Александр Сысоев 9 страница

Теперь мы подошли к историко-филосовскому вопросу: откуда взялась вся эта накипь и почему хвалёная советская милиция так быстро переродилась в банду общегосударственных масштабов.

Когда я начал заниматься бизнесом меня не только как законопослушного гражданина волновала криминальная ситуация в стране, но она непосредственно меня касалась. Я не понимал, почему милиция так быстро перестала справляться с бандитизмом и преступность. Ситуация тогда во многом казалась мне искусственной, — достаточно сверху было дать команду: «Уничтожить» и в течении максимум месяца вопрос был бы решён.

Но с течением времени, особенно, когда я начал воцерковляться и изучать нашу российскую историю, я стал понимать, что этот вопрос не так прост. Здесь учение святых отцов о грехе идёт в тесном контексте с различными историческими эпохами нашей Родины. Сейчас я попробую изложить свою точку зрения по этому вопросу.

В допетровской Руси никаких специальных органов внутреннего правопорядка не существовало. Русь в то время жила общинами на основе самоуправления. Законность и порядок в них поддерживался самими членами общины без указок сверху, так как самоуправление заставляет граждан быть активными и инициативными. Разделённое на сословие население страны объединялось общей идеей служения Царю и государству: бояре и дворяне составляли царёво войско, а крестьяне обеспечивали их всем необходимым для жизни и ведения войны. Церковь же назидала и прививала народу высоконравственные идеалы. Расследование и суд по бытовым преступлениям и тяжбам, как правило, вершил барин. Поэтому тюрем, в том виде в каком они существуют сейчас, не было. Функции мест заключения для отдельных государственных преступников исполняли монастыри. Кроме того в то время широко распространён был церковный суд, накладывавший на провинившегося анафему или епитимью. Чтобы провести расследование и наказать человека тогда не нужна была армия судей, следователей, конвоиров, прокуроров, адвокатов. Суд и наказание вершились быстро и максимум справедливо, так как они учитывали интересы потерпевшей стороны и были гуманны, в правильном понимании этого слова, по отношению к преступнику.

При воцарении династии Романовых дворянское сословие добилось незаслуженных привилегий за счёт крестьян. Царским указом оно освобождалось от военной службы, получив возможность бездельничать и наживаться. Крестьяне же кроме своих повинностей теперь должны были тянуть и воинскую службу. Из-за такой несправедливости стали вспыхивать крестьянские войны: Болотникова, Степана Разина, Емельяна Пугачева. По самоуправлению крестьянской общины был нанесён сильный удар. Царь Пётр Первый, чтобы не потерять контроль над сильно недовольным его реформами народом, вынужден был заменить народное самоуправление казённой государственной властью по западноевропейскому образцу за счёт разрастания чиновничьего аппарата. Он впервые у нас ввёл институт полиции и прокуратуры. Царица Екатерина Вторая, переписывавшаяся с вольнодумцем Вольтером, дала толчок системному строительству тюрем, наиболее знаменитые из которых до сих пор это Бутырка в Москве и Кресты в Санкт-Петербурге. Эти факты полностью развенчивают домыслы о якобы рабском по сравнению с европейцами менталитете русского народа.

Если в допетровской Руси преступности не отводилось места под солнцем, то теперь в просвещённой западным гуманизмом России начали складываться паритетные взаимоотношения между зарождающимися правоохранительными органами и преступным миром. По отношению друг к другу никто из них не первичен и не вторичен, они одновременный продукт слепого копирования западного общественного устройства. Теперь существование огромной армии прокуроров, судей, следователей, адвокатов, конвоиров, охранников могло быть оправдано наличием противостоящей ей не меньшей армии преступников. И те, и другие прекрасно себя чувствуют на шее народа, и могут там сидеть до тех пор, пока их оттуда силой не скинут.

Если раньше абсурдность такого положения вещей сглаживали православное самосознание людей и социалистическая законность, то при сионодемократах она вылезла наружу. Объявленные ими вне закона морально-нравственные ограничения выявили взаимный экономический и политический интерес ментов и преступников, многие из которых заняли самые высокие посты в государстве.

