Глава двенадцатая

Пятнадцать минут у меня ушло на поиски Дженни, и это еще с помощью трех продавщиц. Положительно, этот магазин специально спроектирован так, чтобы отпугивать профанов. Наконец я ее увидела: Дженни сравнивала крошечный кожаный жакет а‑ ля смокинг и серебристое, вышитое стразами болеро. При виде меня у подруги вытянулось лицо.

– Кожа лучше, – ткнула я пальцем.

– Господи, ты похожа на собственный труп. Что случилось? – вскрикнула Дженни, выронив оба жакета на пол, и мягко взяла меня за плечи. – Тебе плохо?

– Спасибо, – выдохнула я, по‑ прежнему борясь с рвотными позывами. – Только что говорила с Мэри.

– Настолько плохо? – вздрогнула Дженни. – Энджи, ты должна сказать им правду.

– А кто поверит? Нет, в самом деле? – Я покачала головой. – Но я все улажу, не беспокойся. Давай встретимся сегодня за ужином.

– Да, конечно, – согласилась Дженни, подбирая жакеты с пола. – Куда ты сейчас уходишь?

– Договорилась встретиться с Джеймсом Джейкобсом, – сказала я.

Дженни уставилась на меня:

– С ума сошла?! Дай мне свой телефон, я позвоню твоей редакторше прямо сейчас. Нет, лучше я Эрин позвоню – она занимается пиаром, путается со всеми подряд и наверняка знает, что делать.

– Дженни, пожалуйста, не надо. Дай мне сегодняшний день попытаться все уладить. Пожалуйста, позволь мне попробовать! Если не получится, сделаем как ты хочешь.

И как хочет Мэри, и как хочет Джеймс – в общем, как хочет кто угодно, кроме меня.

Дженни стояла нахмурившись – мои слова ее явно ничуть не убедили.

– Тебе о Тессе надо волноваться, – напомнила я.

– Кто обо мне волнуется и почему? – раздался тоненький голосок за моей спиной.

Обернувшись, я увидела Тессу ди Армо в золотом, расшитом блестками платье, которое нашла я, кожаных туфлях на огромной платформе и немыслимой высоты шпильках и с выложенным стразами браслетом.

– Ух ты! – вырвалось у меня. Ее ноги казались бесконечными, золотое платье отлично гармонировало с мелированными прядями, которых я раньше не замечала. – Тесса, вы сказочно выглядите!

– Наденьте это, – сказала Дженни, подавая ей кожаный жакет. – С ним пайетки будут казаться ярче.

– Пайетки? – шепотом переспросила я.

– Ну, эти здоровенные блестки, – пояснила Дженни. – Это модный сленг, чтобы заставить замолчать профанов.

– Мне очень нравится, – сказала Тесса, покрутившись из стороны в сторону, – блестки, то бишь пайетки, заиграли в солнечном свете. – Вечером я надену только это!

– Прекрасно! – просияла Дженни.

Я не видела ее такой счастливой с тех пор, как в октябре прошлого года в «Юнион» останавливался Райан Филипп и Дженни «случайно» унесла не тронутую им подарочную корзину, пока он принимал душ.

– Теперь померяйте «Леже».

– Для «Леже» я слишком тощая, – закапризничала Тесса, возвращаясь в маленькую примерочную. – Я в нем выгляжу как зубочистка!

– Поэтому сейчас вы меряете фасон бюстье, он создает иллюзию пышных форм! – прокричала Дженни через дверь. – Украшений не надевайте, а кожаный жакет попробуйте. И «луботины» с ремешками!

– Дженни, у тебя отлично получается, – сказала я, застав подругу врасплох неожиданными дружескими объятиями. – Она просто картинка.

– Сама знаю, – покраснела Дженни и тоже обняло меня. – Вообще прикольно заниматься шопингом на чужую кредитку и указывать, что делать, а люди смотрят мне в рот да еще и платят! По‑ моему, это называется «жить как в сказке».

