|
|||
Сара Дессен 14 страница– Мне кажется, ему абсолютно по барабану, что подумаете вы с родителями. Отношения между влюбленными редко поддаются объяснению, особенно стороннему наблюдателю. – Господи, это же Холлис, – настаивала я на своем. – Он никогда и ни к чему не относится серьезно! Илай взобрался на велосипед, встал на педали и медленно поехал вперед. – А вдруг он наконец‑ то встретил свою половинку? Люди меняются. Он петлял на байке вокруг меня и тележки, а в голове всплыли слова, сказанные мамой. Только, помнится, она с не меньшей убежденностью утверждала обратное. – Слушай, – задумчиво произнесла я. – Все считают, что ты уже не сядешь на велосипед. – И правильно делают. Я картинно закатила глаза, когда он проезжал мимо меня. – Тогда почему прямо сейчас вижу тебя на байке? – Не знаю, – ответил он. – А ты как думаешь? Если честно, и я не знаю, что сказать. Однако очень хочется надеяться, что люди со временем действительно меняются, и легче всего в это верится, когда воочию наблюдаешь за переменами. Как сейчас, когда я стою, застыв на месте, а вокруг на велосипеде раскатывает Илай, и всякий раз, когда он проезжает мимо, ощущается легкое движение воздуха.
Целый час я спокойно занималась отчетными ведомостями в «Клементине», как вдруг почувствовала на себе чей‑ то пристальный взгляд. Подняв голову, я заметила Мэгги, застывшую за полуотворенной дверью. Сегодня она нарядилась в летнее белое платье и оранжевые босоножки, волосы собраны в аккуратный хвостик на затылке, а в руках зажат этикет‑ пистолет для наклейки ценников. – Привет! – сказала она наконец. – Есть свободная минутка? Я кивнула. Бросив напоследок быстрый взгляд в торговый зал, Мэгги вошла в кабинет, убрала каталоги с ближайшего стула и присела, храня молчание. Я не решалась заговорить первой, заинтригованная ее странным поведением. С минуту мы сидели в тишине, только из недр магазина доносилась песня об американских горках и сладких до боли поцелуях. – Послушай, – начала Мэгги. – Это касается тебя и Илая. Думаете, это вопрос? Нет, даже не утверждение, а, пожалуй, вступление к заранее заготовленной речи. Что ж, возьму на себя смелость и промолчу. В конце концов, разве дают развернутый ответ на полфразы?! – Я знаю, что вы, ребята, встречаетесь по ночам, вернее, каждую ночь, – продолжила она. – Это, конечно, не мое дело, но… – Как? – Как это не мое? – удивленно продолжила она. – Как узнала? – поинтересовалась я. – Да вот узнала. – С каких пор ты вдруг превратилась во всевидящее око? – возмутилась я. – Или решила поработать Большим Братом? – Оден, у нас небольшой городок, можно сказать, крохотный мирок, который полнится самыми разными слухами. – Она вздохнула, опустив взгляд на этикет‑ пистолет. – Слушай, дело в том, что я долго знаю Илая и не хочу, чтобы ему опять причинили боль. Честное слово, ожидала услышать что угодно, но Мэгги, как всегда, удивила. Как же глупо не предвидеть заранее такой поворот в беседе! – Почему ты считаешь, что я причиню ему боль? – Не знаю, – пожала она плечами. – После того, что случилось с Джейком… – Это совсем другое, – заверила я. – Ну, мне‑ то про это неизвестно. – Она откинулась на сиденье и скрестила ноги. – Вот и делаю выводы исходя из того, что знаю. И хотя я тогда заревновала и рассердилась на тебя из‑ за Джейка, он заслужил подобное обращение. Скажем так, его настигла карма. Но Илай‑ то ни при чем. – Мы с Илаем… – Я резко замолчала, не зная, стоит ли вдаваться в объяснения. – Мы просто друзья. – Может, и так. – Мэгги снова перевела смущенный