ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА 5 страница

--------------------------------

< *> Опубликовано в " Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2010.

136. В то же время Европейский Суд подчеркивал, что положения Конвенции действуют и в военных казармах, и что военный персонал, как и другие лица, подпадающие под юрисдикцию государств-участников, имеет право на конвенционную защиту. Поэтому национальные власти не вправе ссылаться на специальный статус вооруженных сил для нарушения прав военнослужащих. Любые ограничения их конвенционных прав, чтобы быть оправданными, должны удовлетворять тесту необходимости в демократическом обществе (см., в отношении статьи 10 Конвенции, Постановление Европейского Суда от 25 ноября 1997 г. по делу " Григориадес против Греции" (Grigoriades v. Greece), § 45 - 48, Reports 1997-VII, и Постановление Европейского Суда от 19 декабря 1994 г. по делу " Ассоциация демократических солдат Австрии" и Губи против Австрии" (Vereinigung demokratischer Soldaten Osterreichs and Gubi v. Austria), § 36 - 40, Series A, N 302).

137. Кроме того, что касается ограничений семейной и личной жизни военнослужащих, особенно когда соответствующие ограничения затрагивают " наиболее сокровенную часть личной жизни лица", должны быть " особенно серьезные причины", чтобы подобное вмешательство могло удовлетворять требованиям пункта 2 статьи 8 Конвенции. В частности, должна существовать разумная пропорциональность между установленными ограничениями и законной целью защиты национальной безопасности. Такие ограничения приемлемы, только когда существует реальная угроза оперативной эффективности вооруженных сил. Утверждения об угрозе оперативной эффективности должны быть " подкреплены конкретными примерами" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Смит и Грейди против Соединенного Королевства", § 89, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Лустиг-Прин и Беккет против Соединенного Королевства", § 82).

138. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации выдвинули несколько доводов для оправдания различия в обращении между военнослужащими - мужчинами и женщинами в отношении права на отпуск по уходу за ребенком. Европейский Суд рассмотрит их поочередно.

139. Во-первых, что касается довода об особой социальной роли женщин в воспитании детей, Европейский Суд отмечает, что в деле " Петровиц против Австрии" (упоминавшемся выше) он указывал на постепенную эволюцию общества в сторону более равного распределения обязанностей мужчин и женщин по воспитанию детей. В этом деле Европейский Суд не нашел возможным установить, что различие по признаку пола в отношении пособий в связи с отпуском по уходу за ребенком, существовавшее в Австрии в 1980-х годах, нарушало статью 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции. В частности, Европейский Суд принял во внимание имевшуюся в период, относящийся к обстоятельствам дела, значительную неоднородность правовых систем государств-участников в сфере родительских пособий. В то же время он с удовлетворением отметил, что в 1990 году австрийское законодательство изменилось, и право на отпуск по уходу за ребенком было распространено на отцов. Австрийские власти не могли быть подвергнуты критике за постепенное, отражающее развитие общества в этой сфере, введение законодательства, которое в период, относящийся к обстоятельствам дела, являлось весьма прогрессивным для Европы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Петровиц против Австрии", § 39 - 43). В недавнем деле " Веллер против Венгрии" Европейский Суд установил, что отстранение биологических отцов от права на получение родительских пособий, на которое имели право матери, приемные отцы и опекуны, составляло дискриминацию по признаку родительского статуса (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Веллер против Венгрии", § 30 - 35).

140. Соответствующие международные и сравнительно-правовые материалы (см. § 49 - 75 настоящего Постановления) свидетельствуют о том, что развитие общества, которое началось в 1980-х годах, как признано в деле Петровица, значительно продвинулось с тех пор. Оно свидетельствует, что в большинстве европейских стран, включая Россию, сегодня законодательство предусматривает, что отпуск по уходу за ребенком может использоваться мужчинами и женщинами из числа гражданских лиц, тогда как страны, ограничивающие право на отпуск по уходу за ребенком только женщинами, находятся в незначительном меньшинстве (см. § 72 настоящего Постановления). Еще важнее для настоящего дела тот факт, что в значительном количестве государств-участников военнослужащие - мужчины и женщины имеют право на отпуск по уходу за ребенком (см. § 74 настоящего Постановления). Из вышеизложенного следует, что современные европейские общества сделали шаг в сторону более равного распределения между мужчинами и женщинами обязанностей по воспитанию детей и что воспитательная функция мужчины признается во все большей степени. Европейский Суд не может пренебрегать распространением и последовательным развитием взглядов и сопутствующими правовыми изменениями в национальном законодательстве государств-участников по данному вопросу (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Смит и Грейди против Соединенного Королевства", § 104).

