улыбки на лице Джеймса.

– А вы не боитесь, что я задам вам пару ужасно нескромных вопросов и втисну в журнал скандальную статейку?

– Только на это и надеюсь, – ухмыльнулся он. – Ну как? – спросил Джеймс, резко остановившись.

Второй раз за день моему взгляду посчастливилось упасть на нечто сказочно красивое. Я увлеченно копалась в айподе Джеймса, задавшись целью разгадать характер кинозвезды но подборке музыки (на айподе у него нашлось буквально все, от Штрауса до «Роллинг стоунз» и, разумеется, «Стиллз»), и даже не смотрела в окно, пока мы мчались по городу.

Да и зачем? Улицы оказались вовсе не такими интересными, как в Нью‑ Йорке или Лондоне. Никто никуда не шел, супермаркеты и вереницы мелких магазинчиков казались безобразными, глазу буквально не за что было зацепиться, но пока я старательно не глядела по сторонам, впереди из ниоткуда возник океан. «Хаммер» стоял в окружении людей, которые бегали, смеялись и катались на роликах. Мы были на пляже.

Буквально выпав из машины, я выбежала на песок, потеряв босоножку.

– Потрясающе, – сказала я больше себе, чем кому‑ то. – Только посмотрите!

– Вот такой здешний Малибу. Получше Скегнесса [5], не правда ли? – негромко сказал Джеймс, подходя ко мне с подобранной туфлей.

Опустившись на колени, он мягко приподнял мою босую ступню и помог надеть босоножку. Инстинктивно сдерживая дыхание, я пыталась удержать заодно и равновесие, схватившись за плечи Джеймса, но вскоре равновесие и дыхание одновременно отказались сотрудничать, и я, как в замедленной съемке, повалилась вперед, прямо на Джеймса.

– Да, это получше Скегнесса, – пробормотала я.

Я забыла думать, что юбка задралась до трусов, заглядевшись на крошечные зеленые искры в голубых глазах Джеймса, шрамик на брови от давно снятого пирсинга и на то, как светится каждая прядь его волос. Таившиеся где‑ то не слишком глубоко биологические часики сами собой настроились на стандартное тихоокеанское время, и я ощутила сильнейшее желание родить всех детей Джеймса. И как можно скорее.

– Вы уже второй раз на меня падаете. – Джеймс смотрел на меня долгую секунду, после чего смахнул волосы с моего лица. – Знаете, у вас удивительно красивые глаза.

– Что?

– Глаза у вас, говорю, действительно очень красивые. – Джеймс нежно спихнул меня в сторону и сел. – Такие синие. Вы не думали подобрать волосам оттенок потемнее?

– А?

Я тут трусь о его интимные места посреди людного пляжа, а он не моргнув глазом спрашивает, не стоит ли мне воспользоваться краской для волос.

– Извините, – сказал он, мягко подтолкнув меня вверх и отводя глаза, пока я с него вставала. – Слишком много времени провожу с визажистами. Они часто повторяют – будь мои волосы темнее, глаза казались бы ярче.

– Визажисты, значит, – покивала я. – Может, красотки, с которыми вы вечно фотографируетесь?

– Несогласованная тема, – фыркнул Джеймс, взяв меня за руку и потянув на песок. – Идемте.

Бесконечный океан таял между безоблачно‑ синим небом и золотым пляжем, но меня целиком захватило ощущение его гладкой руки на моей коже. Крохотные мурашки, бегавшие вверх‑ вниз по хребту, сразу оставили бы меня в покое, будь у меня возможность поговорить с Алексом, но телефон с редким чувством такта запищал всего однажды, и то напомнить, что начинается «Сплетница». Вернее, началась бы, будь я в Нью‑ Йорке. Я мысленно встряхнулась и выдохнула. Либо я выброшу Алекса из головы, либо через неделю вернусь в Нью‑ Йорк с парой неприличных анекдотов и пустым диктофоном.

– Давайте посидим немного? – попросила я, сбрасывая босоножки и напуская на себя самый деловой вид.

