|
|||
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Кома 6 страница– Алексей поехал в «Улисс», – неожиданно признался он Курасову. – У него там встреча. Он хотел обменять кое‑ что на вот неё, – Николай Иванович ткнул пальцем в Ирину. – Это кое‑ что случайно не флэшка с информацией, которую Главный сунул Вере, а та отдала ему? – саркастично спросил Курасов, скрывая досаду, что Николай Иванович водил его за нос какое‑ то время. – А ты откуда знаешь? – вновь удивился Макаров. – Вера сказала. Есть связь с Лешей? Надо его предупредить, что Ира здесь, у нас. – В том‑ то и дело, связь отключена – посетовал Николай Иванович, продолжая потирать щеки. – Никак не могу дозвониться! – А какой у них адрес? – вмешалась Ира, – я туда проеду. – Адрес известен, – Макаров назвал одну из улиц города, – но в том‑ то и дело, что они напрямую связались с ним, без меня, и забили стрелку, как говорит молодежь. Где – не знаю. – Черт! – Курасов выругался. – Окей, мне надо отойти. Он направился на выход из кабинета Макарова. – Петя, постой! – громко крикнула Ира ему вслед, – ты знаешь, как его найти? Курасов уже в дверях оглянулся на неё, сказал со значением: – Не знаю, но есть люди, которые знают. – А ты к ним? Можно я с тобой поехать? – Нет, мне надо сделать звонок отсюда. Побудь пока у себя в отделе и никуда не уходи – можешь понадобиться. Сказав эти слова, он вышел в коридор, нашел укромное место, где ему никто не мог помешать, и позвонил Евграфову. – Станислав Игоревич, – докладывал он, – Алексей ушел на встречу с сотрудниками «Улисса». Флэшка у него. – Он хочет её просто отдать или что‑ то получить взамен? – Он планировал обменять её на девушку, на Ирину. Помните, мы её искали в Доме Отдыха? – Да, помню. – Это Макаров всё рассказал. Прикол в том, что Ира сейчас здесь, в «Россервисе». Сама приехала. – Да ты что?! Евграфов на мгновение задумался. – Кого же они ему подставят? – задался он тем же вопросом, что и Макаров, – или просто отберут флэшку силой. Его надо перехватить. Адрес встречи известен? – В том‑ то и дело, что нет. Мобильник Алексея выключен, а Макаров не знает, где они встречаются. Наверное, эти из «Улисса» всё обговорили с ним заранее и попросили Лёшу отключиться. Поэтому я подумал, не могли бы вы отследить человека по выключенному телефону? – По выключенному? – подполковник сделал паузу, – пожалуй, сможем. Поговорю прямо сейчас с нашими технарями, а ты пока скинь мне смску с его номером, и тогда можно будет пробить телефон, к которому привязана симка вашего Алексея. – Сейчас сделаю!
