ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Кома 9 страница

– Да, другая жизнь! – кивает большой головой компаньон, – я не хотел бы назад, в Москву и поэтому у меня нет желания тебя отпускать. Здесь хорошо, а там страшно! – Никколо продолжает философствовать. – Заметь, все хотят изменить свою жизнь: бандиты, проститутки, коррумпированные чиновники. Но они хотят поменять одну реальность на другую. Жили, допустим, в помоечном районе столицы и раз – на Багамах или в Доминикане. Своя вилла, яхта, красавица‑ жена…

– А ведь всё это у тебя может быть, – вскользь бросает Алексис, которому хочется сделать что‑ то хорошее для сентиментального приятеля, – ты только скажи!

– Нет! Я знаю твои возможности, но мне так не хочется. Мне не хочется жить жизнью, слепленной по желанию кого‑ то, по его представлениям. Пусть моя жизнь будет здесь обычной, такой как у всех, течет своим чередом. Мне не надо замков и красавиц. Ты же себе не построил апартаменты?

– Ну, я! Я скромный человек, у меня нет завышенных потребностей.

– У меня тоже. Душа у меня осталась такой же, как и там, в столице. Знаешь, я за эти пятьдесят пять пришел к одному выводу – душа человека фактически не меняется с момента рождения. Слышал выражение «молодой старик»?

– Да!

– Это потому что некоторые рождаются со старой душой, а некоторые живут и умирают с молодой.

– Это ты к чему? – не понял Алексис. – Мы вроде толковали о бандосах и шалавах, о чиновных людях, о том, что они хотят перебраться в другую реальность, соответствующую их представлениям о халяве.

– Вот я и говорю – душа у них старая, а с такой душой бесполезно фантазировать, искать что‑ то новое. Если внутри пусто, один старый хлам, ничего путного не получится. Их позолоченный мир, всегда будет являться, в сущности, железной клеткой или камерой карцера.

Закончив есть пасту, Никколо допивает и вино.

– Нет, не хочется, чтобы ты уезжал, – продолжает он, по‑ видимому, больную для него тему. – Подумай, кому ты там поможешь?

– Девушке. Её зовут Ира.

– Точно? Когда хотят кому‑ то помочь, прежде всего, помогают самому себе.

– Не понял, чем я помогу себе в Москве? Ты Никколо занялся демагогией или софистикой – выбирай, что больше нравится! В любом случае наш разговор становится бестолковым и мне пора собираться. Подарок за мной!

Налив себе еще вина из бутылки, Никколо откидывается назад, закрывает глаза, как будто находясь в предвкушении новой дегустации. Кажется, что разговор с Алексисом его уже не интересует и не интересовал. Да и был ли сам разговор? Поезд его жизни мчится дальше, и этот разговор остается позади, на одной из станций, где жизнь не делает остановок.

Алексис встает из‑ за стола, идет к себе в квартиру, чтобы переодеться. Слова Никколо о бесполезности его помощи Ирине, как гвоздь застревают в мозгу. Слишком запутанны и туманы эти рассуждения. Получается, он, Алексис, хочет помочь ей, чтобы кто‑ то помог ему? В чём помочь себе? Зачем? У него и так все в порядке!

И всё же сомнения остаются. Иногда ему не хватает Насти рядом, она бы, наверное, смогла объяснить особенности ирреальной жизни, логику здешних поступков. Но она осталась в «Негреско» вместе со своим отцом.

Войдя в квартиру, Алексис переодевается в джинсы и черную футболку. В руках у него кожаная сумка‑ планшет, он вешает её через плечо. В одном из кармашков прощупывается флэшка, за которой охотится столько людей. Она на месте, можно отправляться.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Кома

Глава 1

Как ни странно, обмен между Алексеем и сотрудниками агентства «Улисс» был спланирован всё на той же Триумфальной площади, в половину двенадцатого. Бывают такие места, вокруг которых вертятся события, вращается мир, обладающие мистической тайной, как Бермудский треугольник. Почему и как – никто не скажет. Алексей никогда бы не подумал, что эта маленькая площадь с пролетарским поэтом в центре, станет играть такую важную роль во всей этой истории.

Начало сентября в Москве выдалось теплым, разница с последними августовскими днями казалась почти неощутимой. Листья еще зеленели на ветках, небо еще голубело в вышине, растекаясь белесыми облаками за горизонт. Но ветер был уже прохладным, колючим, почти осенним.

Когда он подъехал на площадь, до встречи еще оставалось время. Немного – минут двадцать. Алексей, от нечего делать прошелся вдоль здания концертного зала имени Чайковского, дойдя до театра Сатиры, затем повернул назад к Тверской улице. В тени ему было холодно, на солнце делалось жарко. На обратном пути осеннее солнце по‑ летнему било в глаза и он усиленно щурился, жалея, что пошел на встречу без очков.

Вообще‑ то следовало провериться – нет ли слежки, выявить возможную опасность со стороны людей, находящихся здесь, всех, кто попал в поле его зрения. Парочка на скамейке у Маяковского? Человек в черном «Ауди», припаркованном у обочины? Или дворник, собирающий мусор? Дворник должен быть азиатом, как во всей Москве, но Алексей увидел славянское лицо и это подозрительно.

Да, надо провериться, он читал об этом в шпионских романах. Алексей покрутил головой по сторонам, осмотрелся и ничего. Машины, люди – разные, непохожие друг на друга. Их много и все куда‑ то спешат, движутся сплошным потоком. В этой массе сложно заприметить пристальный взгляд, напряженное лицо, расчетливое движение руки, обнажающей ствол.

Они должны встретиться перед памятником – он и один из сотрудников «Улисса». Немного в стороне, с другими детективами, должна стоять Ирина. Как только Алексей отдаст флэшку, и сотрудник проверит содержимое на нетбуке, девушку отпустят. Таков уговор – всё просто, ничего сложного.

На одной из афиш он увидел надпись: «На всякого мудреца довольно простоты». Спектакль шел в Малом театре. Название, придуманное Островским для спектакля, отчего‑ то задело Алексея. Не тот ли он мудрец, которому кажется всё простым, хотя на самом деле в каждой простоте есть своё потаенное дно, скрывающее кучу проблем? Обмен между ним и «Улиссом» тоже выглядел просто, но мудрец в спектакле перемудрил, и в итоге оказался побежденным.

Такие мысли только усиливали его волнение, заставляли нервничать.

Алексей открыл клапан кожаной сумки, взял флэшку и переложил её в карман джинсов. Ему на мгновение показалось, что кто‑ то, некие злоумышленники, могут подбежать и сорвать сумку с плеча. Нет рисковать он не хотел.

Приближалось время встречи.

Алексей сам выбрал Триумфальную площадь – народу здесь обычно много и площадь недалеко от исторического центра Москвы. Он подумал, что в таком месте вряд ли будут проводить тупые разборки с дракой, еще менее вероятно, что будут стрелять. К тому же, именно здесь Вера передала ему злополучную флэшку, и теперь он чувствовал нечто символическое в обмене устроенном перед бронзовым Маяковским.

Он медленно отошел от метро, пройдя несколько шагов, и оказался у памятника. Посмотрел по сторонам. Никого. Время показывало без минуты половину двенадцатого. Величественный Маяковский сурово смотрел вдаль, сжав правую руку в кулак, словно грозя грядущим неприятностям. Алексей посмотрел туда же, куда смотрел поэт, но ничего кроме крыш домов на другой стороне улицы не увидел. Ничего не рассмотрел он и в небе над этими крышами, кроме стада медленно плывущих облаков, тянущихся к солнцу как к пастуху.

«Точность вежливость королей? Или что‑ то накрылось в нашем обмене? » – подумал Алексей, еще раз кинув взгляд на часы. Потом он посмотрел на концертный зал и краем глаза заметил, как по Тверской‑ Ямской улице проехали два черных джипа. Где‑ то за пределами его видимости машины остановились, и Алексей сразу подумал на «Улисс». Это должны быть они!

Солнце сместилось к западу, продолжая всё также сильно бить в глаза. Проклятое солнце! Никогда оно не вызывало у него столько отрицательных эмоций – там, в Бордигере, солнца было много. Он любил его ласкающее тепло, любил подставлять плечи, руки, всё тело под жаркие лучи, греющие, расслабляющие.

Может прав был Никколо, и не стоило возвращаться?

Алексей сложил ладонь козырьком и приставил её ко лбу, защищаясь от немилосердного слепящего света, ставшего здесь не другом, а врагом.

К нему подошли сзади.

– Вы Алексей?

Он обернулся на голос. Перед ним стоял спортивного вида парень в черном костюме, белой рубашке с черным галстуком. Он был из тех, кто приезжал курьером в «Россервис», доставлял пакеты с документами. Кажется, Алексей его помнил. Или точно такого же, похожего на этого, как брат‑ близнец. «Просмотрел! – подосадовал Алексей. – Они там все на одно лицо что ли, типа жесткий отбор на генетическом уровне. Интересно, где они этих ребят набрали? »

– Да! – ответил он после минутной паузы. – Где Ира?

– Не торопитесь! – поправил его частный детектив, – где флэшка?

– У меня, но я должен видеть девушку!

– Давайте я проверю, та ли у вас информация! – настаивал сотрудник «Улисса», глаза его были скрыты за большими очками и Алексей не видел их выражения. – Сами понимаете, что перестраховка не помешает.

В груди Алексея тревожно заныло. Интуиция подсказывала, что здесь что‑ то не так, не бьётся! Эта настойчивость детектива, непонятная, настораживающая. И потом, где девушка? Они же всё обговорили заранее – Ира должна стоять в стороне с другим детективом. Её не было!

– Где девушка? – повторил вопрос Алексей, чувствуя, как во рту у него пересохло, и губы стали точно склеенными. – Мы так не договаривались! Пока её не увижу, ничего отдавать не буду.

Детектив из «Улисса» замялся, точно ожидал инструкций через микрофон в ухе, но они не поступали и парень в черном костюме не знал, что ему делать. Он бестолково топтался на месте, вроде готовясь к прыжку и казалось, его фигура посылала в эфир импульсы агрессии, скрытой угрозы.

Алексей предположил, что детектив может броситься на него, попытаться отобрать планшет. А что, с него станется! Эти курьеры толком соображать не умеют, тупые как быки – у них расчет лишь на голую силу.

– Думаешь флэшка у меня с собой? – решил он разрядить ситуацию, – я подстраховался, не парься! Она припрятана в надежном месте. Где девушка или я сваливаю?

Детектива «Улисса» точно отпустило. Невидимое глазу напряжение улетучилось и он, будто весь расслабился, обмяк, как проколотый мяч. Он снял очки, щурясь от падавшего на глаза солнца, достал платок и медленно протер стекла, как бы раздумывая. На его обыкновенном и невыразительном лице, даже возникло подобие улыбки: то ли от неуступчивости Алексея, то ли от сознания своей силы, которую можно применить в любую минуту.

Но микрофон у него всё‑ таки был. Из‑ за памятника Маяковскому, словно в пьедестале с другой стороны находилась скрытая от посторонних взглядов дверца, вышло два человека. Одна из них была женщиной средних лет, уже заматеревшая, какими обычно бывают женщины после родов. Теперь перед ним стояло уже трое.

– Ты Алексей? – спросила женщина, так же, как спрашивал его предыдущий детектив.

– Да! Здесь что, конкурс на дежа вю? Где девушка, где Ира?

– Понимаете, – начала говорить женщина начальственным тоном, и было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не говорить грубо, а то и матом. – Девушка у нас в офисе на Белорусской. Она там, я только что оттуда. Вы просили встречи с главным. Вот она я! Я – директор «Улисса», Александра Егоровна.

– Встречу с главным? – Алексей удивился, – да ладно! Я ничего не просил. Я только спрашивал насчет Иры и всё! Я хотел её увидеть, а потом отдать вам инфу.

Александра Егоровна вдруг начала ожесточенно кусать большие губы, ярко выкрашенные в огненно‑ красный цвет. Её белые сверкающие зубы хорошо контрастировали на фоне алого рта. «Как вампир! – отметил про себя Алексей. – Сейчас съест себя, а потом возьмется за меня».

Но Александра Егоровна не думала заниматься самоедством.

– Так ты точно не просил встречи? – поинтересовалась она, и на её лице возникло смутное выражение – смесь испуга, нахальства и раздражения.

– Нет!

– Тогда… Погоди! – она вытащила мобильник и отошла в сторону, гневно тыкая пальцами на цифры сенсорного экрана.

Алексею всё это стало уже угнетать: площадь, солнце, дурацкий обмен.

– Ну что за лажа? – спросил он второго детектива, более высокого, чем первый и так же стоящего в очках. – По ходу у вас траблы, и теперь меня кинуть хотите? Тогда я сваливаю!

– Не дергайся! – пробурчал детектив, кивая подбородком на Александру Егоровну, – хозяйка сейчас отзвонится, получишь ты свою девку!

Но хозяйка всё никак не могла дозвониться до нужного ей человека.

– Арнольд! – крикнула она первому детективу, который начинал переговоры, – где ваш долбанный Ярослав Юрьевич? Почему он трубу не берет, идиота кусок?

Детектив по имени Арнольд недоуменно пожал плечами.

– Был на месте, когда мы поехали.

– Вот же бл…дь такая! – Александра Егоровна всё‑ таки не удержалась и выругалась.

Взгляд её, не останавливаясь, скользнул по детективам, Алексею и растворился за его спиной.

– А ну, обыщите его! – внезапно приказала хозяйка своим сотрудникам.

– Он говорит, что спрятал флэшку в другом месте, – нерешительно произнес Арнольд, стоявший ближе всех к Алексею.

– А ты ему поверил? Такой же козел, как твой директор! – лицо Александры Егоровны дышало яростью.

– У него нет, того, что вы ищите!

Голос, неожиданно прозвучавший за спиной Алексея, удивительно походил на голос Курасова. Алексей обернулся – это был точно Петр. Наверное, его увидела Александра Федоровна, посмотрев за спину молодого человека, но она не знала Курасова и не придала значения появлению нового персонажа. Подумала, что случайный прохожий.

Готовый действовать Арнольд, остановился.

Глава 2

Выгнанный Евграфовым из «Улисса» Петр решил вернуться в свой офис. Настроение было паршивым, планы и мечты в одночасье рухнули, как построенный гастарбайтерами дом из некачественного бетона.

Угнетенный происшедшим, почти ничего не замечая вокруг, Курасов поехал на метро в «Россервис». Часы показывали почти одиннадцать, до обеда еще было время и можно не торопиться. Заданий, после ареста Бульдога в фирму практически не поступало, а убивать время в пустопорожних разговорах с коллегами, обсуждать всякие пустяки ему не хотелось. Настроения не было.

Он был обижен на Евграфова. Почему подполковник не предупредил его о прослушивании кабинета директора? Не доверял с самого начала?

Но ведь именно он, Петр, помог найти Дом Отдыха под Звенигородом, детектива Симакова, пусть и потом погибшего, а через него выйти на «Улисс». В глубине души он понимал, что его возмущение и обида на подполковника несправедливы, что обижаться надо лишь на самого себя. Но ничего с собой сделать не мог – эгоистичный характер мешал признавать собственные ошибки.

Да, Курасов был эгоистичным, но сильным. Потому он решил не показывать свои обиды – обидчивые люди легко управляемы, достаточно только вовремя нажимать на их болевые места, как на отверстия флейты, чтобы извлекать чужеродные звуки. Ноты знать при этом необязательно.

Петр в связи с этим вспомнил о Гамлете, кажется, тот предлагал сыграть на флейте своей души человеку, не знающему нот. У принца была своя обида – за отца, скрытая под язвительной насмешкой и мнимым безумием.

Курасов смотрел на людей в метро, идущих мимо, спускающихся по эскалатору. Равнодушные, озабоченные, спешащие. Наверное, каждый из них имел свои претензии к судьбе, маленькие или большие, по лицам не разберешь.

Вот старушка с сумкой на колесах идет, прихрамывая, сгорбленная, утомленное морщинистое лицо. Её угнетает тяжесть лет, плохое здоровье. А рядом бежит молодой человек с рюкзаком за плечами, похожий на студента, торопящегося на занятия. Студент излишне суетиться, почти подпрыгивает на месте в такт музыке, которую слушает через наушники. Но это не бодрость молодого тела – зрачки неестественно расширены и Курасов понимает, что тот под кайфом.

Две молодые девушки обгоняют его, взявшись за руки. Они раскрашены как проститутки, а может это и есть проститутки, шалавы, бредущие домой после ночного промысла.

На скамейке, в одиночестве приткнулся бомж, распространяющий вокруг зловонный запах мочи и люди обходят его стороной, как больного проказой. Молодой человек тоже спешит отойти подальше.

Теперь Петру кажется, что он не один со своими проблемами. Таких много! На душе становится легче, несмотря на груз переживаний, что он, как говориться, лоханулся, провалил собственные планы. Проносящийся мимо поезд метро, своим шумом, как шаман, влияет на его настроение – он будто уносит с собой дурные мысли в темноту туннеля, туда, откуда они не возвращаются.

Стоя на перроне метро, Курасов время от времени думает об Алексее, о флэшке, которую тот должен передать сотрудникам «Улисса». Ему пришло в голову, что Алексей не знает об Ирине, о том, что она сидит на своем рабочем месте в бизнес‑ центре, что она уже не в детективном плену. Лешу можно предупредить, рассказать об этом, но не по телефону – тот у него отключен. Надо встретиться лично.

Петр думал дальше и ему пришли в голову те же соображения, которые ранее приходили Макарову, когда тот хотел выторговать для себя и Алексея новые руководящие посты в фирме. Только Курасов думал не о должностях, он подумал, что если Ирина уже в «Россервисе» – не имеет смысла передавать «Улиссу» информацию просто так, задаром. Её можно и даже нужно продать. Причем всё равно кому: ФСБ или детективному агентству – кто больше даст.

Эта мысль нравится Курасову. Не получилось с карьерой, так хоть с деньгами повезет! Оставалась лишь одна проблема, которая была критичной – он не знал место, где Алексей собирается отдавать флэшку. Когда Петр разговаривал с Ярославом Юрьевичем по телефону, директор даже не намекнул, не дал и слабой подсказки. Известно было только время встречи – полдвенадцатого.

«Надо рассуждать логически! – подумал Курасов – это должно быть людное место, чтобы легко спрятаться в толпе при случае или сбежать. Но в Москве таких мест тысячи. Какое бы выбрал Алексей? »

Курасов почему‑ то не сомневался, что право выбора было за его коллегой по «Россервису», а не за «Улиссом» – у кого более ценный предмет обмена, тот и диктует правила. С точки зрения агентства, информация, спрятанная на флэшке, была дороже жизни никому не известной девчонки из офиса. Значит, выбирал Алексей. Какое бы он место выбрал?

