Примечание автора 14 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 24Следующая ⇒

— И почему ты выбрала «Вегас Бэлльс»?

Чтобы избежать Риперов.

— Потому что вы новички, и я слышала, что девушки здесь хорошо зарабатывают.

— Ты пробовала сходить в «Лайн»?

— Нет.

Он поднял бровь.

— У тебя проблемы с Риперами?

Я быстро качаю головой. Слишком быстро, я понимаю это по тому, как он ухмыляется. Ужас.

— Ладно, раздевайся и станцуй для меня, — приказывает он. — Посмотрим, что ты можешь сделать.

Я сглатываю, потому что все повторяется. Я ловлю края футболки, потом смотрю вниз, задумавшись. Последний раз я делала это в доме моего отчима. Он смотрел. Со своими друзьями.

Я пообещала себе, что больше никогда этого не сделаю — не так.

— Какие смены у вас открыты? — спрашиваю я внезапно, чувствуя отчаяние. — Я имею в виду, если вам понравится то, когда я могу приступить.

— Сейчас мы работаем только днем.

— Никаких вечеров?

— Точно не для новичков — говорит он. — У нас постоянно появляются новые девушки из Вегаса. У местных есть дневные смены, если только они не работают в полную силу.

Что-то вроде паники затапливает меня. Я не могу работать в дневные смены, я потеряю место в школе. Они уже итак помогли мне с работой по моему расписанию, но реальность такова, что я должна быть там во второй половине дня. Иначе я никогда не закончу школу.

Я не могу этого сделать. Не могу отказаться от будущего, над которым так упорно трудилась, чтобы заработать деньги для мамы... Я даже не знаю наверняка, говорит ли она правду... Она всегда лгала, чтобы получить деньги. Это ее способ жизни.

— Простите, я совершила ошибку, — говорю я быстро. — Я не могу работать по будням. Я должна идти.

Он медленно кивает, поднимаясь на ноги.

— Конечно, — отвечает он. — Если передумаешь, возвращайся. Я ещё не видел твоих движений, но ты мне нравишься. Возможно, мы сможем найти что-нибудь для тебя.

Его взгляд пролетел по моей груди, когда он сказал «нравишься», и я подумала, что меня может стошнить. К счастью, он открывает дверь, и я быстро ухожу. Бармен подмигивает мне, когда я прохожу мимо, чувствуя себя мерзко и отвратительно. Снаружи воздух свеж, а солнце ярко светит — стрип-клуб ощущался как ловушка в сумасшедшей яме альтернативного мира. Конечно, это только в моей голове. Само здание выглядит очень красивым.

Находиться внутри было просто неправильно. Думаю, я не такая крепкая, как выгляжу. Конечно, в моей новой жизни — моей нормальной жизни — мне это и не нужно.

Теперь мне нужно найти другой способ спасти маму. Я забираюсь в свою машину и еду в библиотеку, полагая, что это такое же хорошее место для старта, как и для любого другого дела — если не больше, я могла бы воспользоваться их компьютером. Возможно, я не смогу отправить ей много денег, но должна быть какая-то помощь для женщин в схожей ситуации …

Через два часа у меня имеется все необходимое.

Прямо в моём старом родном городе есть женский центр, и я даже разговаривала с менеджером по телефону. Она пообещала мне, что, когда мама будет готова к отъезду, они смогут послать полицейскую машину с обученным консультантом, чтобы забрать её.

Им просто нужно знать время и место.

Я сжимаю телефонные номера в руке, стоя на улице. На парковке под деревом есть хорошее место. Я подхожу и опускаюсь на землю, решив покончить с этим. Затем набираю номер мамы.

— Ты получила деньги? — спрашивает она.

Я готовилась заранее, но моё лицо вспыхивает от эмоций.

— Нет. Я не смогла получить больше денег. Но у меня есть кое-что получше — я нашла людей, которые могут тебе помочь. Спасти тебя. Всё, что тебе нужно сделать, это позвонить им, и они приедут с полицией, чтобы забрать тебя. Они постоянно так делают. Один телефонный звонок — это все, что им нужно. Они даже помогут нам купить билет на автобус, чтобы ты смогла добраться в Каллап.

