Александр Сысоев 11 страница

Начало светать. Если до следующего захода солнца менты не устроят погони с собаками, то можно быть уверенным, что искать они меня будут вслепую. Тогда жизнь моя будет зависеть во многом от моих физических и психических сил, - от того, насколько долго я смогу скрываться в холодном лесу без еды, и как скоро после этого смогу найти источник питания. Если же погоня будет, то, скорее всего, после утоления своей злобы побоями, менты инсценируют мою смерть при задержании.

Весь следующий день я пролежал в своём самодельном логовище, изредка высовывая голову для наблюдения за деревней. Несколько раз был слышен шум вертолёта, который, скорее всего, пролетал над рядом проходящей трассой Москва - Санкт-Петербург в поисках меня и Евгения. День выдался ветреным, и воздушные вихри в небе иногда также создавали шумы похожие на звуки движущегося вертолёта. Всякий раз в таких случаях я спешно накидывал на себя сено и с замиранием сердца ждал, когда звуки стихнут или удалятся вдаль.

Начало темнеть. Никакого движения со стороны деревни я не заметил. Не было слышно даже обыкновенных бытовых звуков. Когда пасхальная ночь полностью вошла в свои права, я осмелел, вылез из своего логова и пошёл вглубь леса разжигать костёр. Благо в кармане у меня лежало десять зажигалок на случай поджога зажигательных бутылок. Но добрая половина из них оказалась бракованной.

Ранее я не имел опыта нахождения в ночном весеннем лесу. Пока я искал более-менее сухое место с достаточным количеством дров, я насквозь вымок и сильно устал физически. К тому же ветки быстро прогорали, и приходилось всякий раз искать в темноте новые дрова, ломать их голыми руками и подтаскивать к угасающему огню. Получалось что больше согревался я не от костра, а от физической работы. А просушенные портянки очень скоро вновь отсыревали при хождении, и сам процесс сушки становился бессмысленным.

Голода и холода на первое время я не очень боялся, так как уже имел описанный выше опыт десятидневного голодания. Наводила на меня ужас безвыходность моего положения. Весенний лес в нашей местности оказался непроходимым из-за болот, водохранилищ, большого количества рек и каналов, растёкшихся из-за паводка и передвижение по нему куда-либо было равносильно самоубийству. Недаром что монголо-татары не могли через наши края добраться до Новгорода. Трасса по всей длине уже наверняка перекрыта ментами, местное население по телевидению оповещено о наших приметах, а родные и близкие обложены засадами. Даже денег у меня не было, чтобы где-нибудь попытаться приобрести пищу. В моём положении был только один плюс, - никто из людей меня пока не видел и поэтому на своём месте я мог себя чувствовать в относительной безопасности. С течением времени я надеялся, что бдительность у ментов ослабнет, и тогда можно было бы сделать попытку выбраться куда-нибудь, но куда я никак не мог решить.

Во вторую ночь я опять пошёл жечь костёр, и когда возвращался по ночному тёмному лесу к своему логову, неожиданно для себя услышал пение, на которое поначалу не обратил внимание. Потом остановился, чтобы не хрустели ветки под ногами, и прислушался. Пение явно было не человеческим и исходило со звёздного неба. Голоса были тоненькие, плаксивые и они как будто причитали. Это не было галлюцинацией, - хоть я и был переполнен страхами, но рассудок во мне оставался здравым. Источник звука находился явно вне меня и был не зависим от моего сознания. Я попытался разобрать о чём поют, но слов разобрать было не возможно. По самим обстоятельствам и по интонации поющих я сразу догадался, что это Ангелы на небе отпевают убитых ментов. " Теперь однозначно мне не миновать беды", - подумал я. Эта мысль в ещё большей степени посеяла смятение в моей душе. Тогда, находясь в подавленном состоянии, я иначе и думать не мог. Позже, уже в тюрьме, при внимательном чтении Ветхого Завета книги Судей я прочитал про то, как Ангел приходил к Маною и его жене, - будущим родителям пророка Самсона. У Маноя после появления Ангела возникла аналогичная мысль о смерти, но жена сказала ему, что если бы Он захотел нас умертвить, то не принял бы нашей жертвы. (Судей, гл. 13, п. п. 22, 23 ).

