Хулия Наварро 27 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 27 из 49Следующая ⇒

– Ты‑ то не веришь, что оно там есть.

– Да и ты тоже.

– Я и сам не знаю, верю я этому или нет.

– Да ладно, Лайон, не строй из себя невинную овечку!

– Знаешь что? У меня нет абсолютно никакого желания пререкаться с тобой.

Даниель решил сменить тему разговора, чтобы восстановить мир и спокойствие.

– А как вы тут отмечали Рождество? – с любопытством спросил он.

– Так мы его не отмечали. Тут люди вообще не отдыхают: они вкалывают по двадцать восемь часов в сутки.

– Они не устроили выходной даже в такой праздник? – удивился Даниель.

– Единственная разница заключалась в том, что еда в тот день была вкуснее.

– А мы в Багдаде, как смогли, попраздновали: каждый принес то, что сумел раздобыть.

Миранда, оставив их вдвоем, стала расхаживать по лагерю, с любопытством осматривая все вокруг. Она уже кое‑ что слышала об Иве Пико и Кларе Танненберг и надеялась встретить здесь их обоих. Поездка из Багдада в это захолустье с желтой землей немного напоминала ей экскурсии, которые в юности организовывали в их колледже, чтобы хоть как‑ то скрасить монотонную жизнь.

Пико и Клара постарались выполнить все просьбы журналистов хотя и не смогли полностью скрыть раздражение, вызванное тем, что приезд журналистов замедлил темп работы. На этих раскопках каждые руки были на счету – в том числе руки Пико и Клары.

Клара заметила, что Пико, похоже, сразу же увлекся Мирандой. Он все время находился рядом с ней, и они постоянно о чем‑ то разговаривали и смеялись, отойдя в сторону, чтобы их никто не слышал. Клара предположила, что эти двое уже давно знакомы, и внезапно ощутила уколы ревности.

Миранда была такой женщиной, какой хотелось быть Кларе: она сама распоряжалась своей судьбой, держалась независимо, была уверена в себе. Она принадлежала к числу тех представительниц прекрасного пола, которые ничем не обязаны ни одному мужчине, а потому привыкли общаться с ними на равных, ничем им не поступаясь.

Клару не удивило, что Миранда, по всей видимости, была знакома с Лайоном Дойлем: они ведь оба принадлежали к журналистской братии.

Когда настало время обеда, Миранда села за один стол с Мартой Гомес, Фабианом Туделой, Джианом Марией, Альбером Англадом, Даниелем, Хайдаром Аннасиром и Кларой. Лайон тоже уселся за этот стол, проигнорировав раздраженный взгляд, который бросила на него Миранда.

– По всей Европе проходят манифестации, – сообщил Даниель. Люди протестуют против этой войны. – Какой войны?! – раздраженно воскликнул Хайдар Аннасир. Война еще не началась. Вполне возможно, что Буш всего лишь пытается запугать Саддама и не решится напасть на Ирак. – Нет, он нападет, – заявила Миранда. – И сделает это в марте.

– А почему именно в марте? – спросила Клара.

– Потому что именно тогда американская военная машина будет лучше всего готова к войне. Ближе к лету начнется жара а американские мальчики не очень‑ то приучены воевать под палящим солнцем – таким, как здесь, в Ираке. Так что они нагрянут сюда в марте или – самое позднее – в апреле.

– Остается только надеяться, что они не будут торопиться, – сказал Пико.

– А сколько времени вы здесь еще пробудете? – поинтересовалась Миранда.

– Если исходить из ваших прогнозов, где‑ то месяц, – ответил Пико.

– Моих прогнозов? – удивилась Миранда.

– Вы только что сказали, что американцы нападут в марте. А сейчас – февраль.

– А‑ а! Да, вы правы, остается всего лишь месяц. А как вы собираетесь отсюда выбираться? Когда начнутся бомбардировки, солдаты вас защищать уже не будут, потому что Саддаму потребуются все имеющиеся у него силы. Рано или поздно в армию призовут и ваших рабочих.

Рассуждения Миранды заставили присутствующих задуматься: они вдруг отчетливо осознали, что окружающий мир живет в ином ритме, а эта захолустная деревня, в которую они приехали несколько месяцев назад, чтобы вырыть из песка тайну, такую же древнюю, как мир, существует словно в другом измерении. А тайна, которую они так жаждут открыть, возможно, является всего лишь вымыслом.