Она молчит в течение минуты. Затем кричит так громко, что моя барабанная перепонка чудом остается целой.

— Ты неблагодарное маленькое дерьмо! Если бы я думала, что какая-то сука с полицией может мне помочь, я бы уже позвонила ей. У меня есть чёртов телефон. Ты что так чертовски сильно обкурилась, что забыла, что значит заботиться о своей семье? Мне все равно, как ты получишь эти деньги — укради их, потрахайся с кем-нибудь, сделай всё, что нужно. В противном случае…

Я выключаю телефон и бросаю его в траву.

Святое. Дерьмо.

Я чувствую слёзы на глазах, а потом вытираю их, потому что: пошла она.

Пак был прав.

Мама играет со мной. Снова. Я предложила ей выход, и она даже не стала его рассматривать, а это означает, что она никогда не была серьёзно настроена сюда приехать. Какого чёрта я вообще отвечала на её телефонные звонки? С меня хватит. Хватит. Да чтобы еще раз… Она может отправляться на хрен, прямо сейчас, я не стану посылать ей вообще никаких денег. Я использую их для оплаты своих проклятых счётов, как ответственный человек.

Я хватаю телефон и поднимаюсь на ноги, идя к своей машине. Мне нужно оплатить коммунальные счета, перед тем, как ехать домой и печь пирог для Эрла. Потом я поужинаю с ним и Реджиной — моей настоящей семьей — и забуду про эту ненавистную суку из Калифорнии.

То, что она родила меня, ещё не значит, что я должна разгребать её дерьмо.

Во время поездки домой я громко включаю свою любимую музыку, пою и качаюсь в такт музыке, потому что впервые в жизни чувствую себя по-настоящему свободной.

Теперь у меня есть своя собственная жизнь, и она замечательная. Может быть, Пак снова проведёт ночь со мной. Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

Она не сможет всё испортить, я ей не позволю.

Глава 10

Два часа спустя дым валит из кухни под оглушительные крики сигнализации. Просто ужасающе громкие. Эрл не полагался на случай и Бога, когда дело могло принять опасный оборот. Я почувствовала запах горящего пирога всего несколько секунд назад, но теперь происходящее на моей кухне напоминает взрыв бомбы-вонючки.

Дерьмо.

Я открываю духовку, чтобы увидеть огромное количество начинки, которая пузырится по краям, капая на дно духовки. Взяв пару полотенец, вытаскиваю пирог и ставлю его на подставку, а затем, быстро захлопнув духовку, бегу открывать окна.

Вдруг кто-то стучит в дверь. Моё сердце начинает часто биться… Пак? Он говорил, что приедет на пирог, но я не заметила его байк, когда возвращалась домой. Я пыталась дозвониться до него. Но ответа не было. Я предполагала, что у него есть мобильный телефон, но даже будь у меня его номер, он был бы бесполезен здесь, в долине.

— Привет, — здороваюсь я, широко открыв дверь.

Пак приветствует меня в своем стиле, схватив за шею и затягивая меня в долгий, горячий поцелуй, от которого перехватывает дыхание. Наконец он отрывается, утыкаясь своим лбом в мой.

— Имеется ли какая-то особая причина, по которой твоя кухня вся в огне?

Я медленно качаю головой, балдея, от того как его голова двигается в такт с моей. Оказывается, вся эта телевизионная романтическая фигня между девушкой и парнем довольна мила.

— Пирог немного подгорел, — объясняю я.

Он отступает, нахмурившись.

— Это значит, что я не получу свой кусок?

— Что если я скажу тебе, что у нас будет отличный секс?

Все еще хмурясь, он поднимает бровь.

— Ты не ответила на вопрос.

Я бью его по плечу, и он, ухмыляясь, притягивает меня к себе, а потом целует в макушку.