– Ну и слава Богу. – Сотовый в кармане завибрировал – видимо, подъехала машина. – Все, мне надо идти. Веселись, я тебе потом позвоню.

– Не забудь, мне все это не нравится! – крикнула она мне вслед. – Скажи этому хрену, что при первой же встрече я надеру ему задницу!

Джеймс явно счел небезопасным находиться в машине наедине со мной и прислал водителя. Я невольно задумалась, сколько всего видел и знает этот человек. Джеймс, должно быть, платит ему целое состояние, чтобы держал язык за зубами, или ему просто не чужда порядочность. Мне тут же не понравилось, что о деньгах я подумала сразу, а о порядочности – лишь во вторую очередь.

Мы молча ехали на юг минут десять и остановились у какого‑ то парка с аниматронным мамонтом, тонущим и бассейне вонючей черной жижи.

– Здесь? – спросила я водителя, высматривая Джеймса и Блейка.

Они сидели на скамейке сразу за воротами.

– Здесь, – подтвердил он, выключая мотор. – Вы уж их больно не бейте.

Сладкая парочка встала, заметив, что я иду к ним по траве. Я остановилась, увидев, что Джеймс раскрыл приветственные объятия, и сложила руки на груди, скопировав едва сдерживаемую ярость Блейка. Кто бы мог подумать, что у нас есть что‑ то общее?

– Смоляные ямы? – спросила я, глядя на носившихся вокруг детей младшего школьного возраста.

Они были слишком маленькими и слишком радовались возможности вырваться из стен класса, чтобы узнать или обратить внимание на Джеймса, зато их учительницы старательно делали вид, что не смотрят в его сторону.

– Никому и в голову не взбредет подумать, что мы совокупляемся у стен музея, – пожал плечами Джеймс. – Повсюду дети, да и битум не афродизиак.

– Как угодно, – отмахнулась я, собираясь с силами перед разговором, обещавшим быть нелегким. Кроме того, мое сердце невольно дрогнуло при виде того, как плохо выглядит Джеймс – ну, для кинозвезды, конечно. Даже со взъерошенными волосами и темными кругами под глазами он словно играл роль влюбленного с разбитым сердцем, тогда как я смахивала на Эми Уайнхаус после особенно буйной пьянки. Несмотря на то что выглядел Джеймс Джейкобе неважно, пахло от него очень завлекательно. – Давайте сразу к делу.

Блейк первым направился мимо битумных ям в большой парк позади музея, где не было ни души, прислонился к тому, что, согласно надписи, было пластиковой скульптурой гигантского доисторического ленивца, и стал демонстративно смотреть в сторону. Джеймс вздохнул и сел на траву в нескольких шагах. Я переводила взгляд с одного на другого. Блейк стоял с ледяным видом, и по его лицу нельзя было ничего понять. Может, Джеймс потерял сон не только из‑ за беспокойства по поводу того, что я могу рассказать или сделать?

– Энджел, – начал Джеймс, потянув меня за руку. Я опустилась на траву, не зная, что еще делать. – Во‑ первых, могу я извиниться?

– Ты это уже сто раз сделал, – отмахнулась я, не сводя взгляда с Блейка. – Лучше я первая скажу то, что собиралась. Извини, если долго репетировал.

– Говори.

Джеймс стиснул мою руку, а я и забыла, что он ее держит.

– Сегодня утром я говорила с редактором. – Я отняла руку и сделала паузу, чтобы посмотреть на его реакцию. Чертов глупый актер никак не отреагировал. Ему бы в профессиональный покер. – Журнал уже не хочет печатать твое интервью.

– Что? – подскочил Джеймс. – Что ты сказала?

– Успокойся, я ничего им не говорила. Пока… – я заметила, что мы почти обратили на себя внимание Блейка. – Вместо этого они хотят, чтобы мы с тобой дали интервью типа «мы влюблены и счастливы» для следующего выпуска «Айкона». Очевидно, как интервьюер я их больше не интересую, потому что теперь я известная шлюха, специально приехавшая в Лос‑ Анджелес с целью соблазнять селебрити.

