Кирилл Казанцев 10 страница

– А ты догадайся… – злобно прошипела Татьяна и чуть не врезала ему промеж глаз!

Благообразный мужчина с седой шевелюрой вернулся домой в восьмом часу вечера. У него был неплохой, хотя не сказать, что роскошный, дом, а еще он имел представление о ландшафтном дизайне. Рабочий день нещадно вымотал, ставить машину в гараж было лень. Он бросил корейский кроссовер на гаревой дорожке возле беседки, побренчал ключами и вошел в дом.

– Дорогая, я дома! – устало возвестил мужчина и принюхался. Ужином не пахло. Это было по меньшей мере досадно.

У «дорогой» имелась уважительная причина уклониться от готовки. Она лежала в дальней спальне, связанная по рукам и ногам, мычала в тряпочку и гадала на кофейной гуще.

– А мы уже заждались, Аркадий Борисович, – проворчал незнакомец в маске, вырастая из‑ за кухонного пенала и сбивая мужчину с ног тяжелым ударом.

Он не чувствовал, как его волокли в подвал, как он катился с лестницы, потому что спускать эту тушу на себе никому не хотелось… Когда он очнулся, лицо его горело – он превращался в огромный огнедышащий синяк. Над главврачом психиатрической больницы склонились две черные маски. Первая маска загадочно помалкивала, вторая же молчать не могла.

– Спешу отрекомендоваться, Аркадий Борисович, – лезвие ножа уперлось медицинскому работнику под горло. – Корчагин Алексей, слышали, наверное? – И когда «благообразное» туловище в страхе задергалось, придавил его коленом, перехватил нож – он еще помнил, что по правилам этикета нож нужно держать в правой руке.

– Что ты хочешь? – прохрипел главврач. – Я ничего такого не сделал…

– Я совершенно без понятия, что вы сделали, Аркадий Борисович, а чего не сделали. Возможно, вы толковый специалист, лечите людей, приносите какую‑ то пользу. Но одну пакостную вещь вы все‑ таки совершили, за что вам и воздастся. Вы, конечно, догадываетесь… Открою вам страшную тайну: прошлой ночью я посетил вашу больницу и с изумлением обнаружил, что одна из ваших пациенток – вовсе не та, за кого ее выдают. Странно, правда? Вы можете это как‑ то прокомментировать? Или выразиться яснее? – Лезвие вдавилось под кадык, потекла кровь, злоумышленник зашипел ему в лицо: – Сдавай за всю масть, сука, пока пасть не перерезали…

– Богатый лингвистический запас, – усмехнулась Татьяна. – А культурнее нельзя?

– Например? – не понял Алексей.

– Ну объясни, например, клиенту, что это была лишь прелюдия к сексу, а секс у нас с ним будет такой…

– Но вы не понимаете, меня убьют… – заныла жертва, – я не могу, меня заставили… Я сам живу уже девять лет с этим моральным гнетом… Леонид Константинович мне горло перережет…

– А мы не перережем? – удивился Алексей. – Причем гораздо раньше, чем это сделает Леонид Константинович. Ладно, хватит. Последняя попытка, Аркадий Борисович, после которой начинаем отрезать от вас кусочки. Начнем с ушей. Учтите, мы пытливые, как инквизиторы, – и словно нагайка стегнула по изувеченному лицу. Главврач завизжал.

– Ты наносишь ему травмы, – подметила Татьяна.

– Это не травмы, это так – травмочки…

– Хорошо, я все скажу, не надо, не убивайте… – заскулил врач. Его съедала пещерная жуть, он даже позабыл про свою жену. Впрочем, ничего особенно неприятного с его женой не происходило.

– Хорошо, Аркадий Борисович, заключаем договор, – смягчился злоумышленник. – Вы рассказываете абсолютно ВСЁ, и я к вам больше не прикасаюсь. Если что‑ то утаите – будет страшно. И не надо так паниковать – в конце концов, господину Рудницкому вовсе не обязательно знать, что это ВЫ нам все рассказали. Пусть будет нашим маленьким секретом, договорились? Вопрос первый: кто на самом деле находится в больнице?

