Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Глава XXXV



 

Прощай, Чарльстон. — Побег. — Возвращение

 

«Дорога без поворотов длинна»[27], — говорит старая пословица, и наш плен, как бывает со всем земным, подошел к концу. После того, как генерал Шерман взял Бранчвилль, мятежникам пришлось покинуть город, Меня и Грея отправили в Колумбию — столицу Южной Каролины. С приходом Шермана наша жизнь — словно по мановению волшебной палочки — чудесным образом изменилась — к нам стали относиться намного лучше. Теперь за нас отвечал капитан Семмс — убежденный мятежник, но настоящий джентльмен — я отлично ладил с ним, но все же одно недоразумение между нами было.

 

Нас поместили в комнату, в которой уже находилось около 25-ти человек, из них — 21 наш дезертир, а остальные — просто военнопленные. Мы, конечно, никак не могли найти с ними общего языка, но они все же попытались обратить меня в свою «веру», или, скорее, в «неверие». Я, конечно, проклял их, и в результате менее чем через 3 минуты лежал на полу. Я не имел достаточно сил, чтобы драться с ними — они, совсем недавно прибывшие с Севера, были сыты и абсолютно здоровы, а вот я после длительного заключения на скудной еде, очень ослаб, но тем не менее я никогда, когда была такая возможность, не терялся, и всегда получал почетное второе место. Но из опасения, что если я когда-нибудь снова вернусь на Север и донесу на них, они решили воспользоваться моментом, и сообщить мятежникам, что я шпион, и тогда капитан Семмс или его помощник, отдал приказ о том, чтобы в качестве наказания мне срезали волосы. Меня держали четверо, а здоровенный парень по имени Джим Браун — дезертир из 31-го Иллинойского, лично срезал мои волосы. Этот негодяй — человек около шести футов роста, смуглый, темноволосый и темноглазый — очень общительный и разговорчивый человек — и я так думаю, мошенник. Он вырос в долине Секватчи в Теннесси, но уже несколько лет живет в графстве Франклин, штат Иллинойс, а затем, вместе со всей своей гнусной шайкой он принял присягу на верность Южной Конфедерации. За все его мерзости мятежники вознаградили его — отправили на Север. Все они за свои преступления, я считаю, должны навсегда быть исключенными из общества.

 

Когда армия генерала Шермана обложила Колумбию, мятежники вывели нас из тюрьмы и поставили нас под огонь наших же пушек, но вот зачем, мы не знали. Всего нас было тогда около 60-ти человек, в том числе полковник 1-го Джорджианского федерального, а также капитан Харрис из 3-го Теннессийского кавалерийского — просидевшего в строгом заключении два с половиной года — в кандалах, и ни разу за все это время он этой камеры не покидал.

 

Пока мы вот так стояли, один из прилетевших к нам пятифунтовых снарядов ударил меня в левое плечо, но поскольку он лишь слегка скользнул по нему, моя рука нисколько не пострадала, н некоторое время онемела, но тем и закончилось.

 

Вечером(я думаю, это случилось 17-го или 18-го февраля), мятежники повели нас в Виннсборо, чтобы там посадить нас на поезд и отвезти в Солсбери, Северная Каролина. Это был первый раз, когда они конвоировали нас пешком. Примерно в трех милях от Колумбии, слева от дороги находился высокий и очень крутой мыс. Грей спрыгнул с него на берег и скрылся в кустах. Мятежники выпустили ему вдогонку пуль двадцать, но позднее, когда мы снова встретились, он рассказал мне, что хотя некоторые из них пролетели очень близко от него, ни одна его не зацепила, а потом он переплыл Конгари и уже на следующее утро был у наших.

