Кирилл Казанцев 8 страница

– Говори, – потребовал хозяин.

– Оба утверждают, что это был… Корчагин… – с такой натугой, словно он закатывал камень в гору, выдавил майор.

– Кто? – не сразу сообразил Леонид Константинович.

– Ну, Корчагин… Алексей Корчагин… Помните, его посадили девять лет назад…

Леонид Константинович вспомнил. Он не выдал своего волнения – самообладания хватало, но скулы напряглись, натянулась кожа, стала обретать землистый оттенок.

– Пузыкин, ты что курил? – фыркнул хозяин. – Корчагин чалится на зоне. Он отсидел половину срока, и что‑ то мне подсказывает, что из зоны он не выйдет НИКОГДА. Уж я об этом позабочусь…

– Он уже вышел, Леонид Константинович… – Пузыкин втягивал голову в плечи. – Корчагин сбежал из зоны полтора месяца назад – проходила информация по каналам нашего ведомства…

– Вы охренели? – зашипел хозяин, делая звериные глаза. – Почему мне об этом не доложили?

– Так это… – окончательно раскис майор. – Вроде погиб он при побеге… Свалился в речку с высокого обрыва, тело унесло… Там невозможно было выжить, Леонид Константинович, работники оперативной части все проверили… Мы решили вас не беспокоить по пустякам…

– Идиоты… – схватился за голову Рудницкий. – Какие же вы идиоты… Стоп. – Он опомнился, под черепом у элегантного господина завертелся мыслительный процесс. – И эти двое покалеченных уверены, что их отделал не кто‑ то, а именно Корчагин? Ты же говоришь, они избиты до полусмерти, с головой не дружат…

– Они уверены, Леонид Константинович… Он с ними говорил, прежде чем нанести увечья… Гаврилов и Осипчук узнали Корчагина – хотя он сильно изменился… Не думаю, Леонид Константинович, что оба ошибаются – он отделал их по отдельности, каждого – в своем доме… Он связал жену Гаврилова, все происходило у нее на глазах – она помнит тот процесс, тоже полагает, что это был Корчагин… И это еще не все, Леонид Константинович… – Пузыкин побелел, словно боялся, что его сейчас ударят (возможно, не напрасно боялся). – Те два инцидента… ну, когда на озере изувечили Кабана и его пацанов, а также случай с людьми Клопа, которых нашли в машине далеко в лесу… Имеются основания утверждать, что это также работа Корчагина. Он рядился под юродивого бродягу, его не раз засекали местные жители… Он просто использовал грим и накладные шрамы, никакой он не уродец… Леонид Константинович, по городу уже ползут слухи о том, что Корчагин вернулся, люди перешептываются…

– Та‑ ак… – зловеще протянул Рудницкий, и майор полиции невольно вытянулся по швам. Но хозяин поразмыслил и решил отказаться от показательной порки: не время. – И что же ты хочешь сказать, милый мой Пузыкин, – что Корчагин вернулся, чтобы мстить? Он объявил нам войну?

– По всему выходит так, Леонид Константинович… Он расправился с прокурором, с судьей – с теми людьми, которые упекли его за решетку… Он не остановится, Леонид Константинович. Имеется информация, что на зоне Корчагин время не терял – он усиленно качался, контактировал с заключенными, кое‑ что понимающими в единоборствах… по ночам с ним занимался некий Коврович – чемпион страны по боям без правил, осужденный за двойное убийство…

– Ладно, будет ему война, – скрипнул зубами Рудницкий. – Работай головой, Пузыкин, ты ведь сидишь на своем посту не за трусость свою, а за то, что временами у тебя работает голова. Думай, как его поймать. Охрану особняка я усилю, сюда он не проникнет, если только мышью не прикинется. Кто у него на очереди?

– Простите, Леонид Константинович, – бледные челюсти Пузыкина заиграли румянцем. – На самом деле у Корчагина в этом городе не так уж много врагов… До рядовых милице… полицейских работников, которые делали ему больно, он, разумеется, опускаться не будет. Следователь Гульберт умер несколько лет назад. Остаюсь лишь я… И вы, Леонид Константинович, – с убитым видом закончил Пузыкин.

