Книга четвертая 5 страница

– Это не «Паркер», но она с золотым пером, – он отвернул колпачок и показал его, – поэтому она чего‑ нибудь да стоит. Может быть, вы узнаете, что он за нее даст.

– Он захочет знать, сколько вы просите. Я спрошу его, но цену назначаете вы.

– Если бы вы могли получить шестьдесят пять долларов, я был бы рад.

– Она стоит стольких денег?

– Думаю, да.

Ручка была с золотым пером и фабричным клеймом, свидетельствующим о четырнадцати каратах, и насколько Питер Марлоу мог судить, она была настоящей. Не похожей на ту, другую ручку.

– Где вы достали ее?

– Она моя, сэр. Я хранил ее на черный день. С недавних пор они все стали черными.

Питер Марлоу кивнул. Он верил сержанту.

– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Вы следите за остальными, проверьте часовых.

– Не беспокойтесь, сэр. Эти ублюдки будут начеку.

Питер Марлоу нашел Торусуми, который стоял, прислонившись к приземистому дереву, окутанному виноградной лозой.

– Табе, – сказал он.

– Табе, – Торусуми посмотрел на часы и зевнул. – Через час можно идти. Еще рано. – Он снял фуражку, вытер пот с лица и шеи. – Будь проклята эта вонючая жара и этот вонючий остров!

– Да. – Питер Марлоу старался, чтобы его слова звучали весомо, как будто сейчас говорил Кинг, а не он. – У одного из моих людей есть ручка, которую он хочет продать. Мне в голову пришла мысль, что ты как друг можешь захотеть купить ее.

– Это «Паркер»?

– Нет. – Питер Марлоу вытащил ручку, отвернул колпачок и показал перо так, чтобы оно заиграло на солнце. – Но у нее золотое перо.

Торусуми стал рассматривать ручку. Он был расстроен, что ручка не «Паркер», но это было бы уже чересчур. И, уж конечно, не на аэродромном поле. Если бы это был «Паркер», дело должен был проворачивать сам Кинг.

– Она много не стоит.

– Конечно. Если она тебе не нужна... Питер Марлоу положил ручку в карман.

– Я могу обдумать это. Возможно, мы можем провести этот час, чтобы обсудить такую ничтожную вещь. – Он пожал плечами.

– Она может стоить только семьдесят пять долларов.

Питер Марлоу был поражен тем, что цена была такой высокой. Сержант понятия не имеет о настоящей стоимости ручки. Боже, хотел бы я знать, сколько она стоит на самом деле.

Итак, они сели стали торговаться. Торусуми сердился, Питер Марлоу был непреклонен. Они сговорились наконец о цене в сто двадцать долларов и пачке «Куа». Торусуми встал и зевнул.

– Пора идти. – Он улыбнулся. – Кинг хороший учитель. В следующий раз я скажу, как ты с выгодой использовал мою дружбу для осуществления такой трудной сделки. – Он покачал головой с притворной жалостью. – Такие деньги за такую ничтожную ручку! Кинг будет, конечно, смеяться надо мной. Передай ему, я прошу тебя, что буду на посту через семь дней, начиная с сегодняшнего. Возможно, он найдет мне часы. Хорошие – на этот раз.

Питер Марлоу был доволен, что успешно совершил свою первую настоящую сделку и получил ту цену, которая казалась ему справедливой. Но он был в растерянности. Если он отдаст все деньги сержанту, Кинг будет страшно огорчен. Это разрушит структуру бизнеса, которую Кинг так тщательно создал. А Торусуми наверняка упомянет ручку и ее цену при встрече с Кингом. Однако если он отдаст сержанту только то, что тот просил за ручку и оставит себе остальное, это ведь будет обман, не так ли? Или просто настоящий бизнес? Ведь сержант действительно попросил шестьдесят пять долларов, и именно их он получит. А Питер Марлоу действительно должен Кингу кучу денег.

