«Нам с Джеем пришлось срочно уйти. Ты можешь извиниться за нас перед бабушкой? Надеюсь, она не сильно огорчится». 6 страница

Я вскакиваю с кровати и иду в ванную, чтобы взять оставленную там одежду. На меня обрушиваются, одно за другим, горячие воспоминания, и я одеваюсь в чертовски большой спешке. Моя футболка все еще лежит на стуле в спальне, и я возвращаюсь туда, чтобы забрать ее.

Поворачивая дверную ручку, чтобы уйти, я слышу, как Миа ворочается в постели. Оглянувшись, вижу, что она накрыла голову подушкой, поэтому не могу с уверенностью сказать, спит ли она.

— Спасибо, Джей, — доносится ее невнятный голос. — Ты лучший!

Ее голова опускается на подушку, а я стою в дверях, смотрю на нее и думаю, что не так нужно попрощаться с лучшей подругой. С подругой, с которой у тебя только что был секс. С той, кто говорит самые разрушительные вещи самым простейшим способом.

Ты лучший!

Я стараюсь таким быть. Она не имеет ни малейшего представления о том, как сильно я стараюсь.

***

Останавливаюсь возле почтового ящика, чтобы забрать свою почту, дорога от квартиры Миа до моей занимает всего пятнадцать минут. Я живу в небольшой однокомнатной квартире, которая занимает задний угол одноэтажного дома в тихом жилом районе. Припарковав свой грузовик на обочине, выхожу и иду по траве; кусты роз возле деревянных ворот ведут меня к моей двери.

Как только я узнал, где буду работать, то начал искать жилье недалеко от больницы, не желая тратить драгоценное свободное время на дорогу. Это место было идеальным, оно уже было меблировано, что явилось огромным плюсом для меня, так как я не горел желанием покупать мебель только для того, чтобы поставить ее в гараж, когда покину страну через нескольких лет.

Владельцы, Рон и Грейс — пожилая пара, решившие сдавать эту часть своего дома, так как это был единственный способ угнаться за ростом налога на имущество. Они долго не решались сдать квартиру в аренду молодому одинокому парню, опасаясь диких вечеринок и других махинаций, но, когда я сказал им, что собираюсь работать в больнице, и с моим рабочим графиком мне, просто нужно место для сна, они довольно быстро согласились.

И все сложилось хорошо. Я редко вижу их, и они почти не шумят, так что я могу спокойно поспать днем.

Думаю, что мог бы найти жилье и получше, если был бы готов терпеть соседа. Но мне этого не хотелось. Мой последний опыт совместного проживания отбил желание делать это снова. Нет, лично мне этот урод не сделал ничего плохого, но тот факт, что я был его соседом по комнате и другом целых три года, прежде чем узнал, какой он ублюдок, для меня все стало очевидно: рано или поздно все люди в твоей жизни разочаровывают тебя.

Первое, что я делаю, отперев дверь и войдя в свою квартиру, это открываю жалюзи и впускаю солнечный свет, освещая небольшое, но просторное помещение с незатейливой мебелью.

Я хочу принять душ, потому что те минуты, которые я провел в ванне Миа сегодня утром, определенно нельзя считать мытьем. Искра вожделения всплывает в памяти, и я понимаю, что на мне до сих пор ее запах, на моем лице и на моей коже, и я не хочу смывать его. Еще нет.

Сняв футболку, я бросаю ее на узкую кровать, а потом достаю бутылку воды из холодильника и сажусь на диван, чтобы просмотреть почту. Я выбрасываю листовки и другие рекламные объявления, отложив счет, чтобы заплатить позже.

Я беру последний конверт, на котором стоит мое имя и адрес, и штамп, на котором написано: «Переслано из Государственного исправительного учреждения».

Некоторое время держу конверт дрожащей рукой. Эти письма приходят раз в неделю, и я обычно выбрасываю их без раздумий. В последнее время это делать стало все труднее.