– На этом месте я должен испугаться? – усмехнулся Рудницкий и стиснул кулаки. – А ты, Пузыкин, выбирай, пожалуйста, слова. Не выросла еще та ромашка… Где он может отсиживаться?

– Где угодно, Леонид Константинович. Наряды полиции прочесывают горы и окраины Аргабаша. Проверяют всех, кто не зарегистрирован в этом городе…

– Кретины, – поморщился Рудницкий. – Под боком зона отдыха, тут бродит масса незарегистрированного народа! Вы мне всех отдыхающих распугаете! Никакой навязчивости, Пузыкин. Работать по‑ тихому. Живо давай расклад, кто у Корчагина остался в этом городе. К кому он неровно дышит? Кто ему небезразличен?

– Тема проработана, Леонид Константинович, – оживился майор. – И список составлен. Во‑ первых, эта дурочка в психушке…

– Думаешь, он к ней пойдет? – сморщился Рудницкий. – Но что с нее взять, с этой калечной, слепой и ущербной?

– Это психология, извините, Леонид Константинович, – возразил Пузыкин. – Корчагин был по уши влюблен. Возможно, он еще не растерял своих чувств. Он просто обязан – хотя бы для «галочки»…

– Ну, допустим. Кто еще?

– Он может пройтись по своим корешам. Но тут проблема. Один из означенных корешей работает на вас…

– Знаю, – усмехнулся хозяин. – С этим парнем у него не выгорит. Дальше.

– Другой лежит в психушке – бесов гоняет, третий спился, уже не человек…

– Да уж, посиделки у друзей Корчагина не привлекут… – задумчиво пробормотал Рудницкий. – Есть кто‑ то еще? – и насторожился, заметив, как гаденько заулыбался майор полиции.

– Мать Корчагина умерла, но остался отец, – доверительно сообщил Пузыкин. – Проживает в Айтау, в занюханной хибаре. Сомнений нет, что Корчагин его уже посетил. Родителей посещают в первую очередь – так мне думается… Но уверен, что вторично он к отцу не придет. Для него это слишком рискованно. Что нам мешает прибрать родителя, доставить в изолятор, окружить охраной? Земля полнится слухами, а мы им только поспособствуем. Корчагин узнает, что его отца держат за решеткой и избивают каждый божий день. И будут избивать, пока сынуля не сдастся правоохранительным органам. Держу пари, этот черт сентиментален, он явится, сообразив, что прокололся.

– Может и прокатить, – пожевав губами, допустил Рудницкий. – Так работай же, Пузыкин, работай, чего мне в рот заглядываешь? Благодарности ждешь?

Районная полиция в эти дни работала, как никогда. Сумерки клубились над селом Айтау, когда два полицейских «УАЗа», прибывших из Аргабаша, прижались к обочине и тихо встали. Обе машины были под завязку набиты сотрудниками правоохранительных органов. Сотрудники ППС деловито спешивались, крались цепью до ближайшего переулка. Брать объект приказали без помпы, по всей полицейской науке – как особо опасного преступника. Люди не шумели, не курили. В доме старика Корчагина за кустами облепихи горел свет. Хрустнули штакетины в ограде – полицейские проникали в образовавшийся проем, рассредоточивались по участку. Несколько человек побежали, петляя между грядками, в обход строения, встали под окнами. Двое метнулись к летней кухоньке, трое подались к крыльцу.

«Почему такая конспирация? – недоумевали сотрудники. – Всего лишь взять за глотку доходягу‑ старика – отца «маститого» террориста. Не много ли чести? Начальство явно перемудрило».

