Глава шестая

Короткой прогулки из «Рузвельта» в «Голливуд» мне как раз хватило, чтобы убедить себя – инцидента с поглаживанием щеки попросту не было. А если и был, это случилось потому, что донжуан Джейкобс не в состоянии общаться с девушкой, не пытаясь по ходу дела залезть к ней под юбку. Моей гипотезе слегка противоречило то, что за весь день ничего подобного не было. Оглядываясь назад, могу сказать – Джеймс вообще оказался противоположностью тому, что я ожидала. Он не был надменным, не был грубым и, к вящей досаде выдающегося интервьюера Энджел Кларк, не горел желанием говорить о себе. Я была готова влюбиться в его прекрасное лицо и стиснув зубы терпеть звездное свинство и оказалась совершенно не подготовлена к тому, что он окажется настолько классным. Даже больше чем просто классным. Мне срочно требовалось выпить.

Стоя у перил бара на крыше отеля «Голливуд» с мохито в руке, я разглядывала большие белые буквы на зеленых холмах, казавшиеся ничуть не реальнее, чем в субботу. Если жизнь в Нью‑ Йорке напоминала участие в ожившем фильме, то приезд в Лос‑ Анджелес я бы сравнила с прогулкой по декорациям. Все здесь казалось немного искусственным, будто небо, холмы и надпись «Голливуд» могли отъехать в сторону, открыв более успешный город, если этот чем‑ то не по нраву. Перегнувшись через перила, я старательно вбирала в себя атмосферу Лос‑ Анджелеса… Нет, все по‑ прежнему какое‑ то ненастоящее.

– Эй, англичанка! Что поделывает Лопес?

– Привет, Джо! – улыбнулась я.

Бармен облокотился на перила – мышцы натягивали рукава тесной черной рубашки. Я как‑ то забыла, что у Джо такие мощные руки. Должно быть, сказалось смешивание коктейлей с утра до вечера, настоящий нон‑ стоп‑ тренажер для бицепсов.

– Меня целый день не было, я понятия не имею, где она.

– А, да. – Он прикрыл глаза ладонью от солнца как щитком. – Дженни говорила, что ты берешь интервью у Джеймса Джейкобса. Как продвигается?

Он погладил меня по щеке. Я подумала, что он хочет меня поцеловать, и мне этого очень захотелось; как я могу быть такой подлой, ведь у меня прекрасный бойфренд, но он не звонит и не присылает сообщений, и как должно проходить интервью с кинозвездой, если не нормально?

– Да вроде ничего, – ответила я.

Джо фыркнул:

– Чмо этот Джейкобс. С удовольствием послушаю, какую лапшу он вешает тебе на уши.

– Все совсем не так, – слегка удивилась я. Я не могла похвастаться близким знакомством с Джо, но он не производил впечатление завистливого типа. – Он не такой, как ты думаешь, и очень отличается от образа, созданного гламурными журналами.

– Я не читаю подобную муру, – отрезал Джо, повернувшись к перилам спиной. – Я его видел и говорю тебе – он просто дерьмо.

– Как так? – поразилась я. – Где видел, когда? Что он сделал?

– Сразу чувствуется настоящий репортер, – засмеялся Джо. – Кто, где, что, почему, когда… Ты изменилась, англичанка.

– Не уверена, – сказала я, прижимая ледяной бокал ко лбу. – До сих пор не имею ни малейшего понятия о том, чем занимаюсь.

– А по‑ моему, ты отлично справляешься. – Джо уронил руку мне на плечи и легонько стиснул. – Ты здесь сколько – полгода? Появилась из ниоткуда – и уже интервьюируешь звездных придурков в Голливуде. И, надо прибавить, прекрасно выглядишь. Готов поспорить: Лопес уже сама не рада, что так удачно тебя переделала.

– Спасибо! – Я решила считать это полукомплиментом. – Но с какой стати Дженни ревновать? Она в любом случае фантастически хороша собой, – добавила я, мысленно поставив эти слова себе в заслугу перед Дженни, если она будет по‑ прежнему дуться.

– Да, Лопес всегда была с изюминкой, но общение с ней хорошо сказалось и на тебе. – Он сжал мне плечо. – А что у тебя с тем парнем из Бруклина? Вы все еще в ссоре?

– С Алексом?

Я удивилась, что Джо его помнит. Он переехал в Лос‑ Анджелес примерно через месяц после того, как мы с Алексом расстались в первый раз, и я ни разу о нем не упоминала.

– Да нет, мы снова вместе.

– Очень жаль.

Джо как‑ то слишком охотно принял игру в гляделки, пока я не отвела глаза, вновь уставившись на холмы. Да что сегодня со всеми происходит? Может, у меня на спине стикер с надписью «Доступна и одинока»? Или платье по‑ прежнему задрано до трусов?

– Расскажи, откуда ты знаешь Джейкобса? Он здесь останавливался? – спросила я.

Может, интервьюер из меня не очень, но зато я мастерица менять тему.

– Нет, я пару раз видел его в городе, – нахмурился Джо. – Очень высокомерный тип. Просто такой человек. Считает себя особенным, наверное.

– Как странно, – покачала я головой, не в силах поверить, что мы говорим об одном человеке. – Со мной он вел себя джентльменом.

– Может, с женщинами он другой, – пожал плечами Джо. – А этот его гомик, с которым он всюду ходит, – просто козел!

– Может, Блейк и нервный, – твердо сказала я, – но не понимаю, каким образом ориентация автоматически делает его козлом.

– О, только не надо! – Джо выставил ладони. – Против них у меня нет предубеждений – здесь же Голливуд, «голубых» больше половины. Блейк попросту не умеет общаться с людьми.