— Я выбираю секс, — решает он. — Но должен признаться, я разочарован пирогом.

— Всё хорошо. Просто немного начинки попало на дно духовки. Пирог не самый красивый, но всё равно вкусный. И я отдам его Эрлу и Реджине.

— Они старые, поэтому не смогут съесть все. Принеси мне остатки, и я переживу. Теперь давай перейдём к сексу.

Я смотрю на часы.

— У нас есть около получаса до моего отъезда, — говорю я. — Но сначала мне нужно убраться.

— Не проблема.

Десять минут спустя Пак уже прижимает меня к стене моего крошечного душа, одной ногой Пак разводит мои бедра, а ртом блуждает по моей шее, в то время как его пальцы погружаются глубоко в меня. Все так тесно, неловко и прекрасно одновременно.

— Срань господня, — стон вырывается из меня. — Не могу поверить, как это приятно.

— Скоро будет еще лучше, — уверяет меня Пак.

Внезапно его руки хватаю мои бедра, поднимая меня достаточно высоко, чтобы он смог засунуть свой член внутрь. Он наполняет меня, бедра вдавливаются в мои, и я снова прижата к стене. Наверное, это должно быть больно, но это не так. Совсем нет.

Каким-то образом момент становится идеальным во всех отношениях.

Потом Пак начинает двигаться, и я понимаю, что «идеальный» — это скорее состояние бытия, чем одна конкретная позиция, потому что, клянусь, с каждой секундой он чувствуется все лучше и лучше.

— Черт, как же хорошо, — бормочет он и начинает двигаться быстрее.

Я чувствую, как напряжение нарастает, быстрее, чем обычно. Все чувствуется по-другому, лучше, чем раньше. Плотнее, горячее... сильнее.

Мои пальцы впиваются в его мускулы. Потом он попадает в то особое место глубоко внутри, и моя спина изгибается, а ногти царапают его кожу. Пак никак на это не реагирует. Теперь всё моё тело стянуто в дугу, и я чувствую, то сладкое облегчение, которое пока витает вне досягаемости.

— Сильнее, — стон снова покидает мои губы. — Трахни меня сильнее.

— Продолжай умолять, — хмыкает он. — Жарко как в аду.

— Твой член чувствуется лучше, чем...

— Не смей произносить имя какого-нибудь другого парня.

Смех ускользает от меня.

— Нет, — задыхаюсь я. — Я так не думала.

— О чём ты думала? — спрашивает он, жестко двигаясь бедрами.

— Мой вибратор, — умудряюсь выдохнуть я. — Иногда ночью я представляла, что это твой член.

— Иисус.

Наверное, он нашёл способ попасть в меня как можно глубже, и становится понятно, что ходить после этого может быть немного проблематично. Не то, чтобы меня это волнует. Я нахожусь примерно в десяти секундах от…

Пять... четыре... три...

Бум.

Мой мир взрывается. Я сжимаю его так сильно, что должно быть ему больно, но он просто застывает, и я чувствую горячие брызги глубоко внутри. Вода льется на нас, пока мы цепляемся друг за друга, стараясь не рухнуть под тяжестью нашего общего удовольствия.

Потом Пак выходит на свободу, мягко опуская меня на пол.

— Мне кажется, ты вырвала пару кусков из моей спины, — выдыхает он.

Я разворачиваю его в крошечном пространстве.

— Дерьмо. — Конечно же, мои ногти оставили ярко-красные следы, расползающиеся по его коже. — Это выглядит немного ужасно. Мне правда жаль.

— А мне нет, — говорит он. — Мне нравится играть грубо, Бекка. Можешь держаться за меня и царапаться так грубо, как только хочешь

Не уверенная в том, что стоит думать по этому поводу, я решаю не обращать на это внимания и заняться душем…

Ой. Бл*дь.

— Мы не использовали презерватив, — шепчу я в ужасе. — Мы не использовали грёбаный презерватив!

Пак замирает.

— Я даже не подумал об этом, — признается он. — Я хотел быть внутри тебя. Ты на таблетках?