Марта Гомес первой нарушила воцарившуюся тишину.

– Как вы уже сами видели, мы обнаружили здесь храм. Похоже, что это – зиккурат, хотя мы в этом еще не вполне уверены. По нашему мнению, он был построен примерно за две тысячи лет до нашей эры. До этих раскопок не было никакой информации о его существовании. Мы также расчистили развалины жилых домов, относящихся к той же эпохе, хотя, к сожалению, от этих домов почти ничего не осталось. Сейчас мы изучаем несколько сотен глиняных табличек, найденных в двух помещениях зиккурата. Мы также обнаружили несколько статуй в довольно хорошем состоянии, а еще – буллы и калькули… В общем, Миранда, из всего сказанного мною следует, что за очень короткое время нам удалось выполнить огромнейший объем работы. На то, что мы сделали за неполных пять месяцев, в обычной ситуации ушли бы годы. Я понимаю, что в сложившихся обстоятельствах обычных обывателей в различных уголках мира вряд ли сильно заинтересуют археологические раскопки в стране, находящейся на грани войны. Однако если бомбардировки обойдут стороной зону проведенных нами раскопок, тогда – можете мне поверить – Сафран станет одним из самых значительных археологических «месторождений» Ближнего Востока, и если эта чертова война когда‑ нибудь закончится, мы сможем приехать сюда еще не раз. Думаю, у нас достаточно оснований гордиться всем тем, что нам удалось здесь сделать.

– Раскопки проводятся здесь наверняка с одобрения Саддама Хусейна, – сказала Миранда в ответ на слова Марты.

– Да, конечно, – вмешался в разговор Фабиан Тудела. – Невозможно отправиться на раскопки ни в одну страну мира, не получив при этом согласия ее властей, какими бы они ни были. Иракские власти дали разрешение проводить раскопки, а необходимое для этого оснащение мы привезли с собой. За него заплатил из своего кармана профессор Ив Пико.

– Насколько я знаю, госпожа Танненберг тоже являлась организатором этой экспедиции и приняла участие в ее финансировании, – заметила Миранда.

Клара тут же решила воспользоваться репликой Миранды, чтобы дать понять присутствующим, что это ее экспедиция и что все, чего в ходе этой экспедиции удалось и удастся достичь, является в равной степени заслугой и Пико, и ее, Клары.

Да, действительно, этот проект, задумали совместно профессор Пико и я. Проект является дорогостоящим и, учитывая нынешнюю ситуацию, трудновыполнимым, однако, как уже говорила Марта Гомес, мы получили определенные результаты, и результаты эти – ошеломляющие.

– Но вы ведь ищете еще кое‑ что. Насколько мне известно, на проходившем в прошлом году в Риме археологическом конгрессе вы сообщили о существовании древних глиняных табличек, на которых некто написал, что Авраам намеревается рассказать ему о сотворении мира. Вы также сообщили на конгрессе, что вам по воле случая довелось обнаружить возле Сафрана другие таблички с именем того же писца. Я не ошибаюсь?

На этот раз Миранде решил ответить Пико.

Нет, вы не ошибаетесь. У Клары действительно есть две таблички, и мы даже смогли приблизительно определить, когда они были сделаны. На этих табличках некий писец по имени Шамас сообщает, что Аврам будет рассказывать ему историю сотворения мира. Клара считает, что этот Аврам, о котором пишет Шамас, – не кто иной как упоминаемый в Библии праотец Авраам, и если ее предположение подтвердится, то это будет, несомненно, сенсационное открытие.

– Надо иметь в виду, что ученые сомневаются в том, что упоминаемые в Библии праотцы существовали на самом деле, – продолжил пояснение Фабиан. – Пока что еще никому не удалось доказать, что они были реальными персонажами, созданными из плоти и крови. Если мы найдем таблички, о которых упоминается в имеющихся у Клары двух табличках, мы докажем не только то, что в Библии изложены реальные события, но и то, что Книга Бытие была составлена именно Авраамом. Вы и представить себе не можете, какое огромное значение будет иметь это открытие для археологии, для науки в целом, да и для религии.

– Но вы ведь до сих пор не нашли эти таблички? – спросила Миранда.

– Нет, пока не нашли, – подтвердила Марта. – Однако мы нашли много табличек, на которых значится имя Шамас, а потому надеемся, что все‑ таки найдем и «Глиняную Библию».