– А не хочешь вечером составить нам компанию?

Двух зайцев одним ударом: Дженни меня сразу простит, если я приведу Джо, а Джо убедится, что Джеймс не такой, как он о нем думает.

– Мы идем в «Тедди».

– С Джеймсом Джейкобсом?

– И Дженни, – добавила я. – Соглашайся, вряд ли Джеймс будет с нами больше пары минут. Он обещал нас только провести.

– Провести вас в «Тедди» и я мог, – фыркнул Джо.

– В общем, буду рада, если ты пойдешь. И Дженни тоже обрадуется, – сказала я, сжав его руку.

Джо помолчал, оглянувшись на бар, где стоял с утра до вечера, и снова повернулся ко мне:

– Во сколько?

Ворвавшись в мою комнату часов в восемь, Дженни пребывала в гораздо лучшем настроении, чем во время нашего последнего разговора, однако ни словом не проговорилась о том, где болталась почти сутки, отмахнувшись от моих расспросов неискренним: «Что делала? Да так, то да се». Я не настаивала. Проведя в душевой целую вечность, она вышла настоящей богиней, в ореоле роскошных кудрей, со светящейся, посмуглевшей после двух дней загорания кожей и с самой заразительной улыбкой, которую мне доводилось у нее видеть.

– Значит, Лос‑ Анджелес тебе по вкусу? – скорее утвердительно сказала я, когда мы толкались, отвоевывая место у зеркала, чтобы наложить макияж.

Меня не покидало ощущение, что Дженни должна накраситься не глядя в качестве форы мне: солнце покрыло ее сусальным золотом, тогда как я после посещения пляжа покрылась пятнами, а волосы стали жесткими и упорно не желали нормально лежать.

– Я и забыла, как здесь весело, – отозвалась Дженни. – Лос‑ Анджелес толкает на всякие безумства. Я в кои‑ то веки вспомнила, что значит быть… живой! Не слишком банально выразилась?

– Нет, я хорошо понимаю, что ты чувствуешь, – сказала я, обводя глаза угольно‑ черным карандашом «Мак», чтобы отвлечь внимание от непокорных прядей и лупящегося носа – мне ведь не много надо. – Я тоже всякий раз оживаю в Нью‑ Йорке. Может, тебе нужно было уехать подальше, встряхнуться…

– А теперь мне нужно кое‑ что еще. – Подруга подмигнула мне, накладывая четвертый слой туши. – Ты не можешь закрутить с Джеймсом Джейкобсом, но ведь протокол не запрещает мне устроить ему тест‑ драйв? Я сообщу тебе все подробности. Вот будет отличный материал для интервью!

– Дженни, – предостерегающе начала я, влезая в новое ярко‑ желтое мини‑ платье «Филипп Лим» в надежде, что солнечный цвет настроит меня на лос‑ анджелесский лад и поднимет настроение. Покамест поднялся только мой лимит по карте, но нельзя не признать – платье прелестное. – Это не самая лучшая идея, которая могла прийти тебе в голову. А как же Джо?

– А что – Джо? – переспросила. Дженни, натягивая свое, как я сразу узнала, счастливое платье от «Элис + Оливия», шелковое, красно‑ фиолетовое с золотом, с глубоким V‑ образным вырезом, заканчивавшимся ниже середины груди. Перекрещенные на спине лямки подчеркивали безупречную загорелую кожу и тонкую талию, а широкая юбка красиво облегала бедра при ходьбе. Господи, да она и вправду вышла на охоту! – Если я фатально не ошибаюсь, у Джо уже был шанс. Всегда нужно метить как можно выше, Энджи. Если ты сама не веришь, что достойна лучшего, кто в тебя поверит?

– Ну все, подъехала Опра Лопес! – поморщилась я, мазнув по губам прозрачным жидким блеском в надежде, что и так сойдет. – Я не меньше других всегда готова на разовый, ничего не значащий и, надеюсь, самый грязный секс, но неужели «лучшим» обязательно должен быть человек, у которого я беру интервью?

– Нет, – согласилась Дженни, взяв меня за плечи и придирчиво рассматривая мой макияж. – Если Джеймс знаком с Джейком Гилленхаалом, с удовольствием повышу ставку.

– Ничего не понадобится повышать, – негромко сказала я, принимая новый блеск для губ, протянутый подругой. – Джеймс намного красивее Джейка. И наверняка куда приятнее. И талантливее как актер.

– Хо‑ хо, кто‑ то втюрился. – Дженни указала на персиковый блеск. – А что думает Алекс о такой замене?

– Ну перестань, – покраснела я. Я так радовалась, что подруга снова со мной разговаривает, что даже не сочла нужным рассказывать о том, как Джеймс гладил меня по щеке. – Алекса я даже на кинозвезду не променяю. Нельзя же сравнивать любовь с увлечением!

– Погоди. Он что, признался тебе в любви? – Дженни даже перестала штукатуриться. – Когда? И почему я об этом только сейчас узнаю?

– Пока нет, – созналась я. – До сих пор молчит. Но это не важно. Я не променяю на него Алекса.

– Энджи, отчего бы тебе не набрать номер Алекса и не повторить ему это? – поинтересовалась подруга. – Чего ты ждешь? Мы же современные люди, можно же признаться первой!

– Терпеть не могу, когда ты начинаешь говорить, как Опра, – буркнула я, влезая в мои верные «луботины».

Каким образом простая красная подошва способна превратить золотые босоножки с ремешками из «красивых туфелек» в явление под названием «потрать на нас месячную квартплату, и мы сделаем твой облик совершенным»? В «луботинах» я через многое прошла, включая перелом кое‑ чьей руки, и хотя босоножки всякий раз заставляют вспомнить не о самых лучших временах, ноги в них выглядят изумительно, поэтому я им заранее все прощаю.

