Хулия Наварро 25 страница

Ей много раз снились по ночам кошмары, в которых она подбиралась к этому негодяю и вонзала ногти ему в глаза. А еще ей иногда снилось, что она превращается в волчицу и вгрызается зубами в его плоть, из него фонтаном хлещет кровь…

Мерседес считала, что именно она должна убить Танненберга и что ни в коем случае его смерть не может быть мгновенной, он должен осознавать, что умирает.

Голос Ганса вернул ее к действительности.

– Мерседес, я с тобой разговариваю!

– Да, я тебя слушаю.

– Я переговорю с Карло и Бруно. У меня нет желания закончить свою жизнь в тюрьме из‑ за того, что запальчивость и ярость затмевают твой рассудок. Если ты собираешься предпринять какие‑ либо самостоятельные действия, я в таком случае не хочу иметь к этому делу абсолютно никакого отношения. Я умываю руки, и можете больше на меня не рассчитывать.

– Что это значит?

– А то, что я не хочу впадать в маразм и отказываюсь подвергать себя неоправданному риску. Карло, Бруно, ты и я – всего лишь четверо старичков. Да, именно старичков, и поэтому нам нужно смириться с тем, что его за нас убьет кто‑ то другой. Если ты передумала, скажи мне об этом; если нет, то, повторяю еще Раз, на меня можете не рассчитывать.

– Ты, похоже, разгневался…

– При чем здесь мой гнев!

– Единственная цель моей жизни – это чтобы все Танненберги умерли, корчась от боли.

– Однако нет необходимости убивать их своими руками.

– Вы меня никогда не оставите одну. Я это знаю.

– Подумай над тем, что я тебе сказал. А я сейчас позвоню Карло и Бруно. Пока.

Профессор Гауссер, нажав на кнопку телефона, прервал разговор и тяжело вздохнул. Он, пожалуй, уж слишком сурово разговаривал со своей подругой. Но ведь он и в самом деле ее боялся – точнее, боялся того, что она не прислушается к доводам разума.

В жизни Мерседес действительно не было иной цели, кроме как разыскать и убить Танненберга. И она вполне была способна это сделать.

Когда Ганс Гауссер рассказал Карло Чиприани, как отреагировала Мерседес, узнав, что теперь нет никакого сомнения в том что Танненберг жив, тот почувствовал сильное беспокойство. Та же реакция была и у Бруно Мюллера. Они решили, что Карло отправится в Барселону и попытается убедить Мерседес не отклоняться от плана, который они разработали вчетвером. Бруно хотел поехать вместе с Карло, однако и Ганс, и Карло понимали, что, если их друг отправится в Барселону, Дебора опять начнет нервничать, а потому они убедили Бруно остаться в Вене. Если Карло не удастся переубедить Мерседес, тогда они попытаются это сделать втроем, однако к этому варианту они решили прибегнуть лишь в крайнем случае.

В Барселоне шел дождь. Карло застегнул плащ на все пуговицы и стал терпеливо ждать, когда наступит его очередь сесть в такси и он сможет поехать в центр города. В руке у него был чемоданчик с самыми необходимыми вещами на тот случай, если в Барселоне ему придется заночевать, однако он все‑ таки рассчитывал вернуться в Рим в тот же день. Все будет зависеть от того, насколько упрямой окажется Мерседес.

Здание, в котором располагался офис компании, принадлежащей Мерседес, находилось на склоне горы Тибидабо. Секретарша провела Чиприани в помещение для посетителей, чтобы он там мог подождать, пока, как она сказала, сеньору Барред поставят в известность о его приходе. Однако уже через нескол ко секунд она вернулась в сопровождении Мерседес.

– Что ты тут делаешь? – удивленно спросила Мерседес.

– Я приехал в Барселону по делам и решил зайти проведать тебя.

Мерседес взяла Карло за руку и завела его в свой кабинет. После того как ее старательная секретарша принесла им кофе и они остались вдвоем, они сели рядом и впились друг в друга взглядами.