Я не открыл ни одного за двенадцать лет. Двенадцать раз по пятьдесят два… Именно столько писем я выбросил прямо в мусор. Раньше они были главным событием моей недели. С тринадцати лет, когда мой папа впервые попал в тюрьму, до того дня, через две недели после моего пятнадцатилетия, когда я сел за библиотечный компьютер, чтобы сделать домашнюю работу, так как у моей мамы его не было, и не вбил имя своего отца в строку веб-поиска.

Тогда и открылась правда.

До этого дня он был моим героем, и я любил его безоговорочно. Не важно, что его почти никогда не было рядом. Те редкие случаи, когда он приходил домой, были моими самыми счастливыми воспоминаниями. Он брал меня на пляж и учил серфингу. Мы ходили в кино, где он всегда покупал мне самый большой попкорн и самый большой напиток и, когда мне срочно надо было в уборную посреди фильма, он не бесился, как моя мама.

Он пару раз позволял мне пропустить школу, чтобы съездить в Диснейлэнд на весь день. И, всякий раз, когда был в городе, во время бейсбольного сезона, мы ходили смотреть на игру «Ангелов» (прим. ред.: Los Angeles Angels – профессиональныйбейсбольныйклуб ) . Однажды он купил билеты в первом ряду, и он, в самом конце поймал мяч, улетевший на трибуны. Я помню, как был взбудоражен. Он подарил мне этот мяч, и я дорожил им больше, чем Nintendo 64 (прим. пер.: игровая приставка), которую он прислал мне на день рождения, и больше, чем Adidas Superstars (прим. пер.: модель кроссовок), которые он купил мне просто так.

***

Только став взрослым, я понял, что он, вероятно, оплачивал большую часть этого, деньгами от продажи наркотиков. И только став взрослым, я понял, что ему, наверное, проще быть веселым, любимым родителем всего две — три недели в году.

Не то, чтоб я пытался оправдать поведение матери. Конечно, даже без аттестата о среднем образовании, вечно отсутствующим наркозависимым мужем и ребенком, о котором необходимо заботиться, ей определенно приходилось нелегко. Но это не оправдывает то, что она спокойно отправлялась на вечеринки, оставляя меня на произвол судьбы. Сколько себя помню, я никогда не слышал от нее доброго слова, кроме того, что я ничего не стоящий кусок дерьма, разрушивший ее жизнь.

Никогда, ни разу я не слышал, чтобы она говорила что-то плохое о своем муже. Она всегда говорила мне, что он уехал на строительные работы и усердно работал, чтобы поддерживать семью. Никогда не задумываясь о том, что, скорее всего, большая часть этих денег была просто пропита, прокурена и т. д.

Положив ноги на журнальный столик, я еще раз посмотрел на конверт. И почувствовал усталость, внезапно обрушившуюся на меня.

Мать до сих пор считает, что он невиновен. До сих пор она не признает, что преступление, о котором она рассказала мне, не единственное, в котором его обвиняют. Они вломились в дом, когда никого не было. Никто не пострадал. Она много приукрашивала. Иногда, моего папу специально подставляли его же приятели. Иногда, она утверждала, что он даже не был на месте преступления и был опознан по ошибке.

Я до сих пор не уверен, бредила ли она или просто нагло лгала.

Единственная причина, откуда у моего отца есть мой адрес, это то, что она дала ему его, и именно поэтому у меня есть почтовый ящик, потому что я не хочу, чтобы кто-то еще узнал, где я живу. Может быть, когда-нибудь я наконец, изменю свой телефонный номер, чтобы забыть о них раз и навсегда. Мать звонит только пару раз в год, как правило, чтобы «одолжить» денег, но почему я позволяю ей появляться в моей жизни? Я не обязан ей ничем.

И вот, наконец я открываю его письмо, спустя столько времени. Почему я делаю это? Мне недостаточно сложностей в жизни?

Может быть, это просто интерес. Мне любопытно, о чем он думает. Чисто спортивный интерес.