– Значит, дело в том, что ты не хочешь признаваться первой? – не отставала Дженни.

Я знала, что она не успокоится, пока не получит ответ, а лжец из меня никудышный. Как говорится, мне и корову не обмануть.

– Да, – не выдержала я, присев на край кровати, чтобы застегнуть босоножки. – Я не хочу первой признаваться Алексу в любви, ясно?

– Более чем, – кивнула подруга, присаживаясь рядышком. – Но послушай, вот я уже знаю, что ты его любишь. И все знают. Эрин знает, Ванесса знает, даже Скотти из кафе, по‑ моему, догадывается. Стало быть, и Алекс в курсе.

– Он не Скотти, он Игорь, – вздохнула я. – Значит, ты считаешь, надо признаться первой?

– Нет, я только хочу сказать, что ты не умеешь скрывать свои чувства, Энджи, и, может, в этот раз ты от него этих слов дождешься. – Дженни расческой отвела волосы у меня с лица. – Не дави на него. Если любит, сам скажет.

– Если.

Мы уже много часов не говорили, и я начинала по‑ настоящему злиться, что Алекс не перезванивает.

– Ты мне не все сказала, детка? – заинтересовалась Дженни. – Если у вас что‑ то разладилось…

– Нет‑ нет. – Я глубоко вздохнула и встала. – Это уже я с ума схожу. Последние пару дней до него не дозвониться. Ладно, пошли, найдем тебе классного парня.

– А пошли. – Дженни буквально впрыгнула в свои босоножки. – И пусть не говорит, что его не предупреждали. Если я увижу, что ты хоть одну слезинку уронила из‑ за Бруклинца, буду гнать его пинками через весь Бруклинский мост.

– Прежде нужно вернуться в Нью‑ Йорк, – сказала я, взяв Дженни под руку и потянув ее из номера. – Я гляжу, ты здесь совсем освоилась.

– Посмотрим, что скажет твоя кинозвезда, – весело сказала Дженни. – В случае чего я всегда могу вернуться на его частном самолете.

Джо ждал, прислонившись к стойке ресепшена, в тесных черных джинсах и серой футболке, обтягивавшей его словно вторая кожа, с живописно растянутым глубоким V‑ образным вырезом. Парень явно серьезно отнесся к предстоящему соперничеству с Джеймсом Джейкобсом, пусть даже последний ни сном ни духом не знал, о грядущем соревновании. Выскочив из лифта, Дженни подбежала к Джо, повисла у него на локте и прижалась всеми своими соблазнительными изгибами. Мечты об особняках на Малибу и частных самолетах были забыты минимум на то время, пока мы шли к поджидавшей нас машине Джеймса.

Я не знала, радоваться или нет, но «хаммер» вновь сменился лимузином, к вящему удовольствию Дженни. Ничто не могло сравниться с выражением ее лица, когда подруга уселась между слегка, по‑ моему, испуганным Джеймсом и несколько, по‑ моему, воинственно настроенным Джо. Пятиминутную поездку до «Рузвельта» я просидела рядом с Блейком, старательно притворяясь, что никаких неловких моментов между Джеймсом и Джо в прошлом не было. Однако притворщица из меня тоже никудышная.

– Почему обязательно нужно хоть пять минут, да на машине ехать? – спросила я, когда все перезнакомились. – Это же не очень хорошо для окружающей среды.

– Хотите посмотреть, что будет, если я пойду пешком по Голливудскому бульвару в одиннадцать вечера? – спросил Джеймс, нажав кнопку и опуская тонированное стекло. – Привет, девчонки, – окликнул он стайку девушек, болтавшихся у «Гэпа».

– Бож‑ же мой, это же… – Стоявшая ближе всех к лимузину высокая брюнетка уронила стакан, широкой лужей разлив колу на тротуар.

Они чуть не головы в окошко засунули, пожирая Джеймса глазами. Честно говоря, на их месте я тоже не осталась бы равнодушной, даже не будь он мегазвездой: тесная черная рубашка обтягивала прекрасный рельефный пресс типа «я сошел к вам прямо с экрана», а свободные прямые джинсы не скрывали фантастических тренированных бедер. На заднице он, разумеется, сидел, но когда мы все усаживались и он подвинулся на сиденье лимузина, я оценила ее взглядом. Не то чтобы я таращилась на его ягодицы, не подумайте.

– Да, я Джеймс Джейкобе, – кивнул он и помахал рукой. – Хорошего вам вечера.

Все три девицы, побледнев, отвалили челюсти, и этой секунды Джеймсу как раз хватило поднять стекло. А затем раздался неистовый тройной женский визг – от такого лопаются стаканы и барабанные перепонки, – и пока мне не надоело смотреть назад, троица бежала за нашей машиной. Ну просто села нам на хвост.

– Не надоело играть, Джеймс? – вздохнул Блейк, когда лимузин медленно набрал скорость, оставив девиц позади. – Это же все попадет в ее чертов журнал. Оно тебе надо?

– И это происходит везде, где вы появляетесь? – не удержалась я, глядя на девушек, остановившихся посреди дороги, хватаясь друг за дружку, чтобы не упасть.

– Более или менее, – засмеялся Джеймс. – Вы разве не заметили сегодня?

– Только в ресторане, – призналась я, вспоминая день с утра. Вполне возможно, что при виде мегазвезды люди падали на тротуар и бились в экстазе, однако я была так сосредоточена на том, чтобы не влюбиться в Джеймса, что даже моя собственная мать могла рухнуть перед нами в счастливый обморок и я бы не обратила внимания. – Ничего себе… Кошмар какой‑ то!