В последнее время стали за ненужностью откидываться все условности и почти весь частный бизнес пошёл под «крышу» к находящимся на государственной службе ментам и ФСБ-шникам. Раздутые до абсурда органы внутренних дел сами сознательно плодят преступность, давая немыслимые сроки за незначительные правонарушения людям, которые потеряли источники существования своих семей из-за проводимой демократами политики. И менты, и преступники наживаются от преступной деятельности, и те, и другие прекрасно себя чувствуют в рамках правового поля. Если помечтать и представить себе, что народ самостоятельно решил бы покончить с организованной преступностью, то кто бы стал мешать ему это делать? Правильно, государственный орган, стоящий на охране правопорядка. Таким образом, сам собою напрашивается вывод: чтобы искоренить преступность сначала надо убрать опекающий его орган, который по природе своего происхождения реформе не подлежит.

Подготовка к вооружённому мятежу

По возвращении домой я осознанно жил предчувствием своего скорого открытого выступления против существующих порядков в стране. Конкретного плана действий у меня не было и, как должно было это произойти, я тоже себе не представлял, однако стал делать все свои дела в этом направлении.

Продолжая через переписку поддерживать контакт с Костей Сабуровым, я сделал около пятнадцати транспарантов православного содержания для митингов и крестных ходов, и перед новым годом ещё раз съездил к нему в Ново-Николаевск на десять дней.

Вернулся в Москву я как раз в новогоднюю ночь с осознанием того, что без оглядки на кого-либо должен действовать самостоятельно. В это время у меня появилась какая-то внутренняя собранность и спокойствие души. Наверное, такое же чувство появляется у людей, которые внутри себя уже приняли окончательное решение по долго мучившему вопросу. Несколько дней к ряду меня не покидала даже во сне Иисусова молитва и появилось обострённое духовное чутьё. По поступкам и интонации голоса я легко определял нравственное состояние человека.

Несколько раз по велению души я уходил в заваленный снегом ночной лес для совершения молитв и чтения Псалтири. Там выбрав чащобу поглуше, я разжигал костёр из молодых засохших елей и возле него молился. Лес своими ночными звуками и шорохами наводил на меня страхование, от которых временами немело тело и по спине шли мурашки. Сама природа обучала меня преодолевать маленькие ужасы, чтобы потом в будущем суметь преодолеть большие.

Поначалу я хотел заниматься в Вышнем Волочке тем же, чем Костя Сабуров занимался в Ново-Николаевске. Но дело не заладилось: во-первых, не хватало средств, во-вторых Волочёк в той же степени не был промышленным и научным центром, что и Ново-Николаевск, и народ в нём гораздо меньше интересовался политикой.

Но всё же своих единомышленников в городе я нашёл среди отставных военных. Их я прощупывал на готовность участвовать вместе со мной в вооружённом мятеже. Внешне выразили своё согласие и некоторые мои работники, занимавшиеся охраной трактира.

У меня было два варианта как раздобыть в большом количестве автоматическое оружие: либо продать свой трактир и купить его на вырученные деньги, либо взять его в РУВД. От Джамиля я узнал, что там хранится 50 пистолетов, 40 автоматов АКСУ, две винтовки ОСВД, гранатомёты, патроны. На начальный период хватило бы, чтобы в дальнейшем сделать попытку овладеть военными складами.

Кроме проблем с людьми и оружием необходимо было определиться с конкретным днём и часом проведения акции. Причем переносить дату было бы нежелательно, так как подобные вещи расшатывают дисциплину, привнося в неё элемент необязательности. Да и откладывать дело на слишком отдалённую перспективу мне было никак нельзя, чтобы необмирщиться и не превратиться в неудачника.

Я видел, что по причине разлагающий пропаганды СМИ, сделать даже одно небольшое, но единомысленное и боеспособное подразделение не представляется возможным, и поэтому на свой страх и риск проблему его создания хотел решить силовым способом уже в процессе самой акции. Это так называемая проблема заградительных отрядов, на которые я сейчас выскажу своё мнение.