Если убитых нами ментов отпевали Ангелы, то значит Бог принял их в свои обители, и они не могут считаться погибшими. При жизни эти менты служили сатанинской власти, но примером своей трагической смерти они теперь имеют возможность образумить своих оставшихся в живых коллег. Когда они жили против Бога, то мы с Евгением были им врагами, но через их смерть Господь примирил нас, превратив в союзников.

Днём я отлёживался на своём травяном лежаке, иногда уходил в глубь леса и там грелся под весенним солнцем на какой-нибудь проталине. Несмотря на бурное таяние снега, зелень ещё не появилась. На краю поля в земле я отыскивал крошечные листики молодого клевера и ими питался. В ход также шла молодая крапива и почки неизвестного мне кустарника. Впрочем, никакой питательной ценности такая еда не имела, и каждое утро я затягивал ещё на одну дырочку свой церковный ремень, на котором был записан 90-ый Псалом - Живый в помощи Вышнего и молитва Животворящему Кресту.

Выматывшись за две ночи с разведением костра, разжигать его для согревания я больше не ходил. Спал я на своей подстилке прикрывшись сеном, а когда холод пробирал до мозга костей, то жёг под рубашкой зажигалку, или одевал сапоги и гулял в темноте вдоль деревни. Потом догадался утеплять себя, засовывая сено в штаны и под рубашку.

Ночь была единственным временем, когда я чувствовал себя бо-лее менее в безопасности. На четвёртыё день в среду как стемнело, я решил пробраться на Лозовую гору и понаблюдать за шоссе, - нет ли там ментовских кордонов. Спустившись на середину горы и спрятавшись в ельнике, я увидел внизу прямо напротив себя машину ГИПБДД. Рядом с ней примерно в 30 метрах от меня стоял мент, а двое других его коллег проверяли документы у пассажиров междугороднего автобуса. Тормозился и обыскивался почти весь проезжающий по трассе автотранспорт. В машине у ментов непрерывно говорила рация и в их работе чувствовалась какая-то особая напряжённость. Сбылись мои предположения о чрезвычайной ситуации в городе и области в связи с поисками меня и Евгения.

Глядя на хозяйское поведение ментов на дороге, мне почему-то подумалось о партизанском движении времен Отечественной войны и я пожалел, что у меня с собой нет винтовки. Менты у меня ассоциировались с полицаями, а я был в роли народного мстителя. Однако в реальности моё положение было почти безвыходным.

По ночам ещё выпадали довольно чувствительные заморозки, температура падала примерно до пяти градусов мороза. Однажды, устроившись на ночлег, я по обыкновению прикрыл себя сеном, а на ноги сена не хватило. Тогда я положил на них сверху влажные портянки и уснул. Во время сна меня от холода пробил сильный колотун, но просыпаться мне все равно не хотелось. Удивляло только то, что голым ногам было почему-то тепло. " Наверное, закалились, " - сквозь сон подумал я. Когда же утром я проснулся, то увидел, что мои ступни опухли, совершенно потеряв чувствительность. Видимо их слегка прихватило ночным морозцем. Мозоли из-за холода, голода и постоянного трения при ходьбе в тесных мокрых сапогах превратились в очень болезненные кровяные раны. Теперь даже без портянок мои ноги с трудом влазили в сапоги. Опухоль на ногах к вечеру спала, но признаки обморожения чувствовались ещё месяца два, когда у горящего костра ступни ног вдруг неожиданно начинали неметь, а потом изнутри их как будто начинало колоть иголками.

Сильного истощения своих сил я пока не ощущал. Но из-за постоянного физического и психического стресса моё тело как бы одеревенело, потеряло быстроту и гибкость в суставах. Возможно, со стороны мои движения слегка напоминали движения зомби из американских фильмов ужаса.

Так день шёл за днём. Страх парализовал мою волю, и я боялся куда-либо уходить со своего обжитого места. Я понимал, что на долгое сидение здесь у меня не хватит сил и поэтому свой уход запланировал на десятый день бегов, а именно на 19 апреля. Однако обстоятельства меня вынудили это сделать раньше.

В пятницу 16 апреля я проснулся в семь часов утра. Встав, я пошёл побродить по лесу, а когда вернулся, то снова лёг и закемарил. Когда же я поднял голову, чтобы посмотреть кругом, нет ли какой опасности, то увидел прислонённые к развороченному мною сзади стожку грабли и быстро удаляющегося по направлению к деревне деда. По его быстрой походке я сразу понял, что он идёт звонить в милицию. Наверняка телевидение уже успело перепугать всё местное население двумя особо опасными преступниками, скрывающимися где-то поблизости. И когда дед увидел свой стог развороченным, то забеспокоился за свою жизнь, которая, как он полагал, подвергалась смертельной опасности.