Он пожалел, что ввязался в этот чертов бизнес. Теперь он попался в ловушку, которую сам себе создал. Черт бы тебя побрал, Питер, если ты слишком много мнишь о своей значимости. Если бы ты отказал сержанту, ты бы не оказался сейчас в затруднительном положении. Что ты собираешься делать? Что бы ты ни сделал, все будет плохо!

Он брел обратно, охваченный грустными размышлениями. Сержант уже построил людей и выжидательно отвел Питера Марлоу в сторону.

– Они готовы, сэр. И я проверил инструменты. – Он понизил голос. – Он купил ее?

– Да, – Сейчас Питер Марлоу решился. Он сунул руку в карман и достал пачку банкнот. – Вот, держите. Шестьдесят пять долларов.

– Сэр, вы настоящий джентльмен!

Он отделил от пачки пятидолларовую бумажку и предложил ее Марлоу.

– Я должен вам еще доллар и пятьдесят центов.

– Вы мне ничего не должны.

– Десять процентов ваши. Они законны, и я рад отдать их вам. Я отдам вам полтора доллара, как только у меня будет мелочь.

Питер Марлоу оттолкнул банкнот.

– Нет, – внезапно он почувствовал вину. – Оставьте себе.

– Я настаиваю, – сказал сержант, заталкивая бумажку в руку Питера.

– Послушайте, сержант...

– Ну, пятерку, по крайней мере, возьмите. Я буду чувствовать себя ужасно, если вы не возьмете. Ужасно. Я не могу вас отблагодарить как следует.

На обратном пути Питер Марлоу молчал. Он чувствовал себя скотиной с огромной пачкой денег в кармане. Он понимал, что обязан этими деньгами Кингу, и был доволен, что они у него есть. Теперь он сможет купить еды своей группе. Сержант обратился к нему только потому, что он знал Кинга, и Кинг, а не сержант был его другом. Все это злосчастное дело снова и снова проворачивалось в его мыслях, когда он вошел в свою хижину.

– Грей хочет видеть тебя, Питер, – сказал Эварт.

– Зачем?

– Не знаю, Питер, старина. Но, кажется, у него чесалось по какой‑ то причине в одном месте.

Усталый мозг Питера Марлоу переключился на новую неприятность. Должно быть, это как‑ то связано с Кингом. Грей предвещал беду. Ну, давай, думай, думай, Питер. Деревня? Часы? Бриллиант? О, Бог мой – ручка? Нет это уже глупо. Грей об этом еще не мог узнать. Пойти к Кингу? Может быть, он что‑ то знает по этому поводу? Опасно. Вероятно, Грей именно поэтому передал сообщение через Эварта, чтобы заставить меня совершить ошибку. Он наверняка знал, что я на работах.

Нет смысла идти как баран на бойню, когда ты потный и грязный.

Сначала в душ, потом поплетусь к тюремной хижине. Потяну время.

И он отправился в душ. Джонни Хокинс тоже стоял под струей.

– Привет, Питер, – окликнул Хокинс.

Чувство вины внезапно заставило Питера Марлоу покраснеть.

– Привет, Джонни. – Хокинс выглядел больным. – Послушай, Джонни... мне очень жаль...

– Не хочу говорить об этом, – сказал Хокинс. – И был бы рад, если ты никогда не будешь упоминать об этом.

" Знает ли он, – растерянно спрашивал себя Питер Марлоу, – что я один из тех, кто ел Ровера? Даже сейчас, хотя все произошло вчера, это вызывало отвращение: каннибализм. Он, конечно, не знает, потому что иначе наверняка попытался бы убить меня. Я знаю, будь я на его месте, я бы так и сделал. Или нет?

Бог мой, до чего мы дошли. Все, что кажется ошибочным, оказывается правильным и наоборот. Это выше моего понимания. Много выше. Тупой, сумасшедший мир. И шестьдесят долларов, и пачка «Куа», которую я заработал и в то же время украл... или заработал? Как это назвать? Должен ли я отдать их? "

– Марлоу!

Он повернулся и увидел Грея, стоящего рядом с душем со злобным видом.

– Вам передали, что вы должны явиться ко мне по возвращении с работ?

