Август, 10

В среду днем районный прокурор созвал совещание в своем кабинете в здании Барнстейблского суда. Были приглашены три офицера из прокуратуры, участвовавшие в обыске дома Ковея, медицинский эксперт, проводивший вскрытие, два опытных специалиста из береговой охраны в Вудс‑ Холле – один, чтобы рассказать о течениях в день гибели Вивиан Карпентер, второй – чтобы обсудить состояние снаряжения для подводного плавания, которое на ней было, и Нэт Куган.

– Это означает, что мне надо уехать пораньше, – сказал Нэт жене утром в среду. – Мне хочется посмотреть на машину Тины и убедиться, подтекает ли у нее масло, и поговорить с юристом Вивиан, чтобы узнать, связывалась ли она с ним.

Деб клала на его тарелку новую порцию вафель. Их сыновья уже позавтракали и отправились на летнюю работу.

– Не следовало бы кормить тебя ими, – вздохнула она. – Ты собирался похудеть на двадцать фунтов.

– Сегодня мне нужна энергия, милочка.

– Безусловно, – покачала головой Дебби.

Из‑ за стола Нэт с восхищением смотрел на золотые «перышки» в ее волосах.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал он. – Сегодня поведу тебя обедать, чтобы показать тебя. Между прочим, ты мне не говорила, сколько стоило это мероприятие.

– Ешь свои вафли, – уклонилась она от ответа, передавая ему сироп. – Тебе совсем не хочется это знать.

Первая остановка Нэта была у «Вейсайд‑ Инн». Он заглянул в обеденный зал. Как он и надеялся, Тина работала. Тогда Нэт прошел в контору, где была одна секретарша.

– Только один вопрос, – сказал он, – о Тине.

Секретарша пожала плечами.

– Думаю, что все в порядке. Они разрешили вам вчера посмотреть ее личное дело.

– Кто может знать, как часто ей звонили по личным вопросам? – спросил Нэт.

– Только в случае крайней необходимости мы принимаем сообщение и официантка перезванивает во время перерыва.

Кажется, это тупик, подумал он.

– Вы, случайно, не знаете, какой автомобиль у Тины?

Она указала в окно на парковку за зданием.

– У Тины зеленая «тойота».

Машине было не меньше десяти лет. Ржавые пятна на крыльях перешли кое‑ где в трещины в металле. С ворчанием Нэт присел на корточки и вгляделся в шасси. Ясно были видны блестящие капли масла. На щебенке дороги были масляные пятна.

Как я и думал, возликовал он. С трудом поднявшись, он заглянул внутрь через окошко у места водителя. В автомобиле был беспорядок. Кассеты для магнитофона свалены рядом с местом водителя. На полу валялись пустые банки из‑ под содовой. Нэт посмотрел через заднее стекло. На сиденье набросаны газеты и журналы.

И тогда‑ то он увидел на полу две пустые пинтовые банки из‑ под масла, полуприкрытые бумажными пакетами.

Нэт снова поспешил в контору.

– Последний вопрос – Тина случайно не дежурит на телефоне у стола заказов?

– Да, дежурит, – ответила секретарша, – ее очередь с одиннадцати до одиннадцати тридцати, во время перерыва Карен.

– Так что ей могут звонить туда по личным делам?

– Полагаю, что так.

– Большое спасибо.

Нэт бодро зашагал дальше, встречаться с юристом Вивиан.

Леонард Веллс, эсквайр, владел уютным офисом всего в квартале от Мейн‑ Стрит в Хайаннисе.

Мужчина лет пятидесяти в очках без оправы, которые увеличивали его задумчивые карие глаза, был одет в бежевый легкий костюм. У Нэта сразу создалось впечатление, что Веллс принадлежит к тому типу людей, которые никогда на людях не ослабят галстук и не расстегнут верхнюю пуговицу на рубашке.

– Вы знаете, детектив Куган, что меня уже посещали сотрудники из прокуратуры, адвокат семьи Карпентеров и представитель страховой компании, в которой застраховано изумрудное кольцо. Я просто отказываюсь понимать, чем еще могу помочь следствию.

– Возможно, что и не сможете, сэр, – вежливо согласился Нэт. – Но всегда есть вероятность, что на что‑ то не обратили внимание. Я, конечно, знаю условия завещания.

– Каждый цент, который был у Вивиан, а также ее дом, лодка, автомобиль и драгоценности, унаследованы ее молодым мужем, – голос Веллса источал леденящее неодобрение.

– Кто был ее наследником по прежнему завещанию?

– Прежнего завещания не было, Вивиан пришла ко мне три года назад, когда унаследовала свой фонд, пять миллионов долларов.

– Почему она обратилась к вам? Я имею в виду, что у ее семьи, конечно, есть свои юристы.

– Я сделал кое‑ что для одного из ее друзей, которого, по‑ видимому, удовлетворила моя работа. И Вивиан тогда же сказала, что не хочет, чтобы ее интересы представляли советники ее семьи. Она спрашивала моего совета, в каком банке я предложил бы ей открыть сейф. Ей нужен был брокер, с которым она могла бы оценить свой внушительный список акций. Она спрашивала моего совета о возможных наследниках.

– Она хотела составить завещание?

– Нет, она специально не хотела его составлять. Она хотела узнать, кто унаследует все в случае ее смерти. Я сказал, что это будет ее семья.

– Ее это удовлетворило? – спросил Нэт.

– Она сказала мне, что не хочет оставлять им подарок, потому что они его не заслуживают, но так как ей на всех наплевать, то это могут быть и они. Конечно, все изменилось, когда она встретила Ковея.

– Вы настаивали на заключении добрачного соглашения?

– Было слишком поздно. Она уже вышла замуж. Я настаивал, чтобы она подписывала более сложное завещание. Я указывал, что по такому завещанию все унаследует ее муж и что ей следует вписать условия для будущих детей. Она сказала, что рассмотрит этот пункт, когда забеременеет. Я также настаивал на рассмотрении того факта, что в случае неудачного брака у нее должна быть возможность защитить свое состояние.

Нэт оглядел комнату. Стены, обитые деревом с тонким рисунком; на книжных полках за письменным столом красного дерева от пола до потолка аккуратно стояли юридические книги. На стенах в красивых рамах висели картины с изображением охотничьих сцен в Альпах. Леонард Веллс бесспорно обладал хорошим вкусом. Нэт понял, что ему нравится этот человек.

– Мистер Веллс, Вивиан часто советовалась с вами?

– Нет. Я понял, что она последовала моему совету открыть относительно скромный расчетный счет в местном банке. Ее удовлетворял эксперт по безопасности вложений, которого порекомендовал я, и она встречалась с ним в Бостоне каждый квартал. Она оставляла ключ от банковского сейфа у меня в офисе. И когда заходила за ним, мы обменивались любезностями.

– Почему она оставляла этот ключ здесь? – поинтересовался Нэт.

– Вивиан была склонна к беззаботности. В прошлом году она дважды теряла ключ и пришлось платить большой штраф за замену. Так как банк совсем рядом, она решила сделать нас хранителями. Только она имела доступ к сейфу, пока была жива. После ее смерти, конечно, содержимое было вынуто и переписано, как, я думаю, вам известно.

– Звонила ли вам Вивиан за три дня до гибели?

– Да. Звонила, но я был в отпуске.

– Вы не знаете, зачем она связывалась с вами?

– Нет. Она не искала ключ и не стала говорить с моим помощником. Она попросила, чтобы я позвонил ей, когда вернусь. К сожалению, она погибла за два дня до моего возвращения.

– В какой манере она говорила с вашей секретаршей? Она не была расстроена?

– Вивиан всегда огорчалась, если не могла увидеть нужного ей человека.

Да, немного помощи, подумал Нэт. Потом с интересом спросил:

– Вы когда‑ нибудь встречали Скотта Ковея, мистер Веллс?

– Только раз. При чтении завещания.

– Что вы о нем подумали?

– Еще до встречи с ним я уже решил, что он охотник за богатством, который очаровал состоятельную, очень эмоциональную молодую женщину. Мне все еще кажется это безобразием, что все состояние Карпентеров достанется чужаку. У Карпентеров полно небогатых дальних родственников, которым могло бы повезти. Сознаюсь, что после встречи с Ковеем я изменил мнение о нем. Он казался искренне потрясенным горем после смерти жены. И если только он не великолепный актер, он был действительно ошеломлен, поняв размеры ее состояния.

У Хенри Спрэгью было плохое настроение. Во вторник он стал свидетелем, как к дому Ковея подкатили полицейские машины. Чувствуя себя соглядатаем, он наблюдал, как Ковею дали, как понял Генри, ордер на обыск. Позже, когда они с Фоби сидели на задней веранде, он с неловкостью увидел Ковея, сидящего у себя на веранде. В его позе отражались уныние и отчаяние.

Если бы я не увидел эту женщину Тину в «Чешир‑ Пабе», у меня не было бы ни единой причины подозревать Скотта Ковея, напомнил себе Генри бессонной ночью.

Он вспомнил, как впервые встретил Фоби. Она была соискателем на докторскую степень в Йеле. С той минуты, как он увидел ее, все другие девушки, с которыми он встречался, перестали для него существовать. Одна из них, Кей, почувствовала себя оскорбленной и продолжала ему звонить.

«Предположим, я согласился бы встретиться с Кей после свадьбы, просто выяснить отношения, и кто‑ то не так бы понял встречу. Могло же и здесь быть так же».

В среду утром Генри решил, что ему следует сделать. Бетти, их давняя приходящая прислуга, была в доме и он знал, что может доверить ей присмотреть за Фоби.

Он решил не звонить Скотту, чувствуя, что тот может отказаться от встречи. В десять часов он перешел газон и позвонил в заднюю дверь. Через стекло он видел Скотта, сидящего на кухне с кофе и газетой.

Генри напомнил себе, что у Ковея нет причин радоваться его визиту.

Скотт подошел к двери, но не открыл ее.

– Что вы хотите, мистер Спрэгью?

Генри не стал мяться.

– Мне кажется, что я должен извиниться перед вами.

На Ковее была спортивная рубашка, шорты цвета хаки и кожаный ремень. Его темно‑ желтые волосы были влажными, как будто только что после душа. Неприязненное выражение лица исчезло.

– Почему бы вам не войти?

Не спрашивая, он достал еще одну чашку и налил кофе.

– Вивиан говорила мне, что вы кофеголик.

Генри было приятно признавать, что кофе был хороший, даже превосходный. Он сел напротив Ковея за маленький столик и несколько минут молча пил. Потом, осторожно подбирая слова, попытался выразить Ковею свое сожаление, что рассказал детективу о встрече с Тиной в тот день в пабе.

Ему понравилось, что Ковей не возражал.

– Видите ли, мистер Спрэгью, я понимаю, что вы сделали то, что считали нужным. Я также понимаю, откуда явилась полиция и отношение семьи Вив и ее друзей. Я должен подчеркнуть, что у Вив было не много друзей, которые действительно заботились о ней. Я просто рад, если вы сможете понять, как это чертовски тяжело тосковать по жене и в то же время чувствовать, что люди относятся к тебе, как к убийце.

