ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 7 страница

Он был рад, что убил ее. И, как он понял теперь, это у него был первый опыт такого рода; забрать чужую жизнь собственными руками – он испытал много разных ощущений, но такого он еще никогда не делал. Когда все успокоится, нос у него нарастет и все вернется в норму, это чувство у него останется, полагал он.

Он вспомнил, что никого не насиловал – нужды такой не было – до того, как в первый раз взял ее против ее воли лет десять назад; значит, она в двух случаях стала для него источником новых ощущений. Так что нужно отдать ей должное, неохотно признал он: это была своего рода компенсация за все те неприятности и неудобства, что она ему доставляла.

Да, ощущение незабываемое: вонзить в кого‑ то нож и почувствовать, как этот человек умирает. Каким бы сильным ты ни был, это потрясает. Он все еще видел выражение глаз девчонки, когда она умирала.

В этот момент вернулся Джаскен, снял окулинзы и кивнул двум зеям, охранявшим дверь в палату клиники.

– У тебя тоже должно быть ранение, Джаскен, – сразу же сказал Вепперс, сердито глядя на шефа своей службы безопасности, словно тот был виноват в случившемся. Теперь ему пришло в голову, что так оно и было на самом деле, ведь в обязанности Джаскена входило приглядывать за расписанной девчонкой и не допускать ее побегов. – Мы скажем, что ты отсек мне кончик носа, когда мы фехтовали, но мы не можем допустить, чтобы люди думали, будто ты превзошел меня. Ты должен лишиться глаза.

Лицо Джаскена, и без того бледное, побледнело еще сильнее.

– Но, господин Вепперс…

– Или пусть это будет сломанная рука. Что‑ нибудь серьезное.

Доктор Сульбазгхи кивнул.

– Я думаю, лучше сломанная рука. – Он посмотрел на руку Джаскена, видимо, делая выбор от имени Вепперса.

Джаскен сердито посмотрел на Сульбазгхи.

– Господин Вепперс, прошу вас… – сказал он, обращаясь к Вепперсу.

– Ты ведь можешь сделать чистый перелом, да Сульбазгхи? – спросил Вепперс. – Чтобы быстро залечилось?

– Легко, – сказал Сульбазгхи, улыбаясь Джаскену.

– Господин Вепперс, – сказал Джаскен, расправляя плечи. – Это поставит под угрозу мою способность охранять вас в том случае, если наши другие рубежи обороны будут нейтрализованы и между вами и нападающим останусь только я.

– Ммм‑ м, пожалуй, – сказал Вепперс. – И все же, нам что‑ то нужно. – Он нахмурился, задумавшись. – Как ты отнесешься к дуэльному шраму? На щеке, где он будет заметен всем?

– Это должен быть очень большой, очень глубокий шрам, – резонно вмешался доктор Сульбазгхи. – Возможно, пожизненный. – Он пожал плечами, когда Джаскен снова сердито уставился на него. – Травмы должны быть пропорциональны, – аргументировал он.

– Могу я предложить гипс для блезиру на пару недель? – сказал Джаскен, похлопав себя по левой руке. – История о сломанной руке останется, но при этом не пострадают мои охранные функции. – Он язвительно улыбнулся доктору. – Я бы даже мог спрятать в гипсе дополнительное оружие на всякий пожарный случай.

Вепперсу это понравилось.

– Хорошая мысль. – Он кивнул. – Так и сделаем.

Сейчас, плавая в бассейне на вершине «Ореола 7», Вепперс осторожно потрогал пальцами странную, теплую поверхность протеза и улыбнулся этому воспоминанию. Предложение Джаскена было вполне разумным, но видеть выражение на его лице, когда он думал, что ему выколют глаз или в действительности переломают руку, – это был один из ярких моментов того жуткого вечера.