Заскрипели ступени, прогибались под ногами – эти сомнительные поверхности были не с очень твердым покрытием. Со звонким треском переломилась доска, провалилась пятка, и молодой сержант завизжал от боли, когда ее зажало в узком коробе. К черту конспирацию! Полицейские взлетали на крыльцо, кто‑ то пнул по двери тяжелым ботинком, но дверь была не заперта – распахнулась, издав душераздирающий скрип. Трое работников вломились в дом, растеклись по тесным помещениям, которых здесь было очень немного: скромная горница, спаленка с одной кроватью, еще одна комната непонятного назначения, забитая «резервным» хозяйственным хламом. Похоже, старика в доме не было – какого черта? Вышел в туалет? На летнюю кухню? В горнице горел свет, значит, он где‑ то рядом. Обескураженные полицейские перерывали дом. Старик мог спрятаться, услышав грохот на крыльце. Один возился под кроватью в спаленке – там было много разных вещей, темная ниша, а фонарик очень кстати сломался. Другой воевал с досками и тазиками в комнате непонятного назначения. Долговязый старший сержант, набычившись, озирал горницу, в которой горела экономная лампочка. Спрятаться здесь было негде. Окна закрыты. Разве что в шкафу… Он подлетел к старинному «славянскому» шкафу, пережившему нескольких владельцев, распахнул дверцу, приготовив на всякий случай дубинку. Отступил, разочарованный. Богатством гардероба нынешний хозяин похвастаться не мог. Он споткнулся обо что‑ то, глянул под ноги. Сбился половик – старший сержант откинул его носком ноги. Он споткнулся о крышку подпола, которую криво положили в створ! Ехидная ухмылка перекосила физиономию стража порядка. Теперь понятно, куда мы так шустро подевались… Воображения у «полисмена» хватало, а вот IQ определенно исчислялся одной цифрой. Он предпочел не задумываться, как можно спрятаться в подвале, закрыться за собой, а потом постелить половик. Он сел на корточки, сдвинул крышку, решив не звать товарищей – сам поймает этого старца. Он не слышал, как над головой сдвинулась аналогичная крышка – но уже на потолке, объявились две ноги и стали медленно спускаться. Чердак в этом доме был крохотный, но был. Приставную лестницу заблаговременно удалили. Сержант различил вверху многозначительное покашливание – и подпрыгнул, одновременно задирая голову. Собственно, это от него и требовалось. Две ноги обхватили его за горло, сжали стальной удавкой. Физиономия копа посинела, глаза налились кровью. Он брыкнулся пару раз, испустил что‑ то свистяще‑ шипящее и обмяк. Шума избежать не удалось. Грузное тело свалилось на пол. За ним скользнуло гибкое тело, приземлилось почти бесшумно.

– Ванька, ты чего тут гремишь, ремонт затеял? – выбрался из спальни коллега. Но гуттаперчевое тело злоумышленника уже метнулось к выключателю, погас свет.

– Э, блин, ты чё тут? – И растерянного копа вдруг схватили за рукав, выбросили на середину помещения, и завертелась веселая карусель! Впрочем, недолгая: рубящий удар ладони, и ошеломленный служитель закона испытал потрясающую боль, когда с хрустом переломилась ключица! Он отлетел в сторону, чтобы не мешался. А из комнаты с хозяйским хламом, издавая встревоженный крик, уже ломился с фонарем третий. Неодолимая сила отобрала у него металлический фонарь и треснула им же по лбу. Раскололась лобная кость – и лишь резиновая оплетка спасла несчастного от летального исхода. Он хрипел, фонтаном брызгала кровь, и уже куда‑ то летел, вращаясь, сшибая стулья, стол, прочую неказистую мебель…

Шум услышали с улицы. Копы, стоящие снаружи, уже сообразили, что происходит что‑ то незапланированное. Старикан сподобился оказать сопротивление? В его‑ то возрасте? Топали подошвы, обитые стальными пластинами. Двое ворвались в дом, пробились через сени, учиняя немыслимый грохот, и ворвались в горницу. Вспыхнул свет – сражаться в темноте с превосходящими силами противника становилось неудобно. Двое перелетели через порожек, замерли в недоумении. Беспорядок, мебель разбросана, черный провал подпола, тела их коллег в «соблазнительных» позах… И снова заработала безжалостная мясорубка. Навалилось что‑ то сбоку, врезало по почкам полицейской дубинкой. Младший сержант с густыми бровями охнул, согнулся вопросительным знаком. А его напарник уже кувыркался к разверзшейся дыре в подполье. Промахнуться он не мог – именно туда его и направляли, ухнул в эту дыру, зацепился за края, истошно визжал. Злоумышленник был уже над ним, коп узрел над собой суровый каменный лик, пятку, летящую в глаза… Его буквально утрамбовывали в люк, ломались кости, кровь хлестала рекой… А злоумышленник уже летел к младшему сержанту, крайне медленно выходящему из «пике». Схватил его за грудки, встряхнул, провел подсечку и швырнул мордой о стену…