– Да, мне кажется, я начинаю понимать.

– А Карпентеры использовали все свое влияние, чтобы попытаться засадить меня в тюрьму.

Генри встал.

– Мне надо идти. Если я смогу как‑ то помочь вам, рассчитывайте на меня. Мне не следовало позволять себе сплетничать. Могу обещать вам: если меня попросят свидетельствовать в суде, я скажу громко и ясно, что с того дня, как вы с Вивиан поженились, я был свидетелем преображения очень несчастной молодой женщины.

– Это все, о чем я могу попросить вас, сэр, – сказал Скотт Ковей. – Если все говорили бы просто правду, со мной было бы все в порядке.

– Генри.

Оба мужчины повернулись, когда дверь открылась и вошла Фоби.

– Я тебе говорила о Тобиасе Найте? – рассеянно спросила она.

– Фоби… Фоби…

Джен Палей появилась следом за ней.

– О, Генри, я так виновата. Я заскочила на минуту и сказала Бетти, чтобы она занималась своим делом, а я посижу с Фоби. Я отвернулась и…

– Понятно, – сказал Генри. – Пойдем, дорогая.

Он ободряюще пожал руку Скотту, потом обнял жену и терпеливо повел ее к дому.

Судорожные поиски внизу не обнаружили источника голоса Бобби. Наконец вопли Ханны дошли до сознания Менли и она бросилась обратно в детскую. К этому времени рыдания Ханны перешли в жуткую икоту.

– О, бедное дитя, – прошептала Менли, потрясенная сознанием того, что Ханна долго плакала одна. Она подхватила дочку, закутала ее в одеяло и положила на кровать напротив детской кроватки.

Скорчившись под одеялом, она спустила бретельки и приложила губки ребенка к своей груди. Молока у нее уже не было, но грудь отзывалась на движения крохотных губок, сосущих ее сосок.

Наконец, икота стихла и Ханна спокойно заснула у нее на руках.

Менли хотелось держать дочку возле себя, но она была так измучена, что решила положить девочку в колыбель, завернула вокруг нее одеяло и провалилась в сон, держась рукой за кроватку.

Телефонный звонок разбудил ее в восемь часов. Ханна еще спит, заметила Менли, бросаясь в спальню к телефону.

Это был Адам.

– Не говори мне, что вы с Ханной еще в постели. Почему она никогда так поздно не спит при мне?

Он шутил, Менли понимала это. Его голос был веселым и любящим. Тогда почему она сразу же начинает искать двойной смысл во всем, что он говорит?

– Ты всегда расхваливал свежий морской воздух, – сказала она. – Думаю, Ханна поверила тебе, – она вспомнила об обеде. – Адам, я прекрасно провела вчерашний вечер.

– О, я рад. Я боялся спрашивать.

Как я и подозревала, подумала Менли.

– Был кто‑ нибудь кроме тебя, Элейн и Джона?

– Скотт Ковей.

– Хорошо. Я предупредил его, что должен иметь возможность связаться с ним в любое время. Он рассказывал об обыске?

– Только то, что это было назойливо, но не беспокойно.

– Хорошо. А как ты, милая?

Я просто прекрасно, подумала Менли. Я вообразила, что мой мертвый ребенок зовет меня. И я позволила Ханне плакать полчаса, пока искала его.

– Прекрасно, – ответила она.

– Почему‑ то у меня чувство, что ты что‑ то скрываешь?

– Потому что ты хороший юрист, обученный искать скрытый смысл, – Менли принужденно рассмеялась.

– Никаких приступов?

– Я же сказала, что я в порядке.

Она старалась, чтобы в голосе не прозвучали раздражение или страх. Адам всегда видел ее насквозь. Она попыталась переменить тему.

– Обед был очень приятный, но, Адам, когда Джон произносит слова «Это напоминает мне историю…», беги в горы. Он все говорит и говорит.

Адам хмыкнул.

– Лейн, должно быть, влюбилась. Иначе она бы не потерпела. В аэропорту в пять.

– Я там буду.

После того, как Менли выкупала, накормила Ханну и посадила ее в манеж, она позвонила психиатру в Нью‑ Йорк, которая лечила ее от посттравматического стрессового расстройства.

– У меня небольшие неприятности, – сказала она, стараясь говорить будничным голосом.

– Расскажите мне.

Осторожно подбирая слова, Менли рассказала доктору Кауфман о пробуждении, вообразив, что слышит звук поезда, думая, что слышит, как ее зовет Бобби.

– И вы решили не брать Ханну, когда она плакала?

Она старается выяснить, не испугалась ли я, что могу причинить вред ребенку, подумала Менли.

– Я так дрожала, что боялась не удержать ее, если возьму на руки.

– Она плакала?

– Вопила.

– Это очень раздражало вас, Менли?

Она помолчала, потом прошептала:

– Да. Я хотела, чтобы она перестала.

– Понятно. Думаю, нам лучше увеличить дозу лекарств. Я сократила ее на той неделе, но, может быть, чересчур быстро. Я перешлю его вам экспресс‑ почтой, потому что не могу прописывать лекарства по телефону за пределами штата.

Я могла бы послать ее в офис Адама, подумала Менли. Он мог бы привезти его. Но мне не хочется, чтобы Адам знал о моем разговоре с доктором.

– Не помню, давала ли я вам здешний адрес, – сказала она спокойно.

Повесив трубку, Менли подошла к столу. Вчера, после ухода Джен Палей она быстро просмотрела папку Фоби Спрэгью с рисунками, разыскивая портрет капитана Эндрью Фримена. Сейчас она потратила несколько часов, просматривая все папки в поисках этого портрета, но так и не смогла найти.

Менли сравнила свой рисунок с тем, что принесла Джен. Черта за чертой, это было полное совпадение. Единственная разница в том, что рисунок из библиотеки изображал капитана за штурвалом корабля. «Откуда я узнала, как он выглядел? » – снова спрашивала она себя.

Менли потянулась за альбомом. Образ Мегитабель жил в ее воображении, требуя воплощения. Разметанные ветром каштановые волосы до плеч; нежное сердцевидное личико; большие темные глаза; маленькие ручки и ножки; улыбающиеся губы; голубое льняное платье с длинными рукавами, высоким воротом и кружевным жабо, юбка, отнесенная ветром в сторону.

Она рисовала быстрыми уверенными штрихами, ее умелые пальцы искусно переносили образ на бумагу. Когда она закончила, то приложила рисунок к принесенному Джен и поняла, что сделала.

На рисунке из Брустерской библиотеки из‑ за фигуры капитана был виден след развевающейся юбки. Менли схватила увеличительное стекло. Маленькие пятнышки на рукаве капитана, как показывал рисунок из Брустера, были кончиками пальцев – пальцев Мегитабель. Стояла ли она рядом с мужем на корабле, когда неизвестный художник рисовал его почти триста лет назад? Выглядела ли так, как я представляю ее себе, думала Менли.

Ханна гукала и дергала мать за волосы и когда Менли осторожно отводила маленькие пальчики, ее поразила одна мысль: прошлой ночью, когда я проснулась от грохота поезда, Ханна плакала.

– Поезд тоже разбудил тебя? – воскликнула она. – Вот почему ты была такой перепуганной? О, Ханна, что происходит с нами? Каким безумием ты заражаешься от меня?

Окружной прокурор Роберт Шор проводил совещание в конференц‑ зале своего офиса в здании Барнстейблского окружного суда. Он сидел во главе стола, по бокам – медицинский эксперт, детективы и эксперты. Нэта Кугана он посадил напротив себя, отдавая должное проделанной им работе.

– Что у нас есть? – спросил Шор и кивнул Нэту, чтобы тот изложил факты.

Шаг за шагом, Нэт представил факты, в том порядке, в котором их собрал.

Следующим был медицинский эксперт.

– Тело повреждено морскими стервятниками. Вас особенно интересует состояние ее рук. Кончики пальцев обеих рук отсутствуют, что естественно. Это одно из первых мест, которое атакуют крабы. В остальном пальцы на левой руке не тронуты. Узкое золотое кольцо, обручальное, было на безымянном пальце.

Он поднял фотографию вскрытия.

– У правой руки другая история. Помимо отсутствующих кончиков пальцев, безымянный палец обглодан до кости между суставом и ладонью. Считаю, что палец был поврежден, кровь из раны поднялась на поверхность и привлекла стервятников.

– Муж заявил, что утром того дня, когда она умерла, Вивиан крутила и поворачивала изумрудное кольцо, пытаясь его снять, – сказал Нэт. – Могло это привести к травме?

– Да, но она должна была бы дергать его очень сильно.

Окружной прокурор Шор взял снимок из рук медицинского эксперта.

– Муж допускает, что она была с изумрудом на лодке, но заявляет, что она, должно быть, переодела его на другую руку. Если оно было свободно, могло оно соскользнуть в воду?

– Конечно. Но оно никогда бы не соскользнуло из‑ за сустава на правой руке. Но есть еще кое‑ что, – медицинский эксперт поднял второй снимок. – От ее правой лодыжки осталось немного, но есть следы, похожие на след от веревки. Возможно, что в какой‑ то момент ее связали и даже протащили значительное расстояние.

Шор наклонился вперед:

– Намеренно?

– Трудно сказать.

– Поговорим о содержании алкоголя в ее организме.

– По стекловидному телу, или, как говорят неспециалисты, по глазной жидкости и крови мы определили, что она выпила эквивалент трех стаканов вина. Ее бы записали «под градусом», если бы она сидела за рулем.

– Другими словами, – сказал Шор, – она не должна была нырять с аквалангом в таком состоянии, но закона, запрещающего это, нет.

Два эксперта из группы береговой охраны в Вудс‑ Хоул были следующими. Один принес морскую карту, которую установили на подставке. Показывая указкой, он представил свои соображения.

– Если она исчезла здесь, – он указал на точку в миле от острова Мономой, – ее тело прибило бы к Вайнярду и было бы обнаружено где‑ то здесь, – он опять показал место на карте. – Есть другой вариант: из‑ за сильных течений, вызванных штормом, ее могло бы принести к побережью Мономоя. Единственное место, где она не должна была быть, это то место, где ее нашли, в Стейдж‑ Харбор. Если только, – заключил он, – ее не зацепило рыбачьей сетью и не притащило туда, что также возможно.

Эксперт по подводному снаряжению расправил акваланг, который был на Вивиан в день ее гибели.

– Снаряжение достаточно изношенное, – заметил он. – Разве она не была богата?

– Думаю, что могу это объяснить, – сказал Нэт. – Вивиан преподнесла мужу новое снаряжение в качестве свадебного подарка. Он говорит, что она хотела использовать его старое, чтобы посмотреть, понравится ли ей нырять. Если бы понравилось, она купила бы себе самое модное, как у него.

– Разумно, я полагаю.

