Диана Гэблдон. «Лорд Джон и Призрак солдата». из сборника «Лорд Джон и шайка дьяволов». ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАССЛЕДОВАНИЕ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Блэкторн-Холл, Сассекс

СУДЯ ПО НЕСКОЛЬКИМ ПОРТРЕТАМ капитана Дивэйна, которые видел Грей, первый муж матери был внешне неотразим и поистине не имел себе равных – бравый, высокий, красивый, темноволосый с аристократическим крупным носом, а рассеянно-мечтательный взгляд серых глаз придавал ему сходство с поэтом.

Эдгар, как и его старший брат Пол, унаследовал внешность отца и был настолько хорош собой, что молодые женщины в округе в открытую на него заглядывались, хотя ему давно перевалило за сорок.

Сыновние чувства не позволяли Грею осуждать выбор матери, который та сделала много лет назад. Однако стоило Джону провести полчаса в компании Пола или Эдгара, как у него тут же возникало смутное подозрение: очевидно, справедливое Провидение, щедро наделив Дивэйнов внешней красотой, решило не портить свои творения высоким интеллектом.

– Что?! – Эдгар нахмурился и недоумённо уставился на брата. – Кто-то считает, что я взорвал пушку? Вопиющая наглость!

«Конечно, – мысленно вздохнул Грей, – матушке было всего пятнадцать, когда она вышла замуж за Дивэйна».

– Не ты лично, – заверил Джон брата. – Дело в том…

– Да меня там даже не было! – от возмущения высокие скулы Эдгара вспыхнули.

– Уверен, уж тебя бы я там заметил, – с серьёзным видом подтвердил Грей. – Дело в том…

– Да кто такой этот Марчмонт? Мелкий ирландский дворянишка! Его прадед ещё в навозе копался… Как он только посмел меня оскорбить?

Сами Дивэйны не могли похвастаться пышным титулом, но их дворянская родословная уходила корнями в глубь веков – задолго до начала Нормандского завоевания. [Нормандское завоевание Англии (англ. Norman conquest of England) – вторжение в 1066 году в Англию армии Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандии, и последующее подчинение страны. – прим. перев. ] Мод обожала к месту и не к месту подчёркивать древность их рода.

– Уверен, он не хотел оскорбить… – начал Джон.

На самом деле, Грей был убеждён в обратном: Марчмонт как раз и намеревался нанести прямое оскорбление… И теперь Джон задавался вопросом: с какой целью? Чтобы выбить из колеи самого Грея? Или чтобы он передал Эдгару слова Марчмонта? А может, и то, и другое? «Что ж… Об этом я подумаю позже».

Джон оставил попытки успокоить брата и спросил в лоб:

– Эдгар, кто управляет твоим пороховым заводом?

Долю секунды Эдгар смотрел на него в полном недоумении, но потом пелена гнева, застилавшая его глаза под тяжёлыми веками, рассеялась. Ни смекалка, ни интуиция не были сильными сторонами Эдгара, но, когда дело касалось конкретных фактов, он отвечал по существу.

– Уильям Хоскинс. Все зовут его Биллом. Порядочный человек – год назад я переманил его от Уолтхэма. Думаешь, он как-то в этом замешан?

– Откуда мне знать? Я о нём никогда раньше не слышал, но мне очень хотелось бы с ним поговорить. Если ты не возражаешь.

– Какие могут быть возражения! Прямо сейчас и пойдём, – тут же предложил Эдгар.

Они находились в саду, куда Грей привёл Эдгара после завтрака: он давно искал возможность обсудить всё с братом наедине.

– Прогуляемся пешком и срежем путь. Так гораздо быстрее, чем запрягать лошадей и ехать по дороге.

Вокруг раскинулись осенние поля. По некоторым из них уже прошёлся плуг, а на каких-то ещё оставалась стерня и торчали острые, колючие стебли. Идти было непросто, но Грею даже нравилось. День выдался холодным и туманным, серое небо низко нависло над головами. Казалось, воздух обволакивал тишиной, которую изредка нарушал шум крыльев вспугнутого фазана да карканье ворон на дальних бороздах.

От дома до расположенного на излучине реки порохового завода было добрых две мили, и первую часть пути братья шли молча, думая каждый о своём. Однако на перелазе через изгородь Грей оступился и, пытаясь удержать равновесие, неловко изогнулся. От резкого движения его грудь пронзило острой болью, и, невольно вскрикнув, Джон замер и задержал дыхание. Эдгар удивлённо обернулся.

Говорить Грей не мог, но поднял ладонь, давая понять, что с ним сейчас будет всё в порядке (во всяком случае, он на это надеялся).

Эдгар озабоченно наморщил лоб и протянул руку, но Грей отмахнулся: такое с ним случалось и раньше, но обычно в течение нескольких секунд боль проходила (как выразился доктор Лонгстрит: «Осколок может задевать нервы, однако здоровью не угрожает»). Тем не менее, не исключалось, что металлический осколочек сдвинется и глубже проникнет в грудь. В этом случае – пара мгновений, и Грей умрёт.

Джон задержал дыхание, пока в ушах не зазвенело, а в глазах не померкло, затем попытался неглубоко вдохнуть, понял, что может дышать, и медленно расслабился. Наполнившись воздухом, лёгкие расширились, но приступ не повторился, и мучительное, словно в кошмаре, чувство удушья исчезло.

– Ты не здоров, Джон? – Эдгар с такой тревогой оглядел брата, что Грей даже растрогался.

– Всё нормально, – Джон выпрямился и ободряюще кивнул. – Пустяки. Просто… на секунду стало дурно.

Эдгар недоверчиво взглянул на Грея, донельзя напомнив ему мать, и Джону стало не по себе.

– Дурно, – повторил Эдгар, оглядев брата снизу вверх, будто внезапно захромавшую лошадь. – Жена Мелтона написала Мод, что в Германии тебя ранили, но не упомянула, что тяжело.

– Не так уж и тяжело, – беспечно ответил Грей, чувствуя приятное головокружение от мысли, что не умрёт сию минуту, а ещё малость поживёт.

Задержав взгляд на Джоне, Эдгар кивнул, затем, к удивлению Грея, неуклюже похлопал Джона по плечу и повернулся к реке.

– Никогда не мог понять, почему ты пошёл в армию. – Эдгар неодобрительно покачал головой. – Хэл... Ну, ему туда была прямая дорога. Но тебя-то кто заставлял идти на военную службу?

– А чем ещё я мог заняться?

Грея переполняла такая лёгкость бытия, что ничто не могло его задеть. Сжатые нивы и облачное небо обнимали его своей бесконечностью. Всё вокруг было настолько прекрасным, что даже Эдгар не мог нарушить душевную гармонию Джона.

Как ни странно, Эдгар всерьёз воспринял вопрос брата.

– У тебя есть собственные деньги, – немного подумав, сказал он. – Ты мог бы пойти в политику. Прикупить «карманный округ» [избирательный округ, находящийся под контролем местного аристократа – прим. перев. ] и баллотироваться на выборах.

Грей тут же вспомнил, что сам Эдгар, по словам матушки, участвовал в последних довыборах в Парламент. Джон чуть не ляпнул, что пусть лучше его пристрелят, чем он свяжется с политикой, но вовремя прикусил язык.

– А это мысль, – безропотно согласился он.

Братья больше не произнесли ни слова, пока впереди не показался пороховой завод. Он был расположен в кирпичном здании, переоборудованном из водяной мельницы с большим медленно вращающимся колесом. Идиллия, да и только.

– Здесь мы делаем крупнозернистый порох, – сообщил Эдгар, кивнув в сторону колеса. – А для мелкого помола используем бегуны на конной тяге. Так легче контролировать процесс.

– Ну, разумеется, – поддакнул Грей, понятия не имея, о каких бегунах говорит брат. – Представляю, какой там запашок стоит.

С порывом ветра до них долетела волна слезоточивого смрада. Эдгар кашлянул, вытащил из пальто носовой платок и привычным движением прижал его к носу.