взгляд на этикет‑ пистолет, повертела его в руках, а потом призналась: – Мы обе знаем, что только из‑ за тебя он появился на той вечеринке. Я слышала, как ты звонила ему. Я изумленно подняла брови: – Ты точно не стала Большим Братом? – Я была в ванной комнате, а там очень тонкие стены. Порой даже в туалет спокойно не сходишь, пока кто‑ нибудь торчит на кухне. – Она махнула рукой. – Не важно! В любом случае, когда зашел злополучный разговор о велосипедах, и учитывая тот факт, что Илай совсем не рассердился на фасоль, которой ты его забросала… – Это же шуточная битва едой! – По‑ моему, ты не понимаешь, – вдруг вскипела она. – Илай не делал ничего подобного с тех пор, как погиб Эйб: не посещал вечеринки, не встречался с девушками, толком ни с кем не разговаривал, не говоря уже о боях едой. От всех отстранился, а потом внезапно появляешься ты, и все меняется как по мановению волшебной палочки. Знаешь, это здорово! – Но? – В воздухе при таких задушевных беседах всегда витает недосказанное «но»! – Но, – продолжила Мэгги, – если ты просто поиграешь с Илаем и бросишь, он не сумеет так быстро оклематься, как Джейк. Многое поставлено на карту, понимаешь? Я решила предупредить, если тебе это неизвестно. Иначе для чего нужны друзья?! Зажигательная песня в торговом зале сменилась на медленную, романтическую мелодию. – Илаю повезло, что у него есть ты, – проникновенно сказала я. – Вернее, такой хороший друг, как ты. – Я говорила не о себе и Илае. – А о ком?! – О нас с тобой! Мы ведь с тобой подруги! – Мэгги показала рукой сначала на меня, потом на себя. – А подруги всегда откровенны друг с другом, даже если правда причиняет боль. Правильно? Мне бы согласиться, да только я опять растерялась. Ведь ничего толком не знаю ни о подругах, ни о дружеских отношениях. Ничего. Пока ничего. Поэтому вместо прямого ответа просто пообещаю: – Не волнуйся, никто не пострадает. Мы с Илаем просто проводим время вместе, как друзья, и ничего больше. – Хорошо, – медленно кивнула она. – Это все, о чем я собиралась поговорить с тобой. На входной двери звякнул колокольчик, возвещая о приходе посетителя. Мэгги вскочила на ноги и, высунув голову в коридор, закричала: – Здравствуйте, я сейчас к вам подойду. – Не беспокойтесь! – ответил знакомый голос. – Просто передайте Оден, чтобы тащила сюда свою задницу. Мэгги с изумлением в глазах обернулась ко мне. – Брат, – объяснила я, отодвигая стул. – У тебя есть брат? – Пойдем со мной, сама увидишь. Когда мы вышли в зал, Холлис стоял возле ящика с купальниками и разглядывал крохотные пурпурные бикини. – Не твой размерчик, – поддела я его, подходя ближе. – Да и цвет, пожалуй, тоже. – Какая жалость! – воскликнул он, подыгрывая мне. – А я так надеялся, что они подойдут мне! – Нет уж, ходи в семейных трусах! – Знаете, – защебетала Мэгги, – в Европе мужчины все чаще склоняются к узеньким бикини. Каждое лето в наших краях появляется по крайней мере одна немецкая делегация в таких плавках. – Не верьте сплетням! – авторитетно заявил Холлис. – Там, за океаном, просто идут на нудистский пляж. Сплошная экономия на купальниках! – Это Мэгги, – представила я подругу брату. – Мэгги, это мой брат Холлис. – Вы в самом деле бывали на нудистском пляже? – полюбопытствовала она. – Серьезно? – А почему бы нет?! Как там говорится? В чужой монастырь… или костел? – Холлис бросил пурпурное бикини обратно в коробку. – Слушай, Од, как насчет очень позднего обеда или суперраннего ужина? Папа советовал зайти в некое знаменитое местечко, в котором обязательно нужно