Обсуждалась возможная связь Тины со Скоттом Ковеем, причем окружной прокурор играл роль адвоката дьявола.

– Тина теперь обручена? – спросил он.

– Да, со своим старым ухажером, – ответил Нэт, затем рассказал о впечатлении, которое произвел на него Фреди Хендин. Следующим, о чем он рассказал, были масляные пятна на полу в гараже Скотта Ковея.

– Я бы сказал, что это очень слабая улика, – признал Нэт. – Хороший адвокат, а Адам Николс один из лучших, сможет это разрушить.

Записи, изъятые при обыске дома Ковея, были выложены на стол.

– Ковей определенно выполнил домашнее задание, – признал Шор. – Здесь ничего нет. А что о Вивиан? Где она держала личные бумаги?

– В своем сейфе, – ответил Нэт.

– И муж не имел к нему доступа?

– Нет.

В заключение совещания все неохотно согласились, что, основываясь на имеющихся фактах, будет почти невозможно получить согласие большого жюри на предъявление обвинения Скотту Ковею.

– Я позвоню судье Маррону в Орлеан и попрошу назначить слушание, – решил Шор. – Таким образом, все факты станут известны общественности. Если он решит, что у нас достаточно фактов, то найдет проявление преступной небрежности или преступления и тогда мы созовем большое жюри.

Он потянулся.

– Джентльмены, неформальное голосование. Забудьте, что примет во внимание жюри, а что нет. Если бы мы голосовали, виновен или нет Скотт Ковей, что бы вы сказали?

Он пошел вокруг стола. Один за другим все тихо роняли:

– Виновен… Виновен… Виновен… Виновен… Виновен… Виновен… Виновен.

– Виновен, – решительно заключил Шор. – Это беспристрастно. Мы, может быть, не в состоянии пока доказать это, но мы все убеждены, что Скотт Ковей убийца.

Клиентка Адама, Сьюзен Поттер, тихо плакала, сидя напротив него в кабинете в юридической фирме «Николс, Стрэнд и Миллер» на Парк Авеню. Двадцати восьми лет, пухленькая, с темно‑ рыжими волосами и сине‑ зелеными глазами, она была бы очень привлекательна, если бы черты лица не были искажены страхом и напряжением.

– Я просто чувствую, что не смогу снова пройти через это, – сказала она. – Я так благодарна вам, что я не в тюрьме, но мысль, что я могу снова попасть туда…

– Вы не попадете, – сказал ей Адам. – Но, Сьюзен, поймите, вы не должны вступать в контакты с семьей Курта. Бросайте трубку, если его родители звонят вам. Их цель заставить вас сказать что‑ нибудь, что они смогли бы интерпретировать как угрозу.

– Я понимаю, – женщина поднялась, чтобы уйти. – У вас отпуск, а вы второй раз приезжаете из‑ за моего дела. Надеюсь, вы понимаете, как я ценю это.

– Когда мы вызволим вас совсем, тогда я приму слова благодарности.

Адам вышел из‑ за стола и проводил ее до двери. Сьюзан посмотрела на него.

– Каждый день я благодарю Господа за то, что вы ведете мою защиту.

Адам увидел в ее глазах благоговение.

– Держитесь молодцом, Сьюзен, – сказал он будничным голосом.

Его пятидесятилетняя секретарша Рода сидела в приемной. Она последовала за ним в кабинет.

– Честное слово, Адам, вы повергаете ниц всех дам. Все ваши клиентки кончают тем, что влюбляются в вас.

– Перестаньте, Рода. Юрист похож на психиатра. Большинство клиентов влюбляется в своего врача на какое‑ то время. Это синдром прислоненной руки.

Его слова еще звучали, когда он подумал о Менли. У нее очередной приступ, он уверен в этом. Он мог уловить малейшее напряжение в ее голосе, так же ясно, как кто‑ нибудь с абсолютным музыкальным слухом может определить фальшивую ноту. Это было частью его профессионального мастерства, причиной его успеха как юриста. Но почему она не хочет говорить об этом? Насколько сильный был приступ – или приступы? Адам терялся в догадках.

Вдовья дорожка. Единственный путь к этому хлипкому насесту был по узкой неудобной лестнице. Предположим, что она попытается подняться туда с Ханной и у нее закружится голова. Предположим, что она уронит ребенка.

Адам почувствовал, как сжало горло. Воспоминание о том, как Менли смотрела на Бобби в гробу, преследовало его. Ее рассудок не вынесет потери Ханны.

Он знал, что ему придется сделать. Адам неохотно набрал номер телефона психиатра своей жены. Его сердце упало, когда доктор Кауфман сказала:

– О, Адам, я никак не могла решить звонить вам или нет. Не знала, что вы в городе. Когда вы возвращаетесь на Кейп?

– Сегодня днем.

– Тогда я перешлю Менли ее новое лекарство через вас.

– Когда вы разговаривали с Менли? – поинтересовался он.

– Сегодня, – тон доктора изменился. – Вы не знали об этом? Адам, почему вы звоните мне?

Он рассказал ей о своих опасениях о том, что у Менли приступы расстройства, о которых она не говорит ему. Доктор молчала.

Потом Адам рассказал, как няня видела Менли на вдовьей дорожке, и что Менли отрицала свое нахождение там.

– С ней была Ханна?

– Нет. Ребенок был с няней.

После долгой паузы доктор осторожно сказала:

– Адам, я не думаю, что Менли следует оставаться одной с Ханной и, мне кажется, вам следует привезти ее в Нью‑ Йорк. Мне хочется поместить ее на короткое время в больницу. Лучше подстраховаться. Нам не нужно больше трагедий в вашей семье.

Эми провела день с друзьями на Носет‑ Бич. С одной стороны, было приятно побыть с ними. Однако с другой стороны она копила деньги за работу няней на покупку нового автомобиля, и ей все еще не хватало до требуемой суммы. Отец обещал заплатить половину, но надо собрать остальное.

– Конечно, я мог бы просто дать тебе на машину, – часто говорил отец, – но вспомни, что говорила мама: «Ценишь только то, что заработал сам».

Эми помнила. Она помнила все, что говорила мать. Мама была совсем не похожа на Элейн, думала Эми. Большинство людей назвали бы ее некрасивой: без макияжа, без модных нарядов, без манерности. Но она была настоящей. Эми вспоминала, что когда папа рассказывал свои закрученные истории, она всегда огорченно говорила: «Джон, дорогой, ближе к сути». Она не смеялась, как Элейн, как будто он был знаменитым комиком или кем‑ то вроде этого.

Вчера Эми поняла, что миссис Николс рассердилась на нее. Теперь она понимала, что ей не следовало рассказывать отцу о том, что она видела миссис Николс на вдовьей дорожке, и о том, что Менли отрицала, что была там. Конечно, отец рассказал все Элейн, а та рассказала мистеру Николсу, – она была в комнате, когда Элейн звонила ему.

Но Эми беспокоила одна вещь. Когда вчера она была в доме, миссис Николс была одета в шорты и белую рубашку. Но у нее было впечатление, что на вдовьей дорожке Менли была в длинном платье.

Это озадачило Эми и заставило внезапно засомневаться в миссис Николс. Она слышала, как Элейн говорила отцу, что миссис Николс, возможно, на грани нервного срыва.

Но что, если миссис Николс права и это только оптический мираж из‑ за металла на трубе камина? Когда она подумала об этом, то вспомнила, что всего через несколько минут после того, как она увидела ту фигуру, миссис Николс вышла из дома, одетая в шорты и рубашку.

Вся эта история какая‑ то жуткая и таинственная, подумала Эми. Или я, может быть, слишком наслушалась историй о Ремембер‑ Хаус, и мне, как и Керри Белл кажется, что я вижу всякую всячину.

Эми хотелось объясниться с миссис Николс. Она посмотрела на часы. Четыре часа. Да, она позвонит.

Миссис Николс ответила на первый же звонок. Она была запыхавшейся и очень торопилась.

– Эми, извини, сейчас не могу разговаривать. Я еду в аэропорт и Ханна уже в Машине.

– Мне так неловко, вы подумали, что я болтаю о вас, – мялась Эми. – Я не думала это делать. Что я хочу сказать, видите ли…

Она попыталась рассказать о платье.

– Вы вышли из дома прямо сразу.

Потом она замолчала. Перед тем как миссис Николс заговорила, прошла долгая пауза.

– Эми, я рада, что ты позвонила. Спасибо.

– Мне действительно не хватает работы у вас. Извините меня.

– Все в порядке, Эми. Ты сможешь прийти завтра? Я должна поработать с данными, которые взяла у миссис Спрэгью, и ты мне понадобишься, чтобы присмотреть за Ханной.

Генри Спрэгью повел жену на прогулку вдоль их любимого пляжа, того, что в конце проходит перед Ремембер‑ Хаус. Было четверть седьмого, когда они увидели Адама и Менли с ребенком у кромки воды. Спрэгью остановились.

После обмена приветствиями, Адам предложил всем зайти в дом и выпить по стаканчику вина.

У Фоби был плохой день. После того, как она с Генри и Джен Палей вернулись от Скотта Ковея, Фоби была очень возбуждена. Она пошла в кабинет и стала искать свои папки, обвиняя Генри и Джен, что они украли их. Генри решил, что лучше показать их ей, чем снова объяснять, зачем они нужны Менли. И ему хотелось рассказать Адаму о разговоре со Скоттом.

Он принял предложение и они следом за Николсами прошли с пляжа в дом. Пока они шли по газону, Генри объяснил Менли, что хочет сделать.

Менли слушала с упавшим сердцем, молясь, чтобы Фоби не стала настаивать на возвращении своих материалов.

Но Фоби казалась лишь польщенной, увидев аккуратные стопки книг, папок и записей. Она любовно провела по ним пальцами, и ее муж и Николсы увидели, как проясняется ее лицо. Из глаз пропало рассеянное выражение.

– Я хотела рассказать вам историю, – пробормотала она, открывая папку с рисунками.

Менли увидела, что Фоби намерена посмотреть все рисунки. Когда Фоби дошла до нарисованных Менли, она подняла их и воскликнула:

– О, вы скопировали их с картины, которая была у меня, где Мегитабель вместе с Эндрью на корабле! Я никак не могла найти ее, думала, что потеряла.

Слава Богу, подумала Менли. Существует картина, которую я могла скопировать. С этим чертовым лечением я стала все забывать.

Фоби постояла минутку, изучая лицо Мегитабель. Она чувствовала, что ее снова затягивает темнота, что она снова потеряется в ней. Она страстно желала, чтобы рассудок не покидал ее. Ее муж любил ее, думала она, но не верил ей. Вот почему она умерла. Я должна предупредить жену Адама. Тот же план и для нее.

План! План! Она постаралась зацепиться за мысль, но это было бесполезно.

Мегитабель. Эндрью. Кто еще? Перед тем, как ее поглотила серая пелена, Фоби успела шепнуть Менли:

– Мегитабель невинна. Тобиас Найт. Ответ в папке «Мункусы».