– А это... это… от золотарей тянет.

– А они здесь при чём? – Грей вслед за братом поспешно схватился за носовой платок.

– Из-за селитры, – начал объяснять Эдгар, очевидно испытывая удовольствие оттого, что в кои-то веки знает больше, чем его младший братец-задавака. – Чтобы изготовить порох, требуется натуральная сера – самородная, понимаешь? А также древесный уголь и, разумеется, селитра…

– Да знаю я это.

– …Естественно, уголь мы обжигаем сами, и сера довольно дешёвая. Селитра тоже не слишком дорогая, но сейчас бó льшая её часть импортируется из Индии… Раньше-то из Франции доставляли, а теперь… Так что, чем больше селитры мы сделаем здесь, у себя...

– Так вы выгребаете её из навозных куч своих арендаторов? – Грей едва не расхохотался.

– Да. И из уборных тоже. Она скапливается большими комьями на самом дне, – серьёзно ответил Эдгар, затем улыбнулся. – Представь себе, до сих пор существует закон, принятый во времена Славной королевы Бесс [Английская королева Елизавета I (7 сентября 1533 — 24 марта 1603) – прим. перев. ]: во время войны уполномоченные Короной лица имеют право изымать дерьмо из уборной любого гражданина. Такой, знаешь ли, полезный закон. Его для меня откопал местный адвокат.

– Думаю, твоих арендаторов согревает мысль, что дерьмо из их нужников вносит лепту в дело государственной важности, – покатился со смеху Грей.

– Ну, отчасти ты прав, – признал Эдгар, скромно гордясь своей деловой хваткой. – Люди не в восторге, что мы опустошаем их выгребные ямы, но народ с этим мирится… А мы колоссально снижаем затраты.

Проходя мимо золотарей, Эдгар приветственно махнул рукой двум закутанным с ног до головы мужчинам, которые выпрягали унылую лошадь из повозки, доверху заваленной красновато-коричневыми комьями. Однако, пока братья не повернули против ветра, Эдгар не отнимал от носа платок.

– Короче, всё поступает туда. – Эдгар указал на кирпичный сарайчик. – Там сырьё растворяется и очищается. Затем отправляется вон туда. – Эдгар ткнул пальцем в кирпичное строение побольше. – Там селитру смешивают с другими ингредиентами. И только потом получившийся порох размалывают и зернят. О! А вот и Хоскинс. Оставляю вас одних. Хоскинс!

Билл Хоскинс оказался румяным, пышущим здоровьем мужчиной лет тридцати. «Слишком молод для управляющего», – подумал лорд Джон. Когда Эдгар представил Хоскинса, тот почтительно поклонился, но никакого смущения не выказал и открыто посмотрел на Грея. Джона поразили глаза Хоскинса, – голубовато-серая радужка, окаймлённая чёрным кольцом. И Джон вдруг ощутил, как внизу живота всё сладко сжалось… Он не ожидал, что снова способен испытывать подобное.

В течение следующего часа Джон общался с управляющим и много чего узнал: о бегунах (оказалось, это огромные каменные жернова, которые лошади тянут над неглубокой чашей-лежнем с порохом), о том, как воняет самородная сера, – словно тухлые яйца, переваренные сатаной («Пердёж дьявола», – как с улыбкой выразился Хоскинс), и о том, что порох перевозят по реке на баржах… А ещё Грей невольно отметил, что Билл Хоскинс прекрасно сложён и у него большие, чистые и удивительно крепкие руки.

Стараясь гнать от себя не относящиеся к делу мысли, лорд Джон поинтересовался: на заводе производят порох одного или нескольких сортов?

Хоскинс задумчиво сдвинул брови.

– Что ж, разумеется, мы можем производить разные сорта. Для этого-то и делается зернение… – Он кивнул на один из хлипких деревянных сарайчиков. – Чем тоньше помол и мельче крупинки, тем лучше порох взрывается. Но, с другой стороны, с более мелким порохом обращаться надо очень осторожно – он гораздо взрывоопаснее. Вот почему помещения для помола, можно сказать, сшиты на живую нитку, – управляющий кивнул на один из сараев. – Крыши и стены – всего лишь неплотно сколоченные между собой доски. Если какой-то сарайчик взлетит на воздух, – ну, что ж, значит, судьба. А мы потом просто подберём уцелевшие куски и сколотим их обратно.

– Понятно. А, как насчёт тех, кому доведётся работать в сарае, когда он… взлетит на воздух? – спросил Грей, и, когда он себе это представил, у него даже перехватило горло.

Сощурив глаза, Хоскинс усмехнулся.

– С людьми посложнее, чем с сараем. А что касается вашего первого вопроса… На самом деле, мы на своём заводе производим только один сорт пороха, и весь его закупает артиллерийско-техническая служба. У них очень высокие требования к качеству. И, хотя у нас оно выше, чем у большинства других заводов, всё равно при проверке в Вулвиче в некоторых партиях пороха добрая четверть оказывается негодной. Причём, не по нашей вине. Просто, возможно, кое-кто (не будем называть имён) не настолько добросовестен, как мы.

Грей вспомнил непрестанные глухие взрывы, доносившиеся с испытательного полигона.

– Да нечего ходить вокруг да около, – сказал он. – Называйте имена.

Хоскинс расхохотался, и стало видно, что у управляющего не хватает с одной стороны коренного зуба, но остальные – в отличном состоянии.

– Ну… Дело в том, что в консорциуме три участника…

– Подождите, что ещё за консорциум?

Хоскинс удивился.

– Разве мистер Дивэйн вам не сказал? Он организовал консорциум вместе с мистером Треворсоном – владельцем фермы «Mэйэпл», что ниже по течению реки… – Хоскинс подбородком указал туда, где располагалась ферма. – А ещё с мистером Фэншоу из Mадлингтона, местечка, что выше по течению. Они втроём объединились, чтобы составить конкуренцию более крупным пороховым заводам, вроде предприятия Уолтхема, и получать правительственные контракты на поставку пороха. Таким образом, всю продукцию упаковывают одинаково и помечают клеймом с названием консорциума. Да, порох производят на трёх разных заводах, но идёт он под одной маркой. И, как я уже сказал, не все так добросовестны, как мы здесь.

С плохо скрываемой гордостью Хоскинс оглядел постройки, однако Грея интересовало другое.

– На всей продукции одно клеймо, – задумчиво повторил он, и сердце его забилось быстрее. – И что написано на клейме?

– Просто «Дивэйн», потому что главный совладелец – ваш брат.

– Вот как, – сказал Грей. – О-очень любопытно.

ЭДГАР ОСТАЛСЯ НА ЗАВОДЕ ЗАНИМАТЬСЯ текущими делами. Он предложил послать за лошадью, чтобы Грей мог вернуться верхом, но, не желая показаться совсем уж немощным, Джон отказался… Над полученной информацией требовалось поразмыслить, а думалось ему лучше на ходу. Так что прогулка по полям была как нельзя кстати.

Новость о консорциуме совершенно меняла дело.

«Мы на своём заводе производим только один сорт пороха», – сообщил Хоскинс. Тогда Грей не обратил внимания на то, что управляющий выделил эту фразу, и только сейчас понял: Хоскинс неспроста подчеркнул эту мысль.

Вывод был очевиден: один из заводов консорциума действительно производил порох более высокого качества. Именно такой необходим для гранат, мушкетов и винтовочных патронов. Джон хотел было вернуться и спросить у Хоскинса, какой завод поставляет лучший порох, но передумал. Это можно выяснить и у Эдгара.

А ещё надо будет попросить брата, чтобы тот пригласил в Блэкторн-Холл владельцев двух других заводов. В любом случае с ними нужно поговорить и лучше бы – с обоими сразу, чтобы ни один из них не почувствовал, будто обвиняют его лично, и не насторожился. К тому же кое-что можно разузнать, наблюдая за партнёрами и за тем, какие отношения между ними сложились.

