Царь царей 20 страница

Однажды днем, ближе к концу сухого сезона, они ушли от лагеря дальше, чем обычно, двигаясь по широкой дуге в неизвестную им часть гор. Когда они поднялись на гребень холма, Эмбер заметила одинокий тукул в полумиле от них, на следующем подъеме. Она указала на него Тадессе.

“Ни дыма, ни людей, Мисс Эмбер. Мы должны держаться подальше. Отсюда я чувствую запах смерти. ”

Эмбер поколебалась, потом покачала головой. - Идти или нет, как тебе будет угодно, но я пойду. Возможно, кто-то все еще жив внутри, слишком слаб, чтобы уйти. ”

Тадессе закатил глаза. - Никаких животных, и поле не вспахано. Они мертвы, и так было уже некоторое время. Я не желаю этого видеть. Достаточно смертей приходит в лагерь каждый день. ”

Амбер вспыхнула от гнева. - Тогда оставайся здесь, - сказала она. “Я не смогу отдохнуть, если не пойду посмотреть. ”

Тадессе сел, и Эмбер, не оглядываясь, зашагала прочь. Раздражение заставило ее спуститься в песчаный овраг и подняться на узкое плато, где стояла круглая соломенная хижина. Как только она достигла ровной земли, ее сердце упало. Тадессе был прав. Она чувствовала, как в воздухе витает страдание. Колючие изгороди, построенные для защиты скота, были повалены и сломаны. Несколько костей животных, разбросанных хищниками и падальщиками, лежали в пыли. И тишина - в ней была какая-то глубина, качество, которое, как знала Эмбер, означало, что она находится в присутствии смерти. Она оглянулась через плечо. Тадессе сидел на земле, подтянув колени к груди, и щипал бледную сухую траву у своих ног. Эмбер почувствовала вспышку гнева, но не на Тадессе. Это было ужасное место для обустройства усадьбы. Земля была тощей, а растительность редкой. То, как они рассчитывали пережить сухой сезон даже в хороший год, поразило ее. Она пробралась сквозь колючую баррикаду и крикнула приветствие. Ответа не последовало. Даже естественные звуки ветра и птичьего пения, казалось, сошли на нет. Она остановилась в дверях хижины, когда волна сладкого запаха пыли ударила в нее, и она прикрыла рот шарфом. Три тела лежали посреди земляного пола, полу-мумифицированные в сухом воздухе. Судя по тому, что осталось от их одежды, это была семья—мужчина, женщина и ребенок. Они лежали близко друг к другу, мать баюкала ребенка, а мужчина обнимал их обоих, притягивая к себе из последних сил. Эмбер подумала, что они уже были мертвы, когда он занял свое место рядом с ними.

Животные, которые пировали на телах животных, оставили их нетронутыми. Эмбер произнесла несколько слов о погребальной церемонии Коптской Церкви - Господь свидетель, она слышала это достаточно часто с тех пор, как начали прибывать беженцы, - затем выскользнула за дверь и отодвинула колючие кусты обратно. Вероятно, они были молоды, слишком молоды, чтобы позволить себе приличную землю для сельского хозяйства, но все равно поженились. Она представила себе, как они идут сюда, полные надежд, с одним или двумя волами, как эта надежда, должно быть, превратилась в отчаяние, когда животные внезапно заболели и умерли.

Она снова зашагала вниз по тропе, погруженная в свои фантазии о мертвой семье, и только на полпути вниз по склону она подняла глаза и увидела Тадессе, жестикулирующего ей. Она удивилась, почему он не окликнул ее. Возможно, дик-дик или дикая коза прятались в укрытии на дне оврага. Она остановилась, сняла с плеча винтовку и зарядила ее, затем снова посмотрела на Тадесса, ожидая, что он укажет ей, где может быть ее добыча. Она гадала, как он будет подражать тому, что скрывается в подлеске. Возможно, он взмахнул бы руками для горной куропатки или дал бы себе рога руками для куду, хотя вряд ли одно из этих существ позволило бы ей подобраться так близко. Тадессе растопырил пальцы и изобразил огромные свистящие когти.

