|
|||
Хулия Наварро 34 страница– Вы кого‑ то подозреваете? – Я? Нет, никого. Видите ли, я не могу поверить в то, что среди нас есть убийца. – Тем не менее, так оно и есть, господин Пико. Надеюсь, Фатима сможет нам что‑ нибудь сообщить. Вполне возможно, что она его видела. Кстати… Мои люди допросят также и членов вашей бригады… – Они это уже сделали. Нас допросили этой ночью. – Извините за причиненные неудобства, но вы и сами понимаете, что это было необходимо сделать. – Несомненно. – Ну, тогда мне хотелось бы, чтобы вы рассказали о членах вашей бригады. Мне надо знать буквально все о тех людях, которые здесь находятся – как о иракцах, так и об иностранцах. С иракцами проблем нет, я узнаю все, что о них только можно узнать, и даже больше, чем они сами о себе знают. А вот о ваших людях… Помогите мне, господин Пико, и расскажите мне все, что знаете. – Видите ли, большинство из тех людей, которые находятся здесь со мной, я знаю уже давным‑ давно. Они – археологи и студенты. Среди участников нашей археологической экспедиции убийцу вы не найдете. – Вы удивились бы, если бы узнали, в каких слоях общества иногда обнаруживаются люди, способные убить. А вы и в самом деле хорошо знаете всех своих людей? Может, среди них есть кто‑ нибудь, с кем вы познакомились недавно? Ив Пико молчал. Полковник задал ему вопрос, на который ему не хотелось отвечать, потому что, если бы Пико сказал, что среди участников экспедиции есть люди, которых он до поездки в Ирак никогда не видел, эти люди тут же стали бы подозреваемыми. Это Иву было совсем не по душе – особенно если представить последствия, к которым могли привести подобные подозрения. В Ираке уже пропало множество людей. – Не торопитесь, подумайте, – сказал Полковник. – Я и в самом деле всех их хорошо знаю. Мне их рекомендовали мои близкие друзья, которым я полностью доверяю. – А я, тем не менее, вынужден подозревать всех без исключения. Только при таком подходе мы сможем добиться каких‑ то результатов. – Господин… – Зовите меня «Полковник». – Полковник, я – археолог и не привык иметь дело с убийцами. Участники археологических экспедиций не те люди, которые могут кого‑ то убить. Расспрашивайте меня, сколько хотите, задавайте любые вопросы, однако я очень сомневаюсь, что убийцу вы найдете среди членов экспедиции. – Вы будете мне помогать? – Я окажу вам содействие, насколько это возможно, однако, боюсь, мне практически нечего вам сообщить. – Я уверен, что ваша помощь окажется более существенной, чем вы можете себе представить. У меня есть список членов вашей бригады. Я буду вас расспрашивать о каждом из них. Может, нам удастся за что‑ нибудь зацепиться, а может, и нет. Ну что, начнем? Пико кивнул. У него не было выбора. Сидевший перед ним человек, внушающий страх, не принял бы отказа, а потому Ив согласился на этот тяжелый для него разговор, но при этом он твердо решил не сообщать собеседнику ничего существенного. В этот момент в комнату вошла Клара. Она улыбалась, и это очень удивило Пико. При наличии трех трупов, да еще с учетом того, что убийца до сих пор не найден, вряд ли были уместны улыбки. – Полковник, вас хочет видеть дедушка. – Стало быть, он пришел в сознание… – пробормотал офицер. – Да, и он говорит, что чувствует себя так хорошо, как уже давно не чувствовал. – Я немедленно иду к нему. Господин Пико, мы поговорим позже… – Как скажете. Полковник и Клара вышли из общей комнаты, и Пико вздохнул с облегчением. Он понимал, что ему не удастся избежать допроса, но теперь у него, по крайней мере, было время к нему подготовиться. Поэтому он немедленно отправился искать Фабиана и Марту, чтобы с ними посоветоваться. Доктор Наджеб жестом показал Кларе и Полковнику, чтобы они не подходили к кровати Танненберга до тех пор, пока медсестра не поменяет сосуд с раствором на капельнице. Прилетевшая с Полковником женщина, похоже, была умелой медсестрой, и уже через минуту сделала все необходимое. Салам Наджеб буквально засыпал на ходу. По его лицу и по движениям было видно, как сильно он устал, что было неудивительно: он всю ночь продежурил у кровати Альфреда Танненберга, борясь за его жизнь. – Похоже, ему каким‑ то чудесным образом удалось прийти в себя, но вам не следует его утомлять, – обратился врач к Полковнику и Кларе, хотя и понимал, что они пропустят его просьбу мимо ушей. – Доктор, вам необходимо отдохнуть, – сказала Клара. – Да. Раз уж теперь здесь госпожа Алия, я, пожалуй, и в самом деле пойду приведу себя в порядок и немного отдохну. Но прежде я посмотрю, как дела у Фатимы. Ее сейчас допрашивают мои люди, – сообщил Полковник. Я же просил этого не делать, пока