– «Глиняную Библию»?

– Миранда, а как еще можно назвать глиняные таблички, содержащие текст Книги Бытие? – ответила вопросом на вопрос Марта.

– Да, вы правы. К тому же мне и самой нравится это название: «Глиняная Библия»… А что вы обо всем этом думаете? Вы ведь, кажется, священник.

Вопрос Миранды был адресован Джиану Марии и застал его врасплох: он от неожиданности поперхнулся и тут же покраснел до корней волос.

– Вот это да! – засмеялась Миранда. – Впервые в жизни встречаю мужчину, который краснеет, да еще от такого простого вопроса.

– Да не стесняйся ты так, Джиан Мария, – попыталась подбодрить его Марта. – Тебе всего лишь задали вопрос.

Священник, совсем растерявшись, не знал, что ответить. Увидев, что взгляды всех сидевших за столом обратились на него, он снова залился краской. Фабиан решил выручить Джиана Марию и стал давать пояснения.

– Джиан Мария – специалист по мертвым языкам. Он сделал столько полезного! Он неутомимо работал над расшифровкой табличек, и без него мы не смогли бы достичь таких больших успехов. Как бы там ни было, пока мы не найдем таблички, которые ищем, и пока они не будут проанализированы не только нами, но и другими квалифицированными специалистами, мы не сможем заявить, что «Глиняная Библия» действительно существует. Вплоть до сего момента мы все еще блуждаем в мире догадок и предположений. Все, чем мы пока располагаем, – это две таблички, исписанные не очень опытной рукой. Они напоминают, скорее, своего рода странички личного дневника – дневника, сделанного из глины, – в котором кто‑ то сообщает о том, что ему что‑ то собираются рассказать. Однако, как сказала Марта, даже если мы и не обнаружим глиняные таблички, которые ищем, то и те находки, которые мы уже сделали, вполне оправдывают затраченные нами усилия.

– А почему вы говорите, что те две таблички, которые послужили причиной вашего приезда сюда, были написаны не очень опытной рукой? – спросила Миранда.

– Это видно по начертанию штрихов, – ответил Фабиан. – Когда смотришь на них, невольно складывается впечатление, что этот Шамас еще толком не умел обращаться с тростниковой палочкой для письма. Вы ведь знаете, что на глине писали тростниковыми палочками. Более того, в верхней части табличек, обнаруженных здесь, тоже фигурирует имя «Шамас», но они совсем не похожи по манере письма на те две таблички, которые имеются у Клары. Шамас, живший в этом селении, был писцом, который хорошо владел искусством письма и знал арифметику. А еще он был специалистом в области естествознания и составил перечень растений данного региона.

– Вполне возможно, что Шамас, являвшийся автором табличек, найденных в районе Харрана, и, так сказать, «местный» Шамас – это не одно и то же лицо, хотя Клара и утверждает обратное, – сказала Марта.

– А почему выдумаете, что это один и тот же Шамас? – поинтересовалась Миранда у Клары.

– Дело в том, что, хотя таблички, обнаруженные в районе Харрана, по манере письма и в самом деле отличаются от табличек, найденных здесь, и на тех, и на других есть штрихи и символы, нанесенные словно бы одной рукой, хотя на здешних Taбличках эти штрихи – более четкие. Мне кажется, что Шамас мог писать на табличках в Харране тогда, когда был еще юношей, а на здешних табличках – уже будучи взрослым.

Клара не сомневалась в правильности своего предположения. Она знала эти таблички как свои пять пальцев, да и проведенная в лаборатории почерковедческая экспертиза практически не оставила повода для каких‑ либо сомнений: таблички, найденные в районе Харрана, и таблички, обнаруженные в Сафране, были написаны одной и той же рукой.

– Но мне все‑ таки хотелось бы узнать, что обо всем этом думает Церковь, – снова обратилась к Джиану Марии Миранда.

Священник, который уже успел преодолеть смущение, вызванное первым вопросом Миранды, снова покраснел, однако на этот раз нашелся, что ответить любопытной журналистке. У меня нет права говорить от имени Церкви: я ведь всего лишь простой священник.

– Тогда скажите мне, что обо всем этом думаете лично вы.

– Из Библии мы знаем о существовании праотца Авраама. Я, конечно же, верю в то, что он был реальным персонажем, из плоти и крови, независимо от того, найдем мы этому научные подтверждения или нет.