Вопрос: можно ли человека силой понуждать делать добро, — относится к категории морально-нравственных. Вражеская пропаганда разоружила нас, вдолбив нам в голову мысль об однозначной порочности любых насильственных действий, совершаемых над личностью. И самым главным их союзником является трусость запуганного ими населения.

Очень многие люди осознают греховность своих некоторых бытовых привычек таких, как, скажем, курение, но не у многих хватает мужества и воли противостоять им. Оказав им помощь в преодолении этого зла, мы насилуем не их волю, а их безволие. Заградительные отряды во время Великой Отечественной войны сыграли огромную роль в победе над врагом. Так как все люди по своим боевым качествам разные: кто-то посмелее, кто-то потрусливее, — то отсутствие возможности отступления подбивает всех одинаково на инициативную и победоносную борьбу с врагом. Когда же в результате этих мер войска заражались победоносным духом, то надобность в заградительных отрядах отпадала и в 1944 году они были отменены. Такие же порядки были установлены и в непобедимой римской армии, когда за бегство одного с поля боя казнился весь десяток. Мы русские, как наследники Римского Имперского духа, не имеем права отвергать очевидные вещи в области поддержания военной дисциплины. Именно потому так и злобствуют современные демократы на заградительные отряды, что те в своё время нам позволили ускорить победу над фашистами. В конце концов, эти меры приводили к значительному уменьшению наших потерь. Люди, связанные общим делом, пусть даже и насильственно, всегда являются союзниками. Здесь не надо разделять тех, кто непосредственно воюет и тех, кто стоит за их спинами, — и те, и другие делают одинаково трудное и ответственное дело для достижения победы. Дух куётся через воздействие на плоть, а не наоборот. Этому служит и наказание ребёнка в семье за неправильное поведение, и дисциплинарный устав в армии, и понуждение труса поступать смело.

С целью попытаться продать трактир в конце января 1999 года я поехал в Москву. Там об этом я дал объявление в газете «Из рук в руки». То было время, когда августовским 1998 года дефолтом еврейские банкиры резко обесценили материальные ценности и недвижимость в России. Поэтому многие в панике хотели от них избавиться. Газеты пестрели объявлениями о продажах, а покупающих почти не было. В строительство своего трактира я вложил около 0, 5 млн. долларов, но продажную цену назначил в 350 тыс. долларов. Однако в процессе торгов был готов уступить и за 150–200 тысяч. Неделю я просидел в московской квартире матери в ожидании звонков от заинтересованных клиентов. Но ни одного звонка не последовало. И поэтому я решил остановиться на втором варианте. К тому же при покупке большой партии оружия существовала большая вероятность засветиться на нём и тем самым провалить всё дело.

В феврале в Вышний Волочёк приехал Евгений Харламов. Повстречались мы в храме у священника Сергия Дикого. До этого мы уже были знакомы и после службы разговорились, как старые приятели.

Родом Евгений был из города Севска Брянской области. А к нам попал в результате женитьбы на жительнице Вышнего Волочка. Пока у них в семье шло всё хорошо, он работал сначала учителем в городской школе-интернате, потом перешёл работать в церковно-приходскую школу священника Сергия Дикого. Но когда жена, недовольная его активной религиозной жизнью, не согласилась с ним далее проживать, он сильно этим по-человечески огорчённый вынужден был уехать к себе на родину.

При себе Евгений постоянно носил Библию и всякую свободную минуту старался читать её. Насколько он был сведущ в Писаниях можно судить по такому примеру, — когда я на память в разговоре приводил какие-нибудь цитаты из Библии, он легко мог назвать номер их главы. Будучи горячо верующим человеком, свои религиозные убеждения он умело распространял и на жителей города, которые после его проповедей начинали ходить в церковь. Этому способствовал его личный пример высоконравственного поведения в жизни.

В свои тридцать лет Евгений был очень физически крепким человеком, и в компании с ним можно было себя уверенно чувствовать в любой обстановке. Но силой своей он никогда не кичился и всегда вёл себя скромно и спокойно.