не решу, что она в состоянии давать показания! – возмутился врач. Да ладно, не нервничайте! Она уже вернулась с того света, а ее показания могут оказаться очень важными. Только господин Танненберг и Фатима знают, что произошло в той комнате, а потому мы просто обязаны с ними поговорить. У нас ведь три трупа, доктор. Полковник говорил таким тоном, что было ясно: ничто и никто не заставит его отказаться от своих намерений. Эта женщина находится в очень тяжелом состоянии, а господин Танненберг… Салам Наджеб не договорил: взгляд Полковника был достаточно красноречивым для того, чтобы любой благоразумный человек понял всю бессмысленность дальнейших попыток в чем‑ то его убедить. Медсестра отошла в сторону, а Клара и Полковник присели возле кровати больного. Клара обеими руками взяла иссохшую кисть дедушки и, слегка сжав ее, с радостью почувствовала, что в ней теплится жизнь. – Они не смогли тебе ничего сделать, мой старый друг, – сказал Танненбергу Полковник вместо приветствия. Глаза у Альфреда Танненберга глубоко запали, а лицо стало настолько бледным, что было ясно: смерть по‑ прежнему бродит где‑ то рядом с ним. Однако суровость его взгляда не оставляла никаких сомнений по поводу того, что он будет бороться за свою жизнь до последнего вздоха. – Что здесь произошло? – спросил Танненберг. – Об этом только ты можешь рассказать, – ответил Полковник. – Я не помню ничего конкретного. Кто‑ то подошел к моей кровати – мне показалось, что это медсестра, – и посветил мне в лицо фонариком. Затем я услышал какой‑ то шум, попытался приподняться и… Не знаю, возможно, с моего лица слетела кислородная маска. Освещение было выключено, и я ничего не видел… кажется, меня кто‑ то толкнул… У меня в голове все путается, я плохо помню, что произошло, тем более что я ничего не видел. Я только знаю, что здесь кто‑ то был, и он подходил к моей кровати. Меня вполне могли убить, и я хочу, чтобы ты наказал тех людей, которым поручили охранять этот дом. Они – бестолочи, и им нельзя доверить обеспечение и моей безопасности, и безопасности этой страны. – Не переживай по этому поводу, – успокоил Танненберга Полковник. – Я ими уже занимаюсь. Раз они не сумели предотвратить то, что здесь произошло, они еще пожалеют, что до сих пор живы. – Надеюсь, все эти события никак не повлияли на работу археологической экспедиции, – сказал Танненберг. – У Клары еще есть шанс найти то, что мы здесь ищем. – Пико уезжает, дедушка. – А мы его не отпустим, – заявил старик. – Он останется здесь. – Нет, мы не можем этого сделать. Это… это было бы ошибкой. Уж лучше пусть он уедет. А я, пока будет можно, останусь здесь, но тебе, дедушка, обязательно нужно отсюда уехать. Полковник тоже так считает. – Я останусь с тобой! – воскликнул Танненберг. – Тебе необходимо изменить свое решение, друг мой, – сказал Полковник. – Доктор Наджеб настаивает на том, чтобы мы увезли тебя отсюда. Я гарантирую, что Кларе здесь ничего не будет угрожать. Я лично позабочусь о том, чтобы с ней ничего не произошло, а вот тебе действительно нужно уехать. Альфред Танненберг ничего не ответил. Он чувствовал себя изнуренным и понимал, что его жизнь сейчас висит на волоске. Если его перевезут в Каир, тогда, возможно, удастся немного продлить ему жизнь, но надолго ли? Он чувствовал, что в столь сложный период, накануне войны, ему не следует оставлять внучку одну, потому что если война все же начнется, то позаботиться о Кларе будет некому. – Ладно, посмотрим, у нас еще есть время. А теперь мне хотелось бы переговорить с Ясиром и Ахмедом. То, что здесь произошло, не должно отразиться на наших делах. – Ахмед, по‑ видимому, вполне может успешно завершить начатое, – предположил Полковник. – Ахмед не способен ни на что, если только ему не указывать, когда, что и как надлежит делать, – заявил Танненберг. – Я пока не умер, а когда все‑ таки умру, моим преемником станет не Ахмед. – Мне уже известно о возникших между вами трениях, однако в данный момент тебе, наверное, следует действовать гибче. Ты ведь себя не очень хорошо чувствуешь. А ты с этим согласна, Клара? Клара ничего не ответила, а про себя подумала, что уж она‑ то будет верна дедушке до последнего дыхания. Кроме того, она, как и дедушка, не доверяла Ахмеду. – Дедушка, если ты сейчас хочешь с кем‑ то переговорить, я пойду позову тех, кто тебе нужен. – Скажи своему муженьку, чтобы он сюда пришел. А еще я хочу видеть Айеда Сахади и Ясира. Но сначала мне нужно подготовиться к встрече с ними. Скажите медсестре, чтобы она помогла мне одеться. – Но тебе нельзя вставать! – испуганно воскликнула Клара. – Можно. Делай то, что я сказал.