 

Я был с мятежниками до следующей ночи, а затем сбежал — а вот и рассказ о том, как это случилось. Целый день мы шли без всяких привалов и очень устали. Для выпечки хлеба для всей команды мы располагали лишь одной сковородкой, я встал около двух часов ночи и взялся за дело. Спустя некоторое время мне потребовались дрова, я, с топором на плече, подошел к часовому. Он разрешил мне подойти к лежавшему на земле дереву и обеспечить свои нужды ветвями с ее верхушки. Они думали, что я даже не попытаюсь сбежать, потому и дали мне эту небольшую поблажку. Я взялся за топор, а они продолжили наблюдение за другими заключенными. Сразу осознав, что мой единственный шанс, я ушел сразу же и бежал так, как никогда в своей жизни еще не бегал. Пройдя около трехсот ярдов, я остановился и огляделся, но меня еще не хватились и я почувствовал себя в полной безопасности. Лучшими тропами, какие я смог найти, я прошел через болото и лес, а затем направился к Колумбии. Тем не менее, вскоре я увидел костер и тотчас решил провести разведку. Тихо подкравшись к их линии часовых, я понял, что наткнулся на вражескую кавалерию, и тогда я снова — словно скаковая лошадь — продолжил свой путь по лесу, все время стараясь видеть свет лагерных костров, поскольку знал, что, если я пойду к ним, я попаду в тыл к мятежникам и шансов выйти к расположениям нашей армии у меня уже не будет никаких.

 

Незадолго до рассвета мне пришлось спрятаться в густо заросшем тростником небольшом болоте. Я думал, что только случайность сможет спасти меня от разоблачения в таком месте, но выбора у меня не было, и по пояс в воде, но я пошел дальше. Я шел очень долго, а потом нашел другое место — не менее безопасное, но более уютное. Отыскав кусочек сухой земли, и нарвав тростника, я решил немного отдохнуть.

 

Из своего укрытия, несмотря на расстояние в три четверти мили, я прекрасно видел расположившуюся на холме бригаду мятежной кавалерии, и я понимал, что рядом находится какая-то дорога. Весь день, боясь дышать и двигаться, я лежал и дрожал в своем убежище, один раз мимо меня прошел очень большой отряд — солдаты перегоняли скот — восьмеро из них прошагали в нескольких футах, но все обошлось — они меня не заметили.

 

Ночью я держался железной дороги — иногда шел параллельно ей, иногда прямо по шпалам — в зависимости от того, как подсказывал мне разум, пока на моем пути не появился некий водный поток, который я принял за реку. Перекинутый через него железнодорожный мост горел и вот-вот должен был рухнуть, поэтому я опустился на землю и тихо пополз к нему, чтобы посмотреть, можно ли как-то все же переправиться через эту реку. Примерно в ста ярдах от нее я заметил патруль, но сам мост, похоже, не охранялся, поэтому я попробовал взобраться на него по уцелевшим, как мне показалось сперва, балкам, но потом, убедившись, что они тоже повреждены огнем, я повернул назад и весьма удачно, оставшись незамеченным, вернулся в лес.

 

Возле находившейся недалеко от моста мельницы стояли триста вражеских кавалеристов, а чуть дальше я видел огни стольких лагерных костров, что возле них вполне комфортно могли бы разместиться солдаты полной пехотной дивизии.

 

Прежде чем вернуться к железной дороге, я решил зайти в ближайший дом, чтобы расспросить об этих местах — ведь я не знал наверняка, что я иду в правильном направлении — но мне казалось, что Шерман уже взял Колумбию, и поэтому я стремился попасть именно туда. Подкравшись к этому дому, я только собрался разбудить его обитателей, как вдруг кто-то крикнул:

 

— Эй, там, в доме! — и буквально через секунду ему ответила женщина.

 

— Мы хотим, — сказал тот человек, — получить корм для наших лошадей, мы целый день в седле и наши лошади очень устали и проголодались, так что если у вас есть кукуруза или сено, они нам нужны.

 

Женщина спросила, кто они, и ей ответили: «Кавалерия Уилера».

 

— Джентльмены, — сказала она, — у нас нет ни кукурузы, ни сена, только то, что мы купили и за что заплатили. Это был неудачный год, неурожайный. Если мы отдадим вам то, что у нас есть, нам потом придется выложить больше денег, а для нас, как вы понимаете, это будет довольно сложно.

 

— О, разумеется, мадам, мы знаем это, но будет лучше, если вы отдадите фураж нам, а не янки, завтра они будут здесь и заберут все, что у вас есть.

 

Вот это новость — именно то, что я и хотел узнать!

 

— А янки близко? — спросила женщина.

 

— Да, сударыня, в данный момент они не более чем в 2-х милях от нашего арьергарда, и завтра, я уверен, они будут уже здесь.