Петр вновь задумался.

У его коллеги могли быть свои привычные места, которых тот знал досконально: площади, скверы, парки, ВВЦ. Где еще? Вокзалы, аэропорты? Тоже может быть. Список большой, гадать, всё равно, что тыкать пальцем в звезды на небе. Их там миллионы.

Он достал мобильник и позвонил Макарову.

– Николай Иванович, ничего не слыша о Лёше? – спросил с тайной надеждой, что хоть что‑ то уже прояснилось, появилась хоть одна зацепка, которая выведет его на цель.

– Нет, Петь, пока ничего! – голос Макарова звучал тяжело, словно он торопился к телефону и теперь, уже ответив, пытался отдышаться. – Ира тоже не может с ним связаться. Где его черти носят?

– Наверное, недалеко от ада, – попытался шутить Курасов. – Николай Иванович, а как вы думаете, кто именно назначил место встречи – Алексей или «Улисс»?

– Это так важно?

– Не очень, но есть минимальный шанс его вычислить. Если Леша назначил…

– Не понял для чего тебе? Собираешься поехать и помешать?

– Ну да! А что?

Макаров помедлил.

– Тут Вера ко мне зашла, может она подскажет? – предположил он.

– Вера? Появилась? Окей, спросите её!

Послышался шум голосов, видимо, Макаров разговаривал с Верой. Затем Николай Иванович вернулся к телефону.

– Она говорит, что возможно на Триумфальной площади. Ты понял? На Триумфальной.

– Понял!

Точно, как он сразу не догадался! Вера там отдала ему флэшку, да и он, Курасов, сам был на площади в тот день, видел девушку. Не удивительно, что Леша выбрал именно это место.

Петр вновь посмотрел на часы. До встречи осталось минут двадцать, он успеет.

Поезд подошел, двери вагона открылись. Войти внутрь, значит использовать шанс, ничтожный, мизерный, но существующий. Остаться на станции – упустить всё! Курасов вошел в вагон, поезд тронулся, унося его в неизвестность. Но одно он понимал четко – сейчас у него второй раз появилась возможность изменить свою жизнь, он её снова вернул после разрыва с Евграфовым.

Увидев на площади Алексея в окружении незнакомых людей, которых Курасов однозначно принял за сотрудников детективного агентства, он сразу отправился к ним. Солнце грело его правую щеку, но смотреть не мешало. Так он очутился за спиной Алексея.

Какая‑ то женщина, разговаривавшая с Алексеем небрежным тоном, каким обычно диктуют условия, быстро скользнула по нему взглядом и сразу потеряла интерес, приняв за обычного прохожего. Детективы – два рослых парня в черных костюмах и больших очках, не обратили на него ровным счетом никакого внимания, занятые предстоящим обыском коллеги Курасова. Эта дама приказала его обыскать, и они готовились выполнить её приказ.

– У него нет того, что вы ищете! – поторопился крикнуть Курасов, опасаясь, что сейчас может возникнуть драка.

Детективы замерли на месте, посмотрели в сторону начальницы.

– А так кто? – спросила женщина, вперив свой взгляд в него.

– Я с ним. У него нет флэшки, можете не тратить время.

– Так я и поверила! Давайте обыскивайте!

Курасов не стал ждать детективов и крикнул Алексею:

– Они тебя обманывают! Ира в офисе, она вернулась!

– Как в офисе? – к удивлению Курасова, спросил не Алексей, а та дама, которая отдавала распоряжения. – Как она к вам попала?

– Приехала сама около часа назад.

– Так… Ну, Ярик! Я ему задницу надеру сегодня!

Дама обошла удивленного Алексея, стоявшего неподвижно столбом, и подошла ближе к Курасову.

– А ты, каким боком здесь?

– Хотел вам предложить купить флэшку. Мы до этого уже обсуждали. Если бы девушка была у вас – обмен состоялся бы. А так… Готовы её продать, точно Лёха?

Ничего не понимающий Алексей только кивнул головой.

– Значит, продать? – угрожающе протянула женщина, она сняла очки и посмотрела пристально на Курасова. Её синие глаза были холодными, как льдинки, а две поперечные морщинки между бровями придавали лицу выражение человека не привыкшего уступать, жесткого и властного. – Я думаю вас надо обыскать обоих. Давайте, приступайте!

Она махнула рукой своим сотрудникам и те начали надвигаться на Алексея и Петра медленно и опасно, как волки подбираются стаей к беззащитным жертвам. Не хватало только открытых пастей и капающей слюны с клыков. Курасов почувствовал, как по спине пробежал, спускаясь от головы до пяток, холодок ужаса.

Вокруг все так же шли люди, не обращая на них внимания, светило солнце, с Тверской‑ Ямской доносился шум проезжавших машин. Пётр попятился, а Алексей с силой толкнул приблизившегося на расстоянии вытянутой руки Арнольда.

В это время Курасов скорее почувствовал, чем понял, что вокруг них началось необычное движение, но не толпы посторонних людей, следующих по своему маршруту. Движение было упорядоченным, целенаправленным: на площади появились люди в серых камуфляжах с автоматами и в костюмах, из‑ под которых виднелись пистолеты в наплечных кобурах. Казалось, что всё вокруг закипело, затрещало сухим треском, какой бывает при электрических разрядах.

Воздух разорвали выстрелы.

Детективы из агентства выхватили оружие. Под громкий и пронзительный визг своей хозяйки, они принялись палить во все стороны, как ковбои в американском вестерне. Курасов даже подумал, что стреляют из травматики и те, и другие – как‑ никак площадь полна людей. Но над головой засвистели реальные пули. Пару из них попали в пьедестал Маяковскому, отколов гранитную крошку. Он провел рукой по щеке и увидел кровь, текшую из порезанной щеки.

– Леша, давай сваливать отсюда! – крикнул он своему коллеге.

Однако тот и сам уже понял опасность их положения. Они бросились к метро, но на бегу, Алексея, будто кто‑ то толкнул в спину, он споткнулся и упал.

– Давай, вставай! Давай! – кричал ему Курасов, вырвавшийся вперед на несколько шагов.

Он хотел вернуться и подобрать Лешу, помочь добежать до входа, но было адски страшно. Одна из пуль ударила в асфальт прямо у ног Петра, она скользнула и ударила в металлический борт машины, стоявшей у железного ограждения. В дверце образовалась правильной формы круглая дырка. При взгляде на неё Курасова охватила паника – точно такая же правильная дыра могла образоваться и в его голове. И образуется, если он сейчас же не убежит в метро.

Он рванул дальше, оглядываясь на бегу.

Взгляд выхватил лежащего метрах в пяти бездвижного Алексея, свалку из людей в камуфляже и черных костюмах перед памятником. Немного в стороне, заломив руки за спину, двое мощных спецназовцев тащили визжащую даму, главу «Улисса». Та упиралась и брыкалась, как нашалившая девчонка, но ей хватило ума не кричать, не называть себя – откуда она и какой пост занимает в Министерстве, потому что, несмотря на первоначальные испуг и панику, возникшую при первых звуках выстрелов, народ застыл на тротуарах, наблюдая этот бесплатный спектакль.

Многие снимали видео на телефоны, выставив руки вперед, точно в суде присяжных голосовали за необходимый и оправданный арест преступников, а заодно и их осуждение. Можно было не сомневаться, что вечером эти ролики появиться в интернете.

Запоздалое чувство злорадства, что теперь с хозяйкой агентства разберутся по полной программе, мелькнуло в душе Курасова, уже прорвавшегося к дверям метро и нырявшего вглубь подземного чрева. Об Алексее и флэшке, оставшейся у того, он не подумал.

Глава 3

Вера появилась в офисе «Россервиса» вовремя. Макаров разговаривал с кем‑ то по телефону и его лицо становилось все краснее и краснее, так что Вера испугалась – не хватит ли начальника отдела инсульт. Как выяснилось, Николай Иванович беседовал с Петром, искавшим Лёшу. Вере вспомнилось, что в «Негреско», на свидании, тот упоминал о Триумфальной площади. Возможно, встреча должна состояться именно там?

Она сказала об этом Макарову, а он незамедлительно передал Петру.

– Спасибо! – сказал Макаров после завершения разговора по мобильнику.

Он густо закашлялся.

– Вы не простыли? – заботливо осведомилась Вера, чувствовавшая приязнь к этому большому грузному человеку, потому что он был начальником Алексея и по его отзывам начальником невредным.

– Аллергия! – заметил Макаров безразлично, как о само собой разумеющимся, и, достав флакон‑ ингалятор, вздохнул всей грудь содержимое распылителя. – Фу! Теперь полегчало! А ты, Вера, откуда знаешь, о Триумфальной площади?

– Мне Леша сам сказал недавно.

– Ага! Ясно! Только зря он туда пошел, я думаю.

– Как это?

– Ты разве не знаешь? Ира‑ то уже здесь, в офисе. Она заходила, когда в моем кабинете был Петька Курасов…

– Ирусик здесь? – Вера сильно удивилась. Почему‑ то ей казалось, что если Карина в Ницце вместе с Пьером, то её двойника Иры, здесь быть не должно. Черт! Она забыла про аномалию!

– Ты так торопилась, что даже не переоделась? – поинтересовался между тем, Николай Иванович, – ходила на свидание?

На Вере было надето темное вечернее платье, в котором она была в «Негреско» вместе с Алексеем. Привычные для офиса джинсы и белая хлопковая кофта оказались оставленными дома, на бульваре Виктора Гюго. Она вдруг с удивлением обнаружила, что думает о своей придуманной Ницце, как о родном доме. Неужели тот город, являющийся, как ей казалось, в мечтах и снах, стал более родным, чем Москва?

– Забыла! Так, Ира у себя в отделе?

– Была там. Сходи, посмотри! – он помолчал, но с лица его, крупного, с тяжелым носом и большими щеками, не исчезло выражение беспокойства. – Я всё думаю о Лёше, – Макаров выразительно посмотрел на девушку, – как бы не вышло чего плохого! Эти детективы из агентства мне напоминают бандитов, ограбивших салон мужской одежды. Внешне экстравагантные, а внутри неандертальцы.

– Я тоже за него волнуюсь! Вы туда не поедите? Скажите Лёше, что меняться теперь не нужно, раз Ира вернулась?

Макаров медленно опустил голову, раздумывая, и Вера не могла разглядеть его лицо. Что на нем отображалось, какие мысли обуревали начальника Алексея?

– Так что, вы останетесь здесь? – повторила она свой вопрос в другой формулировке, потому что ей очень хотелось непременно добиться ответа. Отчего‑ то ей казалось, что если такой надежный, солидный человек, как Макаров, будет сопровождать Лёшу, то с ним ничего плохого не произойдет.

Николай Иванович, наконец, поднял голову.

– Да, я останусь! Туда поехал Курасов. Если что, вдвоем они справятся.

– Вы трусите? – Верой овладела непривычная гневливость – раньше она не могла себе позволить так разговаривать с начальниками: грубо, напористо, дерзко, она ведь была всего лишь офисной мышкой – office mouse. Теперь же девушка с удивлением заметила, что боязнь её улетучилась, осталась в другой жизни где‑ то на морских просторах возле Ниццы.

– Так будет лучше! Поверь!

Она почувствовала, как глаза наполнили слёзы, готовые хлынуть точно вода, прорвавшая плотину – неудержимо, яростно и в тоже время жалко. Не говоря ни слова, Вера повернулась и вышла из кабинета Лешиного начальника, громко хлопнув стеклянной дверью. Ей не хотелось выглядеть жалкой и слабой. Как и тогда, в «Негреско», когда она прощалась с Алексеем.

Макаров её выбесил. «Трус! Толстый трусливый мужик! – думала она, – сейчас нужна его помощь на площади, а он решил пристроить свою задницу здесь. Что если на обмен приедет не один, не два, а много человек из «Улисса»? Лёша и Курасов с ними не справятся».

Она не знала что делать. Позвонить в полицию, в ФСБ? Вряд ли это поможет, силовики элементарно не успеют. У неё вдруг возникла мысль, что горбоносый охранник в холле, этот замаскированный Фавн может всё устроить. Если в его силах переносить людей в другие миры, то помешать обмену на площади для него будет сущим пустяком. Нажав на кнопку первого этажа, Вера начала спускаться в холл.

Однако здесь её ожидало глубокое разочарование – дежурила другая смена, а когда девушка только входила в здание, она не обратила на это внимания. «Вот, блин, опять не везет! – подумалось ей, – и что я за дура такая! »

Часы показывали двадцать минут двенадцатого.

Заметив её встревоженное лицо, к ней подошла девушка с бейджиком, на которым было крупно написано «Настя».

– Вам чем‑ то помочь? – приветливо обратилась она к Вере.

– Вы? Слава богу! Мне нужен ваш отец…

– Кто? – в глазах девушки отразилось изумление.

– Да ладно! Я всё знаю! Вы Сильвиана, на самом деле. Мне нужен ваш отец Сильвен…

– Вы что‑ то путаете. Меня зовут Настя, а папу моего – Валерий Александрович. Он тоже здесь в «Россервисе».

– Он начальник отдела? – смущенно спросила Вера, отказывавшаяся что‑ либо понимать.

– Да. Ваша подруга у него работает.

– Точно? Тогда, извини!

Настя отошла, а Вера с острым сожалением подумала, что ничем она в данную минуту Алексею с Петром не поможет. Будь, что будет! Наверное, она еще пожалеет об этом. Наверное, надо все бросить и помчаться на площадь…

Но этот пустой холл с охранниками и девушками на ресепшене, теплый сентябрьский день за окном – всё веяло спокойствием и порядком, тихой умиротворенностью. Разве могло произойти что‑ то страшное в такой день? Нет, не должно!

Обо всем этом подумала Вера, глядя по сторонам холла. Проходившие люди – сотрудники «Россервиса» и других фирм, улыбались ей, здоровались, как будто ни в чем не бывало. Это успокаивало, как успокаивает привычный интерьер дома особо мнительных людей. «Всё будет хорошо! – говорила Вера сама себе, будто заклиная, – всё будет хорошо! »

Часы показывали уже двадцать пять минут двенадцатого, и ей пришла в голову мысль, что пора, наконец, пообщаться с подругой, с её Ирусиком.

– Ты где пропадала? – набросилась Ира на неё, – я тут, понимаешь, бегаю, прячусь от плохих парней, а тебя и след простыл?

– Я была на месте. Но с тобой ведь связаться было нельзя – абонент недоступен.

Вера приветливо улыбнулась, но на душе скребли кошки. Она не знала, как сказать подруге, что она теперь с Алексеем. В сущности, она её обманула – пообещала, что с Алексеем у неё ничего не будет, а на самом деле? Отношения возникли так неожиданно, так непредсказуемо, словно их специально подстроил некто посторонний, но могущественный. Тот, в чьей власти творить такие дела. Фавн или, как он сам себя называет Сильвен. Наверное, он. К Вере только здесь, во время встречи с Ириной приходит запоздалое понимание. Ей жалко подругу, жалко себя.

– Да ладно! Это я так, прикалываюсь! – Ира настроена миролюбиво. – Короче, слушай, тут все взбесились из‑ за Лёхи. Говорят, он поехал куда‑ то, поменять что‑ то такое на меня у парней из агентства.

– Да, собирался…

– Круто! Знаешь, когда молодой человек из‑ за тебя рискует, это так заводит! Я такая, сразу представляю, как в американском боевике – драки, погони, перестрелки. Прикидываешь?

Вера внимательно посмотрела на подругу. «Как ей сказать? »

– А если всё пойдет не так? – она отвернулась к окну, словно там возникло нечто интересное.

– Не гони! Что пойдет?

– Ну, что‑ нибудь. Если Лёшу подстрелят, ранят или еще хуже?

– Да ладно! Не накручивай! – Ира встала из‑ за стола, подошла к ней, положила руку на плечо, как бы намереваясь её успокоить. – Ты, Верусик, всегда была паникершей. С Лёхой все будет окей! Поверь мне! Слушай, а чего ты так распереживалась из‑ за моего парня? Ну‑ ка, признавайся!

Ира улыбнулась во весь рот, словно сказала удачную шутку, но она не предполагала, что случайно заденет Веру и сделает ей больно. Глаза девушки снова наполнились слезами и тут её прорвало. Слезы потекли по её щекам, лицу, неудержимым потоком и она даже не попыталась утереться.

– Ты чего? – пробормотала испуганная Ира, доставая влажную салфетку из сумки, – ты чего ревешь? Из‑ за Лёшки?

Только тут до неё начало доходить – между Верой и Алексеем роман. Это очевидно! Все приметы налицо: и замкнутость Веры, когда они говорили об Алексее, и её непонятная скрытность, хотя раньше они свободно обсуждали парней, и нервозность при упоминании о перестрелке. Вот в чем дело – подруга завела роман с её парнем!

– Это из‑ за Лешки? – переспросила она, возвращаясь на свое место и снова садясь к компьютеру, – ладно, не парься! Так и быть, если он тебе нужен – забирай!

– Ты что говоришь? – не поняла Вера, вытирая слезы Ириным платком.

– Для подруги ничего не жалко!

– Опять прикалываешься?

Вера всё еще всхлипывала, но делала это будто по инерции. Она всё еще опасалась бурной реакции Иры с учетом её темперамента. Однако лицо подруги спокойно, она не злилась. В самом деле, не злилась.

– Думаешь, почему я тебе так спокойно его отдаю? – спросила Ира. – Не хочешь покурить?

– Пойдем!

Они спустились в холл, вышли на улицу. Вера, не успев переодеться, оставалась в вечернем ресторанном платье со свидания в «Негреско», а Ирина набросила плащ и куталась в него, точно замерзла в офисе.

Над их головами голубело небо. В узком переулке, зажатое между крыш двух высоких зданий, оно походило на неспешно текущую речку, по которой проплывали паруса белых облаков. Куда текла синяя река, в какие дали, где она заканчивала свой бег – одному богу ведомо.

Девушки закурили, и дымок от их сигарет поднимался вверх, к небесной реке, добавляя синеву, а может белизну к облачным парусам. Впрочем, снизу было не разобрать, да они и не смотрели вверх.

– Я Лёшу не люблю, но это и так было ясно. Ноу проблем – найду другого. – Ира затянулась, – Скучно только всё это! Бегать, искать…

– Так не ищи!

– Может ты и права, забью на всё – сами появятся! Но знаешь, как‑ то хреново на душе! – констатировала Ира, затягиваясь сигаретой и выпуская струю сизого дыма вверх. – Хреново!

– Мне тоже! – призналась Вера.

– А ты загорела! – заметила Ирина, впрочем, не интересуясь, когда Вера успела это сделать. – Короче, как я думаю, фирме нашей пришел пипец. Придется валить отсюда на все четыре стороны.

– Думаешь, нас уволят?