В среду днем Карпентерам позвонил окружной прокурор. Они начали играть в гольф, но ушли после девятой лунки. Анна неважно себя чувствовала.

Грехем понимал, что было бы ошибкой давить на власти, открыто обвиняя Скотта Ковея в ответственности за смерть Вивиан. Пресса была в восторге от такой пикантной новости и выкладывала мельчайшие детали из жизни Вивиан, которые они могли раскопать.

Теперь бульварные листки описывали ее как «бедную богатую малышку», «отверженную», «бунтовщицу, курящую травку». Все мелочи частной жизни были извлечены и опубликованы на потеху и развлечение публики.

Анна была потрясена, унижена и ожесточена.

– Может, нам следовало оставить все как есть, Грехем? Мы не смогли бы вернуть ее, а теперь они разрушают память о ней.

По крайней мере, слушание прояснит дело, подумал Грехем, готовя пятичасовой мартини и вынося поднос в солярий, где отдыхала жена.

– Не рановато ли? – спросила она.

– Немного, – согласился он. – Только что позвонил окружной прокурор. Судья из Орлеана созывает слушание в понедельник днем.

Увидев ее беспокойство, он добавил:

– По крайней мере, тогда обстоятельства прояснятся. Слушание будет открытым и после всех представленных фактов судья примет решение: есть или нет доказательства убийства; доказательства небрежности; доказательства преступной небрежности.

– Предположим, что судья решит, что нет доказательств небрежности или убийства? – спросила Анна. – Значит мы напрасно прошли через все эту отвратительную огласку?

– Не напрасно, дорогая. Ты же знаешь.

Где‑ то в доме звонил телефон. Через минуту к двери подошла экономка с сотовым телефоном.

– Мистер Стивенс, сэр. Он сказал, что это важно.

– Это следователь страховой компании, работающий по делу Ковея, – сказал Грехем. – Я настаивал, чтобы меня немедленно информировали обо всем, что он выяснит.

Анна Карпентер наблюдала, как внимательно муж слушал и потом быстро задавал вопросы. Когда он положил трубку, то выглядел повеселевшим.

– Стивенс во Флориде, в Бока Ретон. Там, где Скотт провел последнюю зиму. Очевидно, его навещала там несколько раз яркая брюнетка по имени Тина. В последний раз она приезжала к нему за неделю до его свадьбы с Вивиан.

Как только Менли встретила Адама в аэропорту, у нее создалось впечатление, что его что‑ то беспокоит. Она поняла в чем дело, когда они ложились спать и он передал ей пакетик с лекарством от доктора Кауфман.

– Кто из вас позвонил? – спокойно поинтересовалась она.

– Я позвонил доктору, когда она пыталась решить, звонить ли мне.

– Мне кажется, что лучше поговорить об этом утром.

– Как хочешь.

Вот так же они ложились спать в течение года после смерти Бобби и перед ее беременностью Ханной, подумала Менли. Равнодушный поцелуй, а потом чувство отчаяния, разделяющее их лучше разделительной доски.

Она повернулась на бок и уткнулась лицом в ладонь. Разделительная доска. Странно, что ей пришло на ум это сравнение. Она только что наткнулась на описание этой черты быта времен первых колонистов. Зимой, когда молодые люди встречались, в доме бывало так холодно, что парочке разрешалось спать одетыми в одной постели, закутанными в одеяла и с длинной доской, укрепленной между ними.

Что сказала доктор Кауфман Адаму, мучилась Менли. Не решила ли она своим долгом рассказать ему о приступе, когда мне показалось, что я слышу поезд и зов Бобби?

Потом Менли замерла. Не сказала ли доктор Адаму, что плач Ханны беспокоил меня так, что я не доверяла себе прикоснуться к ребенку? Рассказал ли Адам доктору о вдовьей дорожке? Я не рассказывала ей о ней.

Доктор и Адам могут бояться, что я причиню вред Ханне, подумала Менли. Что они решили предпринять? Будут настаивать на постоянном присутствии няни, когда Адама нет дома?

Нет, подумала она, есть еще один ужасный вариант. С упавшим сердцем Менли осознала, что нащупала верный ответ. Адам отвезет ее в Нью‑ Йорк и доктор положит ее в психиатрическую больницу. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Я не могу существовать без Ханны. Это убьет меня.

Мне ведь лучше, сказала она себе. Я умудрилась переехать через железнодорожный переезд, когда отвозила Адама в аэропорт на этой неделе. Даже прошлой ночью, когда мне показалось, что меня зовет Бобби, я не потеряла контроль над собой. Я все‑ таки вернулась к Ханне. Я не обидела ее, а успокоила. И я хочу остаться здесь.

Осторожно, чтобы не потревожить Адама, Менли натянула одеяло до самой шеи. В более счастливые времена, проснувшись от холода, она просто скользнула бы в теплоту рук мужа. Но не теперь. Не при таких обстоятельствах.

Я просто не могу позволить, чтобы Адам увидел какой‑ то признак моей нервозности, сказала она себе. Утром мне надо сбить его с толку, сказав, что необходимо присутствие Эми целый день. Через день или два я должна сказать ему, насколько лучше я себя чувствую, что, может быть, доктор права и отмена лекарств была преждевременной.

В этом доме намного удобнее иметь няню. У меня не будет возникать ощущения, что она путается под ногами, как это было в квартире. И Ханне здесь хорошо.

Новая книга – это захватывающий проект. Работа всегда держала меня на плаву. Серия о Дэвиде с Эндрью, мальчике, который вырос и стал капитаном собственного корабля, могла бы стать моей лучшей книгой. Я чувствую это.

Я не верю в привидения, но рассказ Джен Палей о людях, утверждающих, что в их домах привидения, заинтересовал меня и, значит, заинтересует читателей. Будет отличная статья по истории Кейпа для «Тревел Таймс».

И я хочу рассказать историю Мегитабель. Фоби настаивает на ее невинности.

Бедную девочку осудили за прелюбодеяние, публично высекли, ее презирал собственный муж и у нее забрали новорожденное дитя. Достаточно сурово, если она была виновна, но совершенно непереносимо, если она была невинна. Мне хочется найти доказательство ее невиновности, если оно существует.

Чувствую ли я родство с ней, потому что мой муж вступил в сговор с моим врачом. Он считает меня неспособной заботиться о собственном ребенке. Он хочет разлучить меня с Ханной.

Это, должно быть, как со Скоттом Ковеем, сказала она себе. Люди смотрят, шепчутся, стараются найти способ запереть тебя. Улыбка скользнула по ее губам, когда она вспомнила, как за обедом прошлым вечером Скотт поднял брови и слегка подмигнул ей, когда они томились, пока Джон рожал одну из своих бесконечных историй.

Наконец Менли расслабилась и задремала. Она резко проснулась, не понимая сколько проспала. Ей надо посмотреть, укрыта ли Ханна. Когда она вставала с постели, Адам вскочил и резко спросил:

– Менли, ты куда?

Она постаралась ответить спокойно.

– О, я проснулась, потому что замерзла, и подумала, что надо посмотреть ребенка. Ты не спал, дорогой? Может, ты уже ходил смотреть, не раскрылась ли она?

– Нет, я спал.

– Я сейчас же вернусь.

В комнате опять пахло затхлостью. Ханна перевернулась и спала на животе, подняв попку и поджав под себя ноги. Одеяла валялись на полу. Тряпочные игрушки, обычно лежавшие на шкафу, были разложены в кроватке вокруг нее.

Менли быстро сунула игрушки на место, подобрала и встряхнула одеяла.

– Я этого не делала, Ханна, – шептала она, укрывая дочку, – я этого не делала.

– Что ты не делала, Менли? – раздался голос Адама от двери.

Утро во вторник было пасмурным и резкий холодный ветер заставил обитателей Чэтхэма разыскать в своих шкафах рубашки с длинными рукавами и пиджаки. Это был день, о котором помощница Элейн Мардж говорила, что «он придает ей бодрость».

Агентство получило новый список продаваемых домов и Элейн лично ходила по округе, фотографируя эти дома так, чтобы показать их с лучшей стороны. Она сама проявила и увеличила фото и накануне принесла их в контору.

Проснувшись и почувствовав прохладу в воздухе, Мардж решила пойти в офис пораньше и воспользоваться часом спокойствия, чтобы переоформить витрины. Она приехала туда в половине восьмого и начала убирать из витрин бывшие там снимки.

В десять минут девятого она закончила свою работу и, стоя на тротуаре, критически рассматривала результаты своих стараний. Очень мило, подумала она, восхищаясь полученным эффектом.

Фотографии были необыкновенно хороши и показывали владения в лучшем свете. Там был старый кейпский дом на Кокл‑ Кав‑ Ридж, очаровательный морской домик на Сэндз‑ Шуз‑ Лейн, такой же на Дип‑ Вотер‑ Лейн и дюжина других поменьше размерами, но не менее привлекательных владений.

Самым важным среди списка было поместье на самом берегу бухты Вичшир. Элейн нанимала фотографа, делающего съемки с воздуха, которого она всегда использовала для снятия панорамных снимков, специально для фотографирования этого владения. Мардж поместила это фото в центре витрины, в том месте, где висела обрамленная в раму аэрофотография Ремембер‑ Хаус.

Мардж услышала, как сзади зааплодировали. Она быстро обернулась.

– Я покупаю все, – сказала Элейн, вылезая из машины.

– Продано! – Мардж подождала, пока Элейн подошла и встала возле нее.

– Честно, что вы скажете?

Элейн изучила выставку.

– Думаю, они прекрасно выглядят. Полагаю, настало время выставить моего любимчика, снимок Ремембер‑ Хаус.

– Мне казалось, вы уверены, что Николсы собираются купить его.

Элейн прошла за ней в агентство.

– У меня впечатление, что с Менли Николс не все в порядке.

– Я никогда не встречалась с ней, – сказала Мардж, – но Адам Николс очень приятный человек. Я помню, каким грустным он приехал сюда в прошлом году и вы водили его повсюду. Он тогда снимал коттедж Спарка возле вашего дома, правда?

– Правильно, – Элейн нашла фото Ремембер‑ Хаус, прислоненное к стулу. – У меня идея, – сказала она. – Давайте пошлем его Скотту Ковею. Когда у него все утрясется, я не удивлюсь, если он останется на Кейпе, а они с Вивиан сходили с ума по этому дому. По крайней мере, так он не забудет об этом доме. Просто на случай, если Николсы не возьмут его.

– Но предположим, он не заинтересуется? Если дом вернется на рынок, вам не будет жаль, что у вас не осталось фотографии?

– У меня есть негатив. Я смогу сделать другие копии.

Элейн прошла к себе в кабинет. Мардж начала перекладывать фото, снятые с витрины, в переполненный альбом на столе в приемной. Звяканье колокольчика на входной двери возвестило о первом посетителе.

Это был посыльный из цветочного магазина. Он внес вазу с розами на длинных черенках.

– Для мисс Аткинс, – сказал он.

– Я и не воображала, что они для меня, – заметила Мардж. – Отнеси их ей. Ты знаешь дорогу.