– Он все спланировал еще тогда, в 2004‑ м… – срывающимся голосом забубнил главврач. – Он дьявол, он изощренный хитроумный дьявол, у него уже тогда была целая армия подручных и убийц… Я ничего не знаю о его делах, только это… Я простой врач… в том году меня только назначили главным врачом в эту больницу… О господи… Эти люди похитили в Горно‑ Алтайске какую‑ то деревенскую студентку, внешне похожую на Лиду Холодову… Не совсем чтобы копия, но что‑ то было… Ее накачали наркотой, привезли в машине «Скорой помощи» в Аргабаш… Девушка до сих пор считается на родине без вести пропавшей… или как там это сейчас называется… Ее зовут Алла Шевцова… Господи, они выкрали настоящую Лиду, надели на эту несчастную ее халат, положили рядом с тобой, Алексей, пока ты валялся без чувств… Зачем я об этом говорю, ведь дальше все понятно…

– Кто тот родственник, что ссужал клинику деньгами на ее лечение?

– Это никакой не родственник… Это человек Леонида Константиновича…

– Зачем Рудницкому держать в клинике постороннюю изувеченную женщину, выдавая ее за Лиду?

– Да Рудницкому это на хрен не надо… Он просто потакает капризам своей… Ну, вы понимаете… Ей почему‑ то хочется, чтобы люди думали, будто бы она такая несчастная великомученица – почти святая, страдает безвинно, служит немым укором всему этому долбаному городу… Их же, баб заумных, не понять… Она приезжала в больницу несколько раз, ей было любопытно, она сидела с больной, так на нее смотрела…

– А теперь переведи всё сказанное на доступный русский, – зарычал Алексей. – И не юли. А то ведь пересмотрю в одностороннем порядке наши договоренности и отделаю так, что никакая хирургия не спасет. Рудницкий насильно удерживает у себя настоящую Лиду?

– Господи, Алексей, какой ты наивный… – застонал Головаш. – Думаешь, твоя Лида – такая хрупкая, невинная, воздушная? Да Лида Холодова – главное зло в этом районе… Это бессердечная, безжалостная сука… Она хуже, чем Рудницкий и вся его банда вместе взятые, это она фактически всем тут распоряжается, а Леонид Константинович лишь содействует и потакает ей…

– Да что ты мелешь, скотина?! – Алексей рассвирепел, вскинул кулак, чтобы вбить его в рот этого вруна. Но Татьяна успела метнуться, схватить его за руку.

– Подожди, Алексей, мне кажется, он не врет…

– Да что тут происходит? – окончательно растерялся Корчагин.

– Да, она была когда‑ то и белая, и пушистая… – вымучивал из себя главврач, – ей просто негде было проявиться, она и не знала, что за зло в ней таится… И все вокруг не знали, и ты, Алексей, не знал… Уж поверь, я не только хороший психиатр, но и опытный психолог… Он увез ее в свое логово сразу после того, как все случилось, отгородил от людей… Мало кто знает, что на самом деле произошло… Люди в курсе, что у Рудницкого есть женщина, но далеко не все ассоциируют ее с Лидой Холодовой. Она редко появляется на свет, носит парики, темные очки, ездит на машине с затемненными стеклами. Ну, нравится ей быть такой… конспирологической особой. Поначалу она брыкалась, ненавидела его всей душой, рвалась на волю, к тебе… А он внушил ей, что это ты убил ее родителей, и до сих пор она в это верит… Он выдавливал из подсознания ее вторую натуру, приучал к роскоши, к власти, вливал в нее по каплям дьяволицу… Для этого не нужны какие‑ то убеждения, гипноз, техники программирования, психотропные препараты. Достаточно вызволить из клетки второе «Я», дать ему почувствовать свое значение, перестроить отношение к миру и к себе… А уж если человек изначально предрасположен к жестокости… Я не вру тебе, Алексей, это чистая правда…

– Боже мой… – потрясенно бормотала Татьяна. – Кощей Премудрый и Василиса Бессмертная… В натуре тандем…