 

— Но как же, я-то думала, что они еще не дошли до Колумбии, — ответила женщина.

 

— О, нет, они захватили Колумбию. Позавчера, — сказал один из верховых.

 

— В таком случае, — ответила она, — возьмите всю кукурузу и все наше сено. Они в амбаре.

 

Амбар находился позади меня, и после того, как хозяйка дома разрешила им взять фураж, они сразу же направились прямо к нему. Справа же располагался небольшой сарайчик для хранения сладкого картофеля — сверху он был укрыт сосновыми ветками, и решив, что это очень хорошее убежище, я стремительно ринулся туда, но совершенно неожиданно наткнулся на старую свинью, окруженную несколькими более молодыми свиньями и примерно полудюжиной поросят. Вот незадача! Потревоженные и возмущенные столь бесцеремонным вторжением свиньи, конечно же, дико завизжали, а потом, убегая, еще обрушили часть крыши этого сарайчика на мою голову.

 

Надеясь, что меня не заметят, я тотчас нырнул в одну из выкопанных возле ямы для сладкого картофеля канав, но не тут-то было. Только я устроился в этой канаве, как, перепрыгнув через ограду, ко мне направились две огромные собаки. Бежать надо, подумал я, выскочил из сарая и во весь дух, словно скаковая лошадь понесся по белому песку. Но пока я не перемахнул через три ограды, о том, чтобы остановиться и передохнуть даже не помышлял.

 

Я сделал круг, а потом, вернувшись обратно, увидел у амбара мятежников, одни спешились, но другие, все еще в своих седлах, как будто пытались найти меня, но гнаться за мной никто из них не собирался. Да это и не имело никакого смысла — я сидел в кустах и их лошади не сумели бы пройти через них. Я думаю, они приняли меня за одного из своих, ведь их лагерь был совсем рядом.

 

Затем, после моей неудачной попытки пересечь реку по горящему мосту, я пошел по огибающей болото тропе, и в конце концов пришел на большую плантацию. Рассчитывая на то, что я найду лодку и задолго до рассвета переправлюсь через реку, я направился к дому — он находился не более чем в четверти мили от самого большого из замеченных мною лагерей — но будучи уже в двух шагах от него, я поднял голову и увидев, что солнце вот-вот появится, решил спрятаться до следующего утра, когда — я был так уверен — появится наша армия — и тогда я смогу вновь занять свое место в ее рядах.

 

Я осмотрелся. Лучше всего мне было бы укрыться под домом, а потому я лег на землю и полз до тех пор, пока не добрался до дымохода, где, как я полагал, мне будет хорошо и безопасно, а потом я заснул. Тем не менее, кто-то из хозяев решил развести огонь и я проснулся. Прямо надо мной. В полу зияла огромная дыра — если бы я и дальше оставался там, хозяева непременно меня обнаружили, так что, вполне понятно — мне пришлось уйти.

 

Утро, тем не менее, все никак не наступало — я, наверное, ошибся, и поэтому я решил пока еще темно, разбудить хозяев и узнать у них все, что меня интересовало — что здесь происходит, и что они знают о войсках. Но действовать нужно было очень осторожно — я дошел до угла, где находилось чуть приоткрытое окно — оно было занавешено. Я просунул руку в окно и немного сдвинул занавеску — я увидел камин? На коленях, спиной к нему и грудью опираясь на невысокий стул, стоял старый негр. Очень старый и очень толстый — я думаю, он не спал той ночью. Желая узнать побольше, я подошел к двери и осторожно открыв ее, заглянул в комнату. В ней были две кровати, в каждой из которых спало по два белых. На гвоздях висели серые шинели, а у каждой кровати стояли ружья, и еще была одна сабля. Я подумал: «Опасное место, не стоит», а потом закрыл дверь и ушел.

 

Заметив в окнах находившегося неподалеку негритянского домика свет, я заглянул внутрь и увидел спящего у очага негра, после моего тихого свиста он подскочил так, словно змея его укусила, но я сразу же шепотом подозвал его к окну. Я сообщил ему, что я солдат янки и у меня большие неприятности, что я хочу войти и обогреться, что я сильно продрог и очень хочу есть.

 

— Вам нельзя сюда, сэр, — ответил он, — в соседней комнате мой хозяин, а с ним еще четверо или пятеро солдат, и если они схватят вас, клянусь Богом, убьют сразу.