Люди Полковника так и не сумели добиться от Фатимы вразумительных пояснений. Бедная женщина едва могла говорить и все время плакала. В ту ночь она сидела на стуле возле кровати своего хозяина – Альфреда Танненберга. Наблюдая, как Самира подготавливает раствор для капельницы, который, по ее расчетам, понадобится старику в течение предстоящей ночи, Фатима задремала. Затем она услышала какой‑ то звук снаружи, возле входной двери, но даже не открыла глаза: она подумала, что один из охранников, которые стояли у входа в комнату, что‑ то уронил. Вскоре послышался еще один звук, но на этот раз уже внутри комнаты. Бросив взгляд в сторону Самиры, Фатима увидела, что какой‑ то человек, с ног до головы укутанный в черные одеяния, с закрытым маской лицом, душил Самиру. Не успела Фатима закричать, как темная фигура метнулась к ней, зажала рот и ударила ее по голове чем‑ то тяжелым. После нескольких ударов Фатима потеряла сознание. Больше она ничего не смогла вспомнить. Она даже не знала, кто на нее напал – мужчина или женщина. Фатима предположила, что это был все‑ таки мужчина, потому что она почувствовала, что этот человек очень сильный. У него на руках, по всей видимости, были перчатки, потому что Фатима, попытавшись укусить его за руку, которой он закрывал ей рот, почувствовала, что зубы ее вонзились в эластичную материю. Она не могла вспомнить ни какой‑ нибудь особенный запах, ни того, произнес ли этот человек хотя бы слово. Она в тот момент чувствовала только лишь страх – страх всепоглощающий и мучительный. Фатима была уверена, что ее жизни пришел конец. И теперь она благодарила Аллаха за то, что он все же сохранил жизнь и ей, и ее господину.
Лайон Дойль бродил по лагерю, пытаясь найти ответ на мучившие его вопросы. Кто‑ то сумел тайно пробраться в комнату Танненберга, и это был не он, Лайон. Сам собой напрашивался вывод что либо нанявшие Лайона клиенты, так и не дождавшись результатов, прислали сюда другого человека, либо один из врагов Танненберга решил попытаться его устранить. Люди Полковника допросили Лайона, но ничего от него не добились. Эти люди явно привыкли получать признания при помощи пыток, и их, по всей видимости, очень раздражало то, что им приходится выслушивать показания, не имея возможности применить свои традиционные методы, которые, вероятно, позволили бы им быстро найти убийцу Самиры и двух охранников. Дойлю не составило большого труда во время этого допроса убедительно играть роль независимого фотографа. По правде говоря, он был прекрасным актером и удивлялся своему умению весьма искусно представлять различных персонажей. Лайон поговорил о произошедших событиях с Пико и выяснил, что у профессора, как и у него, было больше вопросов, чем ответов. Фабиан и Марта были потрясены случившимся, но и они не выдвигали никаких предположений. Ничего не знал и Джиан Мария, и было видно, что он очень переживал по поводу случившегося. Единственным человеком, не выражавшим абсолютно никаких эмоций, был хорват. После того как Анте Пласкича допросили люди Полковника, он преспокойно уселся перед одним из компьютеров и стал доделывать работу, оставшуюся со вчерашнего дня. Лайон подумал о том, что, как он и подозревал, Анте Пласкич скорее всего, – не обычный компьютерщик, точно так же как Лайон – отнюдь не фотограф. Да и Айед Сахади вдруг стал вести себя как военнослужащий, находящийся в подчинении у Полковника, хотя по‑ прежнему ходил в такой же одежде, как и местные жители. Так или иначе, Лайон Дойль решил пообщаться с Анте Пласкичем, чтобы попытаться отыскать какую‑ нибудь зацепку, которая помогла бы пролить свет на произошедшие события. Он знал, что найти такую зацепку будет очень трудно, потому что Анте Пласкич, по всей видимости, – такой же профессионал как и Лайон, но попытаться все‑ таки стоило. Когда Лайон вошел в дом, в котором работал хорват, он с удивлением увидел там сына старосты деревни. Странным, однако, было