Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ОСОБАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 7 страница



Что же нарушено в атом мощном черноземе с богатейшим содержанием перегноя? Почему его считают выпаханным? Не потому ли, что в девственной степи чернозем обладает зернистой структурой и представляет из себя как бы самую лучшую губку, пронизанную мельчайшими порами и прекрасно пропускающую через себя воздух и воду? Выходит, в этой-то структуре чернозема и есть его главное достоинство? Да, пожалуй. Выходит, чтобы возвратить чернозему прежнее плодородие, надо возвратить ему структуру девственных степей; Нужно, значит, озаботиться тем, чтобы сгладить следы неразумной культуры, обратившей эту чудную зернистую почву в пыль.

Через несколько лет, окончательно утвердились в своем убеждении, Докучаев скажет слушателям:

– Я не могу придумать лучшего сравнения для современного состояния чернозема, как то, к которому я уже прибегал в своих статьях. Она напоминает нам арабскую чистокровную лошадь, загнанную, забитую. Дайте ей отдохнуть, восстановите ее силы, и она опять будет никем не обогнанным скакуном. То же и с черноземом; восстановите его зернистую структуру, и он опять будет давать несравнимые урожаи.

 

 

Здесь я должен прервать повествование, чтобы поразмышлять, почву бумаги, испрашивавшие разрешения на прочтение публичных лекций, ходили по канцеляриям, как вы помните, почти полгода, а с организацией экспедиции было решено в считанные дни?

По-всякому истолковывалась эта поспешность позднейшими комментаторами. Однако все сходились в одном утверждении, что царское правительство торопилось создать видимость деятельности, и поэтому с большой помпой обставило организацию и отправку экспедиции.

Мне кажется, это ни на чем не основанное умозаключение. Во всяком случае никаких подтверждений этому я не нашел.

Да, если думать, что никаких других мер правительством не предпринималось, то ему действительно нужно было бы поднять трезвон вокруг снаряжаемой экспедиции. Но вспомним, как раз в это время генерал Анненков уже разворачивал общественные работы чуть ни по всей России. По тому времени они казались, до того масштабными, что на их фоне Докучаевская экспедиция была едва ли заметна. К тому же она снаряжалась для " производства опытов", тогда как Анненков разворачивал практические работы (что они окажутся напрасными, то об этом мало кто догадывался).

Однако, чтобы прийти к окончательному выводу, вспомним еще одно утверждение комментаторов Докучаевских трудов и его биографов. Они в один голос говорят, что инициатором экспедиции в южные степи был конечно же сам Докучаев. И читатели охотно соглашались потому что нам всегда хочется, чтобы великие личности были инициаторами всех добрых начинаний, тем более таких, которые успешно завершились и оставляли заметный след. Не скрою, мне тоже так хотелось думать и я искал этому подтверждения. Но, чем больше искал, тем сильнее сомневался, а потом сомнения переросли в уверенность; нет, инициатором был кто-то другой, но не Докучаев.

Может, сам министр Островский?.. Нет, пожалуй. Он был стар и готовился уходить в отставку, а когда ушел, то многие деятельный люди вздохнули с облегчением. Даже директор Лесного департамент Писарев был рад смене министра, о чем и написал Докучаеву: " Я начинаю оживать духовно. У Ермолова много энергии, знаний и доброго почина. Совместная с ним работа делается крайне интересною". Да и Докучаев, конечно же, не забыл непоследовательности министра в деле организации почвенного комитета: ему говорил " да", и сам же отдал это цело на бесконечные обсуждения.

Писарев?.. Директор Лесного департамента – человек активный всячески содействовал Докучаеву в делах экспедиции. На просьбы откликался моментально, а главное, все их удовлетворял. И не случайно Докучаев, находясь в экспедиции, свои письма и телеграммы в Лесной департамент адресовал только ему, Писареву, а не столоначальникам, занимавшимся обеспечением экспедиции. Так что между ними завязалась, можно сказать, оживленная и весьма доброжелательная переписка.

А может, Ермолов?.. Перечитывая письма, я задержался на фразе: " Наша экспедиция входит в программу нового министра, и необходимость этой экспедиции выяснена в книжке " Неурожай и народное бедствие", – сообщал Докучаева Писарев 23 марта 1893 года.

