Часть III 6 страница

У стены стояло небольшое пианино. Интересно, кто на нем играет? Наверное, иногда по вечерам миссис Вэндем садится за него и наполняет комнату звуками Шопена, а Вэндем сидит вон в том кресле и смотрит на нее влюбленными глазами. А может быть, Вэндем аккомпанирует сам себе, когда поет романсы своим сильным тенором? Вероятно, у Билли есть учитель музыки, который заставляет его играть гаммы после школы? Она просмотрела ноты, лежавшие перед пианино на вертящемся табурете. Вот и Шопен – альбом вальсов.

Наверху, на крышке пианино, лежала книга. Элин взяла ее и прочла первую строчку:

«Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мандерлей».

Она с интересом прочитала еще несколько строк. Неужели Вэндем читает эту книгу? Надо будет попросить ее у него – хорошо будет иметь вещь, принадлежащую ему. С другой стороны, он не похож на человека, увлекающегося чтением романов. А у его жены брать книгу она бы не хотела.

Вошел Билли. Элин быстро положила книгу на место, почему‑ то почувствовав себя виноватой, как будто она подглядывала. Билли заметил ее движение.

– Книга – дрянь, – сказал он. – Это про какую‑ то глупую девчонку, которая боялась экономки своего мужа. Там вообще ничего не происходит.

Элин и Билли сели напротив друг друга. Совершенно очевидно, что Билли пришел развлекать ее. Он был Вэндем‑ отец в миниатюре, за исключением своих ясных серых глаз. Она спросила:

– Значит, ты ее читал?

– «Ребекку»? Да. Мне не понравилось. Но я всегда дочитываю книги до конца.

– А что ты любишь читать?

– Детективы. Я прочел все книги Агаты Кристи и Дороти Сэйерз. Но американские мне нравятся больше – например, Ван Дайн и Раймонд Чандлер.

– Неужели? – Элин улыбнулась. – Я сама люблю детективы. Все время их читаю.

– Ну да?! А кто ваш любимый сыщик?

Элин задумалась.

– Мегрэ.

– Я о таком не слышал. А как фамилия писателя?

– Жорж Сименон. Он пишет на французском, и некоторые его романы уже переведены на английский. Действие почти всегда происходит в Париже. Они очень… сложные.

– А вы можете дать мне почитать? Так трудно найти новые книги. Я перечитал уже все, что есть дома и в школьной библиотеке. Я, конечно, меняюсь книгами со своими товарищами, но они любят, знаете, истории о приключениях школьников во время каникул.

– Хорошо, – сказала Элин. – Давай меняться. А что ты мне дашь? Я не читала американских детективов.

– Я дам вам Чандлера. Американские детективы гораздо ближе к жизни, знаете ли. Мне ужасно надоели истории об английских загородных домах и их обитателях, которые не способны и муху убить.

Странно, – подумала Элин, – мальчик, для которого английский загородный дом является частью его повседневной жизни, вдруг заявляет, что романы об американских сыщиках «ближе к жизни».

Она помолчала, затем спросила:

– А твоя мама читает детективы?

Билли ответил кратко:

– Моя мама умерла в прошлом году на Крите.

– О! – Элин прикрыла рот ладонью и почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Так, значит, Вэндем – вдовец!

Минуту спустя ей стало стыдно за эту радостную мысль, и она сразу прониклась жалостью к мальчику.

– Билли, это ужасно. Мне очень жаль.

В их разговор о книжных убийствах неожиданно вмешалась настоящая смерть, и ей стало не по себе.

– Что поделаешь, – промолвил Билли. – Это ведь война.

Он опять стал похож на своего отца. На какое‑ то время, пока он болтал о книжках, его захватил мальчишеский энтузиазм, но сейчас маска была снова надета – уменьшенный вариант той маски, которую носил его отец, – вежливость, сдержанность, поведение заботливого хозяина. «Это ведь война». Он явно повторял чужие слова, которые взял себе на вооружение. Интересно, его пристрастие к «настоящим» убийствам, противопоставляемым им «событиям в загородном доме», появилось после смерти матери? Вот он сидит, ерзает и оглядывается по сторонам – наверное, сейчас предложит ей сигареты, виски или чай. Трудно найти слова для взрослого человека, которого постигло такое горе, а в случае с Билли Элин чувствовала себя совершенно беспомощной. Она решила переменить тему разговора.