Эмбер замерла. Тадессе указывал вниз и направо от нее. Тут же она услышала низкое рычащее рычание и обернулась. Это была львица, стоявшая менее чем в десяти футах от него, ее уши были прижаты, губы оттянуты назад от трехдюймовых клыков, голова опущена, плечи подняты, готовая прыгнуть вперед. Время остановилось, когда огромный зверь заставил ее прыгнуть, размытое движение, рыжевато-коричневая шкура, мускулы и свет, и вспышка этих ужасных желтых глаз. Эмбер выстрелила от бедра, пуля пробила переднее плечо львицы, но ее по инерции прыжка пронесло по воздуху. Эмбер отступила назад, оказавшись вне досягаемости свистящих когтей, и львица упала, растянувшись перед ней. Ее огромные лапы царапали пыль, когда она снова попыталась встать. Эмбер перезарядила пистолет и выстрелила во второй раз, тщательно целясь между горящими желтыми глазами львицы. Существо дернулось назад и рухнуло на бок.

Эмбер почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и обнаружила, что сидит на дорожке, внезапно ее охватила дрожь, как будто ее окатили холодной водой. Тадессе побежал вниз по склону к ней, но когда он подошел, она только и смогла, что изумленно таращиться на него.

“Что. . . ? - Ахнул Тадессе.

Он положил руку ей на плечо, но она продолжала дрожать.

- Мисс Эмбер? ”

- Дехина Нени - я в порядке, Тадессе” - сказала она и потянулась за флягой с водой, но ее пальцы слишком сильно дрожали, чтобы открутить винт крышки. Он взял у нее флягу, открыл его и протянул ей, затем повернулся к ней спиной, пока она не пришла в себя.

Она сделала большой глоток, и край фляги задребезжал у нее на зубах.

Тадессе наклонился и с большим почтением погладил теплый бок льва. Эмбер поднялась на ноги. Убить льва в Тиграе считалось большой честью. Львы научились этому и держались на приличном расстоянии от людей, если только они не были больны или голодны, но даже тогда они брали только бродячих животных с окраин деревень. Эмбер не могла понять, почему это существо напало на нее. Внезапно она снова увидела зубы и когти и, содрогнувшись, подняла винтовку.

“Ш-ш-ш. . . - Прошипел Тадессе и указал на колеблющийся кустарник. Эмбер изо всех сил пыталась перезарядить оружие, но ее пальцы уже не слушались, и она почти ничего не видела. Мир превратился в мешанину света, и ее глаза затуманились. Затем она увидела, что Тадессе расслабился, и сильно заморгала, чтобы прояснить зрение. Детеныш, которому было не больше нескольких недель, появился на краю укрытия и осмотрел их, склонив голову набок и щелкая черными ушами. Они не двинулись с места, и тогда он двинулся вперед и ткнулся мордой в бока своей мертвой матери. Он задыхался и мяукал, потом довольно неуклюже сел и чихнул.

- Убейте его, Мисс Эмбер” - сказал Тадессе. - Куда лучше потратить пулю впустую, чем позволить ему умереть здесь с голоду. ”

Эмбер посмотрела на детеныша. Он снова встал на свои четыре лапы, его черный хвост торчал прямо позади него. Он снова хрюкнул и застонал, ткнувшись носом в материнский бок и не получив никакого ответа от остывающего трупа. Эмбер провела рукой по своим золотистым волосам, наблюдая за ним, как маленький зверек в одиночестве бродит по пустыне.

“Нет. Она моя, и я забираю ее домой. ”

Тадессе искоса взглянул на нее. - Мистер Райдер будет недоволен. Он будет убивать кур и пугать женщин. ”

Эмбер вздернула подбородок. “Я назову ее Хагос и возьму с собой наверх, в сад. Я научу ее охотиться. Мистер Райдер-не мой муж—он не может указывать мне, что делать. ”

- Хагос—ты называешь Льва " счастьем"? Вы сошли с ума, Мисс Эмбер” - сказал Тадессе.

“Мне нужно немного радости, Тадессе, и, возможно, я сошла с ума, но теперь я сумасшедшая леди со Львом. ”

•••

В тот же день Эмбер перенесла свои вещи на землю над садом, поставила палатку и устроилась поудобнее со своей маленькой львицей. Хагос плакал в первую ночь, тихие мяукающие вздохи разрывали сердце Эмбер, и она отказалась есть, но незадолго до рассвета нашла дорогу к походной кровати Эмбер и согласилась выпить козьего молока утром.