попробовать луковые кольца. – Это кафе «Последний шанс», – объяснила Мэгги. – В конце набережной налево. Рекомендую заказать котлеты из тунца. – Боже, как я обожаю котлеты из тунца! – Холлис вздохнул с преувеличенным огорчением. – Такого блюда точно не отведаешь на нудистском пляже в Европе! Я оглянулась в сторону кабинета: – Вообще‑ то у меня накопилось столько работы… – Ох, Оден, ну ты даешь! Мы же не виделись два года! – Холлис кивнул на меня головой, объясняя Мэгги: – Моя сестренка – единственная одержимая работой из всех отпрысков в семье! – Ну иди же, – посоветовала та. – Если не успеешь, задержишься вечером и доделаешь. – Делай, что тебе говорит Мэгги! – Холлис так непринужденно назвал ее имя, будто они знакомы тысячу лег. – Давай же! Пошли! После спавшей полуденной жары, когда еще не вступила в свои права вечерняя прохлада, идти по набережной до кафе оказалось истинным блаженством. Мы с Холлисом пристроились за медленно прогуливавшейся группой мамочек с колясками, колеса которых ритмично поскрипывали на деревянной мостовой. – А где Лаура? – поинтересовалась я. – Она не любит луковые кольца? – Просто обожает! – отозвался брат, надевая солнцезащитные очки. – Но у нее очень много работы. Весной она хочет заполучить какой‑ то грант, а для этого нужно написать кучу эссе. – Ух ты! Кто тут говорил об одержимости? – Без шуток, ее от работы не оторвать. Холлис поднял голову, глядя вслед пеликанам, улетающим в сторону океана, а я разглядывала брата. – Она действительно милая, Холлис. – Очень милая, – улыбнулся он. – И совсем не похожа на других девчонок, к которым я бегал на свидания, верно? Как ответить на откровенный вопрос? Что ж, раз спросил, значит, скажу правду. – Не похожа. – Ой, а слышала бы ты маму! – засмеялся он. – Годами она ругала меня за то, что встречаюсь со скучными пустоголовыми дурочками – помнишь, как она говорила… – Помню. – …и когда я познакомился с умной замечательной девушкой, мама буквально с цепи сорвалась. Видела бы ты ее во время ужина, когда Лаура рассказывала о своей работе. Мама чуть не плевалась от ревности. Ого! Ничего себе, подумала я, а вслух спросила: – Из ревности? Тебе не показалось? – Да ладно тебе, Од! Мама привыкла быть самой умной женщиной в любой компании. Это для нее дело чести! – Холлис поправил на носу очки. – Господи, она отводила меня в сторону и шептала, что я делаю роковую ошибку, что слишком серьезно отношусь к Лауре. Будто после того аспирантишки, что ошивается вокруг дома и спит в машине, я прислушаюсь к ее совету. – Что?! – Ну, Од, мама тут спала с одним из своих аспирантов. Видимо, он понадеялся на серьезные отношения, а она его возьми да и выгони. Теперь он шатается по округе и зализывает раны. Тот паренек в очках! Он еще сидел возле бассейна с книгой. Надо же, а имени его, оказывается, не знаю. – Мне так жаль того парня, – признался брат. – Хотя, видит Бог, следовало этого ожидать. Похоже, мама проделывает подобное не в первый раз. Не в первый раз?! Где были мои глаза?! Так, спокойно, не изображай из себя слепую дуру. Надо успокоиться, вон впереди магазин велосипедов – фокусируем взгляд. Ага, кажется, на скамейке сидят Адам и Уоллис и едят чипсы. – Думаешь, она часто так делает? – не выдержала я. – Господи, конечно. Наверное, сразу же после развода. – Холлис спрятал руки в карманы и вдруг оглянулся на меня. – Ты ведь знала о маминых похождениях, так? По крайней мере, должна была заметить. – Конечно, – быстро ответила я. Он с минуту изучал мое лицо, потом добавил: – Впрочем, мне ли ее