– Мне передали, что вы хотите видеть меня. Как только приму душ, я...

– Я приказал, чтобы вы немедленно явились ко мне, – На лице Грея появилась ехидная улыбка. – Но это не играет роли. Вы подвергаетесь домашнему аресту.

В душевой стало тихо.

– За что?

Грей обрадовался, заметив промелькнувшее выражение тревоги на лице Питера Марлоу.

– За неподчинение приказам.

– Каким приказам?

– Вам это известно так же хорошо, как и мне. Правильно, поволнуйся. Твоя нечистая совесть немного тебя потревожит, если она у тебя есть, в чем я сомневаюсь.

– Вы должны явиться к полковнику Смедли‑ Тейлору после ужина. И будьте одеты как офицер, а не как уличная девка!

Питер Марлоу закрыл душ, накинул саронг, ловко завязал его, чувствуя на себе любопытные взгляды других офицеров. Его мысли находились в смятении. Он не знал, в чем состоит неприятность, но старался скрыть свое беспокойство. Зачем доставлять удовольствие Грею?

– Вы так плохо воспитаны, Грей. Такой надоедливый, – достаточно громко сказал он.

– Я осведомлен относительно хороших манер, – ответил Грей, – вы, чертов педик. Я рад, что не принадлежу к вашему вонючему классу, сволочь. Вы все жулики, лжецы и воры...

– Грей, предупреждаю вас в последний раз, заткните пасть, или, клянусь Богом, я вам сам ее заткну.

Грей утратил контроль над собой. Он постоянно настраивал себя против этого человека. Он мог избить его, знал, что мог. В любое время. Мучает его дизентерия или нет.

– Если мы когда‑ нибудь выберемся из этого дерьма живыми, я буду искать вас. Первое, что я сделаю. Самое первое. Это доставит мне удовольствие. Но, если вы оскорбите когда‑ нибудь меня снова, я высеку вас.

Питер Марлоу обратился к остальным офицерам.

– Вы все слышали. Я предупредил его. Я не собираюсь терпеть оскорбления от этой обезьяны из низшего класса. – Он быстро повернулся к Грею. – Теперь оставьте меня в покое.

– Как я могу это сделать, если вы нарушили закон.

– Какой?

– Повторяю, вам надо быть у полковника Смедли‑ Тейлора после ужина. Еще одно слово, и вы окажетесь под домашним арестом до того, как пойдете туда.

Грей ушел. Его ликование улетучилось. Глупо было обзывать Марлоу. Глупо, когда в этом не было необходимости.

Глава 18

Когда Питер Марлоу подошел к бараку полковника Смедли‑ Тейлора, Грей уже был там.

– Я доложу полковнику о вашем прибытии, – сказал Грей.

– Вы так заботливы, – Питер Марлоу чувствовал себя не в своей тарелке. Высокая фуражка ВВС, которую он одолжил, раздражала его. Рваная, но чистая рубашка, которую он надел, тоже раздражала. Саронги гораздо удобнее, твердил он себе, более практичны. А мысль о саронгах заставила его подумать о завтрашнем дне. Завтра день передачи денег. За бриллиант. Завтра Шагата должен принести деньги, и через три дня в деревне будет еще одна встреча. Может быть, Сулина...

Глупо думать о ней. Давай, соберись с мыслями, тебе сейчас понадобится вся твоя сообразительность.

– Входите, Марлоу, – приказал Грей.

Питер Марлоу стал по стойке «смирно» и с должной военной выправкой строевым шагом направился в комнату полковника. Проходя мимо Грея, он прошептал:

– Чтоб ты провалился, болван, – и, почувствовав себя немного лучше, предстал перед полковником. Он четко отдал ему честь, поедая глазами.

Сидящий за грубо сделанным столом, в фуражке, стек на столе, Смедли‑ Тейлор мрачно посмотрел на Питера Марлоу и четко козырнул в ответ. Он гордился, что так хорошо управляется с дисциплиной в лагере. Все, что он делал, соответствовало уставу. В точности.