– Ты это серьезно? – затряс головой Джеймс.

– Серьезно.

– О Боже, слава яйцам! – захохотал он, облапив меня как медведь и повалив на траву.

Слишком шокированная, чтобы волноваться о чем‑ то, кроме пятен от травы на моей футболке, я лежала на спине, беспомощно глядя на Блейка.

– Гениально! – восторженно орал Джеймс. – Вот и решение всех проблем! Мы делаем интервью, ты переезжаешь в ЛА, и все думают, что мы встречаемся. Великолепно! Снимем квартиру – может, в Лос‑ Фелице, тебе же понравился Лос‑ Фелис? Энджел, это замечательно! Почему ты мне по телефону не сказала?

Собравшись наконец с силами, я оттолкнула его и поднялась на ноги.

– Потому что я не буду этого делать! У меня своя жизнь, и работа, и бойфренд, и я не собираюсь отказываться от всего, чтобы тебя прикрыть.

– Но это же идеальное решение! – опешил Джеймс. – Все расходы я беру на себя. У тебя в квартире будет собственная комната и все, что захочешь. Мы же не по‑ настоящему будем крутить любовь!

– Ты вообще себя‑ то слышишь? Не буду я этого делать, Джеймс. Придется тебе сказать журналу правду. – Я резко повернулась к Блейку: – Что ты молчишь? Неужели тебя устраивает такой вариант?

Блейк презрительно передернул плечами, но его лицо было пепельно‑ серым, а глаза воспаленными и словно обведенными красной каймой. Господи, он что, плакал?

– Энджел, у нас такое впервые. – Джеймс гибким движением вскочил и обнял меня за плечи. – Мы ладим друг с другом, как трое хороших друзей! А как сразу пойдет вверх твоя карьера! Представь, как прекрасно будет жить в Лос‑ Анджелесе, наслаждаться солнцем, посещать праздники, премьеры – это же мечта!

– Не моя, – отрезала я, сбросив его руки. – Джеймс, слушай меня. У меня своя жизнь. У меня любимый человек. Если ты не откроешься, не скажешь правду, я все потеряю! Если мы и вправду друзья, ты это сделаешь.

Джеймс потер лицо руками.

– Ты хоть представляешь, о чем просишь? Это же надо быть такой эгоисткой!

– Это я эгоистка?! Да что ты вообще знаешь о женщинах! – не выдержала я.

– Или о мужчинах, – буркнул Блейк.

Не слушая его, я продолжала:

– Все, о чем я прошу, – сказать правду, а ты просишь меня солгать и отказаться от всего, что у меня есть! И где логика?

Джеймс патетически воздел руки:

– Да ты подумай, что тебе предлагают! А ты хочешь от всего отказаться из‑ за болвана, который верит, что ты крутишь романы у него за спиной, и дрянной работенки – пописывать статейки для веб‑ сайта!

Мне и раньше доводилось испытывать ярость. Я устроила дикий скандал, когда в десятом классе мама постирала с кипячением мое платье‑ свитер из ангорки от «Бэй трейдинг» накануне дискотеки. Я здорово обозлилась, когда Питер Дженсон сказал всему шестому классу, что я лесбиянка, потому что на дне рождения Луизы – ей стукнуло шестнадцать – он застал нас вдвоем в туалете: мы с ней болтали, пока я писала. Понятно, что я не пришла в восторг, застав своего бойфренда с любовницей на заднем сиденье нашей машины в день свадьбы моей лучшей подруги. Но ничто из этого и сравнивать нельзя с тем, что я почувствовала сейчас.

Джеймс Джейкобс, до смешного красивый мужчина, уверенный, что мир вертится вокруг него, размахивал руками, описывая мне, как он искренне считал, прекрасную жизнь, предлагал мне луну на палочке, а его тайный любовник молча стоял в шести футах, прислонившись к огромному коричневому пластиковому млекопитающему. И это я эгоистка? Неудивительно, что Блейк никому житья не давал: его бойфренд вел себя как последний урод, а ему и пожаловаться некому.