Однако был в нём один недостаток, который в будущем во время нападения на РУВД решающим образом опрокинул всё наше мероприятие. Временами Евгений терял над собой контроль и мог невпопад нести какую-нибудь несуразицу. Эту бесовщину в нём увидела и святая Любушка, приехавшая умирать из-под Ленинграда, где прожила всю жизнь, в вышневолоцкий Казанский женский монастырь. Со слов Евгения во время службы в монастыре Любушка стояла перед ним, и когда он, предавшись мечтаниям, стал думать о чём-то постороннем, она повернулась и строго погрозила ему пальцем.

На этот раз в Вышний Волочёк Евгений приехал без определённой цели. То ли он хотел повидать своего сына, то ли хотел договориться с местным священством, чтобы они дали согласие на церковный развод его венчанного с женой брака. Но, ни того, ни другого он не добился, — жена отказывалась ему показывать сына, а священники не разрешали разводиться, и он продолжал жить в городе, ночуя у своих знакомых. После короткого общения мы почувствовали друг в друге единомышленников, и я предложил ему пожить у меня дома.

Мою идею о вооружённом нападении на РУВД Евгений поддержал и лично согласился принять в ней участие. С целью вовлечения в наше мероприятие ещё кого-нибудь мы проводили агитацию среди некоторых его знакомых в городе. Люди понимали трагичность сложившейся в стране ситуации и соглашались, что надо предпринимать решительные меры для её выправления. Но на боевые действия с пролитием человеческой крови, при реальной опасности самому быть убитым, ни у кого не хватало силы духа.

Если бы нам удалось завербовать человек десять, то пожар, как минимум, в масштабе города можно было бы считать гарантированным делом. Силами пяти человек это было бы возможно только при решительном настрое и удачно сложившихся обстоятельствах. Расчёт мы делали на способность больших масс людей заражаться общим настроением. Толпа народа в отличии от конкретного человека легче поддаётся управлению, а осознание ими своей силы делает их агрессивными.

Вооружённый мятеж должен был протекать по заранее разработанному плану. Захватив оружие, мы намеревались освободить заключённых КПЗ, — это где-то около 70 человек и силой принудить их участвовать в погроме здания ФСБ, в котором тоже находилось немало оружия. Одновременно надо было начать погром и поджёг зданий суда, МРЭО ГАИ, уличных торговых точек и магазинов, принадлежащих бандитам и одиозным фигурам города. Мы не без основания полагали, что население города не останется в стороне от проводимой экспроприации. На первых порах в ночной суете власти просто не смогли бы разобраться в сути происходящего и поддались бы общей панике. Во время неразберихи планировалось собрать осведомлённый костяк мятежа и, вооружив их, уже действовать согласованно из одного штаба. Штаб можно было бы разместить в той же милиции или в здании областной администрации. Далее требовалось перекрытие трассы Москва — Санкт-Петербург и дать бой прибывающим из Твери частям ОМОН-а, которые на лицо не видели бы перед собой конкретного противника, что осложнило бы для них ведение боевых действий.

Вот примерный перечень планируемых действий:

Выступление по местному радио и телевидению с разъяснением целей и задач восстания.

Добровольно — принудительное формирование боевых дружин и отрядов.

Национализация топлива и продовольствия, конфискация междугороднего автотранспорта и грузов перевозимых на нём для нужд восстания.

Захват оружейных складов.

Публичные казни коррумпированных чиновников, бандитов, сутенёров и связанных с ними работников милиции.

Выселение и отправка на родину азербайджанских мигрантов.

Создание мобильных мелких боевых групп для быстрого распространения восстания на соседние территории.

Все эти планы носили конкретно — абстрактный характер и служили скорее руководством к действию в случае их удачного развития на начальном этапе. Из-за недостатка твёрдо-убеждённых готовых к бою людей мятеж мог сам прекратиться или быть подавлен на любой стадии. Однако в таком случае был важен не его успех, а сам прецедент вооружённого выступления против власти, служащий поднятию национально-религиозного самосознания русского народа и раскачивающий ситуацию, при которой стали бы не возможны демократические формы правления государством.