– Это Ганс попросил тебя ко мне приехать…

– Нет. Я сам решил это сделать. После разговора с Гансом я испытываю сильное беспокойство, да и Бруно тоже. Что ты задумала, Мерседес?

В голосе Карло чувствовалась боль, но помимо того еще и твердость: он явно не был склонен идти на уступки и вряд ли принял бы какие‑ либо оправдания.

– Ты что, не можешь понять, что я больше всего на свете хочу убить его своими руками?

– Нет, могу. Я могу это понять. Могу понять твое желание убить его собственными руками, потому что у меня есть такое же желание. И у Ганса, и у Бруно. Но нам не следует так поступать, потому что мы не сумеем это сделать.

– Вонзить нож в живот человека не так уж и трудно.

– Да, но очень трудно пробраться в Ирак. А еще очень трудно проникнуть в то место, где он сейчас находится. А еще очень трудно объяснить, зачем ты туда едешь. А еще очень трудно умудриться обмануть охрану и подойти к Танненбергу вплотную. А еще очень трудно выбрать удачный момент для того, чтобы вонзить в него нож. Все это – очень трудно. Именно поэтому мы и наняли профессионала, то есть человека, который знает, как поступать в подобных ситуациях. Он умеет убивать, и сможет выбрать для этого подходящий момент. Мы же не сумеем с этим справиться, пусть даже мы и ненавидим Танненберга до глубины души и пусть даже нам кажется, что мы в состоянии убить его своими руками.

– Вы даже не даете мне возможности попытаться это сделать… – буркнула Мерседес.

– Прошу тебя, Мерседес! В таком случае у нас не будет ни второй, ни третьей попытки. Если ты попытаешься его убить и у тебя ничего не получится, тогда уже никто не доберется до Танненберга, и мы не сможем ему отомстить. У тебя нет права на такой поступок, ты можешь все испортить.

– Ты тоже на меня разозлился, – сказала Мерседес, и в ее голосе прозвучала обида.

– Я? Ты ошибаешься. Никто из нас на тебя не злится – ни я, ни Бруно, ни Ганс. Но и ты не заставляй нас убеждать тебя в очевидном. Жажда мести, которая объединяет нас четверых будет все такой же сильной, что бы ни произошло. Однако ты не имеешь права предпринимать какие‑ либо действия без нашего согласия. Это не твоя месть, Мерседес, это – наша месть всех четверых. Мы тогда поклялись, что отомстим вместе, и ты не должна нарушить клятву.

– А почему бы нам не отправиться туда вчетвером?

– Потому что это было бы глупостью.

Затем они некоторое время молчали, погрузившись каждый в свои мысли. Они размышляли над тем, что сейчас скажут друг другу.

– Я знаю, что ты прав, но…

– Если ты туда поедешь, ты и нас уничтожишь, и Танненберга все равно не сумеешь убить. Вот чего ты добьешься. Скажи мне: ты твердо намерена туда поехать?

– Пожалуйста, не внушай мне, что мой поступок приведет к таким трагическим последствиям.

– Можешь быть уверена, что именно так и будет. Впрочем, единственное, о чем я тебя прошу, – так это чтобы ты хорошенько подумала, как ты умела думать в самых сложных ситуациях, как ты умела думать все эти годы, как ты умела думать в течение трех последних месяцев – с того момента, когда мы обнаружили Танненберга.

– Арабы говорят, что месть – это блюдо, которое подают холодным.

– И они правы. Только при таком подходе можно получить удовлетворение от свершенной мести. Мы никогда не забудем того, что тогда произошло, и никогда этого ему не простим, однако нам следует действовать хладнокровно. В противном случае все наши усилия закончатся ничем.

– Дай мне поразмыслить над всем этим.

– Нет. Ответ мне нужен прямо сейчас. Я хочу знать, придется ли нам отменить нашу операцию в Ираке. Мы не можем подвергать опасности жизнь человека, который отправился по нашему заданию в Ирак.