– Ничего, можно научиться жить и с этим, – сказал Джеймс, улыбнувшись Дженни, которая молчала (впервые в жизни) всю дорогу, глядя на кинокумира с самой нелепой широченной улыбкой, когда‑ либо освещавшей ее лицо. Джо, напротив, сидел мрачнее тучи. Зря я его пригласила, наверное. – Ну что, пошли в клуб?

В «Тедди» действительно оказалось весело, если вообще не фантастически. Как и в целом в «Рузвельте», здесь царила атмосфера славного старого Голливуда. Проходя по темноватому бару мимо округлых столов в обрамлении бархата винного цвета и людей в одежде цвета красного дерева, я чувствовала себя Элизабет Тейлор. Если, конечно, Элизабет Тейлор тоже со стыдом считала себя вдвое толще любой из посетительниц и буквально силой удерживала подругу, готовую броситься на любого мужчину в клубе. С другой стороны, может, Элизабет Тейлор и не чуралась подобных занятий, почем я знаю.

– Иисусе, Энджи, я, наверное, умерла и попала в рай, – шепотом простонала Дженни, когда нас проводили к VIP‑ столику. – Именно сюда я и хотела.

– Только не рассчитывай, что я буду тусить с тобой на пару, – шепотом ответила я. – Мне кажется, в мое платье засунули одну из близняшек Олсен. Что же они все такие тощие? Кстати, по‑ моему, Джо нарывается на ссору с Джеймсом. Или с Блейком. Или с обоими.

Несмотря на попытки Джеймса заговорить, Джо хранил каменное молчание, отвечая только мне или Дженни. С Блейком они обменялись выразительными взглядами еще в лимузине, и в клубе все стало совсем серьезно.

– Джо, – приступила я к наскоро составленному плану разрядки атмосферы. – Ты здесь часто бываешь?

– Угу, – кивнул Джо, круговым движением взбалтывая остатки пива, которое сам купил себе в баре. – С париями из отеля. Я ведь, знаешь, иногда моделью подрабатываю. Пару недель назад работал в «Тропикане» – это бар здесь на крыше.

Присев между мной и Дженни, Джо обнял нас за плечи. Его движение могло показаться небрежным, но ощутимо цепкая хватка подсказывала, что это отнюдь не так.

Дженни машинально взяла его за руку и переплела пальцы со своими, не отрывая взгляда от Джеймса. Я упорно смотрела в глаза собственному отражению в зеркале бара – и некоей особе, очень похожей на Кристен Стюарт… О, да это же сама Кристен Стюарт!

– А о сцене вы никогда не думали? – спросил Джеймс, щедро наливая себе водки, бутылку которой как раз принесли на наш стол.

– Еще чего, – буркнул Джо, отводя взгляд. – Подиум – одно дело, но зарабатывать на жизнь, выставляя задницу в колготках? И не подумаю.

– Эй, я попрошу, – резко обернулся Блейк.

Джеймс только рассмеялся, словно его не трогало дурацкое высокомерие Джо.

– Да, это одна из опасностей фильмов о супергероях. Но знаешь, колготки – неожиданно удобная штука. К ним привыкаешь.

– Правда? К колготкам? – восхитилась Дженни, бросив руку Джо и игриво пощупав колено Джеймса. – Вы и сейчас в них?

– Чего? – Джо прищурился, когда Дженни засмеялась своим самым волнующим смехом, – Да всем известно, что актеры просто психанутые эгоисты, которые рано или поздно заканчивают в наркологических лечебницах!

– Ты решил побороться с Дженни за звание новой Опры или что? – через силу пошутила я, но атмосфера, ощутимо накалилась, а я решительно не гожусь для конфронтации.

– Я решил прогуляться. – Джо выровнял дыхание и совершенно хозяйским жестом уронил руку мне на плечи. – Пойдешь со мной, англичанка?

Джеймс посмотрел на меня, но я не поняла, что читалось в его темно‑ синих глазах. Я открыла рот, чтобы вежливо уклониться от приглашения, но Блейк меня опередил.

– Возможно, так будет лучше, – вызывающе бросил он Джо, отпив глоток прямо из водочной бутылки. – Пожалуй, вам обоим пора валить отсюда.

– И мне? – подскочила я от неожиданности. – Что я такого сделала?

– Привела с собой этого козла, – огрызнулся Блейк. – По‑ моему, интервью закончено. Джеймс, мы уходим.

– Ну и отлично. Очисти помещение, гомосек, – сказал Джо в свою пивную бутылку.

– Как ты меня назвал? – вскочил Блейк.

Через долю секунды на ногах оказался Джо, а потом и Джеймс.

– Эй, парни, хватит, – сказал он, втиснувшись между ними. – Все, разошлись.

– Ничего, это все фигня.

Джо рывком прошел между Блейком и Джеймсом, походя сбив сидевшую на краешке стула Дженни, которая упала прямо на меня. Вес мамзель Лопес не причинил мне никакого вреда, но вот водка с содовой, которой она облила мне платье, была абсолютно лишней.

– Черт! – Я вскочила на ноги, чтобы отряхнуться, и крепко приложилась о мегазвезду, попав прямо между разведенными руками – мирил тут всяких, понимаешь.

– Нам надо уходить отсюда, – сказал Блейк, потянув актера за плечо.

Мгновение я стояла неподвижно, буквально прилипнув к груди Джеймса, так что водка с моего платья пропитывала его рубашку, а я ощущала тепло его тела. Затем он подхватил меня на руки как пушинку, словно я весила вполовину меньше любой из Олсен, а не втрое больше, и через мгновение я поняла, что мы движемся к выходу.

