Звёзды Тянь-Шань. Книга четвертая цикла Система Талгар. У истоков Сознания

Василий Ленский

" Звёзды Тянь-Шань"

Книга четвертая цикла " Система Талгар"

Глава 1.

У истоков Сознания

Две рыже-мохнатые собаки отделились от юрты и яростно залаяли - в огромном ущелье их лай был ярким и убедительным. Абдыбай наклонился и взял камень, Эдик глазами искал палку. Я усмехнулся, так как знал, что сейчас выйдет хозяин и утихомирит своих стражей. Седой старец негромко окликнул собак, и они тут же успокоились.

В юрте было прохладно и уютно. Солнце догорало в дымке туч. Рядом с юртой казашка средних лет готовила еду - она подбрасывала кизяк в печку и регулярно помешивала молоко. Большой казан был заполнен горячим молоком.
Мы не очень устали, хотя наше путешествие по горам отрога Тянь-Шань было затяжным и без тропинок.

Я подал старику пачку цейлонского чая. Он благожелательно покачал головой и с незначительным акцентом сказал:

- Редкие гости в этих горах. Геологи?
- Отдыхаем, - с усмешкой посмотрел Эдик в мою сторону.

Мы пили душистый с дымком чай, когда крепкий парень с молодой казашкой закрыли баранов в загоне и зашли в юрту. Молоко приятно разошлось по телу истомой покоя.
- Далеко вы ушли в горы, - сказал Абдыбай.
- Горы здесь особые, - многозначительно сказал старец и погладил ладонью седую бороду. Молодой парень и казашка тут же внимательно повернулись к нему.
- Давно это было… У меня был друг, батыр, перед которым горы склоняли свои вершины, а заросли и густые ели были для него травой. Любил он девушку - она жила в этих горах со старыми родителями. Он был из вон той долины, - старик показал в алое пространство, полыхающее от закатившегося солнца. Туда скатывалось ущелье. Перед моими глазами пошли картины:
- Ты сегодня бледная, Айша, - обнял батыр девушку за плечи.
- Опять он, - многозначительно ответила она.
- А как твои родители? - в голосе юноши была тревога.
- Плохо…
Батыр сел на камень и задумался:
- Кто он?
Девушка слабо пожала плечами.
- Расскажи, Айша…
Но она опустила глаза:
- Нечем - нет таких слов, чтобы рассказать это. Он владеет горами и движется, как тень, он играет мрачными цветами света, заполняет головы различными видениями, а утром всё тело вялое, тошнит и болит голова.
- Нет того, кого бы я не укротил, - вскочил Батыр. - Идём…
Возле юрты сидел отец на очищенном от коры дереве - его голова была опущена, но он слышал шаги идущих. Батыр сел рядом.
- Плохо, - поднял голову старик. - Надо уходить в долину. Теперь он убил овец.

Некоторые из овец лежали на боку, других шатало… Их головы были низко опущены к сухой земле на вытянувшихся шеях - здесь присутствовало что-то тяжелое и зловещее…
- Его дух ещё не ушёл, - сказала Айша и поднесла воды лежащей матери.
- Я уничтожу его, - хрустнул кулаками Батыр.
- Ты не имеешь таких способностей, как он, сынок: он движется тенью и скользит сразу везде.
- Быть может, это дым, газ, смерч?!
- Нет, он имеет тело - его тело ощущается, оно тяжелое, но не имеет форму. Оно разливается и проникает насквозь в овец, в собак и в нас. Оно не совсем прозрачное, но скользит не так, как дым - он ползёт по камням, в воздухе… У него тысячи ног и бесконечное число рук. Его пищей является жизнь всего живого: он не убивает ни овец, ни деревья, ни птиц, а отпивает у них часть жизни так, что птицы перестают петь, а деревья смотрят себе под ноги, цветы рассматривают землю и свои корни - Солнце больше не радует их, а барашки мои не отличают камни от травы и воду от песка. Айша слабнет, а у меня он всякий раз забирает несколько лет жизни. Я много жил и видел многое: видел богатырей и кровожадных злодеев, пережил не одно землетрясение и не один ревущий поток селя; валуны во много раз больше моей юрты, как мячики, летали над гремящим потоком воды и грязи. Но Это...

Батыр встал:
- Вы мудрый, отец, а мне дана сила. Должно же быть у него логово, есть и его корни. Я вырву сердце его жизни.

Старик испуганно посмотрел на Батыра, а затем на Айшу - он боялся за них:
- Уйдём в долину - там людей много, они что-нибудь придумают, - суетливо сказал он. Но глаза Батыра горели:
- Где его логово, отец?!
- Я сам не был. Не знаю, - обмяк окончательно он. - Но мой друг был там...

Тут рассказчик остановился, глянул удовлетворённо на наши полуоткрытые рты и оценивающе посмотрел, понимаем ли мы, что друг того старика и есть он... Мы понимали, и нам эта " ревизия" была ни к чему.
- Он многое знал, - продолжал отец Айши, - он многим владел. Не было ему равных среди джигитов двуречья и семиречья. Он много странствовал и знал тайны многих народов. Во время байги он опрокинул джигита вместе с конём одной рукой на полном скаку. Однажды, когда в стаде разъярился бык, он убил его кулаком. Он мог прыгать по горным скалам, как архар, и ловить на бегу горных козлов. Шкуры барсов валялись на полу его юрты.
- Отец...
- Не спорь! Я не случайно тебе это рассказываю - мой друг знал многие-многие тайны. Он владел мудростью и тайнами далёких народов. Он знал жизнь, как она есть, и ещё значительно больше, чем способны видеть глаза и слышать уши. Хунхузы обучили его врачевать и перемещаться со скоростью ветра так, что глаз не успевал… Дунгане обучили его силе девяти богатырей, уйгуры научили читать тайные писания… В Кашгарии он научился многим мудростям. За горами Тянь-Шань его научили гореть обнажённым на трескучем морозе и быть холодным в пламени. Он знал язык, общий для всех животных и всех тварей. Он не спрашивал, где тот - он видел сквозь скалы и лишь посмеивался, когда я пытался его отговорить:
- Всё это - моё Сознание, - говорил друг, - и нет ничего, что ему неприсуще.
- Мудрый был даже в молодые годы, - заключил отец Айман.

Это немного утихомирило батыра, но ненадолго. Он весь сосредоточился, чтобы найти убедительные доказательства, но крепкая рука легла на его плечо и стала давить к земле. В голове поплыли цветные картины, но безрадостные они были… Батыр напрягся, но чем больше он прилагал сил, тем быстрее они источались - кто-то радостно и мрачно пил его молодые усилия. Одна картина стала сменять другую: он, батыр – уже не он, а где-то далеко… Неведомая сила размазывала его в таинственной печали - он погружался всё глубже и глубже...

* * *

Я проснулся от того, что чья-то заботливая рука меня укрывала - становилось прохладно. " Холодает к утру", - подумал я и заснул ещё крепче.
Солнце радостно улыбалось на серых камнях ущелья. Овец уже не было в загоне, птицы неугомонно и свободно-деловито пели, трава отливала поблёскивающей росой и изумрудной радостью, пчёлы мирно гудели в цветах… Седые великаны горной гряды помолодели белизной солнечных снегов - дышалось легко и всей грудью.
У горного ручья плескался Эдик в ледяной воде - он слегка охал и улыбался.
Вода искрилась, и пальцы обжигались её струящимися ладонями.
- Давай искупаемся, - подошёл сзади Абдыбай, - а то я какой-то страшный сон видел.
Он испытывающе посмотрел на меня – сомневается, сон ли это…
- Да, - отозвался Эдик. - Чертовщина какая-то - горный дух, что ли?
- Значит, это не сон, - обрадовался Абдыбай. - Я не помню, когда заснул.
- Я тоже, - сказал Эдик.
Я отвернулся от их вопросительных взглядов и сказал:
- Ночевать мы придём сюда - не сон это, а быль, да ещё с приложением…
Мы решили выйти на ближайшую вершину и осмотреться - сначала ущелье, тесное от отзеркаливающегося скалами солнца.
- Насколько я понял, рассказчик и есть тот джигит, который посетил Это, - прервал молчание Эдик. - Сколько же ему лет? И почему я не помню, когда уснул?
- Наш гостеприимный хозяин многое знает и ещё больше умеет, - ответил я. - Жаль батыра: сила, горячее сердце, честность, душевные порывы нуждаются в мудрости - безумству храбрых спето уже немало песен, и пора петь песни мудрым.
- Подожди-подожди… Мы разговариваем так, словно всё это было по-настоящему, - спохватился Эдик.
- Да, это было. И насколько я ориентируюсь, ещё есть, - насколько можно осторожно произнес я. - Поэтому, братцы, предлагаю временно вожаком назначить меня - стая у нас маленькая, думаю, что не зазнаюсь.
Но старался я зря. Абдыбай напрягся и искоса огляделся по сторонам. Эдик открыто огляделся и сказал:
- Мистики вы! И перестаньте нас разыгрывать, ты и дед.
Тропа кончилась, но что-то наподобие дороги огибало тёмную скалу.
- Отдохнём, - сказал я и повернулся лицом в сторону долины.
- Ну, вождь… По-моему, мы ещё не устали, - упрямо остановился Эдик.
- Вот, - показал я на рукотворный камень. - Здесь что-то интересное.
Камень оставался левее, если смотреть вниз по ущелью, ещё левее была красивая площадка - такие места удобны для стоянок: удобные площадки в горах для юрты, загона, подачи воды встречаются не так часто, эта же была идеальной. Надпись на камне была неразборчива, и мы сели на изрядно прогнивший ствол огромной ели: Тянь-Шаньские ели – особые и в прохладных местах долго не разлагаются. Но, как мне показалось, эта лежала очень давно и всё же не превратилась в труху. Её поверхность отливала мёртвым серебрящимся светом.
- Здесь было стойбище, - утвердительно сказал Абдыбай, - смотрите, вон загон для овец, а здесь стояла юрта.
Сохранившиеся колья загона отливали тем же светом, который не согласовался с чистым солнцем. Мне показалось, что и камни отливают серым холодом. " Птицы не поют", - отметил я и тут же почувствовал, как что-то тяжелое навалилось мне на плечи и сдавило голову сильными пальцами. Ноги стали тяжелеть. " Шалишь, дружочек", - мгновенно оценил я ситуацию и сделал Джаляндхара Бандху. Время потянулось медленно... В пространстве между бровей я " засветил" Глаз Шивы, и картины радужнее сверкающих на солнце ледников вспыхнули в Сознании. Я двигал энергетические потоки в этом могущественном и необъятном пространстве Космоса, и они оживлялись одухотворенными жизнерадостными картинами огромного простора: небо, горы, долины, затуманенные дымкой и заполненные жизнью, солнце и стекающие в ущелья сверкающие голубизной реки - всё охватилось Единым.
Нельзя было измерить глубину этой Реальности, но и нельзя было определить время.
- Абдыбай! Очнись! - вскочил я. Эдик лежал лицом вниз, Абдыбай мягко свалился с бревна. " Двоих я не унесу", - посмотрел я с надеждой на Абдыбая.
Эдик застонал и сел, обхватив голову руками. Он пытался встать, но не мог.
- Эдик! Сюда, в гору, - махнул я в сторону покатого спуска на юго-запад. Абдыбай стал что-то бормотать, я перекинул его руку через шею и потянул вверх по склону. Я не оборачивался не Эдика: " Утащу одного, а потом помогу другому. Скорее! " За свежими елями засверкала та жизненная долина, которая заливала меня своим простором. Я усадил Абдыбая и побежал вниз. Эдик обхватил сухой ствол ели - его рвало. Он вяло махал руками и пытался устоять на " ватных" ногах.