– Иисусе, а я‑ то надеялся… – поморщился Джеймс. – Конечно, вы журналистка и все такое, но нельзя ли сделать процесс немного повеселее? Открою вам один секрет: я не самый матерый селебрити.

– Попытаюсь, – иронично сказала я. – Я тоже открою секрет. Я не самая опытная журналистка.

– Ерунда, – отмахнулся Джеймс. – Я читал ваши статьи – у вас прекрасный слог.

– Разве у вас нет специального человека для подобных поручений? – спросила я, не подавая вида, что польщена. – Ведь наверняка вы не сами читали?

– На меня работают менеджер, бухгалтер, который как‑ то там подсчитывает, что я еще не банкрот, и Блейк. Когда я начинал здесь работать, мною занимались десятки людей, но у семи нянек, как известно… Я не привык позволять людям думать за меня, говорить за меня, ненавижу пышную и едва знакомую мне свиту… Вот, кстати, одна из причин этого интервью.

Склонив голову, Джеймс искоса посмотрел на меня.

– Блейк, он… Блейк прекрасно планирует мой рабочий график, но я не считаю его идеальным пиар‑ агентом. Журналисты – народ до крайности бесцеремонный, готовый с ногами в душу влезть, вытрясти все подробности о том, что ты делал и чего не делал. Должны же быть какие‑ то рамки, чувство приличия наконец… Это, кстати, не для записи.

Я подняла диктофон:

– Мне его выключить?

Вместо ответа Джеймс Джейкобе взял диктофон у меня из рук, задумчиво повертел, разглядывая, и, размахнувшись, зашвырнул в океан.

– Не беспокойтесь об этом.

– Теперь даже не просите одолжить вам телефончик, – буркнула я, соображая, как буду списывать диктофон в статье расходов. Вот зараза. – Давайте сразу кое с чем определимся. В журнале мне сказали: цель интервью – объяснить вашим восторженным фанаткам, что вы не какой‑ нибудь завзятый голливудский сердцеед, а лишь неправильно понятый талантливый артист, который ищет свой идеал женщины. А чего хотите вы?

– А что, мне нравится. Я согласен с таким направлением. Что от меня требуется? – спросил он, сосредоточенно пропуская струйки песка между пальцами. – До выходных я полностью в вашем распоряжении.

Стараясь не думать о том, кто теперь «полностью в моем распоряжении», я сосредоточилась. Эта работе, которая ждала меня ну просто на расстоянии вытянутой руки. Мягко говоря.

– У меня миллион вопросов, но, признаюсь, я не прорабатывала их заранее. Может, просто поговорим? Я буду часто касаться тем, которые предполагалось обсудить, а вечером напишу черновик, и вы прочтете его, перед тем как я отправлю в редакцию?

– Вас никогда не возьмут в «Вэнити фэр», – покачал он головой. – Но мне подходит ваше предложение.

– О'кей, – кивнула я. – Прежде чем мы начнем, я должна спросить у вас одну вещь. Блейк определил это как нежелательную тему, но раз уж вы зашвырнули мой диктофон в океан, я все равно спрошу. Вы откуда будете?

– Ну как же, Энджел Кларк, я учился в театральной школе в Лондоне…

– Не из блога, спасибо. Где вы родились? – настаивала я, решив получить честный ответ любой ценой.

Даже ценой собственной жизни.

– Хорошо, хорошо. Странно, что это еще не всем известно. – Он пожал плечами. – Я родился в Южном Йоркшире. Возле Шеффилда, если точнее.

– Фантастика, – засмеялась я. – У меня дед с бабкой жили в Шеффилде, я там каждое лето проводила. А я‑ то никак не моту определить ваш акцент!

– А чего вы ожидали? В Королевской школе театрального искусства недолюбливают «мрачных северян», – скачал он, легким движением кисти бросив в меня пригоршню песка. – А куда делся ваш йоркширский акцент?

– Я не из Шеффилда. Но в детстве мне регулярно доводилось там бывать. Какие истерики я закатывала на полу магазина игрушек «Редгейтс»! – мечтательно сказала я. – Хорошее было время.