Раздумывать мне было некогда. Подождав когда он отойдёт подальше, я быстро собрал свои вещи и направился вглубь леса. Мне необходимо было перейти на ту сторону трассы и лесом двигаться по направлению к городу. Далее в районе льнозавода я рассчитывал дождаться темноты, чтобы ночью по безлюдным городским улицам дойти до железнодорожного вокзала, а от него уже по железной дороге пешком добираться до своих родственников, которые жили в своём частном доме, расположенным на краю деревни Дивинец.

Мои подозрения, что дед пойдёт настучит в милицию оправдались. Об этом я узнал уже позже из материалов газеты " Совершенно секретно", когда находился в психиатрической больнице. Менты в сене нашли оброненную мною иконку-складень. Сначала они там сидели насколько дней в засаде, а потом начали прочесывать местность в сторону Торжка, благо территория там обширная и хватило работы и вертолётам, и поднятым воинским частям, и согнанным туда со всей области ментам. В тюрьме один торжокский бандит, занимавшийся в то время незаконной вырубкой леса, рассказывал мне как над их делянкой долго кружил вертолёт, а потом наехали лесники с ментами, и им спешно пришлось уносить свои ноги.

Подобравшись к трассе, примерно полчаса я сидел в кустах из-за сильного движения по дороге. Я опасался, что меня случайно могут заметить проезжающие ГАИники или им сообщат водители о подозрительной личности, перебежавшей дорогу и скрывшейся в лесу. Но выхода у меня не было, и я спокойным быстрым шагом перешёл трассу и углубился в лес метров на пятьдесят. Далее лесом мне предстояло пройти километра полтора, но из-за половодья у меня ушло на это около трёх часов. Сначала я выбирал места посуше, перепрыгивал с кочки на кочку, но потом плюнул на такую обузу и стал двигаться прямиком, проваливаясь по колено в воду, благо до ночи у меня ещё было много времени чтобы обсохнуть.

Дождавшись темноты, я перешёл мост через канал в районе предгородских бензоколонок и далее вдоль шоссе дошёл до цементного завода. Там у железнодорожного переезда свернул на узкоколейку и достиг по ней частного сектора в районе центра города. Отсюда недалеко было до дома отца Александра, расположенного в торце улицы Ленина и находящегося метрах в семидесяти от РУВД. Отца Александра я хорошо знал и поэтому решил к нему зайти, полагая что на некоторое время смогу найти у него отдых и пищу.

Отец Александр был одним из немногих в нашем городе русским священником выходцем с Москвы. У благочинного отца Василия он был на не очень хорошем счету, так как временами страдал жуткими запоями и мог неделями не являться на службу. Но со мной он состоял в хороших отношениях, и я не без основания надеялся получить от него помощь.

В начале марта, когда мы с Евгением окончательно решили провести задуманную акцию, нам захотелось поговорить на эту тему с каким-нибудь опытным старцем. Отец Александр уже бывал у старца Николая на острове Залита и мы попросили его съездить к нему вместе с нами.

23. Поездка на остров Псковского озера.

Отец Александр с удовольствием принял наше предложение и после совместной трапезы неожиданно предложил:

- Саша, знаешь что я сейчас подумал? Нам надо ехать немедлен-но, прямо сейчас. -

Время уже было восемь вечера и давно стемнело. Хоть я и не сторон-ник неподготовленных действий, но здесь удача сама шла к нам в ру-ки. После коротких сборов полдесятого мы выехали, предварительно забрав с собой ещё одну верующую женщину.

От Волчка до Псковского озера примерно пятьсот километров, да столько же обратно, - для тихоходного УАЗика не такое уж малое расстояние. К тому же дорога оказалась тяжёлой из-за сильного снего-пада, гололёдицы и интенсивного движения большегрузного авто-транспорта.

Ночью мы миновали Новгород и на рассвете подъехали к Пскову. У озера мы оказались только к полудню следующего дня. До острова по льду оставалось проехать около трёх километров. В это время доро-га по нему представляла из себя две колеи, наезженные в глубоком мокром снегу вездеходным автотранспортом. В некоторых местах уже образовались глубокие водяные лужи. Ехать по ним было немного страшновато.