Он снова посмотрел на горы. Сегодня рано утром, купаясь, он приказал поднять гондолу с бассейном на верхушку громадного колеса, а теперь развернулся и поплыл к другой стороне, где, завернувшись в плотный халат, уснула в шезлонге одна из девиц его разъездного гарема.

Вепперс искренно считал, что у него лучший разъездной гарем в Энаблементе, что десяти таких красавиц больше нет ни у кого. Но эта девица, которую звали Плер, была особой даже среди этой великолепной десятки: одна из его двух девиц‑ оборотней, умевших принимать внешность и манеры той публичной фигуры женского пола, к которой он чувствовал расположение. В его постели, конечно, побывало немало – очень немало, как он сам первый признавал это, – суперзнаменитых звезд экрана, певиц, танцорок, ведущих, спортсменок, изредка политиков и тому подобных, но их соблазнение могло отнимать слишком много времени; истинно знаменитые, даже если они были свободны и не имели никаких обязательств, желали, чтобы за ними какое‑ то время ухаживали, даже если речь шла о самом богатом человеке в Энаблементе, и обычно было гораздо проще, если одна из его девиц‑ оборотней изменяла себя, – и изменяла хирургически, если в противном случае на изменения уходило слишком много времени, – чтобы выглядеть, как красавица, которой заинтересовался хозяин. Ведь он, в конечном счете, желал их не за какие‑ то интеллектуальные способности; кроме того, это давало ему и еще одно преимущество: позволяло устранять имевшиеся у оригинала физические недостатки.

Вепперс, плывя, бросил взгляд на Джаскена и кивнул ему в сторону спящей девицы, которая в настоящий момент была похожа – необычно для Вепперса – на ученого. Плер недавно приняла внешность удивительно красивого доктора евгеники из Ломбе, которую Вепперс увидел мельком на балу в Убруатере немного ранее в этом году, но которая была исполнена отвратительной решимости сохранить верность мужу, несмотря на всю лесть и подарки, которые гарантированно должны были вскружить любую голову (включая и голову мужа, которому и нужно было всего лишь закрыть глаза). Джаскен подошел к спящей Плер, когда Вепперс подплыл к стенке бассейна, плеснул водой и показал Джаскену, что тот должен делать.

Джаскен кивнул, подошел к шезлонгу сзади, взял его за опору снизу, гипс на руке лишь чуть‑ чуть замедлял его движения, приподнял на высоту головы и скинул девицу в бассейн, та завизжала и подняла фонтан брызг. Вепперс все еще смеялся, отбивая ее разъяренные удары и одновременно стягивая с нее халат. В этот момент Джаскен нахмурился, приложил палец к уху, потом опустился на оба колена перед бассейном и принялся взволнованно махать рукой.

– Что? – рассерженно прокричал Вепперс Джаскену. Один из ударов Плер почти достиг цели, ее пальцы скользнули по его щеке, в глаза ему попала вода. – Нос не задень, глупая сука!

– Это Сульбазгхи, – сказал ему Джаскен. – Дело чрезвычайной важности.

Вепперс был гораздо больше и сильнее Плер. Он обхватил ее, развернул, прижал к себе, а она бранила его и Джаскена, кашляя и брызгая водой.

– Что? Что‑ то случилось в Убруатере? – спросил Вепперс.

– Нет. Он летит сюда. Через четыре минуты будет. Он не говорит, что случилось, но утверждает, что дело чрезвычайной важности. Сказать Буссер, чтобы она выставила посадочную платформу?

Вепперс вздохнул.

– Пожалуй. – Он наконец‑ то стащил с Плер халат. Она почти перестала сопротивляться и кашлять. – Иди встреть их, – сказал он Джаскену, который кивнул и пошел прочь.

Вепперс подтолкнул голую девицу к стенке бассейна.

– А что касается тебя, молодая дама, – сказал он, кусая ее в шею с такой силой, что она издала вопль, – то ты продемонстрировала ужасные манеры.