Вы, конечно, заметили, что министр и книжка попали в одну строку? Дело в том, что новый министр вновь созданного Министерства земледелия и государственных имуществ и автор " Неурожая... " – одно и то же лицо, А. С. Ермолов.

О нем высоко отзывались все прогрессивные ученые того времени, а Энгельгардт даже мечтал, чтобы министром вновь создаваемого министерства стал если не Менделеев, то Ермолов, человек честный, умный, деятельный, зарекомендовавший себя не словами, а поступками, к числу которых по праву относил и написание книги, в которой первым заявил обществу о народном бедствии. Конечно, он мог и поплатиться за этот смелый шаг, но молва опережала действия правительства. Молва поставила его во главе нового министерства задолго до фактической организации этого министерства.

Слухи, как оказалось, не были ложными – по рекомендации С. Ю. Витте государь назначил Ермолова, " прекрасного человека, очень образованного и умного", министром государственных имуществ, с перспективой преобразования министерства в министерство земледелия. Значит, он вполне мог подсказать идею и настоять, не теряя времени, на необходимости научной экспедиции с целью закладки опытов в южных степях, о чем писал и в книге.

Предвижу, как ополчатся ученые на эти мои рассуждения: зачем, мол, доказывать недоказуемое. А я уверен, что в конце-концов доказательство найдется.

Заново вчитываюсь в письма – вдруг что-то пропустил в них. Самая оживленная переписка в эти весенние месяцы 1892 года была с Измаильским.

Так и есть! В письме от 20 мая Докучаев пишет: " А тут, почти канун моего отъезда из Питера, новое предложение со стороны Министерства государственных имуществ: взять на себя осуществление уже знакомого Вам проекта по регулированию водного хозяйства в южной России".

Итак, " предложение со стороны министерства", а не согласие. К тому же, если бы Докучаев ходатайствовал, то он не обронил бы вот этой фразы: " Ну, да наше дело было СКАЗАТЬ, а их дело осуществлять".

Читаю воспоминания С. А. Захарова, которого Докучаев взял с собой в свою последнюю поездку на Кавказ. В пути, на ночлегах молодой ученый, ставший почвоведом под влиянием Докучаева и бесконечно влюбленный в него, расспрашивает своего учителя – ему хочется знать о нем все. Задает Докучаеву и нужный нам вопрос: как родилась идея снарядить экспедицию? И вот ответ самого Докучаева " Наступил голодный год. Я прочел лекции о степях, где между прочим указывал на причины засухи и голодовок. Это обратило внимание кого следует, и я получил приглашение организовать всестороннее исследование природы степей на местах".

В ответе не ясно лишь одно: кто именно обратил внимание. Может, Докучаев и сам не знал этого? Вряд ли. Тогда почему же не сказал? Тем более Докучаев всегда отличался объективностью, даже если речь заходила о противниках – сделавшему доброе дело он всегда отдавал должное и никогда не таил своей благодарности.

Вот почему я думаю, что он сказал, назвал этого человека, но при публикации воспоминаний Захарова, а публиковались они в 1939 году, редакция журнале " Почвоведение" заменила это конкретное лицо на " кого следует" – не решились упоминать царского чиновника, а то и министра.

В Каменной степи мне показали игровой Фильм " Василий Докучаев", снятый в 1961 году. Есть в этом фильме и Ермолов, которого играл Е. Копелян. Боже мой, какой же это стоеросовый помещик-степняк, представший на коне перед Докучаевым мрачной силой, олицетворяющей все мыслимое и немыслимое невежество.

Вскоре после этого я поехал в Зауралье к Терентию Семеновичу Мальцеву. Оказавшись в его богатейшей библиотеке, на всякий случай спросил, не доводилось ли ему читать труды Ермолова?

– Ну как же, – быстро откликнулся Мальцев, – Алексей Сергеевич Ермолов, первый наш министр земледелия, был очень толковым ученым, его книги меня очень многому научили. – И, к немалому моему удивлению, снял с полки несколько объемных томов. Подавал один из них, сказал: – Советую и вам почитать, если не читали, очень толковые мысли высказывает не только о системах земледелия, но и о российской жизни много любопытного.