- Отец Александр, были ли ранее случаи когда бы кто ехал к отцу Николаю и провалился под лёд? - спросил я батюшку перед перепра-вой.

- Был, Саша, один раз. Поехали как-то к нему четыре мужика на " Ниве" и все четверо утонули. Когда отца Николая известили о слу-чившемся, то он сказал что знает, так как их видел в молитве. Все они были неверующими и ехали к нему из пустого любопытства. И дейст-вительно, когда машину с утопленниками подняли, ни на одном из них не было нательного креста. -

" Значит Бог охраняет спокойствие своих избранников, " - поду-малось мне тогда. Отец Александр перекрестил дорогу, и я направил машину к острову. Через двадцать минут мы благополучно въехали на его берег. Старец Николай Гурьянов.

У обыкновенного сельского дома старца Николая толпились паломники. Но оказалось что батюшка приболел и никого не принимает. Вместо него из дома к народу выходила какая-то баб-ка, вероятно его прислужница, ругала женщин за аборты, а всем остальным говорила чтобы каялись, так как времени остаётся ма-ло и скоро в России грядёт суд Божий. Потом каждому она дала по бумажной иконке " Образ Пресвятой Богородицы Скоропо-слушницы". Она до сих пор находится со мной. Через бабку отец Александр передал старцу маринованные грибы и

трёхлитровую банку солёных огурцов. У других паломников она по-чему-то брать продукты не захотела.

Место где жил отец Николай производило какое-то надмирное впечатление. Оно создавалось благодаря целой стаи воркующих голу-бей, сидящих на ветвях большой старой яблони. Голуби совершенно не боялись людей, садились им на головы, плечи и клевали хлеб прямо с рук. Всё это больше походило на пейзаж из далёкой детской сказки и было близко к пониманию сути райского сада.

Так на холодном ветру мы простояли около двух часов в надежде что старец всё-таки выйдет. Но он не вышел. Ничего уж тут не подела-ешь. Отец Александр отслужил молебен на рядом находящемся клад-бище у могилы какого-то благочестивого священника, и мы поехали обратно.

На выезде с озера мы увидели пожилую женщину и идущих ря-дом с ней юношу и девушку, которые тоже были у отца Николая и как и нам им не удалось к нему попасть. Евгений предложил их подвезти. Я остановил машину и спросил куда ехать. Им было по пути с нами, - в Псков. Мы сели поплотнее и они залезли в наш автомобиль.

По дороге мы разговорились. Оказалось что эта женщина ездила со своими детьми к старцу Николаю, чтобы испросить у него благо-словение на поступление сына в военное училище. Ранее они уже не-однократно бывали у него, и ни один семейный вопрос без совета старца они не решали. Потом она стала всячески нахваливать свою дочь, мол, православная она и благочестивая, не пьёт, не курит не то что многие её сверстницы в школе. В голосе женщины явно проскаки-вали нотки высокомерия и нетерпимости. Такое фарисейское разделе-ние народа на благочестивых и недостойных возмутило меня, и я ей высказал всё что по этому поводу думаю. Отец Александр, облачён-ный в священническую одежду, поддержал меня. И после наших воз-ражений женщина больше не открывала своего рта. Но странным об-разом задёргало машину, - она явно не хотела ехать. Я вылез, открыл капот, проверил все системы двигателя, но причину неисправности не обнаружил. Так на дёргающейся машине нам и пришлось ехать до са-мого Пскова. В Пскове наши попутчики вышли, а мы поехали дальше. Без всяких видимых причин автомобиль вдруг снова стал слушаться педали акселератора и пошёл мягко и ровно. Через некоторое время Отец Александр обратил наше внимание на поведение машины, - складывалось впечатление, что она умела давать нравственную оценку людям и ей неприятно было везти самозванных святош.

До дома мы добрались только к ночи. Я помню впервые в жизни тогда из-за поездки не спал почти двое с половиной суток.