Прошло два дня, прежде чем Эмбер осмелилась вернуться в лагерь и посмотреть в лицо музыке. Она нашла Шафран с детьми на усыпанном галькой берегу реки. Леон был склонен ревновать ее к ребенку, когда они вернулись из Аддиса. Он думал, что Пенелопа - это подарок, как краски Шафран и пишущая машинка Эмбер, и все время просил их вернуть ее. Однако за последние несколько месяцев он стал относиться к этой маленькой девочке довольно покровительственно и был почти так же доволен, как и ее родители, когда она сделала свои первые шаги.

Пенелопа, очевидно, считала своего брата каким-то богом и плакала, когда он убегал со своими друзьями быстрее, чем она успевала ковылять за ним. Теперь он был в ее полном распоряжении, когда она показывала ей секреты речного берега, а шафран наблюдала за ними с осторожного расстояния. Эмбер подошла и села рядом с сестрой.

- А Райдер очень сердится на меня, Саффи? - сказала она через мгновение.

Шафран не обернулась, но Эмбер заметила ее улыбку.

“Да, скорее. Он называет это еще одним твоим трюком. Не волнуйтесь, завтра они опробуют новый метод, чтобы сэкономить больше ртути на " аррастре", и он не сможет думать ни о чем другом в течение недели или двух. Просто убедись, что держишь Хагоса подальше от него. ”

Эмбер покрутила в пальцах кончик своего тонкого платка. - Мне очень жаль. ”

Шафран пожала плечами. “Я не возражаю. Но ты продолжаешь бороться с ним, Эмбер. А сражаться с Райдером - это моя работа. ”

Она подвинулась, чтобы посмотреть на сестру. Эмбер слегка приподняла плечо, пытаясь спрятаться от этого довольно испытующего взгляда.

“Ты ведь не хочешь выйти замуж за Билла? Тогда ты сможешь сражаться вместе с ним. ”

Эмбер покачала головой, но Шафран настаивала:

“А ты уверена? Он немного староват, но разбирается в книгах, и тебе нужен кто-то, кто мог бы поговорить с тобой о таких вещах. И ты ему нравишься. Я видела, как он пялится, и все мы видели. ”

Эмбер наклонилась, взяла один из серых гладких речных камешков и принялась вертеть его в ладони.

“Нет. Мне не нравится, как он смотрит, Саффи. Что-то в нем не совсем правильно. А тебе так не кажется? Он говорит все правильные вещи и ведет себя правильно, но это так, как будто он сделан из бумаги. Мне кажется, что я могу проткнуть его пальцем насквозь. Райдеру он нравится? ”

Шафран заерзала. “Не совсем так. Он сказал почти то же самое, хотя и не в такой писательской манере. ”

Некоторое время они молчали. Леон протянул Пенелопе камень, и она уставилась на него, преисполненная благодарности, а он отошел еще немного в сторону. Эмбер позволила камню, который держала в руках, упасть обратно на берег.

- Я ничего не могу поделать, Саффи. Если я не встречу другого такого же человека, как Пенрод, я думаю, что останусь с тобоой. И я не думаю, что из меня получится очень хорошая эфиопская жена. ”

Саффи издала короткий булькающий смешок. - Нет, ты будешь стучать на своей пишущей машинке, пока тушеное мясо горит, и так долго смотреть на звезды, что никогда не встанешь достаточно рано, чтобы приготовить завтрак. - Она положила свою руку поверх руки сестры “- Ты все время думаешь о Пенроде, не так ли? ”

Эмбер уставилась в воду. “Да. ”

“Но знаешь, даже если бы ты вернулась в Каир, ты не смогла бы спасти его от опиума, не так ли? ”

“Я знаю, Саффи. Мне больно, но я знаю, что Пенрод был из тех людей, которым нужно было идти своим путем. Хотя, наверное, я всегда надеялась, что это приведет меня обратно. Часть меня никогда не смирится с тем, что он ушел. Саффи сжала ее пальцы, и Эмбер выпрямилась. - Мы с Хагосом останемся наверху, над садом. Я по-прежнему буду заботиться о садах и беженцах, и я снова начала писать, Саффи. Действительно писать. ”

Шафран громко вздохнула. - Это хорошо, я полагаю. Тебе ведь не будет одиноко, правда? ”

Эмбер рассмеялась. “Я буду видеть тебя каждый день, моя дорогая. Так что нет, мне не будет одиноко. ”

***

Когда Пенрод прибыл в Массовах, он нашел порт новой колонии Эритреи оживленным и уверенным в себе. Итальянские поселенцы начали возделывать землю вокруг Асмары. Сам порт был полон новых зданий, а улицы запружены итальянскими мундирами. Сначала он отправился в резиденцию губернатора, чтобы вручить свои верительные грамоты и рекомендательные письма. Одно из последних писем пришло от Лусио, и если Пенроду когда-нибудь требовалось продемонстрировать силу и влияние своего школьного друга, он находил это в реакции на его подпись и печать. Пенрода провели к генералу Баратьери, военному и гражданскому губернатору новой колонии.