– Ах‑ х, «Редгейтс»… Я купил там всех персонажей «Звездных войн». Кстати, именно тогда мне захотелось стать актером, чтобы у меня тоже была маленькая пластмассовая фигурка, как у Люка Скайуолкера. – Соорудив между нами маленькую горку песка, Джеймс раздавил ее ладонью. – Я был уверен, что фигурки выпускают всем желающим, представляете? А когда мама сказала, что их делают только для людей из фильмов, я решил обязательно попасть в фильм. Господи, я столько лет не вспоминал о «Редгейтс»… Мать водила меня туда в день рождения, а затем мы шли в «Уимпи» есть гамбургеры. Ну не чокнуться?

– Чокнуться, – согласилась я. – Кто бы мог подумать – Джеймс Джейкобс, кумир Голливуда, родился и вырос в Йоркшире!

– Ну, тогда, я еще не был Джеймсом Джейкобсом, – ухмыльнулся Джеймс. – Меня все звали Джимом.

– Джимом? – Я с трудом сдержала смех. – Джимом Джейкобсом?

– Чем это вам не нравится Джим? У меня отец шотландец.

– Ничем. Просто теперь понятно, отчего вы поменяли имя, – сказала я, вернув себе серьезность. – Вряд ли кто‑ нибудь всерьез говорил бы о Сексуальном Джиме или Джиме Красавчике.

– Да уж. – Он засмеялся чему‑ то своему, явно не собираясь делиться со мной. – Тут скорее подходит Старина Джим или Голубчик Джим.

– Или Толстый Джим, – добавила я.

– Вы обозвали меня толстым?

Он шутливо пихнул меня в бок. Потеряв равновесие, я снова шлепнулась на песок, на этот раз спиной.

– Нет, – заверила я, решив не считать, сколько раз он уже видел мои трусы. – Я назвала вас Толстым Джимом.

– Толстый или нет, но одна мысль об «Уимпи» вызывает у меня голод, – сказал Джеймс, вскакивая на ноги и заставляя меня подняться. – Поедемте съедим что‑ нибудь.

Я кивнула и пошла за ним, стараясь не отвлекаться на его обтянутый денимом зад, пока мы шли по песку. Джеймс был форменной ожившей и говорящей рекламой «Левис». Невероятно, что его взросление и становление прошло мимо каталога «Аберкромби и Фитч».

– Давно не были в Шеффилде?

– С восемнадцати лет. Поехал в Лондон изучать театральное искусство и уже не возвращался, – сказал он, отключив маленьким пультом сигнализацию «хаммера». – Родители переехали, а для актера возможностей в Шеффилде нет никаких. Разве что детские утренники в «Крусибл» [6], но о них чем меньше, тем лучше.

– Детские утренники?

– Чем меньше о них говорить, тем лучше, – строго повторил он. – Странно, что люди не знают, откуда я. Здесь все отчего‑ то уверены, что я из Лондона. Вы расскажете, что я северянин?

– А можно? – спросила я, надеясь, что у меня наконец‑ то появится о чем писать.

– Предлагаю сделку, – сказал он. – Можно, если обещаете не упоминать о детских утренниках.

Я сделала вид, что колеблюсь.

– Хм‑ м, ну…

– Энджел!

Это было скорее предупреждение, но мне нравилось слушать, как он произносит мое имя.

– Ладно, по‑ моему, это справедливо.

В машине я быстро проверила сотовый, где оказалась пара пропущенных звонков от Дженни. Я прикусила губу: телефон, должно быть, жужжал все время, пока мы сидели на песке, а мне и в голову не пришло проверить.

– Бойфренд? – спросил Джеймс, переведя взгляд с сотового на мое слегка вытянувшееся лицо. – Если вам нужно позвонить, я могу пару минут погулять.

– Нет, – сказала я, бросая телефон обратно в сумку. В конце концов, я на работе, Дженни поймет. – Все хорошо. А разве вам не надо позвонить Блейку? Он наверняка с ума сходит.

– Наверняка сходит, – согласился Джеймс, с улыбкой отводя глаза. Его можно было принять за обычного человека, пока он не сверкал своей знаменитой, истинно голливудской улыбкой. – Ха, всего‑ то двадцать пропущенных звонков от Блейка.