– Он окучивал ее не меньше года, пока она стала такой… Возил на криминальные разборки в другие районы, кропотливо учил премудростям ведения бизнеса… А теперь уже не он, а она дает ему советы, держит на привязи, следит за каждым его шагом… Леонид Константинович без ума от своей женщины, ему другая не нужна, он получил именно то, что хотел… Это по велению Лиды произошла авария на трассе полгода назад, в которой погиб глава администрации поселка Бекешево вместе с женой и дочерью – он отказался брать себе в замы навязанного Рудницким человека… Это по ее приказу были расстреляны в горах трое бывших уголовников – их взяли на работу в структуры Рудницкого, но парни быстро просекли, что за «работа», пустились в бега, их поймали… Я слышал, что Лида их сама расстреливала и при этом смеялась…

– Заткнись… – прохрипел Алексей, отползая в сторону. – Заткнись, скотина, а то напросишься… Лежи и не шевелись!

Он не верил ни единому слову этого грешника‑ психиатра! А если и была в его рассказе доля правды, то ключевое объяснение – Лида не знает, кто на самом деле убил ее родителей! Он не был наивным, знал о темных силах, таящихся в людях. Но это с другими! При чем тут его Лида?! Он должен все понять и осмыслить. Ситуация исправимая, он наивно в это верил. Он просто должен вырвать свою девушку из лап маньяка, поместить в комфортную среду…

– Послушай, мне кажется, я видела эту личность… – села рядом и доверительно сообщила Татьяна. – Причем неоднократно. Однажды на заправке – подъехал пацанячий «БМВ», шофер побежал платить, с заднего сиденья вылезла блондинка – вся такая прикинутая, в черных очках – да как выставится на меня… Ей‑ богу, не по себе стало. Быстренько заправилась, уехала. А потом я ее видела в супермаркете на Жемчужной, еще где‑ то. Еще подумала: вроде лицо знакомое…

Алексей и сам на днях был свидетелем чего‑ то подобного. Он сидел в сквере с газеткой, прикинувшись пенсионером, ждал, пока у адвоката Курганова закончится рабочий день. Здание администрации было напротив. Подкатило что‑ то черное, «мерседесистое», выбрался Рудницкий, хмурый, но импозантный, зашагал в здание. На мгновение мелькнуло женское лицо в салоне, в темных очках – правда, не блондинка, а рыжая. Он еще подумал: что за паранормальное явление – в горле пересохло, сердце как‑ то ненатурально екнуло, потом, впрочем, прошло…

– Слушай, ты, опытный психолог… – Он вновь завис над изнывающим главврачом. – Мы проверим твои слова, и не дай бог ты соврал… В общем, так: мы уйдем – начинаешь шевелиться не раньше, чем через пять минут. Не забудь развязать жену, она в спальне. Сболтнешь Рудницкому или его людям – подпишешь свой же приговор. Так что сиди спокойно, не рыпайся. С Рудницким будет покончено – ты же не возражаешь? Подлечи физиономию. Всем говори, что это ограбление, набросились в масках, избили, связали жену, утащили ценные вещи. Можешь вызвать полицию, но от озвученной версии старайся не отступать, если хочешь жить.

– Мы сейчас куда? – спросила Татьяна, когда они уносили ноги из этой юдоли откровений.

– На кудыкину гору, – огрызнулся Алексей. – Не знаю, как тебе, но лично мне нужны союзники. Надеюсь, все закончится сегодня ночью…

Потенциальный союзник представлял собой убогое зрелище. Лучше бы они не являлись в этот дом! Доколе еще бередить душевные раны? А ведь сидели в засаде не менее получаса, высматривая, не пасет ли полиция этот затрапезный домик в глубине Тупиковой улицы, дожидались наступления полной темноты. Полиции не было, а хозяин нарисовался при них – кривой в дугу! Брел по улице, что‑ то напевая, его носило от обочины к обочине, но мимо родной калитки не прошел – сработал локатор в пьяной голове. Правда, попал он в нее лишь с третьего раза – побежал по дорожке, едва не падая. Загремело что‑ то на крыльце, затрещала доска – с хрустом переломилась. «Уставший» хозяин кое‑ как попал ключом в замочную скважину, перевалился через приступочку. И снова что‑ то сыпалось – теперь уже в доме. А бывший кореш фальшиво запел:

– Нас утро встречает похмельем…

– Ну, трындец… – расстроенно пробормотал Корчагин. – Явились, блин…

– Союзник сомнительный, – согласилась Татьяна. – Я, собственно, предупреждала. Уходим?