осуждать, ведь я сам был похож на нее. Ну вот, откровение за откровением! Аж во рту пересохло. Подскажите, что делать, если все ваши потаенные мысли неожиданно произносят вслух? Правда, на сей раз пронесло – меня спас Адам, заметивший нас издалека. – Привет, Оден! Разреши наш спор, пожалуйста! Холлис с интересом оглядел ребят: – Твои друзья? – Да. Адам призывно помахал нам, а брат с удивлением перевел на меня взгляд. Только б не разреветься! Когда мы подошли к ребятам, я представила им брата. Адам спрыгнул со скамейки и произнес, заламывая руки: – Понимаешь, мы уже подошли к самому последнему этапу в выборе названия для магазина. – Это значит, – произнес из‑ за его спины с набитым ртом Уоллис, – мы уменьшили список вероятных названий до десяти. – Десяти? – переспросила я. – Да, но в конкурсе участвуют только пять более или менее стоящих, – добавил Адам. – Мы занимаемся подсчетом голосов, кому какое название больше понравится. Холлис, который никогда не отказывался участвовать в подобных развлечениях, с любопытством рассматривал пустой навес. – А как магазин называется сейчас? – Магазин велосипедов, – ответил Уоллис, а брат удивленно поднял брови. – Но это временное название. – Угу, последние три года, – внес свое слово Адам. – Итак, список составлен не в алфавитном порядке, так что зачитываю, как записано: «Классные велики», «Цепи и шестеренки», «Велосипеды Колби»… Тут мое внимание отвлек вышедший из магазина Илай. Он толкал перед собой розовый детский велосипед со страховочными колесами, а в руках нес шлем. За ним по пятам шла маленькая девочка с родителями. – …«Коленвал» и «Педали для металла», – закончил Адам. – Ну, что скажете? Холлис на секунду задумался. – «Цепи и шестеренки» с «Коленвалом» – куда ни шло, «Классные велики» – очень заезженно, «Велосипеды Колби» – слишком корпоративно… – И я того же мнения! – воскликнул Уоллис. – «Педали для металла»… даже не знаю, что тут сказать. Непонятное название. Адам горько вздохнул: – Надо же, никому не нравится мое любимое название, кстати, оно в списке только по этой причине. Оден, а как тебе? Мое внимание до сих пор полностью занимал Илай. Он стоял невдалеке, склонившись над розовым велосипедом, и подгонял педали. Маленькая рыжая девочка в синих шортах и футболке с жирафом, для которой предназначался велосипед, крепко держалась за мамину руку. В светлых глазенках мелькал испуг. – Я уже объяснял, – продолжил, видимо, прерванную беседу Илай. – Это самый удобный велосипед для начинающих. – Она хочет кататься, – улыбнулась мама, поглаживая головку дочки. – Но немного боится. – А бояться нечего! – Илай выпрямился и объяснил девочке: – Страховочные колеса будут удерживать тебя, пока не научишься держать велосипед прямо. А однажды почувствуешь сама, что они тебе не нужны. – Как долго надо ездить со страховочными колесами? – поинтересовался папа в бейсбольной кепке и кожаных сандалиях. – Какая среднестатистическая норма времени? – У каждого – своя. Вот увидите, она сама поймет, когда нужно их снять. – Что ты говоришь, родная? – переспросила дочку мама. – Хочешь попробовать? Девочка медленно кивнула, а потом шагнула вперед. Илай протянул ей руку, помогая сесть на сиденье велосипеда, и затем затянул на голове шлем. Девочка дотянулась до руля и крепко схватилась за ручки. – Вот умница, – похвалил папа. – А теперь крути педали, как на своем трехколесном велосипеде. Девочка опустила ноги на педали и осторожно надавила на них, сдвигаясь на полдюйма вперед. Оглянувшись на улыбающихся родителей, она сделала