|
|||
POV Стас. POV Настя. Эпилог. POV Стас. POV НастяЭпилог
POV Стас
Она волнуется. Очень. Это видно по тому, как прямит напряженные плечи, как хмурит брови и поправляет волосы. Как вздыхает, поглядывая на дверь аудитории, прижимая к груди папку с презентацией своего проекта Экспоцентра. Я смотрю на нее со стороны и не могу не восхититься своим Эльфом. Интересно, видит ли кто‑ нибудь еще, какие живые и необыкновенно чистые у нее глаза? Какая гибкая талия и высокая грудь? Какая она у меня нежная и красивая в новом платье и на каблуках. Да, знаю, я влюбленный дурак, но наблюдать за своей девушкой в кругу ее однокурсников, где полно парней, приходится острым взглядом. – Настя, – я обнимаю Эльфа, мягко привлекая к себе за талию, – перестань волноваться. Ты много работала, у тебя все получится. Выдохни, слышишь, – целую ее в лоб. – И соберись! Не дай конкурентам обойти твою неуверенность. – Думаешь? – она поднимает лицо и с сомнением вздыхает. – Ох, Стас, если бы можно было путешествовать во времени, я бы закрыла глаза и открыла, когда уже все позади. Говорят, декан пригласил всех ведущих архитекторов города. Даже Брагинский будет. О Дмитрии Ясминове я вообще молчу. – Представь, что его просто нет. Для тебя никогда не было и не будет. Покажи всем, какая ты у меня умница и перспективный специалист. Утри им нос, Эльф, – склоняюсь к ее уху, – а я тебя вознагражу и расслаблю. Обещаю. Сделаю все, что хочешь. М‑ м, моя вкусная… На ее щеках появляется смущение, а на губах улыбка. Такая она еще красивее, и сердце ноет, не желая ее отпускать от себя и на шаг. Вот и хорошо, отвлеклась. Через некоторое время настает момент заходить в аудиторию с другими студентами, и я желаю Эльфу удачи. Сажусь на подоконник с намерением ждать. Наверняка защита проектов затянется не на один час, конкурсантов много, но все равно не могу отойти от аудитории. С некоторого времени в моей жизни мало приоритетов, и Эльф в ней под первым номером. – Стас? Привет. Марина Воропаева. Остановилась напротив меня, смотрит с удивленной улыбкой. Симпатичная блондинка, к которой я навсегда останусь равнодушен. – Как неожиданно тебя здесь встретить, Фролов. Давно не виделись. Ты ведь на преддипломной? – Да. Действительно давно. Привет, Марина. Как дела? – спрашиваю больше из вежливости, чем мне на самом деле это интересно. – Не очень, – пожимает девушка плечами. – С учебой не ладится, Петька вот бросил, а теперь еще и женился. Да ты, наверное, и сам слышал. – Слышал, – соглашаюсь. – Даже на свадьбе был. Но ты ведь всегда знала, по ком он сох еще со школы, разве нет? Об этом не знал только ленивый. Впрочем, как и о твоем споре, что Збруев год будет с тобой. Вы действительно были вместе довольно долго, так что спор ты выиграла. Маринка не смущается. Только не передо мной. – Петька вот не знал, и не узнал. Я привыкла к нему, с ним было очень удобно. И потом, я не виновата, что Дашка тогда ушла с тем парнем, а нам с девчонками было скучно. Я только попросила Богдана помочь. Если честно, я скорее была уверена, что ничего не получится, а видишь, как… Можешь осуждать меня, Фролов, но мне хотелось быть счастливой. Чтобы меня кто‑ то любил вот так же сильно и преданно. Не получилось, теперь расплачиваюсь. Мы знакомы с Воропаевой достаточно давно, чтобы быть друг с другом предельно честными. – Странно, Марина, что ты вообще сочла такой обмен возможным и так долго обманывала себя. – Ты ошибаешься, Стас, – улыбается девушка. У нас с ней есть что вспомнить, и улыбка не выходит доброй. – Себя я никогда не обманывала, не думай. Странно другое. Кто‑ то по кому‑ то сох в школе, а кто‑ то кого‑ то ненавидел. Я еще помню, как ты ненавидел свою сводную сестру, а теперь все только и говорят о том, что вас с ней скоро можно будет поздравить. – Да, было дело. Жизнь вообще странная штука. Но ты же не думаешь, Марина, что я сейчас выверну перед тобой душу? – Нет, конечно. Не настолько я наивна, Стас, чтобы поверить в то, что ты изменился. Просто мы уезжаем, если ты слышал, увидела тебя, и вдруг захотелось хоть немного откровенности. Я до сих пор верю, что если бы в ту зиму твой отчим не привез к вам в дом свою дочь, в моей жизни все сложилось бы по‑ другому. Она не произносит это, смотрит с неясной надеждой, но я понимаю ее и без слов. Нет, я бы все равно никогда не был с ней, но даже страшно подумать, как бы жил, если бы однажды в мою жизнь не вошла худенькая синеглазая девчонка. Я плохой актер, но мне приходится сделать вид, что удивился: – Марина, ты уверена, что хочешь говорить со мной именно об этом? Ничего не изменилось бы, и ты это знаешь. – Скажи, Стас, ты хоть о чем‑ нибудь жалеешь, что касается нас с тобой? Ну, это не сложно, и я честно отвечаю: – Да, Марина. А ты? – смотрю на нее пристально, вспоминая травму Эльфа, вспоминая Збруева, и она понимает. Но вместо ответа разворачивается и уходит по коридору, медленно отрывая взгляд от моего лица, заставляя смотреть ей вслед. Девушке, которая еще, возможно, станет счастливой.