Покончив с формальностями и устроившись поудобнее, Пенрод прогуливался по улицам, наблюдая за людьми и пробуя настроение города на вкус, как знаток пробует вино. Солнце заливало всю сцену серебристым сиянием. Арабы шумно торговались с темнокожими торговцами из внутренних районов страны. Женщины с туго заплетенными волосами, на запястьях и щиколотках которых позвякивали изящные серебряные браслеты, дразнили торговцев и выкрикивали приветствия на арабском, амхарском и итальянском языках. Белые офицеры шли через рынок, их руки были переплетены с руками местных женщин, и у каждой женщины, которая держала под руку офицера, также был слуга, бегущий позади нее с ярко раскрашенным зонтиком с бахромой. Одна особенная красавица заметила, что он смотрит на нее, и вопросительно подняла тонкие брови. Он едва заметно, с сожалением покачал головой, и она ответила таким же легким пожатием плеч с ленивой улыбкой. Это был настоящий флирт на расстоянии десяти ярдов. Так что местные жители, по его мнению, были готовы воспользоваться новоприбывшими и жить с ними в мире, по крайней мере здесь.

Пенрод услышал, как его окликнули, и увидел группу итальянских офицеров, сидевших под навесом ближайшего кафе. Он присоединился к ним и обнаружил, что один из них, капитан Тозелли, делит с ним его землянку. Когда он сел, официант услышал, как его окликают как англичанина, и разношерстный оркестр в глубине кафе предпринял смелую попытку исполнить Британский национальный гимн.

Офицеры рассмеялись и с добродушным юмором произнесли тост за " Королеву и страну" Пенрода, а затем объяснили, что оркестр исполняет эту любезность для всех вновь прибывших, хотя теперь их специальностью был итальянский национальный гимн.

“Значит, вы уже встречались с Баратьери? - Спросил Тозелли. Он был чуть ниже среднего роста, с такими густыми черными волосами и длинными ресницами, что казался почти женственным, но в нем чувствовалась энергия охотничьей собаки.

“Я встречался с ним, - ответил Пенрод. - Хотя мы обменялись не более чем любезностями. ”

Тозелли быстро кивнул. “Он человек дальновидный. У этой страны есть такой потенциал. Это сделает Италию богатой! ”

Остальные мужчины за столом застонали, но Тозелли отмахнулся от них взмахом руки и заговорил только громче:

“Так оно и есть! Эти парни просто идиоты. Игнорировать их. Говорю вам, земля здесь превосходная. - Он поцеловал кончики пальцев, словно хваля прекрасный обед. - Земля Италии истощена, мы возделывали ее пять тысяч лет, но здесь есть место, куда наши крестьяне могут прийти и вырастить такую пищу, такие виноградные лозы! Вина Эритреи станут предметом зависти всего мира. Французы пойдут и утопятся в Ла-Манше от отчаяния! ”

Это, по крайней мере, вызвало одобрение у его коллег-офицеров.

- А товары, которые приходят из внутренних районов! Циветта, мускус, лучший кофе в мире, и все это поступает сюда так щедро и дешево. По цене чашки в Риме вы можете купить достаточно зеленых бобов, чтобы загрузить верблюда. ”

Пенроду подали стакан, он взял его с благодарным кивком и выпил. Вино было дешевым и грубым, но в нем чувствовалась какая-то земная честность.

- Тозелли” - сказал он, - Вы случайно не Пьетро Тозелли? Автор Про Африка Италия? ”

Офицеры зааплодировали, и Пьетро широко развел руками, словно собираясь присоединиться к аплодисментам.