Он рассматривал стоявшего перед ним молодого человека – тот стоял навытяжку. «Хорошо, – подумал он, – по крайней мере очко в его пользу». Он некоторое время помолчал, в соответствии со своей привычкой, которая всегда заставляла обвиняемых нервничать. И наконец спросил:

– Ну, капитан Марлоу? У вас есть о чем доложить?

– Нет, сэр. Я не знаю, в чем меня обвиняют.

Полковник Смедли‑ Тейлор удивленно посмотрел на Грея, потом, нахмурившись, перевел взгляд на Питера Марлоу.

– Возможно, вы нарушили столько правил, что вам трудно вспомнить все сразу. Вчера вечером вы заходили в тюрьму. Это нарушение правил. Вы не носили нарукавную повязку. Это нарушение правил.

Питер Марлоу почувствовал облегчение. Дело касается всего лишь тюрьмы. Но подождите минутку, а как же насчет еды?

– Ну, – отрывисто сказал полковник, – нарушили вы приказы или нет?

– Да, сэр.

– Вы знали о том, что нарушали два приказа?

– Да, сэр.

– Почему вы ходили в тюрьму?

– Я просто навещал кое‑ кого из знакомых.

– Неужели? – Полковник подождал, потом едко спросил:

– Просто навещали кое‑ кого из знакомых?

Питер Марлоу промолчал, дожидаясь главного. Оно не заставило себя ждать.

– Американец тоже был в тюрьме. Вы были с ним?

– Некоторое время да. Нет закона, который запрещает это делать, сэр. Но я действительно нарушил, нарушил два приказа.

– Что вы оба затеяли?

– Ничего, сэр.

– Итак, вы признаете, что время от времени вы проворачиваете какие‑ то делишки?

Питер Марлоу страшно разозлился, что не подумал, прежде чем ответить. Он знал, что полковник – замечательный человек, но он не был его союзником.

– Нет, сэр.

Он не отрывал глаз от полковника, но ничего не говорил. Существует одно правило. Когда вы стоите по стойке «смирно» перед старшим по званию, вы просто говорите «Нет, сэр» или «Да, сэр», или говорите правду. Существовало неизменное правило, по которому офицеры всегда говорили правду, и вот сейчас, имея за своей спиной все традиции, зная, что он должен говорить правду, он лжет или говорит лишь часть правды. Это было не правильно. Или, наоборот, правильно?

Полковник Смедли‑ Тейлор затеял игру, в которую он столько раз играл раньше. Не стоило особых душевных мук поиграть с человеком, а потом наказать его, если он находил это необходимым.

– Послушайте, Марлоу, – голос его звучал по‑ отечески, – мне доложено, что вы связались с нежелательными элементами. Вам стоило бы подумать о своем положении офицера и джентльмена. Вот эта связь – с этим американцем. Он торгует на черном рынке. Я посоветовал бы вам прекратить это знакомство. Я не могу, конечно, приказать, но советую.

Питер Марлоу ничего не сказал, но сердце его обливалось кровью. То, что сказал полковник, было правдой, но все же Кинг был его другом и он кормил его, помогал ему и его группе. И он был прекрасным человеком, прекрасным.

Питер Марлоу хотел сказать: «Вы не правы, и я не собираюсь этого делать. Я люблю его, и он хороший человек, и нам весело вместе, и мы много смеемся». И в то же время хотелось признаться в том, что они торговали, ходили в деревню, признаться, что они собирались продать бриллиант, он даже хотел признаться в сегодняшней сделке.

Но потом, представив себе Кинга, арестованного и униженного, он забыл о верности традициям и удержался от признания.

