POV Настя 4 страница

– У меня еще никого не было.

– Да‑ а… – продолжает шептать и вдруг замирает. Длинную секунду не двигается, затем медленно отпускает грудь, чтобы поднять голову. Находит мой взгляд.

– Что?! – рвано выдыхает, и его голос почти не слышен.

– Ты будешь первым, Стас. Извини, – прикасаюсь пальцами к его виску, – если добавила нам этим сложности.

Он закрывает глаза. Его лицо по‑ прежнему обращено ко мне, и я могу видеть внутреннюю борьбу, что натянула желваки на четких скулах и сжала рот. Вижу, но не могу понять.

– Что? Стас, что не так? Ты же сказал…

– Эльф, – он падает лбом на мое плечо и притягивает к себе еще крепче. – Я бы принял тебя любой. Но это… я не достоин такого подарка. Неужели он никогда…

– Хотел. Я не могла. Не могла с ним…

– О господи, Настя… Прости меня за душ. За то, что не сдержался. Так давно хотел почувствовать тебя, что ни о чем другом и думать не мог! Если бы я знал…

– То что? Что бы это изменило? Ты бы не прикоснулся ко мне?

Он трется носом о мою шею, как будто запоминает запах.

– О нет. Когда ты рядом, это не в моих силах – держаться подальше. Но не так бы… не сразу… Че‑ ерт, Настя, я такой осел!

Я смеюсь, обнимая его за шею. Это так не похоже на Стаса Фролова, на того, кто привык брать свое – просить прощения. Отрываю затылок от подушки и целую любимые губы, щеки.

– Я хочу тебя, Стас. Сильно! Мне ничего не страшно и ни за что не стыдно, когда я с тобой. Я тоже ждала тебя. Столько лет ждала только тебя!

И больше не нужно слов. Мы снова забываемся друг в друге, не можем разорвать губ, рук, пока почти не задыхаемся от столкнувшего нас притяжения.

Стас целует мою шею, спускается к груди. Словно укрощая свою страсть, касается ее очень нежно. Сползает ниже, лаская ртом живот, поглаживает ноги, шире раскрывая меня для себя…

Я понимаю, на что он сейчас готов, и прошу его:

– Нет! Потом! Пожалуйста! Я хочу тебя! С тобой… Пожалуйста…

Мне не пятнадцать лет, и я догадываюсь, что ему придется нелегко. Задерживаю дыхание на вздохе, когда чувствую в себе его пальцы – осторожные, настойчивые, нежные.

– Хорошо, Эльф, мы сделаем это вместе. Господи, какая же ты у меня хрупкая и живая. Как орхидея… Подожди, моя девочка, еще чуть‑ чуть. Я для тебя пока слишком большой…

– Стас…

…О, это больно! Он держит раскрытые губы у моих губ и ловит тихий вскрик. Я дышу часто‑ часто, широко открыв глаза, чувствуя, как он замер во мне.

– Настя, Настенька, только скажи, и я…

Глупый. Я еще не чувствовала его настолько моим, как сейчас, и позволяю одинокой слезе скатиться на висок. Обнимая, прижимаю к себе и шепчу:

– Нет! Все хорошо. Пожалуйста… пожалуйста… – выдыхаю в ответ на новый толчок, очень осторожный, несмотря на всю страсть, что съедает нас. – Люби меня.

Он так громко вздыхает, как будто я своими словами достала до самого сердца.

– Я люблю тебя, Эльф! Как может быть иначе? Я всегда любил тебя! С самого первого дня, как увидел. Только ты важна для меня, слышишь! Только ты. Моя сказочная, синеглазая девочка. Все пройдет, боль пройдет, и я обещаю, что буду любить тебя всю жизнь. Только тебя! Настя, моя Настя…

Больше нет никаких преград, и я чувствую себя наполненной им. Мои ноги подрагивают, тело чувствует приятную тяжесть Стаса. Его нарастающее желание. Я отзываюсь на его стон всем существом, отдавая себя.

– Господи, как хорошо… Ты удивительная! Я никогда и никому не говорил ничего подобного! Это чудо – быть в тебе. Знать, что ты моя. Надеюсь, я успел, – он улыбается, мягко целуя меня в висок. – Иначе бегать нам с тобой годика через два по двору за маленьким Фроловым, – и новый поцелуй – уже в губы, долгий и нежный. – Потому что я тебя теперь без внимания не оставлю. Я жадный и ненасытный, и ужас до чего люблю своего Эльфа.

Я тоже его люблю и говорю это.

Конечно, я могу идти – смешно думать иначе! Но Стас относит меня в ванную комнату на руках и тщательно омывает внутреннюю поверхность бедер, как будто не доверяет, даже не допуская и мысли о моем возможном смущении. Смывает кровь с рук, оставаясь странно‑ серьезным.

– Ты хочешь меня, – я касаюсь крепкой груди, того места, где набита татуировка, смотрю на него, и он не думает ничего скрывать. Сейчас я вижу всю его наготу и не могу не восхититься своим мужчиной, в котором все бесстыдно‑ безупречно. Натянуто и откровенно. Он ни капли не преуменьшал, когда говорил, что ему нечего стыдиться.

– Хочу, Настя. Очень. Но сегодня твоя ночь, и для тебя она еще не окончена.

– А как же ты?

И вновь уголок рта ползет вверх.

– Ну, думаю, я заслужил немного мучений. Разве нет?