вовсе не то, что этот человек находился здесь, – он, как‑ никак, возглавлял одну из бригад рабочих и часто бывал в лагере археологов. А вот действительно странным Лайону показалось то обстоятельство, что эти двое оживленно о чем‑ то говорили, но, увидев его, тут же замолчали. Лайон поразился, с каким хладнокровием хорват вышел из этой ситуации: тяжело вздохнув, Пласкич повернулся к Дойлю. – Лайон, рабочие переполошились. Вот этот человек спрашивает у меня, будут ли продолжаться раскопки и что станется с рабочими, когда мы отсюда уедем. Они боятся, что здесь может начаться что‑ то ужасное, что в этих убийствах могут обвинить кого‑ нибудь из них. Этот человек говорит, что профессор Пико ничего им не разъясняет. В общем, если ты что‑ то знаешь… – Я знаю столько же, сколько и ты, то есть почти ничего. Думаю, нам придется подождать, пока ситуация не прояснится и пока не поймают убийцу или убийц – кто знает, сколько их там было. Что же касается нашего отъезда, то, в общем‑ то, нам здесь уже нечего делать, и, учитывая сложившиеся обстоятельства, для нас более разумным было бы, конечно, уехать. Пласкич пожал плечами и ничего не сказал, а сын старосты деревни, что‑ то пробормотав, озабоченный, вышел наружу. Дойль пристально посмотрел на Пласкича. Хорват выдержал его взгляд. Несколько секунд эти двое смотрели друг другу в глаза, интуитивно чувствуя, кем каждый из них является на самом деле. Они словно предупреждали друг друга, что если им придется столкнуться на узкой тропинке, то это столкновение для одного из них окажется роковым. – Что, по‑ твоему, произошло в доме Танненберга? – первым нарушил молчание Лайон. – Понятия не имею. – Но у тебя должны же быть какие‑ то предположения. – У меня их нет. Я никогда не ломаю голову над тем, чего не знаю. – Ну… в общем, я думаю, что убийцу все‑ таки найдут. Он должен быть где‑ то здесь. – Тебе виднее… Они снова пристально посмотрели друг другу в глаза, а затем Лайон повернулся и вышел наружу. Хорват, как ни в чем не бывало, снова уселся перед компьютером и уставился на экран монитора. Анте Пласкич был уверен, что Лайон Дойль подозревает именно его. Однако он также знал, что фотографу не известны какие‑ либо факты, подтверждающие его подозрения. Пласкич действовал крайне осторожно и постоянно был начеку. Никому из окружающих даже в голову не приходило, что у него могут быть какие‑ то отношения с Самирой. Впрочем, между ними ничего, по сути, и не было. Просто медсестра бросала на него пристальные взгляды и постоянно старалась попасться ему на глаза. Они часто разговаривали, правда, говорила в основном она, а он лишь слушал ее, причем безо всякого интереса. Этой женщине, по‑ видимому, был нужен человек, который помог бы ей выбраться из Ирака, и она почему‑ то решила, что таким человеком вполне может стать Пласкич. Так или иначе, она всячески давала ему понять, что была бы не против, если бы между ними возникли близкие отношения – настолько близкие, насколько он сам захочет. Он не коснулся ее и пальцем. Ему не нравились мусульманки – даже светловолосые и голубоглазые уроженки его родной страны, а тем более эта смуглая женщина с черными волосами и широким носом с раздувающимися ноздрями. Однако он не стал ее отталкивать, понимая, что она может быть ему полезной. Да, от нее была польза, потому что она рассказывала ему о том, что происходит в доме Танненберга, какое у того состояние здоровья, кто ему звонил, кто к нему приходил и о том, что в отношениях Клары и ее мужа, Ахмеда Хусейни, возникли проблемы. Самира была для Пласкича очень важным источником информации, что позволяло ему отправлять подробные отчеты в нанявшее его агентство – «Плэнит Сикьюрити». Анте составлял эти отчеты и передавал их сыну старосты деревни, который работал на Ясира. Этот египтянин являлся правой рукой Альфреда Танненберга, несмотря на то что в последнее время эти два человека друг друга ненавидели. Ясир пересылал