Смедли‑ Тейлор легко заметил душевное волнение, которое обуревало молодого человека, стоящего перед ним. Было бы так просто сказать: «Подождите на улице. Грей», – и потом:

– «Послушайте, мой мальчик. Я понимаю ваши проблемы. Бог мой, я командую полком почти столько, сколько я себя помню. Я понимаю вас – вы не хотите выдавать своего друга. Это похвально. Но вы кадровый офицер, унаследовавший эту профессию, подумайте о вашей семье и о поколениях офицеров, которые служили стране. Подумайте о них. На карту поставлена ваша честь. Вам надо рассказать правду, таков закон». – И потом сделать легкий вздох, отрепетированный множество раз, и продолжить: «Давайте забудем об этой чепухе. Я сам несколько раз посещал тюрьму. Но если вы хотите признаться мне... » – и он дал бы словам повиснуть в воздухе с абсолютно правильно рассчитанной интонацией. А в результате секреты Кинга были бы раскрыты, и Кинг очутился бы в лагерной тюрьме, но кому от этого стало бы легче?

В данный момент у полковника был гораздо больший повод для беспокойства – гири. Это могло привести к катастрофе, последствия которой невозможно было предусмотреть.

Полковник Смедли‑ Тейлор знал, что он всегда получит какую угодно информацию от этого ребенка с его причудами, он так хорошо знал людей. Он знал, что он умный командир, командир «от Бога», он таким должен быть и после того, как все это кончится. Первое правило командира – сохранять уважение к своим офицерам, с ними нужно обращаться снисходительно до тех пор, пока они действительно не преступали грань, а потом безжалостно уничтожать их в качестве наглядного урока для других. Но необходимо выбрать подходящий момент, подходящее преступление и подходящего офицера.

– Ладно, Марлоу, – сказал он твердо. – Я приговариваю вас к лишению денежного довольствия на месяц. Я отмечу, что оно списано с вас в вашем аттестате, и мы больше не будем говорить об этом. Но правил больше не нарушайте.

– Благодарю вас, сэр. – Питер Марлоу отдал честь и вышел, радуясь, что все кончилось. Он чуть было не выложил все. Полковник – хороший и добрый человек: его репутация была высокой.

– Ваша совесть не мучает вас? – спросил Грей. От него не ускользнуло состояние Питера Марлоу.

Питер Марлоу не ответил. Он был все еще взволнован и чувствовал огромное облегчение, что удалось избежать серьезных неприятностей. Полковник крикнул:

– Грей! Зайдите на минутку.

– Слушаюсь, сэр. – Грей в последний раз взглянул на Питера Марлоу. Всего одно месячное содержание! Не очень‑ то много. Грей был очень удивлен и разозлен, что Марлоу так легко отделался. Но в то же время он помнил, как Смедли‑ Тейлор поступал раньше. И он знал, что у полковника хватка бульдога, что он дает время рыбе заглотнуть наживку. Должно быть, он что‑ то задумал, иначе он не отпустил бы Марлоу так просто.

Грей обошел Питера Марлоу и еще раз оказался в бараке.

– Закройте‑ ка дверь. Грей.

– Слушаюсь, сэр.

Когда они остались одни, полковник Смедли‑ Тейлор сказал.

– Я видел подполковника Джоунса и сержанта интендантской службы Блейкли.

– И что, сэр?

Хоть что‑ то удалось!

– Я освободил их от выполняемых ими обязанностей с сегодняшнего дня, – сказал полковник, вертя в руках гирю.

Грей широко улыбнулся.

– Да, сэр.

Когда будет заседать трибунал, и как он будет организован, и будет ли он закрытым, и понизят ли их в званиях? Вскоре все в лагере будут знать, что он. Грей, уличил их в подлости; он, Грей, ангел‑ хранитель, и, Бог мой, как же это будет замечательно.

– И мы забудем о случившемся, – заключил полковник.

Улыбка исчезла с лица Грея.

– Что?

– Да. Я решил забыть о происшедшем. И вы поступите так же. Я повторяю приказ. Вы не должны никому об этом рассказывать, и вы забудете об этом.

Грей был так потрясен, что опустился на кровать и уставился на полковника.

– Но мы не можем допустить этого, сэр! – взорвался он. – Мы поймали их с поличным. На краже лагерного довольствия. Это ваше довольствие и мое тоже. И они пытались подкупить меня. Подкупить меня! – Голос звучал почти истерически. – Святой Боже, я поймал их, они воры, они заслуживают того, чтобы их повесили и четвертовали.