– Ведь продемонстрировала, правда? – поддакнула Плер. Она знала, что хочет услышать Вепперс. – За это меня нужно проучить, согласен?

– Согласен. Прими положение. – Он оттолкнул в сторону плавающий халат, а Плер тем временем обеими руками уцепилась за край бассейна. – Я недолго, – крикнул он в спину уходящему Джаскену.

Все еще тяжело дыша, все еще излучая приятное сияние довольства и все еще орошая пол вокруг себя водой, капающей из‑ под ворсистого халата, Вепперс подался вперед на своем кресле и посмотрел на то, что лежало на широкой бледно‑ желтой ладони доктора Сульбазгхи. Кроме него, Сульбазгхи (все еще в лабораторном халате, он являл собой необычное зрелище), Джаскена и Астила, дворецкого Вепперса, в гостиной, обильно уставленной мебелью, никого не было. Снаружи, за пухлыми парчовыми валиками, колышущимися кисточками, подрагивающей на окнах бахромой из золотых нитей, был виден медленно рассеивающийся туман – и перед, и за «Колесом», продолжавшим свой путь в усиливающемся пастельном сиянии рассвета.

– Спасибо, Астил, – сказал Вепперс, беря у дворецкого чашку охлажденной настойки. – Ты мне больше не нужен.

– Господин Вепперс, – сказал Астил, поклонился и вышел.

Вепперс дождался, когда Астил уйдет, и только потом сказал:

– Так что у нас здесь?

Это – бог уже его знает, что оно такое, – было похоже на клубок тончайших проводов цвета тусклого матового серебра с оттенком синего. Сжать его, подумал он, и получишь что‑ то вроде камушка, что‑ то такое маленькое, что проглотить можно.

Вид у Сульбазгхи был усталый, изможденный, чуть ли не больной.

– Это обнаружилось в топке, – сказал он Вепперсу и провел рукой по жидким, неухоженным волосам.

– В какой топке? – спросил он. Он уверился было, что это один из тех вопросов, который кажется ужасно важным и судьбоносным его окружению, но который, стоит ему познакомиться с делом, можно легко скинуть на них – пусть себе беспокоятся и улаживают, если возможно. В конечном счете именно за это он им и платил. Но сейчас он, судя по атмосфере в комнате, уже начинал думать, что это проблема серьезная.

– Ничего не должно было остаться, – сказал Джаскен. – Какая температура?..

– Топка в Мемориальной больнице Вепперса, – сказал Сульбазгхи, тря лицо руками и избегая смотреть в глаза Вепперса. – Наш маленький друг той ночи.

«Господи боже, девчонка», – понял Вепперс, и в животе у него тревожно защемило. «И что теперь? Неужели эта вздорная сучка будет преследовать его и из могилы? »

– Ну, хорошо, – медленно проговорил он. – Думаю, мы можем согласиться, что все это очень некстати. Но какое… – Он махнул рукой в сторону серебристо‑ синих проводков, все еще лежащих на руке Сульбазгхи. – Какое отношение имеет вот эта штуковина – уж не знаю, что она такое, – к нашему случаю?

– Это то, что осталось от ее тела, – сказал Сульбазгхи.

– Ничего не должно было остаться, – сказал Джаскен. – Если топка была…

– Эта сраная топка была разогрета до нужной температуры! – пронзительно прокричал Сульбазгхи.

Джаскен со свирепым выражением стянул с лица окулинзы. Судя по его виду, он был готов наброситься на доктора.

– Господа, прошу вас, – спокойным голосом проговорил Вепперс, прежде чем Джаскен успел ответить Сульбазгхи. Он посмотрел на доктора. – Сульбазгхи, только давайте попроще – для человека, не отягощенного техническими знаниями. Что это за штуковина такая?

– Это невральное кружево, – сказал доктор уставшим голосом.

– Невральное кружево, – повторил Вепперс.