– Ты любишь Блейка? – спросила я.

– Что?

Джеймс посмотрел мимо меня на Блейка, следившего за нами из‑ за лап доисторического ленивца.

– Ты его любишь? – повторила я.

– Энджел, хватит мне мозг выносить! Ты меня решила подставить или что?

Не обращая внимания, я продолжала:

– Потому что я вообще‑ то люблю моего бойфренда, и то, что он не знает правды, самое худшее среди всей этом ерунды… – Еще не договорив, я вдруг поняла, что это истина. Я не могла забыть выражение лица Дженни, говорившей о Джеффе, и совершенно не хотела, чтобы у нас с Алексом все вот так же закончилось. – Я не верю, что вы любите друг друга. Иначе вас не волновало бы, кто что знает, вам бы просто хотелось быть вместе.

– Можно подумать, это легко, – огрызнулся Джеймс. – Я же не просто Джонни с улицы, который делает что хочет и когда захочет. У меня карьера от репутации зависит! Все, что я делаю, я делаю для создания популярного образа!

– Да хватит лапшу вешать, на дворе не пятидесятые, чертов идиот! – Теперь уже я с удовольствием толкнула его в грудь. К сожалению, здоровенный дылда шести с лишним футов практически не сдвинулся с места. – Сейчас никого не волнует, кто гей, а кто не гей!

– Когда я рос, тоже были не пятидесятые, но всех волновало, еще как, – вскипел он. – Я не собираюсь этого делать, и точка! Блейк понимает, почему нам приходится скрывать наши отношения.

– Неужели?

В первый раз я догадалась, что Блейк припал к гигантскому ленивцу (в нормальных обстоятельствах это выглядело бы уморительно) не потому, что он слишком крутой, чтобы стоять как люди, а потому, что у него не осталось сил стоять без опоры. Его глаза были не просто красными, они были мокрыми от слез.

– Значит, я все понимаю, Джеймс? – спросил он снова.

От неловкости мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Мы же вчера об этом говорили, – начал Джеймс значительно мягче. – И ты сказал…

– Нет, это ты вчера об этом говорил. – Голос Блейка шел вверх, тогда как Джеймс говорил все тише. – Я ничего не говорил. Зато сейчас скажу. Эта сука права – нет никакой необходимости в нашей сраной маскировке. Я знаю, в юности тебе пришлось нелегко, но прошло много времени, сейчас ты здесь и у тебя есть я. Если ты чувствуешь то же, что и я, остальное не будет иметь значения.

Я замерла, прервав свое беззвучно‑ тактическое отступление в сторонку. Блейк назвал меня сукой?! Ах он козел, я же на его стороне!

– Блейк, не надо!

Казалось, красивое лицо Джеймса вот‑ вот исказится в гримасе. Я поменялась с Блейком местами: он держал Джеймса за плечи, а я сжимала огромную лапу ленивца. К слову, зверь выглядел забавно – для огромной пластиковой фигуры животного, печально знаменитой своей ленью.

– Чего не надо? Ты помнишь, как просил меня не заставлять делать выбор, и я обещал, что никогда не попрошу об этом? – Блейк коснулся лица Джеймса. – Так вот, я передумал. Я прошу. Больше того, я заявляю; если ты согласишься на интервью о вашей с ней любви, я уйду. Позвони, когда примешь решение. Или не звони. Когда ты вернешься, в отеле меня не будет.

Мы смотрели вслед Блейку, который решительно шагал через парк, пока не скрылся из виду. Джеймс повернулся ко мне.

– Драматично, – сказала я, приподняв бровь.

– Еще слишком рано для спиртного? – спросил Джеймс, протянув мне руку.