отчеты Пласкича тем, кто нанял хорвата, и от них же получал дальнейшие инструкции для него. Приехав в лагерь археологов вместе с Ахмедом, Ясир потребовал от Анте Пласкича предоставить ему достоверную информацию о состоянии здоровья Танненберга. Ни Ахмеду, ни Ясиру так и не удалось получить подтверждение своим предположениям о том, что Танненберг уже умирает. Доктор Наджеб категорически отказался обсуждать с ними эту тему. Поэтому Пласкич попросил Самиру встретиться с ним, и она с радостью согласилась. Она пообещала, что, когда наступит ночь и все в лагере уснут, тайком впустит его в дом. Самира сказала Пласкичу, что, если ему удастся под прикрытием ночи прошмыгнуть мимо охранников в дом Танненберга, они смогут побыть вдвоем. Она объяснила, что десять охранявших дом мужчин – пятеро у главного входа и пятеро у задней двери – после полуночи обычно собираются вместе, чтобы покурить и выпить кофе. Ему нужно было лишь дождаться этого момента, чтобы пробраться в дом с тыльной стороны. Там в наружной стене имелось оконце, через которое можно было пролезть в комнату, служившую кладовкой. Самира должна была оставить это оконце слегка приоткрытым, и Анте оставалось только пролезть через него в комнату и подождать, когда к нему придет Самира. Анте одобрил предложенный Самирой план, хотя вовсе не собирался ждать ее в кладовке. Ему нужно было зайти в комнату Танненберга и посмотреть, в каком состоянии тот пребывает, а кроме того, расспросить об этом и Самиру. Поначалу все происходило именно так, как они запланировали. Анте дождался, когда закончилось собрание, организованное Пико. Вскоре в лагере погасли все огни, и наступила тишина. Примерно в полночь он поднялся со своей койки и, стараясь не шуметь, ползком добрался до тыльной стены дома Танненберга. Там ему пришлось прождать, лежа в темноте, еще полчаса, пока один из мужчин, охранявших дом с противоположной стороны, не пришел за своими товарищами и не пригласил их выпить кофе. Обычно охранники во время таких перекуров не ослабляли своего внимания: они усаживались в стороне от дома, но при этом располагались так, чтобы никто не мог приблизиться к дому незаметно для них. Охранники думали, что все видят, но они ошиблись. Пласкич сумел их перехитрить и, пробравшись к приоткрытому оконцу, проник через него в дом. У входа в комнату Танненберга с обеих сторон стояли стулья, на которых дремали два охранника. Они даже не заметили, откуда появился посторонний человек, и прежде чем они успели очнуться ото сна, каждый из них получил пулю в сердце. Глушитель на пистолете сработал как следует, и единственное, что было слышно – глухой стук свалившихся на пол тел. Затем Пласкич приоткрыл дверь в комнату Танненберга. Самира была права: старая служанка спала и не заметила, что кто‑ то вошел в комнату. Самира увидела, что у Анте в руке пистолет, и перепугалась. Она подумала, что он собирается убить Танненберга, и попыталась преградить ему дорогу к кровати старика. Пласкич закрыл ей рот и шепотом попросил не кричать и успокоиться, однако она никак не отреагировала на его увещевания, а потому ее пришлось убить. Анте задушил Самиру, но он не сомневался, что виновата в этом была она сама: если бы она послушалась его и вела себя тихо и спокойно, то осталась бы в живых. Старая служанка, похоже, тоже решила создать ему проблемы, потому что, как только она его заметила, тут же вскочила со стула, на котором дремала. Ему пришлось зажать ей рот и ударить пистолетом по голове. Ему показалось, что он ее убил: обливаясь кровью, она рухнула на пол с зияющей раной на голове и с открытыми, но ничего не видящими глазами. Однако этой старой ведьме все‑ таки удалось выжить. Он, конечно, предпочел бы, чтобы она умерла, хотя то, что она выжила, его не очень беспокоило: она все равно его толком не рассмотрела, потому что он был в маске, и в темной комнате служанка вряд ли могла его узнать. Как и раньше, Анте проинформировал