– А как же! Крысы покинут тонущий корабль, но капитаны, заметь, свалят первыми. Я уже бросила резюме в сеть, посмотрим, что предложат. А ты собираешься?

– Конечно! Сейчас вернемся и тоже займусь.

Вера не сказала подруге о той другой жизни, которую вела параллельно, потому что всерьез об этом говорить не стоило. За бокалом вина или рюмкой текилы еще можно. Но на резвую голову о таких вещах могли вести беседы только пациенты в дурке.

Всё же её угнетал нерешенный вопрос с Алексеем – она не понимала, почему Ира так легко с ним расстается. Потому что не любит?

– Так ты с ним всё‑ таки расстаешься, с Лёшей? – осторожно спросила она.

– Я же тебе сказала! Не для меня он! Вот тебе он подходит, а мне нужны другие.

– Другие? Их уже много?

Ира хрипло расхохоталась – у неё подсел голос после хождения по звенигородским лесам. Она сжала пальцами воротник плаща, закутываясь еще плотнее.

– А что? Если несколько романов сразу – не откажусь! Будет из кого выбрать.

– Да ладно! – Вера нерешительно улыбнулась. – Значит, ты на меня не обижаешься из‑ за Лешки?

– Конечно, дурочка! Я же тебе сказала – забирай! Ты знаешь, мне найти парня не проблема! Было бы желание…

– А Курасов? Он тебе как?

Вера спросила на всякий случай, она прекрасно помнила роль Петра во всей этой истории, как он пришел на площадь, как сказал, что сотрудничает со спецслужбой. Но ей хотелось хоть как‑ то отблагодарить подругу, хотелось, чтобы у той тоже все было окей на личном фронте.

Однако лицо Ирины при упоминании о Курасове сделалось злым, Вера ведь не знала, что её подруга видела Петра в Доме отдыха.

– Нет уж, спасибо! – она ответила, как отрезала, тем тоном, который не допускает дальнейших расспросов. – Без Петьки обойдусь!

– Мне кажется, ты с ним уже встречалась.

Смутное далекое воспоминание посетило Веру. Она видела их вдвоем или кто‑ то ей рассказывал о чем‑ то таком. Их видели в необычном месте – не в парке, не кино, а… Вроде, в туалете офиса, закрывшихся вместе. Кто‑ то видел, но Вера не может вспомнить кто именно.

Ирина с подозрением посмотрела ей в глаза.

– Кто тебе сказал?

– Никто! Не помню! Так было?

– Я встречалась со многими, – неопределенно ответила подруга, – может и с Петькой тоже. Но это было давно и неправда! – она улыбнулась, попытавшись перевести все в шутку.

В этот миг что‑ то кольнуло сердце Веры.

Её подруга сама призналась, что встречалась с Курасовым. Но теперь они расстались. Почему же в другой жизни Карина сопровождает Пьера? Там они любовники, у них общие дела, они не дают спокойно ей жить в её же Ницце.

Эта аномалия берет корни отсюда. У Ирусика и Петра была связь, информация о которой подспудно отложилась в мозгу Веры. Точно! Теперь она понимает, в чём дело, наконец, она нашла разгадку! И Сильвен правильно сказал ей, что разгадка в её мозгу. Что же, признание Иры о давнем разрыве между ними должно эту аномалию разрушить.

Она облегченно вздохнула, подумав про себя, что до возвращения Алексея у неё есть время и можно отправиться в Ниццу, убедиться, что проблема решена – аномалия исчезла.

Сбоку послышался шум ползущих вверх ворот, открывающих подземный гараж бизнес‑ центра. Оттуда медленно вырулил большой черный «Мерседес», повернул направо и поехал мимо девушек. Как и прежде, когда на нем возили Главного, в салоне из‑ за тонировки ничего нельзя было увидеть. Но заднее стекло оказалось открытым. Оттуда вальяжно торчала кисть мужской руки с дымящейся сигаретой. Через раскрытое стекло, обе подруги рассмотрели заместителя Главного, временно исполняющего его обязанности. Не глядя на них, заместитель с неподвижно закрепленной головой, величественно смотрящий прямо, проплыл в автомобиле мимо.

– Нет, ну ты прикинь! – возмущенно воскликнула Ира, – ничего не меняется! Что Бульдог здесь выставлялся, теперь этот. И время, глянь, почти двенадцать. Никак на обед собрался лошара тупорылый!

Вера с удивлением посмотрена на неё.

– Ты что его знаешь?

– Когда‑ то встречались!

– Ну, ты даешь, Ирка! И с этим тоже?

Ирина не ответила, видимо, не считая нужным, отвечать на очевидное. Они бросили окурки в мусорный контейнер, и пошли назад в офис.

Глава 4

В Ницце было прохладно. С моря дул освежающий бриз, солнце скрылось за тучами и Вера, которая неожиданно для себя немного замерзла, подняла матерчатый верх серебристого купе‑ кабриолета «Мазерати». До этого у неё был более скромный кабриолет «Мерседес», но увидав, что Алексей гоняет на «Феррари», Вера подумала: «Какого черта! »

Иногда ей приходило в голову, что погода здесь, в придуманном мире, не часто совпадала с той, что была в реальной жизни. Так в сентябрьской Москве сейчас тепло и солнечно, а в южном городе, её приморской Ницце, оказалось не так уж и комфортно: море штормило, солнце лениво пряталось в облака, оставляя окружающий воздух влажным и холодным, а горы утратили яркие краски зелени, поблекли и сделались сизыми, как дым сигарет.

Она села в машину, собираясь поехать к одному из заказчиков дизайна виллы, но вспомнила о заказе Пьера. Алексей не успел прислать ей проект яхты. Не успел или не смог. У них оказалось мало времени между двумя свиданиями, и девушка была склонна думать, что он всё‑ таки не успел. Поэтому она не звонила в Бордигеру, не интересовалась у Николя судьбой проекта.

Когда она села в свой «Мазерати» и почти трогалась с места, трехэтажный дом с офисом Алексея, с бело‑ синей вывеской «Яхты Алексиса» над входом, вновь появился у неё перед глазами. А что, если он успел и набросал чертеж проекта или, того лучше, сделал миниатюрный макет? Она даже представила его на столе Алексея – меленький красивый кораблик. Нет, ей стоило съездить туда, встретиться с Николя.

Казалось бы, зачем ехать в Бордигеру, зачем стараться ради заказа аномального миллионера, ведь проблему следовало решать лично с Пьером и Кариной – убедиться, что аномалии больше не существует и дело с концом! Но почему‑ то ей думалось, что для разговора к Пьеру не стоит приезжать с пустыми руками. Надо найти предлог, повод, в качестве которого мгла бы выступить заказанная им яхта.

И ей следовало поторопиться, потому что чертовски не хотелось, чтобы в собственном мире у неё еще оставались нерешенные вопросы. Особенно связанные с Пьером и Кариной.

Вера включает печку в машине. Теплый воздух приятно гуляет по ногам, заполняет пространство салона и ей, в этой ласкающей кожу теплоте, становится уютно, хорошо, как маленькой девочке, залезшей в построенный ею игрушечный домик. Помнится в детстве, она любила заниматься такими вещами – делала домики, шалаши, находила всякие укромные места для игр, где ей никто не мог помешать.

Она, наконец, трогается с места и едет по бульвару Виктора Гюго, провожая взглядом незадачливых туристов, спешащих с холодных улиц в расслабляющее тепло баров и ресторанов; проезжает мимо отеля‑ небоскреба «Негреско», который в отсутствие Алексея потерял для неё свою привлекательность. Высокое здание кажется невеселым, одиноким, печальным, таким, как она сама.

Вскоре Вера выезжает за город и едет по шоссе в сторону Италии, к Бордигере.

По дороге она не останавливается – в машине тепло и хорошо, а на улице, ей всё кажется неприятным и раздражающим. Эта сырая холодная погода, неприветливое и неспокойное море, хорошо видимое с дороги. Оно непрерывно выбрасывает серые грязные волны на берег, к асфальтовому полотну, точно пытается отодвинуть его подальше.

Ко всему прочему, Вера подозревает, что проезжающие навстречу машины норовят выскочить на встречную полосу и прижать её «Мазерати» к обочине. Она оборачивается, грозит им кулаком.

Ей также кажется, что жители приграничных городков – коммун, сегодня особенно неприветливы и хмуры. Никто не предлагает ей остановиться, попробовать домашнего вина, как в былое время, никто не угощает её горячим кофе с круассанами.

Где же те счастливые дни, солнечные и беспечные, когда она проезжала здесь на пленэр, ехала рисовать море, когда её все любили и она всех любила?

От злости девушка кусает губы. Ей хочется расплакаться, словно она утеряла что‑ то дорогое для себя, важное, в суматохе спонтанных перемещений из одной жизни в другую. Хотя она знает, что это не так – она ничего не теряла и не потеряет. Но чувство досады остается.

Её мысли перекидываются на Алексея. Она с внутренней тревогой думает о нем: где он сейчас, что с ним, состоялся ли обмен на Триумфальной площади? Вера уверена, что успеет вернуться назад, когда он, её парень, придет в офис «Россервиса». К тому времени она решит свои дела и вернется. Но Вера не знает, что будет дальше.

Этот странный мир придуманный ею… Наверное, его придется покинуть, хотя и будет ужасно жалко. Ужасно! Однако жить с Алешей в раздвоенном состоянии она не сможет – будет там, где её счастье, которое без него не мыслится.

Глубоко погруженная в тревожащие и пугающие мысли, Вера не замечает, как пересекает франко‑ итальянскую границу и едет дальше. До городка уже недалеко. Вот и Бордигера! Она быстро отыскивает улицу с офисом Алексея, паркуется возле дома.

Сеньор Никколо находится на месте; грузный, неуклюжий, но подвижный и улыбчивый. Он словно несет военную службу за откомандированного в другой гарнизон компаньона – всегда на месте, всегда на посту. Никколо встречает Веру добродушной улыбкой, показывая, что узнает девушку Алексиса. Он наливает вино в большой бокал и дает его Вере, чтобы та пришла в себя после длинной дороги.

– Как доехали? – Никколо садится на место Алексея тоже с бокалом вина, занимает девушку разговорами. Так ему кажется, что он выполнит поручение Алексиса – быть с Верой любезным и занимательным.

Вера живо отвечает, рассказывает о дороге. Но её интересует другое.

– Скажите, сеньор Никколо, Алексис не успел сделать проект для моего заказчика? В последний раз мы виделись в ресторане, и я не спросила…

– Просто Никколо, синьорина, просто Никколо.

– Тогда меня зовите Верой!

– Окей, Вера! Проект, говорите? Сейчас посмотрю.

Никколо поднимается, и тяжело дыша, смотрит среди бумаг на столе, переворачивает большие листы, откладывает их в сторону, но ничего не находит.

– А не мог он сделать на компьютере? – упавшим голосом интересуется Вера, которой уже жалко, что она потратила время и приехала сюда. Можно было и позвонить.

– Нет, знаете, Алексис любил работать по старинке. Хотя погодите!

Толстый сеньор смотрит в угол офиса, где возле окна вертикально стоят несколько листов бумаги, свернутых в рулоны. Он отправляется к ним, берет в охапку все рулоны и кидает их на стол. Уже там, на столе, Никколо разворачивает один за другим бумагу и вдруг его поиски увенчиваются восклицанием:

– Ага! Так и думал! Вот, нашел, он все‑ таки успел набросать проект и вверху написал: «Для Веры». Видите?

Вера подходит ближе. Действительно, на самом большом листовом формате изображен чертеж яхты, хорошо и детально прорисованный. Современные принтеры позволяют печатать такие форматы. Девушка внимательно рассматривает проект, моторную яхту с палубой и надстройкой – Алексей не успел только набросать спецификацию, которую, видимо, оставил у себя в голове.

«Наверное, он хотел использовать это как повод для новой встречи. Дурачок! – Вера с благодарностью думает о нём. – Мы уже договорились о втором свидании. Поводы не нужны! »

На чертеже остались отдельные шероховатости, но они не интересуют Веру. С этим проектом, даже и неоконченным, можно отправиться к Пьеру, посмотреть на его лицо, на реакцию Карины.

– Меня устраивает! – говорит Вера, взяв бокал вина и отпивая из него. Вино греет его своим теплом, успокаивает. От воспоминаний, что они здесь у окна целовались с Лёшей, её бросает в краску, будто Никколо присутствовал при этом.

– Я вам упакую! – говорит Никколо, ловко скручивает в рулон лист бумаги и вставляет его внутрь черного тубуса.

Вера обращает внимание, что такие же футляры хранятся у компаньонов в одном из шкафов, стоявших при входе.

– У вас много работы, – замечает она.

– Ничего, мы справляемся. Работа не волк – в лес не убежит!

Вера усмехается, слыша из уст итальянца русскую пословицу. В общем, ей пора домой. Она допивает свой бокал, намереваясь подняться и отправиться восвояси, но сеньор Никколо, несмотря на её бурные протесты, подливает снова. Компаньону Алексиса явно скучно и хочется побеседовать с неожиданной упавшей на его голову заказчицей.

– Вот вы думаете, мы здесь трудимся, не поднимая головы? – спрашивает он, откидываясь назад в кресле Алексея и принимая ту позу, которая годиться для пьяных разглагольствований. – Нет, мы работаем в радость, по вдохновению. Наши планы не здесь, они в будущем.

– Что? В будущем? А как же слоган «Живи настоящим! »? – Вера подначивает Никколо, ей нравиться забавляться с этим толстым и жизнерадостным сеньором.

– Мамма миа! – отвечает Никколо, всплескивая руками. Перед этим он предусмотрительно ставит бокал на ореховый стол. – Что значит жить настоящим? Настоящего нет, да будет вам известно. Это всё бредни!

– Как нет настоящего?

Вера, конечно, может себе представить степень помешанности персонажей, населяющих другой мир, таких как Пьер, Карина, но Никколо всегда казался ей разумным человеком, взвешенным, солидным, принимающим ответственные решения как компаньон Алексея. Услышать от него такое?

– Что значит, нет настоящего? – переспрашивает она и ставит недопитый бокал вина на стол, прикидывая, как удобнее, не обидев Никколо, покинуть офис компании.

– А вы не знали? Настоящего нет!

– Есть только миг между прошлым и будущим? – Вере вспоминаются слова старой песни, и она посмеивается над доморощенной философией Никколо – Бросьте! А мы сейчас где? В прошлом иди будущем?

– Как только слово произнесено – мы в прошлом. Настоящее существует доли секунды, это мостик, перрон между двумя сущностями. Представьте, что этот перрон, на котором вы стоите, очень узок – на расстоянии расставленных ног. Мимо вас, с обеих сторон, несутся поезда, которые притягивают каждый к себе. Один тянет в одну, другой в другую сторону. Но силы такого притяжения равны, что позволяет вам сохранять равновесие. Это прошлое и будущее. Вы держитесь и не падаете, вам нельзя отдать предпочтение чему‑ то одному. Окажетесь в прошлом – для вас закрыто будущее. Выберете будущее – нельзя будет учиться на ошибках прошлого.

– Интересно рассказываете! – Вера вновь берет бокал. – И как же выбрать золотую середину?

– Если бы я знал! – в голосе Никколо звучит неприкрытая печаль. – Если бы я знал это, то был бы самым богатым человеком мира, потому что это загадка мироздания. Поймать момент и оказаться только в настоящем. Схватить этот миг и не отпускать. Да…

Никколо покачивает головой, наклоняет её вниз и Вера находит, что он начал лысеть. Его темя выделяется ровным кружком среди густых черных волос, как у католического монаха готового к постригу.

– Мне пора! – говорит она с невольным сожалением, поскольку разговор с Никколо её неожиданно заинтересовал.

Старый сеньор, совсем не подозревая, заставил Веру задуматься о том, где она находится сейчас: в прошлом или будущем. И этот придуманный мир. Может, он и есть её будущее? Или прошлое? Кто знает?

Глава 5

Телефон Пьера не отвечал. Вера пыталась связаться с ним с тех самых пор, как выехала из Бордигеры. Ей хотелось покончить с аномалией как можно быстрее – мысль о том, что её может искать Алексей, вернувшийся в «Россервис», подстегивала словно хлыстом, заставляла ускорять события.

Вера набирала номер Карины. Уж секретарь должен знать, где находится босс! Но и телефон Карины молчал. Вернее приятный женский голос на французском языке сообщал, что абонент недоступен.

Может они уже в будущем? Вернулись в Москву, перевоплотились в Петра и Иру?

Девушке вспоминаются слова сеньора Никколо, этого большого, жизнерадостного итальянца, который утверждал, что настоящего нет. Правда, он выпил вино, а выпившего человека слушать нельзя, его рассудком управляют пьяные фантазии.

Тем не менее, для Веры значения не имеет в будущем или прошлом Пьер с Кариной – раз она может встретить их везде. Это не входит в её планы. Вера настроена решить проблему сейчас, не откладывая и не оправдываясь перед собою за, якобы, непреодолимые препятствия, возникшие на этом пути.

С таким твердым намерением, чувствуя в себе суровую властность судьи вынесшего приговор, она достигает Ниццы. Она смотрится в зеркало заднего вида, но не затем, чтобы проверить есть ли у неё преследователи, погоня, организованная мстительным Пьером. Хотя такие мысли и приходят в её голову. Ничто не мешает миллионеру устроить на неё покушение, допустим, столкнуть в обрыв на крутом вираже дороги, а потом все списать на случай, на неумелое управление, на техническую неисправность.

Вера раздумывает. Причина молчания миллионера и его секретаря может оказаться совсем другой, не связанной с желанием её уничтожить. Возможно, он перебрался в Москву, а едва Вера вернется туда, Пьер окажется здесь, в Ницце. Так и будут бегать друг за другом до бесконечности и эта проблема никогда не решиться.

Смутная догадка, витающая в её в голове, выглядит неприятной, подтачивающей уверенность в себе и потому тревожащей. Она старается о ней не думать, отгоняет прочь.

Из зеркала на Веру смотрит загорелая девушка, с утомленными глазами и растрепанной прической. Дорога в Бордигеру и обратно далась нелегко. Вера подумывает о бейсболке, о том, что надо надеть её сверху – расчесываться некогда.

Она едет по улицам вечерней Ниццы, которые залиты желтыми огнями и от этого становится как будто теплее. Но теплеет на самом деле. Тучи ушли за море, открыв полное блестящих звезд сумеречное небо. Воздух, словно его до этого грели в гигантской печи, а теперь вдруг подняли заслонку, медленно стекает на город, оживляя улицы и бульвары. Он будто приглашает туристов совершить вечерний променад по английской набережной, пройтись вдоль успокоившегося моря, посмотреть на лунное отражение в едва колеблющихся волнах.