“Так вы ее читали? ”

“Да. Мне ее подарил мой друг Лусио. Вы страстный адвокат. ”

“Да, это я, - сказал Пьетро с большой гордостью. “А у вас есть какие-нибудь вопросы, майор, после того как вы прочитали мое скромное сочинение? ”

“Только один, - сказал Пенрод. “А что туземцы думают о ваших планах? ”

Пьетро просиял: - Они очень рады, что мы здесь! Они устали от всех своих маленьких королей и военачальников, сражающихся за их фермы. Мы приносим стабильность, цивилизацию. ”

Офицер постарше, того же ранга, что и Тозелли, но вдвое старше его, хмыкнул. Пенрод искоса взглянул на него, гадая, не некомпетентность ли или отсутствие связей помешали ему продвинуться в военной сфере. Он был небрит, а его кожа и глаза имели нездоровый оттенок разочарованного пьяницы.

“Вы просто дурак, Тозелли. Вы встречаете только новобранцев, которые хотят получить ваши полторы лиры в день, рыночных торговцев или женщин, которые хотят обчистить ваш карман, - сказал он.

“Я разговариваю со многими, очень многими людьми, Марко, - ответил Тозелли с комическим негодованием и добавил через плечо, обращаясь к Пенроду: - это Марко Наззари, наш постоянный противник. ”

Старик покачал своей большой головой и положил мясистые руки на стол. “Я был с Бальдессери, когда он случайно наткнулся на Тиграй. Говорю вам, вы это чувствовали. Вы знаете, что когда вы садитесь на какого-нибудь необъезженного коня, на какого-нибудь огромного, прекрасного зверя, и даже если он спокойно стоит перед вами, вы можете чувствовать это, чувствовать это в ваших костях, что он ненавидит вас, что он только и ждет своего шанса, чтобы бросить вас на землю и вышибить вам мозги, если он может? Именно так мы чувствовали себя каждый день, когда были на другом берегу реки Мареб. Ваши Аскари-славные ребята, но они родом отсюда, с побережья, куда уже тысячу лет приходят и уходят торговцы. Половина из них-мусульмане, а половина говорит по-арабски. Однако там, в высокогорье” - он кивнул в сторону внутренних районов, - им не нужно ничего из того, что мы продаем, кроме винтовок, а они уже купили их много. ”

Пенрод решил, что, вероятно, именно склонность Наззари высказывать свое мнение замедлила его продвижение по служебной лестнице. Но это означало, что он, скорее всего, будет отличным источником информации. Пенрод мысленно отметил свое имя.

Пьетро выразительно пожал плечами. “Все, что нас беспокоит в Тиграе, - это Алула, старый разбойник, и мы заключили с ним мир. Я бы сказал, что мы тоже должны беспокоиться о дервишах, но теперь с нами майор Баллантайн, и он может сказать нам, как победить их. Он отвернулся от старика и широко раскрытыми глазами уставился на Пенрода. “Вы были в битве при Абу-Клеа, не так ли? Не могли бы вы описать это действие? ”

Пенрод был счастлив услужить ему. Столешница стола превратилась в план русла, а графины и стаканы превратились в пустынную колонну, образующую квадрат под снайперским огнем из солончаков дервишей, пока площадь не попала в засаду массивных сил махдистских вилок.

Пенрод хорошо описал это действие, быстро отбарабанивая ответы на вопросы, которые посыпались потоком от сидевших за столом мужчин. К тому времени, когда он закончил свой рассказ о последней атаке, когда Дервиш ворвался на площадь, прежде чем его выгнали войска в тылу, большинство посетителей кафе внимательно слушали и вытягивали шею через плечи людей в форме, чтобы наблюдать за последними стадиями битвы.

Пенрод драматично закончил фразу, смахнув дервиша со стола, и офицеры и наблюдатели зааплодировали, а скрипичный оркестр заиграл на бис “Боже, храни Королеву". ”

•••

На следующее утро, после очень скучного обеда в резиденции Баратьери, где женщина, жена генерала Альбертона, вся в жемчугах и невежестве, пространно читала ему лекции о прекрасной простоте африканской души, Пенрод проснулся рано и уже позавтракал, когда к нему пришел Марко Наззари.

“Сегодня я встречаюсь с новыми рекрутами, - сказал ему Наззари. “Я подумал, что тебе будет интересно посмотреть, как мы ими управляем. Я был бы очень благодарен вам за ваши мысли. ”

Пенрод был рад, что накануне вечером он угостил Наззари выпивкой.

Они вместе поехали на пыльную тренировочную площадку на окраине Массоваха. Около сотни мужчин и юношей, босых и одетых в свободные туники и штаны местных жителей, стояли на солнце, подавая заявки на вступление в один из местных батальонов. Пенрод был удивлен, увидев их так много, и сказал об этом.