Закончив разговор, Петр отправился в свой кабинет, чтобы посмотреть в телефонной книге номер Алексея и переслать его Евграфову. Однако не успел он сесть за стол, как его мобильник зазвонил снова и Курасов, в полной уверенности, что звонит Евграфов что‑ то уточнить, отозвался: – Да, Станислав Игоревич? – Это не Станислав Игоревич, – ответил незнакомый голос, – это Ярослав Юрьевич. Я директор детективного агентства «Улисс». – А‑ а, понятно! – растерянно протянул Курасов, никак не ожидавший, что на его телефон может позвонить этот человек. – Впрочем, он сразу нашелся. – Что вы хотите? – Этот номер не прослушивается, поэтому будем говорить откровенно. Слушайте, Петр, я знаю, что вы помогаете нашим доблестным спецслужбам… – Серьезно? Откуда? – Вы были в Доме Отдыха, там вас видели. – Всё может быть! – с некоторым апломбом произнес Курасов, которого занимала сама мысль, что такие люди как директор «Улисса» – имеющие связи на самом верху – разговаривают с ним лично. – Так что вы, всё‑ таки хотите? – Вы человек молодой, перспективный, – голос Ярослава Юрьевича звучал вкрадчиво, – у вас вся жизнь впереди, не стоит её портить… – Угрожаете? – Боже упаси! Всего лишь рисую перспективы. – О чём вы? – Ваш знакомый Алексей должен передать нашим людям флэшку и мы хотели бы, чтобы операция прошла гладко, без эксцессов. Зная о вашем сотрудничестве, так сказать со спецслужбой, я просил бы нам помочь. Естественно, за определенную плату. – Теперь понял. Купить хотите? – Не купить, а предложить сотрудничество. После этого обмена мы о вас не забудем. Я уже договорился о хорошем месте для вас в министерстве. Там будет соответствующее положение и неплохие возможности для роста, – сказав эти слова, Ярослав Юрьевич торопливо уточнил, – помимо того бонуса, который вы получите. – Дело в том, – Петр решил говорить откровенно, – мне уже предложили место в ФСБ. Сразу после этой, как вы выражаетесь, операции. – В ФСБ? Еще лучше! Мы и там поможем, не сомневайтесь! Курасов замялся, соображая. Наверху все связаны друг с другом. Мелкие подковерные игры не в счет – по большому счету никто никого не сдает. В его ли положении играть роль принципиального мальчика, юноши, ступающего на скользкую тропу политики? Сметливый ум Курасова просчитывал выгоды. Если «Улисс» поможет ему в ФСБ с карьерой, почему бы в свою очередь не помочь им? Взаимная выгода очевидна. Опять же, этот вкрадчивый директор обещал бонус. – А что я конкретно могу для вас сделать? Я ведь еще не сотрудник, я не знаю всего, всех деталей. – Петр заранее хотел подстраховаться, на случай, если требования директора агентства будут неприемлемыми. – Хм! – директор задумался, – а что вы сейчас должны сделать? У вас есть поручение? – Я? Мне надо передать номер телефона Алексея, чтобы его вычислили и перехватили, пока он не отдал вам информацию. – Вот видите, а говорите, что не знаете деталей, – голос в трубке звучал удовлетворенно, – так передайте им номер своего коллеги. Раз люди просят, надо помочь! – То есть как? Они же его найдут, заберут флэшку, вы её не получите. – Это, смотря какой номер вы отправите. Никто не мешает исправить одну правильную цифру в номере на ошибочную. Всего одну цифру из десяти. Зато потом, если возникнут разборки, сможете сказать, что случайно описались, и никто вас ни в чем не заподозрит. Маленькая описка. Такое часто бывает! А мы выиграем время, встретимся с Алексеем и решим все вопросы. Ну как? Окей? – Мне надо подумать. Я вам перезвоню! – волнуясь, ответил Курасов и отключился. Он, конечно, не мог не волноваться – на карту поставлено слишком многое и Петр осознавал это. Как бывает в таких играх: «Или пан, или пропал». В животе у него громко заурчало, а жестокие спазмы, какие бывают при расстройствах желудка, заставили побледнеть от боли. Лоб покрылся бисеринками холодного пота. «Вот отстой! Как не вовремя! » – мелькнуло в голове. Он испугался, что придется часто бегать в туалет, но сидение на унитазе в такой важный момент никак не входило в его планы. «Надо это прекратить. Немедленно! » Он присел на корточки возле кресла – где‑ то читал, что в таком положении боли в животе утихают быстрее, а чтобы никто из сотрудников не заподозрил его в неадекватном поведении, молодой человек сделал вид, что ищет на полу упавшую ручку. Петр шарил рукой вокруг ножек, возле себя, а сам прислушивался к боли. Должна