Вере не до этих красот – она ищет Пьера и Карину. В прошлый раз они встречались в конференц‑ центре отеля «Босколо» на бульваре Виктора Гюго. Это совсем недалеко от её дома. Она едет туда, но на месте её ожидает неприятность – зал для бизнес‑ совещаний занят, однако не Пьером, а другими бизнесменами. Для Веры это одно из разочарований. Нет Пьера, нет Карины, где их искать?

Помниться, Карина утверждала, что вилла Пьера находится в районе Симье и девушка смотрит на холмы у города, как будто пытается увидеть в сгущающейся темноте огоньки виллы, которая ей так нужна. Но огоньков много, весь город и пригород залит ими, они кажутся бесчисленными, как звезды, высыпавшие на ночном небе.

Вера замечает стеклянную телефонную будку, подсвеченную внутри потолочным плафоном. Ей вспоминается, как в американских фильмах показывают такие будки с толстыми телефонными справочниками внутри. Она идет к этой будке, но на полдороге её охватывают сомнения – она не знает фамилию Пьера, а по одному имени вряд ли найдешь человека.

Она подходит, заглядывает внутрь. Нет, здесь не Америка, никаких толстых справочников внутри не выложено!

Издалека мелькает огнями красочная вывеска отеля «Босколо». Вера смотрит на неё, устало соображает, что кто‑ то должен знать, как разыскать этого чертового миллионера. Люди, что находятся внутри: обслуживающий персонал, официанты, менеджеры – многие получали от него чаевые. Её шанс заключается в том, чтобы найти их и получить информацию. Так просто она не сдастся!

Вера снимает бейсболку, приглаживает волосы. Пытается вспомнить, накрашены ли у неё губы. Кажется, нет. Она возвращается к машине и, пользуясь наружным зеркалом, расчесывает свои волосы, красится, прихорашивается, чтобы произвести впечатление на менеджера отеля.

– Месье Пьер? А вам он зачем? – несмотря на ухищрения Веры, менеджер – сухощавый, подтянутый человек, уже в возрасте, с длинным лицом, как у актера Фернанделя, смотрит настороженно.

Нет, он, конечно, улыбается, как улыбаются здесь ей все встречные, незнакомые люди, но улыбается одними губами, длинными и тонкими, словно они у него резиновые и нет никакого труда, растянуть их в разные стороны. Глаза его между тем серьезны и внимательны.

– Я выполняю для него заказ, – объясняет Вера, и вдруг ловит себя на том, что говорит сбивчиво и торопливо, чем может вызвать еще большее подозрение. – Месье Пьер заказал спроектировать яхту, и я привезла чертеж. Он у меня в машине.

Стараясь выглядеть естественной, она весело машет, указывая на улицу перед отелем, и менеджер переводит взгляд туда, куда тыкает её рука. Неподалеку от входа, ярко освещенный уличным светом, стоит серебристый кабриолет «Мазерати». Лицо менеджера выражает крайнюю степень изумления.

– Это ваша машина?

– Да! А что непохоже?

Её начинает бесить этот допрос. Что за дела? Она в своем городе, она им управляет, все здесь в её власти. К чему лишние расспросы? Еще одна аномалия?

– Вы знаете Сильвена из «Негреско»? Я сейчас позвоню ему…

– Ах, Сильвен! – менеджер становится любезным, его холодные глаза неожиданно теплеют.

«Боже мой! И здесь нужна «крыша»! » – с иронией думает Вера, глядя на внезапно добреющее лицо старшего менеджера.

– Хорошо, я вам скажу, – говорит тот важно, четко произнося слова. – Месье Пьер и его секретарь мадемуазель Карина отправились в казино…

– Какое?

– Казино «Рюль». Вы знаете, где это?

– La promenade des Anglias? – девушка по‑ французски называет английскую набережную, на самом берегу которой стоит известное казино. – Спасибо, я его найду!

Наконец‑ то, положение проясняется – миллионер отправился спускать свои денежки в рулетку. Правда, насколько Вере известно, большие ставки в «Рюле» не принимались – это не Монте‑ Карло или Лас‑ Вегас. Так, что много Пьер не спустит – только пощекочет свои нервишки.

Она садится в кабриолет и едет к набережной. Сейчас должно всё решиться. От волнения у неё холодеют руки и она, несмотря на теплый вечер, вновь включает печку в машине как утром по дороге в Бордигеру. Рука тянется к аудиосистеме, радио настроено на волну радиостанции передающей джазовую музыку. Раздаются звуки фортепиано, но играет не Эрнесто Кортазар, а японская пианистка в сопровождении синтезатора, электрогитар и национальных инструментов, придающих звучанию тонкий колорит востока.

Вера заворожена мелодией, на глаза наворачиваются слезы и она вынуждена остановиться.

Опять она плачет, как недавно, когда курила с Ирой перед офисом «Россервиса». Слезы текут не останавливаясь, капают на кофту, на джинсы, но ей это нужно. Пусть текут! Слишком много сил и эмоций было потрачено в последнее время, слишком много переживаний. «Я становлюсь сентиментальной и слезливой как старая дева, – думает она про себя с горечью. – Ни к чему это! » Но продолжает плакать, чувствуя, что становится легче дышать, словно над нею прошла очистительная гроза, наполнив воздух живительным озоном.

Вход в казино расцвечен огнями. Сверкает огненная надпись «Casino Ruhl» и все здание гостиницы «Меридиан», где находится этот источник порочного азарта, подсвечено сотнями светодиодных полосок. Они вспыхивают, переливаются разноцветными красками с преобладанием золотистого цвета, изображают разные замысловатые фигуры, особенно привлекающие внимание в ночное время. Такое было бы невозможным без компьютерных программ, управляющих освещением фасада.

Сравнивая экстерьер казино со своим отелем, Вера замечает, что «Негреско» в этом отношении не хуже, он тоже оснащен по последнему слову техники. Что и говорить – прогресс далеко шагнул вперед!

Вера оставляет «Мазерати» и проходит внутрь под сверкающим золотистым куполом.

Первый зал, куда она попадает – зал автоматов. Он полон туристами, да и местные жители не гнушаются здесь развлечься. Вера проходит через ряды игорных автоматов, впрочем, не особенно внимательно разглядывая азартных игроков. Пьер вряд ли остановится здесь. Это зал для начинающих, для тех, кто стеснен в средствах и может позволить проиграть себе несколько евро без ущерба для личного бюджета.

У входа в другой зал – с традиционными играми, в котором установлена рулетка, и столы для «блэк‑ джека» девушка встречает неожиданное препятствие. Её просят оплатить вход, что для неё не проблема, но требование соблюсти дресс‑ код? И потом, удостоверение личности? Русский паспорт остался в Москве, здесь у неё нет даже водительских прав. Зачем они ей?

Она вдруг вспоминает, что теперь стала другой девушкой, не той, которая была раньше офисной мышкой. Та Вера сейчас бы повернулась и покорно ушла, не стала бы скандалить, не стала бы спорить с секьюрити, похожими в своих черных костюмах на детективов агентства «Улисс». Но нет! Она уже другая.

Вера смело подходит к двум охранникам, стоящим у дверей.

– Простите мэм! – говорит ей на американский манер один из них и делает шаг вперед, будто боясь, что решительная девушка пойдет на штурм их закрытого для посторонних зала.

– Вы что не узнаете меня? – строго спрашивает Вера.

Охранник – француз арабского происхождения, высокий, смуглокожий, вдруг улыбается, блестит крупными белыми зубами.

– Извините меня, мэм! Конечно, проходите!

Перед ней широко распахиваются двери, и Вера попадает во второй зал. Этот зал тоже полон людьми. Кто‑ то сидит возле английской рулетки, кто‑ то возле французской, делая ставки, кто‑ то играет в покер, кто‑ то пытает судьбу в «блэк‑ джек».

Мимолетный беглый взгляд позволяет сделать вывод, что Пьера с Кариной нет и здесь. Она проходит дальше, уже более тщательно разглядывая посетителей. Мужчины почти все в вечерних костюмах, смокингах, а женщины в темных вечерних платьях. Поблескивают кольца, бриллианты, золотые цепочки. Не упускает Вера и небольшой ресторанчик в зале, где игроки закусывают и запивают горечь поражения. Но нет их и там, за столиками с вином.

Расстроенная она возвращается назад, к охранникам, по дороге натыкаясь на Веронику Ивановну, отходящую от стола с «блэк‑ джеком». На той темно‑ синее вечернее платье с вырезом, на шее жемчужные бусы, которые в прошлый раз порвал неловкий Пьер, танцуя с Кариной в отеле «Негреско». Вера удивлена её появлением. Ей казалось, что милая пожилая коллега по работе никогда не была сторонницей азартных игр. Хотя, это же юг, это блестящая Ницца, как писал поэт!

– Опять проиграла! – вздыхает Вероника Ивановна, не удивившись появлению Веры, но в голосе её не слышно огорчения. – Проигрываю понемножку, – поясняет она, – поэтому не жалко.

– Господи! Вероника Ивановна, никак не ожидала вас встретить. А где?.. – она не заканчивает вопрос, подразумевая Макарова.

– Никак не могу оттащить его от рулетки! – возмущается Вероника Ивановна и смотрит в сторону своего кавалера.

Вера тоже видит его. Грузный невысокий человек странно выглядит в черном смокинге с выпирающим животом. Маленькая бабочка подпирает его толстый подбородок, словно не давая ему свалиться на грудь. Макаров всецело поглощен вращением рулетки и бегом шарика по кругу.

– Вот видите! Пропал на весь вечер! А сегодня играет чудесный оркестр Джо Фонтаны, и я хотела его позвать, но без толку. Но что мы всё о нас, у вас как дела, деточка? Я видела вас с молодым человеком, он мне понравился. Вы встречаетесь?

– Да, встречаемся, – бормочет девушка, думая, как отделаться от своей знакомой, очутившейся здесь благодаря Вериной фантазии. – Знаете, – говорит она, – я ищу пару – молодого человека и девушку. Вы может, помните того парня, который порвал вам бусы в «Негреско»?

– Помню ли? Конечно, помню! Мне пришлось задержаться тогда надолго, пока официанты не собрали все жемчужины с пола. Я была чертовски зла, чертовски! Но здесь их не видела. Извини, деточка!

– Не извиняйтесь! Желаю удачно провести время! Мне пора!

Она кивает на прощанье Веронике Ивановне и отправляется к выходу. В глазах Веры сквозит испуг – неужели она опоздала, и её богатый заказчик уже покинул здание казино?

Смуглый молодой охранник у входа улыбается, показывая, что чувствует себя здесь красавчиком, и не прочь заполучить какую‑ нибудь девушку на вечер. Он спрашивает:

– Не хотите пойти на кабаре‑ шоу из Монако? Они сегодня здесь.

– Где это?

Охранник показывает, как пройти. Его лицо изображает готовность сопровождать Веру, но та отмахивается от него, как от назойливой мухи. У неё уже есть парень, ей незачем снимать кого‑ то на вечер.

Зрительный зал теснится от маленьких столиков, освещенных приглушенным светом красных светильников, стоящих на них. На сцене в самом разгаре красочное кабаре поет и танцует, веселит публику. Мест за столиками нет, и Вера приходится стоять возле стены, просматривая зал, сидящих за столами гостей шоу. Она не видит ни Пьера, ни Карину. Что же, опять неудача!

Но за один из столиков, в дальнем углу, она вдруг замечает знакомый затылок молодого человека, сидящая с ним девушка, опустила голову и лица её не видно. Однако Вера уверена, что нашла их, нашла Пьера с Кариной. Наконец нашла! Она не может ошибиться, даже издали ей видно, что на них знакомая ей одежда, та самая, в которой те были в «Негреско».

Напряжение отпускает её. Она их нашла!

Вера начинает пробираться в сторону миллионера, обходя зал по периметру, но не упуская столик Пьера из виду. Она подходит всё ближе, ближе. Вот она почти рядом, на расстоянии нескольких шагов. Вот она касается плеча молодого человека и тот поворачивается к ней.

Неяркий свет настольной лампы вводит её в заблуждение. Ей кажется, что она ошиблась и молодой человек, сидящий с девушкой абсолютно не похож на Пьера, а девушка на Карину. Вернее, отдаленное сходство есть – профиль, разрез глаз, высокие скулы. Но это не он, не Пьер. Девушка тоже отдаленно напоминает Карину и еще более отдаленно её московскую подругу Иру.

– Простите! – говорит Вера упавшим голосом, – я обозналась. Я искала Пьера, он миллионер…

– Пьера? – молодой человек спрашивает с той самой интонацией, с какой разговаривал богатый заказчик яхты. – Меня тоже зовут Пьер. А это моя девушка Карина. Но я не миллионер, нет! – Он смеется. – У меня есть бизнес, и я могу позволить себе нанять секретаря. А так как Карина моя девушка, то я совместил эти два обстоятельства в одном лице.

– А вы не заказывали яхту? – наудачу спрашивает Вера, хотя толком не понимает, зачем задает этот вопрос. Если даже этот парень и заказывал, то это ничего не меняет, перед ней не тот Пьер, не аномальный, которого она хотела уничтожить или, по крайней мере, подчинить.

– Нет, что вы! Яхта мне не по карману. Пока не по карману, а там посмотрим!

– Спасибо, что уделили время! Не буду вам мешать наслаждаться шоу!

Вера отходит от Пьера с Кариной, которые на поверку оказались милой молодой парой. За её спиной гремят звуки музыки, сопровождая женские голоса, поющие французские песенки. Кабаре веселит свою публику. Сегодня вечером никто не должен скучать!

Теперь не скучает и Вера. Окрыленная достигнутым успехом, тем, что разобралась полностью со своими страхами, она направляется к выходу из казино. Дело сделано, и можно возвращаться, ничто её здесь не удерживает.

Она подходит к своей серебристой машине, стоящей с закрытым матерчатым верхом, похожей в теплой ночи на огромную раковину, отливающую перламутром. Эта раковина сейчас откроет створки и впустит внутрь Веру. У неё прекрасное настроение и она представляет себя в виде жемчужины. Конечно, она жемчужина, ведь раковины – их дом! Ей становится смешно от такой мысли, и она громко хохочет, как пьяная, напугав пару пожилых туристов, неспешно шествующих по набережной вдоль залива Ангелов.

Прежде чем садится в кабриолет, Вера оглядывает на казино «Рюль», манящее своими огнями. Девушке хотелось бы оказаться в этом казино с Алексеем в будущем. Они бы могли… Но потом она думает, что в этом нет смысла. Нет смысла отказываться от реальной жизни ради вымышленной. Её нынешняя жизнь в Ницце всего лишь защита от той, которой она живет в Москве, но с появлением Леши всё должно закончиться – ей не зачем и не от кого защищаться!

Она не садится сразу в машину – у неё возникает желание выйти на набережную. Вера подходит к железному ограждению, низкому, сделанному из железных перекладин, опирается на него ногой и смотрит на море.

Все кончено, теперь можно возвращаться. Ей грустно и она не прочь бы посидеть на скамейке или в синем кресле, стоящем рядом. Синие кресла выставляются на набережной с давних времен – такова традиция. Она бы смотрела на ночное море, на луну, звезды в далеком небе. А еще, пожалуй, она бы закатила пирушку в отеле «Негреско» и попрощалась с друзьями, поболтала в последний раз с Горбоносым.

Со стороны моря слышится тихий и ровный шепот, успокаивающий и убаюкивающий, он шуршит как бумага с чертежами на столе Алексиса, которую переворачивал сеньор Никколо.

Глава 6

Оказавшись в Москве, Вера поспешила в офис, в надежде встретить Алексея. Но его там не оказалось. Макаров ничего не знал о местонахождении своего подчиненного, телефон молодого человека не отвечал. Что же с ним такое?

Она нервничала и беспокоилась.

Решив трудные для себя вопросы в другой жизни, девушка почему‑ то ошибочно думала, что в этой теперь всё получится: проблемы рассосутся сами собой, на работе её никто не уволит, Алексей найдется. Короче, жизнь наладится. Но действительность, как всегда, превзошла все ожидания. Почему ей не везло? Что с ней не так? Нет, что с ними не так, со страной? Жители острова невезения – вот кто они такие! «Ни крокодила поймать, ни вырастить кокос! Ничего не можем! »

Эти злые, обидные мысли бурлили в ней. Казалось, что внутренняя неполноценность являлась органичной чертой характера, её или таких, как она, была заложена изначально самой природой. Но ведь это не так! Вера знала, что она была целостной, самодостаточной личностью, которая в придуманной жизни раскрылась полностью, как бутон в теплых лучах солнца. Значит, она может быть другой и здесь, в холодной Москве. Надо только попробовать, попытаться отогреть свое сердце.

«Всё дело в этом, – думает она, направляясь к подруге, – все дело в атмосфере. Холод убивает любовь. Холод убивает жизнь, а мы слишком холодны, чтобы жить! »

Ирина была на месте, как всегда деятельна и энергична. Но энергичность её оказалась вызвана вполне конкретными причинами – она увольнялась, ходила с обходным листком, собирая необходимые подписи начальников.

– Ты что, нашла место? – спросила Вера, которую больше занимали мысли об Алексее, чем о предстоящем трудоустройстве Иры.

– Ага! Бросила резюме в сеть, получила предложение и тут же поскакала на собеседование. Я им подошла – сразу мне оффер в зубы. Всё быстро! Короче, подруга, присмотрюсь там, и если место клевое, перетащу и тебя.

– Ладно! – согласилась Вера, почти не слушая.

– И чё, даже не спросишь сколько бабок?

– Сколько?

– Также как и здесь, плюс ежеквартальные премии. А еще соцпакет в виде медицинского полиса и оплачиваемых обедов. – Ира с торжеством поглядела на неё. – Зацени!

– Да, круто!

Вера села на стул, возле Ириного стола. Он чувствовала, что силы совсем оставили её, и болтовня подруги делала только хуже. У неё не было желания обсуждать будущую работу Ирины, да и свою тоже. Голова шла кругом от всего, навалившегося здесь. Лёши нет, Ирка уходит…

– Ты чего‑ то плохо выглядишь, Вер! Заболела? Хочешь, чаю заварю?

– Завари!

– Да что случилось‑ то? Скажешь, наконец, или нет?

– Волнуюсь за Лешу. Его до сих пор нет в офисе.

– А телефон?

– Не отвечает.

Ира пошла, включила электрочайник и поставила перед Верой кружку с пакетиком. Чайник со свистом и внутренним клёкотом зашумел, словно Ира разбудила птенцов, живших внутри, и теперь те потребовали пищи. Ирина недовольно глянула на электрическую технику, но выключать не стала, дождавшись пока чайник как следует, нагреется.

– Вот, пей! – произнесла она, наливая кипяток в кружку. – И бери конфеты вместо сахара!