Результатом этого явилась неуклюжая фраза:

– Я полагаю, что, поскольку твой отец работает в генштабе, ты получаешь больше известий об этой войне, чем все мы.

– Наверное, это так, но обычно я не совсем понимаю, о чем идет речь. Когда он приходит домой в плохом настроении, это значит, что мы проиграли очередное сражение. – Он начал было кусать ногти, но затем засунул руки в карманы. – Я хотел бы быть старше.

– Ты хочешь на войну?

Он бросил на нее гневный взгляд, как будто думал, что она дразнит его.

– Я не из тех ребят, которые думают, что война – это как в ковбойских фильмах.

– Я уверена, что ты так не думаешь, – пробормотала она.

– Просто я боюсь, что немцы победят.

«Эх, Билли, – подумала Элин. – Будь ты лет на десять постарше, я бы влюбилась в тебя».

– Ну не так уж все страшно, – успокоила она. – Они же не чудовища.

Билли недоуменно взглянул на нее: «Зачем она сюсюкает с ним? »

– Они сделают с нами то, что на протяжении пятидесяти лет мы делали с египтянами, – сказал мальчик.

Это еще одна отцовская цитата, она была уверена в этом.

– Только тогда окажется, что все было напрасно, – добавил он.

Билли опять стал кусать ногти, в этот раз уже без стеснения.

«Что напрасно? – спросила себя Элин. – Смерть его матери? Его собственные попытки казаться храбрым? Двухлетняя война в пустыне, свидетелем которой он был? Европейская цивилизация? »

– Но ведь еще ничего не случилось, – возразила она тихо.

Билли посмотрел на часы, стоявшие на каминной полке.

– Мне в девять надо ложиться спать.

Как‑ то вдруг он опять превратился в ребенка.

– Тогда иди.

– Да.

Он встал.

– Можно я приду к тебе через несколько минут сказать «спокойной ночи»?

– Если хотите.

Он вышел.

«Интересно, что за жизнь они ведут в этом доме? – подумала Элин. – Мужчина, мальчик и слуга живут здесь вместе, и у каждого свои заботы. Существуют ли здесь смех, доброта и любовь? Есть ли у них время на то, чтобы играть, петь песни и устраивать пикники? » По сравнению с ее собственным детством, Билли жил просто в тепличных условиях, но вдруг это слишком «взрослый» дом для такого ребенка? Его рассудительность нравилась ей, но при этом он выглядел как ребенок, лишенный детских развлечений. Она почувствовала прилив нежности к нему, ребенку, который растет без матери в чужой стране, осаждаемой врагом.

Элин вышла из гостиной и поднялась по лестнице на второй этаж. Там находились три или четыре спальни, а в конце коридора узкая лесенка вела на третий этаж, где, наверное, спал Гаафар. Одна из дверей была открыта, и она вошла внутрь.

То, что она увидела, было мало похоже на детскую спальню. Что должно быть у мальчишек, Элин не знала точно – у нее самой были четыре сестры, но она все‑ таки ожидала увидеть модели самолетов, складные головоломки, игрушечную железную дорогу, спортивное снаряжение и, возможно, заброшенного плюшевого мишку. Она бы не удивилась, если бы обнаружила брошенную на пол одежду, конструктор на постели и пару грязных футбольных бутс на полированной поверхности письменного стола. Но то, что она увидела, вполне могло быть комнатой взрослого человека: одежда аккуратно сложена на стуле, на комоде сверху ничего не лежит, учебники ровной стопкой возвышаются на письменном столе, а единственная игрушка, лежавшая на виду, – картонная модель танка. Билли в застегнутой до подбородка пижаме лежал в кровати с книгой в руках.

– Мне нравится твоя комната, – соврала Элин.

– Хорошая комната, – сказал Билли.

– Что ты читаешь?

– «Тайну греческой гробницы».

Она присела на краешек кровати.

– Долго не читай.

– Я должен выключить свет в девять тридцать.

Неожиданно для себя она наклонилась и поцеловала его в щеку.

В этот момент дверь открылась и в комнату вошел Вэндем.

* * *

Его потрясла знакомая картина: мальчик с книгой в кровати, свет, падающий от ночника, и женщина, наклонившаяся, чтобы поцеловать мальчика перед сном. Вэндем замер, глядя на эту сцену, ему показалось, что он видит сон, но не может заставить себя проснуться.

Элин встала и произнесла:

– Привет, Уильям.