Он слышал о таких вещах. Ими пользовались продвинутые инопланетяне, которые появлялись на свет мокрыми комочками – такими же, как сичультиане, например, и которые не желали погружаться в нирвану, или забвение, или куда уж там они погружались; с помощью таких штук они сопрягались с разумами машин или записывали свои мысли, а также сохраняли свои души, свои мыслеразумы.

Вепперс посмотрел на Сульбазгхи.

– Ты хочешь сказать, – медленно проговорил он, – что у девчонки в голове было невральное кружево?

Это было невозможно. Невральные кружева для сичультиан были под запретом. Боже мой, даже какие‑ то сраные наркожелезы и те для сичультиан были под запретом.

– Похоже на то, – сказал Сульбазгхи.

– И как же это могло остаться незамеченным? – спросил Вепперс. Он сердито уставился на доктора. – Сульбазгхи, ты же раз сто сканировал девчонку.

– Невральное кружево не проявляется на том оборудовании, которое есть у нас, – сказал Сульбазгхи. Он посмотрел на проволочки, лежавшие у него на ладони, и испустил тоненький безнадежный смешок. – Маленькое чудо – мы можем его видеть невооруженным глазом.

– И кто же ей его установил? – спросил Вепперс. – Врачи?

Сульбазгхи покачал головой.

– Это невозможно.

– Тогда кто?

– Я провел небольшое исследование после того, как доктор сообщил мне об этом, – сказал Джаскен. – Нам нужна помощь того, кто разбирается в таких вещах…

– Ксингре, – сказал Сульбазгхи. – Он знает. Или хотя бы знает, как выяснить.

– Ксингре? – переспросил Вепперс, нахмурившись. Джхлупианский торговец и почетный консул был его главным контактом с ближайшей к Энаблементу инопланетной цивилизацией. На лице у Джаскена появилось знакомое Вепперсу кислое выражение, означавшее, что он вынужден согласиться с Сульбазгхи. Они оба знали, что дело это огласке не подлежит. Почему же они предлагали посвятить в него инопланетянина?

– Он, она или оно, возможно, знает, – сказал Джаскен. – Все дело в том, что он сможет точно сказать, та ли эта штука, что мы думаем.

– А что мы думаем, черт побери? – спросил Вепперс.

Джаскен набрал в легкие побольше воздуха.

– Ну, мы думаем, что это… невральное кружево, такая штука, которой пользуется так называемая «Культура». – Он поморщился. Вепперс увидел, как Джаскен чуть не скрежещет зубами. – Трудно сказать – может, это подделка. С нашей технологией…

– Кому могло понадобиться его подделывать? – сердито сказал Сульбазгхи. Вепперс поднял руку, и Сульбазгхи замолчал.

Джаскен кинул сердитый взгляд на доктора, но продолжил:

– Мы сами выяснить это точно не сумеем, поэтому нам может понадобиться Ксингре – он проведет анализ с помощью диагностического оборудования, к которому у него есть доступ. Но похоже, что это одно из приспособлений Культуры.

Вепперс перевел взгляд с одного на другого.

– Это приспособление Культуры? – спросил он, протянув руку, в которую Сульбазгхи положил эту штуковину. Чем внимательнее он приглядывался, тем яснее видел, насколько тонки и миниатюрны эти нити, ответвляющиеся снова и снова от основных и без того очень тонких проводков. Этот клубок был удивительно мягок и практически невесом.

– Очень на то похоже, – подтвердил доктор.

Вепперс подбросил клубок в руке два‑ три раза – клубок волосков весил бы больше.

– Ладно, – сказал он. – Так что это значит? Ведь она не была гражданкой Культуры или чем‑ то в этом роде?

– Нет, – сказал Сульбазгхи.

– И… не было никаких признаков того, что она сопрягается с каким‑ то оборудованием?.. – Вепперс перевел взгляд с доктора на Джаскена, который стоял с болтающимися окулинзами, его рука в гипсе была прижата на груди, другая рука упиралась в первую локтем, а пальцы непрерывно поглаживали кожу вокруг рта. Он продолжал хмуриться.