– Энджи! – заорала Дженни, перекрывая музыку, все еще полулежа на полу возле разоренного стола. – Подожди!

– Там Дженни! – запротестовала я, не отрывая взгляд от вьющихся темных прядей, предпочитая это зрелище всем взглядам и перешептываниям вокруг. И тут – о Господи! – сверкнула фотовспышка.

– Блейк, вернись за ней, – бросил Джеймс, быстро заходя в лифт. От возмущения Блейк обратился в соляной столп. – Теперь я припоминаю, почему завязал ходить по клубам.

Я не знала, что сказать. С одной стороны, мне было очень неудобно перед подругой, которая к тому же наверняка ушиблась, с другой – я знала, что в тот момент, когда Джеймсу надоест меня держать, интервью, работа, виза и в какой‑ то мере моя жизнь закончатся. Мне предстояло попытаться как‑ то вернуть этот экспресс на рельсы, иначе Дженни не с кем будет делить квартиру и не на кого спускать всех собак.

– Джеймс, я хочу самым нижайшим образом извиниться, – выдохнула я, когда мы прыгнули в лимузин и рванули по Голливудскому бульвару. – Я сейчас вернусь в гостиницу и…

– Это вряд ли получится, – тихо перебил он. – Посмотрите назад.

Извернувшись под ремнем безопасности, я поглядела в заднее стекло, боясь, как бы у меня не закружилась голова от скорости, с которой мы неслись. Не знаю, что я ожидала увидеть, но только не море ослепительных фар и профессиональных, очень сильных фотовспышек. Признаться, я до сих пор путалась, по какой стороне здесь полагается ездить, но машины наших преследователей заполняли всю ширину дороги. Автомобильные сигналы, скрежет и даже вопли были на редкость громкими и действовали на нервы. Прогулка по нашему нью‑ йоркскому кварталу сразу показалась мне сущим выпуском «Христианских гимнов».

– Что случилось? – спросила я, обмерев от испуга и чувствуя сильную тошноту.

– Папарацци, – вздохнул Джеймс. – Мои милые друзья папарацци.

– Откуда они узнали, где вы?

– Кто их знает. Может, нас кто‑ нибудь подслушал сегодня днем и слил им. Может, они просто ждали у «Тедди» – а вдруг кто‑ нибудь появится. Может, кто‑ нибудь им позвонил, когда мы приехали.

– Но мы пробыли там всего полчаса!

В это невозможно было поверить, но, как ни быстро мы летели, они не только не отстали, но приблизились и настоящим роем облепили машину.

– Отодвиньтесь от окна. – Джеймс оттащил меня в середину лимузина, на пол между сиденьями. – Есть достаточно яркие вспышки, чтобы фотографировать даже через тонированное стекло.

– Bay, какой гламур! – сказала я, пытаясь подоткнуть платье как‑ нибудь так, чтобы не все трусы показались из‑ под подола.

– Да, вот она, жизнь кинозвезд в стиле рок‑ н‑ ролл. – Джеймс придержал меня, когда мы резко свернули за угол. – Но вы‑ то, конечно, знаете рок‑ н‑ ролл и покруче?

– Я?

Я заерзала на полу машины, стараясь не очень прижиматься к его широкой, теплой и все еще влажной груди.

– Ну, ваш бойфренд, рок‑ звезда… Алан?

Ах вот он о чем…

– Алекс. Его зовут Алекс. Но он не типичная рок‑ звезда. Между ним и Боно большая разница. – Я пошарила рукой по полу вокруг себя, ища сумку. – Который час?

– Еще двенадцати нет. А что случилось?

– Просто спросила.

Я достала сотовый. Здесь двенадцать, в Нью‑ Йорке три. И пропущенный звонок от Алекса. Всего один, двадцать минут назад. И никакого эсэмэс.

– Блин!

Едва я хотела нажать перенабор, как Джеймс выхватил у меня сотовый.

– Если вы выбросите его в окно, я не знаю, что сделаю!

– Извините, – сказал он, выключая телефон. – Они перехватят разговор.

– Что?!

Ну, это уже ни в какие рамки! Джеймс медленно кивнул:

– Они могут прослушать сотовый, если находятся близко от звонящего. Я точно не знаю как.

– Как вы вообще кому‑ нибудь звоните? – спросила я.

– А я не звоню. Живу как в девяносто пятом году. – Он пожал плечами. – Если срочно кто‑ то нужен, к нему едет Блейк.

– Значит, вы не можете послать сообщение приятелю, чтобы узнать, какой джем к оладьям ему заказать?

– Я не могу выйти и купить оладий. Вообще не могу есть оладьи, кстати.

– И не можете вызвать такси, если напились?

– Вообще‑ то у меня водитель…

– А вдруг вам нужно увеличить лимит по кредитной карте, чтобы купить что‑ нибудь потрясающее?

– Ну, эта проблема пока не давит. Разве что мне заблажит приобрести «бентли».

– Да, на вашем месте я, пожалуй, согласилась бы обходиться без мобильного телефона, – сказала я, как‑ то сразу утратив сострадание.

Джеймс кивнул:

– Но если бы я был не я, нам не пришлось бы сейчас удирать из ночного клуба и отрываться от папарацци. И вы не сидели бы на полу машины в ущерб вашему чудесному платью, лишенная возможности позвонить бой‑ френду.

– Но если бы вы были не вы, меня вообще не было бы в Лос‑ Анджелесе, я бы с вами не встретилась и вообще не надела бы это чудесное платье в марте.