– Привет, Элин.

– Спокойной ночи, Билли.

– Спокойной ночи, мисс Фонтана.

Она прошла мимо Вэндема и вышла из комнаты. Вэндем присел на кровать на то место, где она только что сидела, и спросил:

– Развлекал нашу гостью?

– Да.

– Похвально.

– Она мне понравилась – любит детективы. Мы будем меняться книгами.

– Здорово. Уроки сделал?

– Да. Французский вокабуляр.

– Хочешь, проверим вместе?

– Не надо, пап. Гаафар уже проверял. А она симпатичная, скажешь нет?

– Да. Она кое‑ что делает для меня. Но это секрет…

– Рот на замке.

Вэндем улыбнулся.

– Так и надо.

Билли понизил голос:

– Она что, секретный агент?

Вэндем приложил палец к губам.

– У стен есть уши.

Билли посмотрел на него с подозрением.

– Ну говори, чего там!

Вэндем молча покачал головой.

– Подумаешь! – обиделся Билли.

Вэндем встал.

– В девять тридцать гаси свет.

– Слушаюсь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Билли.

Вэндем вышел в коридор. Закрывая за собой дверь, он вдруг подумал, что поцелуй Элин значит для мальчика гораздо больше, чем «мужской» разговор с отцом.

Спустившись по лестнице, он застал Элин за приготовлением мартини. Он подумал: надо бы дать понять Элин, что ему не нравится, как она здесь хозяйничает, но он слишком устал и не хотел обострять отношения. Вэндем с удовольствием погрузился в мягкое кресло и принял от Элин бокал.

– Тяжелый был день? – спросила Элин.

Отдел Вэндема работал над системой безопасности радиопередач, которую начали внедрять после захвата немецкого пункта радиоперехвата на Горе Иисуса, но Вэндем не собирался рассказывать Элин об этом. К тому же он чувствовал, что она разыгрывает роль хозяйки дома, а она не имеет права это делать. Он спросил:

– Что привело тебя сюда?

– У меня будет свидание с Вольфом.

– Великолепно! – Вэндем сразу позабыл обо всех остальных заботах. – Когда?

– В четверг.

Она вручила ему записку.

Он впился глазами в написанные строчки. Это был, по существу, приказ явиться на свидание, написанный четким, красивым почерком.

– Как это попало к тебе?

– Мальчишка‑ посыльный принес ко мне домой.

– Ты спросила у него, где и от кого он получил эту записку? Ну и так далее.

Сердце у нее упало.

– Это мне не пришло в голову.

– Неважно.

Вольф наверняка принял меры предосторожности – вряд ли мальчишка мог сообщить что‑ нибудь ценное.

– Ну и что мы будем делать? – спросила Элин.

– То же, что и в прошлый раз, только лучше.

Вэндем старался придать своему голосу нарочитую уверенность. Ведь все так просто. Мужчина назначает девушке свидание, и надо только пойти на место встречи и арестовать его, как только он появится. Вольф непредсказуем. Фокус с такси у него, правда, больше не выйдет: Вэндем расставит вокруг ресторана двадцать или тридцать человек, несколько автомашин и перекроет дороги. Но он может пойти на любую другую хитрость. Какую – вот в чем вопрос, на который у Вэндема пока не было ответа.

Как бы угадывая его мысли, Элин сказала:

– Мне не хотелось бы провести с ним еще один вечер.

– Почему?

– Я его боюсь.

Вэндем вдруг почувствовал себя виноватым, вспомнив Стамбул, но подавил в себе это чувство.

– Но ведь в прошлый раз он не причинил тебе никакого вреда.

– Он не пытался соблазнить меня, и поэтому мне не пришлось говорить «нет». Но в этот раз он попытается, и словом «нет» тут не отделаешься.

– Из прошлого раза мы извлекли кое‑ какие уроки, – сказал Вэндем с наигранной уверенностью. – В этот раз ошибки не будет.

В глубине души его удивил прямой отказ Элин переспать с Вольфом. Ему казалось, что для нее это рядовое событие. Видимо, он в ней ошибся. Увидев Элин в этом новом свете, он приободрился и решил, что будет с ней честным.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы в этот раз не было ошибки.

Вошел Гаафар.

– Кушать подано, сэр.

Вэндем улыбнулся: Гаафар продемонстрировал свой коронный номер под названием «английский дворецкий» специально для гостьи.

– Ты ужинала? – спросил Вэндем.