Это, безусловно, не стоит того. Поднявшись, я собираю в кучу мусор и иду на кухню, чтобы выбросить его вместе с письмом моего отца. С бейсбольным мячом я поступил точно также, в тот же день, когда узнал правду. Я выбросил его в мусор и ни на минуту не сожалел об этом.

Миа ничего об этом не знает. Ни про моих родителей, ни про то, что я совершил несколько серьезных плохих проступков, когда узнал все про своего отца и это повлекло за собой нехорошие последствия.

Теперь, когда мы переспали, я чувствую, что не должен ей врать. Но говорить об этом дерьме сейчас, после всех этих лет… Нет, я не смогу этого сделать. Одна только мысль об этом вызывает тошноту.

Я иду к шкафу рядом с кроватью, чтобы взять спортивную одежду для тренировки. Если я не схожу в спортзал сегодня, то это напряжение добром не кончится. И ближайшие две недели ночных смен вымотают меня.

Секс тоже может помочь. Когда мы с Миа снова увидимся? Хочется написать ей сообщение и спросить, можно ли заехать сегодня вечером перед работой, но это не годится. Это нехорошо.

Проверив телефон, я вижу сообщение от Джоша, друга из мед. школы: «Не хотел бы размяться сегодня вечером? 6: 00 в OC Фитнес».

Я немедленно отвечаю согласием.

Баскетбол с ребятами кажется более разумной идеей, чем бежать к Миа и смотреть на нее влюбленными щенячьими глазами.

Глава 10

Миа

— Не хочешь сходить пообедать? —рядом со мной раздается веселый голос Анджелы, я поднимаю голову и вижу, что она стоит, опершись на мой стол, засунув руки в карманы розовой футболки. Она вопросительно приподнимает безукоризненные брови, пока зубы и челюсти усердно работают над жвачкой.

— Конечно. Дай мне минутку. — отвечаю ей. И, после того, как она кивает, заканчиваю распечатывать рецепт для последнего пациента. Мы с Анджелой обычно выбираемся на обед по средам, отмечая середину недели.

Я не видела Джея и ничего не слышала от него с пятницы. Четыре дня не было ни весточки, и я понятия не имею, сколько еще это будет продолжаться. Потому что я решила подождать, пока он сделает следующий шаг. Это казалось самым лучшим решением. Будто это поможет мне понять, что он, на самом деле, чувствует по поводу того, что произошло, между нами.

До сих пор эффективность этого плана была нулевой.

Это действительно трудно противостоять искушению написать или позвонить ему. Я ловлю себя несколько раз в день с телефоном в руках, когда набираю ему сообщение, чтобы поделиться с ним чем-то забавным, или раздражающим, или странным. Затем останавливаю себя и вспоминаю, что не уверена в том, что происходит сейчас с нами. Сообщения «ни о чем» в данной ситуации не подходят. Там, где раньше была наша легкая, уютная дружба, теперь пропасть неопределенности

Что, если он никогда не позвонит мне снова? По логике вещей я знаю, что это маловероятно, но, тем не менее, боюсь в глубине души.

Закончив работу, хватаю синий кардиган со спинки офисного стула и надеваю его и выхожу из кабинета в поисках Анджелы. Она стоит возле стойки регистрации, беседуя с Дианой. Зал ожидания пуст, офис закрывается на обед с полудня и до часа дня.

Мы идем по коридорам, где на зеленых стенах развешаны тематические плакаты для беременных, проходим мимо кабинетов врачей и комнаты отдыха. На стоянке Анджела направляется прямо к своей белой Honda CRV, так что я иду за ней. Когда мы обедаем вместе, то водим машину по очереди, но я не могу вспомнить, чья очередь была в прошлый раз, хотя, думаю, что это не имеет значения.

— Хорошо, куда? — Спрашивает она, как только мы садимся в машину и пристегиваем ремни безопасности.

— «Бланка»? — предлагаю я, — Не отказалась бы от мексиканской кухни.