Я кое‑ как вскарабкалась на сиденье, когда лимузин, попетляв среди каких‑ то невидимых углов, сбросил скорость и остановился. Гам от своры папарацци становился тише и тише, и вскоре уже ничего нельзя было расслышать, кроме пощелкивания остывающего мотора. Тогда мы выбрались из лимузина.

Джеймс одернул на мне платье и провел руками по бокам, приглаживая измятую юбку. Я судорожно вздохнула, когда он коснулся моих обнаженных рук.

– Восхитительное платье, я уже говорил? – спросил он, возвышаясь надо мной как башня.

Все‑ таки он очень высокий. Я ни разу не замечала, какой он высокий парень.

– «Филипп Лим», по‑ моему?

– Порой вы меня совершенно сбиваете с толку, – сказала я, чуть не свернув шею в попытке поглядеть ему в лицо. – Не будь мы в Голливуде, я бы решила, что вы гей. И это разбило бы Дженни сердце.

– Хорошо, что сказали, – отозвался он, бренча ключами в кармане джинсов. Я не ошиблась, задница у него что надо. – Нам надо было сразу остаться здесь. Знаете, как люди говорят, – беспорядки и беременность лучше переживать в собственном шато [7].

Беременность?! Кого это он тут собрался…

– Я‑ а лучше вернусь к себе в гостиницу, – поперхнулась я. – Уже поздно, а завтра мне кое с кем интервью проводить.

– Я слышал, что он психанутый эгоист, отклячивающий задницу в колготках, – успокаивающе сказал Джеймс, открывая дверь в бунгало. – Так что беспокоиться не о чем. Кроме того, я могу заказать срочную чистку платья – будет готово через двадцать минут – и отправить вас на машине, когда папарацци надоест караулить. Ну заходите же, я страшно хочу чашку чаю.

Мне оставалось только пожать плечами в отсутствие аргументов против хорошо продуманного плана.

– Можно, я отсюда позвоню? – спросила я, змеей вылезая из влажного желтого платьица. Полки ванной пестрели продукцией «Клиник», «Энтони Логистике», «Питер Томас Рот». Пиар‑ отделы присылают, поняла я. И все же мужчины, у которых увлажняющих средств больше, чем у меня, как‑ то настораживают.

– По обычному – пожалуйста, но сотовый останется у меня в заложниках, пока вы здесь.

Джеймс стукнул в дверь один раз и вошел, дав мне время лишь схватить один из халатов, висевших на двери, и прикрыться – но не надеть.

– Красивые трусики. Келвин Кляйн?

– Э‑ э… да, – кивнула я, пытаясь натянуть халат, не обнажив ни дюйма плоти или белых кружевец, – задача нелегкая и в лучшие времена и тем более сложная, когда вы а) до смешного неуклюжи и б) в ванной комнате до смешного красивого актера. До смешного красивого актера, который только что снял влажную рубашку. О‑ о, повторите на бис!..

– Не говорите своему модельному приятелю, но я участвовал в прошлогодней рекламной кампании Кляйна. – Джеймс приподнял халат за воротник, теоретически чтобы помочь мне его надеть, но на практике лишь помог мне окончательно запутаться в акрах джерси. – По‑ моему, эти трусики рекламировала Эва.

Замечательно. Кто из нас не мечтает сравниться с Эвой Мендес в неглиже?

– Я еще раз хочу искренне извиниться, – снова завела я. – Клянусь, не знаю, какая муха его укусила. Какой‑ то…

Боже, Дженни меня убьет!

– Я уверен, с ней все будет в порядке. – Резким движением головы Джеймс откинул волосы назад. Неужели у него с самого начала были такие высокие скулы? Что еще скрывают эти темные кудри? – И пожалуйста, не надо извиняться за этого болвана. Я только удивлен, что вы с ним дружите. Вы хоть понимаете, что он по уши в вас влюблен? Кстати, сто лет никого не называл болваном. Вы разбудили во мне англичанина.

– Спасибо.

Я пробралась мимо него из ванной, очень быстро прошла через спальню, бросив взгляд на измятые простыни, и уселась в гостиной. В кресле. На одного. Нельзя ли, чтобы он снова надел рубашку? Я же живой человек, елки‑ палки!

– Что вы, я его не интересую. Я его вообще едва знаю, мы даже не друзья. Они с Дженни работали в Нью‑ Йорке в одном отеле, вот и все.

– Так это они друзья?

– Вроде того, – поморщилась я.

Вряд ли теперь у Дженни осталась возможность испытать прочность их «дружбы», и мне за это от нее достанется.

– Понимаю. Взаимовыгодная дружба.

Не успела я объяснить, как в дверь постучали. Джеймс открыл на стук и обменял мое платье на поднос с напитками.

– Спасибо, – сказал он кому‑ то, прежде чем я успела что‑ либо разглядеть. – Чаю?

– Да, благодарю вас, – со вздохом отозвалась я, почувствовав наконец, как устала. – Я сейчас просто убить готова ради чашки чаю.

– Тогда даже не сообщайте, на что пойдете ради «Хобнобс», – пошутил Джеймс, помахав пачкой бисквитов. – Это действительно лучший отель в мире.

– Не скажите этого в присутствии Дженни, – засмеялась я, ухватив целую пригоршню мягкой крошащейся бисквитной благодати. – Она влюблена в «Юнион». Хотя, похоже, любовь проходит: что‑ то она давно ничего оттуда не таскает.

– Стало быть, у нас двадцать минут, – сказал Джеймс, обхватив дымящуюся кружку. – Чем бы вы хотели заняться?