141. Кроме того, Европейский Суд полагает, что ссылка властей Российской Федерации на позитивную дискриминацию является ошибочной. Различие в обращении с военнослужащими - мужчинами и женщинами в части права на отпуск по уходу за ребенком явно не направлено на устранение неблагоприятного положения женщин в обществе или " фактического неравенства" мужчин и женщин (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты по делу " Стек против Соединенного Королевства", § 61 и 66). Европейский Суд соглашается с заявителем и третьей стороной в том, что такое различие имело следствием закрепление гендерных стереотипов и что оно являлось неблагоприятным как для карьеры женщин, так и для семейной жизни мужчин.

142. Различие в обращении также не может быть оправдано традициями, преобладающими в данной стране. Европейский Суд уже устанавливал, что государство-участник не может поощрять традиционные гендерные роли и гендерные стереотипы (см. прецедентную практику, упомянутую в § 127 настоящего Постановления). Вместе с тем, согласно российскому законодательству и мужчинам, и женщинам из гражданских лиц может быть предоставлен отпуск по уходу за ребенком, и за семьей остается право выбора, кому из родителей брать отпуск по уходу за ребенком, Европейский Суд не убежден доводом о том, что российское общество не готово согласиться с таким равенством между мужчинами и женщинами, служащими в вооруженных силах.

143. Европейский Суд заключает из вышеизложенного, что ссылка на традиционное распределение гендерных ролей в обществе не может оправдывать исключение мужчин, включая военнослужащих, из числа лиц, которым предоставляется отпуск по уходу за ребенком. Европейский Суд согласен с Палатой в том, что гендерные стереотипы, такие как восприятие женщин как основных лиц, осуществляющих уход за детьми, а мужчин как основных кормильцев в семье, не могут сами по себе являться достаточным оправданием для различий в обращении, так же как и аналогичных стереотипов, основанных на расе, происхождении, цвете кожи и сексуальной ориентации.

144. Европейский Суд не убежден и вторым доводом властей Российской Федерации о том, что предоставление военнослужащим-мужчинам отпуска по уходу за ребенком негативно скажется на боеспособности и оперативной эффективности вооруженных сил, тогда как предоставление отпуска по уходу за ребенком военнослужащим-женщинам не несет такой угрозы, поскольку женщин в вооруженных силах меньше, чем мужчин. Нет никаких сведений о том, что российские власти когда-либо проводили экспертное исследование или статистический анализ, чтобы установить численность военнослужащих-мужчин, которым потребуется предоставлять трехлетний отпуск по уходу за ребенком в тот или иной период, и оценить, как это может повлиять на оперативную эффективность армии. С точки зрения Европейского Суда, только тот факт, что все военнослужащие-мужчины имеют " детородный" возраст, как утверждают власти Российской Федерации (см. § 113 настоящего Постановления), недостаточен, чтобы оправдать различие в обращении между военнослужащими разного пола. Статистическая информация, предоставленная властями Российской Федерации по запросу Европейского Суда, является неубедительной (см. § 113 и 114 настоящего Постановления), так как не отражает общей численности военнослужащих (военнослужащих, проходящих службу по контракту и призыву) или количество военнослужащих-мужчин, имеющих детей в возрасте до трех лет. Таким образом, она не позволяет установить даже приблизительный процент военнослужащих-мужчин, которым потребуется отпуск по уходу за ребенком в какой-либо период. Вместе с тем, в отсутствие исследований намерений военнослужащих-мужчин взять отпуск по уходу за ребенком или какой-либо статистической информации о гражданских лицах, невозможно провести оценку, сколько военнослужащих-мужчин могут действительно воспользоваться возможностью получения отпуска по уходу за ребенком. Довод властей Российской Федерации о том, что таких военнослужащих будет много, противоречит их же утверждению о том, что единичное дело не является особой системной проблемой в соответствии с Конвенцией (см. § 118 настоящего Постановления). При этих обстоятельствах Европейский Суд не может принять довод властей Российской Федерации об угрозе оперативной эффективности армии, поскольку он " не подкреплен конкретными примерами" (см. обзор прецедентной практики в § 137 настоящего Постановления).

