ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 5 страница

Основой необыкновенного рисунка, покрывающего каждый квадратный сантиметр ее кожи, была первая буква имени Вепперс и названия принадлежащей ему корпорации – «Вепрайн». Другие элементы включали одинаковые перекрещенные ножи и изображения того объекта, который и стал предметом роковой сделки: солетты Сичульта – гигантского космического сооружения, которое защищало планету от части солнечных лучей.

Ледедже еще девчонкой не раз пыталась убежать от Вепперса, но ее почти сразу же ловили. Приблизительно в то время, когда она стала воспринимать себя как молодую женщину, а не девочку, и когда ее интаглия стала раскрываться в своем истинном, зрелом, удивительно замысловатом и красочном великолепии, она начала понимать, насколько сказочно богат ее хозяин господин Вепперс и как далеко простираются его власть и влияние. Она оставила попытки бегства.

И только несколько лет спустя, когда Вепперс начал насиловать ее, она обнаружила, что чем богаче предполагаемый преступник, тем в большей мере все те якобы строго проводящиеся в жизнь законы касательно прав интаглиатов становятся похожи на, так сказать, благие пожелания, общие слова, а не на надлежащим образом исполняемый закон. Тогда она снова стала предпринимать попытки к бегству. В первый раз ей удалось добраться до границы имения в девяноста километрах от дома, пройдя через лесную чащу по одной из дорог, которые вели к периметру имения.

За день до того, как Ледедже поймали и вернули в дом, ее мать в отчаянии бросилась с одной из башен вблизи дома; Ледедже и ее друзья называли место, где находилась эта башня, водный лабиринт.

Ледедже никогда не говорила матери, что Вепперс насилует ее, потому что он после первого раза сказал ей: если она сообщит матери, то больше никогда ее не увидит. Все очень просто. Но она думала, что ее мать подозревает правду. Может быть, именно по этой причине она и покончила с собой.

Ледедже казалось, что она понимает, почему ее мать предпочла смерть. Она даже подумывала о том, чтобы и самой сделать то же самое, но не могла заставить себя пойти на это. Одна ее часть хотела лишить Вепперса самого драгоценного владения в его домашнем хозяйстве, но более важная ее часть не желала сгибаться перед ним, самоубийством показывать свое поражение.

Вепперс решил, что потеря матери – явно слишком маленькое наказание. И она понесла еще одно наказание за попытку бегства; относительно свободная от рисунка часть ее тела в районе поясницы была дополнительно покрыта великолепно вырисованным, изящно детализованным (хотя для нее и бесконечно грубым) изображением чернокожей девушки, бегущей по лесу. Даже сам процесс нанесения рисунка был болезненным.

И теперь, когда Смыслия медленно вернула ей воспоминания, она знала, что во время второго своего побега она находилась в городе – в столице Убруатере. На сей раз ей удалось быть в бегах дольше – пять дней, а не четыре, – хотя она и прошла по Убруатеру всего два километра, и ее похождения закончились в оперном театре, финансировавшемся самим Вепперсом.

Она поморщилась, вспомнив, как нож вонзается ей в грудь, проскальзывает между ребер, входит в сердце. Вкус его крови, ужасное ощущение, когда она пережевывала кончик его носа и глотала его, унизительная непристойность пощечины, когда она уже фактически была мертва.

Теперь они были где‑ то в другом месте.

Она попросила Смыслию изменить цвет ее кожи с красновато‑ золотистого – слишком похожего на цвет кожи самого Вепперса – на темный, матово‑ черный. По ее просьбе в одно мгновение изменились и дом с ландшафтом.

Теперь они стояли у более скромного одноэтажного здания из крашенных белой краской глинобитных кирпичей, перед зданием находился небольшой зеленый оазис среди дюн бескрайней пустыни черного песка. Вокруг прудов и ручейков в тени высоких краснолистых деревьев стояли красочные палатки.

– Пусть здесь будут дети, – сказала она, и дети сразу же появились, около десятка, они не замечали двух женщин, наблюдающих за ними от стоявшего на небольшом холме дома из глинобитного кирпича.