сына старосты деревни, работавшего на Ясира, обо всем, что увидел в доме Танненберга. Однако на этот раз он не написал ни единой строчки а лишь подробно рассказал, каким он увидел старика: в окружении аппаратуры, с капельницами на обеих руках. Сын старосты деревни спросил Пласкича, не он ли убил медсестру и двух охранников, однако Анте ему ничего не ответил Сын старосты сильно разозлился и стал упрекать Анте в том, что теперь Полковник, скорее всего, прикажет задержать всех, кто работал на раскопках. Именно в этот момент и появился Лайон Дойль. Анте был уверен, что англичанин – не тот, за кого себя выдает. Более того, хорвату казалось, что Дойль приехал сюда примерно с такой же целью, что и он сам. На следующий день Полковник пребывал в еще более мрачном настроении, чем раньше. Ахмед Хусейни терпеливо слушал офицера, стараясь не сказать что‑ нибудь такое, что могло бы его разозлить. Ясир в основном помалкивал. – Я не уеду отсюда, пока мы не найдем убийцу. Он должен быть где‑ то здесь, среди этих людей, и сейчас смеется надо мной. Но я его найду, и когда это произойдет, он позавидует мертвым. В комнату заглянула медсестра Алия: Клара прислала ее сказать, что их ждет дедушка. Когда они вошли в комнату Альфреда Танненберга, он сидел в кресле, укутанный одеялом, и возле него не было капельниц. Казалось, что он стал меньше ростом, к тому же он очень исхудал. А еще Альфред был необычайно бледен. Стоя рядом с ним, Клара радостно улыбалась: ей удалось убедить доктора Наджеба сделать все возможное и невозможное для того, чтобы ее дедушка смог встретить Полковника сидя, демонстрируя этим, что его состояние улучшилось. Врач сделал Танненбергу укол из коктейля различных препаратов, которые позволяли старику в течение некоторого времени чувствовать себя довольно бодрым. Переливание крови также помогло повысить его жизненный тонус, так что он теперь мог сидеть. Альфред Танненберг не стал тратить время на любезности. Поскольку время было для него сейчас в большом дефиците, о сразу же перешел к делу. – Друг мой, – сказал Танненберг, обращаясь к Полковнику – я хочу попросить тебя об особом одолжении. Я знаю, что выполнить это трудно и что справиться с таким заданием можешь только ты. Заинтригованный Ахмед удивленно посмотрел на старика. От него не ускользнуло то, что Клара держалась нарочито уверенно, как будто Танненбергу и в самом деле еще предстояло жить и жить. – Проси у меня, что хочешь, – сказал Полковник. – Ты же знаешь, что можешь на меня рассчитывать. – Профессор Пико вместе со своей бригадой хочет отсюда уехать. Что ж, я его понимаю, и, учитывая сложившиеся обстоятельства, мы не можем удерживать этих людей. Клара останется здесь еще на несколько дней и затем присоединится к этим археологам, чтобы участвовать в подготовке большой выставки, посвященной сделанным в Сафране находкам. Это будет очень важная выставка, и она пройдет в нескольких европейских столицах. Они также попытаются провести ее и в США, и я уверен, что наш друг Джордж поможет им через свой фонд «Древний мир». – О чем ты хочешь меня попросить? – прервал его Полковник. – Я хочу, чтобы ты добился для Ива Пико разрешения увезти с собой все, что они нашли в храме. Я знаю, что это весьма ценные предметы, и будет очень трудно убедить нашего дорогого президента Саддама Хусейна в том, что их надо вывезти, но ты сумеешь это сделать. А еще крайне необходимо, чтобы в твоем распоряжении были вертолеты и грузовики, на которых Пико и его люди могли бы как можно быстрее покинуть Ирак вместе с ценным грузом. – А какая от этого будет польза нам? – без обиняков спросил Полковник. – Лично ты обнаружишь на своем секретном счете в Швейцарии еще полмиллиона долларов – если, конечно, выполнишь мою просьбу так же четко, как и в предыдущих случаях. – А ты сам поговоришь с людьми из Дворца? – поинтересовался Полковник. – Признаться, я это уже сделал. Дети нашего лидера уже в курсе, и