Глава 4. Цвета

Я думала, что наша следующая встреча произойдет, как и прежде, через длительный период: такой, чтобы земная женщина успела выносить и родить ребенка, а те дети, что постарше, закончили обучение на одном круге своих академий.

Я надеялась, что к этому времени продумаю свои дальнейшие действия, высчитаю все до десятых, не пропущу ни единой детали. Я буду готова к встрече с Фредериком, и на этот раз он не проведет меня. Он не подожжет мое сердце, чтобы коснуться спины. Не узнает о крыльях и мучающих меня чувствах.

На следующий после нашей второй встречи день я отправилась на занятия в льняном платье свободного покроя — отныне соприкасающиеся с телом одежды запрещены. Так земная женщина прячет ребенка внутри себя, чтобы весь мир не ополчился против нее. Так поступила и я.

Если бы будущих ангелов хоть чуть-чуть волновала моя судьба, уверена: они бы все узнали. Меня распирало изнутри, я хотела поделиться со всем миром своей радостью и неизмеримой печалью. Крыльями. Стоило бы кому-нибудь подойти ко мне, я бы выложила все, не таясь.

Но никто не проронил ни слова в мою сторону. Смолчала и я.

Практика. У нас была практика. Мы издали наблюдали за людьми, искали тех, что миру ещё нужны — и пытались помогать им всей нашей группой под внимательным взором преподавателей. Самые смелые вызывались послужить ангелами-хранителями: прошептать на ухо выход из ситуации.

Я не решалась. Сейчас я чувствовала себя как никогда равнодушной к чужому горю. Я могла бы гордиться собой, но взамен человечества я жалела себя.

Не стоит, не стоит… Я смотрела на мир людей, но видела в нем Фредерика. Те же смоляные волосы. Те же острые скулы. Такие же тонкие пальцы. И все — у разных жителей этого мира. Люди похожи друг на друга, мы похожи на людей… Но ведь и темные внешне — точная их копия, не считая крыльев, которые появляются не сразу, а постепенно. Даже у них.

По внутренним ощущениям, занятие закончилось довольно поздно. Мы все, уставшие, но впечатленные, разошлись по комнатам, проделали необходимые процедуры и — я знала это — легли спать. Следующий день выдастся таким же напряженным, для меня уж точно. Ночь — единственное время, когда мы можем отдохнуть. Ничего кроме: ни выходных, ни отпусков, у нас не было.

Я старалась не думать о том, что в самое беззащитное время, ночью, когда мы спим, творят свои злодеяния темные.

Но этой ночью злодеяния темных коснулись меня самой.

Не знаю, близилась ли ночь к концу или только началась — у нас она одинакова в любое время. Но я проснулась и спустя пару мгновений поняла, почему: из-за дыхания, что шелками касалось моей щеки.

Я открыла глаза, и они тут же встретились с другими, странно поблескивающими в темноте. Но я все же смогла разглядеть их: колдовские, зеленые. Опасные.

Фредерик.

Это имя отдалось внутри раскатом грома.

Я должна была оттолкнуть его, сделать хоть что-то (что? ), но темный опомнился первым.

— Доброе утро, — произнес он.

— Ночь, — прошептала я.

Отведи взгляд в сторону, отведи, отведи, не мучай меня, не мучай, за что Всевышние послали мне такое наказание?

Наверное, потому, что они понимали: будь у меня шанс, я бы не отрываясь смотрела в эти глаза, прикасалась к этим губам, гладила эти волосы.

— Оно приближается.

Фредерик отклонился, сложил руки за спину — я знала, он не касался моей спины, я бы почувствовала, должна почувствовать, — и я села, опираясь на локти. Сползло с тела оделяло, обнажая шею и плечи, открывая на обозрение часть груди, прикрытой невесомым платьем на тонких бретелях. Фредерик улыбнулся: зрелище показалось ему вполне приятным.

Пусть лучше рассматривает бледную кожу рук и груди, чем спину. На ней, словно зародыши, сморщенные, мелкие, начинают проступать крылья.

— На этот раз ты не обещал ничего, — проговорила я.

— Да, — отозвался он. Вновь взглянул на приоткрытое тело — на губы скользнула улыбка, и произнес: — Собирайся.

— Ты хочешь меня убить?

Я все же притянула к тебе одеяло и плотнее закуталась в него, не отрывая взгляда от Фредерика.

— Воскресить, дорогая.

Темный плащ, темные ботинки, небрежные смоляные волосы, брови, которые он чуть нахмурил. Я знала: это потому, что я не хочу выполнять приказ. Но я светлая, и я не собираясь подчиняться подлым темным, и скоро у меня вырастут крылья, и мне нельзя, нельзя, нельзя…

— Как? — поинтересовалась я.

Если бы сейчас взглянула на собственные руки, то наверняка увидела бы: дрожат.

— Покажу одну вещь, — отозвался он.

Если бы не этот блеск в глазах и горящий в углу ночник, я не разглядела бы бледность, царящую на его лице. А, может, светильник и был виноват в том, что лицо темного казалось белым.

— Мне нельзя выходить из комнаты.