– Что, правда?!

Джеймс кивнул:

– Он постоянно беспокоится. Это его работа.

– И вы не перезвоните?

– Подождет. Пристегивайтесь, я вожу как сумасшедший.

– Вы ничего не говорите, – пожаловалась я, щелкая пряжкой ремня безопасности. – Куда мы едем?

– Честно? Вы меня окончательно распалили, – заявил он, заводя на редкость громкий мотор. – Поэтому остается только одно…

– Господи! – застонала я. – Да это рай земной!

– Энджел, вы меня поражаете. – Джеймс явно был шокирован. – Я и припомнить не могу, когда в последний раз обедал с девушкой, которая ест хлеб и даже бургеры!

– Ну, тогда можете морально приготовиться, – предупредила я, потянувшись через весь стол и захватив огромную пригоршню жареной картошки. – Иду на углеводную перегрузку!

При тесном общении со звездой общающийся пользуется определенными льготами. Можно отложить работу и поехать на пляж в середине рабочего дня, можно отболтаться от штрафа за превышение скорости в обмен на автограф полицейскому для его четырнадцатилетней дочки, а можно получить столик в «Двадцати пяти градусах», самом лучшем бургерном кафе в мире, просто улыбнувшись официантке. Я пыталась подавить самодовольство, когда мы прошли в обход длинной очереди, но это было трудно. Да, это Джеймс Джейкобс, и – да, он со мной. Правда, в силу рабочей необходимости, но все равно приятно.

Что было куда менее приятно, так это легкая паника при мысли, как я выгляжу, раз мы собрали такую аудиторию. Я не подкрашивала губы после того, как мы уехали со студии, и хотя мне не в новинку были, люди, перешептывающиеся при виде моего спутника, прикрывая рты ладонями, уровень здесь, конечно, был иной. В Бруклине Алекса знала масса народа, но там в очереди в ближайшем «Старбаксе» трое из пяти стоявших тоже играли в каких‑ нибудь рок‑ группах, а в «Двадцати пяти градусах», насколько я понимаю, больше никто не был номинантом премии MTV за лучшую драку, лучший поцелуй и звание лучшего актера прошлого года. Плюс, готова спорить на что угодно, в радиусе ста футов не было другого участника конкурса журнала «Хит» на лучший торс недели.

– Мне нужно… э‑ э…

Я не договорила: ни одно продолжение не казалось мне особенно подходящим, поэтому я только заерзала на кожаной банкетке, сжимая свою (любимую, но сейчас немного в песке) сумку. Джеймс кивнул, всецело занятый огромным бургером. Длинный и узкий зал ресторана не давал возможности скрыться от десятков пар глаз, следивших за мной до самой двери в туалет. Не могу их винить: я бы тоже глазела.

– Ты что, правда подружка Джеймса Джейкобса?

Вот чего бы я не делала, так это не хватала бы человека за руку и не задавала вообще‑ то бестактного вопроса. С другой стороны, я не была огромной разъяренной девицей с крашенными в ярко‑ красный цвет волосами и поясом‑ кошельком.

– Что неясно? Ты больная или дурная? – вопросила она, скрестив руки на груди, с совершенно взбешенной физиономией.

– Простите… Нет, я… – Запнувшись, я оглянулась назад. Джеймс по‑ прежнему уписывал ленч, совершенно безразличный ко всеобщему вниманию. – Нет, я не его подружка.

– Во, я точно сказала, что ты не можешь быть его подружкой, – сказала моя собеседница с явным облегчением. – А моя сестра… – она ткнула пальцем в тощую девицу с выкрашенной в такой же цвет шевелюрой, помахавшую нам рукой с маленького столика у бара, – говорит, что да, потому что она слышала, как вы разговаривали, и ты оказалась англичанкой. Значит, ты его сестра? Что‑ то вы не похожи.

– Я у него интервью беру. – Окончательно деморализованная, я уже не на шутку боялась описаться. – Я ему не родня и не встречаюсь. Извините, я зайду в туалет.

– Я подожду здесь, ты должна нас познакомить! – крикнула мне вслед девица.