Я колебалась, принять ее или нет. Джеймс выглядел в точности так, как я себя чувствовала. Он выглядел в точности как Дженни в то утро. Он выглядел человеком с разбитым сердцем.

– Рановато, – сказала я, шлепком отбросив его руку, и зашагала вперед. – Но раньше меня это не останавливало.

Проехав в молчании три квартала, я достала из сумки телефон и страстно пожелала, чтобы он зазвонил.

– Да набери ты его, – сказал Джеймс, не поворачивая головы. – Смотришь, как на щенков в зоомагазине. Я вижу твое отражение в стекле.

Я натянуто улыбнулась и нажала скоростной набор, однако соединения не произошло. Ни с автоответчиком, ни с кем.

– Подержите, – сказала я, сунув телефон Джеймсу, и вывалила содержимое сумки на сиденье. – Я знаю, что он где‑ то здесь.

– Господи, женщина, сколько же барахла у тебя в торбе? – спросил он, пока я перебирала стикеры для записей, мятые долларовые банкноты и обертки от жвачки. – Мне доводилось бывать в квартирах, где мусора гораздо меньше!

– Знаю, знаю, – сказала я, стараясь вытрясти из книжки оторванные страницы. – Покупая эту сумку, я поклялась за ней следить, но я немного неряшлива.

– Подожди, вот увижу Марка в следующий раз, расскажу, что ты сделали с его произведением, – цокнул языком Джеймс, рассматривая раскатившиеся тампоны и блеск для губ. – Он умрет от омерзения.

– Ты знаком с Марком Джейкобсом? – Я замерла на середине раскопок. – Ты действительно его знаешь?

– Несколько раз снимался в его рекламе, – кивнул Джеймс. – Он классный.

– Скрывать это от меня до настоящей минуты – самая большая подлость с твоей стороны, – без обиняков заявила я, разворачивая скомканный клочок старого кулинарного рецепта с одной из последних страниц моего дневника. – Нашла.

Не давая себе времени на колебания, я набрала номер.

– Джефф, это Энджел. Кларк. Девушка Алекса. Подруга Дженни, – выпалила я, не дав ему вставить хоть слово.

– Да я тебя уже на «Энджел» узнал, – ответил Джефф. – Что стряслось?

– Я только хотела спросить: не знаешь, Алекс дома? – запинаясь, спросила я. – У него телефон не отвечает, а меня нет в городе. Он в Бруклине?

– Нет, его нет. А он не сказал тебе, куда поехал?

В голосе Джеффа послышалось удивление. Неужели в мире нашелся один‑ единственный человек, который не слышал о моих «похождениях на Голливудщине»? Как жаль, что им оказался бывший парень моей лучшей подруги, с которым мне запрещено разговаривать до конца жизни!

– Как там Дженни?

– Он куда‑ то уехал?

Я согнулась пополам, уткнувшись лбом в колени.

– Да, – ответил Джефф. – Зашел вчера вечером и попросил приглядеть за его квартирой. Он был с сумкой, вроде торопился куда‑ то. Так Дженни в порядке?

– Что? А, Дженни… Да, – соврала я. – С ней все отлично.

– Круто. Ну, передавай ей привет, – сказал Джефф. – Когда он вернется, я скажу, что ты звонила. Пока.

– Блин, – сказала я, снова откинувшись на спинку сиденья, чувствуя себя как побитая собака.

– Плохие новости? – поинтересовался Джеймс.

– Пока ты не скажешь: «Энджел, я хочу, чтобы ты организовала мое откровенное интервью на самом людном форуме», – все новости будут плохими. – Я посмотрела на него, нахмурив брови. – Не думай, что я все простила, потому что тебя бросил бойфренд. В этом мы еще не сравнялись.

– Расскажи мне об Алексе, – сказал Джеймс, приобняв меня за плечи. Удивительно, как быстро у меня от этого перестало замирать под ложечкой, сменившись раздраженным урчанием в животе. – Объясни, почему он всего этого стоит.