– Нет.

– Что на ужин, Гаафар?

– Для вас, сэр, бульон, яичница и йогурт. Кроме того, я взял на себя смелость приготовить отбивную для мисс Фонтана.

– Ты что, всегда так ешь? – удивилась Элин.

– Нет, это из‑ за моей щеки. Я не могу жевать.

Он встал. Когда они входили в столовую, Элин спросила:

– Еще болит?

– Только когда я смеюсь. Мышцы на этой стороне не растягиваются. Я уже привык улыбаться с одной стороны.

Они сели за стол, и Гаафар подал ужин.

– Мне очень нравится твой сын, – сказала Элин.

– Мне тоже, – ответил Вэндем.

– Он очень взрослый для своих лет.

– Ты думаешь, это плохо?

Она пожала плечами.

– Кто знает?

– Он пережил пару эпизодов, которые по плечу только взрослым.

– Да. – Элин замолчала. – Когда умерла твоя жена?

– Двадцать восьмого мая 1941 года, вечером.

– Билли сказал мне, что это произошло на Крите.

– Да. Она работала криптоаналитиком в ВВС. Находилась в командировке на Крите, как раз когда немцы напали на остров. Двадцать восьмого мая англичане поняли, что остров им не удержать, и решили оставить его. Очевидно, она погибла мгновенно от случайного попадания снаряда. Тогда речь шла в первую очередь об эвакуации живых, а не убитых, поэтому… Могилы не осталось. Не осталось ничего.

Элин тихо спросила:

– Ты все еще любишь ее?

– Я думаю, что всегда буду любить ее. Так, наверное, происходит, когда любишь кого‑ нибудь по‑ настоящему. Если любимый человек уходит или умирает, это не имеет никакого значения. Если бы я женился во второй раз, я бы все равно продолжал любить Анжелу.

– Вы были счастливы?

– Мы… – Он заколебался, желая уйти от ответа, но потом понял, что молчание само по себе будет ответом. – Наш брак не был идиллией. Из нас двоих я был по‑ настоящему влюблен… Анжела хорошо относилась ко мне. Знаешь, англичане здесь, в Каире, все время подыскивают мне замену Анжелы.

– Ты полагаешь, что женишься опять?

Вэндем пожал плечами, не зная ответа на этот вопрос. Элин, видимо, поняла это и молча приступила к десерту.

После ужина Гаафар подал им кофе в гостиную. В это время Вэндем обычно прикладывался к бутылке, но сегодня ему не хотелось пить. Он отправил Гаафара спать, и они стали пить кофе. Вэндем закурил сигарету.

Ему захотелось музыки. Когда‑ то он обожал музыку, но потом она как‑ то ушла из его жизни. Сейчас же, когда теплый ночной воздух проникал в комнату через открытые окна, завивая кольцами дым от его сигареты, ему захотелось послушать чистые, восторженные звуки, сладкозвучные аккорды и едва заметные ритмы. Он подошел к пианино и полистал ноты. Элин молча наблюдала за ним. Он заиграл «К Элизе». Первые ноты прозвучали с характерной для Бетховена обескураживающей простотой, затем, после робкого перехода, зазвучали мощные перекаты. Вэндем вдруг заиграл с такой легкостью, что, казалось, он не бросал занятий музыкой. Его пальцы сами собой бегали по клавишам – ему всегда это казалось чудом.

Закончив играть, он сел рядом с Элин и поцеловал ее в щеку. Ее лицо было мокрым от слез.

– Уильям, я очень тебя люблю!

* * *

Они разговаривают шепотом.

– Мне нравятся твои уши, – заявила Элин.

– Никто раньше не облизывал мои уши.

Она захихикала.

– Тебе нравится?

– Да, да. – Вэндем вздохнул. – Можно мне?..

– Расстегни пуговицы – вот здесь – вот так – а‑ а.

– Я выключу свет.

– Нет, я хочу смотреть на тебя.

– Светит луна. – Щелкает выключатель. – Вот, видишь? Все видно.

– Иди сюда быстрее.

– Я уже здесь.

– Поцелуй меня еще, Уильям.

Непродолжительное молчание. Он спрашивает:

– Вот это можно снять?

– Дай, я тебе помогу – вот так.

– О, какие они красивые.

– Я рада, что тебе нравится. Нажми сильнее, теперь поцелуй – о боже!