Господи, неужели Блейку приходится мириться с этим каждый день? Я невольно подумала, что со мной сделала бы эта великанша, окажись я действительно подружкой Джеймса Джейкобса. Я сознаю, что существуют девушки, по уши влюбленные в Алекса (как и менее приятный факт, что до нашего знакомства он гулял направо и налево), но это уже стало частью истории. Проклятия в мой адрес от чересчур рьяной фанатки Алекса были сущим пустяком по сравнению с угрозами красно‑ волосой поклонницы мегазвезды. Да и вообще Джеймс – дело иное: каждая не слепая женщина сразу видит, кто он, а сложив его популярность с внешностью и неприятным фактом, что он действительно очень приятный человек, положительно нельзя хоть немного не сойти по нему с ума… Только не подумайте чего. Честно!.. Во всяком случае, не настолько, чтобы я решилась изменить Алексу.

Да и Алекс мне никогда не изменит. Или… изменит? А вдруг изменит?! Да нет, не может быть. Даже если я в Лос‑ Анджелесе, а он без меня в Бруклине записывает новый альбом, постепенно приходя в нездоровое возбуждение. Ну разве что пропустит стаканчик с другими участниками рок‑ группы, как на подбор холостяками, вокруг которых вьется хоть и постоянная, но довольно многочисленная стайка готовых на все поклонниц, о которых я только что упоминала.

Не помешает все‑ таки ему позвонить.

В великолепном холле я уселась на один из бархатных диванчиков. «Двадцать пять градусов» находится в «Рузвельте», отеле настолько роскошном, что я ощущала себя здесь не ко двору в своем простеньком джерси, пусть даже и днем. Незаметно оглядевшись, я насчитала не меньше восьми человек, разговаривавших по мобильным; можно не волноваться, что кто‑ нибудь укоризненно цокнет языком или выразительно вздохнет. Кстати, не могу припомнить ни единого заведения, где люди не висели бы на своих сотовых, занятые разговором. Я нажала скоростной набор и теперь слушала гудки. В Лос‑ Анджелесе уже почти пять часов; стало быть, в Нью‑ Йорке восемь – слишком поздно, чтобы Алекс спал, и слишком рано, чтобы уже записывал. Может, как раз где‑ нибудь тусуется. Не исключено, окруженный роем поклонниц. Роскошные тощие блондинки пичкают его комплиментами – и наркотой. О Боже, они точно подсовывают ему наркотики, и…

– Энджел?

– Привет, я только хотела… – «Убедиться, что ты мои самом центре „химически“ подогретой оргии с большой группой фанаток. Или с Кейт Мосс». – У тебя все нормально?

– Да. Прости, не могу сейчас говорить. – Судя по фоновому шуму, Алекс был на улице. При звуках сирен и автомобильных гудков мне вдруг страшно захотелось домой. Поклонницы поют сиренами, завлекая моего Алекса. – Я спускаюсь в метро.

– Куда направляешься? «Небось в отель к Кейт Мосс».

– Сегодня вечером будем обкатывать новые песни на открытом концерте, – сказал Алекс. – Надо посмотреть, как они звучат вживую.

– Правда? – Я сама удивилась своему огорчению. Он впервые решил исполнять новые песни без меня. – Хотели бы я там быть.

– Хочешь, чтобы я тебя дождался?

– Да. Дождешься?

– Нет.

– Ну вот…

– Ты же пошутила, да?

Нет, подумала я, а вслух сказала:

– Да. Конечно. Расскажи потом, как прошло.

– О'кей, созвонимся.

И он отключился.

– Да, интервью продвигается хорошо. Нет, я не собираюсь крутить с Джеймсом романы, но мне приятно, что ты ревнуешь, – пробубнила я себе под нос, набирая Дженни.

– Алло? – отозвалась она.

– С тобой все в порядке? – спросила я, притворяясь раздраженной. – Где ты была вчера вечером? С Джо?

– Нет, – фыркнула она. – Извини, Энджи, не могу говорить, занята. Ты же не хочешь проблем со своей кинозвездой!