они с нетерпением ждут моего посланника. – Ну, раз Багдад не возражает, я позвоню своему племяннику Кариму и поставлю ему задачу заняться этим вопросом. – Кларе уже пора отсюда уехать, – заявил Ахмед. – Клара уедет тогда, когда сочтет нужным, так же, как и я а пока она будет продолжать раскопки, – гневно возразил Танненберг. – Я хочу, чтобы завтра утром работы в зоне раскопок возобновились. Они не должны прекращаться из‑ за того, что здесь произошло. – Среди найденных предметов есть такие, которые… вывезти которые будет весьма проблематично, – сказал Ахмед. – Потому что вы уже успели их продать? – спросил Танненберг, заставив вздрогнуть и Ахмеда, и уставившегося в пол Ясира. – Ты никому не доверяешь, даже тем, кто тебя окружает, – сказал Ахмед. – Это потому, что я хорошо знаю людей из своего окружения, и понимаю, что досточтимый президент фонда «Древний мир» Роберт Браун получил от Джорджа задание связаться с нашими лучшими клиентами и рассказать им о находках, сделанных в Сафране. Знаю и о том, что эти клиенты, прельстившись новыми находками, уже раскошелились на приличную сумму в счет оплаты за обещанные им предметы. Или я ошибаюсь, Ясир? Прямой вопрос Танненберга застал египтянина врасплох, и его тут же так прошиб пот, что свежая белая рубашка стала влажной. Он ничего не ответил и лишь посмотрел на Ахмеда, взглядом прося его о помощи. Ясир очень боялся реакции Танненберга на ответ, подтверждающий его предположения. В этот момент снова заговорил Полковник, обеспокоенный тем, какой оборот начал принимать разговор: – Получается, что твои намерения противоречат интересам твоих друзей из Вашингтона… Танненберг не дал ему закончить, он тут же придумал, как выкрутиться из этой ситуации, потому что знал: Полковник не захочет оказаться меж двух огней. – Нет никакого конфликта интересов! Если в Вашингтоне решили продать некоторые из найденных нами предметов, то я против этого не возражаю, это наш бизнес. Одно другому не мешает. Эти предметы могут быть вывезены отсюда для участия в выставке, однако сюда они уже никогда не вернутся, потому что мы передадим их новым владельцам. Правда, нашим клиентам придется подождать несколько месяцев, а может, даже и год, прежде чем эти предметы окажутся у них. Но для них это не будет большой неожиданностью, потому что они к таким задержкам привыкли. От того момента, когда они заказывают нам какой‑ либо предмет, и до того момента, когда мы им его передаем, иногда проходят годы. Так что это не проблема. Они получат то, что купили. – Мне нравится иметь с тобой дело, – сказал сразу же успокоившийся Полковник. – Ты всегда находишь решение любой проблемы. – В данном случае вообще нет никакой проблемы – если, конечно, нам удастся вывезти эти предметы для проведения выставки… – Если ты уже обсудил это с Дворцом, все будет решено. Остальное предоставь мне. – А что удалось узнать об убийствах? – поинтересовался Танненберг. – Ничего, и это меня беспокоит, – ответил Полковник. – Убийца, должно быть, смышленый малый, да и очень прыткий. Он, по‑ видимому, умеет выходить из любых ситуаций, а главное – он позаботился о том, чтобы у него было алиби. Однако сейчас самое важное – то, что ты жив, мой старый друг. – Я жив потому, что он не хотел меня убивать. Да, только поэтому я остался в живых. Он пробрался сюда вовсе не для того, чтобы меня убить. Полковник молчал, размышляя над словами Танненберга. Старик был прав: пробравшийся сюда человек явно не собирался его убивать. Однако что же он тогда искал в его комнате? – Мы найдем этого человека. Это всего лишь вопрос времени, и потому я хочу задержать Пико еще на несколько дней. Возможно, это был кто‑ то из его бригады. – Хорошо, задержи его, но только постарайся сделать так, чтобы они успели вовремя уехать. Сегодня уже двадцать пятое февраля. – Я это знаю. – Я хочу, чтобы Пико уехал отсюда не позднее десятого марта. – приказным тоном сказал Танненберг.
|
|||
|