же она пройти! Он же просто волнуется, у него нет аппендицита! Ему казалось, что нет ничего страшнее, как быть застигнутым врасплох воспалением слепой кишки. Это были детские страхи. У его отца вырезали аппендицит, и операция была тяжелой, почти на грани. Отец сам был виноват – затянул с походом к врачам. С того времени Курасов с маниакальным подозрением относился к любому покалыванию в правом боку, подобно тому, как Маяковский сделался фанатом чистоты после смерти отца, получившего заражение крови из‑ за скрепки. Боль постепенно отступала. Теперь, вместо бледности и холода пришло ощущение жара. Его широкие скулы покрылись румянцем, словно он только что пришел с мороза, уши горели. Молодой человек поднялся, застегнул пиджак, поправил галстук, съехавший на бок. Мысли бежали по кругу, всё время возвращаясь к предложению директора «Улисса». Он прошелся по офису, безучастно глядя на коллег, захваченный глубокими думами. Ему показалось предложение директора агентства заманчивым. Действительно, кто его упрекнет, если он перепутает номер? Случайность. От неё никто не застрахован! В Доме Отдыха они ведь тоже случайно натолкнулись на Симакова, случайно узнали об «Улиссе». Да, случайность! «Нас всех подстерегает случай», – припомнился ему Блок из школьной программы. Солнце периодически выходило из‑ за туч, прокладывая между столами сотрудников отдела желтые узкие тропинки, и Курасов машинально ступал по ним, старался не отходить в сторону, не попадать в тень. Словно солнечные дорожки падали не на зеленый ковролин, а вели через топкие болота, в которых, если оступиться, могли погибнуть его оправдания. Он начал прикидывать последствия. Евграфов может наорать на него, обматюкать, но дело будет сделано – «Улисс» получит свое. Алексей, в конечном счете, получит Ирку. А дело против «Россервиса» и без флэшки не развалиться, ведь улик достаточно. «Интересно, куда подевалась Вера? – вдруг подумал Курасов без всякой связи с предыдущим, – её до сих пор нет. Не поехала ли она с Лёхой на обмен? » Однако соображать на эту тему было уже некогда – следовало срочно звонить директору агентства, да и Евграфов заждался. Петр набрал номер Ярослава Юрьевича. – Я согласен! – сообщил он, – сделаю, как вы сказали. – Тогда наши договоренности вступают в силу! – ответил директор «Улисса».
Глава 13
– Как тебе здесь нравится? – Вера спрашивает Алексея, оглядывается по сторонам, улыбается. Она дома, чувствует себя в своей стихии. Они ужинают в ресторане отеля «Негреско», в Ницце. Вечер. Солнце садится за горизонт, бросая багровый отблеск на розовые волны, катящиеся далеко внизу. С высоты кажется, что отель – это огромный белоснежный лайнер, выходящий из порта в открытое море. Вдоль бортов этого лайнера медленно движутся горы, внизу проплывает залитый вечерними огнями город. Впереди, до самого горизонта, блестящие, переливающиеся в закате волны бескрайнего моря. Кажется, что сейчас прозвучит прощальный гудок, и лайнер покинет берег, увозя своих пассажиров в романтическое путешествие. Их столик стоит у самого окна, огромного, от потолка до пола, и потому им прекрасно видно, что делается вокруг: как катятся волны, как садится солнце, как летят по вечерним улицам яркие точки автомобильных фар, разлетаясь, словно искорки бенгальских огней. У них самих такой же огонек, потому что на всех столиках в зале горят маленькие свечки, а электрический свет приглушен и неярок. Он не портит общей атмосферы интимной дружеской обстановки. Сегодня вечером у обоих лирическое настроение. Это второе свидание. Первое, случайное и относительно короткое, состоялось в Бордигере. Вера тогда приехала к Алексею с заказом на яхту, они целовались у окна, затем оказались в его квартире, в одной кровати. Потом он повел её по приморским кафе и барам, показывал свои любимые места. Но это было еще не всё. Не удержавшись, Алексей взял свой красный «Феррари» и повез Веру к домику на окраине городка, тому самому, окруженному белой стеной. Они вышли на плато и долго стояли, обнявшись, смотрели на море. Высокая трава чутко трогала колени, словно призывая их, предлагая опуститься на её мягкое лоно. И они опустились. Лежали в ней, подхваченные дурманящими запахами земли и соленого моря, любили друг друга, двигаясь в полусне, с затуманенным сознанием, будто плывя на качающейся палубе яхты. И она баюкала их нежно и ласково.