– Верно, – угрюмо кивнул головой полковник Смедли‑ Тейлор. – Но при сложившихся обстоятельствах я принял самое мудрое решение.

Грей вскочил на ноги.

– Вы не можете так поступить! – закричал он. – Вы не можете отпустить их, не наказав! Вы не можете...

– Не смейте говорить мне, что я могу и чего я не могу делать!

– Извините, – Грей пытался взять себя в руки. – Но, сэр, эти люди – воры. Я поймал их. У вас есть гиря.

– Я решил, что дело закрыто. – Голос полковника был спокоен. – Дело закрыто.

Грей не мог удержаться.

– Клянусь Господом, оно не закрыто. Я не позволю, чтобы оно было закрыто! Эти ублюдки жрали тогда, когда я голодал! Они заслуживают наказания! И я настаиваю... Голос Смедли‑ Тейлора перекрыл эту истерику.

– Молчать, Грей! Вы не можете ни на чем настаивать! Дело закрыто.

Смедли‑ Тейлор тяжело вздохнул, взял в руки лист бумаги и сказал:

– Это ваш служебный формуляр. Я сегодня вписал в него еще кое‑ что. Я прочту вам. «Я выражаю благодарность лейтенанту Грею за его работу на посту начальника военной полиции лагеря. Исполнение им обязанностей заслуживает, несомненно, отличной оценки. Я ходатайствую о представлении его к временному званию капитана». – Он оторвал взгляд от бумаги. – Я предполагаю сегодня отправить эту бумагу коменданту лагеря и рекомендовать, чтобы ваше назначение было бы произведено с сегодняшнего дня. – Он улыбнулся. – Вы, конечно, знаете, что он имеет право повысить вас. Поздравляю вас, капитан Грей. Вы заслужили это звание. – Он протянул Грею руку.

Но Грей не принял ее. Он просто посмотрел на нее, на бумагу и понял.

– Ну, конечно, сволочь! Вы откупаетесь от меня. Вы такое же дерьмо, может быть, и вы тоже ели этот рис. Да, вы дерьмо, грязная сволочь...

– Придержите язык, вы нахальный выскочка! Стать «смирно»! Я сказал – «смирно»!

– Вы заодно с ними, и я не позволю никому из вас выйти сухим из воды. – Крикнув, Грей схватил со стола гирю и отскочил назад. – Я еще ничего не имею против вас, но против них у меня есть доказательство. Эта гиря...

– Что насчет гири, Грей?

Грею понадобилась вечность, чтобы посмотреть на гирю. В нижней ее части отверстия не было.

– Я спросил, что насчет гири?

«Тупой дурак, – презрительно думал Смедли‑ Тейлор, наблюдая, как Грей ищет отверстие. – Какой дурак! Я смог бы съесть его с потрохами и даже не заметить».

– Это не та гиря, которую я вам дал, – поперхнувшись, сказал Грей. – Это не та гиря. Не та.

– Вы ошибаетесь. Это та самая. – Полковник был совершенно спокоен.

Он продолжал, голос его был ласковым и заботливым.

– Послушайте, Грей, вы молодой человек, я понимаю, что вы хотите остаться в армии, когда война будет закончена. Это хорошо. Нам нужны умные, трудолюбивые офицеры. Жизнь кадрового офицера – это замечательная жизнь. И полковник Семсен говорил мне, какое у него высокое мнение о вас. Я уверен, что смогу убедить его дать вам рекомендацию дополнительно к моей, чтобы вам присвоили постоянное звание. Вы просто переутомились от работы, это вполне понятно. Сейчас ужасные времена. Я считаю, что, закрыв дело, мы поступим мудро. Было бы опрометчиво вовлекать лагерь в скандал. Очень опрометчиво. Я думаю, что и вы оцените мудрость этого шага.

Он помолчал, испытывая презрение к Грею. Выждав нужное время – в этом у него был большой опыт, – он сказал:

– Вы хотите, чтобы я послал коменданту лагеря мой рапорт на представление вас к званию капитана?