Меня вновь сдавило свинцовыми объятиями, и я сел в Сидхасану. Джаляндхарой я вновь перекрыл все 16 опор и сделал Уддияну-Бандху - блеск тысячи огней зажёгся в Сознании, Сущность Бессмертия залила Космос. Этим движущимся в своих качествах пламенем я сжигал всё твердое, окаменелое, пока не ощутил свободу и бессмертие, затем выпрямился и прижатым к нёбу языком стал " доить небесную корову" - в тело полился нектар, сок жизни заливал пламя, и от этого появлялась жизненная сила и могущество.

Эдик стоял на коленях. Я подскочил к нему и, как пушинку, кинул себе на плечи. Свежий воздух сверкающей долины омывал лицо. Седые снежные великаны с усмешкой и мудростью взирали на наше жизненное копошение.
" Долина жизни", - посмотрел я вниз и увидел крохотное знакомое стойбище. - " Значит, мы сделали крюк по ущелью".
Абдыбай лежал в траве и смотрел тусклыми глазами на это жизненное чудо. Я прислонил Эдика к камню и вытер с его лба крупные холодные капли. " Теперь вниз за водой", - думал я, выливая остатки воды в сухие губы пострадавших.
Здесь пели птицы, нежная вуаль зелени прикрывала говорливую речку. Ромашки росли на гальке и песке там, где река когда-то разливалась буйной весной. Эдик с Абдыбаем сидели и наблюдали, как я поднимаюсь к ним по травянистому склону.
- Очухались, - подошёл я и протянул Эдику его фляжку, а Абдыбаю его.
- Да, - буркнул Эдик. - Врагу не пожелаешь.
- А ты как, мой юный друг? - посмотрел я на бледное лицо Абдыбая.
- Силы кто-то отнял, - вяло улыбнулся он. - А ты скачешь, как архар.
- Великая штука Йога, - пошутил я. - Индусы знали, что мне придётся спасать вас. Хунхузы трудились, чтобы я владел ЧИ. Японцы научили таскать вас, как бревна, которые они катают на пилораме.
- Молочка бы, - сказал Эдик.
- Это будет. Вон видите, внизу овцы и коровы? Это пастбище тех, у кого мы ночевали. Коров я доить умею. Впрочем, там, наверное, тот юноша, что был в юрте.
Молча мы сидели долго. Я делал Пранайамы, а Эдик с Абдыбаем с безразличием наблюдали - жизнь вливалась в их помятые тела, и они сообщили, что можно двигаться. К речке мы спустились быстро, Эдик разделся и окунул обмякшее тело в ледяную воду.
- Ух, - крякнул и фыркнул он и так плескался, пока не вышел улыбающемся.
- Как в сказке, - сказал я. - Вошёл в кипящий поток дряхлым стариком, а вышел добрым молодцем.
Абдыбай смачивал коротко стриженную голову, полоскал рот и горло.
- Могу дать совет, - обратился я к нему. - Брахманы полощут рот и горло до пупка, а шудры - только как ты. Попробуй пить и полоскать до самых пяток. Набери сладостно воду в рот и держи эту свежую " сладость" до тех пор, пока вода не станет " пустой" - " пустую" воду выплюнь. Затем вновь набери воду и начни её двигать в горле, но двигай не саму воду, а эту жизненную влагу – движения, словно ты её пьёшь, но не глотай саму воду. Как только она станет " пустой" - выплюнь. Так " пей", выплёвывая, пока не напьёшься сока жизни до...
- Так пить или не пить? - прервал меня Эдик.
- Пей с жадностью, с наслаждением, но... не воду, - " обрезал" его я.
Абдыбай в это время " пил" - свежесть и жизнь заструились в его теле: вновь и вновь он с отвращением, как мне показалось, выплёвывал воду. Вдруг он припал к воде и стал " пить" лицом, головой, затем, не снимая рубашку, пополз в воду руками, плечами… Когда он закончил это, в его теле не осталось и тени болезненности и опустошенности - это был прежний жизнерадостный, сильный, весёлый Абдыбай.
- Это называется Праной у индусов, ЧИ у китайцев, КИ у японцев, - прокомментировал я его радостный взгляд.
- Я читал Йогу, - сказал Эдик. - Прана - это энергия с использованием дыхания.
- Чушь, - прервал его я. - Это не абстрактная, предполагаемая энергия - Прана конкретна в ощущении жизни: дыши её, пей её, слушай и смотри её, но так... Вот тебе пример, конкретный…
Абдыбай размашисто подошёл ко мне и шутливо, весело пожал руку.
- В народных преданиях богатыри припадали к земле и пили жизнь всем своим существом - пили, потому что жить хотели… Но найдётся теоретик, который скажет: " Мать-земля поила их силой".
- Какая же разница? - возразил Эдик.
- Представь себе, что Абдыбай просто плюхнулся бы в речку и ждал, когда она отдаст ему жизненную энергию - закончилось бы это не жизнью, а насморком. Так глупо делают многие, когда просто ходят босиком по росе, дышат в сосновом бору, ждут от жизни судьбу…
- Ты хочешь сказать, что из жизненных или общественных дел тоже можно пить Прану?! - удивился Абдыбай, но с верой после такого опыта, когда из немощного он в минуты стал жизненным.
- Да, - коротко ответил я, а потом добавил: - Только без теорий, предполагательств, иждивенчества, а конкретно... Посмотри, ты начал " глоток" с конкретным ощущением и выплюнул " пустоту". Так же, если выходишь утром на улицу - " пей" ногами, лучше на росе; но не жди, иначе всё будет напрасно - " пей" и тут же " выплюнь". Разгоняй себя так, пока с головой не залезешь в землю, как только что в воду.
Эдик подошёл к воде и стал вкушать её - он сделал несколько глотков и насытился.
- Не то, Эдик, - сказал я. - Нужно испытывать не насыщенность и жажду, а жить этим соком: жадность, жажда, жизнь...
Пока я говорил, Абдыбай уже стоял босиком на траве и поднимал то одну, то другую ногу.
- Ты гений, - вдруг закричал он. - Где то чудовище? Я убью, растопчу его. Или ты, Василь, его уже кокнул?
Я с надеждой смотрел на Эдика - он что-то вспомнил:
- Я читал, - сказал он, - что нужно дышать одной, а затем другой ноздрей.
- Брось ты это, - чуть не закричал я. - Знание - это яд, оно убивает жизнь. О, этот окаянный интеллект! Всё знает и ничего не может.
- А разве ты дал Абдыбаю не знание? - возразил Эдик.
- Всему есть мера - я оповещал его к его же состояниям, действительным состояниям, а не пичкал его философствованием и баснями об «энергиях». И есть ещё один секрет, - я остановился. Абдыбай с Эдиком ждали.
- Ложка дорогА к обеду. Я вижу ваши состояния - дармоеду и бездельнику Прану не захватить, это как «птица счастья»: она появляется только тогда, когда вся Сущность жаждет. Запомните: не ум хочет, а Сущность рвётся навстречу своей единственной надежде – «птице» Пране! Смирившийся же с безжизненностной волокитой или с праздным " развитием" идёт в другую сторону.
- Вот ты, - повернулся я к Эдику. - Ты был бодр и жизнерадостен, а теперь чуть-чуть насытился освежающей водой и, как дармоед, ждёшь… А ты вспомни и пожелай прежнего состояния, пожелай до корней волос - не жуй своё знание, а желай!
Эдик весь напрягся и бросился на меня с криком:
- Ну, комар, ты хоть кого доведёшь!
Я уклонился и сказал спокойно:
- А вот это пример Праны от социальных отношений. Можно идти пить молоко - полчаса прошло, и вы уже... не мокрые курицы, но орлы.
Арман - так звали пастуха - с усмешкой смотрел, как я пошёл к корове: я не пошёл к полной, у которой вымя висело до земли, я не пошёл к подвижной с упругим телом - я приближался к лидеру, и она ждала с напряжением. Но как только моя уверенная рука легла ей на спину, она мягко и доверительно успокоилась - её вымя стало опускаться и расслабляться, теперь можно было доить. Крупный пёс подбежал и сел рядом.
- О.., - крикнул Арман. - Её даже сестра боится доить.
Эдик с Абдыбаем были в форме. Они пили молоко размеренно и любовались пейзажем гор и долины.
- Что ты там сказал про левую и правую ноздрю? - обратился Абдыбай к Эдику.
- Это потом, - сказал Эдик и повернулся ко мне. - Что Это было? Почему нас " размыло"?
- А почему ты не спрашиваешь у самого себя? - задал я встречный вопрос.
- Меня куда-то повело… Какие-то видения и тошнотворность поплыли перед глазами.
- Почему? - настаивал я.
- Не валяй дурака, - вмешался Абдыбай. - Он же сказал, что стал терять сознание, а ты... Да, а почему ты был в норме?!
- Вот я вас и спрашиваю, " почему"? - настаивал я на своём. - Вы же собрались менять Сознание, иначе зачем вам дышать левой и правой ноздрёй? Но в то же самое время боитесь изменённого Сознания - я вас не понимаю…
- Сознание-то уплывать стало, - хихикнул Абдыбай.
- Почему? - вновь стал я " наступать".
- Что-то ты, брат, совсем разучился с людьми общаться, - решил поставить " точку" Эдик.
- Как раз наоборот - я ищу действительный контакт с вами: если я буду говорить на уже наработанном вами языке, то просто попаду в ловушку его условий - что в том толку? Вы останетесь теми же и будите вновь и вновь издыхать от любых изменённых условий. А для того, чтобы разговор был для вас жизненным, я должен набрать условия в вас самих для контакта.
- Не мудри, не с глупцами имеешь дело, - заупрямился Эдик.
- Зачем же вы меня спрашиваете, если уже имеете горделивое своё? Оно в вас есть, и вы вновь будете на нём издыхать, - я ждал отпускания в них: нового не будет, если человек не отпустит свой прежний опыт, свои знания и не раскроется до беспредела - тогда он будет только подсматривать с позиций своего " правильного". - Я в такие беседы не игрок, - растянулся я на траве.
- А что же ты хочешь? - смягчился Эдик.
- Движения вашего Сознания, а не рассказ в пределах того, чему вы обучились - если " в пределах", то нового я вам ничего не скажу, а точнее, моя беседа будет бесполезной.
- Ладно, Василь, - вмешался Абдыбай, - я тебе верю. Ты что-то умеешь такое, чего у нас нет - это убедительно, судя по питью Праны: в голову бы не пришло, что всё так просто и в то же время потрясающе…
- Вы привыки и умеете жить в условиях такого своего Сознания, когда считаете его жизнью, но только ли Это жизнь? Почему ваше Сознание " поплыло"? Почему вы Этого испугались? Почему вам плохо? С научных позиций - кислорода, электромагнитный полей Земли, аномалий, цикла Кребса и прочего - на эти вопросы нет ответа. Вспомните, как рассказывал старый казах - он не сказал: " Им стало душно - какие-то поля действовали на них ". Он сказал: " Тяжёлая рука легла на плечо"! Почему? Думаете, потому что он менее грамотен, чем вы? А я не удивлюсь, если он окончил три университета - вспомните, он владеет тайнами и мудростью многих народов; не удивлюсь, если он разобьёт скалу кулаком или надолго остановит своё тело. Вы же заранее сравняли его с собой и тем самым остановили своё же движение своим " правильным" знанием.
- Мораль можешь опустить, - буркнул Эдик.
- Итак, Сознание у вас " уплыло" – значит, изменённые условия и его движение в них оказались не в пользу его же самого, а следовательно, не в пользу жизни. Теперь о питье Праны и о дыхании левой и правой ноздрей - это же изменённые условия Сознания! Это не механический труд и не упражнения, как в спорте - берите глубже: речь идёт о новых качествах, а качества всегда живые. В науке цикл Кребса - мёртв, квадратное уравнение - мертво, понятие о кислороде - мертво… И вообще, все конструкции интеллекта мертвы. Что ты взял из знания о Йоге? - повернулся я к Эдику.
- Я пробовал...
- Со старых понятий, привычек, правил, - закончил я за него. - И получил то же самое, каким был. Те японцы, которые работают на кожзаводе, говорят: " Дзен - это значит совсем иначе посмотреть на свои ворота, на свой дом, на своего друга - на всю свою жизнь".
- Ну, ты даёшь! Я всегда смотрю иначе, - воскликнул Эдик. - Меняется погода, меняется настроение - и всё каждый раз выглядит иначе.
- Значит, ты не понял, - спокойно остановил я его. - Менять нужно сами Качества: например, как только Сущность Качеств Сознания у вас стала меняться, вы «трухнули». Почему?
- Почему? - повторил Абдыбай.
- Прежнее, устойчивое Сознание, захомутавшее вас изменениями одного и того же, заголосило… В чём ты упражняешься? - обратился я к Абдыбаю. - В силе, а значит, в линейном нарастании, в логичности - в сохранении того же самого. А теперь вспомни, как ты оживал, когда пил Прану: Чем ты её пил? Лицом, руками - всем своим Сознанием. Какая же здесь логика? Как ты это объяснишь научно: химическим составом воды, энергетическими полями? Какую силу ты взял в себя? Здесь нет объяснений! И не должно быть: либо ты найдёшь в себе это новое свойство жить, либо всё остальное – болтология. Поэтому если ты вновь и вновь дыхнёшь... нет, будешь жить левой ноздрей в новом качестве, будешь его культивировать и наращивать так, что оно и только оно захлестнёт всё твое Сознание, то это и есть новое… И оно состоялось не в упражнениях и не в дыхании. Если ты сменишь это свойство на правую ноздрю, то ощутишь уже иное, но не менее потрясающее и жизненное. Потом, когда ты их соединишь в центре Единого, то получишь то, чему нет равных в этом Сознании. А дальше всё просто: я сделал Джаляндхара-Бандху, и Его рука стала дружеской, т. е. жизненной – ну, как весенний ветерок. Батыр же, насколько я понимаю, шёл через торжество силы, то есть через консервацию себя и своего во всём.
- Я так и не понял, - сказал Эдик.
- Батыр - благородный человек, если загорелся отомстить злодею, - сказал Абдыбай. Я махнул рукой в знак безнадёжности и предложил прогуляться по горам.
- Сначала дослушаем аксакала, - успокоил я их. - Может быть, вы что-нибудь осмыслите в себе - мудрый он, хотя и скромный на вид.