– Давай уж зайдем, раз пришли, – вздохнул Алексей. – Хотя бы по старой памяти. Вроде говорят, что старый друг лучше новых двух…

Запирать за собой «старый друг» посчитал излишним. В дом проникли беспрепятственно – и ужаснулись. Шура Коптелый успел ударить по выключателю, но добрести до кривоногой тахты – уже не вышло. Ноги переплелись, и он свалился, не дойдя до цели. Взорам потрясенных людей предстало жалкое зрелище. Ободранные стены – от обоев практически ничего не осталось, запах перегара, тухлятины, нестираной одежды. Выдранные с корнем розетки, от люстры на потолке осталась лишь лампа, обросшая грязью – она и испускала немного света. Из мебели в доме сохранились только шкаф без ножек, обглоданный журнальный столик и собственно тахта, производящая впечатление взорванной гранатой поверхности. Платяным шкафом явно не пользовались – вся одежда, что имелась в доме, была разбросана по комнате вперемешку с пустыми бутылками, пепельницами, пустыми консервными банками, алюминиевой посудой с остатками еды. И во всем этом благолепии корчилось, кряхтело, пыталось подняться опустившееся донельзя небритое существо, отдаленно напоминавшее друга…

– А этот предмет обстановки неплохо вписывается в интерьер, – брезгливо заметила Татьяна, кивнув на Коптелого. Покосилась на Алексея – тот с тихим ужасом разглядывал депрессивную мазню на стене. «Писали» явно с похмелья – то ли кровью, то ли помадой. Кривая виселица, повешенный в петле, язык свисает до земли, уши, как у спаниеля. И уродливое солнце, встающее у висельника за спиной…

– Фламандская школа, – сглотнув, сообщила Татьяна. – «Антикрик», блин…

– К‑ кто здесь? – промямлил Коптелый, почувствовав присутствие посторонних. Он шатко утвердился на коленях, обвел пространство диковатым взором, моргал, срыгивал, пытался навести резкость.

– Белочка пришла, – мрачно бросил Алексей.

– Да хрен‑ то там… – спотыкаясь, пробормотал Коптелый. – Б‑ белочка – она по трезвяне приходит… А я сегодня – н‑ ну, такой расписной… О, а я тебя знаю… – он выстрелил трясущимся пальцем в Татьяну. – Ты Т‑ танька, у тебя брательник того… – и залился гаденьким смешком.

– Можно я его тресну? – угрюмо буркнула Татьяна.

– Не сегодня, – проворчал Алексей и подошел к шатающемуся другу. Он не смог его обнять, да тому сейчас и не требовались никакие объятия.

– А ты еще кто такой? – заворчал Коптелый и принялся отмахиваться, как от назойливой мухи. Потом всмотрелся: – О, жуть какая… ты т‑ так на Леху похож, братан… Ну, Леха – это этот, как его…

– Я Леха, – негромко сказал Корчагин.

– Да не с‑ свисти, – рассердился Коптелый, – Леха – он т‑ такой… Куда уж т‑ тебе до Лехи… Леха в т‑ тюряге сейчас чалится… Ой, ребята… – Блаженная улыбочка перекосила небритую худосочную рожу. – А я ведь т‑ так рад вас видеть… А мы вот с мужиками немного на т‑ троих с‑ сообразили – так я после этих с‑ соображений уже ни хрена не с‑ соображаю…

– Мы видим, – вздохнул Алексей. – Здорово живешь, Коптелый.