«Неужели в намёках Марчмонта о вредительстве есть хоть толика правды? Если так (а я всё-таки сильно в этом сомневаюсь), тогда, по крайней мере, становится понятно, почему Марчмонт упомянул Эдгара».

На самом деле, не важно, на каком из заводов порох изготовлен. Любую продукцию подозрительного качества просто отождествляют с маркой «Дивэйн» – клеймом, на котором изображена упрощённая версия семейного герба Эдгара: два шеврона, а в центре их – необычная геральдическая птичка без лапок, похожая на ласточку. Хоскинс показывал Джону стоявшую на якоре баржу, наполовину уставленную бочками с порохом, и на каждой из них виднелся этот знак.

Солнце по-прежнему скрывалось за тучами: едва проглядывал лишь маленький туманный диск. Увидев, как высоко стоит светило, и услышав урчание в желудке, Грей понял, что завтрак был о-очень давно. Самое время определиться, что делать дальше.

А не поехать ли в Мадлинг Парву? Время есть. Пора выполнить данное мистеру Листеру обещание, и начать можно с разговора с преподобным Теккереем: вдруг он знает, где находится его заблудшая дочь?

Конечно, разумнее отложить визит на завтра и вернуться на обед в Блэкторн-Холл: необходимо побеседовать с Эдгаром о консорциуме. Да и Мод за завтраком упомянула, что пара друзей-соседей придут на обед.

– Хм-м… – раздумывал Джон.

Он не так часто встречался и переписывался с братьями по матери, но отношения между ними были тёплыми (не считая того случая, когда десятилетний Джон имел неосторожность назвать невесту Эдгара властной сучкой, за что получил затрещину такой силы, что отлетел на середину комнаты). С тех пор мнение насчёт невестки Грей не поменял, но научился держать язык за зубами.

«Пожалуй, напишу Эдгару записку, а пообедаю по дороге в деревню», – решил Джон.

И пошёл дальше, наслаждаясь тем, как пружинит под сапогами земля. Джон пытался сосредоточиться на чёрном порохе, однако через несколько минут осознал, что думает совсем не о его производстве и не о консорциуме… А о Билле Хоскинсе.

Грею стало не по себе. Такой реакции на присутствие мужчины Джон не ощущал с тех пор как… Пожалуй… ещё до Крефельда.

На самом деле, Грей, конечно же, не думал, что эта часть его существа умерла, но был рад тому, что она дремала, пока он пытался просто выжить. И, если уж на то пошло, Джон полагал, что когда-нибудь – пусть и нескоро – желание любить вернётся, а душа его, как и тело, постепенно исцелится.

Какое там постепенно! Сильнейшее сексуальное возбуждение вспыхнуло внезапно, словно высеченная из стали искра, готовая воспламенить всё, что может гореть.

Однако, судя по всему, Хоскинс воспламенялся от другого: ни малейшего намёка на то, что управляющий имеет сходные с Греем наклонности… Впрочем, даже если бы Хоскинс открыто строил глазки, намекая на свидание, Грей ни в коем случае не стал бы сближаться с кем-то, кто входит в круг знакомых брата, – а тем более с его работником.

Нет, со стороны управляющего Джон чувствовал лишь уважение.

И тем не менее, когда Джон подошёл к тому самому перелазу через изгородь, на котором он пару часов назад оступился, он не стал подниматься по ступеням, а, ухватившись за верхнюю перекладину, перемахнул через забор. И, насвистывая «Лиллибуллеро», продолжил путь. [«Лиллибуллеро» – военный марш, исполняемый в быстром темпе, был очень популярен в год «Славной революции» (1688) – прим. перев. ]

ВЗВЕСИВ ВСЕ ЗА И ПРОТИВ, ГРЕЙ ОСТАВИЛ Тома Бёрда в таверне Мадлинг Парвы с такой суммой, что хватило бы не только щедро угостить завсегдатаев, но и напоить их до полного бесчувствия. Развязав выпивохам языки, Том должен был собрать местные сплетни и выведать всяческие пикантные подробности. Сам же Джон, одевшись как можно скромнее, направился к преподобному Теккерею. В доме священника Грей представился: назвал имя и титул, однако о воинском звании умолчал. Он пояснил, что является членом того же клуба, что и Филип Листер, и хотел бы узнать, всё ли благополучно у Энн Теккерей и не нуждается ли она в помощи.

Судя по тому, как мистер Листер описал преподобного, Джон ожидал увидеть высокого, худого и бледного как смерть человека с пронзительным взглядом и зычным голосом. На самом же деле, проповедник оказался похожим на мопса – точь-в-точь собачка леди Люсинды Джоффри, приятельницы Грея. Низкорослый, слегка пучеглазый, с лицом, изборождённым глубокими морщинами. Не хватало только скрученного хвостика, которым бы он вилял.

Приветствуя гостя, мистер Теккерей лучился радушием, однако, как только лорд Джон сообщил о цели своего визита, преподобный заметно посуровел.

– Боюсь, мне нечего сказать вам о моей покойной дочери, сэр, – сухо, но всё же учтиво произнёс он. – С тех пор как она покинула мой дом, я ничего о ней не слышал.

– Так ваша дочь… умерла? – осторожно спросил Грей. – Я не знал…

– Для нас она умерла, – качая головой, скорбно заявил священник, а потом добавил. – Лучше бы она и вправду скончалась, чем жила в тяжком грехе. Нам остаётся лишь молиться за неё.

– Э-э… понимаю вас.

Грей глотнул чаю, который ему предложили, и, собираясь с мыслями, замолчал. Затем вновь попытался разговорить священника.

– Если она всё-таки жива… И родила ребёнка…

От этих слов у преподобного мистера Теккерея глаза чуть не вылезли из орбит, и Грей тактично кашлянул.

– Боюсь показаться грубым… И, поверьте, мне неловко говорить об этом, но, надеюсь, вы простите, что я так бесцеремонно вмешиваюсь в дела вашей семьи… Дело в том, что лейтенант Листер погиб. – Последние слова Джон произнёс с нажимом. – И поэтому ваша дочь… и, возможно, её дитя… скорее всего, остались безо всякой защиты. Разве вам не хочется узнать, что с ней? Всё ли с ней в порядке? Неужели вам не хочется предложить ей помощь, даже если вы не желаете вновь видеть её в своём доме?

– Нет, сэр, – с горечью, но категорично заявил мистер Теккерей. – Она встала на путь погибели и проклятия. Обратной дороги нет.

– Простите за невежество, сэр… но разве ваша церковь не проповедует возможность искупить грех?

Добродушное лицо священника еще больше сморщилось, из-под верхней губы показались острые зубки.

– Разумеется, мы молимся о душе Энн, – сказал он. – И о том, чтобы она осознала свою ошибку и раскаялась. Тогда, возможно, ей будет дарована милость войти в Царствие Божие.

– Но разве вы не хотите, чтобы она получила прощение ещё при жизни?

Грей намеревался вести разговор в отчуждённо-учтивой манере, – о чём бы ни пошла речь, – но почувствовал, что начинает раздражаться. Джон сам не понимал, что его больше бесит: ханжеское святошество преподобного или отсутствие логики в его словах.

– Конечно, нам дó лжно уподобиться Господу нашему и научиться прощать, как он. – Священник одёрнул сюртук и вытянулся во весь свой невысокий рост. – Но что подумает о нас паства, если решит, что мы попустительствуем непристойному поведению и блуду?! Какой пример я подам прихожанам, если приму у себя в доме молодую женщину, которая так вопиюще оскандалилась в глазах общины и чья репутация полностью разрушена?! Падшую женщину с явным плодом греха в придачу?

– Значит, она всё-таки родила? – Грей ухватился за последнюю, вылетевшую в гневе фразу.

Морщинистое лицо преподобного ещё сильнее побагровело, и он вскочил на ноги.

– Боюсь, не смогу уделить вам больше времени, лорд Джон. У меня сегодня ещё очень много дел. Вынужден попросить вас…

В дверях появилась горничная – та, что приносила чай. Присев в книксене, она доложила:

– Прошу прощения, сэр. К вам капитан Фэншоу.