Грей смотрел на бумагу с ужасом. Он понимал, что полковник мог пустить ее по инстанциям или придержать. Он мог и уничтожить ее.

Грей понимал, что проиграл. Проиграл. Он пытался что‑ то сказать, но так велика была его мука, что говорить он не мог. Он только кивнул и услышал слова Смедли‑ Тейлора.

– Хорошо, можете считать, что ваше капитанское звание утверждено. Я уверен, моя рекомендация и рекомендация полковника Семсена будут играть важную роль в представлении вас к постоянному званию после войны. – Грей помнил, как он вышел из комнаты, направился в тюремную хижину, отпустил дежурного полицейского. Его не взволновало, что полицейский смотрит на него как на сумасшедшего. Потом он остался в хижине один. Закрыл дверь, сел на край койки в камере, и его горе прорвалось наружу – он заплакал.

Он проиграл.

Разорван на куски.

Руки и лицо его были мокрыми от слез. Душа его, охваченная ужасом, раскачивалась на краю неведомого, потом рухнула в вечность...

Когда Грей очнулся, он лежал на носилках, которые несли два полицейских. Впереди ковылял доктор Кеннеди. Грей понимал, что умирает, но его это не волновало. Потом он увидел Кинга, стоящего у тропинки и смотрящего на него сверху вниз.

Грей заметил аккуратно начищенные ботинки, отутюженную складку брюк, сигарету «Куа» фабричного производства, выражение сытого сочувствия на лице. И он вспомнил, что у него есть дела. Он не может умирать. Пока нет. Пока существует хорошо отутюженный, начищенный и сытый Кинг. Но сейчас, когда скоро нужно будет закончить дело с бриллиантом. Ей‑ богу, нет!

* * *

– Эта партия будет последней, – говорил полковник Смедли‑ Тейлор, – Мы не должны пропустить представление.

– Не могу дождаться момента, когда насмотрюсь на Шона, – сказал Джоунс, тасуя карты. – Две бубны! – Он с самодовольным видом открыл карты.

– Вам чертовски везет, – резко отозвался Селларс. – Две пики.

– Пас.

– Не всегда вам чертовски везет, партнер, – сказал Смедли‑ Тейлор с тонкой улыбкой. Его неподвижные глаза посмотрели на Джоунса. – Сегодня вы вели себя довольно глупо.

– Просто получилось неудачно.

– Неудача не прощается, – заметил Смедли‑ Тейлор, изучая свои карты. – Вам следовало бы следить за собой. Вы проявили некомпетентность в том, что не сдержались.

– Я же сказал, что виноват. Неужели вы думаете, я не понимаю, как глупо это было? Это не повторится. Никогда. Чертовски неприятно паниковать.

– Две без козырей, – Смедли‑ Тейлор улыбнулся Селларсу. – Это составит роббер, партнер. – Потом снова обратился к Джоунсу. – Я рекомендовал Семсена, он заменит вас на этом посту, вам нужен «отдых». Это собьет Грея со следа. Да, и сержант Донован будет сержантом‑ интендантом Семсена. – Он усмехнулся. – Жаль, что придется изменить систему, но это неважно. Нам надо быть уверенными в том, что Грей будет занят в те дни, когда будут пущены в ход поддельные гири. – Он снова посмотрел на Селларса. – Это будет ваша забота.

– Очень хорошо.

– А, кстати, я приговорил Марлоу к лишению денежного довольствия на месяц. Он ведь в одной из ваших хижин, не так ли?

– Да, – сказал Селларс.

– Я был мягок с ним, потому что он хороший человек, из хорошей семьи – не то, что этот выскочка‑ педик Грей. Бог мой, какая наглость надеяться, что я буду ходатайствовать о присвоении ему постоянного звания. Нам не нужны такие отбросы в регулярной армии. Бог мой, никогда! Он получит постоянное звание только через мой труп.

– Совершенно согласен, – согласился Селларс. – Но Марлоу вы должны были лишить довольствия на три месяца. Он может себе это позволить. Этот чертов американец держит в кулаке весь лагерь.