— О, да, — отвечает Анджела, включая зажигание. — Буррито, прямо сейчас, звучит очень неплохо.

Она выворачивает руль, выезжая со стоянки и выглядя при этом очень сконцентрированной. Анджела, как всегда, выглядит, будто с обложки журнала. Даже ее волосы, собранные по бокам и окрашенные в глубокий, ярко рыжий цвет, выглядят потрясающе.

Я всегда завидовала такому типу женщин, которые наносят много макияжа, умудряясь при этом выглядеть естественно. Всякий раз, когда я так крашусь, в конечном итоге, выгляжу как дешевая подделка куклы Барби. Так что я обычно по утрам просто наношу тушь на ресницы и иду по делам. Преимущество заключается в том, что, то время, которое мне было бы необходимо потратить перед зеркалом, я трачу на сон.

Дорога до ресторана занимает несколько минут, и мы болтаем о работе. В частности, о докторе Крейн, которая улетела на конференцию в Чикаго, о чем даже не удосужилась упомянуть на прошлой неделе. И нам теперь надо решить, что делать с пациентами в ее отсутствие.

— Я считаю, — ворчит Анджела, поворачивая налево, — что она могла бы и предупредить заранее. Ты должна узнавать о таких вещах не позднее, чем за месяц. Она, должно быть, думает, что ты сидишь и ковыряешься в носу весь день, и у тебя достаточно времени, чтобы принять еще и ее пациентов.

Это правда. Я работаю в большом и популярном центре акушерства и гинекологии. В штате пять врачей и три практикующие медсестры; и, несмотря на это, нагрузка невелика. Доктор Крэйн единственная, кто постоянно обостряет обстановку своим высокомерным эго.

— Я в порядке, — говорю я, пожимая плечами. — По крайней мере, моя рука почти полностью восстановилась. — С травмой было проблематично работать на прошлой неделе, и мне повезло, что коллеги, сочувствовали мне и помогали.

Анджела въезжает на парковку торгового центра, где находится «Бланка», нам приходится долго искать свободное место. Припарковавшись, мы спешим к небольшому ресторану с простой черно-белой вывеской.

Как только мы оказываемся внутри, на нас обрушиваются ароматы непередаваемой смеси приправленного мяса, тортильи, и специй: чеснока, тмина и кинзы. Мой желудок урчит, а рот наполняется слюной. Я никогда не смогу жить там, где не готовят хорошую мексиканскую еду.

Мы выстаиваем очередь из пяти человек. К счастью, она движется быстро. После оформления заказа наливаем себе воду со льдом и ищем место, чтобы присесть. Все столики внутри заняты, но есть парочка свободных на улице.

— Давай мне чек, — говорит Анжела, протягивая мне свой стакан. — А ты иди и займи нам столик. Я дождусь заказ.

Я выхожу на улицу и присаживаюсь на один из алюминиевых стульев, поставив стаканы и положив салфетки на стол. На улице стоит очень хорошая погода, что удивительно для апреля, но без кардигана, я бы определенно замерзла. Вокруг автомобили замедляют движение перед лежачим полицейским, а затем снова летят по дороге, как будто участвуя в гонке.

Мой телефон начинает звонить, я достаю его из сумочки и смотрю на экран. Это моя бабушка. — Привет, бабуль!

— О, ты там, — ее голос на другом конце звучит несколько удивленно. — Думала, что попаду на голосовую почту.

Я хихикаю:

— Могу повесить трубку, и ты можешь перезвонить.

Она фыркает.

— Очень смешно, Миа.

— Я на обеденном перерыве, — объясняю ей. — Что случилось?

— Меня выписали из больницы.

Облегченно вздыхаю. Я разговаривала и переписывалась с ней каждый день, и она уверяла меня, что чувствует себя прекрасно.

— Это здорово, — говорю я, а потом шучу, — теперь ты снова станешь для мамы занозой в заднице.