очередную попытку, а во время следующей Илай незаметно подтолкнул велосипед, положив руку на багажник. Девочка, старательно крутя педали, отъехала на внушительное расстояние и, остановившись, радостно обернулась к родителям. – Оден? Я повернулась к ребятам и сразу же наткнулась на взгляд Адама, полный ожидания. – Гм, – ответила я рассеянно. – Если честно, мне ни одно из названий не нравится. Он сник лицом. – Даже «Коленвал»? – Боюсь, что нет, – покачала я головой. – Говорил тебе, все названия – полный отстой, – загрустил Уоллис. – Но ему же два понравились, – парировал Адам, кивая на Холлиса. – Ну, не сказать, чтобы очень, – признался брат. С тяжелым вздохом Адам упал обратно на скамейку, а я, помахав ребятам на прощание, продолжила с Холлисом прерванный путь к кафе «Последний шанс». Правда, через пару шагов не удержалась и обернулась посмотреть на маленькую девочку. После первого толчка она перестала бояться велосипеда и уже сама прокатилась мимо двух магазинов, доехав почти до «Клементины». Мама шла с дочкой рядом, но соблюдала определенную дистанцию, чтобы девочка самостоятельно выбирала маршрут. Кафе пустовало, и мы заняли столик у самого окна. Пока Холлис внимательно изучал меню, я отрешенно разглядывала прохожих в окне. – Знаешь, Оден, – через минуту произнес брат, – должен признаться, я очень рад, что ты решилась на это. – Решилась на что? – с удивлением воззрилась я на него. – На все это. – Он обвел жестом кафе. – Молодец, что приехала сюда на лето и заводишь настоящих друзей. Откровенно говоря, я опасался, что ты снова угробишь лето, как и все предыдущие. – Угроблю, как предыдущие? – задумчиво переспросила я. – Ну да! – Брат отпил глоток воды. – Будешь торчать дома с мамой, разливать вино по бокалам на ее литературных междусобойчиках и штудировать учебники к занятиям, которые даже не начались. Во мне все окаменело. – Я никогда не разливала вино по бокалам. – Какая разница! Главное, до тебя дошло то, что я имел в виду, – улыбнулся он, не понимая, что своими словами сильно меня обидел. По крайней мере, больно задел чувства. – Ты здорово изменилась. – Холлис, я здесь еще и месяца не пробыла. – Многое может случиться за один месяц, – не согласился Холлис. – Представь себе, всего за пару недель я познакомился с будущей женой, полностью изменил привычный уклад жизни и даже купил первый галстук. – Купил галстук? – ахнула я. Если говорить начистоту, меня больше всего поразила именно последняя часть откровенного признания. – Ага, – засмеялся он. – Оден, если честно, когда увидел тебя в новом месте, с друзьями, я на самом деле искренне порадовался… – Холлис, перестань. Я опять почувствовала себя не в своей тарелке, правда, теперь по другой причине. Нашу семью скучной не назовешь – каждый день хоть что‑ то да происходит, – но вот сентиментальностью она никогда не отличалась! – Я не шучу. – Брат смущенно повертел в руках меню, а потом посмотрел на меня с серьезным выражением лица. – Слушай, Од, я знаю, как трудно тебе пришлось во время развода родителей. Да и жизнь с мамой – не сахар. Она совсем не умеет ладить с детьми. – Я не была ребенком, мне тогда исполнилось шестнадцать лет. – Дети всегда остаются детьми для родителей, если только предки сами не ведут себя как подростки. И наоборот. Понимаешь, о чем я? Конечно! Вот, оказывается, в чем дело: я с самого рождения вела себя как взрослая, и в этом вся беда! Наверное, по той же причине Холлис сбежал на два года в Европу, отделившись от родителей океаном и долгое время ограничиваясь общением