Вера взяла кружку и машинально, мелкими глотками, принялась отпивать заварившийся чай.

– Ты хоть пакет вытащи, горе луковое! – вмешалась тут Ира и помогла ей освободиться от использованного пакетика. – Всё окей, поняла? Так и тверди себе: «Всё будет хорошо! » Лёха придет, верь мне!

Но Вера не отвечала, согнувшись над кружкой, как маленькая старушка или бомжиха, получившая горячую тарелку супа. Она хотела бы верить, кто бы ни хотел? Но предчувствие, которое возникло у неё, едва она переступила порог своего офиса в «Россервисе», настраивало на мрачный лад, и это было предчувствие беды.

Она вдруг подумала, что надо было все‑ таки встретиться с горбоносым Сильвеном в Ницце перед возвращением. Возможно, он бы предупредил её, предостерег от чересчур оптимистичных надежд, возлагаемых на Москву. Оказывается, ничего её здесь хорошего не ждало – вот, даже Ирусик уходит.

Последнее обстоятельство, особенно её огорчало – всё‑ таки они привыкли друг к другу, а будут ли потом работать вместе, еще вопрос! Расстаться легко – встретиться трудно. Возникают свои отдельные заботы, новые друзья, новые впечатления от работы, к которой старая подруга уже не будет иметь никакого отношения, и потому с ней нечего будет обсуждать. Да, грустно!

– Ну‑ ну, не раскисай! – заметив её настроение, продолжила подбадривать Ира. – Хочешь, я пойду с тобой к Макарову? Там подождем Лешку?

– Ты и так занята, чего со мной таскаться? Тебе надо обходной подписывать, забрать свои вещи…

– А чё их забирать? Вон коробка стоит, – она показала на небольшую картонную коробку на столе, – я уже побросала туда кружку, старую косметику, короче, что под руку попало. Если что‑ то и забыла – жалеть не буду! Хотя знаешь, могли бы за труды фирменную ручку подарить или кружку с надписью: ««Россервис» – лучшему сотруднику! » Но от наших жлобин ничего не дождешься!

– А оно тебе надо? – болтовня Иры немного отвлекла Веру от тревожных мыслей, и она незаметно втянулась в разговор.

– Ручки и кружки! Да нет, мне они пофигу! Но вопрос справедливости! Эти шалавы, занимающие офисы начальников, работали в основном в лежачем положении. Зато при увольнении получат кучу бабла. Я знаю! А чем они лучше нас?

– Так пошла и попросилась бы поработать лёжа! Кто тебе мешал, Ирусик?

– Думаешь, не просилась? – Ира прыснула от смеха. – Ладно, прикалываюсь!

Она вернулась к своему столу, взяла с него степлер и задумчиво повертела в руках.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок? – поддела её Вера.

– А то! Возьму, буду кавалеров к себе скрепками пришивать, чтоб не сбегали, пока я их сама не прогоню.

Подруги засмеялись, Ирина бросила степлер в свой ящик для личных вещей, уже подготовленный для эвакуации со старого рабочего места.

– Вот! Больше ничего от «Россервиса» мне не нужно! – торжественно произнесла она, оглядываясь вокруг, как бы в ожидании аплодисментов.

Ближайшие к ней столы, где раньше работали такие же, как она девушки, уже были свободны – народ в массовом порядке уходил в другие фирмы и компании. У дальнего стола, возле окна, сидела Саша, та самая девушка, которая когда‑ то ревновала весь отдел к начальнику Владимиру Александровичу.

Она, не отреагировав на выступление Иры, насмешливо, с чувством превосходства, произнесла:

– А я вот, останусь! И меня никто не выгонит.

– Ну‑ ну! – Ира скептически пожала плечами. – Свежо предание! Между прочим, я недавно была в приемной у Татьяны, так вот на столе у неё лежит список на увольнение. Свеженький!

Ира интригующе замолчала, а на лице Саши отразилось беспокойство.

– И что там? Ир, ну что там?

– Ты же говорила, что тебя никто не уволит. Вот пойди и посмотри!

Саша вскочила со стула и полетела к выходу из офиса.

– Что, она точно в списках? – спросила Вера, когда Саша ушла.

– Нет, пошутила! Пусть подвигается, это ей полезно.

– Ну, ты Ирусик и стерва!

– Да? Не больше других! Ты знаешь Стеллу, бывшую любовницу Бульдога?

– Стеллу Анатольевну, начальника Юридического Управления? Кто ж её не знает!

– Так вот…

Но договорить Ира не успела, дверь в офис её отдела отворилась, и на пороге возник бледный Петр. Он запыхался, словно за ним гнались враги, а начальству требовалось срочное донесение с поля боя. Заметив на столе недопитый чай Веры, Курасов схватил кружку и жадным глотком осушил её до дна.

– Ты откуда такой замороченный? – спросила Ирина, – от «Улисса» убегал?

Она хотела пошутить, но Петра её шутка только напрягла, потому что девушка попала в точку. Он глотнул, провел языком по пересохшим губам.

– Еще вода есть?

– На, возьми! – Ира налила ему из чайника в кружку тёплой воды, и Курасов снова выпил её без остатка.

– Девчонки, – сказал он, – у меня хреновые новости.

– Что случилось? – Вера не услышала своего голоса.

– Кажется, Лёху завалили там, на площади.

– Ты что, дурак что ли? Ты чё несёшь! – закричала на него Ира. – Что ты видел? Что? Как он лежал? Кровь видел или что?

– Нет… крови не видел.

– Ну вот, крови не видел, а говоришь, что завалили.

– Погоди, Ир, пусть расскажет, – остановила её Вера. Она подумала, что не зря нехорошие предчувствия овладели ею с момента возвращения в Москву. Не зря было ощущение надвигающейся беды.

– Ну, я узнал, что на Триумфальной Леха забил стрелку и погнал туда, – начал рассказывать Курасов, всё время облизывая губы, – увидел его там с двумя чуваками из агентства и телка была с ними. Короче, они забыковали и захотели у Лёшки забрать флэху. А в это время начали стрелять…

– Кто? – перебила его Ира.

– Кто‑ кто – ФСБ! Они всех уже пасли, когда я подошел. Ну, чуваки из «Улисса» открыли пальбу в ответ, и я крикнул Лёхе, что пора сваливать. А потом…

– Не тяни кота за хвост! – Ира толкнула Курасова в бок.

– Я побежал. Лёша сзади, и я не видел, как он упал, но когда оглянулся, он уже лежал и не двигался. Я хотел подбежать к нему, чтобы поднять, но толпа не дала. Началась давка и меня закинуло в метро. Вот и все.

– Значит, ты толком не видел, жив он или мертв? – с облегчением воскликнула Ирина, толкнув Веру в плечо. – Я же тебе говорила, что все это лажа!

– Нет, я чувствую, что там случилось что‑ то плохое, – глухо ответила Вера, поведя плечами, словно на неё повеяло холодом. – У меня было предчувствие…

– Плюнь на свое предчувствие и разотри! Поняла! Всё будет хорошо! Вот увидишь!

Курасов не выдержал и повышенным тоном раздраженно бросил Ирине:

– Ирка, ты чего гонишь? Леху замочили, я точно говорю. Но… – он запнулся, с удивлением посмотрев на Веру, – ты чего? Ты зачем? Они же были с Иркой вместе?

– Ты, Петька, козел! – снова вмешалась Верина подруга, – я с Лешей не крутила, у нас так было, понарошку, а он, на самом деле, втюрился в Верусика. Ты понял?

– Вы меня запутали!

Курасов отошел, сел в пустое кресло. От последней новости он растерялся не меньше, чем когда увидел лежащего на асфальте обездвиженного Алексея. Вера и Леша вместе? Он такого не ожидал.

Все трое сидели, не глядя друг на друга, не зная, что делать дальше. Пожалуй, они хотели бы уйти из этой комнаты, чтобы не служить живым напоминанием о не вернувшемся друге, приятеле, любовнике. Но происшедшее как бы связало их в один узел, концы которого обрезаны. Такие узлы не развязываются, а разрубаются.

Сгустившийся воздух в офисе стоял комком, сжимал легкие, не давая дышать. Казалось, что грудь забита сигаретным дымом, который не имеет выхода наружу, не вылетает изо рта синей струёй. Дым разрывает легкие спазмом кашля, рвется из глотки, но рот точно забит кляпом, а ноздри зажаты пальцами.

Вера взялась руками за горло, перехваченное рыданием, только плача не было, и глаза её оказались сухи.

Хлопнула дверь, нарушившая тишину офиса. Это вернулась Саша с разгневанным лицом, хотевшая выказать в лицо шутнице Ирке всё свое негодование. Но она застала мрачную атмосферу подавленности – хмурые и грустные лица, угрюмое молчание.

Глава 7

Подполковник ФСБ Евграфов в эти дни был неимоверно занят. Сначала он искал связь «Улисса» с «Росервисом», потом вышел на директора агентства Ярослава Юрьевича. В это же время он узнал и сговоре за его спиной жадного Курасова с руководителем «Улисса». Но сговор этот не удался и он, Евграфов, всё равно добился своего – информация о месте встречи и времени была получена из других источников.

Конечно, на Триумфальной площади случился небольшой прокол. Никто не ожидал, что эти отморозки из агентства откроют ответный огонь по спецназовцам, ведь те стреляли поначалу вверх для предупреждения и острастки. Но ответный огонь повлек нехорошие последствия. Тут Станислав Игоревич признавал свою недоработку – проколы случаются в любой операции, от этого никуда не денешься!

Два спецназовца и один из детективов были ранены и это еще ничего. Гораздо хуже то, что пули зацепили несколько прохожих: у одного прострелена рука, другому попало в легкое, а какой‑ то девушке пуля угодила в бедро. Вдобавок ко всему, тот парень, Алексей, который должен был передать флэшку, оказался тяжело ранен и сейчас находится в искусственной коме – его прямо с площади на скорой отправили в больницу.

Когда подполковник подбежал к месту, где лежал молодой человек, то крови не заметил. Алексей упал на живот, неловко подвернув правую руку под себя, а левую откинув в сторону. Пулевых отверстий на спине не было. Рядом валялся черный кожаный планшет.

Все эти детали мгновенно запечатлелись в мозгу подполковника, оседая на дне сознания мутными неприятными мыслями, связанными, прежде всего, с судьбой электронного носителя. Где теперь флэшка, у кого? Не были ли поиски напрасными, как и возможная смерть этого парня?

К счастью, Алексей не умер – врачи ввели его в искусственную кому, но от этого не легче!

Станислав Игоревич сидел за своим рабочим столом на Лубянке, читал материалы дела. Время от времени у него, как и любого оперативника, независимо от того где он служил – в полиции или ФСБ, возникал вопрос – хватит ли собранных документов, улик, для обличительного приговора?

Он читал справки по делу, материалы оперативно‑ технического характера – всякого рода прослушки телефонных разговоров и разговоров в помещении. Просматривал финансовые документы, устанавливающие связь высокопоставленных лиц с офшорами за границей. Вроде всего было достаточно для обвинения в коррупции, но в довесок хотелось бы получить и материалы из флэшки.

Евграфов потер виски, припоминая. Когда задерживали Александру Егоровну на площади, то обыскали всех: и её, и детективов. Флэшки при них не оказалось, но в кармане джинсов Алексея она была. Её достали там же на площади, перед тем, как отправить парня в больницу.

«Надо позднее съездить, проведать его, – подумал подполковник о пострадавшем сотруднике «Россервиса» с долей благодарности, – всё‑ таки, несмотря на угрозы, не отдал в чужие руки эту информацию. Смелый и толковый парень! Вот кого стоило рассмотреть кандидатом на службу, а не Курасова». Станислав Игоревич, после того, как поймал Петра за руку, навел о нем дополнительные справки и большинство отзывов оказались не лестными: грубый, самовлюбленный, карьерист. А первое впечатление было таким прекрасным!

Его размышления прервал телефонный звонок.

– Станислав Игоревич, – по голосу Евграфов узнал следователя Следственного Комитета, ведшего дело вместе с ним, – вы в курсе? Директора «Россервиса» выпускают под подписку о невыезде.

– Да ты что? – Евграфов был сильно раздосадован. – С браслетом на ноге хотя бы?

– Нет, без него. Посчитали, что никуда не денется.

– Ну, молодцы, что еще сказать!

– А вы думаете, сбежит?

– Честно говоря, не знаю, – недовольно заметил Станислав Игоревич, – но если бы я попал на его место, то подумал о таком варианте. Значит отпустили? А разве не хватило информации для суда о его влиянии, возможности давить на свидетелей, сбежать за границу?

– Видимо нет! Может быть, намекнули сверху.

– А хозяйку «Улисса» тоже выпустили?

– Александру Егоровну? Пока сидит в изоляторе в Лефортово, но отпустят, можете не сомневаться! Уже звонили влиятельные люди.

– Опять стрелочников искать! Кого будем козлами отпущения делать? – попытался пошутить Станислав Игоревич.

– Скорее козлами опущения. Придется этих, из «Улисса», директора и его заместителя. Они ведь тоже замешаны.

– Да, но счета в офшорах не на них, – засомневался Евграфов.

– Ну, это вопрос технический. Оформят на обоих счета с небольшими суммами, и уже криминал! Но мне не хотелось бы, чтобы наше следствие приняло такой оборот. В общем, вся надежда на вас!

– В каком смысле?

– Вы же нашли флэшку. Там может быть убойный компромат. Если вытащите его, тогда директора «Россервиса» снова закроем, а ребята из «Улисса» пойдут прицепом, но не главными фигурантами.

– Если вытащим, – недовольно пробурчал Евграфом, – криптографы уже второй день бьются над расшифровкой. Названия папок читаются, а внутренности нет.

– Да, там такие вкусные фамилии, – мечтательно протянул следователь, – если расшифруете, то много больших людей будет держаться за задницу и ходить с оглядкой…

Закончив разговор со следователем, Евграфов подумал о его словах.

Перед тем, как отдать флэшку для дешифровки, он посмотрел её содержимое на компьютере и название электронных папок, озаглавленных фамилиями известных журналистов, коммерсантов, чиновников, настроили его на оптимистический лад. Это была крупная рыба! За разработку такого дела могли представить к внеочередному званию «полковник» в порядке исключения, рассмотреть повышение в должности на начальника отдела, а еще лучше службы. Перспективы захватывающие дух!

Осталась одна малость – узнать, что скрывается в самих электронных папках, какие страшные сведения для обозначенных в заглавии лиц, укрываются в них. Счета, платежки, недвижимость за границей? «Близок локоть да не укусишь! » – припомнилась Евграфову русская пословица, вызвав в душе досаду.

Эта маленькое препятствие, возникшее в последний момент, неожиданная загвоздка, омрачали радость удачного завершения оперативной разработки. Флэшка для Евграфова сделалась финишной чертой, которую намеренно отодвигали от бегунов, чтобы те продолжали бежать или охапкой сена, висящей перед мордой осла и заставляющей глупое животное продолжать путь. Хотя путь уже был пройден.

Другим неприятным обстоятельством было то, что директора «Россервиса» выпустили до суда.

Подполковник встал, нервно заходил по кабинету, ощущая давление в висках. В случаях сосудистого недомогания обычно помогала рюмка коньяка, бутылка которого всегда пряталась в его сейфе. Евграфов подошел к тяжелому и неуклюжему железному ящику, на минуту заколебался, но затем открыл дверцу и прямо внутри налил небольшую рюмку. Но выпить он не успел. К его удивлению боль мгновенно прошла, словно один вид маленькой рюмки напугал то коварное существо, которое таилось в нем и время от времени грызло мозг.

«Вот ведь! » – удивился он, но рюмка была налита, и пришлось всё‑ таки выпить.

Евграфов еще походил по кабинету. Следовало поторопить криптографов, затянувших с таким пустяшным делом. Видите ли, не могут взломать шифр! Это же не сложный шифр иностранной разведки, созданный специалистами! Наверняка, обыкновенный, простой, подобранный программками типа архиваторов WinRAR или WinZip.

Однако намерение Станислава Игоревича предупредил звонок телефона внутренней связи, по которому Евграфову передали просьбу подойти в подразделение, занимающееся взломом шифра.

«Неужели расшифровали? » – радостно мелькнуло в голове.

Он двинулся по коридорам Лубянки, прошел несколько переходов и этажей, пока не очутился в нужном месте. Любопытство обуревало его. Что же там было? Счета, проводки, суммы взяток?

Начальник отдела – невысокий, с большими залысинами человек, с правой стороны лба у которого темнело заметное родимое пятно, выглядел обескураженным и у Станислава Игоревича ёкнуло сердце от нехорошего предчувствия – он решил, что криптографы или случайно стерли флэшку, или не нашли код к шифру.

– Что всё плохо? – стараясь выглядеть невозмутимым, спросил он.

– Для нас нет. Мы свою работу сделали.

– Тогда плохо для меня?

– Смотря, с какой стороны. Короче, код нашли, шифр взломали, но папки оказались заполнены всякой чепухой.

– Как так? – Евграфов непонимающе посмотрел на главного криптографа.

– Там были тексты из книг, газетных статей и прочий мусор, не имеющий отношения к делу. Никаких финансовых документов.

– Это точно? А не может быть в этом тексте свой шифр, так сказать, шифр в шифре?

– Нет, мы всё проверили, и так смотрели, и эдак, даже на стеганографию изучали. Ничего нет!

– Стеганографию?

– Это текст, зашифрованный в изображении. К примеру, в файл фотографии вшит файл с текстом, который вы, естественно, не заметите, разглядывая фото.

– Значит, ничем меня не порадуете? – расстроился подполковник, почувствовавший, что присвоение внеочередного звания уже не светит.

– Ничем, Станислав Игоревич!

Глава 8

К утру стало свежо. Сумрачный полог ночи, постепенно раздвигая края, обнажал небо, уже зарозовевшее на востоке нежным цветом, как вишни в японских хокку.

«Высоко в горах

Прошел дождь

И вишни посерели» [3]

«Кто это написал, – подумал Алексей, – Басё или Исса? » Он не был знатоком японской поэзии, но отдельные хокку и танка западали в мозги, как падают в морские волны галечные камешки, брошенные посторонней рукой. В волнах галька шлифуется, перемешивается, стираются острые грани. Вот так же и мысли в голове, возникшие после прочтения японской лирики, шлифовались и обрабатывались, чтобы всплыть из глубин сознания в определенное время.

Он давно уже не спал, а поначалу лежал с открытыми глазами в постели, потом оделся, заварил кофе и сидел, просматривая чертежи яхт, напечатанные в специализированном журнале. Для него это было своего рода хобби, как у некоторых девушек с вожделением рассматривающих новые коллекции гламурной одежды или домохозяек, дотошно изучатющих схемы вязания крючком в журналах «Бурда» или «Верена».

Так и дождался утра.