На вооружении у меня имелись: автоматическое охотничье ружьё «Сайга», помповое ружьё ИЖ-81, незарегистрированная двустволка, пистолет ПМ и значительное количество для короткого боя боеприпасов к ним. Всё это оружие за взятки мне помогли приобрести сами работники милиции. Два раза я провёл в лесу учебные стрельбы с Евгением и работавшими у меня охранниками. Кроме того я приготовил более ста бутылок с зажигательной смесью для поджога вышеперечисленных зданий и милицейской автотехники.

Мероприятие такого масштаба сохранить в абсолютной тайне невозможно. Утечка информации могла произойти от кого-нибудь из агитируемых нами людей. Поэтому конкретную дату выступления я никому не открывал до самого последнего момента. Своей же «крыше» майору Мусикаеву Джамилю о своих планах нападения на РУВД я поведал прямо в милиции в его рабочем кабинете. От него я узнал сведения конфиденциального характера, касающиеся внутренней службы дежурного отделения и милиции в целом, о количестве хранимого в РУВД оружия.

Мою идею он не одобрил, так как тоже не желал пролития человеческой крови. В своё время Джамиль стал невольным участником межнационального конфликта в Душанбе, когда в конце перестройки там к власти рвались таджикские националисты. Как татарин под раздачу попал и он и чуть было там не погиб. Приняв участие в боевых действиях, позже он всей семьёй был вынужден эмигрировать сюда, — в центр России, оставив в Душанбе свою квартиру. Теперь Джамиль восстанавливал потерянное, вкладывая всю душу в строительство личного дома и материальное обогащение своей семьи. Новые вооружённые разборки помешали бы свершению его планов.

Понимая, что он, по крайней мере, не является моим союзником, я больше не заводил с ним разговор на эту тему, в дальнейшем делая вид что всё остаётся в стадии пожеланий, а не конкретных дел. Последующий ход событий показал правильность такого подхода, — Джамиль сообщил о нашем разговоре работникам шестого отдела, но там быстро не сообразили, посчитав мою затею несерьёзной. Если бы они хотя бы провели со мною упредительную беседу, то нападение было бы сорвано.

Дату нападения сам для себя я уже давно определил на 9 апреля, в ночь с пятницы на Великую Субботу, когда в Иерусалиме должен сходить благодатный огонь. За два дня 7 апреля я объявил её своим людям, и они сразу же пошли в отказ. Когда речь шла об абстрактной возможности нападения на ментовку, то это не вызывало у них чувство страха. Теперь же, когда надо было делать конкретное дело, было видно в какой сильной степени ими овладел испуг. Они и меня стали уговаривать отказаться от моей затеи. Однако их слова во мне породили только чувство гнева. После того, как я сам только что их уговаривал идти на смертное дело, мой отказ выглядел бы как крайнее проявление трусости. Я имел бы право пойти на попятную, если бы остался один. Но Евгений остался твёрд в своей готовности идти со мной до конца.

С одной стороны своим малодушием они поставили под сильное сомнение успех операции. А с другой, я вдруг обрёл спокойствие, так как теперь мне не надо было полагаться в опасном деле на неуверенных в себе людей и отвечать за их жизни.

8 апреля в Чистый Четверг мы с Евгением, как положено в этот день затопили баню, которую только недавно мать поставила на своём участке, попарились и помылись в ней. Настроение было предпохоронное, как будто мы сами себя омывали перед положением во гроб. Ощущение близкой смерти я не чувствовал, но ум отказывался понимать как её можно миновать в нашем случае.

После бани зашли в вагончик к моим охранникам. Они ещё раз попытались отговорить нас от задуманного. Я их спросил:

— Вы чувствуете близость своей смерти?

Они ответили:

— Нет.

Я сказал:

— И я не чувствую. Неожиданной смертью обычно умирают нераскаянные грешники, которым я себя не причисляю. Если мне суждено было бы скоро умереть, то думаю Бог бы не скрыл этого от меня. Однако вы молчите, — в конце добавил я из опасения, что в последний момент они могут проболтаться и сорвать операцию.

Охранники пообещали молчать. Неожиданно Евгений их спросил:

— Умеет ли кто из вас подстригать? — и изобразил руками, какая ему нужна стрижка, — получалось нечто похожее на стиль главного героя из фильма «Командо», которого играл Арнольд Шварцнеггер.