Я думаю на этом можно было бы и закончить свой рассказ о по-ездке к старцу Николаю, если бы не видение отца Александра. Приез-жаем мы с Евгением к нему через несколько дней, а он полный возбу-ждения рассказывает нам:

- Саша, помолился я на ночь, ложусь спать, уже засыпаю. Вдруг слышу в соседней комнате воркование голубей как у старца Николая. Я встаю, открываю дверь, вижу батюшку и рядом стоит машина, - ста-ренькая такая " Победа". Открываю у неё дверцу, а в ней сидишь ты, Евгений и ещё много много людей, которых я не знаю. Вдруг старцу Николаю стало плохо, он прилёг и я начал растирать ему грудь. Когда батюшке стало легче видение прекратилось. -

Я спрашиваю отца Александра:

- А почему машина " Победа", ведь мы на УАЗике ездили? -

- А я то откуда знаю, - пожал он плечами, - почему-то именно " Победа", старенькая такая. -

Меня удивили и одновременно обрадовали слова отца Александ-ра. Ни я, ни Евгений не посвящали его в наши дела, и рассказывал он нам свой рассказ будучи не в состоянии объяснить смысла видения. Мы же могли строить только догадки. Однако хорошо было уже то, что мы не остались безответны со стороны старца.

В это позднее время пока я шёл по улицам частного сектора на моём пути мне не повстречался ни один человек. Только один раз так-сист, полагая что я его могу нанять, сопровождал меня некоторое рас-стояние, пристально за мной наблюдая.

Фасад дома отца Александра выходил на проезжую часть улицы Ленина. От него за поворотом метрах в семидесяти находилось здание РУВД. Я понимал, что менты знают о моих тесных взаимоотношениях с вышневолоцким священством, но всё-таки полагал, что круглосу-точно у их домов они засад держать не будут.

Выждав момент, когда на улице не будет машин, я вышел на до-рогу и двинулся вдоль фасада дома отца Александра. За плотно зана-вешенными окнами у него как всегда горел свет. Ухватившись руками за верх двухметровых ворот, я резким толчком ног перемахнул через них и оказался во дворе дома. Теперь ни с какой стороны извне меня не было видно. Постоял минут пять, прислушался, - никаких подозри-тельных движений я не заметил. Дома тоже была абсолютная тишина. Тихонько постучал по двери костяшками пальцев. Однако внутри меня не слышали. Если бы там находились в засаде менты, то мимо их ушей мои стуки прошли бы наврятли. Для убедительности я постучал ещё несколько раз, результат тот же. Тогда, собравшись с духом, я нажал на кнопку звонка. В глубине дома зашевелились и послышались звуки приближающихся шагов.

- Кто там, кто? - с беспокойством в голосе спросил отец Алек-сандр.

- Отец Александр, это я, Саша. - От голода и перенапряжения по-следних дней мой голос осип и я сам почти его не слышал. - Кто? - переспросил батюшка, - Саша, ты? Уходи, уходи отсю-да скорее, - начал он нервно тараторить не открывая дверей. - У меня был обыск, взяли подписку что сразу же вас выдам как только увижу. У отца Василия и Анатолия тоже всё перевернули. Из дома напротив за мной наблюдение ведут. Уходи скорее. -

Окончив свою речь он пошёл вглубь дома, давая понять что го-ворить нам больше не о чем.

Постояв немного, я всё-таки решился ещё раз ему постучать. Снова послышались его шаги, но вместо двери открылась форточка и в ней появилось бородатое лицо отца Александра. Видимо любопыт-ство пересилило его страх.

- Отец Александр, - обратился я к нему, - я уже неделю не ел, дайте хлеба. -

- Извини, Саша, а где Евгений? -

- Мы с ним разошлись. -

Через полминуты он просунул мне в форточку полбуханки белого и полбуханки чёрного хлеба и сказал:

- Уходи, Саша, вас везде ищут, ко мне каждый день с проверками приходят. Вот вы натворили. - И, закрыв форточку, удалился.

Мой желудок за неделю уже успел отвыкнуть от еды и есть я не хотел. Хлеб положить мне было некуда и, разломав его руками, я рас-совал его по карманам. Потом посмотрел на часы, - было без десяти минут час ночи. Ровно неделю назад мы с Евгением совершили напа-дение на РУВД, убив при этом людей. Позже в Ветхом Завете я прочёл о заповеди Божией, обращённой к израильтянам, которые ходили на войну и обагрили свои руки вражеской кровью. В ней предписыва-лось, чтобы они по возвращении домой, семь дней находились вне стана и проходили обряд очищения, омывая водой свои одежды и про-водя сквозь огонь металлические предметы. И только по окончании времени очищения они могли вернуться к своим родственникам и со-племенникам. Числа, гл. 31, п. п. 17-24. Поразительно, но та же самая неделя, по не зависящем от моей воли обстоятельствам, получилась и у меня.