Его преподобие мгновенно переменился в лице: от раздражения не осталось и следа.

Он кинул взгляд на Грея, затем на дверь, и лорд Джон увидел, что в прихожей позади горничной маячит высокий человек.

– Капитан Фэншоу… Случайно не капитан Маркус Фэншоу? – вежливо поинтересовался Грей. – Кажется, мы с ним состоим в одном клубе.

«Если мне не изменяет память, мы с ним мельком виделись в «Шоколадном доме Уайта», когда я с братом бурно отмечал выигранное пари», – подумал Джон.

Священник закивал, словно заводной болванчик. Его взгляд метался от Джона к дверному проёму: казалось, преподобный растерялся и даже немного смутился.

Грея тоже одолевали противоречивые чувства: он злился на себя за то, что, не сдержавшись, высказал своё мнение, и из-за этого беседа зашла в тупик. И теперь ничего не оставалось, как на время отступить, убраться подобру-поздорову и сохранить шанс на ещё один визит. Лорд Джон встал и отвесил поклон.

– Благодарю, что уделили мне время, сэр. Не беспокойтесь, я сам найду выход.

Когда лорд Джон широким шагом направился к двери, преподобный Теккерей и горничная испуганно ахнули. Священник дёрнулся было, будто хотел удержать Грея, но тот сделал вид, что не заметил.

В холле стоял мужчина в штатском, одетый для верховой езды, со шляпой в руке. Он резко повернулся и удивлённо посмотрел на Грея.

Лорд Джон кивнул гостю, надеясь, что ничем не выдал потрясения, которое испытал при виде Фэншоу. И мужчины, и женщины загляделись бы на его лицо – смуглое, завораживающее своей красотой… Вернее, когда-то оно было таким. Уцелевший глаз, сиявший, словно драгоценный сапфир, под чёрной дугой брови, обрамляли тёмные ресницы.

Другого глаза видно не было. Грей понятия не имел, что с ним случилось: то ли он повреждён, то ли выбит. Лоб Фэншоу пересекала чёрная шёлковая повязка, зловещей траурной лентой врезаясь в оплывшую, покрытую синеватыми рубцами плоть. Нос практически отсутствовал– вместо ноздрей зияли тёмные провалы. Грея окатило ужасом от ощущения, будто они уставились на него, приглашая, – чуть ли не заставляя, – заглянуть через них в мозг Фэншоу.

– К вашим услугам, сэр. – Грей услышал самого себя, словно со стороны, и машинально поклонился.

– Взаимно, сэр.

Доводилось ли Грею слышать раньше голос Фэншоу? Потому что сейчас он звучал совершенно бесцветно, при этом говорил капитан правильно, с лёгким сассекским акцентом. Внимание Фэншоу привлёк оклик из гостиной, и он обернулся. Грей увидел, что над ухом у мужчины огромная вмятина. Видимо, череп в том месте был проломлен, и примерно четвёртая часть его просто… отсутствовала. Как этот человек вообще выжил?! Грей вдруг ощутил, как подступила дурнота.

Он вновь поклонился, пробормотал пару пустых любезностей и сбежал. В себя он пришёл уже на дороге. Грей совершенно не помнил, как на ней очутился.

Сердце бешено колотилось, во рту появился привкус желчи. Джон безуспешно пытался избавиться от поразившей его только что увиденной картины – изувеченного лица Фэншоу. Оно вызывало ужас. Горькое сожаление об утраченной красоте пронзило Грея острой болью. Профессиональный военный, Джон и раньше сталкивался с подобным. Однако пустота там, где ожидаешь увидеть выпуклый изгиб черепа, вызвала тошнотворный шок.

Джон замер, закрыл глаза и стал медленно дышать, сосредоточившись на окружающих его острых осенних запахах: дыма из печной трубы, влажной земли и сухих листьев, сладком аромате опавших яблок, гниющих в траве, горьком запахе боярышника, измельчённой соломы, которой укрыли цветники в саду Теккерея. На аромате мыла…

Стоп. Мыло? Джон открыл глаза и заметил, что прямо перед ним шевелятся ветви живой изгороди.

– Послушайте! – произнесла «изгородь».

– Прошу прощения? – Джон наклонился, чтобы посмотреть, кто его зовёт.

Сквозь колючие ветви боярышника лорд Джон разглядел встревоженное лицо девушки лет восемнадцати, с большими глазами навыкате и вздёрнутым носиком, что придавало ей, как и мистеру Теккерею, близкое сходство с мопсом.

– Могу я с вами поговорить, сэр? – Девушка умоляюще взглянула на Грея.

– Разумеется, мадам. Однако не лучше ли продолжить беседу вон там? – Джон кивком указал туда, где в живой изгороди виднелась калитка.

Там Грей и встретился с девушкой, разрумянившейся от смущения и холодного воздуха. От неё-то мылом и пахло.

– Пожалуйста, не сочтите моё поведение дерзким, сэр, но я… Прошу прощения, сэр, мне и в самом деле очень стыдно, но я подслушала ваш разговор с отцом об Энни…

– Смею предположить, вы… мисс Теккерей?

– Ах, простите, сэр. – Девушка в волнении сделала книксен, и её чистенький беленький чепчик надулся, словно шляпка гриба. – Меня зовут Барбара. Энн – моя старшая сестра. Это она – мисс Теккерей. Вернее, так к ней когда-то обращались, – сильно покраснев, исправилась она. [Согласно английской традиции, именно к старшей дочери семейства обращались по фамилии: «мисс Смит», «мисс Кузнецова». Остальных сестёр называли по имени: «мисс Барбара», «мисс Элизабет» и т. д. – прим. перев. ]

– Значит, ваша сестра умерла? – как можно мягче спросил Грей. – Или вышла замуж?

– Ах, сэр! – Девушка распахнула глаза. – Я очень, очень надеюсь, что сестра вышла замуж, а не… не другое. Она написала мне, что они с Филипом хотят как можно скорее пожениться. Энни –порядочная девушка. Прошу, не слушайте тех, кто дурно о ней отзывается! Поверьте, она не такая!

Барбара говорила с жаром и в своей горячности напоминала яростного мопсика, вцепившегося зубами в край ковра. Джон чуть не расхохотался, но сумел сдержаться.

– Так, говорите, она вам написала?

Лорд Джон невольно оглянулся на дом, и Барбара правильно истолковала его взгляд.

– Энни прислала письмо на адрес адвоката Саймона Коулза. Он… друг. – Румянец на её щёчках стал гуще. – Коротенькую записку, всего пару строк. Сестра сообщила, что у неё всё хорошо. Но с тех пор от неё вестей не было. А когда мы узнали, что Филип… то есть лейтенант Листер… погиб… Я так за неё переживаю, сэр. Поверьте, просто с ума схожу!

Было очевидно, что Барбара искренне волнуется за сестру, и Грей поспешил заверить девушку, что не сомневается в её словах.

– Позвольте… узнать, сэр, зачем вы приходили к отцу? – Барбара покраснела ещё сильнее. – Вам что-нибудь известно об Энн?

– Нет. Я как раз надеялся узнать, где она. Как я понимаю, вы хорошо знакомы с семьей лейтенанта Листера?

Насупив брови, девушка кивнула.

– Видите ли, мистер Листер жаждет узнать, где на сей день пребывает ваша сестра и всё ли у неё благополучно. В память о сыне он хотел бы помочь всем, что в его силах, – осторожно сказал лорд Джон.

По правде говоря, Грей сомневался, станет ли Листер помогать молодой женщине, если та не родила ребёнка от Филипа Листера. Однако упоминать об этом, наверное, не стоило.