На второе свидание Вера пригласила Алексея к себе, в свой город – эту полупридуманную Ниццу. Ей хотелось показать, похвастаться перед молодым человеком как она здесь всё устроила – рационально и красиво, с душой. Её душа жила в этих уютных улицах, старых домах, пальмах на набережной. Душа жила в этом огромном небоскребе, сверкающим в вечернее время яркими и веселыми огнями, а утром, вздымающимся из сизой пелены тумана. Туман к утру сползал на город с окрестных гор, но не закрывал небо, где в вышине ослепительно сияло еще ледяное, не нагревшееся солнце. В этом холодном свете Верин небоскреб, казался вершиной Эвереста, прорастающей сквозь облака, он искрился как кристаллы сахара, сверкал хрустальными стеклами фасада. Они, не торопясь, наслаждаясь субботним вечером, пили вино. В зале было много людей – и Вера, и Алексей видели знакомых по той, иной жизни. Так, неподалеку сидели мужчины, являющиеся живыми копиями начальников отделов, в которых работали Ира и Вера. Фантомные Валерий Александрович и Иван Андреевич занимали места рядом с девицами – то ли молодыми женами, то ли девушками на одну ночь. Но девицы теперь не выглядели клонами, как тогда, когда Вера видела начальников за столиками в первый раз. Во всяком случае, раньше они не попадались на глаза, и Веру осеняет догадка, что девушки из мира Алексея. Они же теперь сошлись, два их мира… Директора «Россервиса» нигде не было видно, хотя Вера и помнила его по прошлым посещениям ресторана в качестве распорядителя. На этот раз Главного не могло быть в «Негреско» – он же арестован в офисе «Россервиса». Алексея теперь зовут Алексис. Но Вере не совсем нравится это имя, потому что у французов не приняты уменьшительно‑ ласкательные сокращения, как у русских. Она обращается к нему по‑ старому, так, как обращалась в Москве. – Прикинь, Лёша, – говорит она и в её голосе звучит любопытство, – Главного арестовали там, но и здесь его нет. Разве это возможно? – А в чем дело? – не понимает Алексей. – Я думала, что мой мир не связан с другим, оторван от него. Но выходит – это не так! То, что происходит в «Россервисе» каким‑ то образом откликается здесь. Отпивая вино, Алексей глубокомысленно замечает: – И правильно! Мы же не можем быть полностью оторваны от того мира. Всё остается у нас в голове, и это никуда не выкинешь. – Печально! – констатирует Вера, но глаза её смеются. Она не грустит, потому что ей кажется всё это неважным, не влияющим на отношения с Алексеем. Пусть, всё остается в её голове. Пусть! Она не возражает. Она лишь пропустит через себя как через фильтр все эти лица людей, настроения, слова, мысли. Она оставит только то, что нужно для её мира, а остальное выкинет, отсеет, как отсеивают злаки от плевел. Между тем, Алексей продолжает: – Вера, помнишь флэшку, которую ты отдала мне на Триумфальной площади? – Помню. – Я сейчас, – он поправляется, – сегодня должен отдать её «Улиссу», чтобы освободили Иру. Вместо этого мы здесь, с тобой. Пьем вино… Вера коротко задумывается. – Да много странного, Лёша. Время идет здесь не так как там, оно течет медленнее. Я думаю, ты еще успеешь поменяться, и Иринку освободят. Но ты… У тебя с ней ведь что‑ то было? Она спрашивает, желая, чтобы между ней и подругой была полная ясность в будущем. Перед походом в спортбар Ирина предупреждала её в отношении Алексея, о своих матримониальных планах и Вера пошла ей навстречу, потому что тогда Алексей её не интересовал. В этой жизни сложилось по‑ другому. – Это несерьезно! – отмахивается Алексей. – Несерьезно! – повторяет он и смотрит на девушку так, что она замечает, как его серые глаза темнеют, в них появляются золотисто‑ зеленые огоньки, точно у животных породы кошачьих. Чтобы проверить свою догадку, она берет свечу, стоявшую на их столике, и подносит сбоку к его лицу. Алексей невольно тянется взглядом за язычком пламени, и Вера видит, как сверкают зеленым кошачьим блеском его глаза. – Ты похож на кота, – говорит она, – у тебя блестят глаза. – Наверное, блестят, – соглашается он, – я же тебя люблю!