– Он – профессиональный убийца.

– Ты сама сказала: «профессиональный». Отсюда следует, что если мы вмешаемся, то тем самым подвергнем его жизнь опасности, и нам придется отвечать за последствия. Мы заключили контракт с агентством – агентством, предоставляющим услуги наемных убийц.

– Это агентство занимается вопросами безопасности.

– Ты же знаешь, Мерседес, что одно другое не исключает. Помимо всего прочего, эти люди занимаются и убийствами, и именно за это они получают большие деньги.

– Ты прав, нам нельзя допустить оплошность.

– Итак, что ты собираешься делать?

– Думать, Карло, думать…

– Таким образом, мне тебя переубедить не удалось…

– Не знаю… Мне нужно подумать.

– Ради бога, Мерседес, не делай глупостей!

– Я не буду вас обманывать. Не буду вам говорить, что не стану ничего предпринимать, если еще для себя не решила, как поступлю. Пусть уж лучше вы меня возненавидите, чем я стану вам врать.

– Похоже, тебе хочется, чтобы Танненберг остался жив, – заявил Карло.

– Нет! – с яростью выкрикнула Мерседес. – Как ты можешь такое говорить? Я хочу, чтобы его убила именно я! Я! Я! Вот чего я хочу!

– Я вижу, с тобой разговаривать бесполезно. Мы отменим операцию. Ганс позвонит Тому Мартину и скажет, чтобы тог отозвал своего человека. Все кончено.

Мерседес гневно посмотрела на Карло. Она так сжала кулаки» что ногти впились в ладони, а губы искривились в горькой усмешке. Ее лицо исказилось настолько, что стало похоже на жуткую маску.

– Вы не можете этого сделать, – пробормотала она.

– Нет, можем, и мы это сделаем. Ты решила нарушить клятву, которую дала вместе с нами, и тем самым ты ставишь под угрозу всю операцию. Если ты теперь не в одной упряжке с нами, тогда все прекращается. Мы отказываемся от возможности отомстить. И мы тебе этого никогда не простим – ни‑ ког‑ да. После стольких лет поисков мы его наконец‑ то нашли. Мы вполне могли бы их убить – и Танненберга, и его внучку. Нам это уже почти удалось, но ты вдруг ни с того ни с сего пытаешься этому помешать, потому что считаешь, что должна сделать это своими руками. Ну что ж, поступай как знаешь. До сего момента мы держались вместе, теперь же ты остаешься одна.

На правом виске Карло стала пульсировать жилка – это явно свидетельствовало о том, что он испытывал сильное волнение.

Мерседес, тоже сильно разволновавшись, почувствовала острую боль в груди.

– Ты хочешь сказать, Карло, что…

– Что мы больше никогда не увидимся, что Ганс, Бруно и я уже не захотим ничего о тебе даже слышать до конца своей жизни и что мы тебя никогда не простим.

Карло с трудом выносил напряжение этого разговора. Он очень любил Мерседес и понимал, какие тяжкие муки она сейчас испытывает, однако не мог смириться с тем, что она хотела совершить.

– Я не потерплю никаких ультиматумов, – сказала Мерседес, став бледной как мел.

– Мы тоже.

Они оба замолчали. Это было неловкое и напряженное молчание, предвещавшее разрыв отношений, которые до этого казались нерушимыми.

Карло поднялся с кресла, посмотрел на Мерседес и направился к двери.

– Я ухожу. Если передумаешь, позвони нам, однако сделай это сегодня. Завтра Ганс отправится в Лондон, чтобы разорвать контракт с Томом Мартином.

Мерседес ничего не ответила. Она осталась сидеть на диване откинувшись на спинку. Через несколько минут в кабинет вошла секретарша и, взглянув на Мерседес, испугалась. Начальница показалась ей древней старухой: на лице сеньоры Барреда вдруг проступило множество неизвестно откуда взявшихся мелких морщинок, а на ее всегда таком невозмутимом лице застыла жуткая гримаса.