* * *

Большой казан был заполнен молоком, а в маленьком варилось мясо. Нам предложили перед едой чай, как это принято у казахов. Женщина раскатывала тесто на бес-пармат. Старик смотрел, не мигая, на утопающее в дымку солнце. Девушка подбрасывала кизяк и хворост в огонь и любовалась языками пламени. Арман гремел ведром - поил овец. Прохлада сползала с гор.
Густо покраснели щёки седых склонов, Солнце густо мазало облака и даже воздух в красный цвет. Птицы гнездились в своём щебетании – уже не было того призывающего, как днём, пения. Изредка дымок извивался к лицам присутствующих, и они щурили глаза. День заполнил пространство благополучным исходом - все в Единстве и согласии отдыха склонились к подошвам Солнца, и оно благословляло на покой, а Луна только затевала свою тихую, но по-своему жизнерадостную игру. Пусть только сначала зайдёт Солнце...
Я надеялся, что Эдик и Абдыбай обратят внимание на одухотворённость и одушевлённость в повествовании старца. После сочного бес-пармата мы пили чай с каймаком и кусали комковый сахар, как вдруг старец громко сказал:
- Батыр, очнись!
Мне показалось, что Абдыбай даже вздрогнул. Все повернулись к аксакалу и застыли в ожидании, я сел удобнее...
- У Батыра всё плыло перед глазами, голова была сжата, в горле пересохло - он с трудом приходил в себя… Что-то зловещее хохотало на всё ущелье, оно тенью скользило по загону, и овцы падали на передние ноги. Его руки скользили по скалам, а глаза проникали в самую душу. Пристальный взгляд вдруг остановился на глазах батыра, рука чудовища протянулась и легла на плечо.
- Батыр, очнись! - вновь услышал Батыр и почувствовал, как затряслось плечо. Он собрался со слабыми силами и рванулся. Склонившись к нему, стоял отец Айше и смотрел ему в глаза - слабой рукой он тряс батыра за плечо. Батыр огляделся… Где он? Не мог он принять этот мягкий взгляд за те пронзительные глаза, и рука та была могущественной… Ну вот, овцы действительно стояли, припав на передние ноги.
- Вставай, сынок, скорее… Пойдём туда вверх по склону - Айше со старухой уже ждут тебя там: он боится жизни, а там жизнь предков и могучих гор - он туда не пойдёт.
Свежий ветер нежно трепал волосы Айше, на её щеках загоралась жизнь. Батыр медленно набирался сил.
- Посиди, сынок, не спеши… Мы уже привыкли, а ты впервые, - вытирал ему лицо аксакал.
" Нет, не уговаривайте меня", - думал Батыр. - " Если раньше я ещё сомневался, то теперь пусть и погибну, но сломаю хребет айдахару".
Он не стал спрашивать о логове. Родителей Айше он поселил у родственников в ауле, а Айше захотела жить у подруг. Никто потом не любил затрагивать эту тему, да и в ауле не очень-то верили.