По залу ходит Горбоносый в черном фраке. Фрак делает его стройнее и выше. Как гласит бейджик, прикрепленный к лацкану фрака, Горбоносый является старшим распорядителем зала. Оказывается, именно он заменил Главного. Ему помогает девушка – двойник Насти, той самой, которая работала в холле, встречая посетителей. Вера машет рукой и зовёт Горбоносого к себе. Тот подходит, улыбается, отчего его несимпатичное лицо начинает выглядеть привлекательнее: огромный нос кажется меньше, глаза – добрее, и даже жидкие усики над верхней губой кажутся милыми и пушистыми, как у домашнего кота. – Я всё хочу спросить, – говорит Вера, – но забываю, вас как зовут? – О, мадмуазель, – на французский манер отвечает Горбоносый, – в этом нет никакой тайны. Меня зовут Сильвен, а это моя дочь – Сильвиан. Он показывает рукой на девушку, напоминающую Настю. Та издали приветливо машет и Алексей, покосившись на Веру, несмело ей отвечает. Однако Вера не ревнует, она догадывается кое о чем. – Сильвен, – говорит она, – похоже на имя римского бога Сильвана. Сильван – бог лесов и полей, то же самое, что Фавн. А дочь ваша, может зваться Фавией? – Как вам будет угодно! – учтиво отвечает Сильвен. – А как вас звали там, в другой жизни, в бизнес‑ центре «Орион»? – не унимается Вера. Горбоносый на мгновение задумывается. – Там у меня была фамилия Козлов, а звали Паном. – Пан Козлов? – удивляется Алексей. – Точно! Вера удовлетворенно улыбается, она говорит: – Я так и думала. Фавн, Сильван, Пан. Это имена одного и тог же бога. Я права? Сильвен не отвечает. Он недоуменно пожимает плечами, довольно быстро теряя на лице выражение приветливости, как дерево теряет листья при резких порывах ветра, и отходит к другому клиенту. – Куда же вы? Мы еще не проверили рожки у вас на голове! – шутит Вера, пытаясь выглядеть веселой. На самом деле она не понимает, чем вызвала недовольство Сильвена. Разве в том, что она сказала, было что‑ то оскорбительное, грубое? Или она невольно открыла тайну, которую Фавн хотел скрыть от людей? – А я проверял ноги у Насти, – тоже решает пошутить Алексей, но промахивается со своей шуткой. – Как это? – хмурится Вера, – ты с ней спал? – Нет. Ты что! Я… – Алексей задумывается о том, как деликатней рассказать о разговоре с Настей в корпоративной столовой. – Я думал, что она связана с Фавном и спросил, не мохнатые ли у неё ноги. Ну, ты понимаешь, как у козы… – И что она сказала? – Она показала. Одну ногу. Нога была нормальной, без шерсти. – Ага! Вот видишь! – Что видишь? Подумаешь, показала ногу! Знаешь, я бывал на пляже и видел кое‑ что еще, кроме женских лодыжек. – Успокойся, дурачок! Я не ревную – нельзя ревновать к богам и их детям. Вера снова улыбается, показывая, что понимает шутку. Наверное, недовольство Сильвена вызвано не только тем, что Вера назвала его тремя разными именами. Весьма возможно, Сильвен или, правильнее, Фавн, не хотел, чтобы каким‑ то образом затронули его дочь Фавию. Она присутствует здесь в зале и Вера глядит на неё долгим взглядом, но не находит ничего сверхъестественного. Обычная девушка, худая, с чуть удлиненным незагорелым лицом. Фавия быстро двигается между столиками с весело улыбаясь. «Она задорная! » – с завистью думает Вера, как она обычно думает