– Донья Мерседес, вы себя хорошо чувствуете?

Мерседес ничего не слышала, а потому ничего не ответила. Секретарша подошла ближе и робко коснулась рукой ее плеча.

– Вам нехорошо? – снова спросила секретарша.

Мерседес наконец стряхнула с себя задумчивость.

– Да, я немного устала.

– Принести вам чего‑ нибудь?

– Нет, не нужно. Не беспокойся.

– Может, отменить обед с мэром?

– Нет. Позвони архитектору нашего объекта в Матаро. Когда он возьмет трубку, соедини меня с ним.

Секретарша, немного посомневавшись, все же не решилась больше ничего говорить своей начальнице: та была не из тех, кому можно было возражать.

Когда Мерседес осталась одна, она глубоко вздохнула. Ей хотелось расплакаться, однако в последний раз она плакала много лет назад – когда умерла ее бабушка – и с тех самых пор Мерседес не позволила себе проронить ни слезинки. Поэтому и сейчас, сделав над собой усилие и выпив воды, она сумела сдержать слезы.

Раздавшийся телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Она подумала, что это, наверное, Карло, однако в трубке послышался голос секретарши: она сообщила, что соединяет Мерседес с архитектором объекта в Матаро.

Карло Чиприани был в отчаянии: разговор с Мерседес оказался для него уж слишком тяжким сражением. Он осознавал, что так и не смог ее переубедить, и теперь ему нужно было позвонить Гансу и Бруно, чтобы решить, что им делать дальше.

Если Мерседес отправится в Ирак, она не только себя подвергнет опасности, но и сорвет операцию. Им теперь необходимо было продумать свои дальнейшие действия, однако был еще один шанс: возможно, если Бруно поговорит с Мерседес, ему может повезти больше, чем Гансу и Карло.

Уже получив в аэропорту посадочный талон на ближайший рейс до Рима, Карло разыскал телефон, по которому можно было позвонить друзьям.

Трубку взяла Дебора. Она попросила немного подождать, пока подойдет Бруно.

– Карло, ты где? – наконец раздался голос Бруно.

– В аэропорту Барселоны. Я разговаривал с Мерседес, но мне так и не удалось ее образумить. Я измучился: разговор был очень тяжелым.

Бруно разочарованно молчал: он был уверен, что Карло сумеет переубедить Мерседес. Если это не удалось сделать Карло, не удастся никому.

– Бруно, ты куда пропал?

– Извини, эта новость лишила меня дара речи. Что мы теперь будем делать?

– Отменим операцию.

– Нет!

– У нас нет другого выхода. Если Мерседес будет стоять на своем, с нашей стороны было бы глупостью продолжать операцию. Гансу нужно ехать в Лондон…

– Нет! Мы не можем отменить то, что уже начали. Мы всю жизнь ждали этого момента, и теперь нам нельзя отступать. Я не согласен!

– Бруно, успокойся. У нас нет другого выхода.

– Я категорически против. Если вы хотите дать задний ход, – пожалуйста. А я поеду в Лондон, поговорю с тем человеком и покрою все расходы, необходимые для задуманной нами операции.

– Мы все как будто чокнулись!

– Нет, чокнулась одна лишь Мерседес, – пробурчал Бруно. – Именно из‑ за нее возникла эта проблема.

– Пожалуйста, давай не будем сейчас спорить. Нам нужно встретиться. Я прилечу в Вену.

– Да, нам нужно встретиться. Я позвоню Гансу.

– Давай уж лучше я ему позвоню. Подожди несколько минут. Ему наверняка очень хочется узнать, чем закончился разговор с Мерседес.

– Ладно. А потом пусть кто‑ нибудь из вас позвонит мне и сообщит, где мы встретимся.