— О, я уже на пути к этому, сладкая, — отвечает бабушка самодовольным тоном. — Я сказала ей, что хочу отметить день рождения, в конце концов. С размахом, пригласив всю семью, друзей, соседей. Я составила список, и в нем более ста человек. В больнице было так скучно.

— И ты попросила маму подготовить все это? — Я тянусь к стакану и делаю глоток воды.

— О, нет, она добровольно вызвалась. Хотя, голос у нее был грустный, — говорит бабушка с усмешкой.

Я качаю головой. Отношения мамы и бабушки всегда были немного напряженными. Помимо очевидной причины — кого мой папа любит больше — жену или мать — проблема заключается в том, что они слишком похожи. Обе независимые, с железной волей, целеустремленные, и это слишком часто становится причиной конфликтов.

— Так что, когда состоится великое событие? — Спрашиваю я.

— Первые выходные мая — отвечает она. — Твоя мама уже забронировала загородный клуб, но у них было свободно только в пятницу вечером. Так что, совсем скоро.

— Звучит превосходно. Я обязательно приеду. — Я могу с легкостью пообещать ей это, потому что на тот же уикэнд мы уже планировали небольшой сюрприз для нее. Я собиралась приехать в пятницу утром. И заранее сообщила администратору Диане, что мне нужен выходной в этот день.

— Отлично. — Бабушка медлит, и мне кажется, что она пытается что-то еще сказать и, в конце концов, добавляет: — Приглашение на твоего красивого молодого врача, конечно, тоже распространяется.

Мое сердце замирает. — Джея?

— Ну, да. — Голос бабушки звучит резко и дразняще. — Скольких красивых молодых врачей ты знаешь?

— Ты, действительно, хочешь знать? — Я игриво отвечаю, хотя мне не так уж легко собраться.

Я не могу выбросить из головы слово «твой». Действительно ли Джей мой? Я не знаю. Хотя, мне нравится, как это звучит. Я бы так могла представлять его людям при знакомстве. Он мой... кто? Несколько недель назад я бы сказала друг. Теперь я не знаю, как назвать его, потому что он больше не просто друг. Он больше, чем друг. Мы больше, чем друзья.

Если я когда-нибудь увижу его снова.

— Хорошо, — говорю бабушке. — Он, правда, может быть занят на работе, но я спрошу его.

Мы прощаемся, и я кладу трубку, когда Анджела выходит из ресторана и направляется к нашему столику. Она ставит поднос на стол и садится.

Я беру тарелку, хватаю буррито обеими руками и откусываю большой кусок. Такой пряный, так чертовски восхитительный. Я могу наслаждаться всем сразу: нежной сальсой, гуакамоле и сыром, и не могу удержаться, чтобы не закрыть глаза на секунду и просто наслаждаться.

Моя семья знает Джея достаточно хорошо. Это странно? На протяжении многих лет я часто приглашала его, когда уезжала на каникулы домой. Первый раз, это было во время моего последнего года в колледже и его второго курса в медицинской школе. Я предложила ему поехать со мной, потому что чувствовала себя неуютно, думая, что он проведет День Благодарения в одиночестве.

Он сказал мне, что не планировал провести праздник с семьей, и когда стал уточнять причину, мне стало ясно — он не хочет говорить об этом. На протяжении многих лет я пыталась выведать хоть что-нибудь о его семье, но всегда безуспешно. Если бы он послал меня из-за моего назойливого любопытства еще тогда, он был не сводил меня с ума сейчас.

Я не приглашала его только лишь из сочувствия, ведь всем действительно нравится, когда он приезжает. Включая меня.

Хорошо, особенно мне.

Я уверена, что моя бабушка всегда считала, его моим бойфрендом. Может быть, это из-за того, что она старой закалки и не может понять, как у женщины может быть друг мужского пола.

На самом деле, это не про нее. Скорее, она не понимает, как я могу быть только друзьями с этим «хорошим мальчиком» и «красивым врачом». В любом случае, она думает так.