" Напугал кто-то стариков", - поговаривали за спиной. - " Да и пора им из глухих гор уходить - дочка уже большая, замуж пора… Красавица! Женихи глаз оторвать не могут, но батыр не ровня им - джигит, одним словом. "

Уже говорили о свадьбе, подруги смотрели с восторгом и скрытой завистью на счастливицу. Но Батыр про себя решил: " Совесть у меня будет нечиста, если я женюсь и завалюсь на подушки - Айдахар терзает горы… Кто, как не я? "
С тревогой посматривал на него отец Айше: поздно они её родили – единственная, парень попался достойный, но... не пошёл бы в горы.
" Как же узнать дорогу в логово? " - думал Батыр. Вдруг ему пришло в голову:
" Птицы! Птицы не поют! "
Он живо встал и, сказав, что пойдёт в степь, стал собирать поклажу. Не все сомневались в его намерениях, и рано утром он сел на коня. Айше знала - любила его, но промолчала. Горы налились свинцом, но Батыр твёрдо решил... До стойбища с опустелой юртой он добрался быстро. Ничто не указывало на опасность - вот и солнце выглянуло, пели птицы… Осмотревшись, Батыр заметил видимость дороги, огибающей огромную скалу - он спешился, привязал коня возле юрты и пошёл пешком. Всё было спокойно… Еле наметанная, а точнее, давно устаревшая дорога поворачивала за скалу и, как дымка, двигалась по стиснутому скалами ущелью.
В узком проходе скал Батыр почувствовал чьё-то присутствие - оно смотрело на него и было везде, перемещалось везде. Его тело было прозрачным и в то же время тяжёлым. Батыр сжал кулаки и пошёл дальше. То, что открылось ему, когда распахнулись скалы, потрясло его: тени разных оттенков бежали по склонам гор и заполняли воздух - тяжёло-красные, свинцово-синие, дымные и ядовито-зелёные… Что-то навалилось на него сразу всем телом и сдавило голову мясистыми, но проникающими вглубь пальцами… Ноги ослабели, скалы отодвинулись и поплыли перед глазами в мертвенно-серебристом отливе. Упав на колени, Батыр ещё видел странное солнце - оно мерцало уже зловещими цветами и переливами! " Птицы не поют", - пронеслось в Сознании. Силы утекали, но перед глазами вставали видения одно сущностнее и ярче другого… Потрясающая, мрачная бесконечность двигалась сущностями, неизвестными, но глубоко понятными своим содержанием - мир с долинами, Айшей, овцами, скакунами, с великанами-горами и бесконечным содержанием Солнца превратился в песчинку… Там было время и какое-то содержание, а здесь было всё. Взгляд Батыра опустился на дорогу, и здесь в каждой песчинке он увидел огромный мир вселенных - там не было времени, а было безмолвное, но потрясающе знакомое содержание Сущности. Таинственно и печально стало на душе - он увидел изнутри своё тело с мириадами содержимого, движущегося и неподвижного: оно было заполнено больше, чем вся его, батыра, жизнь… Всё было здесь знакомым в его чувствах и в каком-то странном восприятии. Батыр усмехнулся внутри себя той значимости, деловитости, правилам, знаниям, которыми заполнялась та маленькая, отодвинувшаяся жизнь - его охватило озарение ничтожности перед этой Сущностью своего в себе и в то же время стороннего, ушедшего, утерянного, утраченного… Здесь жизнь - вне пространства и вне времени, вне жалких знаний и правил. Здесь даже нет жизни - здесь беспредельная, но глубоко насыщенная Сущность, и нет ни малейших побуждений и желаний из прошлого… нет, скорее из того крохотного параллельного, что заполнялось делами, разговорами, шутками, отношениями, родственными и чужими. Хотелось крикнуть: " Я во всём - я бессмертен, я был, есть и буду! " Но даже это побуждение показалось суетным, жалким, никчемным - Это было вне слов, но всё было понятно сразу без определений. В любом изменении состояний всё «тут и теперь», всё непосредственно ясно и неизмеряемо по глубине - даже глубокая печаль была пронизывающе-приятной: ена присутствовала в каждой частности и во всём сразу - она была Единством, она была тем Светом, который Единил все различия.
Неожиданно всё начало меркнуть, и Батыр испытал весь трагизм никчемного земного существования - мелкого, местного Тут: сжатое время, сжатое пространство… Он увидел со стороны своё немощное распростертое тело - не было к нему ни боли, ни печали, а было какое-то безразличие. Сознание стало гаснуть, и он полетел к чему-то сущностному, светящемуся вдали. Нет, это был не он - тот остался там внизу. Лишь незримая нить, как шёлкового кокона, связывала его с тем. Там вдали был не свет - это была Истина: всё в ней было ясно и жизнеутверждающе - вне познавания и определений, светящееся и вся жизнь, без зримого и весь Свет. Не было печали - была спокойная радость и уверенность. Была святость, и не было тому слов и определений.
Он видел Землю сразу и в то же самое время долины, пастбища, моря, юрты и города… Он смотрел сверху, ощущая неописуемый восторг.
" Много различий, но все и каждое зримо только в Едином Свете", - прорезалось где-то в сознании. Так просто! Цветы и снега горных вершин, моря и кривые изгибы берегов, континенты и лачуги, птицы и облака - всё это потому и есть, что Единый Свет делает это зримым! Как можно дробить Единое, подменять Единое правилами и чем-то значимым?! Оно просто есть! Как просто! Нет трудности, нет тяжести философского бытия.
Сознание Батыра стало расти. Вспышка Света вне пространства, вне времени озарила его - радостное ощущение Бессмертия над мелочностью " того", кем он был, наполнило его Сознание. К бессмертию добавилось неописуемое ощущение, что эти огромные пространства, эти разные времена - это суть его, батыра. Он может их менять и пребывать, где хочет! Эти великие горы у подножия его Сущности, Солнце и Луна - его родное и частное. Он осмотрелся одним мигом: всё-всё близкое и на огромных расстояниях - это его могущество, бессмертие, и всё это в торжественной радости, невозмутимости - нет в том ни возвышения, ни иного… Всё это - он.