Мой Эльф выходит из аудитории в числе последних студентов – смущенная, взволнованная и раскрасневшаяся. Идет ко мне, не глядя ни на кого, тихо подходит, замедляясь в шагах, и вдруг расцветает в лице, крепко обнимая за шею. – Стас, мой проект победил. Победил, представляешь! Я так рада! Все остались довольны моей работой, и этот Дмитрий ничего не мог сказать. Ничего! А теперь сам Брагинский предложил мне практику в своем архитектурном бюро. Его же знают даже за границей! Стас, это чудо! Я до сих пор не верю! Она тянется к моим губам, и я подхватываю ее – радостную и счастливую, чтобы поцеловать. – Это ты победила, Настя! Это ты – чудо! Я не сомневался в тебе и минуты! Ты у меня еще станешь самым известным архитектором, и я буду тобой гордиться! Ну что, звоним маме Гале? Они с Батей тоже ждут новостей. Эльф улыбается и кивает: – Звоним! – Стас, – окликает после разговора, когда я помогаю ей одеться. – Она была там, в аудитории. – Кто? – Эмма Леонидовна. – Мегера с регалиями? – удивляюсь, чувствуя, что эта новость заставляет меня напрячься. – Хм. И какого черта делала? Эльф грустно вздыхает, оглядываясь на двери. – Я ее не сразу заметила, не до того было, чтобы рассматривать всех присутствующих. А когда заметила… Сначала она сидела как королева. Я даже испугалась, что вмешается. – А потом? – А потом мне показалось, что плакала. Но я не уверена, нужно было защищать проект, и я постаралась абстрагироваться – все это не очень приятно. Особенно после ее визита к нам. – Странно, что она пришла посмотреть на внучку, которая, по ее словам погибла, и после того, как обругала ее семью. – Знаешь, мне стало эту Эмму даже жаль. Она сидела одна. Мы ведь ничего о ней не знаем. Может быть, ее сын прав и она действительно не такой уж монстр? – Ну, предположим, характер у нее все равно той еще стервы. Но о Фроловых она зубы сточит даже вставные, так что бояться ее не стоит. Если хочешь, мы можем к ней подойти. – Я не знаю, Стас, – Эльф поднимает на меня свои невозможно‑ синие глаза. – Не уверена, хочу ли. Сейчас еще не уверена, но мне не все равно, понимаешь? Понимаю. Мне кажется, я чувствую эту девушку лучше, чем самого себя. Мегера сама окликает внучку, незаметно подойдя со спины, остановившись в нескольких шагах от нас. – Настя… Смотрит на Эльфа с такой тоской в глазах, что даже мне становится больно от ее взгляда, больше похожего на безмолвное покаяние. Сейчас перед нами не та женщина, что однажды пришла в наш дом, – другая. И эта Эмма – сломленная – действительно вызывает жалость. Она суетливо поправляет шаль на шее, мнет у груди сумочку, доставая из нее вместе с перчатками пухлый конверт. – Настенька, девочка, возьми, – подходит ближе, протягивая конверт перед собой. – Я знаю, что у вас со Стасом скоро свадьба. Пожалуйста, не отказывайся, это от всей души! Я очень горда за тебя, внучка. – Нет, – отрезаю я, притягивая к себе Эльфа, и рука женщины неожиданно вздрагивает, роняя конверт. Но она тут же поднимает его, чтобы вновь протянуть. – Это не деньги. Не только деньги. Стас, пожалуйста, это наш с Николаем подарок вам на свадьбу. Насте на свадьбу. Здесь цепочка с кулоном и серьги. Я когда‑ то для Ани купила, но дочка так и не надела. Пожалуйста, дети, примите и простите меня… Она вкладывает конверт в руку внучки, совершенно растерявшейся от ее слов, и уходит. Но Настя не была бы сама собой, если бы не окликнула старуху. – Эмма Леонидовна! В следующую субботу у нас свадьба! Если мы пришлем приглашение – вы придете? Вместе с сыном? Кажется, я до сих пор не знаю, есть ли у Николая семья, чтобы пригласить… – Нет, никого. – Только я сначала спрошу у отца. У женщины отражается гамма чувств на лице, и одно из них я не могу спутать ни с каким другим. Я сам чувствую глубокую любовь к Эльфу. – Я сама позвоню Григорию, внучка. Поверь, так будет лучше.