— Хорошо, — говорит Анджела, принимаясь за буррито. — Рассказывай, кто он?

— Ты про кого? — Соус капает с уголка моего рта, и я вытираю его салфеткой.

Она одаривает меня самодовольной улыбкой. — Парень, о котором ты думаешь с мечтательным видом и отвлекаешься в последние несколько дней. Это мужчина, не так ли? Если ты, конечно, не подсела на наркотики, которые выписывали тебе от боли в руке.

Я не ожидала, что это станет темой для разговора. Решив ускользнуть от ответа, я говорю:

— Я принимала обезболивающее только один раз в первую ночь.

— Ну и? — Она подмигивает. — Рассказывай уже.

Я смущаюсь, и набиваю полный рот рисом. Анджела любит обсуждать сексуальную жизнь людей, особенно свою собственную. Она всего на четыре года старше меня, у нее двое детей, дважды разведена, и любит рассказывать всем об этом. Она любит выставлять «грязное белье» на всеобщее обозрение. Она носит его с гордостью, как боевые шрамы.

Дело в том, независимо от того, как бесцеремонно она говорит о своем прошлом, я знаю, сколько ей пришлось перенести душевной боли, которую она прячет за всеми этими дерзкими словами. Ей тридцать лет, она мать—одиночка с двумя детьми. Это должно быть намного сложнее, чем она показывает.

Так почему бы не сказать ей? Если есть кто-то, кто не осудит меня, то это Анджела.

Я заканчиваю жевать и делаю глоток воды. Затем несколько неохотно признаюсь:

— Это... Джей.

— Джей? — Анджела перестает есть. — Тот великолепный парень, которого ты держишь рядом, настаивая, что он только твой друг?

Я киваю.

— О, Боже мой! — Она выдыхает с ухмылкой. — Ну, наконец—то!

— Наконец—то? — спрашиваю я раздраженно. — Серьезно?

Закатив глаза, она указывает розовым ногтем на меня и говорит:

— У тебя на лице все написано, Уотерс. Ты знаешь это? Обрати внимание, когда я постоянно говорю тебе, что ищу нового мальчика на одну ночь и прошу познакомить меня с ним. Я делаю это потому, что весело наблюдать, как тебя это бесит. И как ужасно ты пытаешься это скрыть.

— Потому что Джей — не игрушка. — Я хмурюсь, глядя на нее, когда тепло разливается по моей груди, и краснеют щеки. Действительно ли я настолько предсказуема? Сколько еще людей тайно считают, что у меня есть чувства к Джею? Бля…

Положив свою вилку, Анджела берет стакан, откидывается назад и потягивает воду. С ухмылкой она продолжает:

— Я могла бы попробовать заставить его хотеть быть таким.

— Да, я в этом сомневаюсь. Без обид, но он, на самом деле, не любит играть. — Я откусываю мясо от моего буррито.

Она садится прямо и снова начинает есть. — Итак, что случилось? Вы встречаетесь? Спите? Что?

Я смотрю на нее и пожимаю плечами. — Это просто секс, скажем так. Секс по дружбе.

Анджела останавливается с вилкой на полпути ко рту. Ее взгляд полон удивления. — Так что, он теперь твоя игрушка? Ты украла мою идею?

Ни в коем случае! Это не так вообще. Но я не знаю, как ей объяснить.

— Это не круто, Миа, — говорит она с притворным неодобрением. — Совсем не круто.

Я смеюсь. Как еще я должна ответить? Моя пища вдруг совершенно теряет вкус и я, бросив вилку, отодвигаю тарелку в сторону.

— Хорошо, еще один вопрос, — говорит Анджела, склонившись над столом и понижая голос до шепота. — По десятибалльной шкале насколько он хорош?

— М-м-м. — Натягиваю улыбку и притворяюсь, что обдумываю. Внутри все переворачивается. Говорить об этом было плохой идеей.