— Ты не выйдешь.

Придерживая одеяло, словно бальное платье, я встала с кровати и подошла к широкому шкафу, украдкой, чтобы темный не увидел мою спину.

— Не выйду? — уточнила я.

Нужно отвлечь, обмануть. Обмануть, отвлечь. Но разве я что-то понимаю в обманах? Может, в своей прошлой жизни я что-то в них и смыслила. Обманывалась и обманывала. Может, этим я занимаюсь и сейчас, когда верю темному и когда ни в чем не признаюсь ни себе, ни окружающим.

— Вылетишь.

Я вздрогнула.

Не смогла сдержать в себя в руках. А надо было, надо! Подрагивающим голосом заметила:

— У меня нет крыльев.

И это была чистая правда.

Фредерик улыбнулся пуще прежнего, без слов признался, что у него крылья есть и вполне смогут удержать двоих. Он не соврал… Вернее, так: он подтвердил мои догадки, но сделал это так легко и непринужденно, будто крылья — само собой подразумевающее.

Фредерик не скрыл этого от меня.

Сколько лет он является темным? Когда произошло это его рождение? Он наверняка старше и опытнее меня. Может, его крылья взрослые, как самые высокие на Земле горы. Может, он не усваивает знания, а дает их. Может…

Но передо мной стоял совсем молодой мужчина, которому ни за что нельзя было дать больше двадцати пяти земных лет.

— Я не полечу.

— Почему же?

Он играл. Следил за каждым моим движением, каждым взмахом ресниц, каждым пророненным словом.

Играть я не умела даже в прошлой своей жизни.

— Меня увидят, — произнесла я. У Фредерика так хитро сверкнули глаза, что я поняла: проиграла. Он сам доказал это следующей своей репликой:

— Если тебя волнует только это, знай: мои крылья отлично сливаются с окружающей местностью. А уж сейчас небо черное, что можно летать, не спеша.

Прозвучало достоверно. Я на секунду замялась, дала ещё больше шанса своему сопернику, и он воспользовался этим: сам подошел к шкафу с одеждой, распахнул створки и заглянул внутрь. Не знаю, что он хотел там увидеть, но в шкафу висела разнообразная одежда одного и того же цвета.

— Выбор невелик, — вынес вердикт Фредерик.

— Я не полечу, — напомнила я.

Он подвигал плечики, пока не остановился, держа в руке одно из них. Я поняла, что бледнею: Фредерик все же обнаружил единственную темную вещь моего гардероба, которую я тщательно прятала от всех за белизной.

Это было темно-фиолетовое платье.

Я прибыла в нем в Академию сиятельных ещё до перерождения. Мне тут же выдали другую одежду, но от платья я так и не избавилось, и сейчас оно казалось черной вороной среди необычайно-белых.

— Пойдет, — Фредерик кинул платье на кровать: ленты пояса затрепетали в воздухе, как языки костра. — Собирайся. У нас не так много времени.

— Но…

— Фиолетовый неплохо смотрится на фоне черного.

— Я…

— Так не пойдет.

Он покачал головой, шагнул ко мне и дотронулся до предплечий, которыми я прижимала к себе спасительное одеяло. Дыхание вновь опалило щеку. Сердце замерло. Его сердце стучалось за двое наших.

— Ты просто обязана это посмотреть, хорошо? Понимаю, сложно убеждать в чем-то ту, имени которой даже не знаешь…

— Так узнай его, — отозвалась я с вызовом. — Что тебе стоит? Залезь мне в голову и выясни. Ведь это так просто, и что же?

Горячий воздух оставлял на коже ласковые ожоги, когда Фредерик шептал:

— Сейчас я хочу, чтобы все было честно, — и добавил совсем-совсем тихо: — Прости.

Он отошел к двери, отвернулся. Не хочет меня смущать? Хочет защитить, побыть сторожем одной заточенной в башне принцессы? Впрочем, какая принцесса из меня?

Сама не понимая, что делаю, я отпустила одеяло, что облаком легко у ног, стянула ночное платье-мотылька. Я не стеснялась того, что Фредерик может увидеть мою наготу… ведь я стояла к нему передом.

Платье, совсем другое, и чужое, и родное одновременно, коснулось кожи. Оно едва прикрывало колени и полностью скрывало руки, оставляя открытым декольте. Я провела по нему ладонью: платье было бархатным, мягким, как мох.

А крылья?

За время пребывания в Академии я похудела, и сейчас платье оставалось на мне свободным. Тем более, на спине… Я распрямила плечи, коснулась рукой спины. Он не должен их заметить.

Фредерик повернулся. Вовремя: я успела переодеться и позаботиться о скрытности крыльев. Наверняка услышал, что движение прекратилось… И решил узнать, все ли со мной в порядке.

— Прекрасно, — он улыбнулся. — Можно отправляться в путь.

— Я не…

— Ты уже, — прервал меня Фредерик. И был прав, как он был прав!

— Куда ты собрался лететь?

— Мы. Узнаешь.

Он подошел ко мне, встал прямо напротив и осторожно обнял за пояс. Спина! Но руки Фредерика больше не двигались.