– Настя. – Ум‑ м? – Что ты делаешь? – Собираюсь позавтракать… Я так сильно голодна, что сейчас тебя съем! Она подходит со спины и обвивает руками мою талию. Прикоснувшись голой грудью, игриво кусает за лопатку. Я стою в ванной комнате напротив зеркала и замираю с бритвой в руке, встречая ее пальцы на своем животе. – М‑ м, какие твердые кубики у этого парня. Так вот вы какой, мистер Совершенство? Один, второй, третий… Завтрак для Эльфа, обед, ужин… десерт… – она целует мою шею, касается губами плеча. Поглаживая живот, пробирается пальчиками под резинку боксеров, и у меня в который раз обрывается дыхание. – Настя, осторожно, – честно предупреждаю свою девочку, расплываясь в улыбке. – Мы проспали. Если ты опоздаешь в университет… – И что же будет? – Эльф поднимается на носочках, чтобы куснуть меня за ухо. – Пропустишь важную лекцию или какой‑ нибудь чертов коллоквиум. – Пусть. – Не сдашь зачет и отрастишь хвосты. – Ничего, справлюсь. – Будешь зубрить и не спать ночами. – Подумаешь, – прижимается щекой к спине. – Кажется, не спать ночами входит у нас в привычку. М‑ м, я не видела тебя четыре часа, Стас, и ужасно соскучилась. Ее признание заставляет меня нахмуриться. – Ты со мной совсем не высыпаешься. Ничего не могу поделать с руками, они неравнодушны к синеглазому Эльфу. Может, их связать? – Бесполезно, Фролов. Это я неравнодушна к тебе, особенно после душа. Ты пахнешь лесом, холодным туманом и ожиданием… Теперь я понимаю, как Серый волк заманил в свои сети Красную Шапочку. Сказки врут, волк не был страшным. Он был таким же сильным и красивым, как ты… Шаловливые пальцы скользят по мне, легко царапают кожу, губы целуют, и я чувствую, как наливаюсь желанием от этой игры слов и прикосновений. От того, что вижу в отражении зеркала – прикрытые длинными ресницами глаза и мягкие волосы, рассыпанные по плечам. Мой Эльф оказалась смелой и отзывчивой в любви, жадной к ласкам, и я с удовольствием потакаю ей. На моих щеках и подбородке пена для бритья, но это уже ничего не меняет. Я хочу ее и знаю, что буду хотеть всегда. – Ты доигралась, моя сладкая! – поворачиваюсь, чтобы поднять любимую на руки и со смехом, целуя, унести в спальню. – Черт с ним, с универом! Значит, будем зубрить!