После его ухода Мардж пошла восхититься цветами.

– Какие великолепные! Теперь это стало частым явлением. Но что это?

В букете была узкая лента с числом «106», нарисованным на ней.

– Я знаю, что вы еще не так стары, Элейн.

– Джон просто прелесть. Столько дней осталось до нашей свадьбы.

– Он романтик, и Бог свидетель, их осталось совсем немного. Элейн, вы думали о том, чтобы родить ребенка?

– У него уже есть один, а мне нравится думать, что Эми и я становимся ближе.

– Но Эми семнадцать. Она собирается в колледж. Было бы совсем по‑ другому, если бы она была ребенком.

Элейн засмеялась.

– Если бы она была ребенком, я не вышла бы за Джона. Я просто не настолько увлечена семейной жизнью.

Зазвонил телефон.

– Я возьму, – Элейн сняла трубку. – Агентство Аткинс по недвижимости, говорит Элейн Аткинс.

Она послушала.

– Адам! …Так плохо? Я имею в виду, что слушание звучит так страшно. Конечно, я дам показания. Встретиться с тобой за ланчем? Было бы прекрасно. В час? Увидимся!

Вешая трубку, она рассказала Мардж:

– Созывается слушание по делу о смерти Вивиан Ковей, что означает присутствие прессы. Поэтому у всех нас будет возможность посходить с ума по Скотту. – Она встала. – Где картинка Ремембер‑ Хаус?

– У моего стола, – показала ей Мардж.

– Давайте перешлем ее Скотту с записочкой.

Четким решительным почерком, она быстро набросала несколько предложений.

«Дорогой Скотт,

я только что узнала о слушании и рада возможности позволить узнать всему свету, как счастливы были вы и Вивиан в тот прекрасный день, когда смотрели Ремембер‑ Хаус. Вам так понравился вид, что мне захотелось, чтобы эта фотография напоминала вам об этом.

Ваша Элейн».

В четверг, в десять утра, когда поток завтракающих иссяк, Тина Арольди использовала свой пятнадцатиминутный перерыв, чтобы ворваться в офис «Вейсайд‑ Инн» и наброситься на секретаршу.

– Джин, что делал этот детектив, заглядывая под мою машину? – потребовала Тина.

– Не знаю, о чем ты, – запротестовала секретарша.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Не утруждай себя враньем. Его видели несколько человек.

– Зачем врать, – замялась Джин. – Детектив попросил меня показать твою машину, потом он вернулся и захотел узнать, отвечала ли ты когда‑ нибудь на заказы по телефону.

– Понятно.

Озабоченная, Тина вернулась на свое место в обеденном зале.

В начале второго она увидела, как в зал вошел Адам Николс с Элейн Аткинс, агентом по недвижимости, которая часто приводила своих клиентов в гостиницу.

Тина увидела, как Николс машет ей. Прекрасно. Он хочет, чтобы их обслуживала она. Их усадили за ее столик и она неохотно подошла к ним с блокнотом в руке.

Она была удивлена теплой улыбкой Адама. Он определенно привлекателен, подумала Тина, не сногсшибательно красив, но что‑ то в нем есть. Возникает чувство, что побыть с ним просто восхитительно. И он модный парень.

Только Николс, скорее всего, один из тех людей, которые милы только тогда, когда вы ему нужны.

Она холодно откликнулась на его приветствие и спросила:

– Вам принести что‑ нибудь из бара?

Они заказали по бокалу шардоне. Когда Тина отошла, Элейн спросила:

– Интересно, что сегодня с ней?

– Подозреваю, что она нервничает, боится, что ее потащат давать показания на слушании, – ответил Адам. – Ну, ей придется пройти через это. Окружной прокурор, конечно, вызовет ее повесткой, и я хочу быть уверенным, что Тина произведет хорошее впечатление.

Они заказали гамбургеры, поделили пополам полпорции репчатого лука.

– Хорошо, что я очень редко завтракаю с тобой, – сказала Элейн. – А то прибавила бы фунтов двадцать. Обычно я беру салат.

– Это как в старые добрые времена, – сказал ей Адам. – Помнишь, как после летней работы мы все нагружались консервами, садились на мою разболтанную моторку и называли это закатным плаванием?

– Я не забыла.

– Тем вечером в твоем доме среди нашей старой банды я почувствовал, как будто исчезли пятнадцать или двадцать лет, – сказал Адам. – Так действует на меня Кейп. И ты тоже, Лейн. Приятно иногда почувствовать себя ребенком.

– Ну, у тебя есть о чем волноваться. Как Менли?

Он заколебался.

– С ней все в порядке.

– Ты сказал это как‑ то очень неубедительно. Эй, ты разговариваешь со старым другом, Адам. Вспомнил?

Он кивнул.

– Я всегда мог поговорить с тобой. Доктор считает, что было бы лучше привезти Менли обратно в Нью‑ Йорк и поместить в больницу.

– Надеюсь, не в психиатрическую.

– Боюсь, что так.

– Адам, не пори горячки. Она выглядела потрясающе на вечеринке и на обеде. Кроме того, Джон сказал, что теперь Эми будет у вас целый день.

– Только поэтому я и смог приехать сюда. Менли хочет работать над книгой, я несколько дней должен пробыть в Нью‑ Йорке и она решила, что будет лучше на некоторое время нанять Эми на целый день.

– Тогда не думаешь ли ты, что следует оставить все как есть? Вечером‑ то ты дома.

– Наверное, так. Я имею в виду, что сегодня утром Менли была сама собой. Раскованная, остроумная, полная энтузиазма. Ты бы никогда не подумала, что у нее посттравматический стресс, фактически галлюцинации. Вчера она рассказала доктору, что ей показалось, как Бобби зовет ее. Она оставила Ханну плакать, пока обыскивала дом.

– О, Адам!

– Поэтому для ее же собственного блага и из‑ за безопасности Ханны, ее надо госпитализировать. Но пока Эми может быть у нас и мне приходится готовиться к слушанию, я подожду. Однако потом увезу Менли в Нью‑ Йорк.

– Сам тоже останешься там?

– Просто не знаю. Доктор Кауфман предупредила, что неделю или две Менли нельзя навещать. В Нью‑ Йорке чертовски жарко, а наша постоянная няня уехала. Если Эми поможет с Ханной днем, я могу позаботиться о ней ночью, так что смогу вернуться сюда, по крайней мере, на неделю.

Адам доел остатки гамбургера.

– Знаешь, если бы мы действительно хотели устроить все как в старые времена, то следовало бы пить из пивных банок вместо бокалов. Не важно, я хочу выпить кофе.

Он переменил тему.

– Так как слушание будет открытым, я могу дать тебе список людей, которых хочу вызвать в качестве свидетелей. Безусловно, окружной прокурор будет задавать им вопросы, пытаясь выставить Скотта в неприглядном свете. Давай подумаем, о чем могут спросить тебя.

Они допивали по второй чашке кофе, когда Адам удовлетворенно кивнул.

– Ты хороший свидетель, Элейн. Когда ты будешь отвечать, подчеркни, какой одинокой казалась Вивиан, когда купила дом, какой счастливой была на свадьбе; и поговори о том, как они с Ковеем искали новый дом и планировали завести ребенка. Будет очень неплохо позволить им узнать, что у Вивиан была больше, чем просто новоанглийская, бережливость. Это помогло бы объяснить, почему она не купила себе новое снаряжение для нырянья.

Когда Адам платил по счету, то посмотрел на официантку.

– Тина, вы кончаете работу в два тридцать? Я бы хотел поговорить с вами минут через пятнадцать после работы.

– У меня свидание.

– Тина, на следующей неделе вы получите повестку в суд. Я предлагаю обсудить ваши показания. Могу заверить вас, что судья поведет себя предвзято, так как считает вас причиной убийства Вивиан и даже может заподозрить, что вы принимали в нем участие. Быть соучастником убийства – это очень серьезно.

Тина побледнела.

– Я встречу вас у магазинчика напротив книжного магазина «Желтый зонтик».

Адам проводил Элейн до ее агентства.

– Эй, – воскликнул он, посмотрев на витрину, – где картинка с моим домом?

– Твоим домом?

– Ну, может быть. Просто не забудь, что у меня есть право выбора, которым я могу воспользоваться.

– Извини. Я отправила картину Скотту. Мне приходится подстраховываться. Если не купишь ты, есть неплохой шанс, что это может сделать он. И Джен Палей могла бы использовать деньги. Они с Томом всадили уйму средств в реставрацию дома. Я сделаю для тебя копию снимка. Я даже вставлю его в хорошую раму.

– Ловлю на слове.

Тина явно защищалась, когда заговорила с Адамом.

– Послушайте, мистер Николс, у меня хороший друг. Фреду не понравится, что я буду свидетелем в этом деле.

– Фред не сможет возражать. Но он мог бы помочь вам.

– Что вы имеете в виду?

– Он может подтвердить, что вы встречались прошлым летом, потом разошлись из‑ за Скотта; что вы снова сошлись и теперь собираетесь пожениться.

– Мы не сразу сошлись. Я встречалась с другими парнями прошлой зимой.

– Это не важно. Дело в том, что мне хотелось бы поговорить с Фредом и решить, будет ли он хорошим свидетелем.

– Я не знаю…

– Тина, пожалуйста, поймите меня правильно. Чем быстрее имя Скотта очистится от подозрений, тем лучше и для вас.

Они сидели за одним из маленьких столиков у магазинчика вод. Тина играла с соломинкой в своем бокале содовой.

– Этот детектив заставляет меня нервничать, – выпалила она. – Вчера он осмотрел мою машину.

– Это то, что мне надо знать, – быстро сказал Адам. – Что он искал?

Тина пожала плечами.

– Не знаю. Я скоро избавлюсь от нее. Чертова штуковина течет как решето.

Когда они расставались, Адам взял телефон Фреда, но обещал не звонить до вечера, пока у Тины не будет возможности объяснить ему, что происходит.

Адам сел в фургон и несколько минут сидел задумавшись. Потом потянулся к телефону и набрал номер Скотта Ковея. Когда Ковей снял трубку, Адам кратко бросил ему:

– Я еду к вам.

Фоби провела беспокойную ночь. Несколько раз ночные кошмары заставляли ее вскрикивать во сне. Один раз она закричала:

– Я не хочу идти туда! – Другой раз она простонала: – Не делайте это со мной!

Наконец, на рассвете, Генри удалось уговорить ее принять сильное снотворное, и она погрузилась в тяжелый сон.

За одиноким завтраком Генри пытался определить, что могло так огорчить жену. Вчера она казалась расслабленной, когда они гуляли по пляжу. Ей явно понравилось посещение Адама и Менли в Ремембер‑ Хаус. Она была рада увидеть свои материалы и абсолютно сознательно сказала Менли, что ответ в папке «Мункусы». Какой ответ? Что она имела в виду? Ясно, что какой‑ то аспект ее исследований всплыл у нее в памяти и она пыталась рассказать о нем. И она была в ясном уме, когда разговаривала о рисунке Менли, изображавшем капитана Фримена и Мегитабель.