– Он тут ни при чем, – вспылила я. – Это ты должен перестать вести себя как свинья и вернуть мне мою жизнь! Я только‑ только начала нормально жить, Господи Боже! Черта с два это справедливо, чтобы все так быстро закончилось!

– Хватит причитать, расскажи мне об Алексе.

– Пожалуйста! Алекс такой… – Я не знала, с чего начать. – Добрый, умный, нежный, предусмотрительный, талантливый…

– Еще скажи «сексуальный» или «хорош в постели». Ты же не маме его описываешь, – Джеймс похлопал меня по коленке. – Извини. Продолжай, пожалуйста.

Я бросила на него свирепый взгляд.

– Он… не умеет отстраненно относиться к тому, чем занимается. Он вкладывает всю душу в свою музыку, в наши отношения. Именно этого мне так долго не хватало – страсти. Страсти к чему угодно.

– От моих слов ты не подобреешь, – сказал Джеймс, – но ты же знаешь пословицу: «Страсть и насморк быстро проходят»? А народ зря не скажет. Неужели ты серьезно предлагаешь мне выбросить в нужник блестящую карьеру лишь потому, что тебе нравится спать с парнем из рок‑ группы?

А ведь я уже надеялась, что у нас наметился прогресс.

– Влюбленность, а не страсть – это большая разница. И не только поэтому. Я люблю Алекса, потому что рядом с ним начинаю верить – мне все по силам, – и чувствую себя такой, какой хочу стать рано или поздно. – Я покачала головой: – Как мне жаль Блейка!

– В смысле?

– А разве тебе его не жаль? – настаивала я.

Джеймс промолчал.

– Простите, – подавшись вперед, обратилась я к водителю, – нельзя ли сейчас вернуться к отелю «Голливуд»?

– Да, мэм, – коротко кивнул он.

Джеймс только покосился на меня и вздохнул.

– Так ты сделаешь это или нет? – спросила я, когда мы остановились у гостиницы.

– Ты упорно не желаешь понять, о чем просишь. – Джеймс покачал головой. – На карту поставлено неизмеримо больше, чем твой бойфренд.

– Да, – сказала я. – Моя работа, моя виза, моя квартира, моя репутация, уважение моей семьи и друзей. О, и еще твой бойфренд.

– Не думай, что мне легко дался этот выбор. – Он опустил веки. Круги под запавшими глазами казались еще темнее в приглушенном свете салона. – Извини, я не могу этого сделать.

Собрав все силы, я открыла дверцу и вышла на тротуар. В глубине души я до последней секунды надеялась, что он согласится – не ради меня, так хоть ради Блейка. Но этого не случилось.

Не зная, что теперь делать, я набрала номер Дженни. В четвертый раз попав на автоответчик, я сдалась. Нет смысла снова звонить Алексу, Мэри ничего не захочет слушать, кроме покорного признания «мечтаю выставить себя шлюхой во весь ближайший выпуск „Айкона“». И хотя другого выхода у меня не было, я не смогла принудить себя позвонить в редакцию.

Я нехотя шла по полутемному холлу «Голливуда» к лифту. Мерцающие золотым блеском стены смягчали мое отражение, но даже крошечная камера слежения в потолке отметила бы мой жалкий вид. Волосы развились от влажности, весь макияж, который я нанесла во «Фреде Сегале», размазался от жары и беззвучных слез, которые наконец‑ то у меня полились. Я уже не знала, хочу я видеть Алекса или нет. Он без слов поймет, что я в жуткой ситуации, но обратит внимание и на то, в каком я жутком виде. Так сказать, недотягиваю на любовь всей его жизни. Почему я раньше не сказала, что люблю его? Почему я не сказала этого на свадьбе Эрин или когда уезжала в аэропорт? Сколько было возможностей…

Совершенно без сил я притащилась в спальню, задернула шторы, чтобы не видеть Голливудских холмов, и рухнула на кровать. Мне ничего не оставалось, как только ждать звонка от Мэри с плохими новостями.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