Смыслия предложила сесть, прежде чем она откроет воспоминания Ледедже о последних днях и часах ее жизни. Они сидели на ковре, устилавшем деревянный настил перед домом, и она вспоминала нарастающий ужас тех событий, что привели к ее смерти. Они на обычном верхолете добрались из имения до города, Вепперс доставлял себе удовольствие, закладывая виражи и делая «свечки», от которых ее чуть не выворачивало наизнанку, а по прибытии ее поместили в ее комнату в городском доме, – еще одном особняке, но расположенном в центре города, – а потом, во время посещения кутюрье, она ускользнула, вытащив из левой подошвы маячок, который обнаружила там несколько месяцев назад. Она захватила заранее приготовленную одежду, косметику и кое‑ какие пожитки и скрылась на улицах и переулках города. В конечном счете она оказалась в оперном театре.

Смыслия возвращала ей эти воспоминания так, что она будто смотрела на происходящее со стороны, словно в театре или кино; при первом просмотре ее пощадили, не дав в полной мере прочувствовать весь ужас случившегося, но при желании она могла вернуться к этим событиям еще раз и рассмотреть их во всех подробностях. Она решила так и сделать. И делала это теперь. Она снова поморщилась.

Ледедже снова поднялась, приходя в себя после потрясения. Смыслия встала рядом.

– Так я мертва? – спросила она, так и не понимая до конца.

– Ну, – сказала Смыслия, – явно не так уж мертвы, если вы задаете этот вопрос. Но технически – да.

– А как я попала сюда? Посредством этого самого критического реагирования?

– Да. Видимо, у вас в голове имелся какой‑ то аналог неврального кружева, завязанного на устаревшую систему, которую я унаследовала от соответствующего корабля.

– Какого соответствующего корабля?

– Мы еще вернемся к этому.

– И что еще за дурацкое невральное кружево у меня в голове? – спросила она. – Нет у меня там никакого кружева.

– Видимо, все же есть. Единственная другая возможность – кто‑ то поместил что‑ то вроде неврального индукционного устройства вокруг вашей головы, и таким образом был считан ваш мыслеразум, когда вы умирали. Но это вызывает у меня большие сомнения. Вы такими технологиями не обладаете…

– У нас есть инопланетяне, – возразила Ледедже. – В особенности в Убруатере… это столица планеты, всей системы, всего Энаблемента. Там повсюду инопланетные посольства. У них есть такие технологии.

– Да, такое возможно, но зачем они бы стали кодировать ваш мыслеразум и передавать его на расстояние три с половиной тысячи лет на один из кораблей Культуры без сопроводительной документации? И кроме того, нахлобучив индукционный шлем, пусть и самый совершенный, на умирающую в последние несколько секунд ее жизни, невозможно получить столь подробное и сообразное состояние ума, какое было получено в вашем случае. Даже с помощью самой совершенной медицинской аппаратуры, имея достаточно времени на подготовку и субъекта в стабильном состоянии, невозможно передать до тонкостей все подробности, с которыми появились вы. Полномасштабное защищенное невральное кружево растет вместе с мозгом, частью которого является, оно притирается с годами, настраивается на отражение малейших нюансов мозга, с которым оно взаимопереплетается и сосуществует. Именно это, видимо, и имелось у вас. Кроме того, у вашего кружева явно имелась встроенная опция критического реагирования.

Она посмотрела на Смыслию.

– И значит, я… полноценная? Идеальная копия?

– Абсолютной уверенности у меня нет, но я убеждена, что так оно и есть. Почти наверняка, между вами той, которая умерла, и той, какая вы сейчас, меньше различий, чем будет между вами той, которая ляжет спать, и той, которая проснется утром.

– И это тоже благодаря этому критическому реагированию?

– Частично. Копии по обе стороны процесса должны быть абсолютно идентичны, при условии, что первичная часть пары уничтожается.

– Что?

– Критическое реагирование – великая вещь, когда оно работает, но в двух процентах случаев оно отказывает; вернее сказать, не срабатывает вовсе. Вот почему этой системой почти никогда не пользуются – слишком высоки риски. Ею пользуются в военное время, когда это все же лучше, чем ничего, и, возможно, несколько агентов ОО были подвергнуты этому процессу, но в остальных обстоятельствах – никогда.

– И все же мои шансы были высоки.