Генри принес свой кофе в кабинет Фоби. Он получил письмо от директора дома для престарелых, с перечислением вещей, которые Фоби может взять с собой. Директор также написал, что семейные реликвии помогают прояснению сознания у больных болезнью Альцгеймера. [5] Мне надо выбрать, что запаковать для нее, подумал он. Посмотрю здесь.

Как всегда, когда Генри сидел за столом жены, воспоминания о счастливо прожитых днях нахлынули на него. После ухода Фоби с преподавательской работы, она проводила каждое утро здесь, погруженная в свои исследования, работая так же много, как он предполагал, работает Менли Николс.

Подожди‑ ка минутку, вспомнил Генри. Та картина капитана с женой, о которой говорила вчера Фоби, была в самой большой папке. Ее он не давал Менли. Я и не знал, что существует еще одна картина, изображающая их вместе. Кажется, в той папке много других материалов о Фримене и Ремембер‑ Хаус, подумал он.

Генри осмотрел комнату, включая книжные полки от пола до потолка и столик у дивана. Потом он вспомнил – конечно, угловой сервант.

Подошел к нему. На открытых полках тонкой старинной работы стояли редкие образцы раннего сэндвичского стекла. Он вспомнил, с какой любовью Фоби собирала их, и решил, что несколько из этих вещиц следует дать ей с собой.

Шкаф под полками был забит книгами, папками и брошюрами. Я и не знал, что у нее здесь столько вещей, удивился Генри. В ужасном беспорядке он умудрился отыскать нужную папку, а в ней рисунок капитана Фримена и Мегитабель.

Она стояла чуть позади мужа, как будто он прикрывал ее от ледяного ветра. Его лицо было сильным и твердым, ее нежным и улыбающимся; ее руки легко лежали у него на рукаве. Неизвестный художник уловил единение между ними. Можно сразу сказать, что они любят друг друга, подумал Генри.

Он просмотрел папку. Несколько раз слово «Мункусы» попадалось ему на глаза. Возможно, Фоби хотела, чтобы Менли прочитала именно это, решил он.

– О, вот где я оставила куклу?

На пороге стояла Фоби с растрепанными волосами в ночной рубашке, чем‑ то испачканной. Генри вспомнил, что оставил микстуру на тумбочке.

– Фоби, ты не выпила еще лекарства? – обеспокоенно спросил он.

– Лекарство? – удивилась она. – Не думаю.

Она пошла к шкафу и присела на корточки рядом с Генри.

– Вот куда я положила куклу из Ремембер‑ Хаус, – сказал она взволнованным и удовлетворенным голосом.

Сначала Фоби вытащила из шкафа бумаги и бросила их на пол. Потом потянулась в глубь шкафа и вытащила старинную куклу, одетую в длинное желтое ситцевое платье. Отделанный кружевом чепчик с атласными лентами обрамлял нежное красивое фарфоровое личико.

Фоби уставилась на нее и нахмурилась. Потом отдала куклу Генри.

– Она принадлежит Ремембер‑ Хаус, – рассеянно сказала она. – Я хотела вернуть ее, но забыла.

После ланча Эми села перед коляской, играя с Ханной.

– Хлоп, хлоп, пока папа не придет, он несет денежки на хлеб, а у мамы их нет, – напевала она, складывая вместе ладошки ребенка.

Ханна взвизгивала от восторга и Менли улыбнулась.

– Весьма антиженская детская песенка, – заметила она.

– Знаю, – согласилась Эми. – Но она запала мне в память. Мама часто пела ее, когда я была маленькой.

Бедный ребенок, она часто вспоминает мать, подумала Менли. Эми приехала ровно в девять утра, почти трогательно радуясь своему возвращению. Менли поняла, что ее отношение отражает больше, чем просто желание заработать деньги. Она искренне обрадовалась возможности быть у них целый день.

– Моя мама утверждает, что старалась не петь для нас, – заметила Менли, оттирая раковину. – Она совсем не музыкальна и боялась передать свой плохой слух мне и брату. Но передала.

Менли сполоснула раковину водой.

– Честно, от Хильды не много пользы, – пожаловалась она. – Та уборщица, которая как раз уезжала, когда мы только сюда приехали, оставила все сверкающим. Мне бы хотелось, чтобы она вернулась.

– Элейн была от нее в ярости.

Менли обернулась и посмотрела на Эми.

– Почему?

– О, я не знаю, – поспешно сказала Эми.

– Эми, я знаю, что ты знаешь, – произнесла Менли, чувствуя, что это может быть важным.

– Ну, просто Керри Белл напугалась в утро вашего приезда. Она сказала, что слышала наверху шаги, но там никого не было. Потом, когда она вошла в детскую, колыбель качалась сама по себе, по крайней мере, так утверждает Керри. Элейн сказала, что это странно и что она не хочет распространения подобных историй о доме, который выставлен на продажу.

– Понятно, – Менли пыталась скрыть свое волнение. Нас уже трое, подумала она. Эми, Керри Белл и я.

– Ты знаешь, как можно связаться с Керри? – спросила она.

– Конечно. Она убирается у нас целую вечность.

Менли достала лист бумаги и записала телефон, который ей дала Эми.

– Я узнаю, не сможет ли она снова приходить и попрошу Элейн уволить Хильду.

Так как было еще прохладно, они решили, что Эми закутает Ханну и погуляет с ней в коляске.

– Ханне нравится смотреть, что происходит, – улыбнулась Эми.

И нам тоже, подумала Менли, усаживаясь за стол и беря папку «Мункусов». Она немного посидела, уставившись в пустоту. Этим утром Адам не затруднил себя подбором слов.

– Менли, – сказал он, – я уверен, что если ты позвонишь доктору Кауфман, то выяснишь, что она согласна со мной. Пока у тебя такие сильные нервные приступы и галлюцинации, я вынужден настаивать, чтобы Эми находилась с тобой и Ханной, когда меня нет.

Менли вспомнила усилие, с которым подавила гневный ответ. Вместо этого она просто заметила, что это именно ей принадлежит идея оставить Эми, поэтому ему не стоит так переживать. Даже тогда Адам ждал приезда Эми и сразу бросился к ней поговорить. После чего заперся в библиотеке, готовясь к слушанию. Он уехал в половине первого, сказав, что вернется к вечеру.

Муж разговаривал наедине с Эми, потому что не доверяет даже моему слову, думала Менли. Потом она отбросила эти мысли и решительно погрузилась в работу.

Долгое время она пыталась найти смысл в документах из папки, готовя собственные записи, которые делала на основании данных Фоби Спрэгью.

Менли перечитала написанное.

Пятнадцать миль коварных течений, тупиковых проливов и подвижных мелей представляли собой побережье Чэтхэма, которое стало местом гибели множества кораблей. Они разбивались на куски в буранах и штормах или натыкались на отмели, ломая свои корпуса, и тонули в бурных водах.

«Мункусы» – так называли грабителей кораблей, терпящих бедствие. Они подплывали на своих небольших лодках к погибающему кораблю с ломами, топорами и пилами, полностью очищая корабль не только от груза, но и от дерева и железа. Бочки и сундуки, товары для дома перебрасывались через борт в ожидающие суденышки.

Даже состоятельные люди не брезговали мародерством. Менли наткнулась на записи Фоби о священнике, который в середине проповеди выглянул в окно, увидел тонущий корабль и немедленно оповестил свою общину об этом радостном событии.

– Лодки на воду! – завопил он и бросился из зала наперегонки с прихожанами‑ стервятниками.

Еще одна история, записанная Фоби, о священнике, который, получив записку о тонущем судне, приказал прихожанам преклонить головы в молчаливой молитве, в то время как сам побежал за добычей. Вернувшись через пять часов, успев спрятать награбленное в надежном месте, он нашел свою послушную усталую паству с затекшими шеями на том же месте.

Прелестные истории, подумала Менли, но при чем здесь Тобиас Найт? Она продолжала читать и через час наткнулась на упоминание его имени. Запись говорила о нем как обвинителе «грабительской шайки, которые дочиста ограбили груз муки и рома с севшей на мель шхуны „Ред Джекет“, лишая королеву ее имущества».

Тобиаса назначили ответственным за это расследование. Но об успехе или провале его миссии не было ни слова.

Но какая связь с Мегитабель? Капитан Фримен определенно не был мародером.

И тогда она нашла другое упоминание о Тобиасе Найте. В 1707 году были выборы по его замещению в качестве члена городского управления и податного чиновника и назначению Сэмюэля Тукита завершить строительство овчарни, которое начал Тобиас Найт. Причина: «Тобиас Найт не появляется больше среди нас к большому ущербу для общины».

Фоби Спрэгью заметила: «Возможно, „большой ущерб“ заключался в том, что они уже оплатили ему за строительство овчарни. Но что с ним произошло? Записи о его смерти нет. Уехал ли он, чтобы его не привлекли к военной службе? Шла „война королевы Анны“, война с французами и индейцами. Или его исчезновение связано с королевским расследованием, которое было начато двумя годами ранее? Королевское расследование! Это новый поворот. Тобиас Найт, должно быть, был тем еще типом. Он бросил Мегитабель на произвол судьбы. Он вел розыск по пропаже имущества с „Ред Джекет“, что означало расследование среди горожан, а потом исчез, оставляя недоконченным строительство овчарни».

Менли встала и взглянула на часы. Уже половина третьего. Эми была одна с ребенком почти два часа. Озабоченная, Менли вскочила, подошла к кухонной двери и почувствовала облегчение, увидев, как коляска только что повернула на грунтовую дорогу, обозначавшую границу их участка.

Когда я только не буду так волноваться о Ханне, подумала она.

Прекрати эти мысли, предупредила себя Менли. Ты даже не взглянула на океан, как встала с постели, укорила она себя. Посмотри на него. Он всегда хорошо на тебя действует.

Менли прошла из общей комнаты в главный зал и открыла передние окна, наслаждаясь порывами воздуха, пропитанного солью. Взбаламученная сильным ветром вода покрылась множеством белых барашков. Хотя она понимала, что на пляже должно быть холодно, ей вдруг страстно захотелось пройтись по песку и ощутить воду вокруг своих лодыжек. Как Мегитабель относилась к этому дому? Менли уже представляла, как напишет:

«Они вернулись из плавания в Китай и обнаружили, что дом построен. Они осмотрели его, комнату за комнатой, замечая и колонны, и балки, и панели, прекрасное оформление каминов из кирпичей, которые Эндрью купил в Западном Барнстейбле, пилястры и резьбу, которые украшали входную дверь, с ее перекрещенными панелями.

Они пришли в восторг от света, проникающего через веерообразное окно, которым они восхищались в Лондоне, как оно окрашивает переднюю. Потом спустились по покатым ступеням на берег, чтобы посмотреть на дом с пляжа.