Темный склонился ко мне, и я сама подалась к нему. Запретный плод сладок… И я вдруг оказалась тем цветком, что тянется не к свету, а к тьме. Хочет впитать ее в себя.

Это случилось.

Фредерик поцеловал меня вновь, и на этот раз поцелуй был больше, чем просто касание губ. Настойчивый, смелый, дерзкий — как и сам темный. Донельзя приятный. Глаза сомкнулись сами собой, и распахнула я их только тогда, когда поцелуй закончился.

В это время мы уже летели.

Мы летели. Я в объятиях темного, и его крылья служат куполом, защищающим от прохладного ночного неба, скрывающим окружающую темноту.

Я обняла Фредерика за шею: не то боялась упасть, не то хотела быть ещё ближе к нему.

Настоящей светлой требовалось скинуть с себя руки темного и упасть вниз пронзительной стрелой. Это была бы красивая смерть… но я почему-то знала: впереди меня ждет ещё более красивая жизнь. Или хотя бы краткий ее миг, за который не жалко ничего. Даже умереть.

Свобода, настоящая свобода. Чуть взлетают волосы. Внутри купола — полная тишина, за ним бушует ветер. Под ногами — пустота. Внизу…

Я повернула голову и взглянула вниз. Игрушечные здания, что в темноте кажутся синеватыми. Башенки Академии, дорожки, свод библиотеки. Все такое нереальное, такое далекое, такое ничтожное.

А потом оно осталось позади бледно-белой точкой, постепенно растворилось вовсе. Я подняла голову, но надо мной были все те же черные перья и Фредерик.

Небо.

Почему-то мне очень захотелось увидеть небо, но повернуться так, чтобы разглядеть его, я не могла.

Через несколько мгновений я почувствовала под ногами твердую землю. Мы остановились. Крылья спрятались за спину Фредерика; вернее, так: онистали его плащом. Истина всегда ближе, чем мы думаем. Просто мы не хотим принимать ее.

Я убрала руки с его шеи, обернулась — и замерла.

У горизонта, в кронах темно-зеленых деревьев, клубилась розовая дымка рассвета. Она просвечивала через золотые облака, и где-то небо уже начинало голубеть.

Рассвет!

Я так давно не видела рассвета.

Я с трудом заставила себя оторвать взгляд от этого маленького зарождения жизни и осмотреться вокруг. Мы стояли над пропастью, тьмой расползающейся внизу. Здесь была не земля — камень, лишь в некоторых местах покрытый редкой травой. Оступишься — улетишь.

А я очень, очень хотела летать.

— Как тебе? — поинтересовался Фредерик.

— Я не знаю, — призналась честно.

— Почему же?

Он встал рядом, совсем-совсем близко. Если мы упадем в эту пропасть, так вместе, подумала я. Вот только он сможет спастись, взлетев, а я — нет.

— Я убедила себя в том, что больше никогда не увижу рассвет.

— Я плохо действую на тебя, светлая, — проговорил Фредерик, и это прозвучало так просто, так по-земному.

Внутри что-то ломалось. Фиолетовое платье, полет, горный склон, деревья, рассвет… Треплющий ветер волосы. Заставляющий сердце то замирать, то биться быстрее Фредерик.

Мир мой постепенно начал обретать краски. Не черное и не белое. Цветное.

Начали появляться ощущения и запахи.

Запахи… Сейчас здесь пахло клубникой со сливками.

— Когда у меня вырастут крылья, я сюда прилечу, — произнесла я.

— Я буду тебя ждать, — отозвался Фредерик. — Встретимся во время одного из таких рассветов… Полетим обратно — запоминай дорогу, дорогая.

— Айла.

Это слово прозвучало, как перезвон арфы. Оно виделось мне светлым, желто-белым, звонким, но хрупким, как разбивающийся хрусталь.

Зачем я произнесла его?

Наверное, это была благодарность.

— Айла? — переспросил Фредерик. И добавил удивленно: — Это… твое имя?

— Одно из, — ответила я, улыбаясь. — Чтобы ты знал, как можно ко мне обратиться. Правда, думаю, теперь отказать тебе будет ещё сложнее. Ведь ты знаешь мое имя и сможешь легко меня уговорить… на ещё одно такое путешествие.

Я говорила это так просто, будто Фредерик был моим лучшим другом.

Может, поэтому я и доверилась ему так быстро? Потому, что всю жизнь — и нынешнюю, и прошлую, нуждалась в том, с кем я смогу попросту разговаривать, в том, кто поймет меня — и примет. По абсолютной случайности им оказался темный.

Я старалась не задумываться над тем, что Фредерик делал в день нашей первой встречи на территории Академии.

— Боюсь, в ближайшее время мы не сможем попутешествовать. Дела. Но потом…

И он вновь обнял меня, будто намеренно не касаясь спины.

Я понимала, что никогда не прощу себе этого, но смиренно стояла в его объятиях, пока розовое зарево не заполонило все небо, а из-за крон не начало выползать ленивое солнце.

Тогда мы одновременно поняли, что нужно вернуться.

Обратный полет выдался не менее приятным.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 Следующая ⇒