Ганс Гауссер с нетерпением ждал звонка от Карло Чиприани, но он никак не ожидал, что тот позвонит ему так быстро. Ганс очень надеялся на то, что Карло удастся переубедить Мерседес, и когда он узнал, что у того ничего не получилось, Гансу показалось, что мир перевернулся вверх дном. Они договорились, что встретятся в Вене на следующий день. Там они должны были решить, что делать дальше.

Вернувшись в Рим, Карло сразу же отправился в свою клинику: ему хотелось увидеть детей и окунуться в атмосферу обычной размеренной жизни.

Лара и Антонино еще не вернулись с обеденного перерыва, да и секретарши Карло Марии тоже не было на месте.

На столе в своем кабинете Карло увидел папку с историей болезни жены одного своего друга, которую через пару дней должен был оперировать Антонино. Просмотрев историю болезни, он нахмурился: его обеспокоили результаты предоперационных анализов и экографии. «Придется поговорить с сыном», – подумал Карло.

Затем он позвонил в авиакомпанию «Алиталия» и забронировал билет на самолет до Вены. Он вылетит туда завтра в семь утра, а вернется вечером. Поездки по принципу «туда и обратно в один день» утомляли его намного меньше, чем необходимость ночевать вне стен своего дома. Кроме того, у таких поездок было одно важное преимущество: ему проще было скрыть от детей, что он уезжал из Рима, а значит, они не беспокоились по поводу его отсутствия.

Первой вернулась Лара.

– Я тебя сегодня утром здесь не видела, да и дома тебя не было, – сказала она отцу.

– А что ты хотела?

– Поговорить насчет этой Кэрол.

– Я уже видел анализы и экографию. Что‑ то эти результаты мне совсем не нравятся.

– Антонино очень обеспокоен.

– Расскажи мне, что он по этому поводу думает. И прежде чем что‑ то делать, нужно поговорить с Джузеппе.

– Антонино думает, что ее лучше не оперировать.

– Мы это обсудим. Может, повторим обследование еще раз. Как бы там ни было, придется отложить операцию на несколько дней – до тех пор, пока у нас не появится уверенность в том, что ее необходимо сделать.

– Раковая опухоль могла захватить и кишечник.

В этот момент в кабинет вошла Мария, а вслед за ней – Антонино.

– Привет, папа. Где ты пропадал?

– Был занят кое‑ какими делами.

– У тебя усталый вид.

– Давайте поговорим об операции Кэрол.

– По моему мнению, опухоль могла распространиться у нее не только на желудок, но и на кишечник. Не знаю, с чем мы столкнемся, когда начнем делать операцию.

– Но ее необходимо сделать.

– Эта женщина в таком возрасте…

– Да. Ей столько же лет, сколько и мне.

– Однако здоровье у нее совсем не такое, как у тебя, – возразила Лара.

– Ну и что вы предлагаете? Назначить ей болеутоляющие средства, и пусть себе потихоньку умирает?

– Я думаю, что нам следует провести повторное обследование и сделать более точную экографию, – сказал Антонино. – Для этого необходимо отправить ее в клинику «Джемелли», а уж потом принимать решение.

– Хорошо, я позвоню директору клиники «Джемелли», чтобы ей прямо сегодня сделали экографию. Завтра вы проведете обследование, а послезавтра мы положим ее в стационар. А теперь оставьте меня одного, мне надо позвонить Джузеппе.

До конца дня Карло проработал в своем кабинете. Когда он оттуда ушел, на часах было около девяти. Он сильно устал, а на следующий день ему предстояло подняться очень рано.

Дебора встретила их недружелюбно. Бруно держался напряженно: было видно, что между ним и его супругой состоялся неприятный разговор.

– Она такая упрямая, – сказал Бруно про свою жену. – Не хочет с пониманием отнестись к тому, что мы делаем.

– А она в курсе того, что мы делаем? – озабоченно спросил Ганс.