– А вы верите, что Авраам знал о том, как был создан мир, и рассказал об этом кому‑ то еще?

– В Библии об этом ничего не говорится, хотя в ней достаточно подробно описана жизнь праотца Авраама. Таким образом… В общем, я пессимист и не верю, что существует какая‑ то там «Глиняная Библия». Однако если эти таблички все‑ таки будут найдены, именно Церковь должна определить, подлинные они или нет.

– Так вас сюда направил Ватикан? – спросила Миранда. – Вовсе нет! – возразил Джиан Мария. – Ватикан не имеет никакого отношения к моему пребыванию здесь.

– Тогда что вы здесь делаете? – не унималась Миранда.

– Ну, все произошло совершенно случайно…

– А вы все же расскажите, – настаивала журналистка, не обращая внимания на охватившее священника смущение.

– Ты не могла бы оставить его в покое? – попытался урезонить Миранду Лайон Дойль, впервые вмешиваясь в разговор.

– А вот и добрый странствующий рыцарь! Ты всегда приходишь на помощь тем, кто в этом нуждается, – то попавшей в перестрелку женщине, то оказавшемуся в затруднительном положении священнику.

– Миранда, ты невыносима! – мрачно констатировал Лайон.

– Мне не составит труда вам ответить, – сказал Джиан Мария еле слышно. – Видите ли, я находился в Багдаде и работал на одну неправительственную организацию. Волею случая я познакомился с профессором Пико и затем приехал сюда, чтобы посмотреть, как проводятся раскопки. Он узнал, что я специалист по мертвым языкам, и убедил меня остаться.

– А вы, хотя и являетесь священником, можете позволить себе заниматься тем, чем вздумается? – спросила Миранда.

– У меня есть разрешение на поездку в эту страну, – ответил Джиан Мария, снова краснея.

Весь остаток дня Миранда и Даниель снимали на видеокамеру работу археологов. Они снова общались с Пико и Кларой, а также с Мартой Гомес и Фабианом Туделой, которым вместе с другими археологами неоднократно приходилось рассказывать одно и то же разным журналистам, приехавшим в Сафран.

– Эти журналисты меня утомляют, особенно Миранда, хотя она мне довольно симпатична как человек.

– Да ладно. Марта, они всего лишь делают свою работу как мы – свою.

– Ты всегда отличался терпимостью, однако на них мы все‑ таки потратили целый день.

Фабиан прикурил сигарету и стал рассеянно рассматривать клубы табачного дыма. Марта была права. Однако его сейчас волновало совсем другое: если то, что рассказали журналисты, соответствовало действительности, то война и в самом деле должна была начаться либо в марте, либо – самое позднее – в апреле.

Он наклонился и начал вместе с Мартой разгребать песок с одной стороны раскапываемой террасы, которая, возможно, некогда была квадратным внутренним двориком, выложенным кирпичами и керамической плиткой.

Когда они наконец решили вернуться в лагерь, было уже совсем темно. Рабочие, утомленные многочасовым трудом, недовольно перешептывались. Однако больше всего их обеспокоили новости, которые они узнали от журналистов: война неизбежна и начнется уже скоро.

Клара организовала ужин возле костров, на которых поджарили полдесятка баранов, используя для этого разные ароматные травы.

Один из голландских журналистов с воодушевлением снимал эту сцену на видеокамеру, в то время как его коллега из радиокомпании чертыхался по поводу проблем со спутниковой связью, так как не смог отправить материалы, собранные за день.

Ив Пико с необычайным терпением выслушивал всех, кто к нему обращался, и старался помочь решить возникающие у журналистов проблемы при непосредственном участии услужливого Хайдара Аннасира, который оказался настоящей палочкой‑ выручалочкой.

– Вы, похоже, очень довольны сегодняшним днем.

Услышав голос Клары, Пико обернулся.

– У меня нет оснований быть недовольным.

– Но сегодня вы просто светитесь от счастья.

– Мы ведь очень долго были оторваны от цивилизованного мира, а эти люди привезли нам свежие новости, и я вспомнил, что кроме раскопок есть и другие занятия.

– Вы, наверное, тоскуете о чем‑ то.

– Не делайте поспешных выводов! Нельзя сказать, что я сильно тоскую, хотя, конечно, мы уже почти пять месяцев роемся в земле, дышим пылью и всецело заняты только работой. Я уже почти забыл, что существует и другая жизнь.

– Хотите отсюда уехать?