Чуть позже:

– А теперь дай мне свою грудь. Чертовы пуговицы – я порвала рубашку.

– Черт с ней.

– Я знала, как это будет. Посмотри.

– Что такое?

– Смотри, как мы выглядим при луне – ты такой белый, а я почти черная.

– Вижу.

– Потрогай меня. Я хочу чувствовать твои прикосновения везде.

– Да.

– Везде – особенно там – о, ты знаешь, да, вот здесь!

– Ты такая мягкая внутри.

– Это сон!

– Нет, это наяву.

– Я не хочу просыпаться.

– Такая нежная…

– А ты такой твердый. Можно, я поцелую тебя там?

– Да, прошу тебя… А‑ а – господи, как мне хорошо, господи…

– Уильям?

– Да?

– Уже можно, Уильям?

– О да.

– …Сними их.

– Шелковые.

– Да. Быстрее.

– Да.

– Я так давно хотела этого…

У нее вырывается глухой стон, а он издает звук, похожий на рыдание; потом слышно только их прерывистое дыхание, наконец он начинает громко кричать, а она заглушает его крики поцелуями, а затем, сама войдя в такое же состояние, зарывается лицом в подушку и пронзительно кричит, а он, не привыкший к этому, думает, будто что‑ то не так, и торопливо шепчет: «Сейчас, сейчас, ничего, ничего», но вот ее тело обмякло, и она лежит некоторое время, не двигаясь, с закрытыми глазами, пот льет с нее градом; затем ее дыхание становится ровнее, она открывает глаза и говорит:

– Теперь я знаю, как это должно быть по‑ настоящему!

Он смеется и, встретив ее вопросительный взгляд, объясняет:

– Я думал о том же самом.

Тогда они оба смеются. Он говорит:

– Я много чего делал после… ну, в общем, после этого, но не могу припомнить, чтобы я смеялся.

– Я так рада, – говорит она. – Уильям, я так рада!

Глава 8

Роммель чувствовал запах моря. Жара, пыль и мухи в Тобруке досаждали не меньше, чем в пустыне, но достигавшие города дуновения соленого, влажного ветра делали жизнь вполне сносной.

В передвижной командный пункт вошел фон Меллентин с отчетом разведуправления.

– Добрый вечер, фельдмаршал.

Роммель улыбнулся. Он был произведен в фельдмаршалы после победы в Тобруке и еще не привык к своему новому званию.

– Есть новости?

– Донесение от агента в Каире. Он сообщает, что линия Мерса Матрух имеет слабые места в центре.

Роммель взял у него отчет и стал просматривать его. Сообщение о том, что союзники предполагают, будто он поведет свои силы в обход южного фланга линии обороны, вызвало у него улыбку: похоже, они начинают понимать его тактику.

Он сказал:

– Значит, вот здесь минное поле становится более разреженным… Но вот в этом месте оборону держат две колонны. Что такое колонна?

– Это новый термин. Один пленный показал на допросе, что колонна – это бригадная группа, побывавшая в двух танковых сражениях.

– Слабое соединение?

– Да.

Роммель постучал пальцем по отчету.

– Если этот отчет соответствует действительности, мы сможем прорвать линию Мерса Матрух, как только доберемся до нее.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы проверить правильность донесения агента в ближайшие день‑ два, – сказал фон Меллентин. – В прошлый раз он нас не подвел.

Дверца командного фургона открылась, и вошел Кессельринг.

Роммель удивленно воскликнул:

– Фельдмаршал! Я полагал, что вы на Сицилии!

– Я был там, – ответил Кессельринг. Он потопал ногами, отряхивая пыль со своих башмаков ручной работы. – Я только что прилетел оттуда, чтобы повидать вас. Черт возьми, Роммель, пора с этим кончать! Вы же получили ясный приказ: продвинуться до Тобрука, но не дальше.

Роммель уселся в походный шезлонг. Он не думал, что Кессельринг все‑ таки вмешается в это дело.

– Обстоятельства изменились, – резко ответил он.

– Но приказ, который вы получили первоначально, был одобрен Верховным командованием итальянской группы войск, – возмутился Кессельринг. – А вы что сделали? Вы отклонили «совет» и пригласили Бастико пообедать с вами в Каире!

Ничто так не могло взбесить Роммеля, как приказы, исходившие от итальянцев.

– Итальянцы ничего не сделали в этой войне! – воскликнул он.