Теперь до рассвета мне надо было вновь уйти из города и где-нибудь спрятаться. В Дивинец идти было уже поздно и я решил дви-гаться по старому маршруту, только не до Лозовой горы, где наверня-ка менты уже выставили засаду, а до детской больницы в Кошарово. Там в лесу я хотел отсидеться всего один день и с наступлением тем-ноты сразу двигаться через город в Дивинец.

Подойдя к воротам, я через щель в досках некоторое время смот-рел за соседним домом, не ведётся ли оттуда наблюдение и, не заметив ничего подозрительного, таким же резким прыжком перемахнул через них. Уже через десять метров я свернул с проезжей дороги в тёмный переулок. Далее как и после нападения на РУВД я пересёк горсад, у стеклозавода 9 января переправился по подвесному мосту через канал, миновал женскую зону и вышел на Кошаровскую трассу. Идя по доро-ге я так замёрз, что набрался смелости и постучался в котельную цве-точной теплицы, куда за минуту до меня зашёл истопник. Но он то ли не слышал, то ли побоялся открыть дверь и я, не искушая судьбы залез в чью-то строящуюся деревянную дачу без окон и без дверей. Там на полу в уголке я проспал два часа, сотрясаясь от пронизывающего хо-лода, и после, пока окончательно не рассвело, пошёл в Кошаровский лес.

В лесу я сразу же разжёг костёр, просушил сапоги и обогрелся. Но какая-то собака спугнула меня своим лаем. С севера к лесу примы-кало водохранилище, и если бы на меня вздумали устроить облаву, то бежать мне было некуда. Поэтому я старался вести себя тихо и не по-падаться на глаза людям.

От лающего пса я стал уходить в противоположную сторону, но он всякий раз обходил меня стороной и опять его лай раздавался на моём пути. Так повторялось несколько раз. Видимо чья-то лайка во-шла в охотничий раж и решила со мной как с диким зверем поиграть в загонялки. Но наверное у её хозяина не было охотничьего настроения, - он никак не реагировал не её позывные, и собака вскоре оставила ме-ня в покое.

Ходить из-за всё более увеличивающихся ран на ногах мне стало значительно тяжелее. Теперь при каждом шаге я испытывал резкую боль в натёртых местах и поэтому старался ставить ноги на всю ступ-ню, не сгибая их в суставах. На церковном ремне закончились дыроч-ки, на которые можно было бы его затянуть, и он обвис на моём ото-щавшем животе. От недоедания и нервного перенапряжения мой голос поменял тембр, а движения тела стали затяжными и скованными. Од-нако в предстоящую ночь мне надо было прошагать ещё около три-дцати километров, и весь день я себя морально подготавливал к этому. Есть не хотелось, но несколько кусков хлеба из чувства необходимо-сти я съел, тщательно и подолгу его пережёвывая.

Меня не столько страшили трудности пути, сколько неизвест-ность его результата. Карты у меня не было и я не знал в каком месте мне надо было сворачивать с железной дороги в затопленный поло-водьем лес чтобы выйти на деревню. Ориентироваться мне предстояло уже по ходу дела на местности. На подходе к деревне менты наверняка установили засады и передвигаться мне надо было крайне осторожно. Но более всего я боялся быть непонятым своими родственниками, - даже лёгкая тень осуждения в их словах была бы для меня почти рав-носильна смерти. Не исключалась возможность и того, что менты мог-ли выместить на них свою злобу или устроить им какую-нибудь про-вокацию. От всех этих бед меня мог оградить только Господь Бог, и в минуты отдыха я не переставал взывать к Нему о помощи.

Как только стемнело я сразу из леса вышел на военную узкоко-лейку и по ней благополучно дошёл до частного сектора. На ночных улицах города было уже пустынно, только в некоторых дворах из-за забора, заслышав мои шаги, злобно лаяли собаки. Несколько раз, не зная проходов между домами, я попадал в тупики, на выход из кото-рых у меня уходило много времени. Наконец мне удалось попасть на старое городское кладбище, где я чуть не провалился в яму, не заметив в темноте наваленной кучи мусора. Пришлось выходить на освещён-ную дорогу и в районе автомобильного моста я вышел на железнодо-рожные пути. На путях мне повстречались железнодорожники: юноша с девушкой, но они меня не узнали, хотя на вокзале, как позже мне сказала жена, уже висели наши фотографии. Далее обойдя вокзал со стороны Вышневолоцкой улицы, я направился по железнодорожным путям в сторону Питера.