– Я должен позаботиться о безопасности своей бригады. Завтра я позвоню вашему супругу. Хочу, чтобы Ахмед рассказал мне, каков план эвакуации. Мы с ним договорились, что он все подготовит, чтобы вывезти нас отсюда, как только начнут падать бомбы.

– А если мы к тому моменту еще не найдем «Глиняную Библию»?

– Мы уедем отсюда в любом случае. Даже и не надейтесь, что мы будем продолжать раскопки после того, как американцы начнут бомбардировки Ирака. Или вы думаете, что они сделают исключение и не станут бомбить Сафран только потому, что группа сумасшедших проводит здесь раскопки? Я отвечаю за безопасность людей своей бригады. Они приехали сюда по моей личной просьбе, многие из них – мои близкие друзья, и никто и ничто в мире не заставит меня подвергнуть их жизни опасности. Ничто не стоит жизни людей – даже «Глиняная Библия».

– Когда вы отсюда уедете?

– Не знаю. Пока не знаю. Однако я хочу быть готовым к отъезду. Думаю, пришло время подвести итоги. Я хочу поговорить со своими коллегами, чтобы совместно принять решение. Я не собираюсь ничего скрывать от них, а вы ведь и сами слышали, что говорили журналисты.

– Теперешняя ситуация ничем не хуже той, какая была пять месяцев назад. С тех пор абсолютно ничего не изменилось.

– Журналисты другого мнения.

– Они всегда все преувеличивают. Это специфика их работы.

– Вы ошибаетесь. Может, некоторые из них и преувеличивают, но не все. А среди приехавших сюда журналистов трое – голландцы, двое – греки, кроме того, здесь четверо англичан, пятеро французов, двое испанцев…

– Не продолжайте, я и сама это знаю.

– Вряд ли все они склонны к преувеличениям и вряд ли они сами придумали, что Буш вот‑ вот нападет на Ирак.

– Я буду продолжать раскопки.

Пико впился взглядом в лицо Клары. Он, безусловно, не мог заставить ее уехать, и его очень разозлило то, что раскопки, возможно, будут продолжаться без него.

– Ну что ж! Тогда будете работать под градом бомб.

– А может, ваши друзья и не выиграют войну.

– Что еще за друзья?

– Те, которые собираются нас бомбить.

– У вас что, приступ национализма? Не пытайтесь сформировать у нас комплекс вины. По крайней мере, не пытайтесь сформировать его у меня, потому что вы лишь впустую потратите время. Послушайте, что я вам скажу и больше повторять не буду: Саддам в моем представлении – кровавый диктатор, которого следует посадить в тюрьму. Я ради него и пальцем не пошевелю, и мне совершенно безразлична его дальнейшая судьба. Я сожалею лишь о том, что из‑ за него пострадают многие ни в чем не повинные иракцы.

– И виноват в этом будет Саддам? Или американцы, которые хотят отнять у нас нашу нефть?

– Все виноваты. Понятно, что Саддам для американцев – всего лишь повод. Однако лично я не участвую в политических играх, я уже давным‑ давно сошел с этого поезда.

– Вы ни во что не верите.

– Когда мне было двадцать лет, я был членом левой партии, причем активным членом. Однако когда я увидел, что представляет собой изнутри партия, идеи которой были мне близки, мне стало противно. Все партийцы были совсем не такими, какими старались казаться, и делали не то, что говорили. Я тогда понял, что политика и обман зачастую идут рука об руку, и решил, что это не для меня. Единственное, что я сейчас поддерживаю, – так это идею буржуазной демократии, которая дает нам иллюзию свободы. Вот и все.

– А как же остальные люди? Как быть тем, кто родился не в вашем буржуазном мире? Что им делать и на что надеяться?

– Не знаю. Единственное, что мне ясно, – так это то, что эти люди являются жертвами интересов великих держав и жертвами своих правителей, но во многом они виноваты сами. Я – француз и поддерживаю идеи Великой французской революции. Мне кажется, что во всех странах должна произойти подобная революция, которая откроет людям дорогу к свету и разуму. Однако в этой части мира такие высокообразованные люди, как вы и ваш дедушка, имеют богатство и власть благодаря бедам и лишениям своих соотечественников. И вы еще у меня спрашиваете, что вам делать! В общем, я не чувствую себя в чем‑ то виноватым.