– Живу? – изумился приятель и остервенело замотал головой. – Не, б‑ братан, это д‑ другие живут, а я – с‑ существую… С‑ слушай, д‑ друг… – вдруг начал он хлопать себя по карманам. – Д‑ давай о вечном… я т‑ тут, т‑ типа, в‑ вечно без денег… Ну, в смысле, с‑ с‑ стеснителен в средствах… Нет, – Коптелый задумался. – С‑ стеснен в с‑ средствах, вот… З‑ займи до завтра, м‑ мы сейчас с т‑ тобой сбегаем, так сказать, зло у‑ употребим…

– Лучше бы ты работу нашел, – не сдержалась Татьяна. – И жил, как все. Придурок же ты все‑ таки, Коптелый.

– Ой, да ладно… – скривился Шура. – Будешь тут меня к‑ критиковать… Я, к т‑ твоему сведению, искал… Но мне удалось не н‑ найти р‑ работу… Нет, не так, – он снова задумался. – Н‑ не удалось…

– Нет, ты правильно сказал, – перебила Татьяна. – Пошли, Алексей, из этого «палаццо».

– Алексей? – изумился Коптелый, – Ба, братан, да ты т‑ тоже Леха… П‑ постой, дружище… – он начал неловко подниматься, подался к шкафу. – Д‑ давай, в натуре, вмажем, т‑ тут в баре что‑ то еще п‑ плещется… Мне т‑ тут, понимаешь, врач п‑ прописал обильное питье…

– Пойдем, Алексей, – поморщилась Татьяна. – Не трави себе душу. Может, ты еще и выпьешь с ним?

– А т‑ ты точно Леха? – изумился качающийся Коптелый – он схватился за дверцу шкафа, чтобы не упасть, в водянистых глазах на пару мгновений мелькнуло что‑ то осмысленное.

– Точно, – буркнул Корчагин и побрел за уходящей Татьяной.

И снова бездарная потеря времени, мотание души и нервов. Вечер еще не перетек в ночь, и на улице Таежной до сих пор бурлила жизнь. В этом районе Аргабаша жили не самые социально не защищенные слои населения. Где‑ то играл неувядающий российский шансон, гудели машины. В доме напротив, окольцованном стеклянной верандой, тоже было шумно. Хохотали люди, наперебой говорили, украшая речь нецензурной лексикой. На парковке перед домом, окруженной стрижеными кустами, стояли три внедорожника. А в кустах лежали двое и тоскливо внимали царящему в доме веселью. Татьяна упиралась в Алексея плечом и как‑ то подозрительно помалкивала.

«Почему она уже вторые сутки со мной? – вдруг подумал Корчагин. – Помогла, конечно, спасибо ей большое, но… вроде такого не планировалось».

Он вознамерился что‑ то сказать, чтобы не молчать больше положенного, но тут захлопали двери в доме, стали выбираться люди. Гавкал пухлый бульдог, мечась у людей под ногами. Смеялись женщины, возбужденно говорили мужчины характерной внешности – рослые, накачанные, с короткими прическами без затей. Заводились двигатели, вспыхивали фары.

– Хрюн, чего ты тут мечешься, как биржевой индекс? – разорялась хозяйка, оттирая ногой приставучего бульдога. – А ну, ступай в дом!

– Эй, Галка, куда без меня! – спохватился один из мужчин, прыгая в уже отъезжающую машину. Из салона донесся заразительный хохот – шутка удалась.

– Ну чё, Антоха, как в субботу время проводить будем? – хохотал оставшийся. – С умом или с дурью? Эй, Люсьен, не обращай на нас внимания, мы просто прикалываемся! – веселился он на всю улицу, видя, как хозяйка утяжеляет взгляд и упирает руки в бока. – Слушай, Антоха, – продолжал он поддевать хозяйку, – а вот ты, когда женился, у тебя тоже стали из дома пропадать деньги?

– Эй, люди, – пищала еще одна приглашенная дама. – Ну чё вы как не родные? Поедем в клуб, посидим, отдохнем? Вечер ведь только начинается. Вечно вы со своими проблемами…

– Анжела, блин, у тебя в натуре дырка в голове, – пыхтел ее мужчина, волоча подругу к джипу. – Русским же языком было сказано: у Антохи сегодня смена, работает он, знаешь такое слово? Ра‑ бо‑ та‑ ет! Час на приведение в божий вид – и к станку, блин…

Гости разъезжались под дружный хохот. Автоматически раскрылись и замкнулись ворота. На крыльце перед бассейном остались трое – муж, жена и собака. Супруга Вертковского – погрузневшая за прошедшие годы, но пока еще не тумбочка – облегченно вздохнула и побрела в дом.