– Безусловно. И это лучше, чем умереть. – Смыслия помолчала. – Но все равно, у нас нет ответа на вопрос, каким образом у вас в голове появилось невральное кружево, способное к полномасштабному копированию и оснащенное опцией критического реагирования, нацеленной на давно вышедшую из употребления субсистему, о которой все давным‑ давно забыли. – Смыслия повернулась, посмотрела на Ледедже. – Вы нахмурились.

– Просто мне пришла в голову одна мысль.

Она познакомилась с ним (впоследствии оказалось, что «он» – не совсем тот, за кого она его приняла) во время приема на Третьей Эквабашне, в космопорту одного из пяти экваториальных космических лифтов Сичульта. Корабль джхлупианской культурной и торговой миссии только‑ только причалил, из него вышли несколько важных персон из Джхлупе, цивилизации высокого уровня, с которой у Вепперса были коммерческие связи. Карусель, где проходил прием, представляла собой гигантский тор (один из нескольких), постоянно вращающийся под округлым основанием причальных доков, а сквозь наклонные окна можно было видеть постоянно меняющийся ландшафт планеты.

Глядя на джхлупианцев, вспомнила она теперь, можно было подумать, что они состоят из одних локтей. А может, колен; это были неловкие на вид существа с двенадцатью конечностями, напоминавшие гигантских сухопутных крабов в мягкой скорлупе; их кожа, или панцирь, отливала ярко‑ зеленым переливчатым цветом. Из свернувшихся в шар туловищ, чуть крупнее человеческого, торчали по три глаза на стебельках. Они не пользовались своими многочисленными хилыми ногами, а парили на чем‑ то похожем на металлические подушки, из которых доносились их переведенные речи.

Это случилось десять лет назад. Ледедже тогда было шестнадцать, и она понемногу начинала привыкать к тому, что стала женщиной, а ее окончательно созревшая интаглиация будет предметом восхищения, где бы она ни появилась; с точки зрения Вепперса и остального мира, в этом и состояло ее единственное назначение.

Ее только‑ только начали вывозить на такие приемы, и она ждала каждого случая оказаться в свите Вепперса. А свита в тот раз была самая пышная и многочисленная, включала всевозможных держателей портфелей и телохранителей – последней линией обороны был Джаскен. Вепперс принадлежал к той разновидности олигархов, которые чувствуют себя чуть ли не голыми в отсутствие пресс‑ секретаря и лоялитиков.

Она так толком и не знала, чем занимаются лоялитики, но, по крайней мере, от них была какая‑ то польза, что‑ то они делали. А про себя она в конечном счете поняла, что она – не больше чем украшение, предмет, которым восхищаются, который вызывает удивление, на который глазеют, глядя на который цокают языком, что ее обязанность – иллюстрировать и преувеличивать великолепие и богатство господина Джойлера Вепперса, президента и главного исполнительного директора корпорации «Вепрайн», богатейшего человека на планете, во всем Энаблементе, владельца самой мощной и прибыльной компании, которая когда‑ либо существовала.

Глядевший на нее человек казался ужасно старым. Это был либо слишком сильно измененный сичультианец, либо инопланетный пангуманоид; гуманоидный тип оказался наиболее часто встречающейся в галактике формой жизни. Вероятно, все же это был инопланетянин, доведший себя до такой худобы, до такой скрипучей старческой немощи, что в этом проглядывало что‑ то порочное, странное, таинственное. Теперь даже беднякам были по карману процедуры, которые позволяли вам выглядеть молодым и привлекательным до самой смерти. Она слышала, что этому вроде бы сопутствовало гниение изнутри, но это была небольшая цена за привлекательный внешний вид, сохранявшийся до самого конца. И к тому же присутствие бедняков на этом приеме не предполагалось – собралась элитарная маленькая группка, при всем том, что число собравшихся составляло около двух сотен.

На приеме присутствовало лишь десять джхлупианцев, остальные – сичультианские капитаны бизнеса, политики, чиновники, пресса, а с ними всевозможные слуги, помощники и прихвостни. Она решила, что относится к категории прихвостней.