– Вот как, – выдохнула Барбара, и лицо её засветилось слабой надеждой. – Значит, вы – друг мистера Листера? Хорошо, что вы не сказали об этом отцу. Во всём, что произошло с моей сестрой, он винит исключительно семейство Листеров... И, по правде говоря… – с лёгкой горечью добавила она. – Я с ним, в общем-то, согласна. Если бы только Маркус… Ради Энни он наверняка бы вышел в отставку. Я точно знаю. Теперь-то, разумеется, его по инвалидности уволили со службы, но…

– Так капитан Фэншоу… ухаживал за мисс Теккерей? – Грей запнулся, но успел заменить чуть не слетевшее с языка «волочился» на более пристойное «ухаживал».

Барбара Теккерей смущённо кивнула.

– Да. И Маркус, и Филип хотели на ней жениться. Моя сестра никак не могла сделать выбор, тем более что отцу не нравился ни один из них. Ведь они оба были военными. А потом… – Девушка невольно обернулась на дом. – Вы ведь видели Маркуса?

– Да, – Грея передёрнуло от отвращения. – Что с ним случилось?

Вслед за Греем Барбара тоже содрогнулась.

– Разве это не ужасно? Мы с младшими сёстрами никогда не видим его без маски. Он на этом настаивает. Но наша горничная Шелби рассказала мне, как он теперь выглядит. Он пострадал от взрыва.

– Какого взрыва… Пушки? – словно в кошмарном сне спросил Грей.

Барбара покачала головой.

– Нет, сэр. Семья Фэншоу владеет пороховым заводом. У реки. Одно из строений взлетело на воздух… Знаете, время от времени такое происходит. Порой издалека до нас доносятся взрывы. Так страшно! Двое рабочих тогда погибли, а Маркус выжил. Хотя все говорят, что лучше бы он умер. Для него это стало бы милостью Господней.

Вскоре после этой трагедии Филип Листер тайно сбежал с Энн Теккерей. С того времени от них не было ни слуху ни духу, если не считать той короткой записки.

– Сестра сообщила, что Филип нашёл подходящее жильё в Саутворке и что хозяйка пансиона очень любезна. Это как-то может помочь? – с надеждой спросила Барбара.

– Надеюсь. – Грей даже думать не хотел о том, сколько любезных владелиц пансионов может оказаться в Саутворке. – Вы случайно не знаете… не брала ли с собой ваша сестра какие-нибудь украшения?

Первое и, пожалуй, единственное, что могла сделать молодая женщина, внезапно оказавшаяся в нужде, – это заложить или продать свои драгоценности. А ростовщиков в Саутворке может оказаться гораздо меньше, чем владелиц пансионов.

– Ну… да. Она могла их забрать… По крайней мере, я так думаю, – неуверенно произнесла девушка. – Я проверю. В её вещах… Отец хотел от них избавиться и велел упаковать, но я… Понимаете, расстаться с ними было выше моих сил, – покраснев, Барбара потупилась. – Я… упросила Саймона договориться с возчиком, который забирал коробки. Скорее всего, сейчас они находятся в сарае у Саймона.

Издалека послышался оклик, и Барбара испуганно оглянулась.

– Меня хватились. Мне пора. – Девушка уже подобрала юбки, чтобы бежать. – Где вы остановились, сэр?

– В Блэкторн-Холле, – ответил Грей. – У брата, Эдгара Дивэйна.

Глаза Барбары округлились, и она моргнула, а лорд Джон заметил, что девушка впервые вгляделась в него повнимательнее.

– Эдгар Дивэйн – ваш брат?

– Да, брат по матери, – сухо пояснил Грей, видя, что что Барбара Теккерей смерила его недоверчивым взглядом: уж слишком мало Джон походил на Эдгара.

– А-а! Понятно, – поколебавшись, произнесла она.

Из дома снова её окликнули, и Барбара переменилась в лице.

– Мне надо идти. Я обязательно напишу вам насчёт украшений. И… я так благодарна вам, сэр! Очень благодарна!

Девушка торопливо сделала реверанс, приподняла юбки и понеслась к дому – только серые полосатые чулки замелькали.

Грей лишь хмыкнул: обычно все им восторгались, и он давно к этому привык. Теперь же, когда простодушная Барбара Теккерей не смогла скрыть своего изумления, узнав, что у столь умопомрачительного красавчика, как Эдгар Дивэйн, есть такой невзрачный брат, Джон был слегка уязвлён. Грея даже позабавила собственная реакция. Посмеиваясь над собой, он пошёл к тому месту, где оставил лошадь Эдгара. Шагая вдоль живой изгороди, он помахивал стеком и походя хлестал им кустарник.

Хотя глаза у Барбары Теккерей были сильно навыкате, да и к внешности Джона она отнеслась слишком придирчиво, девушка Грею всё-таки понравилась. Судя по всему, она была по душе и Саймону Коулзу. Дай-то Бог, чтобы этот человек оказался более подходящим кандидатом в мужья, чем Листер или Фэншоу.

«Пожалуй, стоит поговорить с адвокатом Коулзом, – решил Грей. – Барбара получила от сестры одну-единственную записку, тем не менее и она, и мистер Листер, похоже, уверены, что Энн родила ребёнка. Может, Саймон Коулз знает, откуда у них такая уверенность? »

ГРЕЙ СЛАБО СЕБЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ, каким окажется адвокат Саймон Коулз, но никак не ожидал увидеть щуплого молодого человека с рыжеватыми волосами, россыпью веснушек на худощавом невзрачном лице... И с усохшей ногой.

– Лорд Джон Грей… Майор Грей? – подаваясь вперёд, восторженно воскликнул сидевший за столом адвокат. – Да я же вас знаю… Вернее, знаю о вас, – поправился он.

– В самом деле?

В очередной раз Грей почувствовал себя неуютно: неприятно узнать, что о тебе судачат за твоей спиной. Возможно, о скором приезде брата обмолвился Эдгар? Ведь Джон заранее отправил Дивэйну весточку о своём визите в Блэкторн-Холл.

– Да-да! Я уверен! Позвольте вам кое-что показать.

Молодой человек потянулся к стоявшему у стены костылю с мягким валиком наверху, ловко сунул его под мышку, рывком выбрался из-за стола и так быстро поковылял через комнату к книжным полкам, что Грею пришлось отступить в сторону.

– Где же это?.. – водя пальцем по корешкам выстроенных в ряд книг, бормотал адвокат. – А! Точно! Вот!

Вытащив огромный альбом размером с газетный лист, он положил его на стол, открыл и принялся торопливо перелистывать страницы. Оказалось, что это своего рода сборник: на листы были наклеены статьи, аккуратно вырезанные из различных газет. Помимо них Джон разглядел довольно много иллюстрированных новостных выпусков и даже несколько листовок с балладами, вложенных между страницами альбома.

– Нашёл! Я знал, что это именно о вас, хотя фамилию Грей редкой не назовёшь. Чего не скажешь об обстоятельствах… Осмелюсь заметить, редко кому доводилось побывать в таких обстоятельствах, как вам, майор.

Коулз поднял лучившиеся восторгом глаза и ткнул пальцем в одну из вырезок.

Грею не хотелось читать, но отказаться он не мог. Пробежав глазами строки, он пришёл в настоящий ужас: перед ним был свежий и весьма цветистый репортаж о том, как после безвременной трагической гибели командира орудия лорд Джон спас пушку (в статье её почему-то называли «Тод Белчер»), которую пытались захватить хищные орды австрийцев. Автор живописал, как Джон собственноручно сбросил с лошади летящего навстречу австрийского офицера, затем, шпагой проткнув насквозь мундир противника, пригвоздил его к земле и потребовал сдаться – что тот и сделал. А что ему ещё оставалось?! Дальше – больше. Согласно отчёту корреспондента, Грей в одиночку вёл огонь из пушки, потому что вся команда трагически полегла в результате того же артиллерийского обстрела, что оборвал жизнь бедняги «Филберта Лестера». Конечности капитана разметало на все четыре стороны, а кишки вывалились наружу. Даже странно, что описание взрыва пушки, завершавшего эту «потрясающую боевую схватку», уместилось в одной коротенькой строке.

Кто бы ни сочинил этот напыщенный опус, автору, к удивлению Грея, удалось без ошибки написать его имя (хотя в данном случае это едва ли можно назвать удачей) и правильно отметить, что событие произошло в Германии.