– Нет, – повторил Сульбазгхи. – Возможно, она даже не знала, что у нее есть эта штука.

– Что? – спросил Вепперс. – Как такое возможно?

– Эти штуки растут внутри вас, – сказал Джаскен. – Если это то, что мы думаем, то оно было внедрено в нее в виде семени, а потом разрослось в мозгу и вокруг. А достигнув полного развития, эти штуки связуются практически с каждой клеткой мозга, с каждым синапсом.

– Почему же тогда ее голова не была размером с корзинку для фруктов? – спросил Вепперс. Он ухмыльнулся, но ни Сульбазгхи, ни Джаскен никак не прореагировали. Это было очень необычно и не предвещало ничего хорошего.

– Такие штуки добавляют меньше полупроцента к общему объему мозга, – сказал Джаскен. Он кивнул головой в сторону лежащего на ладони Вепперса клубка. – Даже то, что вы видите, является по большей части полой структурой, а в мозгу полости заполняются мозговой жидкостью. Тончайшие нити настолько тонки, что невидимы невооруженным глазом, и, возможно, они сгорели в топке.

Вепперс уставился на это странное, внешне ничем не примечательное устройство.

– Но зачем оно было в ее мозгу? – спросил он у обоих. – Для чего? При том, что, как мы установили, это не придавало ей никакой суперсилы или чего‑ то такого.

– Эти штуки используются для записи мыслеразума, – сказал Джаскен.

– Души, за отсутствием слова получше, – сказал Сульбазгхи.

– Это для того, чтобы людей Культуры можно было реинкарнировать, если они умирают внезапно, – сказал Джаскен.

– Я знаю, – терпеливо сказал Вепперс. – Я сам интересовался этой технологией. Не думайте, что я завидую. – Он попытался изобразить еще одну улыбку. И опять никакой реакции. Должно быть, это серьезно.

– Понимаете, – сказал Джаскен, – не исключено, что эта информация – ее мыслеразум – в момент смерти была передана в какое‑ то другое место. В конечном счете для этого такие штуки и существуют.

– Передана? – переспросил Вепперс. – Куда?

– Недалеко… – начал было Джаскен.

– Я не понимаю, каким образом. – Сульбазгхи покачал головой, кинув взгляд на Джаскена. – Я тоже провел исследование. На это нужно время и комплект клинического оборудования. Мы ведь говорим о личности во всей ее сложности, обо всех воспоминаниях. Это невозможно передать за секунду‑ другую, как страничку какого‑ нибудь говеного текста.

– Мы здесь имеем дело с тем, что у инопланетян зовется Технология восьмого уровня, – презрительно сказал Джаскен. – Я не знаю ее возможностей. Мы сейчас похожи на первобытного человека, который смотрит на экран и говорит, что это невозможно, потому что никто не может с такой скоростью делать рисунки на стене пещеры.

– И все же пределы возможностей существуют, – гнул свое Сульбазгхи.

– Несомненно, – ответил Джаскен. – Но мы понятия не имеем, каковы они.

Сульбазгхи набрал в грудь воздуха, собираясь ответить, но за мгновение до того, как он открыл рот, заговорил Вепперс:

– Что ж, в любом случае, новости неважные, господа. – Он протянул руку, возвращая клубочек Сульбазгхи. Доктор взял его и сунул в карман своего лабораторного халата.

– Значит… – сказал Вепперс. – Если в этом содержался ее мыслеразум, то, вероятно, эта штука должна знать…

– Все, вплоть до момента ее смерти, – сказал Сульбазгхи.

Вепперс кивнул.

– Джаскен, – сказал он, – узнай у Йарбетайля, каковы наши отношения с Культурой.