Обычно ей полагалось находиться рядом с Вепперсом, производить на всех впечатление своей сказочной экзотичностью: вот каким человеческим материалом может себе позволить владеть хозяин. Однако на сей раз он с небольшим кружком переговорщиков оставил свиту, чтобы побеседовать с двумя гигантскими людьми‑ крабами, обосновавшись в неком подобии эркера под охраной трех зеев – внушительных, накачанных клонов‑ телохранителей. Ледедже уже поняла, что нередко ее ценность по большому счету состояла именно в способности отвлекать внимание; рабыня, к услугам которой прибегали, когда это требовалось Вепперсу, ослепительная и очаровательная для тех, кого он хотел ослепить и очаровывать, и нередко для того, чтобы они не заметили чего‑ то или чтобы привести их в нужное ему расположение духа. Джхлупианцы, возможно, были в состоянии понять, что она своим внешним видом значительно отличается от всех вокруг нее, – темнее, с необычной татуировкой, – но сичультианцы в любом случае были таким далеким от них видом, что вряд ли это могло произвести на них какое‑ то впечатление, а это означало, что ее присутствие было необязательно, когда Вепперс вел с ними переговоры о каких‑ либо важных вещах.

Но вниманием она все же вовсе не была обделена – при ней находился один из зеев и доктор Сульбазгхи.

– Этот тип смотрит на тебя, – сказал Сульбазгхи, кивая головой в сторону слегка сутулого, абсолютно плешивого человека в нескольких метрах от нее. Что‑ то с ним было не так, он казался каким‑ то отклонением от нормы: слишком худой и – при всей его сутулости – слишком высокий. Лицом и головой он слегка напоминал труп. Даже одет он был как‑ то необычно: в плотно обтягивающую, простую, ничем не примечательную одежду, которую никак нельзя было назвать модной.

– На меня все смотрят, доктор Сульбазгхи, – ответила она ему.

Доктор Сульбазгхи был коренастый желтокожий человек, с лицом, изборожденным морщинами, и редкими, скудными каштановыми волосами, что свидетельствовало о его или его предков происхождении – он родился на Кератии, первом среди субконтинентов Сичульта. Он легко мог бы изменить свою внешность к лучшему, по крайней мере сделать ее не столь отталкивающей, но предпочитал оставаться таким, какой он есть. Ледедже это казалось дикой странностью, даже извращением. Зей, находившийся поблизости, – строго одетый, с постоянно двигающимися глазами, обшаривающими помещение так, словно он наблюдал за какой‑ то игрой в мяч, невидимой для остальных, – в сравнении с доктором был красавчиком, но при этом мышцы его пугающе выпячивались, словно он вот‑ вот был готов выпрыгнуть из своей одежды и кожи.

– Да, но он смотрит на тебя не так, как на других, – сказал доктор. Он кивнул официанту, взял новый стакан, пригубил. – И смотри‑ ка – он идет сюда.

– Мадам, – прорычал зей; его темные глаза смотрели на нее с высоты как минимум на полметра больше, чем ее собственная. В присутствии зея она чувствовала себя ребенком.

Она вздохнула, кивнула, и зей пропустил к ней этого странного человека. Вепперс требовал, чтобы она была общительной на такого рода приемах.

– Добрый день. Если я не ошибаюсь, вы – Ледедже И'брек, – сказал старик, улыбаясь ей и кивая доктору Сульбазгхи. Голос у него был настоящий, не синтезированный переводческой машиной. Но еще больше удивляла тональность – необыкновенно низкая. Вепперс много лет хирургическими методами – рядом последовательных маленьких операций и другими средствами – улучшал свой голос, делая его все ниже и ниже, более медоточивым и грудным, но голос этого человека затмевал даже сочный голос Вепперса. Удивительно для человека, который выглядел таким дряхлым старикашкой, вот‑ вот готовым испустить дыхание. Она подумала, что, наверно, у инопланетян старение протекает как‑ то по‑ другому.

– Да, – ответила она, подобающе улыбаясь и тщательно настраивая голос на середину зоны изысканности, как без устали учил ее преподаватель красноречия. – Здравствуйте. А вы?..

– Здравствуйте. Меня зовут Химеранс. – Он улыбнулся, несколько неестественным образом повернулся в пояснице и посмотрел туда, где Вепперс беседовал с двумя крабообразными инопланетянами. – Я прибыл с джхлупианской делегацией в качестве переводчика Культуры со всех человеческих языков. Чтобы никто не совершил какую‑ нибудь страшную оплошность.