 

— Может, тогда ты мне что-нибудь дашь поесть? — спросил я.

 

— У меня совсем ничего нет, ни крошки, сэр, солдаты забрали все, — ответил он.

 

— Подскажи мне в таком случае, где бы мне спрятаться?

 

— Идите направо, сэр, потом через поле — там есть старый дом, и там вы сможете укрыться.

 

Я задал ему еще один вопрос, и только для того, чтобы он поверил, что я иду именно в указанном им направлении, а сам, стоило мне покинуть его, сразу же рванул в противоположном.

 

Я продолжил свой путь вдоль этой реки и через некоторое время пришел на другую плантацию. Каждый угол ее двора был увенчан большим бревенчатым домиком, и, выбрав тот, в котором, как мене казалось, жили негры, я подошел к нему и постучал в дверь, и почти сразу же, из соседнего домика выскочила огромная собака. Предположив, что в домике спят солдаты-мятежники, я отказался от битвы с этим созданием и побежал к конюшне, а потом взобрался на ее чердак, а довольная своим подвигом собака вернулась в дом.

 

Как только воцарилась тишина, я спустился вниз, подошел к дому, и тихонько открыв дверь, вошел. Первое, что я сделал — осмотрел кровати, чтобы узнать, кто спит в этом доме, но все они были пусты. Затем, в поисках еды я осмотрел стол и шкаф, но ничего не нашел. Потом я слегка пошевелил пепел — я хотел понять, смогу ли я оживить огонь — согреться и обсушиться, и как раз в тот момент я услышал, как кто-то из обитателей другого домика отворяет дверь. Прекрасно зная, что опасность всегда лучше встречать еще на полпути, я направился к двери, но уже оказавшись на крыльце, был остановлен громким окриком вышедшей из соседнего дома женщины:

 

— Что вы делаете в моем доме в столь поздний час?

 

— Не волнуйтесь, мадам, — спокойно ответил я (я очень боялся, что своим криком она потревожит находившийся неподалеку лагерь).

 

— Кто вы? — вновь крикнула она.

 

— Я солдат, мадам, и я хочу зайти в ваш дом и согреться.

 

К моменту произнесения этих слов я уже достаточно близко подошел к ней, чтобы рассмотреть ее — верхней одежды на ней не было, лишь одно из этих муслиновых — с короткими рукавами и глубоким декольте платьев — я часто видел такие на бельевых веревках, но, тем не менее, с пугающего вида винтовкой в правой руке. Она была в бешенстве и судя по всему, вполне способна на выстрел. Я решил — если она попытается — все же попробовать отобрать у нее оружие. Увидев цвет моего мундира, она воскликнула:

 

— Так вы же янки — вот оно что!

 

— Нет, мадам, — ответил я, — вы очень ошибаетесь, я не янки, я техасец.

 

— Но что же вы делали в моем доме в этот час, почему не зашли ко мне, что вам там потребовалось? Ведь вы, наверняка думали, что там никого нет.

 

— Мадам, я нездешний, откуда мне было знать, в каком доме вы живете?

 

— Ладно, пусть так, но чего вы хотите?

 

— Я хочу согреться и чего-нибудь поесть — я голоден, сильно замерз и насквозь промок.

 

— А почему бы вам не пойти в лагерь и не поесть там? — спросила она, — ведь он же совсем недалеко отсюда?

 

— Мадам, — сказал я торжественно, — там люди, которые уже три дня ничего не ели.

 

— Неужели? — спросила она уже более спокойным тоном, и я сразу понял, что добился того, чего хотел — ее сочувствия.

 

— Да, мадам, это правда, я всю ночь искал, где бы чего-нибудь поесть, но ребята в один голос заявили мне, что у них ничего нет и им нечем со мной поделиться, вот потому-то я и пришел сюда.

 

— Бедняги! — ответила она. — Я и не знала, что дела у них так плохи.

 

— Мадам, мне надо войти внутрь и согреться, — продолжил я, — я в самом деле очень замерз.

 

И чтобы подкрепить свои слова делом, я шагнул вперед.

 

— Хорошо, хорошо, минутку, — чуть испуганно ответила она, — сперва я разведу огонь, а потом уже впущу и вас.