Эта книга и сейчас у меня на столе, среди трудов Энгельгардта, Измаильского и Докучаева. С особым вниманием читаю те места, которые подчеркнул Мальцев, и убеждаюсь: даже через сто лет после написания книга и вправду многое могла подсказать Мальцеву в разработке его системы земледелия. Ее не грех бы читать и нынешним ученым, нынешним агрономам. И читать так, как читает Мальцев – с пользой.

Скажут, ну а почему бы не допустить, что инициатором экспедиции был все же не чиновник, а ученый? Ведь в то время было немало выдающихся имен, Костычев, к примеру.

Костычев?.. Да, время поставило эти два имени, Докучаев и

Костычев, рядом. Поставило в высшей степени справедливо. Но при жизни у них никогда не было не только дружбы, но и согласия. Больше того, Костычев, как никто другой, всячески препятствовал всем начинаниям Докучаева, и препятствовал так яростно, что министерским чиновникам приходилось уговаривать его сбавить пыл, искали пути, как нейтрализовать или обойти Костычева, Чаще всего обойти им не удавалось. Это был единственный человек, адресуясь к которому на совещаниях или заседаниях Ученого совета, Докучаев говорил " господин Костычев". Точно так же обращался к Докучаеву Костычев. Но и так обращались только на заседаниях – при встречах не замечали друг друга

Нет, не мог Костычев ходатайствовать об экспедиции, в основу опытных работ которой легли Докучаевские положения, а их Костычев опять же яростно оспаривал.

Улучшить природу степей, доказывал Докучаев, можно лишь экологической системой мер. Он стоял на том, что все природные условия в равной степени важны, а поэтому и решать проблему спасения от засух и неурожаев нужно в комплексе, путем улучшения всех широтных условий данной местности. Костычев считал, что решить эту проблему можно проще – совершенствованием агротехники, то есть тем, что Докучаев относил лишь к пятому " надо".

Это противостояние двух великих ученых не отменит даже смерть. И хотя время вроде бы и помирит их, сделает их имена неразлучными, однако костычевское направление в науке и через сто лет будет, даже, не осознавая этого, враждовать с докучаевским и не даст ему проявить себя на больших территориях, не пустит за пределы Каменной степи.

Вспомним снова, с какой быстротой решилось цело. Уже одно это свидетельствует о том, что инициатива принадлежала высокопоставленному чиновнику – предположения ученых никогда так быстро в жизнь не воплощались.

Снова и снова я листал и перечитывал свои выписки из писем, архивных документов и старых публикаций. Не может быть, чтобы кто-нибудь из подвижников Докучаева, занимавших участие в экспедиции, не обмолвился об инициаторе. Вот воспоминания Петра Федоровича Баракова. Он участвовал в экспедиции, а в 1897 году, когда Докучаев заболел, принял от него должность руководителя. Бараков как и Захаров, вспоминает лекции Докучаева, в который профессор " обратился с мощным призывом реставрировать современные нам степи". И сразу после этого пишет: " Островский и Писарев предложили Докучаеву казенные земли для исследований".

Воспоминания эти написаны в 1914 году и тогда же были опубликованы в одном из научных трудов, изданных в Саратове.

Подождите, подождите! Как же это я, столько раз читал " Труды Экспедиции" и не обратил внимания вот на эту фразу: " Заканчивая введение, мы не можем не принести здесь глубокой благодарности бывшему министру государственных имуществ, статс-секретарю М. Н. Островскому, министру земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолову и директору Лесного департамента Е. С. Писареву за высокопросвещенный почин в столь важном для России деле".

За почин, а не за содействие! И это не угодническое расшаркивание – Докучаев не только никогда не расшаркивался, но слыл в высшем свете грубияном, как раз за неумение льстить и угождать малополезным " болтунам". Он благодарил лишь тех, кто обнаруживал " горячую любовь к делу и ОБЩЕСТВЕННЫМ ИНТЕРЕСАМ". К тому же, как вы заметили, Докучаев писал эти слова признательности, когда Островский уже не был министром. И если уж благодарил отставника, значит, тот того заслуживал. " Людей надо судить по тому, сколько и как они в жизни сделали", – часто говорил Докучаев, руководствуясь одним принципом – общая польза.