145. Кроме того, Европейский Суд отмечает отсутствие гибкости в российском законодательстве в отношении отпуска по уходу за ребенком в войсках. Он не удовлетворен доводом властей Российской Федерации о том, что российское законодательство предусматривает исключения в норме о непредоставлении военнослужащим-мужчинам отпуска по уходу за ребенком. Пункт 7 статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы (см. § 48 настоящего Постановления), на который ссылаются власти Российской Федерации, предусматривает предоставление трехмесячного отпуска, который очевидно отличается от трехлетнего отпуска по уходу за ребенком. Из постановления Конституционного Суда Российской Федерации следует, что это положение не устанавливает обычного отпуска по уходу за ребенком, поскольку его целью является предоставление военнослужащему разумного срока для решения вопроса об организации ухода за ребенком и в зависимости от результатов о дальнейшем прохождении военной службы (см. § 34 настоящего Постановления). Что касается ссылки властей Российской Федерации на пункт 9 статьи 10 Федерального закона " О статусе военнослужащих" (см. § 47 настоящего Постановления), заявитель ссылался на данную правовую норму, однако национальные суды установили, что она не может служить основанием для предоставления трехлетнего отпуска по уходу за ребенком военнослужащему (см. § 17 и 26 настоящего Постановления). Кроме того, из постановления Конституционного Суда и решений национальных судов по делу заявителя следует, что российское законодательство не дает военнослужащему права на трехлетний отпуск по уходу за ребенком. В этой связи Европейский Суд придает особое значение решениям суда первой и кассационной инстанций, которые указывали, что " военнослужащие мужского пола не имеют права на трехлетний отпуск по уходу за ребенком даже в случаях, когда дети остаются без материнской заботы" и что " военнослужащему мужского пола ни при каких обстоятельствах не может быть предоставлен отпуск по уходу за ребенком" (см. § 26 и 29 настоящего Постановления). Европейский Суд также отмечает решение от 8 декабря 2006 г., установившее, что предоставление заявителю в порядке исключения отпуска по уходу за ребенком является незаконным (см. § 32 настоящего Постановления).

146. Что касается примеров дел, в которых отпуск по уходу за ребенком предоставлялся военнослужащим-мужчинам, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации привели только один такой пример (см. § 117 настоящего Постановления), и его недостаточно, с точки зрения Европейского Суда, чтобы продемонстрировать существование устоявшейся национальной практики (см. аналогичный подход в Постановлении Европейского Суда от 16 декабря 2010 г. по делу " Кожокар против Российской Федерации" (Kozhokar v. Russia), жалоба N 33099/08, § 93 < *>, и Постановлении Европейского Суда по делу " Хорват против Хорватии" (Horvat v. Croatia), жалоба N 51585/99, § 44, ECHR 2001-VIII). Остальные примеры, приведенные властями Российской Федерации, касаются предоставления отпуска по уходу за ребенком сотрудникам милиции и, следовательно, не относятся к обстоятельствам настоящего дела. Таким образом, власти Российской Федерации не представили убедительных доказательств, показывающих, что исключение, на которое они ссылались, применяется на практике, или доказывающих, что военнослужащие-мужчины действительно могут получить отпуск по уходу за ребенком, если им это необходимо.

--------------------------------

< *> Опубликовано в " Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2011.

147. При этом Европейский Суд согласен, что с учетом важности армии для защиты национальной безопасности отдельные ограничения по предоставлению отпуска по уходу за ребенком могут быть оправданы, если они не являются дискриминационными. С точки зрения Европейского Суда, существуют другие средства достижения законной цели защиты национальной безопасности, чем ограничение предоставления отпуска по уходу за ребенком военнослужащим-женщинам или лишение всех военнослужащих возможности его получения. Фактически в значительном числе государств-участников военнослужащие обоих полов имеют право на получение отпуска по уходу за ребенком (см. § 74 настоящего Постановления). Европейский Суд с особым интересом отмечает правовые нормы, определяющие предоставление отпуска по уходу за ребенком в таких странах, как Нидерланды, Германия и Соединенное Королевство (см. § 75 настоящего Постановления). Их пример показывает, что существуют способы, которые могут быть применимы для согласования законной озабоченности оперативной эффективностью армии и обеспечения равного обращения с военнослужащими обоих полов в сфере отпуска по уходу за ребенком.