Меня удивила и в очередной раз озадачила его явно неуместная просьба. Серьёзность момента не соответствовала его чисто ребяческому желанию. Волосы на голове у него и без того были короткие и я отговорил его делать стрижку.

Припомнилось, как несколько дней назад я с ним сделал ночную ознакомительную поездку в милицию. Когда мы были уже около РУВД, он спросил:

— А что мы будем говорить, когда зайдём?

В интонации его чувствовалась неуверенность.

— Говорить буду я, а ты просто смотри по сторонам и знакомься с обстановкой, — ответил я ему.

Дверь в РУВД, не смотря на ночное время, была не заперта. Мы преспокойно зашли в помещение, и я спросил близстоящего за стеклом сержанта:

— Скажите, сегодня Мусикаев работает?

Не повернув ко мне лица, он как будто чего-то испугавшись, сделал шаг назад и скрылся от меня за занавеской. У пульта сидел пожилой майор и разговаривал по телефону. Я громче повторил ему свой вопрос. Он повернул ко мне своё красное недоумённое лицо и, зажав трубку рукой, неправдоподобно подобострастно ответил, что сегодня не его смена. Я развернулся, чтобы выйти на улицу и посмотрел на стоящего сзади Евгения. Его лицо было бело от страха, как будто прямо сейчас ему предстояло умереть.

Николай Дубровин

Занимаясь поисками людей для воплощения в жизнь задуманной мною акции, я часто заезжал домой к Николаю Дубровину, жителю села Тубосс. С ним у меня произошли сильные идеологические разногласия по методу ведения войны против жидовской власти, суть которых мне необходимо поведать читателю. Но для начала мне надо рассказать о самом Николае как о человеке.

Когда я уже воцерковлялся, одна из моих работниц мне сообщила, что в селе Тубосс живёт верующий москвич, который хочет продать нам в трактир выращенную на своём огороде капусту. Я дал согласие, он привёз капусту и так мы с ним познакомились. Коля пригласил меня к себе домой, и я с удовольствием принял его предложение. Он мне был интересен как человек, а также представлял интерес его опыт переселения из города в сельскую местность, так как и сам был переселенцем.

Село Тубосс находится в труднодоступной местности. Оно расположено на берегу двух озёр, а кругом находятся многочисленные непроходимые болота, соединённые протоками. С внешним миром село соединено одной единственной отсыпанной песком дорогой, которую после сильных дождей или весенней распутицы необходимо восстанавливать, иначе она становится недоступной для легкового автотранспорта.

В дореволюционное время Тубосс был богатым многолюдным селом, где кипела жизнь. Его крестьяне разводили скот, сажали хлеб, растили фруктовые сады, занимались рыбной ловлей в прилежащих озёрах. В селе имелась своя маслобойка, мельница, кузница и прочие необходимые для самодостаточной жизни мануфактуры. Не далеко от Тубосса стоял женский монастырь. Когда крестьяне решили построить каменную церковь в селе, специально для этого они сделали кирпичный завод. По окончании строительства церкви завод закрыли за ненадобностью. Они не стали производить кирпич для личных домов и сараев, не стали им мостить центральную улицу села, которая до сих пор в распутицу больше напоминает непроходимое болото. Таким образом, крестьяне показали, что их предпочтения лежат в области вечного духа, а не в мещанской устроенности земногобытия. Западному человеку подобное пренебрежение комфортом кажется варварством, но на самом деле это другой, более тонкий и разумный подход к жизни. То что русский природный человек обладал не худшими чем западный обыватель способностями в технических областях, служат доказательством эти самые сельские церкви, — довольно-таки сложные в архитектурном отношении сооружения.

После революции церковь наполовину разрушили. В результате проводимой в стране политики укрупнения колхозов и закрытия неперспективных деревень, Тубосс обезлюдел и превратился в место паломничества рыбаков и охотников.

Колин дом находился в центре села. Жил он в нём всей семьёй: с женой и двумя сыновьями. Старшему Ивану тогда было 15 лет, младшему Петру 12. Была ещё старшая дочь, но она жила в Москве, где училась на художницу.