* * *

Эдик, как обычно, хлюпался в ледяной воде. Абдыбай ходил по ещё мокрой траве-мураве и изредка восклицал:
- Ну, маг! Ну, волшебник! Всё знает.
Я смотрел на них из юрты, укрытый одеялом.
" Батыр в смертельный момент испытал Сатори", - проплывало в голове увиденное и пережитое вчера. Мне были знакомы эти состояния Сознания, но я управлял ими, исследуя себя, поэтому всё протекало мягко. Здесь же была огромная примесь разрушительного. Сатори в процессе ухода Сознания внутрь - такое же созидательное, но в иных качествах, чем Дхьяна.
" А вот второе переживание похоже на Дхьяну. Кроме того, сам переход из закрытого Космоса в открытый у батыра прошёл созидательно - иначе смерть. "
Я владел свойством не только видеть, как в кино, всё то, что читал или слышал, но и одновременно переживал состояния и события в эмоциях и качествах. Это было первое переживание Сознания, которое доставило мне много тяжёлого и трудного. Мне легко давалось любое состояние Сознания, которые Андо и Оцухи пережили или знали в Дзен. Я спорил с ними, утверждая, что Сатори - это переживание Сознания в закрытии, но они не владели Дхьяной и не понимали меня. Из Сатори батыр перешел в Дхьяну - из глубочайшего свойства Сознания в закрытии к такому же потрясающему качеству в раскрытии.
" Нужно всё осознать - мне ещё предстоит обучать других", - я уже не сомневался, что являюсь не " гадким утёнком", но был ещё слишком слаб в трансформации этого лежащего за пределами ума свойства Сознания на язык понятий.
- А ты что не пьешь Прану? - улыбнулся в проход юрты Абдыбай. - Пойдём, теперь я богатырь и свалю тебя одной рукой.
- Всё ты сводишь к силе, - ответил я так, чтобы Абдыбай почувствовал. - Батыр тоже рассчитывал на силу, а попал в другое…
Эдик поставил лицо нежному солнцу.
- В солнце тоже есть Прана, - наслаждаясь, сказал он.
- Прана есть в любой части твоего Сознания - в траве, воде, воздухе, камне, в точке, в линии, в мысли.., - начал я, но спохватился, заслышав у себя назидательные нотки. Абдыбай посмотрел на меня непонимающе:
- Разве мы не берём энергию, Прану?
- С позиций Праны – нет, с позиций интеллектуального предположения - да. Прана не живёт по привычным законам интеллекта - умом её не разовьёшь, нужно изменить принцип Сознания. Восточная поговорка гласит: " Сколько не повторяй слово " халва", во рту слаще не станет". Я бы сюда добавил: " Сколько не рассуждай о халве, во рту только пересохнет".
- Куда сегодня, вождь? - шутливо спросил Эдик. - Опять заведешь нас в чертовщину какую-нибудь?
- Как попросите, - в тон ему ответил я. - За горами дело не станет.
- Я хорошо знаю горы, - уже серьёзно сказал Эдик. - Но такого...
- Горы сложнее степи - они создают разделение и они же суммируют различие, то есть фокусируют разное в Единстве.
- Сложно заговорил, - боднул воздух головой Эдик.
- Пойдёмте, - сказал я. - По пути я вам это объясню на примерах.
Попив чай с каймаком, свежей лепёшкой и сахаром вприкуску, мы пошли по ущелью, а затем перевалили в соседнее… Правее ответвлялось небольшое ущелье.
- Вот, смотри, левый склон - густо зелёный, сочный и темноватый. Вы знаете, что там придётся продираться сквозь кустарник и скользить по чернозёмной земле и скользкой траве - это первое, что я вам хотел сказать.
- Мудрец, - саркастически ухмыльнулся Эдик.
- Не смейся, Эдик, - вмешался Абдыбай. - На них чувствуешь себя по-разному, резко…
- Теперь остаётся различить состояния организма точно в таких же состояниях, но, в отличие от китайских Ян и Инь, свяжем с этим характер, психику, эмоции, настроения, побуждения… Итак, этот склон, - показал я на правый " зелёный", густой, влажный склон и специфически нажал Эдику в солнечное сплетение -
с выдохом у Эдика вырвалось «ХУМ».
- Согласен, назовём «ХУМ», - засмеялся я. - Это священный слог в Тибете.
- Левый назовем «ТАО», - продолжал я.
- Почему? - удивился Абдыбай.
- Найди, - похлопал я его по плечу. - Но на вдохе: устреми вдох в беспредел, как вырвавшуюся из клетки птицу на свободу.
- Тут есть ещё звуки, - сказал Эдик. - Вот «И», «Э», «Ы».
- Об этом потом - это называлось в Индии Мантра-йога, но самых больших успехов в этом добились на Тибете, насколько мне известно.
- Зачем же «Т» в «ТАО»? «Т» стоит, как камень.
- Это в том случае, когда выдох был слабым и упражнение начинается со вздоха, - ответил я и наблюдал за их экспериментированием. - Не спешите - не работайте, не дышите механически… Не налегай на мышцы и силу, Абдыбай - разве Прану ты пил силой, механически?!
- Есть варианты, - удовлетворённо сказал Эдик.
- Согласен, но надо же с чего-то начинать, - кивнул я. - Итак, советую наблюдать за собой, а потом я буду подсказывать: без опыта эти знания бесполезны – это дорога в новое, а не в уже имеющееся. Здесь " знаниям", то есть умом, не продвинешься…
- Согласен, - сказал Эдик. - Но ориентир нужен.
- Ох, уж эти интеллектуалы! А если бы ты оказался в пустыне, где во что бы то ни стало нужно выжить «тут и теперь»?
- Ты и представляешь собой пустыню, - философски ответил Эдик. - Ты преподносишь неизведанное - там будет не прежнее, но там есть подсказка условиями: жара, сухость, ветер, верблюд… Так что объясняй либо условиями, либо словами - выбирай…
- Начнём с того, что термины Инь и Ян не охватывают все аспекты и слишком запутаны с позиций внешнего и внутреннего...
- Нам это не грозит - брось академический тон и начинай с нуля, - прервал меня Эдик.
- Разберёмся, - хихикнул Абдыбай.
- Закрытый человек всё копает под себя и создаёт массу и условия жизни - это ХУМ. Эдик посмотрел на правый склон и сказал:
- Неплохо начал. Согласен!
- Раскрытый человек - светел и лёгок в общении, в контактах с ситуациями, в характере. Эдик посмотрел на левый склон и сказал:
- Ветреный, радостный, но бедный…
- Да, ХУМ - это масса, кормилец, хранитель, ХУМ создаёт условия для жизни: удобрения, чернозём, мясо, мебель, сервизы, стада овец, престижные места, значимость…
- Как по нотам! Только не много ли в одну кучу? - пошутил Эдик.
Не волнуйся, он тебе сейчас всё завернёт в крендель, - с видом знатока прокомментировал Абдыбай.
- Я вам сразу поставлю цель, а потом вернёмся к началу, то есть к горам - без стимула вы никто! Итак, в Тибете есть понятие Шамбала – это, как вы теперь догадываетесь, сложная система состояний, создаваемая комплексом гор. Абдыбай поймёт меня сразу, если представит, что он попал в хорошо оснащённый спортивный зал. Эдик поймёт меня в другом примере - представь себе ситуацию, где тебя смешат, радуют, ругают и хвалят одновременно.
- Нет, я такое представить не могу - давай лучше другое или спортивный зал, - уже серьёзно ответил Эдик.
- Если вы незакреплённые, то сосредоточьтесь только на левом склоне и поприсутствуйте в том.
Мы посидели немного.
- Характерно, - сказал Эдик.
- ТАО, как видите, не нагружает организм массой - ТАО светлое и лёгкое. Если даже будет дождь или жара, то будут его особенности, но всё равно не будет той тяжеловесности, какую создаёт ХУМ-характер.
- Характер гор? - спросил Абдыбай.
- И людей тоже… Разве мы говорим с позиции курицы? В горах, в небе или в лошади мы видим только свой характер - кстати, и свою физиологию: на ТАО включается своя физиология, а на ХУМ - своя. Кроме того, они несовместимы.
- Ну, а что там насчёт Шамбалы? - решил идти дальше Эдик и поднялся.
- Если ты полностью разобрался в ТАО и ХУМ, то вперёд, - засмеялся я, так как за этими двумя стоят судьбы, настроения, характеры, здоровье, счастье и несчастье.
- Разобрался, - вдруг твёрдо сказал он. - ХУМ уже имеет прототип - его называют ЭГО, только в ЭГО нет физиологии и его ругают, а ты говоришь: " ХУМ - кормилец, хранитель".
- Надо быть недалёким фанатиком линейных конструкций, чтобы ругать то, что тебя кормит. Кроме того, ЭГО базируется на равно необходимой физиологии - выкинь-ка у себя печень или сердце, это органы ХУМ.
- Вот тебе на! А все призывают к сердечности и ругают ЭГО, - крякнул Абдыбай.
- Всё это тоже интеллектуальное недомогательство, за которым скрыта заинтересованность.
Я вёл их, ориентируясь на изменение полей, а точнее, по изменению своих состояний Сознания.
- Здесь ТАО и ХУМ дифференцируются, - остановил я их среди сложной конфигурации гор. - Представьте себе не свёрнутую, а развёрнутую пирамиду: каждая гора не сама по себе, а является результатом всех других и сама создаёт результат в других, но со своей особенностью. А теперь посмотрите вон на то странное место.
Нежное озерко отливало всеми цветами - всё торжествовало здесь большим праздником. Но не везде…
- Хорошо как, - сощурился на солнце Эдик.
- Хорошо, - согласился я. - А кое-где даже слишком. Начнём с большого... Батыр попал в деструкцию, а мы будем благоразумнее - делайте так, как я вам буду говорить: научите себя отпускать «тут и теперь». ТАО и ХУМ вам уже известны.
Абдыбай бросил руки и стал дрыгать ногами, как это делают спортсмены.
- Нет, это не подходит, - остановил я его дёрганья. - Отпустить! А не размазывать и не расслаблять: сели прямо, бросили себя вширь к Солнцу и пьём нежно Прану - свобода, лёгкость, полёт и никакой «размазни». Запомните: нет релаксации и размазанности! Нет напряжения! Вдох - нежный, таинственный, счастливый. Вдох беспредельный! Вдох - не ради вдоха, а ради Праны. Тогда ТАО имеет свои условия – это Свобода.
Я радовался их проникновению в это.
- Абдыбай, здесь не лесоповал - здесь нет труда. Свобода! Лёгкость! Вдох - как взлёт «птицы» Праны к Солнцу! Эдик, не гни спину – будь как лёгкий цветок, как тростник, тянущийся к Солнцу, к свободе…
Прошло около часа.
- Ну, а теперь пойдём. Но сперва два слова. Чего бы нового не проскользнуло в вас и чего бы странного вы не ощутили, не пугайтесь - во всё необычное сразу вливайте Прану, радость, счастье, свободу и неограниченный простор, огромный обзор, широту. Так и поддерживайте своё Сознание непрерывно. Шли мы недолго. Я увидел огромного муравья и усмехнулся - этот тренированный. Огромные ромашки на песчанике удивили Эдика. Вода струилась радужными каплями по камушкам.
- Пейте так, как я вам объяснял - этот напиток богатырей не для каждого, - обычным тоном сказал я им.
- О, - начал Абдыбай, но я тут же прервал его:
- Не говорить, не думать! Не поедайте своё состояние интеллектом.
Всё шло хорошо. Я вывел их на чистую, пустую полянку.
" Рисковать или нет? - думал я. - Опыта у них нет. А что, впрочем, им грозит? Деструкция? Абдыбай тренирован, но в мышечно-силовом варианте. Эдик занимался Джиу-джитсу, каратэ - это лучше, он знает энергию ЧИ. Но как? На каком уровне были сами тренеры - не заложили ли они в его рефлексию деструктивные ходы ЧИ? "
- Стой! - вслух сказал я. - Это не Шамбала, но сделаем пробу. Всё, чему я вас научил, будет основным фоном – «соком», в котором вы должны «купаться». Остальное будет само рисоваться на месте Сознания, только не вмешивайтесь в это мыслью.
- Что это будет? - спросил Эдик.
- Видишь, ты опять считаешь, как аксиомой, что всё можно переложить на гармошку ума и язык слов. Будет большое ТАО, возможно, даже Самадхи - это неведомые обыденному человеку состояния Сознания.
Мы вошли в фокусированное пространство, и я посадил их ровно и удобно. Убедившись, что внутренние органы у них расположились в режим «раскрытия» и перевели сюда свои функции, я отошёл в сторону и начал наблюдать.
" Деструкция возможна, - смотрел я на них и размышлял. - Эдик сильно интеллектуален - это ХУМ, он теперь у него в рефлексии: интеллект может завернуть энергетические поля на себя, и будет наложение ТАО на ХУМ - это деструкция. Абдыбай по характеру относится к активному ХУМ, да ещё начитался книг о победе, приоритетности, выигрыше, о правильном, высшем, духовном – всё это упражнения в ХУМ. ХУМ обилен и коварен в своих разновидностях «закрытия» человека: речь, характер, тренировки, социальные отношения... "
Эдик стал двигаться во внутренних связях, и вдруг лицо его просияло.
" Нашел согласие между внутренней и внешней мозаикой связей", - успокоился я и посмотрел на Абдыбая. Тот стал оседать спиной, но и плечи и лопатки держал в ТАО. Я повёл у него поляризацию по спине сверху вниз и на внешнюю сторону ног - печень у него раскрылась, и тело стало набирать легкость, почки сменили режим с ХУМ на ТАО, лимфатическая система переорганизовалась…
Теперь и Абдыбай стал успешно преобразовывать себя внутри навстречу внешнему комплексу полей - мозаика стала совпадать, и лицо его вдруг озарилось одухотворённым светом - произошёл миг полного соответствия, миг Самадхи.
Эдик уже несколько минут сидел в этом неописуемом переживании Сознания: я хорошо знал, что у него в Сознании сейчас нет ни пространства, ни времени - его Сознание и Космос с его частями и общим находятся в Единстве, поэтому он и есть Вселенная, и нет ничего вне его, Эдика.
Абдыбай вошёл в другое качество - он зрил неописуемые переливы состояний: поляризация его внутренних связей менялась с изменением внешних - вот вмешалось облако на небе, и организм тут же изменил " конструкцию" энергетических отношений. Так Абдыбай зрил иное своё бытие.
" На первый раз хватит", - подумал я и начал быстро менять поляризацию связей внутреннего и внешнего тела:
" Это не облако, - усмехнулся я. - За таким нужно гоняться быстро".
Но Абдыбая словно где-то " заклинило" …
- Абдыбай, очнись! - стал возвращать я его к обыденному, тряся за плечо.
" Труднее будет с Эдиком", - посмотрел я на его счастливое лицо. Выйдя из Самадхи, Эдик был как в тумане - всё казалось ему отдалённым и незначительным, и он не хотел говорить. Абдыбай же так " зацепился" за местную мозаику полей, что только сила прежних, глубоко врезавшихся в Сознание связей помогла совершить переключение.
Возвращались мы молча - так бывает, когда возвращаются из кинотеатра под впечатлением только что просмотренного фильма. Солнце шло к закату, когда мы пришли на стойбище. Нас ждали: ужин был почти готов, поэтому мы сели пить черный душистый чай. Все молчали.
Когда ужин закончился, все ждали, но аксакал размышлял… Не думаю, что он сомневался в том, понимаем ли мы его - всё повествование он вёл осмысленно.