— Нет, — отвечаю я.

Мы смотрим друг на друга, ошеломлённые.

— Ха, — выдает он наконец. — Ты знаешь, какой у тебя сейчас цикл?

— Ты знаешь об этом?

— Я взрослый человек, Бекка, — говорит он. — Не двенадцатилетний. Конечно, я знаю об этом. Каковы шансы, что ты залетишь?

Я качаю головой и жму плечами.

— Понятия не имею, — признаюсь я. — У меня он всегда был не очень регулярным.

— Тогда, наверное, у нас всё хорошо, — говорит Пак. — Я чист, если ты волнуешься об этом.

Я моргаю, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Ладно.

— Хм, думаю, мне нужно вымыть волосы перед уходом, — наконец говорю я.

— Это так ты намекаешь, что хочешь побыть одна и мне стоит выйти из душа? — спрашивает он с легкой смешинкой в голосе.

— Думаю, да.

Пак притягивает меня поближе, гладя мои щеки большими пальцами и смотря мне в глаза.

— Всё будет хорошо, окей? Ты готовься, а затем выходи и мы насладимся ужином. Не беспокойся об этом.

Да, правильно. Никаких тревог.

Пирог Эрла с черникой до сих пор остается теплым, когда я выхожу из квартиры в пять тридцать вечера — Реджина подает ужин ровно в шесть, и она не терпит опозданий.

Но спешка того стоит, потому что я люблю стряпню Реджины почти так же сильно, как и секс с Паком.

В этих ужинах и обедах не было ничего особенного, но тем не менее они были по-своему замечательными, потому что Реджина не любила останавливаться на пол пути. Нет. Когда она готовила картофельное пюре, она сама отваривала картофель, затем добавляла настоящее масло, настоящие сливки и щепотку соли, чтобы создать нечто, не имеющее никакого сходства с тем дерьмом, которое вы покупайте в магазине.

После сердечного приступа Эрла, я попыталась поговорить с ней, чтобы они перешли на менее калорийную еду. В ответ она посмотрела на меня так, словно я сошла с ума, заявив, что перестанет употреблять настоящее масло, сразу, как только он перестанет пить и курить. Если бы он заботился о собственном здоровье настолько, чтобы оно изменилось, ей бы пришлось есть еду по вкусу, напоминающую канцелярский клей.

Пожалуй, не стоит говорить, что настоящее масло всё ещё лежит на её столе.

***

Сегодня ужин выглядит также, как и всегда — жареная оленина (привет от Эрла), овощи, картофель и соус, за которым следует горячий пирог с шариком холодного, но чуть-чуть подтаявшего мороженого.

Реджина и Эрл никогда не требовали от меня довериться им, а я совсем не хотела теребить раны, связанные с моей матерью. Но что-то в этих почти семейных посиделках за столом всегда заставляло меня говорить, и сегодняшний вечер не стал исключением. Когда я наблюдаю, как Эрл режет жаркое, я понимаю, что я рассказываю все о телефонных звонках и своем послеобеденном визите в клуб «Вегас Бэлльс».

— Не могу поверить, что снова повелась на это дерьмо, — сокрушенно говорю я, тыкая вилкой в свою картошку. — Кто-то скажет, что я стала умнее?

— Нам трудно не любить наших родителей, — говорит Реджина. — Это часть человеческой сущности. Что-то пошло не так в проводке твоей мамы, иначе она бы относилась к тебе лучше. Это не значит, что ты должна винить себя за то, что у тебя есть сердце.

— Что ты думаешь об этом стрип-клубе? — спрашивает Эрл, глядя на меня светлым глазами.

Я давлюсь.

— Хорошая попытка, — говорит Реджина, ударив его сервировочной ложкой. — Наша девочка чуть не оказалась без одежды перед толпой незнакомых мужчин. Ты правда хочешь более детальное описание этого клуба?