148. Европейский Суд принимает во внимание статью 1 Конвенции МОТ N 111 " О дискриминации в области труда и занятости", согласно которой всякое различие, недопущение или предпочтение в отношении определенной работы, основанной на специфических требованиях таковой, не считается дискриминацией (см. § 52 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд не убежден, что недопущение предоставления отпуска по уходу за ребенком в настоящем деле может рассматриваться как основанное на требованиях воинской службы. Действительно, военнослужащим-женщинам может предоставляться отпуск по уходу за ребенком, а запрет касается только военнослужащих-мужчин. В то же время Европейский Суд полагает, что специфические требования, предъявляемые воинской службой, могут не допускать предоставления отпуска по уходу за ребенком любым военнослужащим обоих полов, если их тяжело заменить в несении службы вследствие таких факторов, как иерархическое положение, редкая техническая специальность и участие в активных боевых действиях. В России в противоположность этому предоставление отпуска по уходу за ребенком зависит исключительно от пола военнослужащего. Не допуская предоставления отпуска по уходу за ребенком военнослужащим-мужчинам, данное положение устанавливает полный запрет. Оно автоматически применяется ко всем военнослужащим-мужчинам, независимо от их положения в армии, возможности их замены или личной ситуации. Общий и автоматический запрет, применяемый к группе лиц на основании их пола, должен рассматриваться как выходящий за приемлемые пределы усмотрения, какими бы широкими они ни были, и несовместимый с требованиями статьи 14 Конвенции.

149. Европейский Суд отмечает, что заявитель, служивший в должности оперативного дежурного группы боевого управления, мог быть заменен другими военнослужащими любого пола. Знаменательно, что подобные должности в войсковой части заявителя часто занимали военнослужащие-женщины и что его самого заменяли при исполнении его обязанностей военнослужащие-женщины (см. § 11 настоящего Постановления). В то же время военнослужащие-женщины имели безусловное право на трехлетний отпуск по уходу за ребенком. Заявитель в противоположность этому не имел такого права только потому, что был мужчиной и, таким образом, подвергался дискриминации по признаку пола.

150. Наконец, что касается довода властей Российской Федерации о том, что, подписав военный контракт, заявитель отказался от своего права не подвергаться такой дискриминации, Европейский Суд полагает, что с учетом фундаментальной важности запрещения дискриминации по признаку пола не может считаться приемлемым, чтобы лица, подписавшие отказ от своих прав, могли подвергаться дискриминации, поскольку это будет противоречить важным публичным интересам (см. аналогичный подход в отношении расовой дискриминации - Постановление Большой Палаты по делу " D. H. и другие против Чехии" (D. H. and Others v. Czech Republic), жалоба N 57325/00, § 204, ECHR 2007-IV).

151. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что недопущение использования отпуска по уходу за ребенком военнослужащими-мужчинами, в то время как военнослужащие-женщины имеют на него право, не может быть разумно или объективно оправдано. Европейский Суд заключает, что различие в обращении, которому подвергся заявитель, должно быть приравнено к дискриминации по признаку пола.

152. Следовательно, имело место нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции.

II. Предполагаемое несоблюдение статьи 34 Конвенции

153. Заявитель жаловался на то, что посещение им прокурора незадолго до заседания Большой Палаты составляло вмешательство в его право индивидуальной жалобы, предусмотренное статьей 34 Конвенции, которая в соответствующих частях предусматривает:

" Суд может принимать жалобы от любого физического лица... которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