- Я видел вас с горы в Долине Чудес, - обратился он ко мне. - Горы наполнены Жизнью и Смертью, и одно и то же здесь одного может убить, а другого сделать несокрушимым - здесь нельзя разделить на места Жизни и места Смерти. Только глупые люди считают, что есть зло отдельно от добра - добром тоже можно покалечить человека, а злом можно иного оживить. Вы испытали уже два места.
- Что бы вы выбрали из этих двух? - повернулся он к Абдыбаю и Эдику.
- Конечно, сегодняшнее, - тут же ответил Эдик.
- Я тоже так считаю, - поддержал его Абдыбай.
- Ну, а ты? - обратился он ко мне.
- Вообще-то я не выбираю - жизнь складывается из всего. Но раз поставлен вопрос, то он содержит ответ: «кто отдаст предпочтение, тот рискует потерять всё».
- Достойный ответ, - крякнул аксакал, погладил бороду и как-то лукаво глянул на меня. - Горы полны слухов - один из них, кажется, был о тебе: не всякий умеет доить корову, - многозначительно добавил он. - Батыр тоже прослыл в горах, когда я принял в его жизни участие...
Батыр безучастно смотрел на это дружелюбное лицо:
" Я и есть мир, - думал он под впечатлением того, что потрясло его до каждой клетки. - Что эта преходящая жизнь в сравнении с Бессмертием?! "
- Вот твой конь, - сказал незнакомец. - Ты уже можешь садиться в седло.
Батыр встал, но ощутил себя совершенно иначе - это был и он, и не он: не было прежней деловитости, но и не было апатии - он был твёрд и уверен, но без гордости и самоуверенности. За спиной у него " стояло" Бессмертие: Жизнь от этого только усилилась, но в странном чувстве - это состояние можно было назвать Мудростью, но многие путают Мудрость со знанием. Нет, Мудрость знает непосредственно - все слова мудрого человека истинны, даже если он говорит ложь.
Так оно и произошло: аксакалы стали относиться к батыру с почтением - он не спорил, не доказывал, не блистал своей учёностью, а больше всего молчал, но когда доводилось, он говорил просто и в самое сердце. Он не беседовал часами с аксакалами и не сидел подолгу вместе, как они - проезжая или проходя мимо, он приветствовал их простым жестом, но какой это был жест! В нём сливалось всё - почтение и воля, простота и величие, скромность и глубина…
Грусть легла на глаза Айше - она не жаловалась, но это был уже другой батыр: гордость и задор ушли от него, он стал ещё проще, но беспредельно далеким… Она часами смотрела на яркую звезду в небе, и ей казалось, что это батыр – блистающий, таинственный, но недосягаемый.
Нужно было решать… Батыр углубился в размышление. Он иначе смотрел на жизнь - с тревогой посматривали на это ближние и с любопытством другие. Потом он решительно сел на коня и ускакал в степь. Где он сейчас? Говорят, что видели его у хунхузов, а иные говорят, что встречали его в Тянь-Шане. Один уверял, что он совершил хадж в Мекку, а затем направился в Кашмир.
Яркая звезда светила в проёме входа в юрту.

Айше закрыла полог, но я не разочаровался, что звезда исчезла - мне было всё понятно.

* * *

Эдик с Абдыбаем притихли - они соприкоснулись с иным миром: рядом с ними текла река более глубокой жизни, и она манила таинственностью. Эдик ещё раз плеснул на тело сверкающую на солнце воду и сказал:
- Но почему я ничего не знал, не читал, не слышал о таком? Никогда не поверил бы, если бы сам не пережил такое!
- Кто воспитывает и оповещает? - спросил я их в упор. - Неужели вы ещё не поняли, что это от крикунов! «Мутный» ваш источник - мудрые молчат, а пустые стрекочут без умолку, как сороки. Кого вы слышите - кто заполняет ваши уши словами? Кто заполняет ваши глаза гримасами удовольствия и неудовольствия? Кто заполняет ваше миропонимание " правильным" и " неправильным"? Кто стучит себя кулаком в грудь и призывает к правдоискательству?
- Да, сынок, - раздался за спиной голос аксакала. - Но в том испытание мудрому - в том закономерность роста: кто пробьётся через «трясину» пустого " знания", тот будет зрячим во всём.
Он подвёл двух лошадей и сказал:
- Поедем со мной, а друзья пока подождут.
Мы въехали уже в более дикие места, но сияющее солнце и открытые лица гор подчёркивали чистоту.
" Здесь нет дикости - здесь просто нет человеческого присутствия", - удовлетворённо отметил я. Мы ехали долго… Избушка вынырнула неожиданно. Седой старец сидел рядом - он не обратил на нас внимание и был глубоко погружен в себя. Трудно было разобраться в его национальности - голову и лицо покрывали белые волосы. Аксакал сел рядом, а я продолжал почтительно стоять.
- Он слабо раскрыл свою Сущность, - сказал старец аксакалу. - Он заметен среди прочих, но тускло мерцает в Долине Ясного Света - бутон не раскрылся, но кони обещают многое, очень многое… Тропа, по которой он шагает, висит над пропастью: или пусть он сейчас уходит от людей, или они начнут его уничтожать… Его любит природа, а что больше этого?! Зачем ему люди? Что они могут?
Он замолчал и ушёл в свои переживания. Мы ждали…
- Ты знаешь, что твой друг погибнет? - вдруг он поднял голову на меня и посмотрел такими глазами, что у меня обмякло тело.
- Да, - твёрдо сказал я. - Он насыщает свою сущность «правильностями» с такой скоростью и до такой силы, что я не могу смотреть в его будущее без содрогания.
Старец удовлётворенно посмотрел на меня. Тень усмешки скользнула по его лицу:
- Ты тоже увлёкся этим - хорошо, что тебя восполняет другое. Не перешагни через черту - наступает время торжества сил в убеждениях, в правде, в мышцах, в знании. А всякая крупица любой силы несёт в себе насилие: сила правды несёт угнетение, сила убеждений стоит на фанатизме, сила мышц жаждет побед, сила знания искажает сущность.
Он вновь погрузился в себя. Мы ждали… Было тихо, как это бывает, когда солнце вступает в свои права. Мирно жужжали пчёлы и копошились в цветах -
где-то недалеко была пасека. Небо покрыло голубым шатром солнечный простор.
- Предназначенное тебе ты выполнишь, - вновь открыл глаза старец. - Держись сущности Дао во вс1м - учись даже у детей, не отдавай ничему и никому предпочтение. Жизнь складывается из всего, а не из выбранных частей - ты это знаешь и умеешь. Но ты избрал среду с «перекошенным» человеческим лицом: по мере твоего разворота они будут уничтожать тебя, твоих ближних, твою основу… Помни: яд пауков привлекателен его силой. Век силы - век насилий, а насилия обосновываются другим насилием - правильностью. Правильность обосновывается другой силой - фанатизмом, уверенностью и тем, что так думают все. Скользит змея правил по лицу Земли, и ты способен остановить её своей Сущностью...
За деревьями раздался топот лошади - крепкий и спокойный мужчина сидел на ней. Он подъехал и легко спрыгнул на землю.
- Познакомься, - сказал мне аксакал. - Это Батыр.