– Как интересно, – сказала она, радуясь тому, что сама она пока не совершила таковых – не зевнула в эту старческую физиономию.

Он снова улыбнулся, посмотрел на ее ноги, потом снова перевел взгляд на ее лицо. «Ну‑ ну, осмотрел меня с ног до головы, старый извращенец», – подумала она. Она решила, что отчасти это объясняется платьем, которое, честно говоря, оставляло обнаженной немалую часть ее тела. Ее судьба состояла в том, чтобы провести жизнь в откровенных одеждах. Она давно уже решила, что будет гордиться своим внешним видом (она была бы красавицей и без интаглиации, но уж если ей приходится носить знак позора своей семьи, то она будет делать это со всем достоинством, на какое способна), но она все еще вживалась в свою новую роль, и иногда мужчины смотрели на нее так, что это вызывало у нее протест. Даже Вепперс начал посматривать на нее так, будто видит ее впервые, и таким взглядом, что она чувствовала себя неловко.

– Должен признаться, – сказал Химеранс, – я просто очарован интаглиатами. А вы, позвольте мне сказать, выделяетесь даже в этой исключительной группе.

– Вы очень добры, – сказала она.

– О, я не добр, – ответил Химеранс.

В этот момент зей, приглядывавший за ними, напрягся, прорычал что‑ то вроде «Прошу меня извинить» и с удивительной грациозностью ввинтился в толпу. В этот момент доктор Сульбазгхи слегка качнулся и нахмурился, разглядывая содержимое своего стакана.

– И что они теперь добавляют в выпивку. Пожалуй, я присяду, если вы… меня извините.

Он тоже покинул их, направляясь к свободным стульям.

– Ну, вот, – ровным голосом сказал Химеранс. Он не сводил с нее глаз, пока зей и доктор Сульбазгхи, извинившись, покидали их. Теперь она осталась с ним один на один.

Тут ее осенило.

– Так это вы сделали? – сказала она, посмотрев сначала на широкую спину уходящего зея, а потом – в том направлении, в котором исчез доктор Сульбазгхи. Она больше не пыталась вежливо модулировать голос, чувствуя, как расширились ее глаза.

– Неплохая работа, – сказал Химеранс с одобрительной улыбкой. – Ложный полусрочный вызов на терминал охранника и временное ощущение головокружения, посетившее доброго доктора. Это не задержит их надолго, но даст мне возможность попросить вас об одной услуге. – Химеранс снова улыбнулся. – Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз, госпожа И'брек. Если позволите.

– Сейчас? – спросила она и оглянулась. Разговор явно будет коротким; на подобных приемах человек (вернее сказать – она) никогда не остается в одиночестве более чем на минуту.

– Позднее, – сказал Химеранс. – Вечером. В ваших покоях в городском доме господина Вепперса.

Она чуть ли не рассмеялась.

– Вы думаете, вас пригласят? – Она знала, что на вечер ничего не планируется, кроме обеда где‑ то со всей свитой, а потом – для нее – музыки и урока этикета. А потом, посидев полчаса перед экраном, она, если повезет, уляжется в постель. Ей не позволялось выходить без телохранителей или сопровождения, и мысль о том, что ей позволят принимать мужчину, пусть древнего старика и инопланетянина, в ее спальне, вызвала у нее только улыбку.

Химеранс улыбнулся своей спокойной улыбкой.

– Нет, – сказал он. – Я смогу проникнуть к вам сам. Но я не хочу, чтобы вы беспокоились, поэтому сначала я хотел спросить разрешения.

Она взяла себя в руки.

– О чем идет речь, господин Химеранс? – спросила она, голос ее снова звучал вежливо и размеренно.

– У меня к вам скромное предложение. Оно не причинит вам никаких неудобств или вреда. И не лишит вас ничего такого, чего вам будет не хватать.

Она снова изменила тон, стараясь выбить из колеи этого странного старика, оставив вежливость и задавая вопрос без обиняков:

– А что с этого буду иметь я?

– Может быть, некоторое удовлетворение, когда я объясню, что мне нужно. Хотя, конечно, может быть организована и другая форма оплаты. – Не отрывая от нее взгляда, он продолжил: – К сожалению, должен поторопить вас с ответом – один из телохранителей господина Вепперса, поняв, что мы остались с глазу на глаз, довольно быстро пробирается к нам.