Реджина продолжает бормотать, когда Эрл привлекает мой взор и быстро подмигивает. Я стараюсь не засмеяться — этот мужчина всегда был озорником, и ему нравилось подшучивать над своей женой. А она всегда воспринимала все всерьез, сколько бы раз он не делал этого.

— Мне нужно сходить за пирогом.

— Чертовски верно, — воодушевленно говорит Эрл. — И мороженое захватишь?

— Позволю ли я тебе есть пирог с черникой без мороженого? — спрашивает сурово Реджина. — Может, ты и забывчивый старый дурак, но у меня то еще все дома. Бекка, пойдем со мной на кухню.

Я стреляю взглядом в Эрла, а потом иду за ней из столовой. Их дом не представлял собой ничего особенного — всего лишь маленький двухэтажный особнячок, которому стукнуло почти сто лет, и который демонстрировал каждое мгновение своего преклонного возраста. И все же ничто не чувствовалось так безопасно и тепло, как это место. У меня никогда не было дома с моей мамой, но у меня точно есть один — здесь.

— Ты, молодец, — говорит Реджина, величественно указывая на пирог. Эта похвала дорогого стоит — обычно пекла пирог она сама, оставляя за мной покупку мороженого. — Я горжусь тобой. Ты подвела черту и не позволила этой женщине снова воспользоваться тобой. Я знаю, что это было нелегко.

— Так и было, — признаюсь я, извлекая пирог и острый нож. — Я тоже рада, что сделала это. Она уже нанесла достаточно ущерба.

— Чертовски верно.

Реджина пропускает меня из кухни вперед, гордо неся следом мой пирог. Я ставлю его в центр стола, желая, чтобы на нём не было кольца ярко—фиолетового сока и жижи, вытекающей сбоку.

— Выглядит великолепно, — хвалит Эрл.

— Похоже на стряпню двухлетнего ребёнка, — грустно отвечаю я.

— Неважно, как это выглядит, — успокаивает меня Реджина. — Только вкус имеет значение. Не стой там — подавай уже десерт, пока мы все не умерли с голоду.

Мы с Эрлом начинаем смеяться, потому что никто не мог голодать в доме Реджины. Настоящая опасность — проснуться однажды с весом в пятьсот фунтов. Я разрезаю слоистую корку, и всё ещё тёплая начинка начинает растекаться. Реджина протягивает мне тарелку, и я беру её, вернувшись во второй раз, чтобы насобирать крошечные ягоды, которые нападали по бокам.

— Итак, — сообщаю я нарочито небрежно. — У меня ещё есть одни новости. Я встречаюсь кое-с-кем. По крайней мере, у нас уже было несколько свиданий, если их можно так назвать.

— Правда? — спрашивает Реджина, ловко выкладывая мороженое на тарелку и протягивая его Эрлу, когда я беру второй кусок. — Это тот самый мальчик Коллинз? Похоже он неплохой.

— Парни из профсоюза говорят, что у него есть потенциал, — добавляет Эрл. — Ты могла бы напороться на более худший вариант.

Я сглатываю.

— Я встречаюсь с Паком Редхаусом.

Тишина.

Подняв глаза, я вижу, что они оба смотрят на меня.

— Я знаю, что у нас с ним в прошлом произошло кое-что необычное…

— Это преуменьшение века, — говорит Реджина. — Но даже, если сейчас ты и сбросила на нас бомбу, это совсем не означает, что ты должна перестать раскладывать пирог по тарелкам. Может быть, ты ещё не готова.

— Встречаться с Паком?

— Нет, отвечать за пирог с черникой, — сдерживает она с трудом улыбку. — Не могу сказать, что я удивлена новости о Редхаусе. Я видела, как он смотрел на тебя за завтраком на днях. Ему всегда было плохо без тебя. Я просто не думала, что и ты чувствуешь то же самое.

— Я не уверена, что это хорошая идея, — признаюсь я. — Мне немного страшно, но он тоже делает меня счастливой.

— Ты выходишь из своей зоны комфорта, — заключает она. — Это всегда страшно. Но это не значит, что ты не должна этого делать. Убедись, что он обращается с тобой правильно, и всё получится.