Я не знала, что сказать. Голос у Дженни был слегка обиженный.

– С интервью все о'кей. Я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Я волновалась, когда ты вчера не вернулась в гостиницу.

– Так волновалась, что не нашла времени позвонить до сегодняшнего дня или появиться вчера вечером?

Я услышала в трубке вопль Дафны: «Мисс Джей, давай быстрее! Или ты говоришь с той британской цыпочкой? »

– Прости, Дженни, мне было совсем худо, а сегодня с утра – нужно было уже соображать. Давай, может, поужинаем вместе? – предложила я.

Когда Дженни не в настроении, это совсем не весело.

– Вряд ли я смогу, мы, видишь ли, в городе, – туманно сказала она. – Извини, я понимаю, у тебя работа, просто надеялась, что мы будем больше времени проводить вместе. Ты где?

– В «Рузвельте». – Я еще раз с удовольствием огляделась. – Как тут шикарно!

– И Джеймс с тобой? – вдруг заинтересовалась Дженни. – А он не может внести нас в список «Тедди»?

– Если бы я знала, что такое «Тедди», то – не исключено.

– Это клуб в «Рузвельте». – Впервые за весь разговор подруга оживилась. – Иди спроси у него и перезвони мне.

– По‑ моему, я прикончил ваш бургер, – сказал Джеймс без всякого сожаления, когда я вновь уселась за стол. – Если хотите заказать что‑ нибудь еще, я с огромным удовольствием приму участие.

– Нет, мне хватит, – сказала я, от нечего делать вертя в пальцах вкусный чипс. – По‑ моему, нам все же пора вплотную заняться интервью.

Джеймс нахмурился:

– Вообще‑ то я немного устал. Как вы посмотрите на то, чтобы отложить разговор до завтра? Я бы с удовольствием пораньше лег.

– Что ж, это разумно, – кивнула я. Пораньше лег? Вот тебе и голливудский бузила. – Я бы тоже с радостью последовала вашему примеру, но у меня есть жуткое предчувствие, что вечер закончится гулянкой с моей подругой.

– Вы знаете, куда пойдете? – спросил он, доедая последний кусочек моей плюшки и принимаясь за картошку. – Здесь поблизости есть несколько паршивых кабаков, если не поостережетесь.

– Она говорила что‑ то о «Тедди». Это где‑ то здесь?

Я не могла принудить себя попросить провести нас в клуб. Слишком уж беспардонно.

– Да, в «Тедди» весело. – Джеймс задумчиво жевал. – По – только не поймите меня неправильно – туда очень трудно попасть. В какое время вы туда собрались?

Я пожала плечами:

– Не знаю, наверное, поздно. Дженни сейчас в городе, чем‑ то занята.

Отчего‑ то мне было досадно, что я не знаю, чем именно занята подруга.

– Нет смысла ехать туда до одиннадцати. Я вам вот что предлагаю: я сейчас поеду в отель, а потом почему бы мне не вернуться и не встретиться здесь с вами? До вечера я отдохну, да и с врагом в случае чего лучше общаться на свежую голову, – сказал он и решительно осушил свою диетическую колу.

– С врагом? – в замешательстве переспросила я.

– С журналюгой, – кивнул он на меня.

– О! – Я едва не расхохоталась. – Извините. Не могу избавиться от ощущения, что я вас подвела.

Джеймс поставил свой бокал и заправил мне прядку волос за ухо, задержав ладонь у моей горящей щеки.

– Форменный стыд, – согласился он.

Его темно‑ синие глаза встретились с моими. Он пристально смотрел на меня, в уголках его губ притаилась улыбка. Я медленно выдохнула, радуясь, что не стала есть последний бургер, потому что желудок сделал тройное сальто, а сердце катапультировалось прямо в горло.

– Ну, я вас, пожалуй, не буду задерживать, – пробормотала я в его прохладную ладонь.

– Извините, – сказал Джеймс, опуская руку и глаза. – Лучше вы идите первой.

Поручение начинает превращаться во что‑ то совершенно неподъемное, думала я, нехотя идя к выходу, и причины наверняка совершенно иные, чем я себе навоображала.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.