В дом ломились другие, но преступник решил не искушать судьбу. Достаточно для первого раза. Он распахнул окно, воспользовавшись смазанным шпингалетом. Упругое тело перекатилось через подоконник и выпало на улицу с задней стороны дома. Шарахнулась личность в погонах, стерегущая окно. Удары сыпались как из рога изобилия – по лицу, по корпусу… Он отступал, подломились ноги – последний удар четко в переносицу отправил копа в нокаут. А из‑ за угла летел еще один, рвал затвор короткого автомата, заполошно вертел головой. Злоумышленник сидел на корточках рядом с поверженным телом, нащупал кирпич, врытый в землю ребром – целая вереница ему подобных отгораживала садик от дорожки вдоль дома. Он расшатал его, вытащил, резко замахнулся…

Страж правопорядка увидел звезды – и не только в небе. Кирпич вонзился в голову, нанося увечья, несовместимые с дальнейшим прохождением службы. Коп упал на колени, что‑ то хрюкнул и завалился в кустарник. «Как дыней по хлебальнику», – подумал злоумышленник и рванулся с низкого старта к ограде. Он перелетел через штакетник, красиво приземлился и припустил по узкому переулку к опушке, которая была неподалеку. За спиной гремели выстрелы, будоража сонный поселок, метались люди – их осталось слишком мало, чтобы наладить погоню. А злоумышленник вырвался из населенного пункта, прыгал по кочкам, приближаясь к лесу. Ориентир – трехрукая береза, расщепленная молнией. Он вбежал в лес по заранее отмеченной тропке, перепрыгнул через гору бурелома и спустя минуту уже съезжал по склону лощины, балансируя руками. Сто метров на запад по рыхлой пади, изобилующей клыкастыми корнями, рухнул в пушистый вереск, плетущийся по склону, перевел дыхание. Неплохой забег. Из‑ под обрыва кто‑ то выбрался, пристроился рядом, стал его ощупывать.

– Все в порядке, отец, – прохрипел Алексей, избавляясь от излишков скопившейся слюны. И мстительно усмехнулся. – Семь покалеченных копов – ощутимый удар по закону и порядку в отдельно взятом районе… Сделал всё, как ты просил – все живы.

– Господи, сынок, как тебе удалось – против такой‑ то армии? – Дмитрий Иванович волновался, он тяжело дышал, усмиряя сердцебиение.

– Работала «система видеонаблюдения», батя, – засмеялся Корчагин. – Это не полицейские – это какие‑ то пробковые деревья. Ничего, в следующий раз будут умнее.

– Теперь ты их точно разозлил…

– Не спорю, батя. Империя зла. Теперь она конкретно зла…

Они смеялись – сначала робко, потом громче, хлопали друг друга по плечам. Отец издал протяжный вздох, опустился на колени.

– Это славно, Алексей, – резюмировал он, – что ты снова всыпал этим нелюдям. И что у нас дальше? – крякнул Дмитрий Иванович, исполняясь боевого духа. – Чем мы еще готовы удивить противника?