о тех, кто обладает чертами характера, которых у неё нет, но которые являются в её глазах несомненным достоинством. Спокойная, уравновешенная Вера всегда завидовала таким девушкам. Наверное, поэтому и подружилась с Ирой, ведь та была очень веселой. На улице совсем стемнело. Солнце почти упало за горизонт, оставляя далеко в небе тающие розовые полоски. Неожиданно в зале загорается яркий свет, освещая импровизированную сцену, на которой стоит белое фортепиано. Буквально несколько минут назад, здесь играл негритянский джаз‑ банд, но теперь, будто по мановению руки невидимого мага, они испарились вместе с инструментами. Откуда‑ то сбоку появляется Сильвен, но не в черном, а уже в белом фраке. Он садится за белое фортепиано, залитый белым электрическим светом, открывает крышку, и льется тихая щемящая сердце музыка. Она такая же грустная, как грустна временами любовь. – Это Эрнесто Кортазар, – говорит вполголоса Вера, узнавая композицию. – Сильвен играет «Глупое сердце». Её глаза влажнеют, она протягивает руку через столик и слегка касается руки Алексея. Настроение Веры передается молодому человеку; его лицо отражает состояние души, размягченной музыкой – оно принимает мечтательное выражение, глаза блестят. Алексей ставит бокал с вином на стол. – Потанцуем? – предлагает он. Вера не отказывается. Напротив, ей приятно предложение Алексея, приятна чувственная музыка, эта атмосфера позднего субботнего вечера. Они выходят в освещенный светом круг, Вера кладет руки на плечи Алексея и они медленно кружатся под плавные и трепетные ноты, извлекаемые пианистом из фортепиано. Сильвен между тем, закончив играть «Глупое сердце», начал «Молчание Бетховена» – ту самую композицию, которую Вера слышала в лабиринте на двадцать первом этаже бизнес‑ центра «Орион». В её сердце оживают ностальгические воспоминания. Она припоминает, как это было: своё длинное путешествие по лиановым джунглям, скрипучую скамейку, беззаботное настроение. Умиротворенность. Ей вспоминается, как она в первый раз увидела Горбоносого, еще не предполагая, чем всё это для неё обернется… Когда же она была в офисном лабиринте? Это было до знакомства с Алексеем или после? Пожалуй, после. Вера обнимает его, прижимается головой к плечу Алексея, будто она – молодая девушка, у которой закружилась голова. Но голова её кружится не от музыки, скорее от счастья. Глядя на них, в освещенный круг выходят другие пары. Появляется двойник Ивана Андреевича с размалеванной девушкой, которая вблизи оказывается не такой уж и молодой. Обильная косметика не может скрыть лапки морщин вокруг глаз. Иван Андреевич, как бы узнавая Веру и Алексея, уважительно кивает им головой. В круг входит и человек, похожий на начальника Ирины, на Валерия Александровича. Он быстро и уверенно двигается со своей дамой, действительно, очень молодой девицей. Та активно работает бедрами, будто танцуя не медленный танец, а зажигательную латиноамериканскую румбу. Алексей и Вера невольно сторонятся их, боясь быть случайно задетыми. К удивлению Веры танцевать идет и Вероника Ивановна, которую она до этого не видела, наверное, та сидела за угловым столиком. У Вероники Ивановны, оказывается, образовался кавалер – Макаров. Грузный, неповоротливый, он