– Тобиас Найт прекрасный строитель, – заметил Эндрью, когда они стояли, разглядывая дом. Вода обрызгала юбку Мегитабель. Она подобрала ее и перешла на сухой песок, сказав:

– Мне нравится чувствовать воду на лодыжках.

Эндрью рассмеялся.

– Вода холодная, а ты носишь ребенка. Думаю, что это нежелательно».

– Миссис Николс, с вами все в порядке?

Менли резко обернулась. На пороге стояла Эми с Ханной на руках.

– О, конечно, все хорошо. Эми, тебе придется простить меня. Когда я пишу или рисую, я в другом мире.

Эми улыбнулась.

– Так же профессор Спрэгью объясняла писательство, когда приезжала к маме.

– Твоя мама и профессор Спрэгью были друзьями? Я не знала этого.

– Моя мама и отец входили в фотоклуб. Они были хорошими фотолюбителями. Конечно, мой отец все еще неплохо фотографирует. Они познакомились с профессором Спрэгью в клубе и очень подружились, – голос Эми изменился. – Это там отец познакомился с Элейн. Она тоже член клуба.

У Менли пересохло горло. Ханна шлепала ладошками по лицу Эми. Но она видела Эми не такой, какой она стояла перед ней. Стройнее. Не такую высокую. Ее светлые волосы – потемнее, лицо небольшое в форме сердца. Улыбка нежная и печальная, когда она целует головку ребенка и качает его на руках. Вот так она нарисует Мегитабель в те недели между рождением ребенка и тем днем, когда она потеряла дочь.

Эми передернуло.

– Здесь очень холодно, правда? Ничего, если я приготовлю чай?

Когда Адам приехал к Скотту, то нашел хозяина моющим из шланга пол в гараже. Он нахмурился, когда увидел, что Ковей смывает масляное пятно.

– Вы очень деятельны, – заметил он.

– Да нет. Я собирался сделать это давно. Вив училась на курсах по ремонту автомобилей пару лет назад и воображала себя механиком. У нее был старенький «кадди» и ей приходилось самой заливать бензин и менять масло.

– У старого «кадди» подтекало масло? – быстро поинтересовался Адам.

– Не знаю, подтекало или это Вив проливала половину масла. Она всегда парковалась на этом месте. «БМВ» она купила после свадьбы.

– Понятно. Вы случайно не знаете, сфотографировали полицейские пол в гараже, когда были здесь?

Скотт удивился.

– Что это означает?

– Вчера детектив Куган осмотрел машину Тины. У нее подтекает масло.

Скотт резко выключил воду и бросил шланг.

– Адам, вы понимаете, чем все это может для меня кончиться? Я схожу с ума. Я должен сказать, что как только кончится слушание, я выметаюсь отсюда. Пусть думают, что хотят. Они ведь все равно будут думать.

Потом он тряхнул головой, как будто очищал ее.

– Извините. Мне не следовало переносить все на вас. Пошли в дом. Здесь холодно. Я думал, что август считается лучшим месяцем года на Кейпе.

– Другой, когда не так холодно, как сегодня. Я не видел здесь погоды, против которой очень бы возражал, – мягко проговорил Адам.

– Извините меня еще раз. Адам, мне надо поговорить с вами.

Скотт резко повернулся и вошел в дом.

Адам отказался от пива, и пока Скотт ходил за пивом себе, не тратил зря время, внимательно изучая гостиную. Она явно нуждалась в хорошей уборке, но это могло быть результатом обыска. Полиция не славится восстановлением нарушенного порядка, когда приходит с обыском.

Но было что‑ то еще, что заметил Адам. Пустота в комнате, безликость. Нигде не было ничего личного, ни фотографий, ни книг, ни журналов. Мебель не была старой, но не была ни привлекательной, ни хорошо расставленной. Адам вспомнил, как Элейн говорила, что Вивиан купила дом с обстановкой. В комнате не было следов деятельности Вивиан и если личность Скотта Ковея была отражена в комнате, Адам безусловно не смог это обнаружить.

Он вспомнил общую комнату в Ремембер‑ Хаус. За прошедшие две недели Менли создала гостеприимную атмосферу и сделала это без видимых усилий. На подоконнике выстроились яркие герани. Огромное салатное блюдо наполнено фруктами. Она перенесла качалку из маленького зала и поставила ее у камина. Плетеная корзина, в которой наверняка носили дрова, служила для газет и журналов.

Менли от природы была создательницей домашнего уюта. Адам с неловкостью вспомнил, как бросился предупреждать Эми, чтобы она оставалась до его возвращения. Менли не отошлет Эми домой, говорил он себе. Она также обеспокоена этими нервными приступами, как и я. Сама позвонила доктору Кауфман вчера. Даже предложила, чтобы Эми была целый день.

Что задерживает Скотта? Сколько времени занимает налить пиво? И какого черта я здесь делаю, спросил он себя. Это мой отпуск. Я нужен жене, а я позволил уговорить себя взяться за это дело.

Он вошел в кухню.

– Какие проблемы?

Скотт сидел за столом, руки сложены, пиво не тронуто.

– Адам, – безжизненно произнес он. – Я не был с вами правдив.

Нэт Куган решил, что было бы неплохо нанести второй визит Фреду Хендину. Вооруженный информацией, переданной ему следователем страховой компании, он подъехал к дому Хендина в четыре тридцать.

Машина Хендина стояла на площадке перед домом. Рядом была припаркована зеленая «тойота» Тины. Что ж, может быть даже интересным понаблюдать их вместе, подумал Нэт.

Он прошел по дорожке и позвонил. Когда Хендин подошел к двери, он был явно недоволен.

– Я забыл, что у нас назначена встреча? – спросил он.

– Нет, – вежливо ответил Нэт. – Можно мне войти?

Хендин посторонился.

– Можно, если вы не будете расстраивать мою девушку.

Тина сидела на диване, вытирая глаза платком.

– Почему вы изводите меня? – требовательно спросила она.

– У меня нет намерений надоедать вам, Тина, – спокойно ответил Нэт. – Мы проводим расследование по возможному убийству. Мы задаем вопросы для того, чтобы получить ответы, а не для того, чтобы изводить людей.

– Вы расспрашиваете обо мне. Вы осматривали мой автомобиль.

Слезы брызнули из глаз.

Ах, ты паршивая актриса, подумал Нэт. Все это представление рассчитано на Фреда. Он взглянул на Хендина и увидел раздражение и сочувствие у него на лице. Срабатывает, заметил он.

Хендин присел рядом с Тиной и накрыл ее руку своей натруженной рукой.

– Что там с автомобилем?

– Вы не заметили, что у Тины здорово подтекает масло?

– Заметил. Я подарю Тине новую машину на день рождения. Через три недели. Нет смысла тратить деньги на ремонт старой.

– На полу в гараже Скотта Ковея очень большое масляное пятно, – сказал Нэт. – Оно не натекло из новенького «БМВ».

– И оно не натекло из моей машины, – резко отрезала Тина с внезапно высохшими глазами.

Хендин встал.

– Мистер Куган, Тина рассказала мне, что будет слушание. Юрист Ковея собирается ко мне, и я скажу ему в точности то же, что говорю сейчас вам, поэтому слушайте внимательно. Тина и я расстались прошлым летом, потому что она встречалась с Ковеем. Она встречалась со многими ребятами этой зимой, но это не мое дело. Мы снова сошлись в апреле, и с тех пор не было вечера, когда я не видел ее, поэтому не пытайтесь раздуть великий роман из‑ за того, что она встретилась с Ковеем в баре или заехала к нему выразить сочувствие, когда пропала его жена.

Он притянул к себе Тину, обняв ее за плечи, и она улыбнулась ему.

– Чертовски обидно, что вы портите все мои сюрпризы, но у меня есть еще один для этой малышки. Помимо машины я купил обручальное кольцо, которое собирался надеть ей в день рождения, но с таким ходом событий она наденет его, когда мы пойдем в суд на следующей неделе. А теперь уходите, Куган. Вы и ваши вопросы вызывают у меня тошноту.

Так вот где рассыпется защита, подумал Адам. В кухне Вивиан Карпентер.

– Что вы имеете в виду, говоря, что не были правдивы со мной? – резко спросил он.

Скотт Ковей изучал нетронутый стакан пива. Он не поднимал глаза на Адама.

– Я сказал вам, что не встречался с Тиной после женитьбы на Вивиан, кроме того раза в баре и когда она заезжала сюда с выражением сочувствия. Это правда. Неправда то, что мы расстались прошлым летом.

– Вы виделись с ней, когда уехали с Кейпа прошлым августом?

– Она приезжала в Бока пять или шесть раз. Я хотел рассказать вам. Уверен, что ваш следователь все равно выяснил бы это.

– Следователь, которого я жду, в отпуске до следующей недели. Но вы правы. Он бы это выяснил. И так же окружной прокурор, если не выяснил до сих пор.

Скотт отодвинул стул и встал.

– Адам, я чувствую себя паршиво, говоря это, но это правда. Я порвал с Тиной прошлым августом. Не только потому, что стал встречаться с Вив. Потому что Тине хотелось серьезных отношений, а мне этого не хотелось. Когда я приехал в Бока, то понял, что сильно тоскую по Вив. Обычно эти летние романы забываются. Я позвонил Вив и понял, что она чувствует то же самое. Она приезжала в Бока, мы встречались в Нью‑ Йорке несколько раз и к весне поняли, что хотим пожениться.

– Если сейчас вы говорите правду, почему не рассказали ее с самого начала? – обвинил его Адам.

– Потому что Фред не знает о встречах Тины со мной зимой. Его не волнует, что она встречалась с другими, но он по‑ настоящему ненавидит меня, потому что она бросила его из‑ за меня прошлым летом. Это и было настоящей причиной, по которой она просила о встрече. Ей хотелось увидеться со мной и услышать мое обещание никогда никому не рассказывать о ее поездках ко мне во Флориду.

– Вы виделись с ней после той встречи в баре?

Скотт пожал плечами.

– Я звонил Тине и сказал, что о чем бы она ни хотела поговорить со мной, ей придется сказать это по телефону. Когда я услышал, что она хочет, то рассмеялся. Я спросил ее, за кого она меня принимает, чтобы я рассказывал о ее поездках в Бока. Каким ничтожеством она меня считает?

– Думаю, нам потребуется несколько свидетелей на слушании, чтобы засвидетельствовать, как Тина преследовала вас, и никак иначе. Вы не можете предложить кого‑ нибудь?

Скотт приободрился.

– Пара официанток в «Даниэль‑ Вебстер‑ Инн». Тина неплохо относилась к ним, но они не любили ее. Она говорила, что они злились, потому что некоторые постоянные посетители, дающие хорошие чаевые, просили, чтобы их обслуживала только она.

– Кажется, Тина играет во все ворота, – заметил Адам. – Надеюсь, ее приятель Фред не будет против того, чтобы всем стало известно, как именно она обманывала его.