– Не мы, а я, – поправил Алексей. – Ты, батя, давно уже вышел из призывного возраста. Извини, но дальше работать буду сам. Имеется план, имеется сценический реквизит. Держи, – он покопался в рюкзаке, который временно таскал его отец. – Это сотовый телефон – зарядки хватит на несколько дней, мой номер – первый и единственный. И не говори, что забыл, как пользоваться этими штуками, – я помню, ты был крут, вы с мамой первыми в Аргабаше в конце девяностых обзавелись мобильниками. А сейчас думай – где мы можем тебя спрятать, чтобы не нашли плохие парни? Друзья, знакомые, заброшенные благоустроенные сеновалы? И пошли скорее отсюда. Как бы в этом теплом месте не стало жарко…

– Лев Михайлович, к вам посетитель, – сказала в трубку секретарша. – Пенсионер, его фамилия Нежданный, ему нужна консультация по поводу продажи дома…

– Хорошо, Нина Олеговна, пусть заходит, – раздраженно скривился мужчина. – Надеюсь, он сегодня последний. Не забудьте после консультации отправить его в кассу.

Он откинулся в кресле, на минуту закрыл глаза, потом издал прерывистый вздох, припал к монитору и принялся отыскивать нужный документ. Он носил неплохой костюм, но выглядел неважно – худой, с землистым лицом, практически состарившийся – все лицо господина сверху донизу изрыли мелкие морщинки. Он погрузился в документ, такая уж работа у человека – уметь заниматься несколькими делами одновременно. Скрипнула дверь, он покосился на сутулого пенсионера с палочкой, в заштопанной жилетке. Тот, прихрамывая, протиснулся в кабинет, улыбнулся высушенной улыбочкой – мол, простите, что отрываю.

– Здравствуйте, Лев Михайлович… – у него был трескучий, какой‑ то надломленный голос.

– Присаживайтесь, – буркнул хозяин кабинета, указав на стул. – Подождите минуту.

– Конечно, конечно, – забормотал посетитель. – Вы занимайтесь своими делами, я подожду… – Он сел на краешек стула и пристроил тросточку между колен.

Адвокат Курганов Лев Михайлович был сегодня не в духе. Слишком много мелких неприятностей, он плотно загружен делами, от которых не отвертеться – если он, конечно, не хочет вылететь из этого кабинета. Неприятные предчувствия, беспокойство. Еще эта благотворительная деятельность… Он бегло просматривал документы, делая мысленные зарубки. Затем потянулся к Уголовному кодексу, лежащему на столе, открыл страницу с закладкой, восстановил в памяти содержание статьи, задумался, позабыв о присутствии постороннего.

– Я тут временами задумываюсь, Лев Михайлович… – пробился через думу сухой, но уже изменившийся голос, – о происхождении слов «правоохранительный» и «правозащитный». Вроде бы похожие слова, этимологически близкие, а как ни крути, смысл у них диаметрально противоположный…

– Простите, что? – выбрался из задумчивости адвокат и рассеянно уставился на посетителя. Тот сидел, не шевелясь, придерживал тросточку между ног, посматривал на адвоката с виноватой улыбкой.

– Нет, нет, ничего, Лев Михайлович… Разве я что‑ то говорил?

Очень странно. Адвокат отбросил оцепенение, поморгал и снова воззрился на пенсионера. Что‑ то не так у мужчины было с лицом. Нижняя половина не соответствовала верхней…

– Гражданин Незванный, говорите? – он закашлялся, в горле пересохло.

– Нежданный, – поправил пенсионер. – Что, в общем‑ то, одно и то же. В отличие от упомянутых определений.

Произошла возмутительная метаморфоза! Он сдернул что‑ то с нижней части лица, неприятный звук, словно отдирали липучку, – и теперь на адвоката смотрел другой человек! Глаза сверлили насквозь, взирали насмешливо, в корень, злобная ухмылка поползла на сторону, коверкая лицо. Адвокат почувствовал, что захлебывается. Ужас хлынул из всех пор – он побагровел, натужился… и вдруг рывком распахнул верхний ящик стола, где хранил на особый случай травматический пистолет, выхватил его, нацелил на человека, сидящего напротив!