по телефону. Ах, как много семей, где все перевернуто с ног на голову. Чтобы почувствовать себя ребенком, приходится бежать из дома и возвращаться назад, чтобы стать взрослым. Я молча переваривала услышанное, а в это время мимо кафе, петляя между прохожими, проехали на велосипедах Адам с Уоллисом. Холлис тут же не преминул заметить: – А значит, еще не поздно. – Не поздно для чего? – Не поздно научиться кататься на велосипеде. – Он кивнул в сторону магазина. – Спорю, твои друзья в два счета обучат тебя. – Я умею кататься на велосипеде. – Да? А когда ты научилась? – Мне было шесть лет, – напомнила я непререкаемым тоном, – и я каталась на подъездной дорожке. Холлис подумал с секунду, затем уточнил: – Ничего не путаешь? – Нет! – Лично я помню, как ты села на байк, сразу грохнулась и больше к нему ни разу не подходила. Велосипед отправили в гараж, где он преспокойно ржавел, пока отец не сбагрил его куда‑ то. – Все было не так. Я помню, что каталась по подъездной дорожке! – Каталась? – Брат сощурился, глубоко задумавшись. – Наверное, так и было. Кажется, за последние годы я частично растерял рассудок, не говоря о памяти. Действительно, у кого из нас двоих память надежнее? Надеюсь, сомнений не возникает. Кроме того, кто лучше меня помнит все, что происходило со мной в те далекие годы?! Однако на протяжении всего ужина мне никак не удавалось выкинуть из головы слова Холлиса. Его занимательные рассказы о Европе и первой встрече с Лаурой я слушала вполуха, пытаясь мысленно вернуться в тот памятный день на подъездной дорожке. Вот стою перед велосипедом, усаживаюсь на кожаное сиденье, нажимаю на педали и уношусь вдаль! Так и должно было произойти. Или нет?!
– Ходят слухи, что ты сильно изменилась, – произнесла мама сухим, бесцветным голосом. Я вынула изо рта зубную щетку, уже почти без пасты. – Изменилась? Последнее время, словно по расписанию, мама звонит около пяти часов дня – я как раз просыпаюсь, а у нее заканчивается рабочий день. Хотелось верить, что она скучает или хотя бы понимает, какая важная родственная связь существует между матерью и дочерью. Но в действительности маме просто необходимо спустить пар и поделиться негодованием по поводу Холлиса. Брат, уехав от нас, живет с ней под одной крышей, по‑ прежнему безумно влюбленный в Лауру, чем выводит маму из себя. – Изменилась в лучшую сторону, если тебя это интересует, – добавила мама, судя по тону, сильно сомневаясь в сказанном. – Твой братец так и сказал, мол, наша Оден расцвела. Я покосилась на отражение в зеркале: волосы растрепаны после сна, на губах зубная паста, футболка с растянутым воротником пропахла сигаретами после вчерашнего посещения кегельбана. Да уж, расцвела! Только цветочков пока не видать! – Ну и что? – вяло откликнулась я. – Холлиса поразили перемены, произошедшие в твоей жизни, – продолжила мама. – Говорит, у тебя появилось много друзей и даже кавалер имеется. Ага, задает вопросы! Значит, задело за живое. – Нет никакого кавалера. – Только парень, с которым гуляешь ночами. – На сей раз реплика мамы звучит как утверждение. Я снова взглянула на свое отражение и призналась: – Да, именно так. Изменив привычный уклад жизни, брат превратился в раннюю пташку. Холлис, всегда дрыхнувший до обеда, теперь поднимается ранним утром и бегает вместе с Лаурой. После пробежки они возвращаются в дом, чтобы заняться йогой и медитацией. Впрочем, как оказалось, Холлис не уходит с головой в «омы» и «намасте». Когда я вернулась домой под утро следующего дня после их приезда, он тут же прибежал