Итак, Островский, Ермолов и Писарев. А я, было, вычеркнул первого из числа возможных инициаторов. Да, не зная всех фактов, не выноси суда ни одному человеку.

Остается доискаться, что же побудило их на этот действительно " высокопросвещенный почин в столь важном для России деле". Пока я этого не знаю.

 

 

Россия подводила итоги еще одного сельскохозяйственного года.

Хозяева, покончив с полевыми работами, могли " вновь предаться размышлениям о пережитом, переживаемом и имеющим быть впереди, так как сельский хозяин, более чем кто-либо, всегда жил и живет надеждами на будущее, что и дает ему силы переживать не очень-то радостное настоящее".

Год был снова неурожайным: в центральных губерниях озимое уродилось плохо, овес – и того хуже, многие крестьяне едва лишь возвратили семена. Мало было и соломы как ржаной так и озимой: " первая составляет единственное топливо, вторая – единственное кормовое средство".

Второй недород подряд. О нем читающая Россия знала меньше, чем о недороде 1891 года. И вовсе не потому, что засуха была не такой злой, что опалила она меньшую территорию, что меньше голодало и умирало народу. И не потому, что длительное народное бедствие притушило боль и сознание тех, кто еще недавно, отложив все дела, открывал столовые и приюты, помогая голодающим и будоражил общество. Ни Лев Толстой, ни Короленко, ни Чехов на этот раз не отправились по бедствующим деревням. Сострадали, помогали, писали гневные статьи – и вдруг ни слова, хотя бедствие продолжалось.

Лето в том, что правительство категорически воспретило " всякую частную инициативу в селе помощи голодающим". Отныне не в отдельных уездах, а по всей России " деятельность лиц, посвятивших себя, по чувству христианской любви к ближним, делу помощи голодающим", рассматривалась противозаконной.

Как же прав был Короленко, писавший, что всякое " воспрещение” и " ограничение" осуществляется у нас быстро, полно и решительно, точно по телеграфу. И наоборот, всякое " разрешение" и " дозволение" ползет на долгих, и даже после того, как оно уже проникает в самые дальние административные закоулки, на него все еще недоверчиво косятся и не спешат с его осуществлением, как бы предчувствуя, что оно просуществует недолго, а " воспрещение", незаконное, неосмысленное и прямо нелепое, воспрянет опять во всей силе живущего факта.

И оно воспряло. Екатеринославский губернатор князь Оболенский " выслал административно целый санитарный отряд, снаряженный одесским обществом врачей для помощи голодающим и больным Елисаветградского уезда, и с его легкой руки то же отношение к частной помощи водворилось во всей России".

Границы голодающих губерний закрывались не только для частной помощи, но и для гласности.

Умолкла честная русская публицистика. Правда, все что хотела сказать, она сказала в период между " дозволением" и " воспрещением", – рассказала о горе людском, о страдании народном и даже о пороках социальной системы. Но обошла вниманием все те сельскохозяйственные проблемы, которые так волновали Докучаева и его единомышленников, призывавших действовать и обустраивать землю так, чтобы ей были не страшны засухи. Пробел этот восполняли учение и сельские хозяева – публицисты в те поры подобными проблемами не занимались.

Однако и в размышлениях сельских хозяев звучало настойчивое требование " немедленно приступить к разведению леса, чтобы по возможности восстановить равновесие в пропорциональном отношении земли, занятой лесами и находящейся под полевой культурой". Их мучило то, что " ни о каких подобных мероприятиях, или только проектах таковых, что-то не слышно даже после прошлогоднего бедствие и всего того, что говорилось и писалось в прошлом году по всем вопросам злобы дня – нашего земледелия".

Нет, не пропали даром публичные лекции Докучаева, не зря писал он свои статьи в " Правительственный вестник", которые объединил в одну книгу " Наши степи прежде и теперь" и указал на ее обложке: " Издание в пользу пострадавших от неурожая". Деньги от продажи книги пошли в пользу голодающих, иди начинали служить Отечеству, о чем и свидетельствовали речи на съездах, статьи в газетах.