– Но, мистер Коулз! – в ужасе воскликнул Грей. – Это же… да это… несусветнейшая чушь!

– Ну что вы, майор, не надо скромничать. – Коулз схватил Грея за руку и с пылом продолжил. – Не стоит преуменьшать ту честь, которую вы оказали моей конторе своим визитом!

Коулз радостно рассмеялся, а Грей через силу беспомощно улыбнулся и шутливо поклонился, изображая, что польщён.

Коулз позвал своего секретаря по фамилии Богз посмотреть на героя Крефельда. От волнения молодой человек даже глаза вытаращил. Адвокат, несмотря на протесты Грея, отправил потрясённого секретаря за угощением в ближайшую таверну. «Уж там-то – мрачно размышлял Джон, – он, без сомнения, перескажет всем желающим эту галиматью. Пока слухи об этой статейке не дошли до Эдгара и Мод, надо бы поскорее заканчивать дела в Мадлинг Парве и проваливать отсюда в Лондон».

Между тем Грею никак не удавалось подвести адвоката к вопросу, ради которого Джон сюда пришёл. Коулз без умолку расспрашивал лорда Джона о Германии, о службе в армии, интересовался его мнением о текущей политической ситуации и даже спросил, каково это – убить человека.

– Убить человека?.. – опешил Грей. – Вы хотите сказать… в бою?

– Ну, да, – Коулз чуть-чуть (лишь самую малость! ) поумерил свой пыл. – Конечно! Вряд ли вы из тех, кто хладнокровно убивает своих сограждан, майор! – рассмеялся адвокат.

Грей тоже засмеялся. Из вежливости. Просто потому, что не понимал, как ответить.

К счастью, Коулз сам сообразил, что последний вопрос выходит за рамки приличий… Несмотря на весь свой восторженный энтузиазм, он не был напрочь лишён чувства такта, хотя иногда его заносило.

– Прошу извинить меня, майор, – посерьёзнел Коулз. – Уверен, это вопрос деликатный, и я не должен был его задавать… Простите ради Бога, я не хотел задеть ваши чувства. Всему виной моё непреходящее восхищение… Я всегда преклонялся перед людьми военной профессии.

– В самом деле?

– Да. А вот и вы, Богз! Спасибо, спасибо… Вы же не откажетесь от стаканчика вина, майор? Позвольте вам налить. – Откинувшись на спинку кресла, адвокат повелительным взмахом руки выпроводил секретаря, и тот с неохотой подчинился. – Поверьте, я самого высокого мнения о военных. В нашем роду многие посвятили себя армии: мой прадед сражался в Голландии… Вне всякого сомнения, я бы тоже избрал карьеру офицера, если бы не это.

Коулз уныло указал на свою ногу.

– Вот почему меня так увлекает всё, что связано с армией. Я немного изучал военную историю...

«Скромничает», – подумал Грей, оглядывая впечатляющую коллекцию книг на полках за спиной адвоката: казалось, она включала всё от Тацита и Цезаря до короля Фридриха Прусского.

– …и даже осмелился написать небольшое исследование по истории осадных войн. Вы, майор… Вряд ли вам самому доводилось участвовать в осаде?

– Нет, не доводилось, – мгновенно откликнулся Грей.

Когда якобиты захватили шотландскую столицу, правительственные войска, – и Джон вместе с ними, – отсиживались в Эдинбургском замке. Но ту кампанию с большой натяжкой можно назвать осадой: якобиты даже не собирались идти напролом и брать замок приступом, не говоря уже о том, чтобы морить осаждённых голодом.

Напролом. Это слово подтолкнуло Грея в нужном направлении. Он понял, что прямота и натиск – единственный способ получить ответы на свои вопросы.

– Мистер Коулз, я так понимаю, вы знакомы с семьей Теккерей… а точнее, с мисс Барбарой Теккерей?

Коулз так сконфуженно заморгал, что Грей чуть не рассмеялся.

– Э-э… Да, – не совсем уверенно произнёс молодой человек. – Вы правы. Я имею честь считать себя другом семьи.

«Значит, – подумал Грей, – мистер Теккерей, скорее всего, знать не знает о дружбе Коулза с Барбарой».

– Льщу себя надеждой, что также могу считать себя их другом, – сказал Грей. – Хотя познакомились мы совсем недавно, – и улыбнулся.

Жизнерадостный по натуре, Коулз тоже расплылся в улыбке.

Дав таким образом понять, откуда у него интерес к семейным делам Теккереев, Джон в разговоре с Коулзом уже мог не избегать упоминания о мистере Листере и сразу перешёл к делу.

– Мисс Барбара сказала, что вы любезно передали ей письмо, которое её сестра прислала на адрес вашей конторы, – осторожно начал Грей.

Коулз покраснел.

– Я знаю, мне следовало бы отдать письмо её отцу, – промямлил он. – Но… но… она… то есть мисс Барбара Теккерей...

– …ваш друг, – закончил за него Грей, повторив слова Барбары.

Он вспомнил, что девушка точно так же, как и адвокат, вспыхнула, когда назвала Коулза другом.

– Понимаю вас.

Уходя от этой щекотливой темы, лорд Джон сказал:

– Мистер Листер считает, что Энн Теккерей, возможно, беременна или уже родила. Во время нашей беседы мистер Теккерей неосторожно обронил несколько слов, из которых можно сделать вывод, что и он пришёл к такому же мнению. Не могли бы вы, мистер Коулз, пролить свет на сложившуюся ситуацию?

Впервые Коулз встревожился.

– Мне ни о чём таком не известно, – заявил он.

«М-да, а врать-то он не умеет, – подумал Грей. – Даже к лучшему, что он всего лишь провинциальный солиситор [категория адвокатов в Великобритании, занимающихся подготовкой судебных материалов для ведения дел барристерами – адвокатами высшего ранга – прим. перев. ]. Выступай он перед Высоким судом, он бы с треском провалился».

– Мистер Коулз, – в голосе Грея прозвучали стальные нотки, – речь идёт о жизни молодой женщины.

Адвокат слегка побледнел, и на его щеках проступили веснушки.

– О Боже. Ну… э-э… я…

– Вы получали ещё письма от Энн Теккерей?

– Да, – с явным облегчением выдохнул Коулз. – Всего одно. Письмо было адресовано мне, а не Барбаре… Иначе я не стал бы его читать. Энн написала незадолго до того, как пришло известие о смерти Филипа. Она об этом ещё не знала.

Грей отметил, что Коулз называет Филипа Листера просто по имени. Должно быть, адвокат знал лейтенанта лично… Да, разумеется, знал. Это же не Лондон – здесь все знают всех. И почти наверняка – всё и обо всех.

Энн Теккерей написала, что находится в отчаянном положении: деньги, которые ей оставил Филип, закончились, да и её собственные средства почти исчерпались. Кроме того, совсем недавно выяснилось, что она беременна. Девушка умоляла Саймона Коулза посодействовать её примирению с отцом.

– Я так и сделал… Ну, или попытался.

Коулз вытер нос мятым носовым платком, который, как отметил Грей, он носил в рукаве, как солдаты.

– Увы, мои усилия не увенчались успехом.

– Преподобный мистер Теккерей действительно кажется немного… Приверженцем слишком строгих правил, – заметил Грей.

Коулз кивнул и спрятал носовой платок.

– Пожалуйста, не вините его за это, – искренне попросил он. – Мистер Теккерей – хороший человек, да и священник он замечательный. Но он всегда… держал свою семью… в ежовых рукавицах. И, конечно же, добродетель собственных дочерей для него превыше всего.

– Очевидно, он ценит её больше, чем их физическое благополучие, – съязвил Грей, но, махнув рукой, сменил тему. – Итак, когда мистер Теккерей отказался вас выслушать, вы, естественно, пошли к мистеру Листеру.

Коулз смутился.