Так непривычно видеть себя в костюме. Обычно мой удел – футболки, джинсы и кожаные куртки. Челка падает на глаза, и я убираю ее назад. Взявшись за лацканы пиджака, поправляю его на плечах. Улыбаюсь, представляя, как сейчас в нашей спальне собирается Эльф. С самого утра и до этой минуты Батя зорко следил за тем, чтобы я не совал к дочери нос, и мне не терпится ее увидеть. Настолько, что я сейчас едва ли думаю о себе. – Вернись к людям, Стас! Навитаешься еще с Эльфом в облаках, у вас вся жизнь впереди! Давай, Витек, сфотографируй меня с Фролом на память, а то завтра никто не поверит, что мы знакомы. Люков разворачивает меня лицом к Рыжему, обнимает рукой за плечи, и тот тут же делает общий снимок «Айфоном». – Так, Илюха, держи жениха, пока не очухался. А теперь я! – Витька передает телефон в руки друга, с чувством сгребает меня в охапку и скалится в объектив тираннозавром. – Чего?! Хорош ржать, придурки! – прихожу в себя. – А ну отвалили! Но я слишком люблю друзей, чтобы не дать им сегодня надо мной покуражиться. – Терпи, Фрол! – смеется Люк. – Дай друзьям юности обеспечить себе безбедную старость. Кто ж виноват, что ты у нас теперь знаменитость. Это не наш с Рыжим портрет выставили в галерее самого Груно Лесовского на видном месте. Твой! Так что терпи. До меня наконец доходит смысл сказанных слов, но Рыжего следом за Илюхой не унять. – Бродяга! – хмурит он брови в объектив, включая съемку видео. – Мужик суровый и жесткий, как сама жизнь! Он отдал сердце королеве Эльфов пять лет назад, прошел семь кругов ада и сегодня, наконец, падет к ногам возлюбленной, навек покоренный стихией любви! Да пребудет же с ним на веки вечные взгляд полярника и магия большого чувства! Это же Рыжий, и удивляться его патетике бесполезно. Остается только стиснуть зубы у отобрать у друга телефон: – Витек, по шее давно не получал?! Доиграешься!.. Черт, это Мегера постаралась! Мы с Настей только вчера узнали. Думали, этому Груно рисунок для разбора на мастер‑ классе нужен. Кто же знал, что так получится. – Да ты не смущайся, Фрол! – улыбается Бампер. – Ты не представляешь, в каком восторге осталась Карловна. Все успокоиться не могла, когда тебя узнала. Ну, мы с Илюхой и нашими девочками рванули посмотреть. Хорош же, чертяка! – Витька на правах старшего друга треплет мне волосы. – Чего скромничаешь! Действительно, чего? Тем более в такой день. И я, наплевав на все, счастливо улыбаюсь друзьям. – Так это не я. Это все моя Настя! – Кстати, Стас, – между прочим замечает Рыжий, отсмеявшись, пряча «Айфон» в карман. – На днях Лом в клуб заезжал, тебя спрашивал. – Саня? – я удивляюсь, уже успев позабыть о недавнем сопернике по уличным гонкам. – Зачем? – Реванша хочет. Он спортбайк новый купил, обещает сделать тебя на нашей трассе. Просил посодействовать. Ты с некоторого времени стал недоступен для бывших приятелей. Я знаю, что Рыжий хитрый лис, но мне не нужны друзья лучше. И жизнь на острие – не нужна. – Нет, Витек. Шли Лома к черту. Скажи, что Фрол свое уже отъездил и приз получил. Большего ему не надо. Они с Люком переглядываются, и я понимаю, что проверку прошел. – Что ж, Стас, вот это, я понимаю, разговор, – протягивает мне руку Илюха, одобрительно хлопая по плечу. – Повзрослел мужик! Свадьбу справим, а там пришла пора серьезными делами заниматься.