Сознание необходимости лесоразведения настолько окрепло " в более интеллигентном обществе сельских хозяев", сообщалось в публикациях, что многие частные лица уже приступили к посадкам по своей доброй воле. К сожалению, труды этих пионеров составляли " лишь каплю в море нашего степного безлесия, о чем, конечно, приходится только сожалеть".

Не замолчали и сами пионеры. Один из них с отчаянием взывал: " И когда-то голос наш дойдет и будет услышан тем, словом которого все на Руси зиждется, все движется, все работает на пользу отечества... "

В том " интеллигентном обществе сельских хозяев", к которому относился и взывающий, все отчетливее понимали, что " работать в убыток немыслимо, какова бы не была привязанность к земле", и ох как ненадежна эта привязанность, постоянно испытываемая недородами и голодом.

И хозяин, возвысившись до научного понимания проблемы, писал:

" Настала однако пора взяться за ум, за восстановление равновесия в природе, равновесия, нарушенного хищническою рукой цивилизованного человека. Теперь приходится позаботиться об обеспечении существования не только будущего поколения, но и настоящего, иначе нам останется только бежать, покинув все, куда глаза глядят – в Сибирь, в Америку, туда – где земля и природа все еще в состоянии дать пищу человеку. Попытки этих бегов мы уже видим".

Вот так. В те же самые дни тульский губернатор отрицал " наличность бедствия" по вверенной ему губернии, а тульский землевладелец едва сдерживал крик о скорейшей помощи в борьбе с общим стихийным врагом – повсеместным оскудением влаги. И все же не сдержался, крикнул:

" Вразуми же Бог того, кому вручена судьба нашего многомиллионного отечества, войти в положение нашего земледелия и тем спасти нас и детей наших от будущих бедствий и разорения".

Вразуми! Не блудного сына своего, не убогого умом домочадца (с такими просьбами кто не обращался на Руси) – Царя вразуми!.. Да такого не позволял себе ни одинкритик, а если и позволял, то лишь в доверительных разговорах с друзьями, в письмах, но не в статьях своих.

Вразуми!.. Я еще раз посмотрел на название газеты, опубликовавшую эту дерзкую просьбу, и поразился: " Гражданин"! Газета, издававшаяся на правительственную субсидию и которая уже в те годы открыто называлась черносотенной и ультраконсервативной, редактировал которую князь Мещерский Владимир Петрович, " злейший враг даже умеренных реформ".

Видно, не ожидал князь Мещерский такой мерзости от землевладельца-дворянина, опубликовал, не дочитав статью до конца.

Однако просьба сельского хозяина так и не дошла до бога.

Просьба не дошла, но идея степного лесоразведения крепла в сознании многих и многих земледельцев, истинных хозяев земли русской. Эта идея все настойчивее звучала и в ответах на вопросы Вольного экономического общества: в степных наших уездах ветрам гулять нет почти препон, потому что и в них самых, " кругом и около до Азии уже не осталось задерживающих лесов". Так жить нельзя. Земледелие превратилось в орлянку. Нужны пруды, нужны посадки по оврагам, по балкам, вокруг прудов.

 

 

В конце ноября участники экспедиции завершили полевые работы и покинули Каменную степь. Но покинули ее не все: в ней оставались заведующий участком Конрад Собеневский и два наблюдателя – Изосим (Зомма) Белоус, откомандированный в экспедицию Киевско-Подольским управлением, и Баренец, прибывший в Каменную степь в конце августа по окончании в Хреновом лесной школы, удостоенный за отличную учебу высшей награды.

Им первым предстояло прожить всю зиму в степи, на что не решались даже арендаторы. Трое в белом безмолвии. К тому же лишь двое будут жить по соседству, а третий на метеостанции в полутора километрах от них. Им первым выпало испытать все невзгоды открытой степи, вести каждодневные наблюдения да еще доставлять из Хренового за 30 степных верст весь инвентарь, который к весне должен быть на месте, потому что с весны начнутся все те практические работы, для выполнения которых и снаряжалась Экспедиция.

" Наконец-то я отоспался и привел себя в порядок, – сообщал Докучаев другу своему Измаильскому после бесконечных странствий по степям. – Семья вернулась сдачи, и я снова начинаю втягиваться в обычные зимние занятия".