– Нет, она не знает о том, что мы задумали, но ей известно, что мы его разыскали, – ответил Бруно и с виноватым видом добавил: – Она все‑ таки моя жена…

– Я тоже об этом рассказал бы своей, – утешил его Карло.

– А я – своей, – сказал Ганс. – Так что не переживай.

Когда Дебора вошла в гостиную с подносом, на котором стояли чашки с кофе, она окинула взглядом гостей, не скрывая недовольства.

– Дебора, оставь нас одних, нам нужно поговорить, – попросил Бруно.

– Хорошо, я уйду, но я хочу, чтобы сначала вы выслушали меня. Я страдала не меньше вашего, и я тоже прошла через ад, потеряла своих родителей, других своих родственников, друзей. Мне, как и вам, чудом удалось выжить. Господь захотел, чтобы я спаслась, и я благодарна ему за это. Всю свою жизнь я молилась о том, чтобы ненависть и злоба не отравили мою душу. Я прикладывала огромные усилия, но не стану утверждать, что мне это полностью удалось. Однако я твердо знаю, что мы не можем совершить акт отмщения своими руками, потому что тогда мы превратимся в убийц. Существуют различные судебные органы и здесь, и в Германии, и по всей Европе. Вы могли бы инициировать судебное разбирательство. Должны же быть какие‑ то способы добиться справедливости через суд. В кого вы превратитесь, когда организуете убийство этого человека и его семьи?

– Тебе никто не говорил, что мы собираемся организовать убийство, – очень серьезно сказал Бруно.

– Я хорошо знаю всех вас, и я хорошо знаю тебя. Вы всю свою жизнь ждали этого момента и всячески старались сохранить друг в друге жажду мести, оставались верными той клятве которую дали еще в детстве. Ни у кого из вас не хватает мужества отступиться от этой клятвы. А Бог вас за это не простит.

– Око за око, зуб за зуб! – воскликнул Ганс.

– С вами, я вижу, разговаривать бесполезно, – сказала Дебора и вышла из гостиной.

В течение целой минуты трое друзей сидели молча. Затем Карло подробно рассказал о своей схватке с Мерседес. Подумав, они решили, что ей позвонит Бруно, чтобы – уже в последний раз – попытаться ее переубедить.

– Но мы не должны отменять нашу операцию, – сказал Бруно.

– Если мы этого и не сделаем, нам все равно необходимо сообщить о сложившейся ситуации Тому Мартину… – сказал Ганс.

– Ты мог бы съездить к нему и рассказать о том, что произошло. Однако сначала нам нужно узнать, чем закончится разговор Бруно с Мерседес. Мне не удалось ее переубедить, но, может, я действовал как‑ то не так…

– Да ладно, Карло, ты сделал все, что мог, – перебил его Бруно. – Мы ведь хорошо знаем Мерседес. У меня еще меньше шансов переубедить ее, чем у тебя, так что давай не будем ерничать.

– Она просто невероятно упрямая… Наверное, нам следует поехать к ней втроем, – предложил Ганс.

– Это не поможет, – решительно возразил Бруно.

– Тогда позвони ей прямо сейчас, – сказал Карло. Мы дождемся окончания вашего разговора, и затем решим, что делать дальше.

Бруно поднялся и, выйдя из гостиной, направился в свои кабинет: он предпочитал разговаривать с Мерседес, находясь подальше от ушей Деборы.

Мерседес оказалась у себя в кабинете. Бруно сразу почувствовал в ее голосе тревогу.

– Бруно, это ты?

– Да, Мерседес, это я.

– Я себя очень плохо чувствую.

– Мы тоже.

– Я хочу, чтобы вы меня поняли.

– Нет, ты этого не хочешь. Твоя просьба – это попытка превратить нас во второстепенных статистов. Ты решила, что мы четверо уже не единое целое и что каждый теперь сам по себе, ты отрекаешься от той клятвы, которую мы дали. Мне очень хотелось бы, чтобы ты передумала. Ты заставляешь нас страдать.