“О, в последние год-два мы страдали от сильных дождей и чумы скота, - сказал Наззари. - Многие фермеры потеряли все и надеются вернуть состояние своих семей, служа нам. Мы позволяем им жить со своими семьями, и плата достаточно высока, чтобы, если они будут трезвыми и осторожными после года или двух с нами, они могли позволить себе немного земли и животных. ”

Наззари шагал вдоль шеренги новобранцев, держа спину прямо, с суровым выражением лица, останавливаясь всякий раз, когда новобранец казался слишком молодым или слишком старым, или слишком истощенным болезнью или голодом, чтобы стоило беспокоиться. Люди, которых он отпустил, не выказали своего разочарования и не попытались спорить, а просто повернулись и ушли в свое неопределенное будущее.

Как только Наззари сократил поле боя примерно до половины первоначального числа, он кивнул своему сержанту-Аскари, ясноглазому мужчине примерно одного возраста с Пенродом, носившему батальонный пояс поверх белой туники и брюк.

Сержант отдал честь, сказал несколько быстрых, резких фраз оставшимся солдатам и ровной трусцой вышел из лагеря. Мужчины последовали за ним.

“А куда он их везет? - Спросил Пенрод.

- Сержант Ариам поведет их вверх по склону на север, а потом широким зигзагом вернется сюда. Он пойдет так далеко, как ему нужно, пока не останется только около двадцати человек. Это будут наши новобранцы на сегодня” - сказал Марко. - Он говорил с удовлетворением. Он мог скептически относиться к амбициям Пьетро Тозелли относительно колонии, но явно гордился местными солдатами.

“И как далеко это будет? ”

- Миль двадцать, наверное, в зависимости от дневной жары. ”

Пенрод смотрел, как люди быстро удаляются по узкой тропинке в туманное нагорье. Он почувствовал укол зависти. Когда он был пленником Османа Аталана, ему пришлось бежать рядом с лошадью своего мучителя. То, что начиналось как пытка, превратилось в удовольствие.

“Я им почти завидую, - сказал он.

Наззари хмуро взглянул на него, но ничего не сказал.

Они обсуждали вопросы обучения и дисциплины, пока три часа спустя сержант Ариам не вывел оставшихся солдат обратно на плац. Наззари официально завербовал их в итальянскую армию и отправил к интенданту за формой.

Остаток дня Пенрод провел на Рыночной площади, старательно завязывая дружеские отношения. Арабы были в восторге от того, что на их языке так свободно говорит белый человек, и Пенрод был уверен, что один или два из них могут оказаться полезными источниками информации.

Только много позже Пенрод обнаружил, что его слова о зависти к новобранцам Аскари распространились по белому населению колонии подобно лесному пожару. Жена генерала Альбертона публично заявила, что отдаст свои знаменитые жемчужины англичанину, если он сможет угнаться за новобранцами, и так часто повторяла это заявление, что генералу пришлось искать Пенрода в греческом кафе. Офицеры вытянулись по стойке смирно. Альбертоне жестом пригласил их вернуться на свои места и поклонился Пенроду.

“Прошу прощения за вызов моей жены, майор Баллантайн. Я уверен, что ваш комментарий был всего лишь праздным. Я с радостью объясню ей, что это замечание было сделано в шутку. Мы, итальянцы, тоже любим хвастаться. ”

За столом стало очень тихо. Пенрод внимательно изучал этого человека. Он уже знал, что Альбертоне не пользовался популярностью у своих офицеров, и полагал, что Баратьери тоже не слишком ценил его патрицианские взгляды. Если немного сократить генерала в размерах, то под видом дружеского спортивного Пари Пенрод мог бы приобрести новых друзей и побудить других более открыто делиться с ним своим мнением. Он был уверен, что многие из старших итальянских офицеров будут рады видеть, как эта самодовольная улыбка исчезает с лица генерала.

“Нисколько. Я с радостью принимаю ваше пари” - сказал Пенрод. “Скажем, завтра утром? ”

Генерал перестал улыбаться, но согласился и ушел под иронические возгласы. Пенрод допоздна сидел в кафе и свободно проводил время.

Когда на следующее утро Пенрод прибыл на плац-парад, там уже собралось все белое население города, и большая часть туземцев и торговцев тоже пришла посмотреть на эту забаву. Пенрод с удивлением слушал, как ему по-арабски объясняют шансы, когда он пробирался сквозь толпу. Пьетро назначил себя секундантом Пенрода и шагал впереди, демонстративно расчищая дорогу “сумасшедшему англичанину, который хочет умереть, бегая с Аскари”, как он выразился. Неудивительно, что эти шансы были не в пользу Пенрода. Он заметил в толпе владельца греческого кафе и поманил его к себе.