Настроение у Докучаева хорошее, . даже прекрасное: " работы южной экспедиции обеспечены", а это самое главное.

Сибирцев засел за " Предварительный отчет о деятельности Особой экспедиции". Отредактировав, Докучаев пописал его в канун нового года. Потом садится и пишет " милостивому государю Михаилу Николаевичу Островскому" и неофициальный отчет.

Кажется, этот последний нигде и никогда не публиковался. Нет его и в собрании сочинений Докучаева. Вот он, извлеченный вместе с другими бумагами из недр исторического архива, лежит передо мной – несколько страничек, исписанных мелким, почти бисерным, бегущим почерком.

Время, разделявшее нас, вдруг исчезло. Мне показалось, Докучаев написал этот документ только вот сейчас, и обращается в нем к нам. Вроде бы даже предположил прочитать его, прежде чем подписать, а сам отлучился ненадолго – отсюда, с набережной, где исторический архив, до его квартиры рукой подать, отсюда 1-я линия Васильевского острова как раз через Неву напротив, а за Невой и дом 18 недалеко. Мне даже показалось, что вижу его высокую Фигуру в меховой большой шапке, с поднятым полуизъеденным бобровым воротником и с пледом на руке. Шагает по улице широко и спокойно, однако поступь какая-то мужицкая, тяжеловатая, даже неуклюжа. Таким видели ученики своего профессора, когда он шагал по утрам в университет. Таким и мне он увиделся.

Я читал этот документ и думал: не зря мотался Докучаев по южным степям России. Он, сын России, увидел такие размеры стихийного зла, причиняемого хроническими засухами, бурями, суховеями, непомерным разрастанием оврагов, движущимися песками, усыханием водоемов, понижением грунтовых вод, выпахиванием и истощением почв, что не мог теперь отдыхать спокойно. Ему надо было выговориться, поэтому и сел писать неофициальный отчет. В нем он убеждал министра: " Необходимо привлечь к этой ГИГАНТСКОЙ БОРЬБЕ наше общество, потому что одному правительству едва ли справиться с невзгодами". Для этого " правительству предстоит прежде всего разъяснить самый вопрос – ХАРАКТЕР и РАЗМЕРЫ зла, а ровно и СПОСОБЫ борьбы с ним... Такое разъяснение должно стать достоянием всей грамотной России".

Он уже знал, что земство приняло постановление о запруживании балок и обязательном полезащитном лесонасаждении. Как выразился Измаильский, " неурожай раскачал черноземную силу".

Раскачать-то раскачал, да на пользу ли?.. В это же самое время, когда постановление принимали, администрация губернии занималась " распространением холеры и спешным сечением бунтарей (бунт на заводе Юза) в массе, не допуская исследования, кто из бунтарей виновен". Так что " не чуждый вопросов культуры" губернатор Шлиппе, взявшийся за распространение лесоводства и садоводства в деревнях, может и в этом деле прибегнуть к тому же методу – " не допуская исследования", особенно в деле обязательной лесной повинности, которую вознамерилось ввести в своих владениях губернское руководство.

На такую возможность намекнул Докучаеву и предводитель екатеринославского дворянства Петр Каменский, который сообщал: " У нас теперь имеется около 25 тыс. рублей на запруды и тьма властей, содействующих облесению. Словом, положение вещей такое, что глупостей можно наделать сколько влезет".

А ну как вся эта тьма властей начнет так же спешно вразумлять крестьян, которые, движимые нехорошим предчувствием, уже на первых же шагах " враждебно смотрели на " барские" затеи".

Чтобы этого не случилось, Докучаев советует министру " выработать и издать новые законоположения о водном и лесном хозяйстве в степях России". Настаивает на расширении Экспедиции – надо на первое время еще два участка: один на водоразделе Днепр-Днестр, а другой где-нибудь в Саратовской, Симбирской или Самарской губернии. Все участки сделать опытными станциями – " и тогда будут они по всей наиболее хлебородной части нашей черноземной полосы" служить " ЖИВЫМ, НАГЛЯДНЫМ И БЕССПОРНЫМ доказательством ВОЗМОЖНОСТИ, ПОЛЕЗНОСТИ И ПРАКТИЧНОСТИ новых мероприятий". Требует расширить задачи экспедиции, " возложив на нее выработку, испытания и учет не только лесного и водного, но и ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОГО хозяйства южной

России, в ИХ ВЗАИМНОМ СОЧЕТАНИИ И ВОЗДЕЙСТВИИ", а для этого просит прикомандировать к экспедиции опытного ученого агронома и пять молодых выпускников средних сельскохозяйственных школ.