Зачем я ввязался в это, снова спросил себя Адам. Он все еще верил, что жена Скотта Ковея погибла в результате несчастного случая, но также был уверен, что Ковей использовал Тину, пока Вивиан не решила выйти за него замуж. Этот малый может и не виновен в убийстве, но это не мешает ему быть дешевкой, подумал он.

Вдруг эта малюсенькая кухня стала давить на Адама. Ему захотелось обратно к Менли и Ханне. Через несколько дней надо отвозить Менли в больницу в Нью‑ Йорк. Ему еще надо начать готовить ее к этому.

– Дайте мне имена этих официанток, – коротко бросил он.

– Лиз Морфи и Алис Риган.

– Запишите их. Будем надеяться, что они еще работают там.

Адам повернулся и вышел из кухни.

Когда он проходил мимо столовой, то заглянул туда. Большая фотография в раме лежала на столе; это был вид Ремембер‑ Хаус с воздуха, который был у Элейн в витрине. Он остановился рассмотреть его.

Прекрасная фотография. Дом казался величественно надменным. Очень эффектными были краски – яркие зеленые кущи деревьев, окружающие дом, пурпурно‑ синие гортензии вокруг фундамента, сине‑ зеленый океан, спокойный, с ленивыми волнами. Можно было разглядеть прогуливающихся по пляжу и маленькую лодку, стоящую на якоре прямо на горизонте.

– Хотелось бы иметь эту фотографию, – заметил он.

– Это подарок от Элейн, – быстро сказал Скотт. – Иначе я бы отдал ее вам. Кажется, она думает, что если вы не купите Ремембер‑ Хаус, им заинтересуюсь я.

– Да?

– Если бы Вив была жива, да. Сейчас, нет, – он заколебался. – Я хочу сказать, не в моем состоянии. Может быть, я почувствую себя по‑ другому, если судья снимет с меня подозрение.

– Взгляд на эту картину определенно побудил бы приобрести это место. Меня, во всяком случае, – сказал Адам. Он повернулся, чтобы уйти. – Я тороплюсь. Поговорим позже.

Он садился в машину, когда ему замахал Генри Спрэгью.

– Я нашел еще материал, который, как мне кажется, заинтересует Менли, – объяснил он. – Войдите, я передам его вам.

Папка была на столе в передней.

– А Фоби настаивает, что эта кукла из Ремембер‑ Хаус. Не знаю, почему она так думает, но не возьмете ли вы ее с собой?

– Менли наверняка придет от нее в восторг, – сказал Адам. – Это, конечно, настоящая старина. Не удивляйтесь, если найдете ее нарисованной в книге. Спасибо, Генри. Как сегодня Фоби?

– Сейчас дремлет. У нее была плохая ночь. Не помню, говорил ли я вам, что кладу ее в больницу в первых числах сентября.

– Вы не говорили. Мне очень жаль.

Когда Адам брал под мышку папку и поднимал куклу со стола, то вздрогнул от крика.

– У нее очередной кошмар, – быстро произнес Генри и бросился в спальню. Адам за ним.

Фоби лежала на постели, закрыв лицо руками. Генри склонился над ней, взял ее руки в свои.

– Все в порядке, дорогая, – успокаивал он.

Фоби открыла глаза, взглянула на него, повернула голову и увидела Адама с куклой.

– О, они все‑ таки утопили ее, – простонала она. – Но я рада, что они решили оставить в живых ребенка.

Менли позвонила Керри Белл в четыре часа. Первоначально осторожные ответы Керри, когда Менли представилась, сменились искренней сердечностью, когда она поняла причину звонка.

– О, это замечательно, – сказала Керри. – Деньги мне не помешают. Я потеряла много работы за эти две недели.

– Много работы? – удивилась Менли. – Но почему?

– О, мне не следовало это говорить. Я буду послезавтра ни свет ни заря. Спасибо, миссис Николс.

Менли рассказала Эми о разговоре.

– Ты не знаешь, что она имела в виду, когда говорила о потере работы?

Эми стало неловко.

– Просто это Элейн рекомендует ее людям, которые продают или сдают свои дома. Керри приходит пару дней и дом выглядит потрясающе чистым. Но Элейн говорит, что не посылает ее на новые работы, потому что Керри жуткая сплетница. Элейн даже попыталась заставить отца отказаться от нее.

За обедом Менли рассказала Адаму об этом разговоре.

– Не думаешь ли ты, что это подло? – спросила она, накладывая ему вторую добавку чили. – Из того, что рассказала Эми, Керри Белл трудолюбивая мать с трехлетним малышом.

– Это лучшее из твоих чили, – заметил Адам. – Отвечаю на твой вопрос. Я хорошо знаю Керри Белл. Она прибиралась в коттедже, который я снимал в прошлом году, когда приезжал сюда один. Но я также знаю, что Элейн много трудится. Это ведь не случайно, что она добилась такого успеха. Она ничего не оставляет на волю случая. Если Элейн считает, что сплетни Керри Белл ухудшат ее шанс продать дом, Керри у нее не будет. О, я говорил, что кроме еды мне нравится и обстановка?

Менли выключила верхний свет и включила настенные бра. Они сидели напротив друг друга за обеденным столом. Все папки Фоби Спрэгью, книги, рисунки и записи Менли отнесла в библиотеку.

– Я подумала, что раз мы здесь едим, стыдно устраивать такую свалку, – объяснила она.

Это только часть правды, призналась она себе. Остальная часть заключалась в том, что от вернувшегося к вечеру Адама она получила папку от Генри Спрэгью, и проглядев ее, поразилась рисунку Мегитабель и Эндрью на корабле. Они точь‑ в‑ точь такие, какими она представляла их себе. Должна быть еще такая картинка среди всех этих бумаг, думала она, и я должна увидеть ее. Но это еще один пример забывчивости.

Тогда Менли решила отложить исследование о Ремембер‑ Хаус и начать статью для «Тревел Таймс». Она позвонила Джен Палей, которая согласилась договориться о посещении некоторых старинных домов.

– Истории, которые вы рассказывали мне о домах, где люди чувствуют чье‑ то присутствие, подошли бы, – сказала она Джен. – Я знаю, что понравится редактору.

А я хочу узнать, что говорят эти люди, подумала Менли.

– Ты сегодня начала писать или все еще изучаешь папки Фоби? – спросил Адам.

– Ни то, ни другое – я работала над другим, – она рассказала о своем звонке Джен и что планирует делать.

Не тороплюсь ли я с объяснениями, спросила себя Менли. Звучит так отрепетированно.

– Истории о привидениях? – улыбнулся Адам. – Ты же не веришь в эту чепуху.

– Я верю в легенды, – она заметила, что чили исчез с его тарелки. – Ты голоден. Что ты ел за ланчем?

– Гамбургер, но это было давно. Лейн была со мной. Мы обсуждали ее свидетельские показания на слушании.

В том, как отзывался Адам об Элейн, всегда сквозила теплота и даже какая‑ то интимность. Ей надо спросить.

– Адам, у тебя когда‑ нибудь были близкие отношения с Элейн, я имею в виду не просто дружеские?

Ему стало неловко.

– О, мы встречались подростками, и иногда, когда я приезжал на Кейп во время учебы на юриста, мы бывали вместе.

– И никогда с тех пор?

– О, черт возьми, Мен, ты же не ждешь от меня, чтобы я рассказывал тебе о своих похождениях? Перед тем, как я встретил тебя, я привозил своих девушек на уикэнд, когда у матери еще был большой дом. Иногда я приезжал один. Если никто из нас не был занят, мы с Лейн ходили куда‑ нибудь. Но это было так давно. Никаких больших дел.

– Понятно.

Брось, приказала себе Менли. Самое последнее, что тебе сейчас надо, так это обсуждать Элейн.

Адам протянул руку через стол.

– Я с единственной девушкой, которую когда‑ либо действительно любил и с которой хотел быть всегда, – сказал он. После паузы он добавил: – У нас было столько взлетов и падений за пять лет, сколько не бывает за всю жизнь у большинства людей. Меня заботит только, как благополучно пройти через все и снова оказаться на твердой земле.

Менли коснулась его рук кончиками пальцев, потом отдернула.

– Адам, ты пытаешься что‑ то мне сказать, да?

С возрастающим ужасом она слушала его план.

– Мен, когда я говорил с доктором Кауфман, она сказала, что тебе следует пройти интенсивное лечение. Одно дело вспомнить несчастный случай. Но другое – вообразить, что слышишь, как тебя зовет Бобби и бегать по дому, разыскивая его. Она хочет поместить тебя в больницу на короткое время.

Именно этого она и боялась.

– Мне лучше, Адам.

– Я понимаю, как ты стараешься. Но после слушания было бы лучше последовать ее совету. Ты же доверяешь ей.

В эту минуту Менли ненавидела его и понимала, что это видно по ее лицу. Она повернулась и увидела, что он положил старинную куклу в высокий стульчик Ханны. Теперь кукла таращила на нее неподвижные фарфоровые голубые глаза, пародия на чудо, каким была Ханна.

– Мы не говорим о доверии доктору Кауфман, мы говорим о доверии мне.

Джен Палей была удивлена и польщена, когда позвонила Менли. Менли спрашивала ее о старых домах с легендами.

– Я имею в виду хорошие образцы ранней застройки и истории о необъяснимом, о призраках, – пояснила она.

Джен охотно согласилась стать гидом. Она немедленно составила список мест, куда повезет Менли.

Они обязательно посетят старый дом Дилленгема в Брустере. Это второй старейший дом на Кейпе. Почти все, кто когда‑ либо жил в нем, утверждали, что видели женщину на пороге одной из спален.

Другое место – это Деннис‑ Инн. Владельцы даже придумали имя буйному привидению, постоянно наводящему беспорядок на кухне. Его назвали Лилиан.

Они могут навестить Сару Най, подругу, о которой она рассказывала Менли на вечеринке у Элейн. Сара была уверена, что делит дом с леди, для которой он был выстроен в 1720 году.

А как насчет морского домика в Гарвиче, где теперь на первом этаже мебельный магазин?

Владельцы утверждают, что у них живет привидение, и убеждены, что это шестнадцатилетняя девушка, умершая в этом доме в девятнадцатом веке.

Джен сделала несколько звонков, договорилась о встречах и перезвонила Менли.

– Все улажено. Я заеду за вами в десять часов.

– Прекрасно. Джен, вы знаете что‑ нибудь о старинной кукле, которая была у Фоби Спрэгью? Генри сказал Адаму, что она настаивает на ее принадлежности Ремембер‑ Хаус.

– О, она нашла ее? – воскликнула Джен. – Я так рада. Том нашел ее за стрехой на чердаке. Бог знает, сколько она там пролежала. Фоби хотела показать ее специалистам. Она предполагала, что эта кукла могла принадлежать Мегитабель. Я тогда не понимала, что у Фоби начинаются неприятности с памятью. Она положила ее куда‑ то, а потом не смогла найти.

– Почему она решила, что это кукла Мегитабель?

– Фоби рассказывала, что читала в мемуарах, как после отъезда мужа с ребенком, Мегитабель видели на вдовьей дорожке с куклой на руках.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