* * *

Эдик с Абдыбаем загорали на солнышке и о чём-то тихо переговаривались.
Мы подъехали к ним, спешились… Батыр подошёл к ним и протянул твёрдую дружественную руку. Вряд ли Эдик с Абдыбаем догадались, что это и есть тот самый Батыр. Вряд ли они догадались, что Айше стала женой аксакала: полный жизненной мудрости, он после долгих странствий остался в ауле - Батыр оставил Айшу, и время решило по-своему. Аксакала звали Наурыз, что в переводе означает «весеннее время» - он действительно нёс жизнь. У них с Айше выросло двое детей.
Батыр вернулся недавно. Он не распространялся относительно своих странствий и поселился далеко в горах у старца.
Никто не знает, откуда появился старец. Не понимал народ его, а оттого побаивался. Редкие смельчаки ездили к нему, или кого гнала нужда и горе. Но малопонятно говорил он. Как можно осуждать правду? Как можно не признавать справедливость и считать ее насилием? Святой он. Кто же спорит? Но какой странный. Видит каждого насквозь. Знает все наперед. Говорит, словно кол в землю вдавливает.
- Сейчас я объясню вам дорогу к дунганам. Это часть рода Ша. Многое они могут, - сказал Батыр. - Не бойтесь их, но и не задевайте за живое! Даже почтенный старец способен ударом ноги срубить дерево.
Батыр подробно объяснил нам дорогу.
- Я через несколько дней вернусь, - сказал он и сел на коня.
Мы отправились в путь тут же.
Горные тропы подчас проложены водой от тающих снегов, подчас животными, где-то людьми, а местами естественными облысениями в кустарнике и траве. Идти было не сложно. Ветер еще дул с низины. Солнце в горах особое. Оно не печет, но обгореть можно сильнее, чем за большое время в долине.
- Пора разобраться, - сказал Эдик. - Что это там за чертовщина приключилась с Батыром и нами. Я в Айдахара не верю - воспитание не то.
- Согласен, но из того, во что ты веришь, ты уже исчерпал все. Способен ли ты срубить дерево ногой? Нет! Как же так? Ты постоянно тренируешься и уделяешь этому много времени. В чем причина?
Я знал, что интеллектуалы мнят в виде само-собой, что все можно объяснить. Никто и не собирается осознать, что сам интеллект имеет меру. Эта мера заложена в его энергетических мозаиках. Но зато Сознание можно двигать.
- Если я скажу тебе, что вблизи стойбища родителей Айше были выбросы паров ртути, которые дают цвета и давят голову, то ты удовлетворишься и... останешься тем, кем был.
- Что изменится, если я отброшу науку? - удивленно спросил он, так как вера в единственность науки и ее непоколебимость насаждалась интеллектуалами.
- Многое. Во-первых, ты не удовлетворяешься. Какие-то сущности, пьющие жизнь мобилизуют твое Сознание и твой поиск.
- Хо! - выкрикнул он. - Но это и будет наука!
- Нет. В интеллекте наука имеет свою меру. Представь себе, что ты строишь город, но материал для строительства подают в виде больших, в твой рост, цилиндров, - сделал попытку я показать, что все в науке двухполярно, а следовательно, иного она не зрит. - Какой же город ты выстроишь? Как бы ты не старался, но будешь сильно ограничен.
- Для науки все открыто и в ней нет ограничений, - упрямился Эдик.
- А для интеллекта есть. Можешь ли ты назвать хоть один трёхполярный прибор? Электричество - двух полюсов: " плюс" и " минус". Магнит - двух полюсов. Электрохимия - " анодно-катодная". Электрические цепи - линейные, если даже ты их выложишь в круг. Математика - двухзначная, но во всяких вариациях. Логика - и тем более двухзначная.
- Допускаю, - стал горячиться Эдик. - Но разум человеческий неограничен!
- Не горячись. В споре никогда не родится нового Сознания. В споре оттачиваются варианты и пути защитить и сохранить старое, а точнее свое. Кто-то брякнул, что в споре рождается истина, а другие подхватили как попугаи.
Абдыбай рассмеялся. У нас уже много было бесед на эту тему. Он уже понял, что спорящий не истину ищет, а изыскивает пути навязать свое другому.
- Представь себе, что на Землю прилетели инопланетяне, - обратился я к Эдику. - Но мозги и Сущность у них трёхполярные.
- Ну и что? - удивился Эдик. - Если бы ты сказал, что мозги у них бесконечные, тогда другое дело. А то всего трех!?
- У людей они тоже беспредельные, но на двойке, а у тех будут тоже беспредельные, но на тройке, то есть на тройственных энергетических связях. Как ты и люди будут общаться с ними?
Эдик засмеялся своему превосходству:
- Чудной ты! Братья по разуму общность всегда найдут!
- Получается, что как раз по разуму они не братья. Может быть, у вас с Абдыбаем есть трехзначное мышление?
- Попробуем, - сказал Эдик. - У нас не получится - другие найдутся.
- Спешишь с выводом. Что вы с Абдыбаем, что все население Земли - это всего лишь один человек с двухполярными мозгами. Здесь количеством людей не возьмешь.
- Количество переходит в качество, - упрямствовал Эдик.
- В данном случае - нет, спокойно ответил я. - Да и сам этот закон для двухполярных мозгов. Инопланетяне его не признают. Они не признают ни один прибор, ни одно логическое построение, ни математику, ни наше понятие о Космосе и о Вселенной. У них будет иное мироздание. А у нас свое.
- Подожди, подожди, - выкрикнул Эдик. - О каких инопланетянах говоришь ты, мой брат? Более того, по какому праву ты говоришь их именем? Что, они глупее нас, что ли?
- Я говорю о контакте. Вон, - показал я на птицу, - найди общий язык хотя бы с этим " инопланетянином" или с этой елью.
- Не пойму, куда ты клонишь? - задумался он.
- Всякий из нас имеет дело только со своим собственным Сознанием. Какие бы черты ни приписывал он другому, это другое будет его собственное. Но... со временем Сознание рождает в себе и сливается с интеллектом. Сам же интеллект примитивный, я хочу сказать, двухполярный, но крутит и крутит свое в разных вариантах. Так человечество создало массу, огромную, глобальную, космическую, научную... примитива.
- Вот дает! - крякнул Абдыбай. - Но что дальше?
Я шутя провел жестом, словно погладил бородку как аксакал и сказал:
- Вопрос первый: как вынуть Сознание из этого пошлого чудовища? Вопрос второй: как способствовать тому, что окажется за пределами интеллекта? Вопрос третий: что делать с интеллектом?
- Ты что, интеллектом решил убрать интеллект? - пошутил Эдик.
- А теперь пора вспомнить о состояниях вашего Сознания, когда я таскал вас на плечах. А также на другой день. Вспомним о переживаниях Батыра. Был ли у вас там ум?
- Нет, - ответил Эдик. - Это неописуемо. Время словно исчезло, а мир разросся до...
- До того, что не было ни одной частички, которая не присутствовала тут же. И это в то же самое время, когда пространство заполнилось беспредельностью, - закончил я а него.
- Да, - сказал Эдик. - Это-то и странно, что я был сразу везде, а чувства описать нельзя. Что это?
- Если использовать термины индусов, то ты испытал Самадхи. А точнее, ощутил состояние Атман. Это же испытал Батыр. Но он прошел два вида Самадхи, - ответил я. - Поэтому его ощущения были насыщеннее. Сначала он ударился о скалу смерти, от этого Сознание стало делать сброс всего наслоившегося, развитого у него во внутреннем и внешнем мире. С определенного возраста жизнь срастается с интеллектуальными понятиями и правилами, а при сбросе этого органа жизнь кажется незначительной, отдаленной и ничтожной. При сбросе мира осязания ощущается полет. При сбросе мира слуха ощущается слышание всего Космоса сразу...
- Почему ты сказал: " Мира осязания"? - остановил меня Абдыбай.
- В «клубке» Сознания человека тесно переплелись миры. Посмотри на тот камень. Сколько он весит?
- Около тридцати, - ответил Абдыбай.
- Но разве зрением можно определить вес? - засмеялся я. - Твой ответ шел одновременно от мира осязания и от мира зрения: глаза видят только форму и цвет - в них нет веса, а осязание ощущает массу, но не видит формы.
- Подожди, подожди, - прервал меня Эдик. - Вот я закрыл глаза, щупаю предмет и могу рассказать его форму.
- Здесь все равно опыт зрения, но в прошлом (память), - невозмутимо продолжал я. - Итак, вернемся к Сознанию. Предположим, что оно не развернуло еще себя полностью – значит, в нем есть новое, неожиданное, потрясающее…
- Почему? - удивился Эдик.
- Какое же оно новое, - толкнул его в плечо Абдыбай, - если оно " ожидаемое" и " обычное"? Но почему эта новизна такая потрясающая? - обратился он ко мне.
- Из-за внеконкурентности. Это состояние и есть всё Сознание. Батыр ощутил ярчайшее Самадхи из-за катастрофичности ситуации. Сознание, которое " вынуло" себя из... себя, но в последующих своих движениях ощущает непосредственную свою Сущность. Тогда свойство интеллекта увязывать, то есть совершать определение одного другим, сбрасывается вместе с интеллектом - отсюда, нет опоры для определения состояний Самадхи.
- Но там было еще..., - начал Эдик, но я его прервал:
- Отсутствие времени! Ощущение времени - это свойство Сознания в его линейном движении.
- По-моему, время объективно, - вставил реплику Абдыбай.
- Ты можешь воспринять то, чего нет в свойстве твоего Сознания?! - пошёл я в атаку. - Допустим, что ты смотришь через окошко - видишь ли ты то, что у тебя над головой или сзади дома?
- Я могу выйти и посмотреть, - ответил он.
- Ну вот и договорились! Сознание должно выйти из прежних своих свойств и " посмотреть". Будет ли то же самое за домом, что ты видишь в окне?
- Маловероятно, - ответил за Абдыбая Эдик.
- Так вот, в прежнем Сознании присутствует, прежде всего, линейность: эволюция, прогресс, высшее, сила, победа, доказательство, логичность и всё остальное. Но ему присуще и изменение - это даёт ощущение времени. Останови процесс - прекрати изменение, и ты получишь пребывание вне времени: это тут же отметится блаженством и неописуемым кайфом.
- Почему!? Да, ты прав, - восхитился полученным переживанием Эдик.
- Сознание развёртывалось до того непрерывно и наплодило одно и то же, но много и в разных " лицах". Представим, что Абдыбай стал шахом: много у нас будет шансов общаться с ним, когда на его плечи свалятся заботы страны?
- Вас я приму, - хихикнул Абдыбай.
- Вот так и линейное Сознание - " может быть, примет", а может быть, нет. Стучатся в его двери всё большее и большее число претендентов, а оно точечное " тут и теперь" - так гаснут эмоции, - продолжил я, - то есть интенсивность и глубина проникновения в сущность каждого " посетителя". Эмоции гаснут, но вдруг толпу эту разогнали - шах подойдёт к окну и увидит, что там розы плывут в солнечном океане, что небо прикрыло их шёлком своей голубизны... В Самадхи происходит подобное. Но я его разделяю на несколько типов...
- Откуда ты всё это знаешь? Я раньше не замечал в тебе такого, - прервал Эдик.
Я засмеялся, и он понял нелепость своего вопроса.
- Да, - сказал я, - если к вам подойти, когда вы вошли в Самадхи, то никто бы ничего не заметил: просто сидят два парня. И всё же проверяется всё - слепому не обмануть зрячего.
Мы нечасто делали остановки. Батыр обещал, что уже завтра мы придём к дунганам. Еды хватало, а ночлег прекрасен под огромной елью на её пушистых " лапах". Ночи в горах - особые. Мягкий вечер сменяется к утру сильной прохладой. Зато звезды - начищенные, как на праздник.
Устроив ночлег, мы развели костер.
- Да, силой такое не возьмешь, - сказал Абдыбай, глядя в костер. - И умом трудно. Но какие это прекрасные эмоции! Никогда еще в жизни не испытывал ничего подобного. Ты говоришь, индусы назвали это Самадхи? - обратился он ко мне.
- Да, - ответил я. - Это общее название. Но нужно оно не для эмоций. Есть в Самадхи две крайности. Одна из них свершается, когда созреет первый оборот Сознания: оно отделяется из самого себя, и всё, в чём оно до этого плавало в непосредственности, вдруг отдаляется - в этом отходе идёт обозначение созревания ХУМ. Это созревание в себе имеет разные уровни. Например, Батыр не имел огромного интеллектуального багажа, и у него произошло то, что составляет стечение обстоятельств, то есть без внутреннего устремления к этому (стихийно) - индусы назвали это «хея-хету». Наурыз, судя по его точному изъяснению, пришел к этому поисками - вспомните, где он только не бывал… Это уже - осмысленный путь.
- Выходит, что Самадхи не одинаковое? - удивился Эдик. - Как же такие счастливцы будут понимать друг друга?
- Прежде всего, - подбросил я еловые палки в костер, - давайте договоримся, что понять - это означает привязать к тому, что уже накрутил в своих мозгах. К чему же привязывать то, что вышло на чистейший простор? Но из своего опыта и бесед я могу для наглядности сделать сравнение. Химические элементы - активны, но когда они набирают энергетические уровни до завершения, то становятся устойчивыми в себе - их называют инертными газами. Однако даже газы имеют различную массу. В качестве примера на другой тип Самадхи могу привести рождение ребенка - это рождение ещё при жизни назвали «вторым рождением».
- Чем дальше в лес, тем больше дров, - буркнул Абдыбай, - Как можно родиться второй раз ещё при жизни?
- ХУМ имеет меру. ХУМ - это характер и свойства Сознания: это эмоции на защиту своего, это масса - тяжесть в походке, лишний вес, ожидание неприятностей и замечание неприятностей… Приятное же в ХУМ - тогда, когда " по-моему". Термин ЭГО здесь слабо подходит, так как ХУМ базируется на конкретной физиологии. По степени нарастания ХУМ приближаются болезни и смерть, и как только ХУМ доходит до своей меры, то смертью совершается сброс. Но этот сброс можно совершить и при жизни - для этого ХУМ следует переродить, уже осознанно. ХУМ укрощают два качества: полный набор до зрелости и «второе рождение» со сбросом - это уже мой опыт. В древних текстах этих различений я не нашёл - там говорится только о состоянии Атман, как в Бхагавад-Гите сказано: " Весь этот космос составляет частичку Меня".
- Ты что, дважды рождённый? - уставился на меня Абдыбай. - Когда это ты успел?
- Нет, мой случай иной: то, к чему стремились постижением, мне дано от рождения в " готовом виде", - ответил я как можно осторожнее. - Я легко вывожу Сознание из обыденной жизни - свойством движения оно переводится на любое качество, и там я могу остановить его вне времени: так весь этот космос становится частичкой во мне, я ощущаю бессмертие и неограниченность в мирах. Я знаю иные миры, о которых даже нет смысла говорит - например, тройственный мир.
- Что же ты не обучаешь людей этому? - серьёзно спросил Эдик. - Миллионы болеют, а другие страдают от психической неудовлетворённости, от страха, от неуверенности.
- Ищу язык контактности. Пока тот язык, которым пользуется наука, только двухполярный - он бесконечен в типовом примитиве. И это язык ХУМ.
- Я реалист, - сказал Эдик. - То, что я ощутил в Самадхи, меня убедило; я даже телом почувствовал себя здоровей, а это впечатляет. Научи нас…
- Да, - оживился Абдыбай.
- Я уже вас учу, но трудности, как видите, огромные из-за интеллекта - его типовое продуктирование нужно остановить. Завтра начнём с понимания себя и окружающего в себе. А теперь пора спать.