– Пошли, Антоха, – рыкнула она. – Посуду мыть за твоими проглотами.

– Сейчас, покурю, – буркнул мужчина, извлекая из кармана пачку.

На крыльце остались двое – мужчина и собака. Антон действительно раздался в плечах, стал каким‑ то монументальным, обрел харизму, убедительность. Он прикурил, неприязненно обозрел свои владения, сплюнул в бассейн. И вдруг уставился на кусты за парковкой – тяжело так уставился, хищно, словно почувствовал, что кто‑ то там сидит. Беспокойно шевельнулась Татьяна. У Алексея пересохло в горле. Ну что ж, дружок, давай, подходи, поговорим…

И бульдожка, вьющаяся под ногами, что‑ то почуяла, внезапно встала, зарычала, поворотив тупую морду к кустам. Она бы бросилась, но не учили эту псину защищать владения – она исполняла по жизни исключительно декоративную функцию. Так они и стояли – человек и собака, один напряженно всматривался в темноту, вторая утробно рычала. И неизвестно, чем бы это кончилось, кабы не хлопнула дверь на веранде и не образовалась недовольная физиономия Люсьен.

– Слушай, ты, – проворчала она, – я что, одна должна убирать за твоими проглотами? Истерику хочешь? Сейчас будет.

– Ой, да иду уже, – раздраженно проворчал Антон, выбросил окурок в бассейн, схватил пса за ошейник и поволок в дом.

Двое в кустах облегченно перевели дыхание.

– И зачем мы здесь? – совершенно справедливо заметила Татьяна.

– Не знаю, – проворчал Корчагин. – Набить бы морду этому кренделю, да рука не поднимается…

– Понятно, – усмехнулась Татьяна. – А я считала, что мы союзников ищем. В каком‑ то странном месте мы их ищем.

– Слушай, Татьяна, шла бы ты домой, – рассердился Алексей. – Ну скажи, чего ты за мной таскаешься? В тюрьму захотелось? Я просил тебя помочь, но не так же… – «А хочу ли я, чтобы она ушла? » – вдруг как‑ то сконфуженно подумал Корчагин. Странное дело, он начинал привыкать к тому, что эта женщина всегда под рукой. Привыкал к ее ворчанию, обидам, язвам.

– Вот обижусь и уйду, – надула губки Татьяна. – И мудохайся тогда один в своем дерьме. – Подождала, не услышала в ответ ничего резкого, осведомилась нейтральным голоском: – Что дальше, Лешенька?

– Есть план, – ответствовал Корчагин, – но ощущается нехватка личного состава. Не знаю, как ты, а я в ближайшее время собираюсь навестить свои конюшни, обзавестись подходящим транспортом, а заодно посетить отчий дом и поплакать над родным очагом…

По имеющейся информации, в частном доме, примыкающем к конюшням, в данный исторический момент никто не проживал. Управляющий хозяйством убыл по делам на несколько дней, а с семьей у него не сложилось. Ночь была безоблачной, взошла луна, озарив склонившиеся над долиной горы, приземистые строения конюшен, шапки бурьяна за оградой. Похрапывали лошади в стойлах. У сторожа в будке работал телевизор. Похоже, все было спокойно. Две фигуры, одна из которых переносила на плечах рюкзак, перебежали открытое пространство, закопались в бурьяне. Потом обогнули хозяйство по периметру, подкрались к крыльцу жилого строения. Яркая луна осветила чугунную скамейку у крыльца, заброшенный колодец, примыкающий к дому гараж. Дрогнуло сердце – за все эти годы здесь, похоже, ничего не изменилось…

– Слушай, а с кем это ты трепался по телефону? – зашептала Татьяна. – Деловой такой, болтал, как все нормальные люди…

– С кем надо, с тем и болтал, – огрызнулся он. – Много будешь знать, Татьяна, не доживешь даже до рассвета.