— Семь с половиной? — Я лгу, потому что Джей определенно заслуживает десять. Умопомрачительно, крышесносно, идеально, однозначно десять.

Хватаясь за сердце, Анджела падает на спинку стула, симулируя шок. — Серьезно?

— Думаю, мне следует оставить ему место для роста. — Становится не по себе так подшучивать, но я не знаю, как изменить тему, чтобы не показаться грубой.

— Да я просто уверена, что у него нет каких-либо проблем с ростом. — Она задумчиво вздыхает. — О, говоря об этом, я устраиваю закрытую вечеринку на Синко-де-Майо для моей подруги Рэйчел. Ты должна прийти.

— Закрытую? — спрашиваю я, радуясь, что она сменила тему.

— Ты никогда не слышала о таком? О, Боже, ты многое потеряла! Это обычная вечеринка, но с секс-игрушками. Будет весело. Тебе понравится.

— Хорошо. — Накануне поездки на север на вечеринку бабушки, но это не имеет значения. Если там будет алкоголь, я просто не буду пить, ну, или совсем немного. — Я приеду.

Мы заканчиваем с обедом и отправляемся обратно на работу. Всю дорогу я пытаюсь придумать, как попросить Джея поехать со мной к бабушке. Несколько недель назад, это не было бы проблемой, но теперь все изменилось. Я поняла, что, на самом деле, не хочу спрашивать его. Потому что знаю, это покажется ему странным, и он начнет задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать.

Опять же, может быть, это бессмысленно, так как, возможно, он решил исчезнуть из моей жизни.

Внезапно, идея пригласить его на вечеринку моей бабушки, не кажется такой уж ужасной. Условно говоря.

Анджела припарковывается у задней части нашего здания и выключает зажигание. Я смотрю на свой телефон. Десять минут до конца обеденного перерыва.

— Почему секс по дружбе? — Она смотрит на меня.

Я мысленно стону. Я должна была догадаться, что она так просто не отстанет. Пытаясь отвлечь ее, отвечаю:

— Ты хочешь заполучить его?

Ее губы вытягиваются.

— Не хочу.

Я стою, раскрыв рот. Но она смотрит на меня так долго, что, наконец, сдаюсь и спрашиваю:

— Что?

— Ты говоришь совсем, как я. А это почему? — Ее глаза теперь стали серьезными. — Кем он был? Парень в средней школе?

Хорошо, хорошо. Я могу притворяться, что понятия не имею, о чем она говорит, но это бессмысленно. Со вздохом я признаюсь:

— Колледж.

— Что он сделал?

— Изменял мне. С Сарой Френч. Застенчивой, тихой, краснеющей Сарой. — Я крепко сжимаю ручки моей сумочки.

— Все так плохо, да? — Спрашивает Анджела необыкновенно мягким голосом.

Я киваю.

— Он был моим первым... во всем. Первый серьезный парень. Он первый, в кого я влюбилась. На самом деле, влюбилась. Со всем этим: «жили долго и счастливо и умерли в один день». Я думала, что нашла свою вторую половинку. А еще я отдала ему свою девственность. И он сделал тот раз идеальным — ничего общего со страшилками о первом разе.

Анджела громко вздохнула и отстегнула ремень безопасности.

— Ну, я бы тебе сказала, что нет причин унывать, и была бы права. Но я не тот человек, чтобы говорить это тебе.

Я смотрю ей в глаза. Она улыбается мне, и я улыбаюсь в ответ и говорю:

— Спасибо.

Если бы нам не нужно было возвращаться на работу прямо сейчас, она, вероятно, хотела бы узнать подробности. Надеюсь, что в наш следующий обеденный перерыв она забудет об этом. И причина этому не потому, что мне слишком больно, чтобы говорить об этом. Я не хочу обсуждать Мэтта Нолана, потому что я никогда не вспоминаю о нем, я не рассказываю о нем, и он не имеет ничего общего с моей жизнью в данный момент.

Джей неправильно думает по этому поводу, и теперь Анджела тоже так думает.