Она почувствовала возбуждение и немного испуг. Ее жизнь все время контролировалась.

– Когда вас устроит? – спросила она.

Она уснула. Она не собиралась спать и никогда бы не подумала, что сможет уснуть в таких обстоятельствах, когда ее снедала неясная тревога и страх. А потом она проснулась и почувствовала, что он здесь.

Ее комната располагалась на втором этаже высокого городского дома, охранявшегося не хуже, чем военные базы. У нее была большая комната с гардеробной и ванной, два высоких окна выходили на подсвеченные цветники и ровные дорожки сада. У окна, частично освещенное отраженным от облаков городским светом, просачивающимся сквозь жалюзи, было место для отдыха с низким столиком, диваном и двумя креслами.

Она поднялась с подушки, опираясь на локти.

Он сидел в одном из кресел, и она увидела, как он повернул голову.

– Госпожа И'брек, – тихо сказал он. – Здравствуйте еще раз.

Она покачала головой, приложила палец к губам, обвела взглядом комнату.

Света было достаточно, чтобы она увидела улыбку на его лице.

– Нет‑ нет, – сказал он, – устройства наблюдения нам не помешают.

«Ну что ж, – подумала она. – Значит, сигнализация тоже, видимо, не сработает». Она в некоторой мере рассчитывала на сигнализацию как на свою последнюю линию обороны, если дела примут сомнительный оборот. Была еще и предпоследняя линия обороны: она всегда могла закричать. Хотя если этот тип сумел залезть на терминал зея, вызвать внезапное головокружение у доктора С. и каким‑ то образом незамеченным пробраться в дом Вепперса, то, наверно, ей и крик не поможет, если этот пришелец пожелает. Ей стало страшновато.

Свет медленно подполз к креслу, на котором он сидел, и она увидела, что одет он так же, как и днем на приеме.

– Прошу вас, – сказал он, показывая на соседнее кресло. – Присоединяйтесь ко мне.

Она накинула халат на ночную рубашку, отвернувшись от него, чтобы он не видел, как дрожат ее руки, а потом подошла и села рядом с ним. Он выглядел иначе: оставаясь тем же человеком, он теперь не казался таким старым, лицо перестало быть костлявым, плечи больше не сутулились.

– Спасибо, что предоставили мне эту возможность поговорить с вами с глазу на глаз, – официальным тоном сказал он.

– Не за что, – ответила она, подтянув под себя ноги и обхватив себя за колени. – Так о чем речь?

– Я бы хотел взять ваше изображение.

– Изображение? – Она почувствовала легкое разочарование. И это все? Может быть, он имел в виду изображение в полный рост, фотографию ее в обнаженном виде. Значит, он в конечном счете всего лишь старый извращенец. Странно, как эта история, начавшаяся волнительно и вроде бы романтически, опустилась на уровень обычной похоти.

– Это будет образ всего вашего тела, не только изнутри и снаружи, но каждой его клеточки, даже каждого атома, и оно снимается не из простого трехмерного пространства, с которым мы обычно имеем дело.

Она уставилась на него.

– Типа из гиперпространства? – спросила она. Ледедже обычно внимательно слушала научные лекции на уроках.

Химеранс широко улыбнулся.

– Именно.

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Это для моей частной коллекции, собирать которую мне доставляет удовольствие.

– Угу.

– Можете мне поверить, госпожа И'брек, что в моей мотивации абсолютно отсутствует сексуальная подоплека.

– Хорошо.

Химеранс вздохнул.

– Вы – удивительное явление, если мне позволительно так сказать, госпожа И'брек, – проговорил он. – Насколько я понимаю, вы очень умная, приятная и – для представителей вашего вида – привлекательная личность. Я, однако, не буду делать вид, что меня в вас заинтересовало что‑ то иное, кроме интаглинации, которую вы претерпели.

– Претерпела?

– Прошли? Я и в самом деле подыскивал правильное слово.

– Нет, вы были правы в первый раз: претерпела, – сказала она. – Впрочем, никакого выбора у меня не было.

– Верно.

– И что вы делаете с этими образами?

– Я их созерцаю. Они для меня – произведения искусства.

– У вас есть какие‑ нибудь, чтобы показать мне?

Химеранс подался вперед.