Розовый восход, разгоравшийся с восточной стороны, упал на сизые верхушки гор вокруг Бордигеры и окрасил их в причудливый лиловый цвет. Он сделал горы похожими на спящего великана страдающего хроническим алкоголизмом и потому имевшего синюшное лицо завзятого пьяницы. Великан лежал, мирно посапывая, и не думал просыпаться в отличие от Алексея, поднявшегося сегодня с утра пораньше.

Именно это сравнение напомнил ему японских поэтов. Для них природа была живым существом и, пожалуй, они были правы. Леша тоже чувствовал свою связь с природой. Он не раз ездил на возвышенность за домиком с белой стеной, чтобы побыть одному, поглядеть на море и летящую синеву над собой, почувствовать единение с миром.

Недопитый кофе дымился на столе, а рядом лежали журналы с фотографиями шикарных белоснежных яхт. Натюрморт показался ему достойным кисти художника, но он не был таковым. Написать картину могла бы Вера, если бы оказалась сейчас в его городке, а не у себя в Ницце.

Вера! Вечером у них должно состояться второе свидание и этому ничто не может помешать. Он такой мысли у него теплеет в груди, он улыбается, представляя, как увидит девушку, как обнимет её зябкие плечи, точно укутает пледом, согреет своим телом.

Никколо рассказал, как Вера приезжала в его отсутствие, искала проект яхты для своего миллионера. Молодой человек пожалел, что не оставил чертеж на видном месте, но Никколо справился – нашел проект, который Алексей свернул в рулон и оставил в углу. Толстый компаньон угощал его девушку вином, философствовал, как любил обычно делать под настроение. Алексей не раз слышал его откровения, сдобренные бокалом вина, откровения видавшего виды сеньора.

Особенно нравилось толстому Никколо рассуждать о прошлом и будущем, которые, находятся в постоянном антагонизме, а их вечная борьба определяет ход самой жизни. Как борьба прогресса с консерватизмом. Сеньор Никколо всё время доказывал, что настоящего нет и в него невозможно попасть. И этот пример с платформой и поездами, действующими с разнонаправленной силой, спорный пример, Алексей слышал уже много раз.

Однако, по большому счету, все эти мысли чепуха, он, Алексей, живет только настоящим, здесь и сейчас. Так он считает.

Молодой человек возвращается к столу, допивает уже остывший кофе.

В одиннадцатом часу появляется розовощекий упитанный Никколо. По его лицу видно, что он хорошо отдохнул, плотно позавтракал и теперь готов к работе.

– У нас есть заказы? – интересуется Алексей, – я тут был занят другими делами, не успеваю отслеживать.

– Заказы? Конечно, как не быть! По электронной почте пришли две заявки – одна из Палермо, а вторая из Ниццы.

– Из Ниццы? Новая или та, с которой приезжала девушка?

– Её зовут Вера! – проявляет осведомленность Никколо, тяжело пыхтя, он садится на стул. – Нет, это другая. У нас растет популярность во Франции, мой друг.

– Да ладно! Я тебе говорил, что ближе к вечеру поеду туда, в Ниццу? Если все сложится хорошо, то переночую в отеле и на другой день могу встретиться с заказчиком.

– Было бы замечательно, Алексис! Я ему отпишусь и дам твой номер телефона. Созванивайся с ним!

– Окей! Сбрось тогда на мой компьютер заявки, я их посмотрю, пока есть время. А ты позвони в Марсель и уточни, как долго они будут выполнять наш заказ по яхте. Это для сеньора из Флоренции.

Никколо, кивает круглой головой, сползает со стула и идет в другую комнату, где находится офис для обработки заказов и деловых переговоров.

После обеда, в разгар дня, Алексей начинает потихоньку собираться в поездку. Путь в Ниццу хотя и не такой далекий, как допустим, из Москвы в Петербург или Казань, но, тем не менее, Алексей готовится к нему серьезно, как привык серьезно подходить к таким вещам.

Он берет вечерний костюм для похода в ресторан, пару рубашек, несколько личных вещей, в том числе бритву, зубную щетку. Как ни странно, в придуманном мире, в котором все должно присутствовать само собой, приходилось беспокоиться о таких мелочах. Но ведь это был его мир, а он ехал в чужой, пока еще чужой – в Верином мире были свои рубашки и зубные пасты.

Не закончив собирать дорожную сумку, Алексей задумывается о заправке. Он не помнит сколько бензина осталось в баке, хватит ли доехать до Ниццы. Двинувшись вниз, чтобы проверить уровень бензина, молодой человек на полпути останавливается, ему кажется, что он забыл пластовую карточку на столе.

Мысли Алексея бьются сумбурно и беспорядочно, точно фасоль в кипящей кастрюле. Эти мысли мелки и не нужны, занимают его незначимыми заботами. Он волнуется и понимает, что так дальше нельзя, надо взять себя в руки.

«Кончай дергаться! – строго приказывает он самому себе, – ты всё успеешь и ничего не забудешь! » И он представляет японских сочинителей хокку – лаконичных, несуетных, мудрых, умиротворенно созерцающих жизнь. Они восхищались каждой дождевой капелькой, срывающейся с зеленого листа в бездну вечности, и ему хочется быть таким же – простым и спокойным.

Дорога на Францию оказывается свободной до самой границы. Одинокие машины проносятся навстречу, а Алексея никто не обгоняет, как будто с итальянской стороны только он один испытывает желание попасть к соседям.

Он едет по асфальтовому серпантину, огибая море с одной стороны, а с другой объезжая горы и ущелья.

Море то появляется вдалеке, выглядывая синими лоскутами из‑ за желто‑ оранжевых крыш домиков, то прячется за холмами, как притаившийся к броску хищник. Иногда оно подступает к самому берегу и от вида волн, лениво плещущихся внизу, создается впечатление, будто они незаметно подмывают асфальтовое шоссе, точат камень и песок, а со временем, гладкая дорога покроется провалами, как лицо больного проказой.

От таких мыслей захватывает дух. Пропасть под колесами легко представить – одно неверное движение руля и машина полетит с обрыва.

Он думает о том, что Вера тоже ездила здесь. Тоже видела эту агрессию прибрежных волн, атакующих берег, тоже испытывала неприятный страх. «Надо будет что‑ то изменить, – решает Алексей, – когда наши миры сольются. Построить здесь туннель или подвесное шоссе. Подальше от воды, поближе к скалам». Скалы кажутся ему оплотом твердости и надежности. Они словно средневековые воины в латах – непоколебимые, суровые, стойкие. На них можно положиться.

С правой стороны следом за машиной весело бегут горы и холмы. Они покрыты густой порослью еще зеленых деревьев, кустарником, в отдельных местах торчат проплешины голых каменных глыб, кажущихся макушками гор‑ великанов.

Алеша всматривается в мелькающие по склонам деревья, точно хочет за ними или в их тени разглядеть что‑ то интересное для себя. Один раз ему даже кажется, что он видит поросшее шерсть лицо лесного бога Фавна, его крутые козлиные рога, раскачивающийся как тонкая ветка мохнатый хвост. В тени густого дерева сверкают желтые глаза покровителя скота, выражение которых, из‑ за скорости, Алексей не успевает рассмотреть. Что в них было? Злоба, агрессия, предупреждение?

Молодой человек где‑ то читал, что Фавны могут прийти во сне и мучить кошмарами. А еще они предсказывают будущее, но для этого надо спать на овечьей шкуре. К Лёше Фавн не являлся ни разу – ни во сне, ни наяву. Наверное, оттого что под ним не было этой самой шкуры.

Он пересекает границу. Уставшие к вечеру французские полицейские формально интересуются целью его поездки и пропускают без лишних разговоров. И это его радует, ему не хочется пустых любезностей как с той, так и с другой стороны границы.

На своём красном кабриолете Алексей мчится дальше, чувствуя упорное сопротивление ветра, бьющего в лобовое стекло, охлаждающего лицо, шею, всё тело. Воздух бодрит и освежает, он похож на аккуратного массажиста, бережно касающегося кожи своего пациента и не причиняющего грубыми растираниями боль связкам и сухожилиям.

Молодой человек задумывается о жизни. Почему бы не подумать пока есть время, и он занят только дорогой?

Жизнь кажется Алеше прекрасной. Он вспоминает своего компаньона Никколо, рассуждающего о разных её проявлениях – веселых и грустных моментах, событиях, остающихся в памяти. Для одних жизнь это долгое прощание, для других скорый поезд, следующий без остановок, для третьих большое приключение. Можно дать много определений.

Но очевидно, что для каждого человека жизнь имеет свою ценность, свое назначение. Как бы её не характеризовать, какой бы стороной не восхищаться или за что‑ то осуждать, люди всегда будут выделять в ней личное, близкое только им. Как во вкусе конфет, запахе цветов, красках картин каждый находит нечто свое, что трогает только его.

Алексей просто наслаждается жизнью, живет настоящим. Он не хочет думать о будущем, где окажется старше, мудрее, но вряд ли счастливее, чем сейчас. Там он будет чаще задумываться о смысле жизни, допущенных ошибках, о друзьях, которых рядом нет, и уже не будет. Там появятся новые проблемы.

Ему не хочется думать и о прошлом, потому что в прошлом было мало хорошего, того, о чем стоило бы сожалеть и куда стоило бы возвращаться. В прошлое можно возвращаться только при одном условии – если превратился в успешного, состоявшегося человека, в противном случае не стоит. Алексей, конечно, надеется, что станет таким, однако никто не дает гарантий, что в будущем он удержит тот материальный достаток, профессиональный успех, которого достиг сейчас.

Дорога изгибается, бежит дальше, ныряя в прорубленные скальные тоннели. Он приближается к Ницце. Лицо козлоного Фавна больше не возникает в лесной чаще и его желтые глаза не смотрят с пугающим и пристальным вниманием.

Алексей делает плавный вираж, вписываясь в поворот. Но что это?

В том месте, где дорога имеет карман для временной остановки машин стоят несколько полицейских автомобилей. Французские ажаны в синих форменных костюмах, мужчины и женщины, столпились у обрыва, смотрят вниз.

«Наверное, что‑ то случилось» – соображает Алексей. Он притормаживает, выбирает свободное место, останавливается и в его направлении сразу начинает движение девушка‑ полицейский. На ней, как и на прочих синий форменный костюм, на голове пилотка, на поясе ремень с пистолетом, наручниками и прочими атрибутами полицейской власти.

Она подходит ближе и с каждым шагом лицо её все больше напоминает Настю – девушку, регистрирующую посетителей бизнес‑ центра «Орион», девушку, которая связана с Сильвеном из отеля «Негреско». Его‑ то молодой человек хорошо запомнил.

«Странно, откуда она? »

– Здесь парковаться запрещено! – говорит полицейская безапелляционным тоном, но Алексей замечает, что глаза её смотрят виновато.

– А что случилось? – спрашивает он, не реагируя на слова девушки. – Кто‑ то упал вниз?

– Да, произошла авария, – коротко отвечает полицейская.

Алексей, несмотря на предупреждающий жест с её стороны, открывает дверцу машины, выходит на дорогу.

– Я же сказала вам, чтобы уезжали! – повторяет девушка, но слова её звучат неубедительно.

– Только гляну, вы ведь Настя? Точно?

Лицо девушки теряет жесткое выражение, присущее людям в форме, она смущена, растеряна, однако пытается это скрыть под маской напускной вежливости.

– Я не Настя, – говорит она, – но если вам важно как меня зовут, то можете звать Сильвиан. Так будет правильнее по‑ французски. Повторяю, здесь произошла авария, водитель не справился с управлением и вылетел за пределы дороги, упал вниз.

– Он выжил?

– Думаю, что от него ничего не осталось.

– Я всё‑ таки посмотрю! – настаивает Алексей и в сопровождении Сильвиан, которая не стала удерживать его, подходит к краю обрыва.

Внизу, среди серых камней лежащих беспорядочной грудой вдоль отрезка побережья, омываемого пенистым морем, он замечает красное пятно. Машина лежит на боку, это такой же кабриолет, как и у него. Похоже, что и марка точно такая же – «Феррари». Сильвиан молча показывает ему на темнеющий комок человеческого тела неподалеку от машины. Темное пятно с трудом различается на фоне нагромождения бесформенных глыб, кажется небольшой точкой среди множества букв объемного текста.

Алексею хочется по случаю вспомнить японское хокку, что‑ нибудь трогательное, душещипательное, но в голову ничего не приходит – японские созерцатели не любили писать о смерти. Смерть их не вдохновляла. Конец человеческой жизни для них лишь один из символов всеобщего увядания природы и потому не имеет самостоятельного значения.

У молодого человека возникает желание узнать, с кем произошла трагедия, как будто это что‑ то меняет.

– Установили личность погибшего? – спрашивает он, не отрывая взгляда от лежащего внизу тела.

– Установили по номерам. Они такие же, как на вашей машине.

Слова Сильвиан с трудом доходят до сознания Алексея. Он все еще продолжает думать о лежащем среди камней погибшем водителе, который куда‑ то торопился, быть может, как и он на свидание с девушкой.

– Что? Мои номера? Во Франции кому‑ то выдали такие же номера, как и у меня? – Лёша ничего не понимает.

– Нет, это ваши!

Ему делается плохо – он бледнеет, колени становятся такими слабыми, дрожат так, что ему кажется, будто ноги вот‑ вот подогнутся, и он упадет бездыханным на край обрыва, как рыба, выброшенная на берег ураганным штормом. Воздуха не хватает, Алексей дышит с усилием, втягивая его, точно кто‑ то схватил железной рукой горло и не отпускает, добиваясь признания. Только в чем?

– Вам плохо? Я же говорила, что не нужно выходить!

Девушка поворачивается к нему, помогает расстегнуть ворот рубашки, приспустить галстук. Её лицо приближается, она осторожно заглядывает в лицо Алексея своими карими глазами, и он замечает их желтоватый оттенок. Сквозь мутное, неустойчивое сознание проносятся мысли о том, что перед ним Сильвиан – настоящая дочь Фавна. «Ей что‑ то нужно от меня? – думает Алеша, – но что? Чтобы вернулся назад или продолжал ехать? »

Он смотрит вниз на лежащего маленького человечка. Неужели это он там лежит распластанный и изломанный, мягкий как тряпичная кукла? Глубина высоты манит его, притягивает своим ощущением возможного полета, в который может пуститься каждый. Надо только раскинуть руки как крылья и оттолкнуться от земли.

Его ноги по‑ настоящему слабеют, он неустойчиво качается и хватается за руку Сильвиан.

– Мне надо уйти! – торопливо говорит он, с ужасом представляя, что сейчас покинет свое тело, лежащее на камнях у самого моря, и превратится как в фильмах‑ фэнтэзи в бесполый дух, который в «Феррари» отправляется на свидание.

– Я вас провожу!

Девушка, осторожно поддерживая его за локоть, ведет к машине. «Она хочет, чтобы я быстрее убрался отсюда, – вспоминает Алексей свои мысли, – вот её цель! Неужели мое появление здесь нарушило планы Фавны, её отца? В какие игры они играют? »

Ему кажется, что он вот‑ вот найдет разгадку, но на ум ничего не приходит. Получается, что отцу с дочерью не терпится устроить его свидание с Верой, точно от этого зависит будущее всего мира, благополучие миллионов людей, сытая мирная жизнь. Они готовы закрыть глаза на то, что его двойник срывается на машине с обрыва и разбивается вдребезги. Его двойник или он сам?

Алексей открывает дверь, садится на мягкое водительское сиденье. У него нет сил пристегнуться к креслу ремнем безопасности и Сильвиан, наклоняясь и почти касаясь грудью его щеки, проделывает эту операцию. От девушки пахнет ароматом трав – фиалок, ландышей и он понимает, что по‑ другому от дочери бога полей не может пахнуть.

– Счастливого пути! – напутствует его Сильвиан.

Алексей трогается с места.

Он отъезжает дальше по дороге, поглядывая в зеркало заднего вида и оставляя за спиной толпящихся у обрыва полицейских. За поворотом ему становится совсем плохо – в глаза плывет белесый туман, а звуки меркнут, будто окутанный плотной ватой. «Наверное, пора просыпаться», – вдруг возникает мысль и из глубин памяти всплывает хокку:

«Ива склонилась и спит.

И кажется мне, соловей на ветке…

Это её душа». [4]

«Где мой соловей? Куда улетел? » Сознание едва брезжит. Сквозь далекий неумолчный гул ему слышатся голоса. Или сняться?

«У него падает давление, нужен укол. Из комы выводить нельзя, состояние нестабильное…»

Глава 9

От Марселя до Ниццы не так уж и далеко, около двухсот километров. Два часа в пути на машине, взятой в прокат, показались Мишелю Мартену и его супруге Стефани приятным времяпровождением. Поездка по Французской Ривьере была прекрасной: живописные прибрежные городки, плещущееся до самого горизонта голубое море, солнце, похожее на огромный апельсин, болтающийся на невидимой нитке в зените, отличная ровная дорога.

Вообще они улетали из Марселя на Карибские острова, в Тенерифе, но до отлета выдалось свободное время, и месье Мартен предложил жене маленькое развлечение – прокатиться до Ниццы. Почему в этот город? Наверное, потому, что Ницца всегда привлекала русских, членов императорской фамилии, писателей, революционеров. А Мишель Мартен и его жена были русскими. По паспорту французами, но на самом деле, жителями холодной и опасной России.

Мишель, до того как очутиться в Марселе имел другую фамилию, а сотрудники фирмы, в которой он трудился, звали его Главным, иногда Бульдогом, но все это были неофициальные прозвища. Официально он был генеральным директором фирмы «Россервис» и еще несколько дней назад сидел в Лефортово, ожидая пока против него соберут улики следователи Следственного Комитета.

Однако потом, всё изменилось, его выпустили под подписку о невыезде и как говорят во Франции: «Ву‑ а‑ ля! » – он оказался в Марселе. У Главного было много любовниц, но «подругой жизни» он выбрал старую и проверенную, звавшуюся Стеллой Анатольевной до того как она превратилась в Стефани Мартен.

Стелла Анатольевна была той самой отставленной любовницей, которую видела Вера заплаканной в дверях кабинета Бульдога накануне его ареста. На самом деле, хитрый Главный, предвидя возможность преследования за свои проделки с армейским имуществом, заранее договорился со Стеллой, и они разыграли эту сценку.

После его ареста Стелла Анатольевна продолжила исполнять обязанности начальника юридического Управления, до тех самых пор пока труба не позвала в дорогу. В качестве трубы выступил её любовник, поджидавший свою подругу уже в Марселе с новыми документами.

Так они превратились во французов, неприметных буржуа среднего достатка по фамилии Мартен. Мартенов во Франции, как Ивановых в России.