– Это к делу не относится. Сейчас от вас требуется поддержка в воздухе и на море при наступлении на Мальту. После захвата Мальты вы со своими силами двинетесь на Египет.

– Вы так ничему и не научились, – заявил Роммель. Он делал над собой усилие, чтобы не повышать голос. – Пока мы окапываемся, противник тоже будет окапываться. Если бы я играл в эти игры с передышками, мои войска не дошли бы сюда. Когда меня атакуют, я уворачиваюсь; когда противник обороняется, я иду в обход, а когда он отступает, я догоняю его. Сейчас противник бежит – самое время для захвата Египта.

Кессельринг сохранял спокойствие.

– У меня есть копия вашей шифрограммы Муссолини. – Он вынул из кармана листок бумаги и прочитал:

«Состояние и моральный дух наших войск, материальные ресурсы, пополненные за счет захваченных нами складов, а также сегодняшнее ослабленное состояние сил противника позволяют нам преследовать его в глубь египетской территории».

Он сложил листок и обратился к фон Меллентину:

– Сколько у нас германских танков и личного состава?

Роммель поборол желание приказать фон Меллентину не отвечать: он знал, что это их слабое место.

– Шестьдесят танков, фельдмаршал, и две тысячи пятьсот человек.

– А у итальянцев?

– Шесть тысяч человек и четырнадцать танков.

Кессельринг повернулся к Роммелю:

– И вы намереваетесь захватить Египет, имея семьдесят четыре танка?! Фон Меллентин, у вас есть оценка сил противника?

– Силы союзников превосходят нас примерно в три раза, однако…

– Об этом и речь.

Фон Меллентин продолжал:

– Однако у нас очень хорошо обстоит дело с провиантом, обмундированием, грузовиками и бронемашинами, а также топливом; кроме того, боевой дух личного состава очень высок.

– Фон Меллентин, сходите в машину связи и посмотрите, что у них нового, – вмешался Роммель.

Фон Меллентин нахмурился, но Роммель больше не стал ничего объяснять, и он вышел.

Роммель произнес:

– Войска союзников осуществляют перегруппировку у Мерса Матрух. Они ожидают, что мы пойдем в обход южного фланга линии их обороны. Но вместо этого мы ударим в середину, в их самое слабое место…

– Что дает вам основания это утверждать? – перебил Кессельринг.

– Полученные нами разведданные.

– На чем они основаны?

– В основном на сообщении нашего агента.

– Боже мой! – Кессельринг впервые повысил голос. – У вас нет танков, но есть шпион!

– В прошлый раз он не подвел.

В этот момент вернулся фон Меллентин.

Кессельринг решительно заявил:

– Это не меняет дела. Я здесь для того, чтобы подтвердить приказ фюрера: вы не должны продвигаться дальше.

Роммель улыбнулся:

– Я направил своего человека к фюреру.

– Вы?..

– Я нахожусь в звании фельдмаршала и имею прямой доступ к Гитлеру.

– Разумеется.

– Я полагаю, что фон Меллентин принес ответ фюрера.

– Так точно, – подтвердил фон Меллентин.

Он развернул лист бумаги и прочитал вслух:

«Богиня Победы улыбается только раз в жизни. Вперед, на Каир!

Адольф Гитлер».

В наступившем молчании Кессельринг вышел из машины.

Глава 9

Придя в контору, Вэндем узнал, что накануне вечером войска Роммеля продвинулись на шестьдесят миль от Александрии.

Похоже, Роммеля вообще нельзя остановить. Линия Мерса Матрух была сломана посередине, как спичка. На юге 13‑ й корпус в панике отступил, а на севере капитулировал форт Мерса Матрух. Союзники опять отброшены назад. Новая линия обороны занимает тридцатимильный промежуток между морем и непроходимой впадиной Каттара, и в случае ее прорыва Египет будет беззащитен перед наступлением сил Роммеля.

Очень плохие новости, но они не смогли испортить приподнятое настроение, в котором находился Вэндем. Прошло уже больше суток с того момента, как он проснулся на своем диване на рассвете, держа Элин в своих объятиях. С тех пор его переполнял какой‑ то прямо‑ таки юношеский восторг. Он помнил до мельчайших подробностей их ночь: ее маленькие, коричневые соски, вкус ее кожи, острые ногти, впивавшиеся в его бедра. В конторе он вел себя не совсем обычно, он сам это понимал. Прочитав письмо, отпечатанное машинисткой, он вручил его обратно со словами: «Здесь семь ошибок, лучше перепечатать все заново» – и при этом ослепительно улыбнулся. Она чуть со стула не свалилась. Он думал об Элин и спрашивал себя: «Почему бы и нет? Черт возьми, почему бы и нет? » – но ответа не находил.