– Пока это так, – проворчал Смедли‑ Тейлор и снова стал изучать свои карты.

– У вас есть что‑ нибудь на него? – спросил Джоунс осторожно. Потом добавил:

– Три бубны.

– Черт вас возьми, – сказал Селларс. – Четыре пики.

– Пас.

– Шесть пик, – предложил Смедли‑ Тейлор.

– У вас действительно есть что‑ то на американца? – снова спросил Джоунс.

На лице полковника Смедли‑ Тейлора не отразилось ничего. Он знал о кольце с бриллиантом и слышал, что сделка была заключена и что кольцо скоро сменит владельца. А когда деньги попадут в лагерь... есть план... хороший, надежный, тайный план... как получить деньги. Поэтому он только хмыкнул, улыбнулся своей тонкой улыбкой и небрежно сказал:

– Если у меня и есть что‑ то, я, конечно, не скажу вам об этом. Вы не из тех, кому можно доверять.

Когда улыбнулся Смедли‑ Тейлор, они все тоже улыбнулись, с облегчением.

* * *

Питер Марлоу и Ларкин присоединились к потоку людей, входящих в открытый театр.

Свет на сцене уже был включен, луна освещала панораму лагеря. Театр мог вместить две тысячи зрителей. Сиденья, которые веером расходились от сцены, представляли собой доски, прибитые к пням кокосовых пальм. Каждый спектакль повторялся пять раз, чтобы каждый человек в лагере мог хотя бы раз увидеть его. Места распределялись по жребию и всегда пользовались большим спросом.

Театр был почти заполнен, не считая передних рядов, где впереди рядового состава обычно сидели офицеры, которые приходили позже. Только американцы не соблюдали этого правила.

– Эй, вы двое, – окликнул их Кинг. – Хотите сесть с нами? – Он занял свое излюбленное место у прохода.

– Ну, я бы не против, но вы знаете... – чувствуя себя неловко, сказал Питер Марлоу.

– Да. Что ж, встретимся позже.

Питер Марлоу взглянул на Ларкина и понял, что тот тоже недоволен, что не может сесть со своими друзьями. Глупо чертовски глупо, когда ты хочешь и не можешь сесть там, где хочешь.

– Вы хотите сесть здесь, полковник? – спросил он, снимая с себя ответственность и презирая себя за это.

– Почему бы и нет? – отозвался Ларкин.

Они сели, чувствуя себя очень неловко, видя удивленные взгляды и понимая, что нарушают правила.

– Эй, полковник! – Браф нагнулся к ним с улыбкой. – Вам не поздоровится. Нарушаете дисциплину и все такое прочее.

– Если я хочу сидеть здесь, я и буду сидеть здесь. – Но Ларкин уже жалел, что так легко согласился.

– Как дела, Питер? – спросил Кинг.

– Спасибо, прекрасно. – Питер Марлоу старался преодолеть собственную неловкость. Он чувствовал устремленные на него взгляды. Он еще не рассказал Кингу о продаже ручки, о том, что побывал на ковре у Смедли‑ Тейлора и о драке, которую чуть было не затеял с Греем...

– Добрый вечер, Марлоу.

Он поднял глаза и поморщился, увидев проходящего мимо Смедли‑ Тейлора. Глаза как кремень.

– Добрый вечер, сэр, – ответил он тихо. «О, мой Бог, – подумал он, – теперь он меня растерзает».

Возбуждение зрителей сразу возросло, когда по проходу прошел комендант лагеря и сел в самом первом ряду. Огни притушили. Занавес раздвинулся. На сцене был оркестр из пяти музыкантов, а в центре стоял Фил, руководитель оркестра. Аплодисменты.

– Добрый вечер, – начал Фил. – Сегодня мы предлагаем новую пьесу Френка Перриша под названием «Треугольник», которая шла в Лондоне до войны. В ней заняты Френк Перриш, Бред Родрик и неповторимый Шон Дженнисон...

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 17 18 19 202122 Следующая ⇒