Человек засмеялся, а у адвоката задрожала рука. Он с изумлением уставился на то, что в ней держал. Это был не пистолет, а плоская коньячная бутылочка! Он хранил ее в ящике рядом с пистолетом и часто использовал по назначению, в отличие от последнего. Не то схватил! Рука тряслась, бутылочка выскальзывала. И не успел он исправить свою оплошность, как взлетела тросточка инвалида, ткнулась под ключицу и там застыла, доставляя сверлящую боль.

– Ты ошибся, Лев Михайлович, – хищный взгляд просто рвал на куски черепную коробку. – Но как красиво, черт возьми, ты ошибся… На всякий случай предупреждаю – никаких криков, веди себя достойно. В противном случае убью и тебя, и секретаршу. Думай, господин адвокат, ты же умный – если бы я хотел тебя убить или искалечить, разве явился бы в офис? Кстати, ничего, что я на «ты»? Прости, не могу заставить себя выкать, ты этого не заслуживаешь, поскольку ублюдок редкий. Но у тебя есть шанс исправиться и обрести толику моего расположения. Лады?

– Что я должен делать? – прохрипел адвокат. Его физиономия меняла цвет с легкой бледности до глубокой фиолетовой «предынфарктности».

– Во‑ первых, сделать вторую попытку – но теперь успешную: извлечь аккуратно пистолет, держа его двумя пальчиками за кончик рукоятки, положить на стол и толкнуть в мою сторону. При этом никаких сюрпризов – ты, конечно же, в курсе, что я натворил в этом городе. И заметь, ты не самый мускулистый из тех, с кем приходилось встречаться… Вот видишь, все удалось, – он с насмешкой проследил, как малогабаритное «средство самоуспокоения» с ребристой рукояткой скользит на край стола, забрал и сунул в жилетку.

– Теперь можешь убрать свою бутылочку. Или выпей – дело хозяйское. Подозреваю, в данную минуту ты бы с удовольствием выпил.

Действительно, это было необходимо! Лев Михайлович приставил горлышко ко рту и высосал все, что там было, в один присест. Это было не просто, учитывая давление в ключице, но адвокат справился, отдышался – ни капли не пролил.

– Высший пилотаж, – прокомментировал посетитель, убирая тросточку. – Раньше ты не был таким любителем горячительных напитков. Измотал ты свои нервы, ишача на «папика», Лев Михайлович… – Мужчина приподнялся, навис над адвокатом – теперь он выглядел не таким уж немощным. Адвокат съежился, уставился на него с мольбой. – По законам моего народа… – сурово начал Корчагин. И немного смягчился, – отдубасить бы тебя как следует, господин защитник. Но ты такой уморенный. Ладно, успокойся – надеру твою задницу, если сам попросишь.

– Послушай, Алексей, тебя ищут по всему району… – захрипел Курганов. – Они уже знают, что это ты… Господи правый, ты такого успел натворить… Рудницкий в ярости, он мобилизовал на твои поиски все, что у него есть… Алексей, не надо, ты же понимаешь, что во время следствия я был на твоей стороне… Но мне угрожали, а у меня семья, дети… теперь еще и внуки… Ты же помнишь, я честно тебе признался, что не смогу тебя вытащить из дерьма… А другого адвоката тебе не дадут… Думаешь, мне это нравилось?

– Но ты и не пытался. Признайся, ты смалодушничал, Лев Михайлович. Не хватило тебе принципиальности и честности. И заплатили, полагаю, немало. А ведь те времена были еще не столь суровые. Районную милицию возглавлял приличный человек, глава администрации тоже был сравнительно порядочен. А ты испугался вторых лиц, еще не прочуявших, что такое настоящая власть.

– Алексей, умоляю, ты же знаешь, что такое давление… Ты ошибаешься, если думаешь, что у них не было реальной власти… Да черт тебя побери… – Адвокат сделался красным, как морковка, подался вперед, зашипел: – Ты думаешь, моя жизнь чем‑ то отличается от твоей на зоне? Ты хотя бы честен перед собой, а я… Живу в постоянном страхе – не угожу Рудницкому, накосячу перед его посланцами, которые загружают меня грязными делами… Сорвусь, допущу ошибку – меня же просто раздавят. А у меня жена, дети…

– Теперь еще и внуки, – кивнул Корчагин. – Я помню. Несчастные крошки. Не могу избавиться от мысли, Лев Михайлович, что в чем‑ то ты искренен, а в чем‑ то лукавишь. Мне так видится, что ты неплохо устроился, а с муками совести научился совладать. А теперь послушай, что я тебе скажу. Представь, что это вопрос государственной важности. Мучает совесть, Лев Михайлович? Обкусал себе все локти? Есть прекрасная возможность реабилитироваться. Хочешь поработать на стороне добра?