Затем они оба долго молчали. Каждый слышал в телефонной трубке дыхание другого, но никто их них не мог произнести ни слова. Медленно текли секунды, казавшиеся вечностью. Наконец Бруно нарушил молчание.

– Ты меня слышишь, Мерседес?

– Да, Бруно, я тебя слышу, но я не знаю, что тебе сказать.

– Я хочу, чтобы ты знала: с тех самых пор, как мы прошли с тобой через ад, я еще никогда не страдал так, как сейчас То же самое происходит с Карло и Гансом. Самое худшее – это то, что мы потеряем смысл своей жизни, и получится, что все эти годы были прожиты зря. Твоя бабушка так бы не поступила. Да ты и сама об этом знаешь.

Снова наступило молчание. Бруно почувствовал, что ему вот‑ вот станет плохо: во рту у него пересохло, а в желудке появились очень неприятные ощущения. Кроме того, он готов был расплакаться.

– Мне жаль, что я причиняю вам столько боли, – прошептала Мерседес.

– Ты лишаешь нас жизни. Если ты сделаешь то, что задумала, мне больше не захочется жить. Ради чего мне тогда жить? Ради чего?

Отчаяние в голосе Бруно было неподдельным. То, что он сейчас говорил, исходило из глубины его души. Мерседес осознала, что сейчас чувствуют трое друзей.

– Мне очень жаль. Простите меня. Я ничего не стану предпринимать. Надеюсь, что сумею сдержать свою ярость.

– Мне недостаточно твоих уверений о том, что ты надеешься сдержать свою ярость, – сказал Бруно. – Мне нужно, чтобы твое решение было окончательным.

– Я ничего не стану предпринимать. Даю тебе слово. Если я передумаю, то сообщу вам об этом.

– Ты не можешь держать нас в таком напряжении…

– Да, не могу, но и врать вам я тоже не могу. В общем, ладно… Я не буду ничего предпринимать. Я это твердо решила, но если все‑ таки передумаю, то немедленно вам сообщу.

– Спасибо.

– А как там Карло и Ганс?

– Они в отчаянии, так же как и я.

– Скажи им, чтобы не переживали. Я ничего не стану предпринимать… У нас есть еще какие‑ нибудь новости оттуда?

– Пока нет. Будем ждать.

– Ну что ж, подождем.

– Спасибо, Мерседес, спасибо.

– Не благодари меня. Это я должна просить у вас прощения.

– Нет необходимости. Важно то, что все мы продолжаем действовать сообща.

– Я чуть было не поставила крест на нашей дружбе. Мне очень жаль.

– Не говори ничего, Мерседес, не надо ничего говорить.

Бруно положил телефонную трубку, не в силах сдержать слезы. Плача, он стал молиться Господу и благодарить его за то, что он помог переубедить Мерседес. Затем Бруно пошел в ванную, умылся и вернулся в гостиную.

Карло и Ганс сидели молча – задумчивые и напряженные. – Она ничего не станет предпринимать, – сказал им, входя, Бруно.

Они все стали обниматься и плакать, не стесняясь своих слез: Бруно только что предотвратил сражение, которое они, как им казалось, вряд ли бы выиграли.

Клара, нервничая, прислушивалась к шуму вертолета, на котором должны были прилететь ее дедушка и Ахмед.

Муж удивил ее, заявив, что тоже прилетит в Сафран. А еще Клара переживала из‑ за состояния здоровья своего дедушки, и хотя Ахмед сказал ей, что нет оснований для беспокойства, тот факт, что еще несколько дней назад сюда переправили полевой госпиталь, был плохим признаком.

Клара вместе с Фатимой целый день подготавливала дом, в котором она собиралась разместиться вместе с дедушкой, а потому ни разу даже не подошла к зоне раскопок. Она знала, что дедушка – весьма требовательный человек, и на время его пребывания в Сафране необходимо было обеспечить ему достаточно высокий уровень комфорта, тем более что состояние его здоровья ухудшилось. Кларе пока не было известно, как долго он здесь пробудет – как не было ей известно и то, долго ли здесь пробудет Ахмед.