A. Доводы сторон

1. Заявитель

154. Заявитель утверждал, что никаких оснований для прихода прокурора в его квартиру не было. Во-первых, он не скрывал от властей информации о женитьбе на своей бывшей жене и рождении их четвертого ребенка. Наоборот, он уведомил об этом свою войсковую часть. Если существовала необходимость в получении дополнительной информации от него, его можно было бы вызвать в прокуратуру повесткой, которая в деле отсутствовала. Утверждение властей Российской Федерации о том, что повестки были ему направлены, не подтверждены доказательствами. Кроме того, представляется важным, что ночные посещения являются незаконными согласно национальному законодательству. По мнению заявителя, из вышеизложенного следует, что единственной причиной ночных визитов было оказание на него давления перед заседанием Большой Палаты в нарушение статьи 34 Конвенции (он ссылался на Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 г. по делу " Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04, § 249 < *>, Постановление Европейского Суда от 13 апреля 2006 г. по делу " Федотова против Российской Федерации" (Fedotova v. Russia), жалоба N 73225/01, § 51 < **>, Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2007 г. по делу " Князев против Российской Федерации" (Knyazev v. Russia), жалоба N 25948/05, § 115 < ***>, и Постановление Европейского Суда от 31 января 2008 г. по делу " Рябов против Российской Федерации" (Ryabov v. Russia), жалоба N 3896/04, § 59 < ****> ). Фактически заявитель и его семья были встревожены и испуганы.

--------------------------------

< *> Опубликовано в специальном выпуске " Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.

< **> Опубликовано в " Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2007.

< ***> Там же. N 6/2008.

< ****> Там же. N 2/2009.

155. Что касается утверждения властей Российской Федерации о том, что заявитель исказил факты относительно прихода прокурора (см. § 157 настоящего Постановления), заявитель признал, что была допущена опечатка в возрасте одного из родителей его жены в копии жалобы на английском языке (версия на русском языке была верной). Тем не менее заявитель настаивал на том, что остальная информация, предоставленная им, была верной. По его мнению, власти Российской Федерации намеревались очернить его с целью ослабить его позиции.

2. Власти Российской Федерации

156. Власти Российской Федерации утверждали, что в действительности прокурор пришел к заявителю 31 марта 2011 г., в 21. 00. Целью этого визита являлось не запугивание заявителя, а получение актуальной информации о его текущем положении, в частности, о месте проживания заявителя, его жены и их детей, а также о выплатах алиментов ребенку со стороны матери. Прокурор вызывал заявителя в прокуратуру на 30 или 31 марта 2011 г., так как заявитель не явился в назначенное время, прокурор пришел к нему домой. Заявитель, однако, отказался отвечать на вопросы прокурора, продемонстрировав неуважение к властям. Власти Российской Федерации считали, что национальные органы не препятствовали в осуществлении заявителем своего права на обращение в Европейский Суд.

157. Наконец, ссылаясь на свои объяснения в отношении предполагаемого нарушения права на обращение в Европейский Суд, власти Российской Федерации утверждали, что заявитель имел склонность к преувеличению и искажению информации. Так, посещение прокурора состоялось в 21. 00, а не в 22. 00. Заявитель, кроме того, лгал относительно возраста родителей его жены.

B. Мнение Европейского Суда

158. Европейский Суд напоминает, что особую важность для функционирования системы индивидуальных жалоб, установленной статьей 34 Конвенции, является возможность заявителей или потенциальных заявителей свободно общаться с Европейским Судом, не подвергаясь какой-либо форме давления со стороны властей для отзыва или изменения своих жалоб (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 16 сентября 1996 г. по делу " Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), § 105, Reports 1996-IV, и Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу " Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey), § 105, Reports 1996-VI). В этом контексте " давление" включает не только прямое принуждение и очевидные действия по устрашению, но и другие ненадлежащие косвенные действия или контакты, призванные воспрепятствовать использованию конвенционного средства защиты или заставить отказаться от него (см. Постановление Европейского Суда от 25 мая 1998 г. по делу " Курт против Турции" (Kurt v. Turkey), § 159, Reports 1998-III).

159. Вопрос о том, составляли ли контакты властей и заявителя неприемлемую в значении статьи 34 Конвенции практику или нет, должен рассматриваться в свете конкретных обстоятельств дела. В этом смысле необходимо учитывать уязвимость заявителя и его подверженность влиянию со стороны властей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Акдивар и другие против Турции", § 105, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Курт против Турции", § 160). Даже неформальные " беседы" с заявителем, не говоря уже об официальном допросе относительно страсбургского разбирательства, могут рассматриваться как форма устрашения (см. противоположный пример в Постановлении Большой Палаты по делу " Сысоева и другие против Латвии" (Sisojeva and Others v. Latvia), жалоба N 60654/00, § 117 и последующие, ECHR 2007-II).