Десять минут спустя я сажусь обратно в кресло, с набитым до упора животом.

— Хочешь еще кусочек? — спрашивает Реджина.

Я качаю головой, мне кажется, что я не смогу смотреть на еду еще целую неделю. Слава Богу, мне не нужно ехать на работу, потому что даже стоять, чтобы просто убрать тарелки со стола, было смертельно тяжело.

— Можешь помыть посуду? —спрашивает Эрл Реджину, поразив меня. — У меня в гараже кое-что припрятано для нашей девочки. Наверное, теперь это ещё важнее, учитывая все обстоятельства.

Реджина оборачивается к нему, и они продолжают еще о чем-то шушукаться.

— Конечно, вы двое займитесь своими делами.

Он подмигивает ей, затем встает и потягивается, выглядя довольным собой.

— Так что же происходит? — спрашиваю я, когда мы выходим из дома.

— Все происходящее с твоей мамой — плохие новости, — заключает он. — И ты до сих пор не знаешь, как всё обернётся. Скажи, если она действительно решит уйти от него и приехать сюда, ты будешь в безопасности?

— Она не приедет, — отрезаю я. — Ты её не слышал. Она просто играет со мной, пытаясь вытащить из меня побольше денег. Опять.

— Если это так, то она явно в отчаянии, — отвечает Эрл. — А отчаявшиеся люди опасны. У меня плохое предчувствие насчёт всего этого. Я горжусь тем, что ты предложила ей помощь, но не думаю, что всё кончено. Я хочу, чтобы одну вещицу ты всегда носила с собой.

Мои глаза расширяются, когда Эрл подходит к огромному, изготовленному на заказ, металлическому шкафу, в котором хранит свои инструменты и оружие. Он принес его из «Смеющейся Тесс» еще работая там, прежде чем спустя тридцать лет, Корпорация МакДоноха не уволила его. И вот уже два года Эрл работает в школе, что конечно, трудно назвать повышением, но и с этим он справляется с превосходством.

Эрл все возится с навесным замком, наличие которого всегда казалось мне лишним, потому что они не закрывали даже входную дверь. Наконец открыв, он берет старую коробку из-под сигар с одной из полок, важно водружая ее на верстак прямо передо мной.

Из приоткрытой крышки показывается маленький револьвер, инкрустированный перламутром.

— Это принадлежало моей матери, — говорит Эрл голосом, наполненным воспоминаниями. — Мой отец подарил его, когда уезжал на Вторую Мировую. Она вышла за него замуж за день до этого. Я бы хотел, чтобы это было у тебя.

Мои глаза округляются.

— Я не могу его взять, — шепчу я.

— Нет, можешь, — настаивает он. — Это отличное оружие, и всё ещё в прекрасном состоянии. Оно маленькое и легкое, рассчитано на женскую руку. И не только это, его совершенно невозможно отследить. Надеюсь, тебе никогда не придется его использовать, но, если Тини Петчел когда-нибудь появится здесь, я хочу, чтобы ты взяла это и всадила пулю ему в прямо в голову. Потом ты позвонишь мне, и мы придумаем, что сделать с телом. И Пака Редхауса тоже держи в узде.

У меня падает челюсть.

— Ты это не серьезно.

— Ты меня хорошо знаешь, крошка. Я никогда не шучу по поводу оружия.

Это правда. Эрл охотился всю свою жизнь. Он добыл оленя, которого мы ели за ужином, и в первый же год, когда я начала жить с ними, научил меня маскироваться и убивать, потому что «любой, кто владеет пистолетом, должен точно знать, что пуля способна сделать с живым существом».

— Я не думаю, что мне придется в кого-то стрелять.

— Хорошо, — отвечает он, улыбаясь. — Будем надеяться, что этого никогда не произойдёт. Но знай— мы всегда поддержим тебя. Неважно из-за чего. Ты словно наша плоть и кровь, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы мы перестали любить тебя.