разведать ситуацию. – Оден Пенелопа Уэст, – с укоризной погрозил он пальцем, пока я закрывала парадную дверь. – Посмотри на себя, ты встала на порочный путь! Как не стыдно! Ай‑ ай‑ ай! – Мне не стыдно, – ответила я, мысленно желая, чтобы братец прекратил ерничать. – Что за парень подвез тебя домой? – Холлис отодвинул занавеску, чтобы разглядеть Илая, но тот уже направился к грузовичку на подъездной дорожке. – Разве он не должен сначала предстать пред моими очами и получить благословение от брата, прежде чем сопровождать тебя на прогулки? Я молча бросила на брата укоризненный взгляд, прислушиваясь, как в гостиной Лаура монотонно повторяет мантры. – Моя младшая сестренка! – с надрывом в голосе воскликнул Холлис. – Встречается по ночам с парнем. А ведь еще вчера играла с Барби и прыгала со скакалкой! – Ой, Холлис, хватит, – возмутилась я. – Мама считает Барби орудием шовинизма, а со скакалкой не прыгают уже с 1950 года. – Не верю глазам! – продолжал в том же духе брат, игнорируя мое замечание. – Ты так быстро растешь! Глядишь, завтра выскочишь замуж и родишь ребенка. Я решила не обращать внимания на насмешки и поднялась в спальню. Впрочем, мое нежелание продолжать разговор не остановило его ни в тот раз, ни в последующие дни. Каждое утро Холлис специально встречал меня на пороге дома, распахивая дверь, когда я появлялась на дорожке. Однажды даже вышел на веранду, когда мы подъехали к дому, и стал знакомиться с Илаем. Процедура сопровождалась традиционным обменом любезностями. – Хороший парень, – сказал Холлис, после того как мне удалось урезонить его. – Откуда у него шрамы на руке? – Дорожная авария, – объяснила я. – Да? А как это произошло? – Честно говоря, подробностями не интересовалась. Брат кинул на меня недоверчивый взгляд, открывая парадную дверь. – Странно, если учесть, что вы проводите столько времени вместе. – Просто как‑ то к слову не пришлось, – пожала я плечами. Скорей всего, брат не поверил. Ну и ладно! Мне все равно. Устала каждому встречному‑ поперечному объяснять наши отношения с Илаем. Даже себе. В конце концов, нас с ним связывает многое, а не что‑ то одно. Долгие бессонные ночи, поездки за покупками в гипермаркет и строительные магазины, восхитительные пироги у Клайда, боулинг ранним утром и мой квест! Нам некогда говорить о своих шрамах, видимых и невидимых человеческому глазу. Просто веселимся и с легкомысленным безрассудством каждую ночь берем у жизни то, что она задолжала. Мама снова отпила глоток вина, а я вышла из ванной и потопала в свою спальню мимо комнаты Фисбы. Из полуотворенной двери детской неслись звуки искусственных волн, набегающих на берег. – Ну, если говорить начистоту, – продолжила мама, – я очень рада, что у тебя нет серьезных отношений с мальчиком. Поверь, накануне обучения в Дефрисе тебе меньше всего нужен красавчик, который станет уговаривать остаться с ним на побережье. Умная женщина понимает, что короткие романы хороши для приятного времяпровождения и всегда заканчиваются ничем. Были времена, когда мне ужасно нравилось считать себя похожей на маму. Боже, ничего на свете я не желала так, как ее признания. А вот сейчас меня коробит от ее слов. Наши отношения с Илаем отличаются от маминых шашней с аспирантом (точнее, с аспирантами). – Как дела у Холлиса? – сменила я тему. Мама протяжно и тяжело вздохнула: – Твой брат определенно сошел с ума. Совершенно обезумел. Вчера, вернувшись домой, знаешь, за чем я его застала? – Не имею ни малейшего понятия. – За завязыванием галстука. – Она выдержала долгую паузу