Я нахожу мать на кухне. Нарядная и собранная Галина Фролова стоит возле окна и курит в форточку. Задумчиво смотрит во двор. Я подхожу к ней, обнимаю за плечи, и она тут же накрывает мою руку теплой ладонью. Сколько себя помню, эти руки всегда были теплыми. Порой тяжелыми для непослушного мальчишки, но неизменно ласковыми и справедливыми. – Ты обещала Бате бросить курить еще прошлой зимой. И вот опять. – А я и бросила, сынок, – тушит она сигарету о пепельницу. – Это так, от волнения затянусь иногда. Не говори Грише, ругать будет. Не хочу его расстраивать. – Не скажу. – Ровно пять лет назад Настя вошла в этот дом. Мне кажется, в тот день даже погода была вот как сегодня. Ты помнишь? У нас были гости, и мы не знали, приедет Гриша или нет. – Конечно, – отвечаю, вместе с матерью глядя на тихо пролетающий за окном снег. – Я снова нагрубил Вере, и ты прогнала меня из‑ за стола. – Да. Я помню этот день так же хорошо, как тот, когда родила тебя и мне впервые показали сморщенный, хныкающий комок. Тогда я снова испытала чувство, когда видишь ребенка и знаешь, что он твой, и ты не можешь его не любить. Понимаешь, о чем я говорю? – Понимаю, мам. – До сих пор не верю, что это почти случилось. Что вы оба выросли и пришли друг к другу. Как же я боялась, что помешала, разлучила. Ты был как смерч. Мне казалось, моих рук не хватит удержать тебя. Но я надеялась на время и на ваше чувство. Мы оба с тобой полюбили нашу девочку с первого взгляда. А сегодня я счастлива, по‑ настоящему счастлива, как может быть счастлива мать. Она поворачивается и смотрит на меня, мягко касается ладонью лица. – Стаська, ты всегда был только моим сыном. Я знаю, что у тебя в груди бьется преданное сердце. Смотри, береги свое счастье, сынок. Будете вы с Настей счастливы, а значит, и мы с Гришей рядом с вами. Я привлекаю мать к себе, целую в щеку, убирая большим пальцем скатившуюся слезу. Мне всегда было за что уважать эту женщину. – Мама, я люблю тебя. Я действительно твой сын. Все будет хорошо, слышишь? Это только начало, и очень скоро вы с Батей станете еще счастливее, чем сегодня. Во всяком случае, мы с Настей абсолютно в этом уверены. Кажется, я озадачиваю мать, и она с тревогой взглядывает на меня, упираясь руками в плечи. – Что?! А я смеюсь: – Спокойно, госпожа директор! Все только в планах! Ну а сейчас прими от своего Стаськи цветы, ты заслужила, – мягко вкладываю ей в руки букет, прежде чем выйти во двор в ожидании своей невесты. – Нам пора!
Автомобили убраны лентами и цветами, двор полон гостей. Даже Люков привез на свадьбу свою хорошенькую птичку, оставив Машку на Большого Босса и его жену. Позже мы еще посмеемся с того, как этот грозный хозяин города зачастит к детям с телефонными звонками‑ отчетами о смене подгузников и кормлении. А сейчас я вижу Илью с Воробышком, Рыжего со своей Колючкой, Збруева с Дашей – всех довольных и радостных, и поворачиваюсь к дверям дома, чтобы встретить наконец своего Эльфа. Настя выходит в белом платье – темноволосая, с нежными орхидеями в мягких локонах, такая красивая в свадебном наряде, что замирает сердце при взгляде на нее. Захватывают дух от округлости плеч и синевы глаз, нашедших меня. Спускается по ступеням крыльца с отцом, глядя перед собой, и друзья смеются, когда я настолько торопею от ее вида, что не сразу делаю шаг навстречу своей сказке. Легкое пышное кружево, нежная кожа и губы, цветы в волосах – Эльф похожа на снежную нимфу, полную жизни и обещания, и я снова говорю ей, что она у меня сказочная девчонка. Я шептал ей это всю ночь, но как только наши руки соприкасаются, слова вырываются сами: – Я люблю тебя, Настя. Люблю… Оказывается, в счастье их говорить легко. Повторяю это признание сотни раз, пока Эльф – самая красивая на свете невеста – не становится моей женой, и готов повторять всю жизнь. Кто‑ то кричит «Горько», желает счастья, радуется за нас, а мы все целуемся и целуемся, найдя и обретя, уже не в силах отпустить друг друга.