– Вы считаете, что ваша культура – более высокого уровня, чем наша…

– Хотите, чтобы я сказал вам правду? Да, именно так я и считаю. Ислам не позволяет вам совершить буржуазную революцию. Пока вы не отделите политику от религии, вы не сможете развиваться дальше. Меня раздражает, когда я вижу, что некоторые из ваших соотечественницу кутаны в покрывала с головы до пят, как, например, та женщина, которая ходит за вами следом везде и всюду. Ее, по‑ моему, зовут Фатима, да? Меня раздражает то, что мусульманские женщины должны идти позади своих мужей и не имеют права разговаривать с незнакомыми мужчинами.

К ним подошел, держа по стакану в каждой руке, Фабиан.

– Нам повезло, что в Ираке не так уж строго соблюдают правила, предписанные исламом, а потому мы можем опрокинуть по стаканчику.

Он протянул принесенные стаканы Кларе и Пико. Они оба взяли стаканы машинально, не осознавая, что делают.

– Что с вами случилось? – спросил Фабиан.

– Я сказал Кларе, что нам уже пора думать о том, как отсюда выбраться.

– Ну, судя по тому, что рассказали журналисты, нам действительно не следует здесь задерживаться, – согласился Фабиан.

– Завтра я позвоню Ахмеду, чтобы он согласовал с Альбером план нашей эвакуации. Мы пробудем здесь вплоть до того момента, когда опасность станет реальной, но ни секундой дольше.

Пико говорил тоном, не допускающим возражений, и Клара поняла, что ничего не может противопоставить этим аргументам.

– Клара, мы и так многого добились, – сказал Фабиан, стараясь подбодрить внучку Танненберга. – Или ты с этим не согласна?

– Ну и чего же мы добились? – сердито спросила Клара.

– Мы извлекли на белый свет храм и обнаружили древнее поселение. О них ведь раньше ничего не было известно. Я как профессионал считаю, что археологическая экспедиция удалась, мы уедем отсюда не с пустыми руками и можем гордиться проделанной работой. С нами вместе трудились замечательные люди, которые не жаловались на то, что приходится вкалывать с раннего утра до позднего вечера. Мы почти пять месяцев только то и делали, что ковырялись в земле. Ты ведь не хочешь, чтобы мы стали после всего этого рисковать своими жизнями?

Клара пристально посмотрела на Фабиана, но так и не нашлась, что ответить. В глубине души она понимала, что Пико и Фабиан правы, однако согласиться с этим означало бы признать свое поражение.

– И когда вы намереваетесь отсюда уехать? – срывающимся голосом спросила Клара.

– Я смогу ответить на этот вопрос только после того, как посоветуюсь с Ахмедом. А еще я хочу поговорить с несколькими своими друзьями из Парижа и с родителями. Банкиры всегда заранее знают, когда начнется та или иная война. А ты, Фабиан, переговори со своими знакомыми в Мадриде. Посмотрим, что они тебе скажут.

– Хорошо, мы позвоним всем им завтра. А сейчас давай еще пообщаемся с журналистами и отведаем тех замечательных барашков. Я умираю от голода.

Выглянув в оконце своей комнаты, Клара почти ничего не увидела. Луна куда‑ то спряталась, и было очень темно.

Уже некоторое время в лагере царила тишина. Все спали, и лишь Клару мучила бессонница. Ее сильно взволновал разговор с Пико и Фабианом, но еще больше она расстроилась, поговорив с Саламом Наджебом, врачом дедушки.

Наджеб не стал ничего скрывать от Клары: у ее дедушки недавно случился обморок, а результаты анализов ничего хорошего не предвещали. По мнению Наджеба, Танненберга нужно было поместить в стационарное отделение хорошей клиники.

Зайдя навестить дедушку, Клара удивилась тому, как сильно он сдал всего лишь за один день: его глаза запали, а дыхание стало прерывистым. Когда Клара сказала, что его необходимо перевезти в Багдад, а оттуда – в Каир, старик лишь отрицательно покачал головой. Нет, он не собирался уезжать отсюда до тех пор, пока археологи не найдут «Глиняную Библию». Клара не решилась ему сказать, что Пико и его коллеги уже подумывают об отъезде.

Стрелки на часах показывали три часа ночи, и было довольно холодно. Клара натянула свитер и на ощупь в темноте стала пробираться к комнате Фатимы. Та крепко спала и не проснулась даже тогда, когда Клара открыла в ее комнате окно, чтобы вылезти наружу.