Безмерно уставший Докучаев добивается расширения работ в степях, чтобы в эти работы обязательно было включено и устройство опытных сельскохозяйственных полей. Как ни странно, экспедиции они не планировались, и Докучаеву долго еще придется добиваться разрешения на их устройство.

Однако именно эта странность и ставит все на свои места. Теперь понятно, ради каких целей замышлялась экспедиция: Островский, Ермолов, Писарев, прямо или косвенно отвечавшие за общественные работы по устройству прудов и насаждению лесных полос, хотели дать Аненнкову научные рекомендации, выработанные на опытных участках.

Подтверждение этому мы найдем у Ермолова, но позже. Докучаев смотрел на свою задачу гораздо шире.

Итак, 4января 1893 года Докучаев подписывает неофициальный отчет министру, а 10 января высылает Измаильскому экземпляр " Предварительного отчета о деятельности Особой экспедиции". Он был доволен сделанным, и поэтому торопился поделиться радостью своей с человеком, который лучше других понимал его.

Однако Измаильский прислал ответ, который заметно остудил Докучаева. " Думаю, что если я увлекаюсь культурными мерами, – писал он, – то в той же мере Вы увлекаетесь мерами облесительными; их значение, по-моему, под большим знаком? Практическое осуществление их в размерах, могущих иметь значение, представляется мне целом почти не выполнимым, если принять во внимание культурное и материальное положение страны. По-моему, главное значение Ваших работ – выяснить значение различных мер, а до ихпрактического осуществления еще очень далеко... "

Спохватиться бы ему и не продолжать эту мысль, однако он решил оговорить ее до точки:

" Я почти убежден, что Вы, глубокоуважаемый Василий Васильевич, сами лично придаете наибольшее значение первой части Ваших работ, а не практическому их осуществлению; об этом последнем по необходимости Вам приходится писать с несоответствующим их значению подчеркиванием. Это тоже одна из практических работ к осуществлению главной задачи".

Если бы так сказал кто-нибудь другой, если бы кто другой заподозрил его в хитрости, то Докучаев просто бы вычеркнул этого человека из числа свих знакомых. Он никогда не брался за дело, в успех и полезность которого не верил. Он никогда не хитрил ни в отношениях к делу, ни в отношениях с людьми, поэтому многие считали его тяжелым человеком, поэтому в жизни у него было так мало друзей.

И вот сказал ему такое человек, которого он называл приятелем, любил и будет любить до скончания жизни своей – именно ему он напишет последнее предсмертное письмо.

Докучаев был обижен неверием друга и ответил Измаильскому не сразу сослался потом на дела и разъезды. А сославшись и извинившись, написал, будто клятву отчеканил: " Я постараюсь (и если не помешают, то ИСПОЛНЮ), дать то, что обещано мною в ЗАГЛАВИИ отчета; а может быть, и больше... Впрочем, будущее докажет лучше. Откуда взяли Вы, что мы идем по разным дорогам? "..

Думается, неверие это было вызвано не только " культурным и материальным положением страны". Перечитаем еще раз первую фразу Измаильского: " Если я увлекаюсь культурными мероприятиями, то в той же мере Вы увлекаетесь мерами облесительными". Дело в том, что как раз в этот период Измаильский пришел к убеждению, что поднять уровень грунтовых вод на пашне (" заболотить", – говорил он) можно " строгим выполнением одного условия: чтобы вся атмосферная вага входили в почву". Но, в отличие от Докучаева, считал возможным добиться этого одними агротехническими приемами. Докучаев ответил ему на это: " Сердечно боюсь, что Вам придется горько разочароваться в Ваших мечтах заболотить Дьячковскую степь при помощи чисто культурных земледельческих приемов".



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.