Утром к нему зашел офицер из Отдела спецсвязи (ОС). Все хоть немного соображающие сотрудники генштаба знали, что ОС располагает своими, сверхсекретными источниками разведданных. Мнения о том, насколько хороши эти разведданные, существовали самые разные, а объективно оценить их было довольно трудно, поскольку источники информации тщательно скрывались. Браун, который носил погоны капитана, но явно был человеком не военным, облокотился на край стола и спросил, не вынимая трубки изо рта:

– Вас эвакуируют, Вэндем?

Эти парни жили в своем замкнутом мирке, и не имело смысла объяснять им, что капитан должен говорить «сэр», когда обращается к майору.

– Что? Эвакуируют? Зачем? – удивился Вэндем.

– Нас перебрасывают в Иерусалим. Как, впрочем, и всех остальных, кто слишком много знает. Чтоб врагу не достались, знаете ли.

– Значит, начальство занервничало. Что ж, логично. Роммель может делать по шестьдесят миль в сутки.

– На вокзале будет большая свалка: пол‑ Каира старается драпануть отсюда, а другая половина чистит перышки перед «освобождением». Ха!

– Ну вы же не всем рассказываете о своем отъезде?

– Нет, конечно. Я зашел сказать вам кое‑ что. Как известно, у Роммеля есть агент здесь, в Каире.

– Откуда вы знаете? – спросил Вэндем.

– Кое‑ что нам сообщают из Лондона, старина. В общем, этот парень идентифицирован как – я цитирую – «главное действующее лицо дела Али Рашида». Вам это о чем‑ нибудь говорит?

Вэндем был совершенно ошарашен.

– Еще как говорит! – воскликнул он.

– Ну вот. – Браун встал из‑ за стола.

– Погодите минутку, – взволнованно сказал Вэндем. – Это все?

– Боюсь, что да.

– Так это что – перехваченные данные противника или сообщение агента?

– Достаточно сказать, что мы узнали об этом из надежного источника.

– Вы всегда так говорите.

– Да. Ну, в общем, я пошел. Удачи!

– Спасибо, – пробормотал Вэндем задумчиво.

Капитан вышел, оставив позади себя облако табачного дыма.

Главное действующее лицо дела Али Рашида. Невероятно, но Вольф – это тот самый человек, который обставил Вэндема в Стамбуле. На самом деле все сходится: Вэндем вспомнил странное чувство, овладевшее им по поводу «почерка» Вольфа, который с самого начала показался ему знакомым. Девушка‑ агент, которую Вэндем послал на встречу с таинственным незнакомцем, была найдена с перерезанным горлом.

А теперь Вэндем посылает Элин на встречу с этим человеком.

В кабинет зашел капрал и вручил майору письменный приказ.

Вэндем стал читать приказ, не веря своим глазам. Всем отделам предписывалось изъять из оперативных архивов все документы, представляющие интерес для противника, и уничтожить их. В разведотделе под эту категорию подпадал практически любой документ. «Нам придется спалить все к чертовой матери, – подумал Вэндем. – А что мы будем делать потом? Ясно одно: начальство полагает, что отдел не скоро заработает снова. Конечно, все это было только мерой предосторожности, при этом довольно крутой мерой – они не стали бы отдавать приказ об уничтожении результатов многолетней работы, если бы не стоял вопрос о скорой сдаче Египта немцам.

«Все летит к черту, – думал он, – все разваливается». Происходящее не укладывалось у него в голове; Вэндем отдал три года жизни обороне Египта. За это время в пустыне погибли тысячи солдат и офицеров. И после всего этого – поражение. Бросить все и бежать? Думать об этом было невыносимо.

Он позвал Джейкса и дал ему прочесть приказ. Прочитав, Джейкс кивнул, как будто ожидал чего‑ то подобного.

– Ничего себе, а?! – поразился Вэндем.

– В пустыне тоже происходят подобные штуки, сэр, – ответил Джейкс. – Мы устраиваем огромные склады, которые стоят бог знает каких денег, а при отступлении взрываем их, чтобы не достались противнику.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 13 14 151617 18 Следующая ⇒