 

Лишь через несколько секунд ярко вспыхнули толстые сосновые поленья, и она пригласила меня войти. Она также успела немного приодеться и набросить на себя шаль. Я сидел и грелся у камина, а она позвала служанку и сказала ей, чтобы та пошла на кухню и принесла мне что-нибудь поесть. Через некоторое время служанка вернулась — с большим, испеченным из кукурузной муки «пирогом» и куском бекона. Она подала все это мне, и я приступил к успокоению своего желудка. Подкрепившись, я возобновил разговор:

 

— Мадам, мы живем в трудные времена — всем нам нужны друзья, и вам, и мне тоже. Сегодня вы поможете мне, а завтра, быть может, я смогу помочь вам.

 

— И что же, — спросила она, — что вам нужно?

 

— Мадам, — ответил я, — я уверен, что вы ничего не имеете против меня, и потому я доверюсь вам, потому что я очень нуждаюсь вашей помощи. Я — солдат Соединенных Штатов.

 

— Ну вот, я так и знал! — воскликнула она. — Я же говорила, что вы янки, а вы ответили мне, что нет. О, подумать только, а вдруг здесь появятся наши солдаты? Никто не знает, где они сейчас. Почему вы так близко подошли к лагерю? Зачем, ведь если они схватят вас, они сразу же вас убьют, а у меня, скорее всего, отнимут все, что у меня есть. О! Если бы я знала, что вы янки, я бы ни за что не позволила бы вам войти.

 

— Мадам, я не янки, — ответил я. — Я — с Запада, я не солгал вам.

 

— Ну, это одно и то же, всех ваших людей мы называем янки, вы же знаете, что в нашей стране мы всегда используем только это слово.

 

— Хорошо, мадам, но если вы поможете мне сегодня, я смогу так же помочь вам завтра.

 

— Чем же я могу помочь вам? — спросила она.

 

— Все. Чего я прошу у вас, так это сказать мне, как переправиться через эту реку?

 

— Господи, Боже, но это не река, а всего лишь мельничный пруд.

 

— А потом куда вы пойдете? — продолжила она.

 

— В Колумбию или в ближайший лагерь армии Шермана.

 

— Хорошо, я покажу вам, как выйти на ведущую в Колумбию дорогу, — и без всяких дальнейших разговоров, отойдя на некоторое расстояние от своего дома, она показала мне одну тропинку, по которой, миновав поля, леса, болота и холмы, я — в конечном итоге — непременно вышел бы на ведущую в Колумбию дорогу.

 

Я поблагодарил ее, она спросила как меня зовут и сообщила мне, что она одинокая вдова и ее имя — Мэри Джонс, и, разумеется, она была молода и красива. Я последовал ее указаниям и вышел на большую дорогу, но вот незадача! — как раз в том месте находился лагерь большого кавалерийского отряда. Весьма довольный тем, что эта женщина не знала о том, что они там, я пошел в обход — через лес и плантации и в нужном мне направлении. Вскоре, хорошо отдалившись от лагеря, я почувствовал себя в безопасности и продолжал свой путь при свете дня, хотя и поддерживая некую дистанцию между собой и главной дорогой.

 

Двигаясь в сторону хребта, я прекрасно преодолел небольшой участок болотистого леса, и уже находясь почти у самого его подножия внезапно услышал резкие звуки ружейной перестрелки — на самой вершине выбранного мной холма, и зная о том, что там наши люди, я был твердо уверен, что все, что мне оставалось сделать, так это спрятаться — до тех пор, пока арьергард мятежников не отступит а потому сразу же залез на ближайшее дерево. Скрывая за зеленой листвой свой синий мундир, я понял, что бой закончился, но мятежники, как я предполагал, все-таки не прошли мимо меня. Я слез с дерева и пошел дальше, а потом — у железной дороги увидел нашу яростно стреляющую пехоту. Вот теперь, после долгого и тяжкого плена я по-настоящему был свободен! Те, кто никогда не был пленником, не смогут дать истинной оценки испытанным мной в тот момент чувствам. Я бессилен описать словами то, что я испытал при виде своих друзей, нашего старого флага и понимания того, что вскоре я вновь обрету свой дом и близких мне людей — эти чувства описать невозможно.

 




  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.