– Слушаюсь, – сказал Джаскен, отвернувшись на мгновение, чтобы соединиться с личным секретарем Вепперса, который уже наверняка сидел за своим столом в гондоле исполнительного офиса «Ореола 7». Джаскен прислушался, пробормотал что‑ то, повернулся назад. – Господин Йарбетайль характеризует наши отношения с Культурой как туманные, – язвительно проговорил Джаскен, пожав плечами. – Не знаю, то ли он хочет пошутить, то ли еще что.

– Так, – сказал Вепперс. – Значит, практически никаких отношений с Культурой у нас нет, верно? – Вепперс посмотрел на двух своих собеседников. – Верно.

Джаскен покачал головой. Сульбазгхи сжал челюсти и отвернулся.

Все трое на мгновение испытали неприятное ощущение – «Ореол 7», который в течение двух последних минут бесшумно и эффективно принимал иную конфигурацию, покинул твердую землю в точно предусмотренное время и соскользнул по двум галечным желобам в высоком широком берегу к подернутым туманистой дымкой сонным водам внутреннего моря Олиджин. «Ореол 7», устремляясь вперед сквозь туман, превратился в гигантское лопастное колесо, при этом скорость его движения упала лишь немного.

– Очевидно, что мы должны разобраться со всем этим, – сказал Вепперс. – Джаскен, используй все ресурсы, какие будут необходимы. Информируй меня ежедневно. – Джаскен кивнул. Вепперс встал, кивнул Сульбазгхи. – Спасибо, доктор. Надеюсь, ты останешься на завтрак. А пока, если больше ничего нет, я, пожалуй, пойду оденусь. Прошу меня извинить.

Он направился к переходу, ведущему в его спальню, в настоящее время сочлененную с гондолой‑ гостиной. Как это иногда бывало, Вепперс и на сей раз почувствовал, что покачивание «Колеса», двигающегося по воде, вызывает у него тошноту.

Он не сомневался, что это пройдет.

ГЛАВА 8

Планета снаружи была очень большой, синей, белой и яркой. Она вращалась, как обычно вращаются планеты, но увидеть это в режиме нормального времени было невозможно. Казалось, она двигается только потому, что двигается место, где он находился. Место, где он находился, было вне планеты, и оно двигалось. Место это располагалось над планетой, и оно двигалось. Место, где он находился, называлось Заброшенная космическая фабрика, и он ждал появления врагов – пусть появятся, и тогда он сразится с ними. Это он и делал – сражался. Для этого он и был создан. То, чем он был, то, что изнутри определяло его существо, было создано, чтобы сражаться.

Та вещь, в которой он находился, была вещь, «она», но он не был этим «она», он был он. Он был мужского пола. По крайней мере прежде. Он еще оставался тем, кем был прежде, но при этом он находился внутри этой вещи, которая была предназначена и создана для того, чтобы сражаться и, возможно, быть уничтоженной. Но не он. Он не подлежал уничтожению. Он оставался тем, кем был. И еще он находился где‑ то в другом месте, и именно там он должен был пробудиться, если вещь, в которой он находился, будет уничтожена. Вот так все было устроено.

– Ватюэйль? Капитан Ватюэйль?

Они снова говорили с ним.

«Мы проигрываем», – думал он просматривая последние схемы. Впрочем, схемы были и не нужны – отойди на чуть подальше от всего этого, прокрути все, что случилось со времени начала войны, – и увидишь, как оно само пишется перед тобой.

Вначале их постигали катастрофы, потом пришли успехи, потом их постоянно отбрасывали назад, потом они собрались с силами и после этого вроде бы переломили ситуацию почти на всех фронтах, добиваясь побед почти повсеместно… потом выяснилось, что фронты и не фронты вовсе, фронты (или, по крайней мере, те места, где его сторона была сильнейшей и побеждала) были похожи на упрямые обрывки воздушного шара, который, как выяснилось, взорвался уже некоторое время назад; просто не было времени услышать этот взрыв. Они продвигались вперед так, как продвигаются клочки взорвавшегося воздушного шара: безнадежно вспархивая и падая, совершенно бесполезные и безвредные, как шрапнель из перьев.