ведет свою партнершу осторожно, наощупь, точно пароход, продвигающийся по фарватеру, усеянному вражескими минами. Поравнявшись с Верой, ранее седовласая Верника Ивановна, теперь окрасившая волосы в огненно‑ рыжий цвет, ласково улыбается и, ни слова не говоря, плывет дальше, едва покачиваясь в волнах музыки, как кувшинка в тихом течении реки. На ней Вера замечет красивые бусы из розового жемчуга. Неужели подарил новый поклонник? – Не пойму, – говорит в это время Алексей, наклонившись к уху Веры, – это Макаров мой начальник отдела или это мой партнер сеньор Никколо из Бордигеры. Ты же помнишь Никколо? – Николя? – переспрашивает Вера, называя имя по‑ французски, – я его помню. Но кто именно здесь, не знаю. Это может быть как тот, так и другой – всё запуталось! Всё закружилось и так запуталось! Алексей хмыкает. – Ты, как будто испытываешь от этого удовольствие! – он говорит скорее утвердительно, чем вопросительно. – Это потому что я люблю тайны! – Да ладно! Серьезно? Не припомню, чтобы в офисе ты ходила с таинственным видом. – А с каким я там ходила? – Ты ходила со скучающим, пофигистским или сонным лицом. В зависимости от того, с кем и где была. Если с Иркой, то вид у тебя был пофигистский, если с начальником или Машей, то скучающий, а если сидела перед компьютером, то сонный. – Значит, такой ты меня видел? – Ага! – Опять смеёшься! – Вера шутливо хлопает его по плечу. Они продолжают медленно кружиться под музыку, которая время от времени меняется, пока Сильвен еще играет в своем белоснежном фраке. Он, как заправский пианист прямо держит спину и загадочно улыбается. – А Маши здесь нет, – удивленно замечает Вера. – Когда ты заговорил, то напомнил про неё. Но её нет. Правда, странно? – На нет и суда нет! – отвечает Алексей русской поговоркой. – Значит, здесь она тебе не нужна. Для неё не нашлось роли даже статиста, протанцевать вот эти танцы, не требующие слов. – А, ну её! Пусть живет! – великодушно разрешает Вера, посчитавшая, что и без Маши персонажей, населявших её мир, вполне достаточно. – Мне она не нужна. Вечно ноет, вечно её кидают парни… Надоела! Мимо энергично двигаясь, проплывают Пьер и Карина. Они едва не толкают Веру, но умудряются задеть Ивана Андреевича с его девушкой, а добравшись до Вероники Ивановны и Макарова, они цепляются за даму, рвут жемчужные бусы. Розовые шарики со стуком, как сухой горох, сыплются на пол, подпрыгивают, катятся, весело искрясь в свете падающего на фортепиано света. Все удивлены и огорчены происшедшим, но списывают на досадную случайность, которая может произойти с каждым. Бегут официанты со щетками и маленькими совками, собирают широко разбежавшиеся в стороны розовые светлячки. Пьер и Карина, как бы чувствуя свою вину, неловкость за случившееся, неторопливо возвращаются к столику. Вместе с ними уходит под руку с Макаровым и расстроенная Вероника Ивановна. Танцы продолжаются. Вера кружится с Алексеем, вполголоса обсуждая поведение Пьера. Они заняты разговором, танцем, друг другом. Как раз в это время в зале происходит оживление и Вера и Алексей поначалу не чувствуют его, однако потом до них, кружащихся в центре небольшого танцпола, докатываются волны ропота, шум передвигаемых стульев, громкий голос официанта.