Слёзы наворачиваются на мои глаза, и он неловко хмыкает.

— Давай выйдем и проветрим эту малышку, — грубо говорит он.

Я улыбаюсь и следую за ним из гаража. Они живут в десяти милях от города, прямо на склоне горы, поэтому у Эрла на лугу установлена своя маленькая мишень.

Вместе мы проводим следующий час, стреляя, он рассказывает банальные шутки, а я смеюсь, когда сумерки медленно опускаются на нас. За эти годы мы провели так много вечеров. Я никогда не хотела быть охотником, и мне было наплевать на оружие, но я любила стрелять с Эрлом.

В конце концов непроглядная темень окружает нас, и мы не видим даже самой мишени, поэтому посчитав, что заработали себе на отдых, решаем зайти обратно в дом. Но у крыльца я замечаю мотоцикл Пака, припаркованный прямо рядом с моей маленькой «Субару». Это заставляет меня немного притормозить. Что он здесь делает?

Он ест пирог.

Я вижу это, когда захожу на кухню с сигарной коробкой в руке.

— Привет, Бекка, — говорит он, кивая мне.

Реджина сидит рядом с ним и пьет кофе, это выглядит как посиделки двух закадычных друзей.

— Извини, что испортил ваш ужин, но я понятия не имел, когда ты вернёшься, и я был в этом районе.

Я уже открываю рот, чтобы назвать все это полной чушью, но потом понимаю, что на самом деле это может быть правдой. Буни и Дарси живут в паре миль отсюда.

— Он не просто вломился, — вмешивается Регина. — Он проезжал мимо и увидел твою машину, а я увидела, что он прячет записку под дворниками. Конечно, я пригласила его зайти.

Пак улыбается мне, затем доедает свой пирог и встает.

— Ты готова идти?

— Да, — говорит Эрл. — Я готов ко сну. Помни, что я тебе сказал, Бекка. Я конечно старый, но я понимаю, что говорю.

Пак поднимает бровь, и я жму плечами, потому что никак не могу сказать ему, что Эрл как бы предложил избавиться от его тела, если он не окажется на моей стороне. Вместо этого я собираю свои вещи, а затем Реджина вручает мне полный контейнер с остатками ужина и строгие наставления прийти снова, как только смогу.

— Так что, Эрл не вытащил свой дробовик. Это хороший знак, — говорит Пак, когда мы выходим. О, Пак, если бы ты только знал … — Я поеду за тобой обратно в город на байке. Мы снова будем ночевать у тебя.

— Ты выглядишь ужасно самоуверенным.

— Ага, — отвечает он, и мне не остается ничего другого как рассмеяться.

Эта неделя была похожей на сумасшедшие, долбанные эмоциональные американские горки, но, по крайней мере, у меня всё ещё есть Реджина и Эрл. Мотоцикл ревет позади меня, и я оглядываюсь назад, чтобы увидеть фары Пака в зеркале.

Так что теперь у меня есть Реджина, Эрл и Пак. Ну, у меня есть Пак до тех пор, пока мне не придется стрелять в него. Если я и буду стрелять, у меня нет сомнений, что Эрл поможет мне.

Он всегда так делает.

***

Рука Пака скользит между моих ног. Не знаю, сколько сейчас времени, возможно пять утра. Я смотрю на часы. Восемь. Не может этого на хрен быть! Я была морально не готова увидеть часовую стрелку выше шести часов. Я начинаю стонать, потому что устала и хочу спать дальше. Затем его рот накрывает мой клитор, и я начинаю стонать уже по более приятной причине. Через час, скатившись с Пака, я ложусь рядом после самого лучшего пробуждения, получив заряд бодрости на весь день.

— А ты неплохой будильник.

— Я рад оказаться полезным, — говорит он. — Во сколько тебе нужно быть в школе?

— Не раньше одиннадцати, — отвечаю я, смотря на часы.