Охранники Клары находились в коридоре и у главного входа в дом, а вот за окнами и задней дверью они не наблюдали.

Выпрыгнув из окна и подождав, пока успокоится часто бьющееся сердце, Клара вышла из лагеря, стараясь держаться в тени, и направилась к зиккурату. Ей было необходимо прикоснуться к древним глиняным кирпичам и почувствовать прохладу ночи, чтобы хоть немного успокоить свою растревоженную душу.

Охранники безмятежно спали, хотя Айед Сахади, наверное, убил бы их, если бы узнал, что кто‑ то сумел пересечь границу лагеря без их ведома. Впрочем, Клара ничего ему не собиралась рассказывать. Она нашла уголок, где можно было присесть, оставаясь незамеченной, и предалась размышлениям. Она чувствовала, что в ее жизни вскоре произойдут кардинальные изменения. Раньше все вокруг казалось надежным и безопасным, а теперь ее ждали горести и одиночество, и впервые в жизни она осознала, что еще никогда ни над чем серьезно не задумывалась. Она просто жила, ни о чем не заботясь, не видя и не слыша ничего, что противоречило бы ее эгоистическому отношению к жизни.

Да, она ничем не лучше Ахмеда, который получит деньги за то, что будет ее защищать. Однако она все‑ таки не была настолько лицемерной, как он, и поэтому считала, что ее не должны мучить угрызения совести.

Свернувшись калачиком на глиняном ложе, Клара y_CHVи ее сны были продолжением мыслей о Шамасе.

Илия получил звание ум‑ ми‑ а и был теперь самым старшим среди служителей храма, принимавших участие в управлении близлежащими землями.

Местный царь решил распространить свою власть не только на Ур, но и на весь прилегающий регион. Он приказал построить в этом месте небольшой по размерам зиккурат, чтобы ученые мужи собирали и хранили в нем знания, полученные из различных источников, а также результаты своих, наблюдений за окружающей местностью, растениями и небом, и пытались с помощью этих знаний разгадать тайны мироздания.

Это утро было отмечено знаменательным событием: один из дуб‑ саров должен был получить звание сес‑ галъ.

Ядин, взор которого затуманился от старости, уже не мог различать людей, однако он все‑ таки пошел на торжественную церемонию и радостно смеялся, широко открывая свой уже почти беззубый рот. С некоторых пор жена Ядина – мать Шамаса – стала его глазами, и теперь она подробно рассказывала мужу обо всем, что происходило во время церемонии. Ядин сидел с гордо поднятой головой, довольный тем, как высоко взлетел его некогда непослушный сын.

Илия заранее продумал мельчайшие подробности церемонии, организованной в честь его любимого ученика. Шамас в свое время изрядно потрепал ему нервы, и Илии подчас лишь с большим трудом удавалось сдерживать гнев, вызванный упрямством Шамаса и дерзостью его вопросов.

От Шамаса никогда не удавалось отделаться примитивными ответами: он непременно хотел вникнуть в смысл того, что ему говорили, стремился понять логику ответа и никогда ничего не принимал на веру. Ему каждый раз нужно было во всем разобраться самому.

Илия в свое время с большим трудом убедил Шамаса не выказывать своего пренебрежения к официальным богам – по крайней мере, в присутствии других людей.

Еще когда Шамас был ребенком, дядя Авраам убедил его, что существует только один Бог и что все в этом мире создано по его воле. Илия 'объяснил Шамасу, что мир и в самом деле был создан по воле одного бога – Елохима, однако Шамас никак не хотел признать, что есть и другие боги.

Тем не менее с течением времени Шамас стал более уравновешенным человеком, его даже признали самым лучшим писцом, а в этот день ему должны были присвоить более высокое звание – сес‑ галь. Быть может, когда‑ нибудь он станет и ум‑ ми‑ а – наставником, потому что он уже и теперь обладал обширными знаниями, являвшимися результатом его постоянных наблюдений за окружающим миром, тяги к учебе и склонности подвергать сомнению даже самое очевидное.

Жена Шамаса Лия помогла мужу надеть тунику и проводила его ласковой улыбкой.

Затем под руководством Илии состоялась церемония присвоения Шамасу звания сес‑ галь. Однако Шамас во время церемонии то и дело мысленно переносился далеко‑ далеко отсюда – в земли, до которых от Ура были многие и многие дни пути.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