Бросив взгляд в окно, она увидела, что к ней быстрым шагом приближается Фабиан.

– Кажется, мы кое‑ что нашли, – сказал он, и его голос слегка дрожал от волнения.

– Что именно? Ну говорите же!

– Мы натолкнулись на фундаменты нескольких зданий, находящиеся более чем в трехстах метрах от храма – в том месте, где мы начали раскопки неделю назад. Эти здания, похоже, не очень большие – метров пятнадцать в ширину, а главные помещения в них – прямоугольной формы. В одном из этих помещений мы обнаружили изображение сидящей женщины, по‑ видимому, это богиня плодородия. А еще – обломки черной керамики. Кроме того, бригада Марты нашла в одном из помещений храма целую коллекцию предметов из глины – буллы и калькули. Там есть различные конусы, в том числе продырявленные, большие и маленькие шарики, а также две печати: на одной изображен бык, а на другой, по‑ видимому, лев… Ты понимаешь, что это все означает? Ив от радости чуть не свихнулся, а про Марту я вообще молчу.

– Я сейчас же иду туда! – восторженно воскликнула Клара.

В дверях ей преградила путь Фатима.

– Никуда ты не пойдешь. Мы еще не все подготовили, а твой дедушка уже вот‑ вот прилетит, – стала увещевать Клару ее старая служанка.

Шум вертолета и правда все нарастал, поэтому Клара ничего не ответила. Хотя ей очень хотелось немедленно побежать к месту раскопок, она понимала, что не должна делать этого, пока не встретит и не устроит как подобает своего дедушку.

Оставалось лишь несколько часов светового дня, однако Клара подумала, что даже если она и не управится до темноты, то все равно сегодня сходит на место раскопок.

Айед Сахади, сопровождаемый вооруженными людьми, решительно вошел в комнату, где находилась Клара.

– Госпожа, вертолет уже заходит на посадку. Вы пойдете его встречать?

– Я знаю, Айед, я ведь слышу шум винтов. Да, я сейчас же иду с вами.

Клара вышла из дома в сопровождении Фатимы. Они сели в джип и поехали к тому месту, где уже садился вертолет.

Увидев своего дедушку, Клара от испуга замерла: старик очень похудел, и одежда свободно болталась на его тощем – кожа да кости – теле.

Его глаза глубоко запали, и двигался он довольно неуклюже, хотя и пытался ступать твердо.

Обнимаясь с ним, Клара почувствовала, что в его руках стало меньше силы, и впервые в жизни она осознала, что дедушка – обычный смертный, а не бог, каким она его до сих пор считала.

Фатима проводила Альфреда Танненберга в его комнату, где она постаралась создать такую обстановку, которая понравилась бы старику, хотя здесь, конечно, было тесновато. Подошедший вскоре врач сказал Фатиме, что ему необходимо осмотреть господина Танненберга, чтобы определить, насколько сильно отразились на состоянии его здоровья перелеты из Каира в Багдад и из Багдада в Сафран. Увидев рядом с врачом медсестру, Фатима что‑ то сердито буркнула себе под нос.

Когда врач вышел из комнаты Танненберга, он увидел в дверях дома нетерпеливо ожидавшую его Клару.

– К нему можно зайти?

– Лучше дайте ему немного отдохнуть.

Фатима тут же спросила, не принести ли Альфреду чего‑ нибудь поесть. Врач в ответ пожал плечами:

– По моему мнению, ему нужно поспать, потому что он очень устал. Если хотите, спросите его самого, как только выйдет Самира. Она ему сейчас делает укол.

– Что‑ то я вас не припоминаю, доктор, – с некоторым недоверием в голосе сказала Клара молодому, высокому и стройному врачу, который только что обследовал дедушку.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