- Дружище, сделай для меня ставку. - Он вытащил золотой полуохотник, который дала ему Эмбер, и вложил его в руку мужчины. - Используй это как мою ставку, но будь очень осторожен. ”

“Ты хочешь, чтобы я держал пари, что ты будешь жить? - сказал мужчина и присвистнул, увидев качество часов.

“Что я закончу среди новобранцев” - резко ответил Пенрод. - " И помни, ни единой царапины, когда я вернусь".

Владелец кафе с сомнением посмотрел на него, но согласился, и Пенрод поблагодарил его, прежде чем удалиться в казарму, чтобы сменить форму на позаимствованные бриджи до колен, жилет с короткими рукавами и теннисные туфли, подаренные офицерами, которые делили с ним квартиру.

Он снова оказался на земле как раз вовремя, чтобы увидеть, как Наззари делает первую отсевку новобранцев этого дня. Он смотрел на нее с минуту, потом нахмурился и подошел ближе.

- Наззари, что ты делаешь? ”

Назарри сдвинул свои тяжелые брови и надул щеки. “Это мой долг, майор Баллантайн. ”

“Нет, это не так, - просто ответил Пенрод. “Тот последний человек, которого вы отослали, сейчас в самом расцвете сил, а этому парню, - он кивнул на одного из новобранцев, отобранных Наззари, - должно быть не меньше шестидесяти. Капитан Наззари, это не акт дружбы. Я настаиваю, чтобы вы выбрали людей, которые будут работать точно так же, как и в любой другой день. ”

“О, очень хорошо” - нахмурившись, сказал Наззари. “Но ты будешь мертв или унижен к концу дня, если я это сделаю. ”

Пенрод оглянулся на генерала Альбертона и его жену. Они выглядели гладкими и уверенными в себе в утреннем свете и стояли рядом с Баратьери, который казался более обеспокоенным. Без сомнения, он беспокоился о судьбе Пенрода и о том, что скажет по этому поводу Лусио. Время от времени он бросал раздраженные взгляды на Альбертона, и Пенрод был уверен, что его оценка отношений между этими двумя мужчинами была верной.

- Доверься мне, Наззари, - сказал он.

•••

Бегуны пустились в путь под громкие, хотя и довольно ироничные возгласы, новобранцы и сержант Ариам, как обычно, шли босиком. Большинство потенциальных новобранцев, казалось, больше всего забавляло общество Пенрода; белые люди, судя по их опыту, никогда не убегали. Один молодой человек с толстыми мускулистыми ногами, который бежал с сердитым горбом, попытался преградить ему путь, когда тропа сузилась на первом постепенном подъеме. Пенрод обошел его стороной, но через полмили догнал мужчину на углу, заставив его неуклюже споткнуться. Вскоре он бросил учебу, и остальные новобранцы больше не обращали на Пенрода никакого внимания, сосредоточившись на собственной выносливости.

На протяжении первых трех миль, неуклонно взбираясь с сухой равнины вокруг порта на холмы, мышцы Пенрода начали болеть. Это его не слишком беспокоило. Он привык к боли и верил, что она скоро пройдет, когда его тело начнет понимать, что ему от нее нужно. И он был прав. Еще через двадцать минут судороги и болезненность прошли, и он начал получать удовольствие. Он поднял голову и медленно втянул воздух в легкие, позволяя груди расшириться. Еще двое или трое потенциальных новобранцев уже сдались, но остальные, похоже, чувствовали себя вполне комфортно. Сержант Ариам оглянулся и, очевидно, пришел к тому же выводу, потому что ускорил шаг. Пенрод вспомнил, каково это-бежать вот так, и расслабился, даже набирая скорость. Дыхание человека рядом с ним стало прерывистым и прерывистым. Когда тропинка повернула, Пенрод оглянулся на плац. Они проехали уже около шести миль, медленно изгибаясь все выше и выше. Порт лежал далеко внизу, россыпь камней рядом с драгоценным блеском Красного моря. Сержант свернул на узкую тропинку, ведущую на север, и некоторое время Пенроду приходилось следить за дорогой, чтобы не поскользнуться.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