Чем бы я хотела заняться? Хороший вопрос. Умом я понимала, что нужно позвонить Дженни, убедиться, что с ней все в порядке и что она по‑ прежнему со мной разговаривает. Сердцем я рвалась позвонить Алексу, узнать, как прошло выступление, услышать его мягкий сонный голос. Но другая, чуть менее поэтическая часть меня сгорала от желания встать, вынуть чашку из рук Джеймса и устроить ему хороший тест‑ драйв: провести пальчиком по рельефным мышцам живота, по четко очерченной груди и не отрываясь подняться к полной нижней губе. Надавить на нее, чтобы посмотреть, такая ли она плотная и мягкая, как кажется, и нежно покусывать ее некоторое время. А затем…

– Какое у вас странное выражение лица, – прервал мои фантазии Джеймс. – О чем вы думаете?

«О том, чтобы повалить тебя на диван и делать всевозможные грязные штучки».

– Да так, ни о чем конкретно.

– Я кое‑ что хотел вам сказать, – начал он. – О сегодняшнем дне, в закусочной с бургерами.

Нет, с покусыванием губы лучше не затягивать. Ограничусь кратким петтингом.

– Ну что вы, не стоит.

– Нет, стоит. Извините, я просто заигрался. Застрял в образе. Я столько времени говорю всякую муру, написанную другими, что начинаю импровизировать даже без сценария. – Он положил руку на подлокотник моего кресла. Как приятно пахнет от этого парня! – Наверное, поэтому Блейк так выходит из себя. Я наживаю массу проблем из‑ за фотографий…

– Каких фотографий?

– Моих. Ну то есть, будь я на них один, проблем бы не возникало.

– А‑ а.

– Это просто снимки, Энджел, – сказал он, глядя на меня сверху вниз.

– Вы не обязаны ничего объяснять, – сказала я, глядя прямо перед собой и пытаясь подавить ревность.

– Но как же, вы же репортер, – поддразнил он. – Ладно, это я так. Хотя мне очень интересно, на что будет похож отчет об этом интервью.

– Интервью? – Я закрыла лицо руками. – Я все испортила, да? Меня уволят, а потом депортируют. И мне негде будет жить. А потом еще кто‑ нибудь расскажет обо всем моей матери…

– О чем вы говорите? – Джеймс отвел мои руки вниз. Его ладони были теплыми от чашки с чаем. – С какой стати вас должны уволить?

– Потому что Блейк отменил интервью.

Я посмотрела на Джеймса как на дурака. Очень красивого, но дурака.

И встретила точно такой же взгляд.

– Блейк не может отменить интервью.

– Как – не может? – смешалась я. – Я думала, он же менеджер…

– Ну, не он интервью назначил.

– Не он?

– Нет, Энджел. Интервью назначил я.

– Так, меня, конечно, и в лучшие времена гением не назовешь, но я не понимаю…

– Интервью с вами было моей идеей, – сказал Джеймс, явно очень довольный собой. – Я не идиот и понимаю, что должны думать люди при виде снимков в Интернете и, хм, о чем думают женщины, с которыми я так или иначе пересекаюсь. Поэтому я почитал женские журналы, выбрал нескольких авторов и таким образом вышел па вас.

– Вы просили прислать именно меня? – Я ничего не понимала. Впрочем, как обычно. – Об этом действительно просили вы?

– Да, я просил прислать именно вас, – кивнул он. – Мне очень понравились ваши статьи. Но после того как я выбрал журнал, остальное устраивал, как обычно, Блейк, иначе все вместе выглядело бы странно. Актеры обычно не организуют свои интервью. Признаюсь, Блейк сомневался, правильный ли выбор я сделал, но буду очень вам признателен, если вы хотя бы попытаетесь доказать, что он не прав.

– Значит, интервью не отменяется?

– Ну, вчера вас на меня стошнило, сегодня вы втянули меня и моего ассистента в драку – мне не терпится увидеть, что у вас припасено на завтра. – Он посмотрел в окно. – Я вызову вам машину, уже можно выходить.

Сидя в кресле, я тупо смотрела на мускулистую спину направившегося к дверям кинокумира. Джеймс Джейкобс меня выбрал. Интервью не отменяется. Мне не придется покидать страну. Значит, мы с Алексом не расстанемся из‑ за моего вынужденного отъезда в Англию. А это просто замечательно.

Правда, Алекс был так занят, путаясь со своими фанатками, что не нашел трех минут оставить мне сообщение на автоответчике. Индикатор зарядки аккумулятора молчащего сотового мигал в углу сумки. Алекс явно не горел желанием позвонить и признаться в любви. Как так получается, что он даже не сказал: «Не могу без тебя жить», – тогда как мировая супер… нет, мегазвезда лично выбрал меня из всех журналистов на свете, чтобы дать мне интервью? Я уже второй раз в его бунгало. И второй раз без одежды. Это явно знак свыше… Стук в дверь отвлек меня от посторонних мыслей.

– Это, наверное, ваше платье, – сказал Джеймс из соседней комнаты. – Машина будет через пять минут.

Завернувшись в халат и стараясь не наступить на подол, я открыла дверь. За дверью оказалось мое платье, девственно чистое, в прозрачном блестящем пластике. Срочная химчистка в корне изменила мою жизнь.

– Спасибо, – сказала я, принимая вешалку.

– Вам спасибо, – со значением отозвался голос из‑ за огромного фотообъектива.

– Что такое? – Я попятилась назад, выставив платье перед собой, словно пытаясь прикрыться им от рапидных вспышек.

– Энджел! – заорал Джеймс, в два прыжка одолев гостиную. – Закройте дверь, отойдите от двери!