Он бесшумно взлетел на крыльцо, потянул на всякий случай дверь. Закрыто. Значит, никого в доме. Несколько минут он возился с отмычкой. Обращению с этой штукой его обучил на зоне один бывалый квартирный вор – добродушный и приветливый человек. Дверь отворилась без скрипа, он просочился внутрь, пропустил Татьяну и прикрыл дверь. Все такое родное, пусть мебель другая, что‑ то переставили, что‑ то выбросили. Но какое наслаждение оказаться в отчем доме! Кажется, сейчас шагнешь в спальню, а там на кровати разметалась Лида, ждет, что он принесет ей из холодильника что‑ нибудь вкусненькое… Он зажмурился от сладости воспоминаний, потом открыл глаза, шагнул‑ таки в спальню. А вдруг?..

Ошибка просто фатальная! Вечно эти сентиментальные сопли не дают работать! Дрогнул застоявшийся воздух, он поздно учуял запах табака… А Татьяна уже подталкивала в спину – мол, чего чешешься, лирик хренов? Метнулось что‑ то наперерез, он уклонился от удара, но потерял равновесие и отвалил в сторону с подломившейся ногой! Засада! А Татьяну уже втаскивали в комнату, уже куда‑ то швыряли – она сдавленно восклицала, ударилась о стену… Звук взводимого курка, и Корчагин уже летел к кровати, перекатился, сбив какой‑ то столик. Вспыхнул фонарь, метались тени. Снова кувырок – теперь уже через кровать, сдавленный хрип:

– Серый, мочи… – Он поджал колени, пока не угодил в перекрестие лучей, и когда на него метнулось что‑ то бесформенное, ударил по уровню живота обеими пятками. Удар выдался на славу! Участника засады отнесло и так впечатало в стену, что он даже охнуть не успел – пал бесчувственной тушей. И сбоку пронзительная выпь – слава богу, в мужском исполнении! – похоже, Татьяна впилась в своего противника зубами. Удар головой, хруст, хищное урчание с женскими интонациями. Ну, ничего себе женщины в русских селеньях… Нужно помочь. Он снова колесом покатился по кровати, различая в темноте лишь зыбкие очертания, уткнулся во что‑ то мускулистое, хрипящее, мужское, отправил кулак в грудину и сжал предплечьем горло, обняв себя свободной рукой за «рабочее» плечо. Противник долго не мучился, обмяк.

– Ты в порядке? – прохрипел он.

– Ох, Лешенька, не спрашивай… – жалобно прозвучало из угла.

– На месте! – грозно гавкнули с порога, вспыхнул фонарь, озарив скрюченные под кроватью тела. Пискнула Татьяна, а Корчагин почувствовал, как щекотливая прохладная змейка заструилась по хребту. Ствол был нацелен точно в лоб, а трясущийся палец уже оттягивал крючок. Приказано взять живым, но кто осудит, если взяли мертвым? Третий объявился! Находился в соседнем помещении, прислушивался к шуму драки, поджидая момента… Дьявол! Он ведь должен был помнить, что все «знаковые» места в этом городе находятся под надзором! Корчагин обязательно посетит свой дом! Позиция зверски неудобная, в рюкзаке – портативные «Кедры», которые он отобрал у парней, прессовавших пасечника, запас боеприпасов – но рюкзак он скинул еще перед порогом…

– Ну вот и всё, – злорадно ухмыльнулся удачливый участник охоты. – Спалились, голуби. – Он завозился, похоже, извлекал то ли рацию, то ли сотовый.

За спиной у него многозначительно кашлянули. Он обернулся – и получил мощный разряд в лоб обухом топора! Повалился как подкошенный, воздержавшись от комментариев. Упало оружие, упал фонарь, звякнул о стену топор, исполнивший свою историческую миссию…

Молчание затягивалось, становилось каким‑ то глупым. Невнятное тело колебалось в дверном проеме, дышало как‑ то подозрительно, со свистом. Многозначительный запах растекался по помещению – тяжелый, неприятный, впрочем, в этот щекотливый момент он не вызывал особых отрицательных эмоций. Обычный запах перегара…

– Кто ты, добрый человек? – сглотнув, осведомился Алексей. – Освети лицо и назови пароль.