На Запад Главный отправился полностью подготовленный к капризам переменчивой судьбы. У него было несколько счетов в разных банках. Он купил бизнес во Франции – небольшую обувную фабрику под Марселем. На Тенерифе месье Мишель Мартен являлся владельцем роскошной виллы прямо на берегу моря. Эту виллу, собственно, он и собирался посетить с новой супругой, чтобы восстановить нервы после ужаса лефортовских застенков.

Новоявленной жене он сказал: «Теперь у нас новые паспорта, новые фамилии, другая жизнь. Забудь о том, что было в Москве! Начнем с нового листа! » И надо сказать, что чистый лист с водяными знаками в виде символов денежной единицы «евро», был приятен Стелле Анатольевна.

Уже в Ницце, стоя возле шестиэтажного отеля «Негреско», она восхищенно восклицала:

– Шикарно, шикарно!

И было непонятно к чему относится это восклицание, то ли к старому отелю, то ли к её новой жизни.

– Знаешь, киса, – говорила она, – в этом отеле люстра диаметром четыре метра. Их всего две в мире: одна здесь, а другая у нас в Кремле.

– Не у нас, а теперь у них, – поправил её Мишель. Они говорили по‑ русски. – Ты откуда знаешь, была здесь раньше? – Бывший директор «Россервиса» с подозрением посмотрел на Стеллу Анатольевну.

– Перестань! Я кроме Египта и Таиланда никуда не летала, а про люстры в «Википедии» прочитала.

Потом они гуляли по английской набережной, наслаждаясь солнцем и видами на море. Месье Мартен уже не выглядел подозрительным, он размяк в буквальном смысле слова от жары, от отдыхающих туристов, неторопливо прогуливающихся, как и он, от ощущения безопасности.

В одном из прибрежных ресторанчиков, куда они зашли, работал телевизор. Диктор говорил по‑ французски, но на экране транслировались кадры из Москвы. Главный толкнул Стеллу, увлекшуюся крабовым салатом, в бок.

– Смотри!

– А чё смотреть, я все равно французского не знаю! – отмахнулась та.

– Да нет, смотри, Москву показывают!

Стелла повернулась к телевизору. На экране мелькало искаженное гневом лицо Александры Егоровны, которую спецназовцы ФСБ тащили к машине. Камера провела по площади, запечатлев два лежащих тела – одно у самого памятника, другое подальше, ближе к входу в метро.

– Ни хрена себе! Там стрельба была! – удивился Главный.

– А ты что, знаешь даму?

– Так это Александра из министерства. Мы с ней дела делали, а теперь её загребли.

Стелла непонимающе посмотрела на своего новоявленного супруга.

– Это из‑ за тебя её арестовали?

– Почему из‑ за меня? У неё свои делишки, у меня свои. Хотя, – он на мгновение замолчал, покручивая в руке ножку бокала с вином, который им подал официант, – хотя, возможно, и я поспособствовал. Хе‑ хе! – он рассмеялся мелким проказливым смешком. – Зато теперь, мы с тобой в шоколаде и у нас все прекрасно!

– А как ты поспособствовал, сообщил в органы?

Стелла снова принялась за салат, разговаривая между делом, словно обсуждала новый наряд с подругой. Для неё приключения Главного остались в далеком городе, куда она не планировала возвращаться. Эти приключения щекотали нервы, и Стелла хотела услышать впечатляющие откровения, которыми при случае можно будет поделиться, болтая по телефону с подругами в Москве. Поделиться, конечно, не раскрывая подробностей новой жизни, как впрочем, и новой фамилии.

– Какие органы, ты о чем? – спросил Бульдог, мельком глянув на соседний столик, где приземлилась молодая привлекательная блондинка.

– Знаю, сейчас скажешь, что ты не стукач! – всезнающе заметила Стелла, проследив его взгляд.

– Так точно! Стукачей в армии не любят, а ты помнишь, какое у меня было звание?

– Конечно, полковник! Настоящий полковник! – новоявленная французская жена рассмеялась, довольная тем, что использовала по делу известную фразу из песни.

– Когда меня брали в кабинете, я отдал одной сотруднице флэшку. Там была зашифрованная информация по известным личностям.

– Это какой такой девице ты отдал? – с деланым возмущением спросила Стелла, – почему не мне?

– Так надо! Ты не должна была попасть в поле зрения спецслужбистов. А девица? Не помню, как её зовут – обыкновенная офисная мышь, я не запоминаю их имен. Весь прикол в том, что на флэшке была лажа. Поняла?

– Как лажа?

– Да так, разный мусор. Я его зашифровал и через девушку подкинул силовиками.

– Чтобы отвести от себя след?

– Умница! Пока они бегали, искали, мы с тобой очутились на Ривьере. Скажи – неплохо устроились?

– Это уж точно, киса! – Стелла наклонилась и чмокнула его в щеку. – Жалко, что французского не знаем. Интересно, что они там бормочут?

– Придется учить, зайка, ведь мы с тобой настоящие французы. Черт! Чувствую себя нелегалом, засланным разведкой в недра противника.

Телевизионный канал переключился на спортивные новости, и экран заняли толстые штангисты, толкающие вверх железные блины с громкими утробными криками.

– Может, нам не надо было менять фамилии, остались бы русскими? – спросила Стелла, закончив с салатом и отодвигая тарелку от себя. – Один хрен, никто искать не будет!

– Ты зая, ничего не соображаешь в этом деле! – Главный пожевал губами и его толстые бульдожьи щеки затряслись, как студень. – Я, по‑ твоему, кто? Откуда у нас все это и не только? Считай, что перед тобой хранитель общака, как у воров в законе. Бабки, которые заофшорили через «Россервис» и другие фирмы‑ дочки, теперь все в моем распоряжении. Все счета у меня и они на предъявителя. Но фишка в том, что под чужой фамилией меня никто не найдет: ни чиновники из министерства, ни нанятые ими бандюки, ни интерпол, ни фэбосы. Короче никто!

– Какие фэбосы? – не поняла Стелла.

– Так зовут эфэсэбэшников.

– А почему фэбосы?

– Не знаю! – Главный наклонил вниз толстую бульдожью голову, принимаясь за принесенный официантом стейк, – наверное, сокращение от «федеральных боссов».

Он положил на столик перед собой планшет, на котором периодически просматривал почту, двигая по экрану толстым пальцем.

– Круто! – произнесла Стелла, она же мадам Мартен. – Значит, мы адски богаты?

– Не то слово!

– А нас с тобой не возьму за одно место? – в любовнице проснулась тревога, – не успеем с тобой и пожить в удовольствие…

– Не парься! Блин, не даешь прожевать! Потому мы с тобой под чужими фамилиями, – объяснил он, – чтобы не нашли.

– А вдруг они отследят твои переводы в офшоры? Сейчас прятать бабки стало трудно – вон по телеку показывали, как Кипр нагнули в Евросоюзе. Все счета у них выпотрошили.

– Не парься, тебе говорю! Всё под контролем. Кстати, я могу своими счетами управлять прямо отсюда.

– Как отсюда? С этого места?

– Точно!

– А, – поняла Стелла, – с мобильника!

– Ну, ты и дуреха, зая! Зачем мне мобильник, если у меня есть планшет? Вот он мой сейф. – Главный бережно погладил толстой ладонью экран гаджета. – Как говорили древние: «Все мое ношу с собой».

– Какой ты у меня хитрый, киса! – Стелла положила свою ладонь сверху ладони месье Мартена. Её глаза ласково смотрели на любовника, а весь вид говорил о том, что ей выпал счастливый билет в этой жизни.

– Да, тебе со мной повезло! – констатировал Бульдог. – Что будешь из десерта?

Стелла заказала ванильное мороженое и кофе.

– Слушай, ты посиди, – сказал он ей, после заказа у гарсона, – а я схожу, отолью, а то дорога назад дальняя, пока еще приедем в аэропорт.

Он поднялся и словно неуклюжий медведь, покачиваясь, пошел между столиков к указателю туалета, а Стелла с энтузиазмом принялась за принесенный десерт.

Когда месье облегченный Мишель Мартен вернулся назад, то к его удивлению обнаружил пустой столик, с одиноко лежащим на нем планшетом и своей остывшей чашкой кофе. Стеллы нигде не было. «Что за хрень? – подумал Главный, оглядываясь по сторонам. – Отошла куда? Почему не сказала? »

Он подозвал гарсона и поинтересовался на английском языке, куда подевалась его спутница. Официант – представительный мужчина за пятьдесят, безукоризненно вежливый, с прямым пробором седых волос на голове, сообщил, используя слова и знаки, что мадам ушла.

– Одна? – спросил месье Мартен и показал один палец на всякий случай.

– Oui monsieur! – ответил официант.

«Странно! – задумался Главный, – она здесь никого не знает. Может пошла на набережную, глотнуть свежего воздуха? »

Он расплатился и тоже отправился на набережную.

Среди многочисленных туристов голубая майка Стеллы, нигде не мелькала. Не было видно и бежевой панамки на её голове. Тревога начала овладевать бывшим директором «Россервиса». Что могло случиться с его непутевой подругой? Куда она вляпалась?

«Вот же корова! » – подумал он со злобой. Чтобы попасть на самолет до Тенерифе в Марселе, следовало выезжать из Ниццы уже сейчас. Чуть позднее и придется гнать сломя голову, а это опасно, поскольку дорога до Марселя ему не так хорошо знакома.

Он вернулся к машине, но Стеллы не было и возле неё. Прямо шпионский детектив! Солнечные лучи обжигали его кожу, и Главный почувствовал ярость, словно неизвестный враг швырнул его на раскаленную сковородку и теперь наблюдает за ним со зрительского места – выживет месье Мартен или нет.

От размягчающей расслабленности, которую испытывал богатый беглец, гуляя по городу под ручку со своей любовницей, не осталось и следа. «Убью суку! Тварь! » – ругался он последними словами.

Чтобы спрятаться от солнца, ему пришлось втиснуться мощным телом в небольшой седан, после чего он захлопнул дверцу и гневно стукнул рукой по рулю. Он не знал что делать: возвращаться в Марсель, ждать Стеллу…

Звонок на мобильник, прозвучавший резко и неожиданно, отвел его от гневных мыслей. Это номер знало всего двое – Стелла его компаньон в Москве, с которым он дела все дела и которому полностью доверял. Это был директор детективного агентства «Улисс» Ярослав Юрьевич. Но он не должен был звонить сейчас, они условились созвониться через неделю.

«Должно быть Стелка! – решил Бульдог, – порву стерву! »

Но звонил Ярослав Юрьевич, которого накануне, как и Главного выпустили под подписку о невыезде.

– Слушай, – без предисловий начал Ярослав Юрьевич, – у тебя, что там твориться?

– В каком смысле? – услышав вопрос, Главный ненароком решил, что детектив узнал об исчезновении Стеллы. «Но как он так быстро? Может дура ему позвонила из другого места? »

– Я про счета, ты же знаешь, у меня тоже доступ есть.

– Да, знаю, знаю! Что не так?

– Бабки со счетов ушли. Куда ты их перевел? Хочешь меня кинуть?

– Как ушли? Ты чего гонишь? Они были на месте, я час назад проверял.

– А теперь сам посмотри, если мне не веришь – там по нолям.

– Не отключайся!

Месье Мартен лихорадочно откинул крышку планшета, запустил сайт, с которого дистанционно управлял своими счетами, ввел пароль и зашел в меню. Он открыл счета и к своему ужасу увидел, что они пусты. Кто‑ то выгреб все под чистую.

– Вот тварь! – пробормотал он.

– Это ты мне?

– Да нет, Ярик, тут со мной одна баба была, а сейчас резко свалила. Боюсь, что она нас обчистила.

– Знаешь, это не мои проблемы. Верни мои бабки и мы в расчёте. Понял? А не то я тебя сдам нашей хозяйке и её команде.

– Не торопись! Я что‑ нибудь придумаю.

– Думай, только скорее. Сколько тебе нужно на думанье?

– Дня три хватит!

– Окей! Жду звонка.

Не успел Главный закончить разговор, как возле его машины оказалось два человека – мужчина и женщина, выглядевшие типичными туристами в сандалиях на босу ногу, шортах, легких футболках и кепках с длинными солнцезащитными козырьками. В руке мужчина держал путеводитель по Ницце.

Он подошел к водительскому месту и пальцем постучал по стеклу. «Черт, французского не знаю! » – недовольно подумал Бульдог, которому не терпелось приступить к поискам Стеллы. Он спустил стекло вниз.

– Вы ведь бывший директор «Россервиса»? – на чистом русском языке задал ему вопрос мужчина.

– Да! – в замешательстве ответил Главный, а в голове панически заметались мысли о том, откуда они могли узнать, что он здесь. Стелка или Ярик? Кто из них его слил? А может случайно посмотрели в новостях и запомнили морду?

– Мы из министерства, – представился мужчина, – у вас кое‑ что прилипло, чужое, которое вам надо вернуть.

– У меня?

– Не делайте такое лицо, словно вы ни о чем не знаете. Нам все сообщила Стелла Анатольевна. Даже номер машины, взятой вами напрокат, мы узнали от неё.

– Забирайте бабки у неё, у меня сейчас ничего нет. Пока мы сидели в ресторане, я отошел, а в это время она сделал трансфер на свой счет.

– Слушайте, не держите нас за лохов! – эти слова произнесла женщина, и Главный заметил ствол пистолета, выглянувший из её сумочки. – Она узнала ваши пароли, свободно зашла и перевела? Так что ли?

– Да! Вам нужно искать её, – неуверенно ответил несостоявшийся француз месье Мартен, чувствуя, как тело его покрывает липкий холодный пот.

Он подумал, что ответ его выглядит неубедительно и странно. По крайней мере, на месте этих ребят он бы не поверил таким глупым объяснениям. «Сволочь! Она меня подставила! А эти завалят ведь, стервецы и глазом не моргнут! »

– Я готов вам помочь, – торопливо добавил он.

Мужчина внимательно посмотрел на него, как бы про себя оценивая: справятся ли они в поисках денег без него или нет. Потом он отошел в сторону и куда‑ то позвонил – Главный не слышал его разговора за исключением отдельных слов, который из‑ за охватившего волнения не смог логически увязать и понять общий смысл.

– Хорошо, возможно мы вам поверили! Мы поедем с вами, – сказал вернувшийся к машине мужчина и дал знак спутнице садиться в машину.

– А куда поедем? – несмело поинтересовался некогда грозный Бульдог.

– В Марсель. Попробуем перехватить её на рейсе.

Они тронулись из города.

Вечером того же дня, Стелла Анатольевна сидела в Париже, на Монмартре в одном из кафе, где пила кофе и коротала время. Она была уже не француженкой Стефани Мартен, а испанкой Марией Руис и летела из аэропорта Ле‑ Бурже в Лондон, а оттуда в Канаду, где рассчитывала получить гражданство. А если с гражданством не получиться, просто купить новый паспорт канадской гражданки.

На стене висел плоский телевизор, показывали новости. На самом деле Стелла Анатольевна понимала французский язык на бытовом уровне, но говорить об этом Главному не стала. В этом было маленькое преимущество, тайна, которую раскрывать своему любовнику ей не хотелось.

По телевизору начали показывать новости. Стелла медленно пила кофе, закусывала пирожным, и вдруг диктор сообщил, что неподалеку от Марселя произошла автомобильная авария. Стелла Анатольевна насторожилась, вся обратилась во внимание. Марсель был ей знаком, оттуда они должны были вылетать с Главным на Тенерифе.

Между тем, диктор продолжал вещать бесстрастным голосом о том, что на таком‑ то километре дороги между Марселем и Ниццей разбился автомобиль. В полуобгоревшей машине обнаружен труп мужчины, который, судя по сохранившимся документам, звался Мишелем Мартеном. Визуальный ряд последовательно изображал догорающую машину, лежащий рядом труп, группу стоящих полицейских. Один из них, видимо старший, француз арабского происхождения, жизнерадостно давал интервью корреспонденту канала – улыбался и жестикулировал, словно популярная звезда экрана.

В горящей машине Стелла узнала ту саму, взятую напрокат в Марселе и у неё на лице возникла гримаса сожаления, соответствующая выражению: «Покойся с миром! »

Что же, теперь, действительно, для бывшей любовницы директора «Россервиса» начиналась другая жизнь – свободная и обеспеченная. Она не желала смерти Главному, но если так случилось – горевать не будет. Каждому своё!

Стелла вспоминала, что покойник тоже был не сахар. Его крутой тяжелый характер выдерживал не всякий, и она была небольшим исключением в «Россервисе». Бульдог любил унижать подчиненных, проявлять откровенное хамство. Но, как оказалось, Стелла терпела не зря.

В один из моментов близости, когда они были в гостиничном номере после обеда и директор заснул тяжелым, непробудным сном, утомленный как обильным обедом, так и сексом, Стелле удалось найти пароль. Тогда она не поняла для чего он, от какой программы или архива, но в Ницце все прояснилось – размякший любовник поделился с ней перспективами безоблачной жизни и раскрыл их источник. И ей стало понятно все: для чего нужен пароль, и как его использовать. «Джек‑ пот, девочка! » – сказала она себе.

Потом она, воспользовавшись оставленным без присмотра планшетом, ловко осуществила трансфер всех денежек Главного на свой счет, а чтобы избавиться от его преследования, позвонила в Министерство. Там, через юристов, с которыми контактировала раньше, вышла на нужных людей, отвечавших за безопасность. Выяснилось, что у такого могущественного ведомства свои кадры были везде, по всему миру. Дальнейшее было делом техники.

Стелла еще раз бросила взгляд на телевизор, точно хотела отдать последний долг, положить на могилу покойника погребальные цветы. Но новости уже сменились развлекательной передачей. С экрана доносились взрывы смеха, его заполнили довольные и глуповатые физиономии зрителей. «Вот так всегда, – подумалось ей, – смерть рядом с балаганом. Шоу должно продолжаться! »

Допив кофе, испанка Мария Руис, деловито рассчиталась с официантом и отправилась в аэропорт, сначала спустившись в метро, на седьмую линию, а затем пересев на автобус. Она экономила на такси, совсем не ощущая себя богатой дамой, которая может иметь личный самолет.

Глава 10

Никто не сказал Вере, что Алексей хотя и находится в коме, но всё‑ таки живой. Она думала, что он погиб еще там, во время стрельбы на Триумфальной площади, как и сообщил Петр Курасов, когда взволнованный, бледный вбежал в их офис.

День сделался серым, стертым, как замызганные грязью проселочные дороги – по ним ни пройти и не проехать, колеса увязают, буксуют, мотор натужно ревет и греется, но машина с места не трогается. Вере казалось, что она застряла здесь, на этом отрезке времени, как попавший в разбитую колею автомобиль с передним приводом. Движения нет, дыхания нет и жизни нет.