160. Европейский Суд отмечал, что в принципе для властей государства-ответчика нецелесообразны прямые контакты с заявителем в связи с рассмотрением его дела в Европейском Суде (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда от 31 января 2008 г. по делу " Рябов против Российской Федерации", § 59 - 65, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу " Федотова против Российской Федерации", § 51, Постановление Европейского Суда от 31 мая 2001 г. по делу " Акдениз и другие против Турции" (Akdeniz and Others v. Turkey), жалоба N 23954/94, § 118 - 121, Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу " Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), § 169 - 171, Reports 1998-VIII, и Постановление Европейского Суда от 28 июля 1998 г. по делу " Эрги против Турции" (Ergi v. Turkey), § 105, Reports 1998-IV). В частности, если власти государства-ответчика имеют основания полагать, что в конкретном деле право индивидуальной жалобы было нарушено, наиболее подходящим для государства-ответчика было бы обратиться в Европейский Суд и уведомить его об этом. Допросы местных национальных властей также могут быть истолкованы заявителем как попытка запугать его (см. Постановление Большой Палаты по делу " Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 131 - 133, ECHR 1999-IV).

161. В то же время Европейский Суд напоминает, что не каждое наведение справок властями о жалобе в Европейский Суд может рассматриваться как " запугивание". Например, Европейский Суд установил, что встречи властей с заявителем с целью заключить мировое соглашение не влекут за собой нарушение его права индивидуальной жалобы, если доказано, что меры, принимаемые государством-ответчиком в контексте заключения соглашений с заявителем, не имеют какой-либо формы давления, запугивания или принуждения (см. Постановление Европейского Суда от 27 января 2011 г. по делу " Евгений Алексеенко против Российской Федерации" (Yevgeniy Alekseyenko v. Russia), жалоба N 41833/04, § 168 - 174 < *> ). В других делах, касавшихся допроса местными национальными властями заявителя об обстоятельствах, ставших основой его заявления, Европейский Суд не установил в отсутствие доказательств фактов давления или запугивания, что заявителю создавались препятствия при осуществлении его права индивидуальной жалобы (см. Решение Европейского Суда от 9 июля 2002 г. по делу " Мануссос против Чехии и Германии" (Manoussos v. Czech Republic and Germany), жалоба N 46468/99, и Постановление Европейского Суда от 21 февраля 2002 г. по делу " Матьяр против Турции" (Matyar v. Turkey), жалоба N 23423/94, § 158 - 159).

--------------------------------

< *> Опубликовано в " Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2012.

162. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что вечером 31 марта 2011 г. сотрудник местной военной прокуратуры прибыл в квартиру заявителя. Сотрудник прокуратуры утверждал, что он проводит проверку по запросу Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека. Сотрудник прокуратуры задавал вопросы о семейной жизни заявителя и просил предоставить документы. Он пробыл в квартире заявителя примерно час и покинул ее только после того, как заявитель подписал письменное заявление об отказе отвечать на вопросы.

163. Европейский Суд допускает, что заявитель и его семья испытывали страх после прихода прокурора к ним домой. Тем не менее не имеется данных о том, что посещение, которое, по-видимому, преследовало цель получения новой информации относительно семейного положения заявителя для подготовки объяснений властей Российской Федерации Европейскому Суду (см. § 41 и 156 настоящего Постановления), и сопутствующие обстоятельства были направлены на то, чтобы принудить заявителя отозвать или изменить свою жалобу или иным образом вмешаться в эффективное осуществление его права на обращение в Европейский Суд, или действительно имели такое следствие. Таким образом, нельзя считать установленным, что власти государства-ответчика препятствовали заявителю в осуществлении его права индивидуальной жалобы. Соответственно, государство-ответчик не допустило несоблюдения своих обязательств по статье 34 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

164. Статья 41 Конвенции предусматривает:

" Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

165. Заявитель требовал 400 000 евро в качестве компенсации морального вреда. В качестве компенсации материального ущерба он требовал 59 855 рублей 12 копеек, ссылаясь на доходы, которые он получил бы, если бы не был подвергнут дисциплинарным взысканиям за свое отсутствие во время его отпуска по уходу за ребенком.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 Следующая ⇒