* * *

Там, где есть вершины, есть ручьи - то тихие, шепчущие в траве, то говорливые и сноровистые. Чай - хороший напиток, но горная вода незаменима: во внутренней информации энергетических связей она несет в себе не только ТАО и ХУМ - в ней бывает весь набор астрологии гор, их характеров.
Мы шли склоном горы. Я остановился и сказал:
- За этим поворотом будет медведь, поэтому поднимемся выше.
Мы поднялись высоко. Широкая панорама ущелий, горных вершин и голубого воздуха предстала перед взором.
- Действительно, там медведь, - показал Абдыбай на копающегося в малиннике медведя. - Как ты его увидел?
- Это другое зрение - оно не подобно глазам, не подобно слуху или обонянию. Существует информационная связь между объектами внешнего тела. Во внешнем теле расстояние кажется большим, а на деле оно такое же малое, как внутри, и определяется энергетической информацией. Подобные мозаики могут быть развиты в Сознании. Помните, я никогда не играл в прятки?
- Да, такая интересная игра для детей, а ты всегда уклонялся от неё, - сказал Эдик.
- Помнишь, я всегда оповещал маму, когда к нам кто-то намеревался ехать? Или видел, в каком месте у вас болит и по какой причине? Всё это из области развёрнутого Сознания.
- Как всему этому обучиться? - сказал Абдыбай. - Ты вчера обещал…
- Постепенно! Вы должны научиться менять «точки отсчета».
Некоторое время мы шли молча - жарко не было, но солнце светило ярко.
" Близко горные снега", - отметил я.
- А что ты думаешь о себе? - после раздумий спросил Эдик.
- Есть несколько ответов, - уклончиво начал я. - Все зависит от «точки отсчета Сознания.
- Ну, а конкретнее? - настаивал Эдик.
- С твоей, с Абдыбаевой, или обычной позиции я – лишь некоторая часть. С моей позиции - нет ничего, что не существовало бы вне меня. Ваше Сознание отметит меня частью в себе, но то же самое моё Сознание отмечает по отношению к вам! Если каждый из вас посмотрит через своё личное Сознание, то он удивится, что нет ничего вне Сознания: всё в Сознании – его части так, что даже Бог в нём - часть…
Эдик сел на большой камень.
- Потрясающе! Я почувствовал это, когда следовал за твоими словами, - выдохнул он. - Но как же быть со Вселенной?
- Какой Вселенной? Есть какая-то другая, кроме той, которая в твоём Сознании?
- Да, иного нет, - удовлетворённо сказал он.
- А если сейчас объявят, что открыты новые планеты? - сказал Абдыбай. - Или откроешь астрономию?
- Ровно настолько оно и прибудет в Сознании.
- Оригинально! - подпрыгнул Эдик. – Василь, назови это «принципом присутствия».
- Получается, что вы скатились на субъективный идеализм? - засомневался Абдыбай.
- Бери глубже! - выпалил Эдик. - Это же потрясно: и субъективный идеализм, и объективный идеализм - всё есть части моего Сознания.
- Бог ты, что ли? - настаивал Абдыбай. - А космос?
- Что ты пугаешь его? - спросил я Абдыбая.
- Как это " пугаю"? - удивился он. - И не собирался…
- По некоторой договорённости условились, что Космос - огромный. Ну и что? А на самом деле, пошарь в своих мозгах - думаю, ты нащупаешь в них только маленькое слово " Космос".
- Да каждая звезда больше нашей планеты! - начал горячиться он. - Сколько ты видишь звёзд в небе?!
- Меньше, чем есть пока под моей подошвой, - спокойно ответил я. - Мы приняли разные «точки отсчета»: я - со стороны Сознания, ты - с внешней стороны, и общего языка мы никогда не найдём. Все научные доказательства представлены частями в моём Сознании.
- А те, которые ты знаешь?!
- На нет и суда нет - следовательно, есть от них тот представитель, который называется предположение, - держал я точку отсчета " Сознание". - Ещё раз повторяю: мы не найдём общий язык - ты принял некоторые законы ума за единственные и их же средствами находишь доказательства. Я вынул себя из этих средств, так как они сами - части Сознания, и говорю, что вся продукция этих частей всё равно не может быть больше Сознания. У тебя твоё Сознание есть часть твоих конструкций и законов конструирования, у меня наоборот - все конструкции и принципы есть часть Сознания.
- Кто же прав? - спросил Эдик.
- Я отвечу вопросом: можешь ли ты жить чужую жизнь?
Эдик широко раскрыл глаза.
- От тебя с ума сойти можно! Если я отвечу, что чужую жизнь жить не дано, то ты тут же скажешь: всё, что есть в Сознании - это и есть жизнь.
- Да, и в этом будет правда, но... тогда придется признать внешний мир таким же своим телом, как руки, ноги, голову...
Тут я остановил их знаком руки и тихо сказал:
- Внизу, возле речки я чувствую человека.
Эдик с Абдыбаем стали внимательно всё просматривать, но ничего не увидели.
Знаком я показал, чтобы они следовали за мной. В глубине ущелья бормотала говорливая река.

12 3 4 5 6 7 Следующая ⇒