– Господи, да за что мне это? – взмолился адвокат. – Алексей, ну что ты от меня хочешь? Я никто, я тряпка, мне бы до пенсии дотянуть…

– Будешь артачиться – не дотянешь, – жестко заявил Корчагин. – Пора платить по счетам, дорогой адвокат. Если не хочешь разделить участь своих коллег по судебному процессу. Будем давить на твою трусость и на твою совесть. Первое – любая попытка сдать меня Рудницкому или избавиться от меня иным способом будет караться решительно и бесповоротно. Ты же не думаешь, что я работаю один? За тобой пристально и с интересом наблюдают, Лев Михайлович. Со вторым все понятно – надеюсь, остатки совести в тебе еще теплятся. Итак, ты вхож в дом Рудницкого – ну, тот, который в горах… Не делай возмущенное лицо и не ври, что ты ходишь в этот дом не дальше прихожей. Ты частенько отчитываешься перед ним о проделанной работе – на дому, так сказать. Когда он в настроении, то угощает тебя обедом или ужином. Если не в духе – материт и посылает. Возможно, ты не в полной мере владеешь предметом: охрана, собаки, расположение помещений – но кое‑ что ты, безусловно, знаешь.

– Алексей, сжалься… – застонал адвокат. – Это же опасно…

– Да, не спорю, – допустил Алексей. – Я не презерватив, гарантии безопасности дать не могу. Но опасность, Лев Михайлович, я тебе точно гарантирую, – многозначительно шевельнулась тросточка, – если с этого дня ты не будешь на меня работать. Успокойся, это будет не сегодня. Вероятно, и не завтра. Так что время у тебя есть – все осмыслить и прочувствовать, что наконец‑ то ты займешься чем‑ то стоящим и богоугодным. Сейчас ты возьмешь листочек и запишешь на нем номер своего телефона, по которому я могу связаться с тобой в любое время суток. Потом ты закроешь глаза и считаешь до миллиона, дышишь размеренно, обретаешь спокойствие. Никто не должен заметить, что ты взволнован. Надеюсь, что, когда ты откроешь свои честные глаза, меня здесь уже не будет…

Женщина закрыла портативный компьютер и задумалась. Машинально перебрала стопку глянцевых журналов, лежащих под рукой, устремила ищущий взор за окно. Там было солнечно, в саду наперебой кричали птицы, яркое солнце прорывалось сквозь ворохи листвы и блуждало шустрыми зайчиками по подоконнику. По лицу молодой женщины сновали тени. Она о чем‑ то увлеченно вспоминала. Потом заставила себя прекратить это бессмысленное занятие, выгнала из головы все ненужное, отвлекающее от работы. Однако работать настроения уже не было. Она встала из‑ за стола, подошла к окну, где царило комфортное алтайское лето, прижалась к подоконнику и распахнула створки. Ей было не больше тридцати. Сравнительно высокая, с неплохой, хотя и какой‑ то обмякшей фигурой, одетая в джинсы, цветастую майку, выгодно подчеркивающую форму груди. Когда‑ то круглое лицо удлинилось, заострились скулы, но подбородок при этом остался мягким и округлым. Волнистые пепельные волосы обвивали макушку и фиксировались заколками, отчего ее голова казалась еще длиннее. У молодой женщины были грустные серые глаза, кожа высохла на солнце, немного шелушилась. Несколько минут она пристально смотрела на ухоженный садик, потом взглянула на часы, удрученно качнула головой: работа – тот еще волк. Если ты трудишься за тысячу верст от работодателя, это не значит, что можно целыми днями сачковать и ворошить призраки прошлого. Ей нужно ежечасно доказывать: что написано клавиатурой – не вырубишь и арматурой…