– Знаю, что поступил непрофессионально. По меньшей мере – самонадеянно и даже опрометчиво. Но я действительно не знал, что ещё предпринять, и подумал: вдруг Листеры согласятся…

Но и они отказались. Мистер Листер дал молодому адвокату от ворот поворот. Но это случилось ещё до того, как Филип Листер погиб.

– Какой адрес был указан в письме? – спросил Грей. – Раз мисс Теккерей просила помощи, то, конечно же, должна была написать адрес, по которому её можно разыскать.

– Она действительно указала свой адрес в Саутворке.

Коулз вспомнил, что не допил вино, взял свой стакан и, стараясь не встречаться с Греем взглядом, отхлебнул.

– Видите ли, я… я не мог проигнорировать её отчаянную просьбу. Мы…то есть я… я уговорил нашего общего друга отвезти ей немного денег и посмотреть, как она живёт. Я бы и сам поехал, но… – Он указал на свой костыль.

– Ваш друг её нашёл?

– Нет. Он вернулся в большом волнении и сообщил, что девушка пропала.

– Пропала? – переспросил Грей. – И куда же она делась?

– Не знаю. – Молодой адвокат выглядел абсолютно несчастным. – Мой друг расспрашивал везде, где, по его мнению, она могла бы оказаться, но так ничего и не узнал. Хозяйка пансиона сказала, что Энн… мисс Теккерей… не оплатила счёт за жильё, и поэтому её выставили. А куда она делась, женщина понятия не имеет.

– Не очень-то любезно с её стороны, – заметил Грей.

– Согласен с вами. Я… я пытался навести справки и нанял в Лондоне частного детектива. Он тоже её не нашёл. Эх, если бы я только не мешкал и отправил к ней друга сразу! – воскликнул Коулз, и лицо его исказилось от внезапной боли.

– Пока я думал, как подступиться к её отцу, пока набирался храбрости, чтобы пойти к Листерам, время было упущено. Всему виной мой страх: я боялся заговорить с ними, боялся, что не справлюсь! И в итоге всё провалил, потому что я трус. Кто знает, что случилось с Энн! А виноват во всём я! Как я теперь посмотрю в глаза её сестре?

Коулз совсем расклеился, и Грею потребовалось немало времени и сил, чтобы хоть отчасти успокоить и подбодрить адвоката. И когда Джон пересказал Коулзу свой разговор с Барбарой об украшениях её сестры, молодой человек почти справился со своими чувствами и исполнился решимости действовать.

– Да. Да! Коробки Энн действительно лежат у меня в сарае, в целости и сохранности. Сегодня днём я их проверю. Надо нам с Барбарой встретиться и посмотреть, что в коробках. Придётся только найти подходящий повод...

– Уверен, что для человека, так досконально изучившего стратегию и тактику, это не составит труда. – Грей поднялся. – Если обнаружится, что какие-то безделушки пропали, может быть, вы или мисс Барбара пришлёте мне их описание?

Лорд Джон простился и был уже на пороге, когда Коулз его окликнул:

– Майор!

Грей обернулся:

– Да, мистер Коулз?

Молодой адвокат сидел, облокотившись на стол, а его подвижное как ртуть лицо посерьёзнело.

– То, о чём я вас спрашивал… Ну, каково это – убить в бою… В моём вопросе не было ничего, кроме праздного любопытства. Но я вдруг задумался об Энн Теккерей. Надеюсь, моё бездействие не привело к её смерти. Но если она всё-таки умерла… Вы же мне сообщите? Лучше знать наверняка, чем всю жизнь терзаться неведением.

Грей улыбнулся.

– Вы были бы хорошим солдатом, мистер Коулз. Я обязательно вам сообщу. Всего хорошего.

– ЧЕМ ПОРАДУЕШЬ, ТОМ?

В глазах Тома читалось сомнение.

– Да особо порадовать нечем, милорд. – Бёрд прикрыл рот рукой, сдерживая отрыжку. – Пиво в «Гусе и винограде» – отменное. А вот стряпня хоть и похуже, чем в «Гнезде жаворонка», но есть можно. Вы сами-то поели, милорд?

– Конечно, – отмахнулся Грей.

На самом деле, после завтрака он съел лишь пол-ломтика фруктового пирога у мистера Теккерея, а потом выпил изрядное количество вина в компании мистера Коулза. Почти наверняка Богз принёс вино из «Гуся и винограда», но если пиво из таверны Тому понравилось, то вино было посредственным и восторгов не вызывало. Хотя, надо отдать ему должное, было крепким, и при слишком резких движениях в голове у Грея всё кружилось и путалось. К счастью, лошадь сама знала дорогу домой.

– Удалось что-нибудь разузнать о Теккереях, Листерах, Фэншоу или Треворсонах? А может, и о Дивэйнах ты что-то слышал?

– Да уж. Обо всех. И немало, милорд. Особенно о миссис Дивэйн, – усмехнулся Том.

Ехать на одной лошади с Греем он отказался и теперь шагал рядом.

– Даже не сомневаюсь. Давай-ка прибережём эти сплетни на потом. Скрасим обратную дорогу в Лондон, – сухо сказал Грей. – А что насчёт Фэншоу и Треворсонов?

Том прищурился, подбирая слова.

– Говорят, сквайр Треворсон – рисковый человек. Заядлый игрок.

– Он в долгах?

– По уши, – беспечно ответил Том. – Завсегдатаи таверны всего не знают, но ходят слухи, будто ферма Треворсона заложена-перезаложена. Она называется «Мандрагора». От такого названия жди неприятностей…

– Что за вздор, чёрт возьми?! – с непривычной резкостью отозвался Грей.

Том бросил взгляд на хозяина, но спокойно пояснил:

– Мандрагора растёт в Америке, милорд. Говорят, краснокожие используют её как лекарство. Но, вообще-то, она ядовитая.

Грей на миг задумался.

– Значит, у Треворсона в Америке есть родственники или знакомые?

– Да, милорд. Дядя в Канаде и два младших брата – в Бостоне и Филадельфии.

– Вот как. А местные знают что-нибудь о политических взглядах этих родственников?

Новая догадка казалась совершенно притянутой за уши, но, если взрывы пушек объяснялись вредительством (а Кворри допускал такую возможность), то стоило поближе присмотреться к семье Треворсонов и выяснить, насколько они все благонадёжны.

Однако выпивохам из «Гуся и винограда» ничего о политических убеждениях родни Треворсона известно не было. По крайней мере, никто об этом не обмолвился. А вот о семействе Фэншоу говорили все, кому не лень, но речь шла в основном об ужасном несчастье, постигшем Маркуса. И, судя по всему, ничего, что могло бы дискредитировать его отца, Дугласа Фэншоу, никто не знал.

– Капитан Фэншоу подорвался в одном из сараев, где размалывают порох, – сообщил камердинер Грею. – Говорят, у него пол-лица оторвало!

– В кои-то веки людская молва преуменьшила урон. Я видел капитана у Теккереев.

– Боже ж ты мой, вы его видели? – пришёл в ужас Том. – Неужто всё так плохо, как болтают?

– Гораздо хуже. Кто-нибудь рассказывал, что там случилось? Подробности известны?

Том покачал головой.

– Об этом знает только капитан Фэншоу: он один тогда выжил. С тех пор он ни с кем не общается, кроме преподобного Теккерея.

– Значит, он общается лишь с Теккереем?

– Да, милорд. Он постоянно ездит к священнику, но только к нему. Люди неделями не видят капитана, а когда встречают, то сразу замолкают. Говорят, зрелище жуткое. Поэтому он всегда в чёрной шёлковой маске, хотя все знают, что под ней. А преподобный к капитану относится очень по-доброму.

Грей вспомнил, как молодой Коулз искренне сказал: «Пожалуйста, не вините его. Мистер Теккерей – хороший человек, да и священник он замечательный». Очевидно, Теккерей действительно был способен сострадать. Вот только не своей дочери.

– Кстати о Теккерее. Ты о нём что-нибудь разузнал?