На часах было около часу ночи и до рассвета, который в это вре-мя начинался в пять часов, мне надо было успеть уйти за черту города и за станцию Леонтьево, преодолев минимум километров двенадцать.

Моему движению мешали часто идущие в обеих направлениях поезда дальнего следования. Всякий раз когда они начинали прибли-жаться, я сходил с насыпи или прятался за столбами электропередачи, чтобы в свете прожекторов меня не увидели машинисты. Эта мера предосторожности оказалась не лишней, так как после ареста опера-тивник сказал мне, что они обязали всех машинистов сообщать о по-дозрительных людях, идущих по путям. На железнодорожном переез-де у деревообрабатывающего комбината у меня появился соблазн свернуть в татарскую деревню Лютивля, где проживали родственники Джамиля, и попросить у них помощи. Но я вовремя одумался от этого опрометчивого шага и пошёл дальше.

Идти по шпалам из-за натёртых ног мне становилось всё труднее. Но к рассвету я свою задачу почти выполнил, оставив километра за три позади себя станцию Леонтьево. С началом утреннего движения электричек мне пришлось свернуть в лес, где найдя место посуше, я часа два хорошо поспал, расположившись прямо на земле. А когда наступило дневное окно в их движении, я с трудом успел дойти до станции Академическая и весь остаток дня отсиживался на разрушен-ной Зареченской коровьей ферме, которая числилась за моим родным совхозом Боровно. Теперь, чтобы идти дальше, мне вновь надо было дожидаться темноты.

Днём прошёл первый весенний дождичек, который впрочем был довольно-таки холодный. Я посмотрел в ту сторону где за академиче-ским карьером в пяти километрах от меня находился трактир и мой дом. Над тем местом сгустились огромные чёрные тучи и без конца хлестали разряды молний. Конечно же там на каждом шагу в засаде сидели переодетые менты и идти туда не имело никакого смысла.

Я доел остатки хлеба, пожевал молодую, только что проклюнув-шуюся крапивку и с наступлением темноты двинулся дальше. На станции в это время стояло много грузовых составов, идя между кото-рыми, я незамеченный обходчиками миновал её. Далее, прошагав ещё около двух часов, я остановился на ночлег, так как не знал точного места поворота на деревню, и в ночном лесу мне делать было нечего. Для сна я залез на чердак деревянного сарая, где хранились бочки с креозотом и инструмент путевых рабочих. Во время сна, помню, ужасно замёрз, так как мокрые сапоги пришлось снять, а голые ноги прикрыть было совершенно нечем. Поэтому время от времени у себя под курткой я жёг зажигалку и таким образом немного согревался.

Как только забрезжил рассвет, я сразу двинулся в глубь леса. Лес был девственным и идти по нему, обходя бесчисленные заводи и пова-ленные деревья, оказалось делом крайне тяжёлым. Минут через три-дцать пересёк ЛЭП, стоящую параллельно железной дороге. Немного поплутав вдоль неё, я понял, что это не та ЛЭП, что идёт возле Дивин-ца и, перейдя её, пошёл в глубь леса дальше.

Неожиданно для себя спугнул двух лосей, которые заслышав ме-ня, сломя голову понеслись прочь, с треском ломая на своём пути встречные кусты и ветки.

Пройдя ещё небольшое расстояние, я набрёл на лесную тропу. Вероятно поблизости должно было находиться человеческое жильё. И действительно, минут через двадцать хода, я увидел за деревьями де-ревенские избы, стоящие на берегу озера. Их хозяева находились дома, так как из печных труб вовсю валил дым. Этого населённого пункта я не знал и поблизости от Дивинца он точно находиться не мог. Предпо-ложительно это могла быть Подшевелиха, но тогда с железной дороги я свернул рано и по лесу предстоял ещё не малый путь.

Было всего около семи утра. Не решившись зайти в деревню, я развернулся и пошёл в обратную сторону. Вдруг по ходу моего дви-жения в лесу раздались голоса людей, которые шли по тропе на встре-чу мне. По началу из-за сильной усталости я хотел открыться им, но в самый последний момент спрыгнул с тропы и спрятался за ёлками. Бе-седуя, они прошли совсем рядом и не заметили меня. Сейчас я думаю что поступил тогда правильно, так как милиция многих местных охот-ников мобилизовала на мои поиски.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