Он сидел – или парил, или бог уж его знает, как это можно назвать, – в называемом довольно претенциозно Главном Пространстве Оценки Стратегической Ситуации, окруженный другими членами Большого Военного Совета. Совет состоял преимущественно из людей, которые были его товарищами, друзьями, коллегами и уважаемыми соперниками. Число протестантов, критиканов и категорических пораженцев было сведено до минимума, но и они неплохо аргументировали свои позиции и, вероятно, вносили свой вклад в рабочий консенсус. Люди, инопланетяне, кто угодно – он к настоящему моменту знал их всех, насколько это было возможно, но при этом испытывал чувство одиночества.

Он оглядел их.

Идеальной аналогии в Реале той ситуации, в которой находились сейчас он и другие, не существовало: они словно парили вокруг какого‑ то скромного сферического пространства диаметром с десяток‑ другой метров. Снаружи поверхность сферы казалась жесткой и непрозрачной, но через нее можно было просунуть внутрь голову, если у тебя имелось соответствующее разрешение и достаточная степень военного старшинства.

Ты просовывал внутрь голову – и пожалуйста; одна бестелесная голова, просунутая в тускло освещенное пространство, где присутствовали другие бестелесные головы, и только малая их часть принадлежала хоть в какой‑ то мере к гуманоидным видам.

Обычно в центре этого пространства парил сферический дисплей. В настоящий момент на дисплее можно было увидеть фрагменты всеобщего космического сражения; древний объем фальш‑ Реала, в котором среди нескольких миллиардов астероидов, растянувшихся в кольцо вокруг солнца, носились, уничтожали и аннигилировали друг друга небольшие ракетные корабли, вооруженные ядерными снарядами, пучковыми пушками и эмиссионным оружием когерентной радиации. Он уже много раз видел такие боевые среды. Различные его версии внедряли в эти среды имитации людей или машины.

Большинство коллег, казалось, обсуждают какие‑ то псевдостратегические детали данной конкретной ситуации, которая давно уже перестала его интересовать. Он не вмешивался в их обсуждение, погрузившись в свои мысли и собственные видения.

«Мы проигрываем, – снова подумал он. – В небесах идет война, и мы ее проигрываем».

Война шла в небесах между Послежитиями, если уж быть точным. И камнем преткновения были Ады.

– Ватюэйль? Капитан Ватюэйль?

Это было его имя, но он не собирался им отвечать, потому что ему сказали, чтобы не отвечал. Ему было приказано не отвечать, а приказ означает, что ты должен сделать то, что тебе сказано.

– Ты меня слышишь?

Да, он слышал, но все равно молчал.

– Ватюэйль! Отвечай! Это прямой приказ!

Это вызывало у него странное чувство. Если это приказ, то он должен подчиниться. Но, с другой стороны, раньше ему было приказано не делать ничего, что будет требовать у него кто‑ то другой, не делать пока – до прибытия Верховного с правильными кодами. А это означало, что «приказ», только что им услышанный, вовсе и не приказ. В голове у него все смешалось.

Ему хотелось не слышать того, что они говорят. Он мог это сделать, он мог отключить связь, но он должен был слушать, чтобы знать, где они находятся. От этой путаницы ему стало нехорошо.

Он заставил вещь, в которой находился, снова проверить оружие, сосчитать снаряды, замерить состояние батареи и теперь прислушивался к ровному успокаивающему гудению энергетических ячеек и звукам проверки системы готовности. Так было лучше. После таких проверок он чувствовал себя лучше. После таких проверок он чувствовал себя хорошо.

– Он тебя не слышит. – Это уже сказал другой голос.