POV Настя
Арно не прилетел на свадьбу. Зная его бесшабашность, режиссер театра в самый последний момент пригрозил Бонне контрактом, и билет пришлось сдать. Но когда француз звонит нам со Стасом и рассыпается в искренних поздравлениях, он сообщает, что приглашает меня с мужем в Париж на весь сезон Рождества. – Я гарантирую, Стейси‑ Белль, что это будет незабываемо! Ночной Монмартр сказочно красив! А есть еще театры, манежи, новогодний Диснейленд. Приезжайте со Стейсом, я буду ждать! – Скажи ему, Настя, что приедем! – отзывается Стас. – Вот Витьку возьмем и приедем! Если ноги не вырвем, так по случаю шею намылим, чтобы фотки разные, компрометирующие наше мужское либидо, в «Инстаграме» не постил! Когда мы с Таней увидели фотографии наших парней в ночном клубе с Бонне – мы смеялись до колик. Не знаю, чем и как их опоил Арно, но свои снимки в обнимку с парнями он получил. А на одном даже умудрился поцеловать Рыжего в щеку. – Черт, малышка Белль, кажется, я заигрался. Голос у друга растерянный, и я тут же сосредотачиваю на нем внимание. – В смысле? Арно, ты пугаешь меня. Что‑ то случилось? Рядом напрягается Стас. – Да как тебе сказать… – Бонне, не ходи вокруг да около, – прошу я. – Говори как есть! – Похоже, я стану папой. – Что? – вот это новость. – То есть?! – Помнишь блондинку Сюзет, я тебе о ней рассказывал? – Конечно. – Так вот, по‑ моему, мы с ней всерьез заигрались в игру «Убей скуку с лучшим другом». Во всяком случае, я вчера окончательно послал Леона к черту и весь день ходил как дурак. – Ничего себе! И что вы с Сюзет решили? – Попробуем жить вместе – почему бы и нет. Она мне нравится, я ей тоже. Ты же знаешь, Стейси, я не из тех людей, кто останется в стороне. – Что там, Настя? – Стас с Виктором смотрят на меня, и я удивленно пожимаю плечами: – Да вот… Кажется, Арно скоро станет папой. Улыбаюсь, слушая веселый щебет друга, пока парни, переглянувшись, не отбирают у меня трубку и не кричат в унисон: – Поздравляем, чувак! Наш человек!
Нашу первую со Стасом ночь в новом статусе мы начинаем с разговора. День прошел замечательно, нам столько всего пожелали доброго, подарили слова напутствия на самостоятельную и долгую жизнь, что мы до сих пор пребываем в атмосфере праздника… – Стас, я хочу тебя кое о чем попросить. – Да, Эльф. Я лежу у мужа на груди, и он ласково перебирает мои волосы. – Давай не будем никуда уезжать. Я понимаю, что родители хотят как лучше и квартира в новостройке – замечательный подарок, но… У меня так долго не было семьи. Мама Галя, ты, папа – все вы столько лет были далеко. Давай останемся здесь хоть немного, а? Я люблю этот дом. Пожалуйста, – щекочу кончиком носа нос Стаса и целую любимые губы, – м? Даже в темноте чувствую, что он улыбается. – Когда ты так меня просишь, я не могу отказать. Хорошо. Но когда‑ нибудь у нас все равно появится свой дом… – Конечно. Только пусть это случится чуть‑ чуть попозже. – И у меня есть условие, Эльф. – Я так и знала! – смеюсь. – Ну и хитрый ты жук, Фролов! Но так и быть, мистер Совершенство, – касаюсь губами сильного плеча, – я согласна. Он опрокидывает меня на подушку и нависает сверху. Долго и нежно целует губы, шею, грудь… – Настя, и это тоже, – шепчет в ухо, – но я о другом. – О чем же? – спрашиваю так же тихо, поглаживая спину. – Когда‑ то ты оставила на моем подоконнике стихотворение. Помнишь? О том, что не вернешься ко мне. Я до сих пор храню его. – Да, – воспоминание тут же находит меня и заставляет улыбку померкнуть, – помню. – Оно мне памятно болью и тоской по тебе. Но я не хочу помнить его. Я хочу, чтобы ты написала другое стихотворение. Пожалуйста, Эльф, сделай это для меня. И я не могу ему отказать в обещании. Я тоже хочу помнить совсем иное. Его глаза, улыбку, губы, его ласковые руки и слова: «Я люблю тебя». И я обещаю: – Хорошо, я напишу, Стас. Обязательно напишу!
Как много лиц встречала я чужих, Как часто слушала чужие разговоры, Не обо мне велись неистовые споры И не о людях, сердцу дорогих.
Пустые улицы, проселки, города… Как много я прошла, когда плутала, Когда от чувства сумасшедшего бежала – Тебя забыть надеясь навсегда.
Безвременье ошибочно судьбе. Пусты печати на билетах и штрих‑ коды. Бежала я, но оказалось, что все годы мой путь лежал не от тебя… К тебе!
Сегодня прошлого так гулок звук шагов, Все живо в памяти – твои глаза и руки. Вернулась я, и не было разлуки. И больше нет любви не отданных долгов.
Единственный, порывистый, любимый. Шальной мой, лишь с тобою я дышу. Я знаю, что навек тобой хранима. Люблю тебя! Поверь мне, я люблю!
|
|||
|