Но с работой определенно не везло – за углом звякнула щеколда. Заскрипела калитка, кто‑ то вошел на участок. И не один – как минимум двое, она отчетливо слышала, как поскрипывает гравий под ботинками. Молодая женщина отпрянула от окна, в глазах мелькнула растерянность. Или это что‑ то другое?.. В дверь бесцеремонно застучали. Она взялась за сердце, страшно стало. Но она пересилила себя, пошла открывать.

На крыльце стоял целый наряд сотрудников патрульно‑ постовой службы и беззастенчиво ее разглядывал. Молодые нахальные лбы, пыльная форма не самого приветливого темно‑ серого окраса.

– О господи… – сказала женщина, невольно припадая к косяку. – Ребята, вы ничего не напутали?

– Струве Татьяна Владимировна? – лениво произнес веснушчатый коп, мысленно раздевая открывшую женщину.

– Согласна, – помявшись, допустила женщина. – А в чем, собственно…

– Обувайтесь, – оскалился сержант. – Велено доставить вашу личность в управление.

– А это еще зачем? – оторопела Татьяна. – Эй, парни, вы чего? Я… арестована?

– Ага, права зачитывать не будем, – сказал посланец. – Не в том Гондурасе живем. Откуда я знаю, чего от вас хотят, дамочка, – велено доставить. Ну, пошли, пошли, – заторопился он, делая выразительные жесты. – Арестуют – посадят в тюрьму, не арестуют – домой вернешься. Все просто.

– В доме есть кто‑ нибудь еще? – спросил коллега сержанта – обладатель ершистых усов и пореза под глазом.

– Нет… – окончательно растерялась женщина. – Только я…

– Проверять будем? – нахмурился усач.

– А нам оно надо? – резонно возразил третий.

Подумав, все трое решили, что не надо. Женщине не позволили взять ключи, документы, даже закрыть окно в ее комнате! Хорошо хоть не тащили под локти, одаривая зуботычинами. Ее провели к распахнутой калитке, посадили на заднее сиденье легкового «УАЗа» и повезли в районное управление полиции – кратчайшей дорогой, через вереницу переулков. Машина подскакивала на ухабах (такое ощущение, что асфальт укатывали по рецепту сыра с дырками), женщина закрыла глаза, чтобы как‑ то отрешиться от пугающей реальности. С двух сторон ее подпирали здоровые лбы и от нечего делать ощупывали коленки. До «дружеского» изнасилования дело не дошло. Машина подкатила к двухэтажному зданию управления, отделанному кричащим сайдингом («Наш детский садик», – любовно говаривали труженики данной организации), пришлось выводить «арестованную» наружу. Приметы времени были налицо – на крыльце дежурил автоматчик в полицейской форме и подозрительно посматривал на всех входящих‑ выходящих. На выезде из парковки стояла полицейская машина с распахнутыми дверьми, и из каждой торчало по аналогичной физиономии. Всё это чем‑ то напоминало осадное положение. Задержанную препроводили в дальнюю комнату на первом этаже. Из мебели в ней имелись только стол, два стула и прыщавый опер из уголовного розыска, перед которым лежал список фамилий, причем половина уже была вычеркнута.

– Присаживайтесь, – проворчал работник, глянув в декольте нарядной майки. Женщина, поколебавшись, села. Сотрудник уголовного розыска приступил к допросу. – Имя, фамилия, род занятий… Ах, так вы у нас человек творческой профессии, Татьяна Владимировна. Иначе говоря, шибко грамотная? Трудитесь дизайнером, пописываете статейки в соответствующие сетевые и «обычные» издания, кропаете рассказики, любопытно, любопытно… И ведь не проверишь, верно? И со свободным временем у вас, стало быть, проблем не существует, и по району вы можете передвигаться в каком угодно направлении. А скажите, вы в последнее время общались с кем‑ нибудь из прошлого, так сказать?

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