– Технари говорят, что, может, и слышит. Может, он и тебя слышит, так что ты смотри, что говоришь.

– Цыц! (Другой голос. )

Он не знал, что такое «цыц».

– Слушай, Ватюэйль, это майор К'найва. Ты меня знаешь. Ну, не валяй дурака, ты же меня знаешь.

Он не помнил никакого майора К'найву. Правда, он понимал, что вообще мало что помнит. Он чувствовал, что тут должно быть много чего, но этого не было. И поэтому у него возникало ощущение пустоты. Как магазин, который должен быть набит патронами, потому что развертывание только‑ только начиналось, а магазин в это время должен быть полон, но магазин был пуст.

– Ватюэйль, послушай меня, сынок, у тебя проблема. Твоя загрузка не завершена. Ты находишься в блоке, но не полностью. Ты меня понимаешь? Ну, давай, сынок, отзовись.

Часть его хотела ответить на голос майора К'найвы, но он был полон решимости молчать. Майор К'найва не мог быть Верховным, так как его сигнал поступал без кодов, которые сказали бы ему, что он говорит с Верховным.

– Подай какой‑ нибудь знак, сынок. Ну. Что угодно.

Он не знал, по каким кодам должен он определить, что говорит с Верховным, и это представлялось ему странноватым, но он предполагал, что, услышав, поймет.

– Ватюэйль, мы знаем, что ты загружен, но нам не известно, насколько правильно прошла операция. Вот почему ты стреляешь в своих – в нас. Ты должен перестать это делать. Ты меня понимаешь?

Ничего он толком не понимал. Нет, он понимал смысл сказанного, потому что знал каждое слово и как они соединяются между собой, но смысла в этом никакого не было. И в любом случае он должен был не замечать их, потому что люди, произносившие эти слова, не имели правильного кода, а потому не могли быть Верховными.

Он снова проверил оружие.

Он снова сидел/парил, сохраняя материальную форму настолько, чтобы не потерять рассудка в долгосрочном плане, не обращая внимания на общий дисплей, наблюдал, как расцветает вся война, расширяется и развивается в его мозгу, он видел, как это происходит в быстрой прокрутке, раз за разом, его внимание с каждым повтором сосредоточивалось на разных аспектах ее хода. Конечно, это выглядело, как обычная имитация. Вот только в каждый данный момент, когда события шли не тем путем, имитации неизменно развивались иначе, лучше, оптимистичнее.

С войнами, имитировавшимися в Реале, естественно, происходило то же самое, но в конечном счете они проигрывались в Реале, в суматошной физической реальности, а потому, казалось, не несли в себе ту иронию, которая была свойственна этой войне, потому что она – настоящая война, конфликт, который имел здесь важное значение, война, которая будет иметь длительные и в некотором смысле никогда не кончающиеся последствия, – сама по себе была имитацией, но имитацией, которая и сама по себе легко становилась такой же сложной и суматошной, как и все остальное в Реале. Но при этом оставалась имитацией, как и те, что они использовали в прошлом и продолжали использовать сейчас, чтобы планировать войну.

Только более масштабной. Масштабнее, чем та, которая должна была поставить точку в этой распре, как договорились об этом все заинтересованные стороны. А потому настолько реальной, насколько это вообще возможно.

Эту войну они проигрывали, а это означало, что если их намерения были серьезны, – а они от своих намерений пока не отказывались, – то им необходимо было придумать какой‑ нибудь хитрый трюк. А если трюк не сработает, тогда – невзирая на все договоренности, законы, традиции и установления, невзирая на все соглашения и торжественные клятвы, – тогда оставалась последняя возможность: Реал.

Неопровержимый хитрый трюк…

«Как, черт побери, мы ввязались в это? » – спрашивал он себя, хотя, конечно, уже знал ответ. Он знал все ответы. Все знали. Все знали всё, и все знали все ответы. Дело только было в том, что враг, похоже, знал ответы получше.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