– Вы действительно хотите их увидеть? – Он, казалось, был искренно заинтересован.

– А время у нас есть?

– Несомненно!

– Так покажите.

Яркое трехмерное изображение вспыхнуло перед ней в воздухе. На нем был… нет, она не могла сказать, что это. Какой‑ то безумный вихрь линий, черных на желто‑ оранжевом фоне, умопомрачительно сложных, уровни предполагаемых деталей скрывались в складках пространства, недоступных для глаза.

– Это трехмерное изображение, которое можно получить со звездного полевого оконтуривателя, – сказал он. – Хотя горизонтальный масштаб и уменьшен, чтобы придать изображению слегка сферическую форму. На самом деле вид у них скорее такой. – Изображение внезапно растянулось, стало детализироваться, пока скопление темных линий, на которое она смотрела, не превратилось в одну линию, длиной около метра и толщиной не более миллиметра. Крохотный символ, похожий на микроскопическую коробочку со скошенными углами, видимо, показывал масштаб, хотя, поскольку она понятия не имела, каков на самом деле смысл этого значка, проку от ее соображений не было никакого. Линия уменьшающейся толщины находилась на фоне того, что было похоже на деталь звездной поверхности. Затем линия наливалась толщиной и снова превращалась в до нелепости сложное собрание линий.

– Показать, как это выглядит в четырехмерном пространстве, довольно затруднительно, – извиняющимся тоном сказал Химеранс. – Но это выглядит приблизительно так. – Она не поняла, что он сделал с изображением, но порадовалась тому, что сидит: изображение, казалось, рассыпалось на миллион срезов, ярких сечений, которые проносились мимо нее, как снежинки в метель. Она моргнула и отвернулась, чувствуя, что ее повело.

– Вам нехорошо? – озабоченным тоном спросил Химеранс. – Видимо, интенсивность слишком высока.

– Ничего, – ответила она. – И что же это такое?

– Исключительно изящный образец звездного полевого оконтуривателя; существа, которые обитают в магнитных линиях силы главным образом солнечных фотосфер.

– Эта штука была живой?

– Да. И надеюсь, жива до сих пор. Они живут очень долго.

Она посмотрела на старика, его лицо было подсвечено сиянием от изображения существа, которое состояло в основном из черных линий и каким‑ то образом умудрялось жить на солнечных поверхностях.

– А вы ее можете увидеть по‑ настоящему в четырех измерениях?

– Да, – ответил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее. Голос его звучал гордо и одновременно застенчиво. Лицо засветилось, он, казалось, был полон энтузиазма и стал похож на шестилетнего мальчика.

– И как такое возможно?

– Потому что я на самом деле не человеческое существо, – сказал он ей все с той же улыбкой. – Я аватара корабля. На самом деле вы говорите с кораблем, который способен снимать и по достоинству оценивать четырехмерные изображения. Имя корабля, мое истинное имя – «Не тронь меня, я считаю». Прежде я целиком принадлежал Культуре, теперь я независимое судно, пребывающее в основном в пределах того, что иногда называется Отдаление. Я – бродяга, разведчик и иногда с удовольствием предлагаю услуги в качестве переводчика Культуры (облегчаю общение между совершенно непохожими видами и цивилизациями) всем, кто нуждается в такой помощи. И, как я уже сказал, еще я коллекционирую изображения тех, кто кажется мне самыми совершенными существами в тех местах, куда приводят меня мои странствия.

– А вы не могли снять мое изображение так, чтобы я не знала об этом?

– В практическом смысле – да. Нет ничего легче.

– Но вы сначала пожелали спросить моего разрешения.

– Сделать это в тайне от вас было бы грубо, бесчестно, разве вы так не считаете?

Она несколько мгновений смотрела на него.

– Наверно, – сказала она наконец. – Так. А будете вы показывать кому‑ нибудь это изображение?

– Нет. До сего дня, когда я показал вам звездный полевой оконтуриватель, никто не видел этих изображений. У меня их много. Хотите?..

– Нет, – сказала она, улыбаясь и поднимая руку. – Не надо. – Изображение исчезло, и комната снова погрузилась в сумрак.

– Даю вам слово, что в том невероятном случае, если я все же решу показать кому‑ то ваше изображение, я не сделаю этого без вашего ясно выраженного разрешения.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