Глава 14
Вера оглядывается. За одним из столиков она видит Пьера и его секретаря Карину. Пьер громко отчитывает официанта за какое‑ то упущение и его резкий голос, размахивающие руки неприятно действует на ресторанных гостей. До Веры доносится, что Пьер не только недоволен меню. Его раздражает и музыка, которую играет горбоносый Сильвен – миллионеру хочется что‑ то живее, то ли рок, то ли техно. Атмосфера вечера, которая так нравилась девушке, которой она наслаждалась, купаясь в ней, как в прохладном освежающем водопаде, вдруг медленно, но ощутимо начала портиться. Мелодии Кортазара приобрели угрожающее звучание, не лаская и успокаивая душу, а тревожа её минорными нотами. Огни свечей на столиках враз заколебались, превратившись из тепло‑ желтых в кроваво‑ красные, точно невидимый злой дух пролетел над столиками. – Вот достал! Я ему сейчас морду набью! – слышит Вера над своим ухом изменившийся голос Алексея. – Что за урод! – Этот урод твой заказчик, – спокойно замечает Вера. – Пойдем, сядем за стол. Они идут к столику, и по дороге Алексей не скрывает от посторонних своего рассерженного лица. Он не боится Пьера, даже если тот, действительно, его работодатель. Заказов у Алексея хватает, и яхта Пьера погоды не сделает. Они садятся и Алексей, всё время посматривающий в сторону скандалившего миллионера, вдруг замечает Карину. Его лицо напрягается. – Это что, Ира здесь? – спрашивает он удивленно. – Она должна быть там, в «Улиссе». Я должен пойти за ней. – Успокойся! Это не Ира, это её антипод Карина. Она секретарь твоего заказчика Пьера, который, если ты тоже заметил, просто вылитый Пётр. – Заметил уже! – мрачно подтвердил Алексей, – мне всегда хотелось дать ему в торец. Я одного не пойму, если здесь мы в твоем мире, то почему ты ими не управляешь? Я у себя… Он не договаривает. Веселая девушка, так похожая на Настю, быстро подходит к их столику и на её лице застывает озабоченное выражение. Обращаясь к Алексею, она говорит: – Вам пора! – Куда? – не понимает он. – Туда! – девушка неопределенно машет рукой в сторону освещенного луной серебряного моря, видимого из окон ресторана. – Вы, кажется, хотели что‑ то сделать. – Ах, да! – вспоминает Алексей. – Мне надо идти. Сейчас? – Да! Девушка уходит, и Алексей поворачивается к Вере. Они ничего не говорит, но по её глазам видно, что она понимает, куда и зачем должен отправиться молодой человек. Они молчат. Сильвен уже ушел со сцены и в зал вернулись черные музыканты в своих полосатых костюмах, заиграли джаз. Голос Пьера затих – вероятно, официанты удовлетворили его капризы; вечер опять вошел в привычное русло. – Я пойду! – говорит Алексей. В его голосе звучит грусть, неподдельное сожаление, что приходится уходить от девушки, которую встретил, из этого ресторана на берегу моря, из этого города. Он знает, что когда‑ нибудь сюда вернется. Приедет на своем ярко‑ красном «Феррари» из Бордигеры, заберет Веру, и они поедут кататься по побережью в сторону Испании. Только они одни и еще ветер, который будет озорно трепать их волосы, вырывать карту из рук Веры. Ведь она будет составлять маршрут поездки по прибрежным французским городкам и рыбацким городам Испании. Там они будут пить домашнее вино, есть свежие хрустящие круассаны. Возможно, они доберутся до Фигераса, посмотрят на картины знаменитого сюрреалиста Дали. Ему всегда было интересно его творчество. Он на миг закрывает глаза, представляя как всё это будет. Вере не хочется его отпускать, она держит Алексея за руку. Это время, проеденное вместе… Оно оставило незабываемый след в её душе. Если Алексей сразу и безоговорочно влюбился в неё, она это почувствовала еще в Боридегере, то Вера только сейчас ощутила, как он ей дорог. По натуре она медленно влюбляется – что поделать, если у неё такой характер! Одним это дано мгновенно, с первого взгляда, а другие влюбляются постепенно. Есть чувства, вспыхивающие как порох, горящие алыми розами на солнце, а есть чувства, как полевые цветы – не яркие, скупые на краски, но от этого не менее глубокие.
|
|||
|