Её накрыло мрачное, безысходное состояние и никто помочь был не в силах. Ира погрузилась в свои дела, заканчивая расчеты с фирмой. Курасов ушел в офис и оттуда не показывался. Что он там делал? Кто‑ то из девушек, заглянувших в его кабинет, сказал по секрету, что Петька сидит, уставившись в одну точку и бухает.

Без Алексея всё теряло смысл: ни будущее, ни прошлое, ни та, другая жизнь теперь для Веры не представляли интереса. Та смелость и внутренняя раскованность, которые преобразили её, заставив забыть о жалком существовании в офисе «Россервиса», показались теперь ненужными и бессмысленными. Более того, эти метаморфозы не прошли бесследно, они были болезненными, потому что лишили душевного спокойствия. Точно она нашла ключи от наручников, но не знала, что делать освободившимися руками, где найти им применение.

Разрушительные мысли безостановочно текли в её голове, отравляя сознание, подтачивая психику. Ей захотелось немедленно пойти в бар и напиться до бесчувствия. Никогда такого еще не было, и Вера невольно списала своё смелое желание на внутренние изменения, происшедшие с ней. Но ей не нужна эта бесшабашная смелость – все свои изменения она отдала бы за возвращение Леши.

«Другая жизнь теперь всегда будет на меня влиять! » – с ноткой грусти констатирует она, до конца не зная как к этому относиться.

Исполненная решимости девушка отправляется на лифте в холл первого этажа. Там тихо. Послеобеденные часы медленно стекали в колбу времени, приближая конец рабочего дня. Среди охранников она замечает Горбоносого, но не собирается к нему подходить, потому что сказки закончились, и он ничем ей сейчас не поможет.

Вера идет к самораздвигающимся дверям, но Горбоносый её догоняет.

– Торопитесь? – спрашивает он, тоном человека, желающего поговорить. Вере кажется, что он просто хочет скоротать время.

– Да, тороплюсь! – сухо отвечает Вера, но, тем не менее, останавливается и отходит от двери в сторону.

Горбоносый идет за ней.

Чего она хочет? Тайная надежда еще в ней тлеет, надежда, связанная с Алешей. Вдруг Горбоносый расскажет, что он не умер, а находится в больнице. Вдруг надо к нему ехать помочь чем‑ то, например, сдать кровь. Надежда теплится в её глазах, написана на лице.

Понимая это, горбоносый охранник шмыгает длинным носом, короткие усики его над верхней губой подскакивают, обнажая крепкие белые зубы.

– Я не хочу вселять в вас ложную надежду, – сообщает он, – я же говорил вам как‑ то, что ваши миры расходятся…

– Говорил, – поначалу эхом вторит ему Вера, но упрямство не дает ей смириться с объяснениями Горбоносого. Надежда в глазах сменяется ожесточением. – Так что с того? Когда не стало Алексея, его мир не просто отошел в сторону, он исчез, взорвался во Вселенной, будто его планета столкнулась с метеоритом или кометой. Эти осколки больно ранили сердце.

Она всхлипывает.

– Да будет вам известно, что планеты вашей системы не имеют заранее установленной траектории, маршрут движения их неизвестен, – неожиданно важно, со значением или с намеком говорит Горбоносый, но Вера не может уловить смысл в его словах. – Когда я говорил об отдалении ваших планет, я говорил только о начальном движении. Только о начальном… Поэтому не всё еще потеряно.

– Я вас не понимаю, вы противоречите сами себе. Недавно говорили, что наши пути расходятся, что наши планеты с Алексеем движутся в разные стороны, а теперь…

– Всё меняется! – глубокомысленно замечает Горбоносый, и своими словами напоминает Вере толстого сеньора Никколо, философствовавшего в Бордигере за бокалом вина. – Вот вы думаете, что Алексей исчез, умер на площади. Так?

– Да! – отвечает Вера, внутренне сжимаясь.

– Но представьте, что в другой жизни он существует, жив‑ здоров и готовится приехать к вам на свидание.

– Как это может быть? – сомневается Вера, – то, что происходит здесь, влияет на то, что твориться там. Я это много раз замечала! Люди не могут раздваиваться. Если они остаются в этой жизни, в ту не попадают.

– А вы уверены, что здесь реальная жизнь, а там выдуманная?

– Что вы такое говорите? Перестаньте нести чушь, а то я с вами с ума сойду!

– Всякая реальность условна. Вот о чем я пытаюсь сказать! – Горбоносый великодушно улыбается, словно нашел для Веры выход и хочет ей помочь. – Запомните это! Всякая реальность условна!

– Я не могу играть в ваши словесные шарады, мне хочется набухаться и отключиться. Я пойду!

– Погодите! – в последнюю минуту останавливает её Горбоносый. – Вспомните Триумфальную площадь, когда вы отдали флэшку Алексею. Вспомнили?

– Да!

– Помните, с какой стороны светило солнце. Это было в обед…

– С какой стати мне помнить? Воды с того времени утекло много.

– Тогда я напомню. Солнце светило вам в глаза, ведь так?

Вера задумалась, соображая.

– Да, точно, я хотела надеть очки.

– Так вот, по‑ настоящему, солнце в это время светит с правой стороны, почти в затылок.

– Как глупо! – говорит Вера недовольная тем, что Горбоносый, как ей кажется, хочет всё запутать, – вы придумываете! И потом, о чем это говорит – с правой стороны светит солнце или с левой. Что в лоб, что по лбу! Разве это важно?

– Еще как, еще как! Это свидетельствует о том, что мир, который вы считаете реальным, не более реален, чем тот в Ницце. Я же говорю вам, всякая реальность – условна.

Вера оглядывается вокруг. Она смотрит на проходящих людей, на девушек за стойкой регистрации, смотрит сквозь стекло на улицу, где Москва живет своей жизнью, и Вера не понимает, как может быть ненастоящим окружающий мир. Она не верит Горбоносому. Она не может поверить ему, хотя он никогда её не обманывал. Таких случаев она не помнит.

Но ей нужно подтверждение его словам, ей важно убедиться самой.

Между тем, Горбоносый продолжает:

– Выбор за вами: тот мир или этот. Но прежде, чем выбирать, учтите, что в этом мире Алексея, наверное, нет, а вот в том он возможен…

Девушка не слушает охранника, она думает о своем.

Как ей проверить правдивость слов Горбоносого, ведь он, в сущности, Фавн – покровитель полей и лесных животных? Но он не добрый, поскольку преследует свои цели, и Вера читала об этом.

Фавнам нравятся молодые женщины – они их заманивают усыпляющими бдительность разговорами и, воспользовавшись минутной слабостью, тащат в лесные заросли. Что происходит потом, после того, как похотливые сатиры овладевают женскими телами, она не знала. Убивают ли женщин, отпускают, заставляют ли рожать новых особей козлоногого племени? Греки и римляне об этом умалчивали, но богатая фантазия рисовала страшные картины.

Итак, настороженность девушки имела свои причины.

Но в словах Горбоносого есть что‑ то, что заставляет её слушать. В них могла скрываться настоящая непридуманная правда, спрятанная под наслоениями несерьезных вымыслов, а то и грубой лжи; Алексей в том мире мог ехать на свидание с ней в отель «Негреско», всё это было возможно и Вере хотелось в это верить.

В реальном мире люди в таких случаях обращаются к экстрасенсам. Вызывают духов близких родственников, советуются, делятся проблемами. Но Вере нужно другое подтверждение. Чем экстрасенсы лучше горбоносого Фавна?

Она отходит от охранника, идет к выходу.

– У вас есть выбор, не забывайте! – несется ей вслед, – вы всегда можете обменять одну жизнь на другую.

На улице она проходит по тротуару несколько шагов вдоль фасада бизнес‑ центра. Куда идти: в бар, домой, вернуться на работу? Ни в одно из этих мест ей не хочется. Солнце светит в глаза как тогда на Триумфальной, и рука невольно тянется за очками, но в сумочке их нет. Она знает это.

«Боже, что же делать? » Мысли угнетают. Если раньше известие о гибели Алексея ввергло её в жесточайшую депрессию, то теперь Горбоносый своими размышлениями о реальности обоих миров внес сумятицу в настроение. Однако надо отдать должное, депрессия прошла, потому что появилась эфемерная надежда вновь обрести Алешу.

Её настроение улучшается, но в нем преобладают нотки озабоченности, потому что надежда редко обходится без проблем. «Почему так всё завязано? – с досадой думает она, останавливаясь и закуривая, – почему одно цепляется за другое? Только появиться свет, как надо думать, чтобы он не погас». Свет в конце туннеля представляется ей не таким уж и далеким, вполне достижимым, но выход заварен железной решеткой.

Она размышляет о том, что как проверить слова коварного Фавна о невольной ошибке, допущенной ею. Может быть, Горбоносый сознательно заманивает её в Ниццу, чтобы похитить, утащить в чащобу и там овладеть? Вера на миг представляет мохнатую грудь, елозящую по ней, шершавые ноги, едкий козлиный запах. Её передергивает.

– Верусик? Вот ты где! – раздается позади голос Иры, – куришь, а меня не зовешь!

– Ты вроде уже собралась. Я думала, тебе не до перекуров.

– Последний разок на старом месте! – Ира вздыхает, словно сожалеет о том, что придется расстаться с любимой привычкой.

В это время неподалеку от них с металлическим шуршанием начинают подниматься створки подземного гаража.

– Помнишь, как месяц назад мы так же курили, а мимо проезжал Бульдог? – спрашивает, затягиваясь сигаретой Ира, – а потом мы с тобой рванули на двадцать пятый этаж…

– Ага! Загрузились по полной, а в результате сплошные траблы.

– Да ладно!

Из гаража медленно и осторожно начал выплывать черный «Мерседес», вытаскивая своё длинное тело из утробы здания, словно бабочка из кокона. Вера смотрит на машину и её охватывают неприятные воспоминания, связанные со словами Ирусика – тогда тоже выезжал автомобиль с Бульдогом, вальяжно ехавшим на обед. А после этого они решились на авантюру.

Автомобиль, наконец, выруливает на улицу и проезжает мимо девушек. Стекла в нем затонированы, заднее стекло приспущено. Вера ожидает увидеть исполняющего обязанности директора «Россервиса», которого они уже видели с Ирой, неподвижно сидящего, словно проглотившего аршин. Однако что это? Ей показалось или она точно видит?

На заднем сиденье восседает их бывший Главный – его толстое бульдожье лицо Вера не спутала бы, ни с каким другим. Бульдог, как и прошлый раз, курит, выпуская струю белого дыма наружу.

– Везет богатым! – замечает Ира.

«Она уже это говорила, – припоминает Вера, – когда мы стояли и смотрели на Главного в машине, говорила только другими словами».

– Власть меняется, а они всегда остаются при деле. – Ира бросает окурок на асфальт, как будто хочет тем самым выразить презрение богачам. – Ну, как ты? Пойдем назад в офис? Я тортики купила по случаю увольнения, попьем чайку.

«Не может быть! – словно пораженная молнией думает Вера, – откуда здесь Бульдог? Его же арестовали! Хотя нет, передавали, что выпустили под подписку о невыезде. Неужели вернули на работу? Невозможно. А что если?.. – у неё перехватывает дух, – что если это знак? Ведь именно об этом говорил Фавн, о том, что эта реальность тоже вымысел! Человек находится там, где быть не должен, в данном случае наш бывший директор».

Ей становится легко и свободно, потому что она получает бесспорное подтверждение безо всяких усилий со своей стороны. Проблема решена, сомнения исчезли. Этот мир такой же, как и тот, но она, конечно, выберет Ниццу и жизнь, в которой увидится с Лешей. Проголосует сердцем.

– Ну, ты идешь ли как? Чего застыла? – приводит её в чувство Ирина. – Скажи ведь похож?

– Кто? – не понимает Вера.

– Да новый Главный, прямо двойник нашего старого. Я как увидела его офигела, подумала, что Бульдог вернулся, а нет! Это новый. Ой, не помню его фамилию! Их в министерстве как в инкубаторе выращивают, такие толстенькие, упитанные, с отъевшимися мордами. Жирдяй, одним словом.

«Все равно! – решает Вера, – новый директор или старый – это знак! »

Они входят в холл, и Вера встречается глазами с Горбоносым.

– Ты иди, – говорит она подруге, – я тебя догоню.

Ирина вызывает свободный лифт и отправляется наверх, на девятнадцатый этаж. Провожая её взглядом, Вера не может заставить себя тронуться с места. Ей всё кажется, что и в этой, тоже оказывается придуманной жизни, может объявиться Алексей. Ничто ему не мешает выжить, а не пропасть на Триумфальной площади, потому как всё это игра воображения, забавы затейливого ума.

Один из лифтов двинулся с девятнадцатого этажа вниз, и Вера как завороженная отсчитывает мелькающие цифры, убывающие к первому этажу. Вдруг это Леша едет к ней? Вдруг он уже появился каким‑ то образом в офисе и узнал от Иры, что она в холле?

Лифт останавливается, из раскрывшихся дверей вываливается Курасов, который нетвердой походкой движется к выходу. Он сильно пьян и почти не узнаёт окружающих, но её он узнал.

– А Верусик? – Курасов пьяно хихикает, – а я вот, в бар иду. Не хочешь составить компанию? Набухаемся…

– Не‑ а! – мотает головой Вера. – Ты иди, я здесь побуду.

– Ну, как знаешь!

Курасов идет из бизнес‑ центра и Вера автоматически отмечает, что его светло‑ синий пиджак на спине заляпан жирными пятнами. Наверное, схватился за него грязными руками или бросил на пол залитый соусом.

Она переводит взгляд на лифты. Еще один, теперь уже с восемнадцатого этажа, на котором работал Алексей, срывается и начинает падать вниз, стремительно уменьшая цифры. «А ведь на этом этаже работал Лёша! – думает Вера, невольно затаив дыхание, – это должно быть он, не иначе! »

Цифры быстро мелькают: двенадцатый этаж, восьмой, третий, первый…

Глава 11

Звучит сигнал, створки лифта открываются. К глубокому разочарованию девушки из него выходит грузный Макаров – начальник Алексея. Он хмур, неприветлив и неразговорчив. «Опять не то! » – досадует Вера.

Макаров, опустив голову и ни на кого не глядя, шествует, как и Курасов к выходу. Но, так же как и Курасов, заметив Веру, на ходу останавливается.

– А ты чего здесь? – удивленно спрашивает он.

– А где мне быть? – удивляется в ответ Вера.

– В больнице, у Алексея. Он в коме.

– Значит, он жив? – радость заставляет дрожать голос девушки, глаза её светятся счастьем, – это правда?

– Конечно. Я сейчас к нему. Поедешь?

Первым безотчетным желанием Веры было все бросить и помчаться в больницу, к Леше.

– Да, обязательно поеду! – говорит она и вдруг добавляет, – сейчас сделаю кое‑ что и поеду. Вы езжайте пока без меня, Николай Иванович!

Макаров неопределенно хмыкнув, выходит на улицу, откуда доносится суетливый шум города. Леша жив! В этом главное. Но…

Она представляет его в коме. Бледное безжизненное лицо, отрывистые, пугающие звуки аппаратуры, фиксирующей давление и пульс, противный лекарственный запах больницы. Ей припоминается хокку Басё, которые Алексей иногда цитировал и Вера произносит вслух одно из них, вполголоса, не боясь, что кто‑ то услышит:

«В пути я занемог,

И всё бежит, кружит мой сон

По выжженным полям» [5]

Кома – это стремительный бег, полет по выжженным полям памяти, когда за спиной только запах гари и пепел воспоминаний. В пепле встречаются уцелевшие обрывки записей об исчезнувшей жизни, но разобрать их крайне сложно. Бывает, что больные из комы выходят через много лет, а бывает, что навсегда остаются в своем одиноком мире.

Что она будет делать? Сидеть возле него, дожидаться пока он очнется? Ждать и терпеть, испытывая боль, страдать каждый раз, видя его безжизненное тело? Хватит! Довольно! Ей достаточно переживаний!

«Этот мир, такой же реальный, как и тот, – думает Вера в свое оправдание, – только здесь Леша в коме, а там нормальный, здоровый». И еще она думает: «Разве у меня есть выбор? Я должна вернуться в Ниццу».

Она оглядывается на Горбоносого. Тот едва приметно кивает головой, будто прочитал мысли Веры и согласен с её решением. А потом она идет в лифт и делает то, чего никогда не делала – сама нажимает кнопку двадцать первого этажа. Она учащенно дышит, громко стучит сердце, отдаваясь глухим стуком в ушах.

Лифт рвется вверх.

Вера смотрит на себя в зеркало лифтовой кабины, и невольные слезы сожаления выступают на её глазах. Она жалеет, что не выполнила свои обещания другим, и что другие не исполнили ей свои. Она жалеет, что иногда проходила мимо чувств и отношений, словно посторонний наблюдатель. Она хочет всем сказать: «До свидания! » – и своей подруге Ире, и самолюбивому Курасову, и грузному Макарову, и Маше с Вероникой Ивановной, проститься и больше не думать ни о чём грустном, если бы это было возможно.

Но она уже сделала свой выбор – поменяла одну жизнь на другую и теперь лифт уносит её туда безвозвратно и неотвратимо.

Он вознесёт ею в ночную Ниццу, в ресторан заоблачного небоскреба отеля «Негреско», и она снова сможет там сидеть вечером с бокалом вина, слушать эксцентричный джаз или тягучий блюз. А может это будет аргентинское танго.

Она будет ждать Алексея, который непременно появится, ведь она ему нравится, он влюблен в неё.

После джаза на сцене появится Горбоносый в белом фраке, в ослепительном свете софитов. Он сядет за белый рояль и польется щемящая душу мелодия, которую так часто играл её любимый мексиканский пианист Эрнесто Кортазар. Композиция называется «Foolish heart» – «Глупое сердце». И Вера будет плакать, слушая её, жалея своё глупое доверчивое сердце, но эти слезы будут легкими, облегчающими душу. Сквозь слезы она вспомнит о далеком испанском романтике: «Манят свежестью леса, даль неведомых морей, берег в россыпях огней…»

А ещё, Вера будет долго‑ долго мечтательно смотреть вниз на ночную Ниццу.

Она увидит расстилающийся под ней приморский город, засыпающий и умиротворенный, похожий на опрокинутое ночное небо. Темное небо будет тлеть огоньками, светящимися в окнах домов и переливающимися в рекламах витрин. Звездочки уличных фонарей и автомобильных фар будут похожи сверху на рассыпавшийся жемчуг с разорванной нитки. И эти россыпи мерцающих огней, будут казаться Вере такими далекими и такими близкими, и такими манящими.

2013‑ 14 гг.

[1] Хосе де Эспронседа

[2] М. Басё

[3] М. Басё

[4] М. Басё

[5] М. Басё

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 18 19 2021