– Ну, судачат много, и в основном–о его дочери, – с сомнением произнёс Том. – Однако это именно пересуды, а не то, что вы называете полезной информацией. Мнения разделились: одни считают, что сама мисс Энн – мерзкая шлюха, другие – что виноват лейтенант Листер. Это он её о-бо-льстил… – Том произнёс это слово по слогам.

– И кто в этом споре победил?

Том покачал головой.

– Никто, милорд. Шестеро против полдюжины.

Споры разгорелись и в местной методистской общине, – что чуть было не привело к её расколу, – поэтому Листеров и изгнали: они вносили смуту в ряды прихожан. Том в красках расписал всё, что услышал, но, действительно, ни крупицы полезной информации Грей для себя не нашёл.

Новости иссякли, и разговор сошёл на нет. Солнце уже давно село, и холодная тьма подкралась к путникам с невозделанных полей по обе стороны дороги. Том Бёрд казался плохо различимой тенью, которая вышагивала рядом со стременем. «Терпеливый и упорный, как дья…» – подумал Грей и тут же, выпрямившись, тряхнул головой, чтобы отогнать мысль о нечистом.

– С вами всё в порядке, милорд? – моментально откликнулся Том. – Вы ведь не свалитесь с этой клячи?

– Разумеется, нет, – отрезал Грей.

На самом деле, он смертельно устал, зверски проголодался, а руки и ноги будто гири оттягивали – настолько он отвык ездить верхом.

– Я так и знал, что вы вымотаетесь, – с мрачным удовлетворением сказал Том. – Вам лучше отправиться прямиком в постель, милорд, а я принесу вам молока с хлебом.

КАК БЫ ГРЕЙ НИ МЕЧТАЛ растянуться на кровати, но спать он всё-таки не лёг.

Он наскоро помылся, причесался, переоделся с помощью недовольно ворчавшего Тома Бёрда и спустился к ужину. Ведь Эдгар по просьбе Джона срочно собрал у себя всех участников консорциума.

Однако вечер прошёл не так гладко, как Грей надеялся. Во-первых, на ужине присутствовала Мод. Она громогласно возмущалась, что «кто-то посмел столь необоснованно марать непорочное имя Дивэйнов! »

Поддерживаемый тяжёлой артиллерией в лице своей лучшей половины, Эдгар без конца колошматил по ноге воображаемым стеком для верховой езды: скорее всего, он мысленно рисовал себе, как задаст взбучку лорду Марчмонту или полковнику Твелвтризу. «Идея, в общем-то, неплохая, – подумал Грей, – но сколько можно толочь воду в ступе? »

Что же до Фэншоу и Треворсона, то оба оказались точно такими, как их описывали: честный, довольно угрюмый фермер и сумасбродный на вид деревенский сквайр, питающий слабость к ярким жилетам. Услышав, о чём говорилось в Комиссии по расследованию, оба потрясённо выпучили глаза. Совершенно ошарашенные, гости непрестанно повторяли: «Да что вообще эта комиссия себе думает! »

За неимением фактов им только и оставалось, что строить догадки.

– Марчмонт… – задумчиво произнёс Треворсон. – Признаюсь, я вообще ничего не понимаю. Если на то пошло... Вы сказали, Мортимер Освальд – тоже член этой… комиссии?

– Да, – ответил Грей, но кивать в знак согласия не стал: опасался, что голова отвалится. – А что?

Треворсон плеснул в свой бокал кларету.

– Вот гадюка, – отрезал он. – Даже не сомневаюсь: именно он и подбил Mарчмонта. Жирный недоумок.

Грей тупо уставился в одну точку и тщетно пытался сформулировать более-менее вразумительный вопрос, но у него никак не получалось понять, какая связь между слабоумием Марчмонта, змееподобной натурой Освальда и той сложной ситуацией, в которой оказались участники консорциума. «А! Катись всё к чертям, – решил он. – Утром расспрошу Эдгара».

– Да это просто смешно! – воскликнул Фэншоу. – Что за идиотизм? Пушка взорвалась, потому что порох негодный?! В тысячу раз вероятнее, что ошибку совершил орудийный расчёт! – Мужчина грохнул кулаком по столу. – Ставлю сто гиней, что какой-то придурок запаниковал и зарядил орудие дважды!

– Ещё ставки будут? – манерно произнёс Треворсон.

Все рухнули от хохота – аж стол затрясся. Грей ощутил, как его губы растягиваются в деланной улыбке… Но внутри, в желудке, отзываясь на сказанные слова, беспокойно заворочалась запечённая с черносливом утка.

«Запаниковал какой-то придурок…»

– Джон, ты даже не попробовал кремовый бисквит! Вот, возьми. Его испекли по моему собственному рецепту, он с вареньем из нашего крыжовника...

Мод махнула дворецкому, чтобы тот положил Джону десерт, и у Грея не нашлось сил возразить, когда на его тарелку опустилась огромная порция сладкой, липкой массы.

Грею никак не удавалось уйти: члены консорциума засиделись допоздна, возбуждённо обсуждая новости из Лондона. Бутылку бренди без конца передавали по кругу, наполняя бокалы. Не утихал спор, как лучше поступить: отправиться всем вместе в Лондон, чтобы опровергнуть это чудовищное голословное обвинение, или послать туда кого-то одного в качестве представителя? Например, Дивейна – владельца крупнейшего из пороховых заводов?

– Я считаю, что официальное заявление с нашей стороны лишь раздует пламя, которое в данный момент еле тлеет, – твёрдо заявил Грей.

Словно в кошмарном сне, он представил себе, как Эдгар, вооружившись хлыстом, врывается в Парламент.

–Тогда напишем письмо! – воскликнул Фэншоу, и лицо его побагровело от бренди и негодования. – Не можем же мы оставить столь гнусные инсинуации без ответа!

– Да-да, надо сос-ставить письменную жалобу, – еле ворочая языком, произнёс Треворсон и вперил в Грея мутные, налитые кровью глаза. – Вы же отвезёте её? Да? Ш-ш-то… Чтобы… – он вытер капельку слюны в уголке рта, – доставить в эту прес-ледувательс-с-скую Комиссию по рас-следувань-ю...

Компания шумно одобрила предложение Треверсона. Перекричать и урезонить их Грею не удалось: все его попытки потонули в бокалах с бренди.

Окончательно обессилев, Джон распрощался и потащился наверх. А владельцы заводов сидели ещё долго и под дружный хохот весело подбирали оскорбительные эпитеты. Эдгару, как самому трезвому из них, поручили всё записывать.

Голова у Грея трещала, одежда провоняла табачным дымом. Джон открыл дверь в свою комнату и обнаружил Тома, удобно устроившегося в кресле у камина. Парень увлечённо читал «Приключения Перигрина Пикля». [«Приключения Перигрина Пикля» (англ. The Adventures of Peregrine Pickle) – второй роман английского писателя Тобайаса Смоллетта, изданный в Лондоне в 1751 г. В Росси впервые роман был издан в 1788 г. под названием «Весёлая книга, или Шалости человеческие» – прим. перев. ] Увидев хозяина, молодой камердинер вскочил, отложил книгу и подошёл, чтобы помочь Грею снять камзол и жилет.

Том быстро переодел лорда Джона в чистую ночную рубашку и отправился за баньяном, который он заранее повесил на каминный экран, чтобы согреть. Слуга обеими руками держал халат наготове и беспокойно разглядывал хозяина.

– Вы похожи на… – начал Том и умолк, качая головой, будто слова испуганно застряли в горле.

Грей и сам понимал, что выглядит – краше в гроб кладут, но слишком устал, чтобы отвечать. Он лишь кивнул, затем повернулся и засунул руки в уютные рукава.

– Ложись спать, Том, – с трудом выдохнул он. – И утром меня не буди. Я собираюсь уснуть навеки.

– Как скажете, милорд, – ответил Том.

Держа на вытянутых руках облитую вином, влажную от пота и пропахшую табаком рубашку Грея, Том плотно сжал губы и вышел.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 Следующая ⇒