Счастье. Римма Ефимкина

Счастье

Римма Ефимкина

Этимология слова такова: «счастье» – близко к «часть», а «часть» одного происхождения с «кус», «кусок» (древние, по-видимому, знали один простейший способ отделения части от целого: откусывание, отгрызание). Что же до приставки «с-», то она тут такая же, как у слова «смерть». Ее значение «своя», т. е. «хорошая часть; такая, какая мне нужна» (ср. близкое по смыслу «у-часть»).

Таким образом, " счастье" можно перевести как довольство своей участью, сборка, объединение частей, исцеление (становление целостным), интеграция. Недаром возрастом счастья называют старость после семидесяти – именно к этому времени люди приходят к принятию себя, своего жизненного пути, окружающего мира, исторического отрезка, на который накладывается их жизнь. Правда, речь здесь идет не обо всех людях, а о тех, кому удалось принять все свои " куски", части, субличности.

СЧАСТЬЕ – ЭТО ОБЛАДАНИЕ
В романе " Война и мир" Лев Толстой неоднократно и скрупулезно исследует тему счастья на примерах своих героев. Я выбрала эпизоды, касающиеся лишь Пьера Безухова и Наташи Ростовой. Того и другого писатель то погружает на дно несчастья, то возносит на вершину счастья. Его герои взрослеют, и вместе с их восхождением к зрелости меняется их восприятие счастья.

Так, в начале романа Пьер является перед читателем " несчастным" двадцатилетним незаконным сыном екатерининского вельможи, и Анна Павловна Шерер, фрейлина императрицы, приветствует Пьера " поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне" . Затем " всевышней волею Зевеса" он наследует громадное состояние, графский титул – и становится " счастливым": " Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов в большом петербургском, заново отделанном доме графов Безуховых" .
Можно ли согласиться с общественным мнением, считающим Пьера счастливым? На самом деле внешние трансформации являются не причиной, а следствием внутренних изменений. Самое распространенное людское заблуждение относительно счастья в том, что оно приходит снаружи в виде материального изобилия и высокого социального статуса. Поэтому те, кто едва замечал Пьера, после перемены в его судьбе внезапного начали оказывать ему самые высшие знаки внимания. А что было в душе Пьера? Сам себя он чувствовал несчастнейшим из людей, потому что не он выбрал свою участь. До счастья оставалось несколько лет, за время которых он пережил дуэль, околосмертный опыт присутствия на казни, участие в качестве свидетеля в Бородинском сражении, французский плен, гибель товарищей, болезни, лошадиное мясо, вшей, холод и лишения.

СЧАСТЬЕ – ЭТО УДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОТРЕБНОСТЕЙ

Как ни странно, все эти " несчастные" (с людской точки зрения) события как раз и являются необходимым условием достижения счастья.

" В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню".

Подобное понимание счастья перекликается с представлениями Руми, персидского поэта-суфия XIII века:

– Что такое яд?

– Яд – это всё, что превышает ваши потребности. Ядом может стать сила, богатство, желания эго, жадность, лень, любовь, амбиции, ненависть или что-то еще.

СЧАСТЬЕ – ЭТО СВОБОДА

В плену Пьер приходит к осознанию своей внутренней свободы, независимой от внешней несвободы, что впоследствии приводит к перестройке всей его внешней жизни.

" Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.

– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!

То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это-то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие".

СЧАСТЬЕ – ЭТО ЦЕЛОСТНОСТЬ

О счастье принято говорить в терминах радости, когда точнее было бы определять его в терминах полноты, целостности, порядка. Так, Наташа Ростова, переживая траур по Андрею Болконскому, испытывает счастье в тот момент, когда рассказывает Пьеру о последних днях своей любви. Здесь точно нет радости, а есть боль, страдание, горечь, но одновременно есть восстановление порядка в разрушенных некогда отношениях двух любящих людей.

" Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он (Пьер) Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами. (... )

– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он... он... он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему... – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленях и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:

– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала, все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославле.

Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.

Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.

Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи. Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое".

Лев Толстой в этом эпизоде несколько раз называет состояние Наташи счастьем, подразумевая, что необходимые " части" сошлись вместе, образуя целое, целостную ткань жизни.

Позднее Пьер, влюбленный в Наташу, ревнуя ее к ее прошлому с его другом Андреем Болконским, размышляет и приходит к выводу: " Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо" , тем самым признавая эту полноту и целостность жизни, из которой нельзя удалить ни одного фрагмента без нарушения целого.

На лекциях по психологии для иллюстрации идеи счастья я привожу в качестве примера образ пазла. Представьте себе, что ваша личность состоит из субличностей, как пазл из фрагментов. Ваша задача вовсе не отделить " хорошие" от " плохих", оставив только первые; из них картинки не сложишь. Чтобы картинка проявилась, нужно разглядеть и поставить на свои места все кусочки до одного.

" – Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали; хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради Бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье".

СЧАСТЬЕ – ЭТО ЛЮБОВЬ

Есть в романе Льва Толстого описание счастья и в привычном для нас восприятии – счастье любви. На примере Пьера мы имеем возможность сравнить его чувства к первой его жене Элен и второй – Наташе Ростовой.

" В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“*? » Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. (... )

Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.

Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастье. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как-нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.

Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие-нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого-то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.

Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.

Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.

«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда-либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что... я был счастлив».

Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их".

ПРИЗНАКИ СЧАСТЬЯ

Для меня как для психолога этот довольно большой отрывок из романа является своеобразным манифестом, опираясь на который, я могу выделить отличительные признаки состояния счастья.

1) " Ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять". Это согласуется с постулатом Милтона Эриксона, что у человека есть все необходимое в виде ресурсов. Счастье в данном контексте – это доступ к ресурсам.

2) " Планов он тоже не делал теперь никаких". В этих словах заключен еще один признак счастья (" счастливые часов не наблюдают" ), означающий, что человек максимально включен в жизненный процесс здесь-и-теперь, принимает жизнь во всех ее проявлениях, не сортируя на хорошее-плохое, желательное-нежелательное.

3) " Радостное, неожиданное сумасшествие. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему". Почему Лев Толстой называет это состояние вселенской любви сумасшествием? Потому что эта способность, согласующаяся с основным евангельским принципом (" возлюби ближнего своего как себя самого" ), особенно трудно дается человеку. Открыв в себе эту способность, человек будет купаться в счастье, пока на смену этому состоянию неизбежно не придет другое. Но и тогда он подспудно будет стремиться снова попасть в состояние любви.

4) " Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие-нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого-то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой". Толстой еще раз напоминает о заблуждении, в котором пребывает человечество, что счастье зависит от внешних событий. Пьер не пытается переделать человечество, а находит поводы видеть в людях лучшее. Эрик Берн называет такую установку зрелой личности " Я ок – ты ок".

5) " Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными". " Безумие" в данном контексте – это перенесение управляющего центра из головы в сердце, которое не ошибается, когда оно открыто любви.

Подводя итог, я бы определила счастье не как чувство, а как состояние целостности, внутреннего баланса и принятия своей участи.

* я люблю вас.

Пьер в гостях у княжны Марьи. Встреча с Наташей Ростовой. Художник А. Николаев.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