Девять утра, а это значит, что у меня есть еще час, чтобы подготовиться перед выходом. Пора завтракать и принять душ, и, наверное, будет не лишним взять с собой что-нибудь перекусить. Моя смена начинается только в семь вечера, но Тереза оставила сообщение с просьбой прийти пораньше. Мне определённо пригодились бы дополнительные деньги. Моя поездка в «Уолмарт» и оплата электричества оставили меня с четырнадцатью долларами. Этого должно хватить, чтобы продержаться до следующей зарплаты, а пока, наверное, не стоит отказываться от приглашений Блейка на обед и не есть слишком много. Я решаю встать, но Пак ловит меня за руку и укладывает на прежнее место.

— Минутку, — говорит он. — Хотел с тобой кое о чём поговорить.

— О чем именно?

— Ты работаешь завтра вечером?

— Сегодня среда, так что да, — отвечаю я с любопытством. — А что?

— У нас дела в клубе, — говорит он.

Я крепко обнимаю его. У меня появляется ощущение, что я знаю, в каком направлении пойдет разговор. И мне это не нравится.

— Мне нужно работать, — отрезаю я.

— Если бы я поговорил с Терезой и устроил тебе выходной, это было бы нормально? Она должна мне. Это не было бы обычным делом, но к нам приезжают гости из другого города. Я бы хотел, чтобы они тебя увидели.

Его слова кажутся мне странными.

«Я бы хотел, чтобы они тебя увидели». Не «я бы хотел, чтобы они познакомились с тобой». Пак хочет, чтобы они смотрели на меня, как на вещь, которой можно владеть и попользоваться... Это вызывает воспоминания, и не все они приятные.

— Я не люблю байкерские вечеринки, — говорю я. — И мнене следует прогуливать работу — я не так долго там работаю, чтобы просить об одолжении. Я всё равно не могу себе этого позволить.

Он молчит, проводя маленькие круги на моем плече.

— Ты знаешь, что я член мотоклуба, верно? — наконец спрашивает он с оттенком смеха в голосе. — Байкерские вечеринки — это большая часть моей жизни, и они также будут большой частью твоей, потому что ты моя старуха.

Я откидываю голову назад, смотря на него.

— Я не твоя старуха. Мы как бы встречаемся, некоторым образом.

— В корне неверно, — не соглашается Пак. — Ты сидишь на заднем сиденье моего байка, и ты под моей защитой. Это чертовски близко к определению старухи.

— Нет, — говорю я, качая головой. — Я серьёзно, Пак. Я не хочу туда идти. Мы можем встречаться, заниматься сексом, что угодно. Я никогда не буду чьей-то старухой. Это все у меня уже было.

Его взгляд отрывается от моей груди.

— Не понял? Ты только что сказала, что была чьей-то старухой?

Я вздыхаю, плюхнувшись рядом с ним.

— Извини, я говорила о маме. Я видела, каково это быть старухой, что с ними происходило, не только с мамой, но и с другими женщинами. Все это веселая игра, пока кто-то не ударит тебя по лицу за то, что ты не принесла еще пива.

— Ты снова ведешь себя как сука.

— Отвали, — говорю я, скатываясь с кровати.

Я иду в ванную, хватая одежду по пути. Не хочу этого дерьма, не от Пака. Ни от кого другого.

— Ты, по сути, сказала, что я буду бить тебя, но когда я называю тебя своей старухой, то снова оказываюсь придурком? — спрашивает он твёрдым голосом. — Христос, Бекка. Достань голову из задницы наконец. Я не делал с тобой такого дерьма, и я уже устал оправдываться за то чего не совершал.

Я поворачиваюсь, открыв рот, чтобы прервать его, когда до меня доходят его слова.

Пак оказывается прав.

Я чертовски оскорбила его. Снова. Я закрываю рот и моргаю.

— Ты все верно говоришь, — наконец медленно признаю я. — Я не готова взять на себя ответственность, но мне не очень нравится, как ты все преподнес.

— Я называю вещи своими именами.

Мы смотрим друг на друга, и я качаю головой.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