для достижения желаемого эффекта и добавила: – Лаура отправляет его на собеседование в банк. Твоего брата! Да он в прошлом году в это же самое время жил в палатке на склонах альпийских предгорий! Как же легко теперь отвлечь мамино внимание от моих проблем! Одно упоминание о Холлисе, и поток стенаний уже не остановить. – В банк? – удивилась я. – Он хочет стать кассиром? – Не знаю, – раздраженно ответила мама. – Еще не спрашивала. Он просто убил меня наповал. Но самое главное, Холлис добровольно соглашается на кабалу только потому, что Лаура считает работу полезной. Мол, она поможет ему стать «более ответственным» и «подготовленным к совместной жизни». Что в этом хорошего? Их отношения и любовью не назовешь, настолько они дисфункциональные. Не знаю, как их вообще можно назвать. – Называй белибердой. – Что? Слишком поздно! Слово нечаянно сорвалось с губ, я даже сообразить толком не успела. – Ничего, – быстро ответила я. Услышав приближающиеся шаги, я выглянула в коридор и увидела папу и Хайди, поднимающихся по лестнице. Судя по виду, у них происходит довольно напряженный разговор: папа с раздражением жестикулирует руками, а Хайди только молча качает головой. Неслышно закрыв дверь, я переложила телефон к другому уху. – …нелепо! – жаловалась мама. – Два года полного погружения в европейскую культуру, и для чего? Для того чтобы целыми днями просиживать штаны над депозитами? Как представлю, так сердце от горя разрывается. Гм, голос у нее действительно опечаленный, но я не сдержалась и брякнула, не подумав: – Мама, большинство людей в возрасте Холлиса имеют работу. Особенно если не учатся в университетах. – Господи, я растила вас не для того, чтобы вы в итоге слились с серой массой посредственностей, – осерчала она. – Как ты не понимаешь? В памяти возник нынешний ночной визит в гипермаркет. Мы с Илаем заглянули в секцию игрушек. Остановившись перед огромным ящиком со спортивными резиновыми мячами, он выбрал один и стал отстукивать им об пол. – Здорово, да?! – восхитился Илай. – Слышишь? – Стуки? – Это больше, чем просто стуки. Это звуки неминуемо надвигающейся боли. Я с сомнением покосилась на отскакивающий от пола мяч: – Какой боли? – В вышибалах или в кикболе, – пояснил он. – Если, конечно, ты играла в эти игры, как мы. – Стой, – запротестовала я. – Я играла в вышибалы и кикбол. – Серьезно? – Еще бы! – Надо же! Но ведь это уличные игры. – В них, к твоему сведению, еще играют в школах и спортивных залах. – Илай недоверчиво поднял брови. – А что? Те же самые игры! – Вообще‑ то не совсем. – Ой, да ладно! – Серьезно. В школе одни правила, а на улице – другие. Они отличаются, точно говорю. – Откуда ты знаешь? – Любой подтвердит, кто играл и в спортивном зале, и на улице с друзьями, – сказал он, забрасывая мяч обратно в ящик. – Уж поверь мне. Мама отпила очередной глоток вина. – Чуть не забыла! Для тебя пришло письмо из Дефриса. Наверное, прислали уведомление о расписании, проживании и так далее. Хочешь, чтобы я открыла его? – Да, если не трудно. В трубке послышался звук разрываемой бумаги, шуршание и мамин вздох. – Как я и подозревала, расписание приема пищи, табель успеваемости, анкета для подбора соседа по комнате… которую, кстати, надо отослать до конца недели. – До конца этой недели? – Бог мой! – застонала мама. – Что это? Тест на совместимость? Послушай вопросы: «Чем вы занимаетесь в свободное время? », «Вы трудоголик или беспечно относитесь к занятиям? » И они говорят о высшем образовании?! Это больше похоже на знакомство по Интернету.
|
|||
|