***

— Как вы себя чувствуете сегодня, Триша? — спрашиваю я, входя с ноутбуком в смотровую комнату, с мягкими пастельными стенами, увешанными фотографиями новорожденных и информационными плакатами о противозачаточных средствах и ЗППП.

Пациентка доктора Крейн с повышенным уровнем риска, Триша Майклсон, пришла на прием на тридцать седьмой неделе беременности. Это женщина, лет сорока, с миленьким личиком и светлыми волосами до плеч. Она ждет осмотра, положив руку на огромный живот, а другой рукой придерживает накидку, завернутую от талии до колен.

— О, просто прекрасно, — отвечает она с легким сарказмом, пока я закрываю за собой дверь.

Я сочувственно улыбаюсь ей, прежде чем установить компьютер на столе.

— Последние несколько недель очень сложные, но у вас практически все позади.

— Я знаю, — говорит она, пока я изучаю ее карту, попутно вытаскивая пару латексных перчаток из коробки на столе.

— Он почти не брыкается сегодня. Приятно немного отдохнуть от этого. и все же, он сидел на моем мочевом пузыре все время...

— Да, у ребенка остается все меньше места, чтобы двигаться, так что если он начинает двигаться немного меньше, это совершенно нормально, — я успокаиваю ее, просматривая данные, которые записала медсестра доктора Крейн, Эмили. Вес Триши, артериальное давление, температура и анализ мочи выглядят прекрасно.

Натянув перчатки, я мысленно вспоминаю, что необходимо делать в тридцать семь недель пренатального обследования: измерить высоту дна матки, прослушать сердцебиение, оценить положение ребенка, выполнить гинекологический осмотр, чтобы проверить шейку матки пациентки и взять мазки для проверки на наличие стрептококков. Все просто. Ее возраст является единственной причиной, почему Триша считается пациентом группы риска, но до сих пор ее беременность протекала без осложнений.

У меня нет диплома акушера, и я недавно работаю в гинекологии. Ничего не имея против акушерства в общем, ведь я целый год проработала в этой сфере и получила очень полезный опыт, но у меня нет никакого интереса к работе, где я в любой момент дня и ночи должна быть готова к вызову на роды. Я хочу, выходя с работы, наслаждаться свободным временем.

— Хорошо, — Поддерживая Тришу под локоть, я помогаю ей разместиться на кушетке.

— В прошлый раз доктор Крейн говорила что-то о стимуляции, — говорит она, пока я поднимаю ее черную рубашку вверх. — Она настаивала на этом.

Измеряя обхват живота, я стискиваю зубы, обдумывая ответ. Я бы просто попросила ее не обращать внимания на запугивания доктора Крейн, которая торопит события без всякой причины, кроме риска прерывания ее теннисных матчей в выходные.

Так как это не мое дело, давать такие советы, и я пожалею, если вмешаюсь, то говорю Трише тоном, который, я надеюсь, звучит убедительно, — Да, она любит перестраховываться, особенно с пациентами с высоким риском. Я уверена, что она будет предлагать это и на следующей неделе.

После всех измерений я беру fetal Doppler (прим. ред.: ультразвуковое устройство для обнаружения и мониторинга сердцебиения плода у беременной женщины), выжимаю гель для УЗИ и помещаю зонд прямо посередине живота. Медленно начинаю водить его вверх к ее пупку и по сторонам, ища сердцебиение. Все, что я слышу, это свистящий статический шум. Я перемещаю зонд, но до сих пор ничего не слышно — ни звука кровотока, ни свистящего плацентарного звука. Сердцебиения нет.

Мое собственное сердце болезненно замирает. Нет, это не то. Я просто делаю что-то неправильно. Однозначно.

Я смотрю на лицо Триши. Она наблюдает за мной. Ее глаза округляются, во взгляде повисают невысказанные вопросы. В груди защемило. Я заставляю себя улыбнуться, надеясь, что улыбка получилась достаточно реалистичной.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