Николай со своими домочадцами встретил меня очень радушно. Как только я приехал, они сразу принялись накрывать стол всем, чем были богаты. Пока происходила ознакомительная суета, я рассматривал внутреннее убранство дома и самих хозяев.

Первое что бросалось в глаза это их простота в общении. Но удивляли грязь и бардак, царившие в доме. Некрашеные полы уже давно не подметались. По углам комнат и коридора валялись всякие инструменты и запчасти от авто и мототехники. На обеденном столе, сколоченном из досок, лежали обрывки старых газет, виднелись разводы от пролитой еды, валялись хлебные крошки. По углам стояли грязные обшарпанные диваны и кровати, не знающие чистого постельного белья. Нечто похожее бывало у меня, когда я только переехал из Москвы в село Коломно. Но я то жил один, — сам себе готовил еду, стирал, ремонтировал технику, следил за скотиной и делал прочие дела по быту, и до уборки в доме у меня часто не доходили руки. И то до такой степени бардака я никогда дело не доводил. А тут жила целая семья, все здоровые, не пьющие и к тому же верующие.

Под стать убранству дома были и сами хозяева. Все они ходили в старой давно не стиранной рабочей одежде. За волосами на голове и бороде Николай совершенно не следил, и они у него торчали во все стороны как у лешего. Зимой Николай иногда по простоте и из чисто спортивного интереса выходил на улицу встречать меня с босыми ногами, а отправляясь в Москву, он одевал рваные заштопанные валенки и со стороны могло показаться, что перед вами стоит опустившийся бич. Я сам не люблю изысканно модно одеваться, но такое откровенное пренебрежение правилами опрятности в одежде служило соблазном для некоторых знающих его людей. С глазу на глаз они спрашивали меня:

— Сань, чтобы быть православным я тоже должен босой ходить по снегу и одеваться в грязную одежду? — имели в виду они Николая.

Но как собеседники Николай и его жена Евгения оказались очень интересными людьми. Оба они имели высшее образование и в отличии от меня уже давно пришли к вере.

Коля поведал мне свой путь в Православие. Когда Горбачёв начал проводить свою перестройку, то он уже тогда понимал суть происходящих в обществе процессов с позиции русской религиозности. В Сергиевом Посаде у него были единомышленники казаки, с которыми вместе он начинал борьбу с демократами и сионистами. Во главе казаков стоял атаман — отставной офицер советской армии Турухин Павел Киприянович. Казаки по своим убеждениям были горячими монархистами и не одобряли политику, проводимую в этой области высшими церковными властями во главе с Алексием Ридегером. По этой причине Николай разошёлся с казаками, он мне объяснил своё решение такими словами: «Я должен был идти с казаками или остаться в церкви, и я выбрал второе». Позже Николай дал мне телефон и адрес Турухина, и я несколько раз к нему ездил в Сергиев Посад. В нём я нашёл близкого себе по убеждениям человека. Возрастом как и Николай он был старше меня лет на восемь. Кроме атаманской работы Павел Киприянович успешно занимался предпринимательством в той мере, в какой это возможно национально мыслящему человеку при сионистском правительстве.

Порвав с казаками, Николай уехал в глухую Тверскую деревню Тубосс, где уже давно купил себе дом. Здесь он, подражая героям писателя Лескова, зажил жизнью крестьян позапрошлого века. Он построил вместительный сарай для скотины, а вместо крыши над ним возвёл стеклянную теплицу, чтобы теплом, исходящим от коров, обогревались растения. Он принципиально предпочитал лошадь трактору, не без основания считая её более выгодной на многих видах работ. Скотина его вела полудикий образ жизни, и вечерами Николай частенько бегал по лесным потаённым чащобам, чтобы на ночь загнать её в сарай.

Уйдя от мира, он не держал дома ни радио, ни телевизора. Своих детей он обучал дома сам или это делала его жена по учебникам и книгам. Но ребята в отличие от отца тянулись к технике, и им было в удовольствие поковыряться и погонять на мотоцикле, на отцовском «Москвиче» или купленном им в совхозе гусеничном тракторе. В свои молодые годы в технике они разбирались лучше отца и вполне могли произвести капитальный ремонт двигателя.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