Спаситель хрипло гоготнул, поднял работающий фонарь и направил его снизу – на подбородок. Проявилось что‑ то жуткое, безобразное, из самых запущенных глубин подсознания. Небритая челюсть, впалые щеки, воспаленные глаза, запавшие в черепную коробку. При этом обладатель роскошной физиономии начал издавать утробные кладбищенские звуки, направил фонарь на свою «топорную работу», скрюченную под ногами, и удовлетворенно констатировал:

– Кажется, я ему угодил.

– Не въехал, – пробормотал Корчагин.

– Коптелый, а почему ты трезвый? – изумленно спросила Татьяна. – Ты был в дугу, в стельку и в коромысло. Ты не мог так быстро протрезветь…

– Сам в шоке, фартовые мои, – осклабился Коптелый. – Хотя с чего вы взяли, что я трезвый? Я бухой в дымину – просто у меня состояние опьянения проходит последовательно несколько стадий – как вперед, так и назад. Мне стало совестно после вашего ухода, я просидел минуту в бочке, долбанул еще чуток и вернулся, так сказать, на предыдущий уровень. Начал рассуждать, куда вы могли податься. Все это сложно, вам не понять, друзья мои, поскольку вы еще не побывали в шкуре профессионального алкоголика. Я тут, кстати, осмотрелся между делом. Этих кексов было трое. Мы одни. Можем чем‑ нибудь заняться.

– Потрясающе, – заключила Татьяна. – Всё это так же реалистично, как монгольский автопром. Коптелый, ласточка, милый наш, как же мы рады тебя видеть…

Шура удовлетворенно крякнул, направил на них фонарь и заржал.

– А вы клево смотритесь там вдвоем. Леха, чего это у тебя – женский батальон «Краповые трусики»? Танька, ты чего в угол забилась? Боишься, что ли?

– Боюсь, Коптелый, – призналась Татьяна. – Рада, но боюсь.

– Господи, Шура… – Алексей непростительно тормозил. Он подлетел, заключил друга в суровые объятия, стал лупить его кулаками по спине, выражая неуемный восторг.

– Шура, ты молодец…

– Да ладно, – смутился Коптелый. – Знаешь, Леха, я где‑ то слышал замечательную фразу: жизнь нужно не растягивать, а наполнять. Водкой я ее уже наполнил, пора бы сделать что‑ нибудь еще… Ну ладно, раздавишь, – запыхтел он недовольно. – В общем, вы тут это… занимайтесь, если чего‑ то недоделали, а мне нужно срочно принять антикризисные меры…

– Народ, разбирайте «макарычей»… – бормотал Корчагин, ползая с фонарем по полу. – Ищите у них запасные обоймы, нужно валить отсюда…

Они возились, натыкаясь друг на друга, а Коптелый уже орудовал в смежной гостиной – он нашел там холодильник – причем не пустой, о чем не преминул сообщить. Что‑ то звякнуло, забулькало – Алексей уже догадывался, в чем заключались «антикризисные меры».

– Коптелый, прекращай, – ужаснулся он. – Опять нажрешься, как мы тебя потащим?

– Не боись, начальник, – хохотнул из гостиной Шура. – Всё под контролем. Это текила – детские слюни. А жратвы‑ то тут сколько… – захрустела обертка, Коптелый что‑ то жадно жевал. – Ребята, я тащусь… вы не представляете, как упоительна в России ветчина…

– Боже, он еще и ест, – шептала Татьяна, переворачивая и ощупывая бесчувственное тело «человека в штатском». Взвизгнула, сделала эффектный скачок, когда оно вдруг застонало и заскребло ногтями по полу. – Оно живое, черт возьми, Лешенька… Слушай, а почему в комплектацию террористов местного значения не входит скотч? Ну, я имею в виду липкую ленту…

– Зачем тебе скотч, у тебя кулака нет? – проворчал Корчагин и опомнился. – Ах, да, прости… – Он переместился, зажав фонарь, примерился кулаком в активно моргающий глаз и погрузил участника несостоявшейся засады в дальнейшую спячку.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 91011 12 13 Следующая ⇒