Я захлопнула дверь, попав прямо по камере. Послышался глухой удар, тихое «б…» и звук быстро удаляющихся шагов. Ошеломленная случившимся, я посмотрела на Джеймса, но он уже кричал в телефон что‑ то несвязное. За неимением лучшего я поплелась в ванную и переоделась, предварительно взглянув на себя в зеркало. Все нормально – ни трусов, ни лямки лифчика не видно. Безупречно. Для меня. А если он охотился за выражением лица удивленной оленихи в свете мощных фар, то это у меня на редкость хорошо получилось.

– О'кей, – сказала я, прицокав обратно в гостиную и взяв сумку. – Пожалуй, я пойду. Хватит на сегодня бардака по моей вине.

– Вам нельзя сейчас выходить! – Джеймс посмотрел на меня как на идиотку. Да, с Дженни они бы спелись лучше некуда. – Я позвонил охране, но они его еще не поймали. Нельзя никуда выходить, пока та фотокамера не будет у них.

Мне стало смешно, но что‑ то подсказывало, что мое веселье сейчас поддержки не найдет.

– Серьезно? Джеймс, да что страшного они сфотографировали? Как я забираю платье из химчистки?

– Ну да, ну да, – протянул актер. – И как вы стоите на пороге моего бунгало в час ночи в халате. Как к этому отнесется ваш бойфренд? А редактор? А ваша мама?

– Мама как раз придет в восторг, – сказала я, все же ощутив легкий холодок под ложечкой. – Ладно, я поняла. Но я не могу здесь оставаться. Мне нужно увидеть Дженни, вернуться в свой номер. Неужели никак нельзя выйти отсюда без того, чтобы эти твари меня не засняли?

Все шесть с чем‑ то футов Джеймса Джейкобса стеной стояли между мной и дверью и сверлили меня сверху взглядом такой интенсивности, какую я обычно приберегаю для людей, стоящих между мной и последним шоколадным кексом в «Старбаксе».

– Вы в самом деле хотите уйти?

Нет‑ нет‑ нет‑ нет‑ нет‑ нет!

– Да.

Ух ты, а я и не подозревала в себе такую силу воли!

– Тогда я позвоню, чтобы машина подъехала к задней двери бунгало, – сказал Джеймс, как‑ то сникнув и даже ссутулившись. – Есть же у них какие‑ нибудь тачки, не привлекающие внимания. Телефон я оставил в спальне.

Я спохватилась, что не дышу с той секунды, как подтвердила свое желание уйти, и что молния сумки врезалась мне в руку – так сильно я ее сжимала. Это ужасно. Как я могла позволить себе нескромные фантазии о Джеймсе, когда Алекс дома в Нью‑ Йорке так и ждет моего звонка!.. Наверное. Да нет, он просто не горит желанием мне звонить. Или признаваться мне в любви. Или даже лететь со мной в Лос‑ Анджелес. Напротив, Джеймс по той или иной причине очень не хочет меня отпускать. Девяносто девять девушек из ста в такой ситуации остались бы в бунгало, начхав на бойфренда. Может, если я быстро переговорю с Алексом, мне будет легче?

Я расслабила мертвую хватку и вынула из сумки мобильный. Да, в Нью‑ Йорке четыре утра, но Алекс же не откажется сказать мне пару фраз. И горе ему, если откажется.

– Алло!

– Алекс, это я, – выдохнула я. – Извини, не ожидала, что ты снимешь трубку. У меня тут страшно напряженная ночь, и…

– Энджел!

– Да?

– Сейчас четыре утра!

– Я знаю.

– И чего ты хочешь?

Я закусила губу.

– Хочу просто поговорить с тобой. Сказать, что я соскучилась.

– Ты что, пьяная?

– Нет, – нахмурилась я. – Просто тяжелый вечер. Кошмар какой‑ то. Мы были в клубе, Джеймс ввязался в драку, нас преследовали папарацци и…

– Слушай, Энджел, я сплю. Позвони мне завтра, ладно? – шумно вздохнул Алекс.

Я постаралась не обидеться. Он имел все основания быть бесцеремонным, но я надеялась, что мой спонтанный звонок придется ему по сердцу и покажется трогательным. Ну, если сам Алекс сто раз заявлялся ко мне в любое время дня и ночи, должен же он счесть романтичным звонок в четыре утра с признанием, что я соскучилась!

– Ну ладно, спи, – пробормотала я в телефон. – Я хотела сказать… Подумала – вот позвоню и скажу… Что я тебя люблю.

– Что?

Он вдруг проснулся.

– Завтра позвоню. Спи дальше. Пока.

Я нажала «отбой», кинула телефон в сумку, словно он обжигал мне руку, и испуганно зажала себе рот. Как это у меня вырвалось?

– Вы что‑ то сказали? – спросил Джеймс, появляясь рядом.

Не успела я ответить, как гостиничный телефон зазвонил и смолк после первого же сигнала.

– Это ваша машина, – сказал Джеймс, взяв меня за руку и ведя к задней двери бунгало. – Значит, до завтра, да? Или вы хотите прийти посмотреть, как мне будут подбирать грим?

Я пожала плечами – все знают, что мне всегда нравилась мужская подводка для глаз. Неужели я сказала Алексу, что люблю его?

– Значит, я заеду за вами в среду утром. В одиннадцать нормально?

– Прекрасно, – сказала я, нехотя преодолевая пару метров между задней дверью бунгало и задней дверцей поджидавшей машины.

– Ни о чем не переживайте, – сказал Джеймс. – Понедельник – день тяжелый. Вам нужно поспать.

Он нагнулся, через окно мягко и тепло поцеловал меня в щеку и ударил ладонью по крыше машины.

Если у него все понедельники такие тяжелые, сонно подумала я, когда мы выехали с территории отеля на бульвар Сансет, мне понадобится не просто поспать, а как следует выспаться, чтобы продержаться целую неделю.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