– Ты… красивый, – неожиданно признаюсь, и Стас открыто смеется. Подхватывает меня под попу, чтобы унести в комнату.

– Я знал, моя радость, что «он» тебе понравится!

Мы сошли с ума. Разве могла я подумать, что во мне спит столько откровения? Что я смогу не только отдавать, но и брать его ласку? Так жадно, как будто он всегда принадлежал мне. Только мне. Без стеснения и ужимок первой ночи. Как будто все это время я именно этой ночи и ждала, чтобы с лихвой растратить свое ожидание.

Сильный. Красивый. Мой. Я целую татуировку на груди, что лечит мое раненое когда‑ то сердце. Чувствую себя хмельной и пьяной от счастья. От собственной наготы, позволяющей дышать полной грудью – легко и свободно.

Стас перебирает мои волосы, тихо шепчет слова, уложив на себя, пока я продолжаю качаться на волнах удовольствия, которое он мне только что подарил.

– Я бредил тобой, когда ты была еще сопливой девчонкой и у тебя не было почти ничего, что делало бы тебя женщиной. Эта картина до сих пор у меня перед глазами – холл нашего дома и ты – испуганная, тоненькая и нежная девчонка, словно ворвавшаяся в мою жизнь из другого мира. Я отдал тебе сердце с первым взглядом.

Ты. Только ты. Всегда, когда я думал о женщине, когда был с кем‑ то – я вспоминал тебя. Ни единого раза не было иначе. Твои глаза, твою нежную кожу, запах твоих волос. Уже тогда я понял, что люблю тебя, и испугался твоей власти надо мной. Того, что ничего не смогу изменить и буду любить всегда. Тогда я казался себе таким бездушным и сильным…

Ты спросила меня, что я чувствовал, когда был с другими, – пустоту. Короткое удовольствие, которое позволяло прожить еще один день без тебя. Еще одну ненависть, потому что вновь не нашел. Это не ты. Снова и снова не ты, и это настоящее наказание. Я каждую из них ненавидел, не мог терпеть рядом. И себя за то, что сделал с тобой и, думал, потерял.

Любил многих?.. О нет, Эльф, нет. Тяжело отдать телу то, что не можешь отдать душе.

Мы еще долго шепчемся со Стасом в темноте, под несмолкающий за окном дождь. У нас столько всего накопилось, столько всего не растратилось с момента нашей юности, чтобы сказать и отдать друг другу. Его тело горячее, пальцы нежны, и я чувствую, как постепенно засыпаю.

– Извини, глаза сами закрываются. Последние две ночи почти не спала. Можно я останусь? Или уйти к себе?

Он так жадно сгребает меня в охапку, притягивая к груди, что сомнений не остается, нужно ли мне уходить.

Засыпая, я чувствую, как Стас целует мой подбородок, скулы, шею…

– Спи, Эльф, – шепчет, – я все равно от тебя не оторвусь.

– Не отрывайся, – улыбаюсь, сворачиваясь у его бока. – Спокойно ночи, – желаю и обещаю: – Я постараюсь проснуться пораньше. Неудобно получится, если мама Галя к тебе заглянет… надо бы ее предупредить…

И засыпаю под тихий смех Стаса.

– К нам заглянет, Эльф. Привыкай теперь думать только так. Эта спальня всегда была нашей.

– М‑ м.

Завтра я обязательно ему скажу, что думаю по этому поводу…

Но конечно, я не встаю с зарей. И даже ранним утром. Я просыпаюсь многим позже, когда дождь давно закончился и в окно сквозь густые облака проклевываются тонкие солнечные лучи.

Это сколько же я спала? Вспомнив прошлую ночь, спешу сесть в постели и оглядеться.

Стас стоит у окна, одетый в футболку и джинсы, и смотрит на улицу. В комнате витает приятный цветочный аромат, и я замечаю на столе – там, где еще вчера одиноко лежали орхидеи, – букет белых роз. Охапку белых роз, если уж называть вещи своими именами.

– С пробуждением, Эльф. Как спалось? – серые глаза находят меня и взглядывают с ожиданием. Неужели боятся, что я о чем‑ то жалею? Напрасно.

– Замечательно, – улыбаюсь, спуская одеяло на грудь. Любуюсь Стасом, развернувшим ко мне широкие плечи. – Мне кажется, я никогда не спала крепче. Наверное, это все аромат роз, он восхитителен. Не замечала раньше, Фролов, что ты любишь цветы.

Он не смущается. Да наверняка и не надо.

– Люблю, – просто признается, удерживая мой взгляд, – если они для тебя. Я много чего задолжал своей девушке за столько лет, и цветы – лишь малая толика внимания. И потом, мне еще никогда не приходилось ухаживать. Самое время учиться.

– Неужели?

– Как на духу, Эльф. Вот как раз стоял и думал, что бы тебе такое подарить? Что ты хочешь?

Отличное утро, не на шутку озадаченный и серьезный Стас, и я смеюсь, падая на подушку.

– Тебя! Я хочу тебя! – сознаюсь, протягивая к нему руки. – Иди ко мне! Я соскучилась…

Вот теперь он счастливо улыбается, и ему это очень к лицу. В два шага пересекает спальню, стягивает футболку и легко пробирается под одеяло. Притягивает меня к груди, встречая поцелуй.

– М‑ м‑ м… Такая горячая и отзывчивая, а я голоден как волк! А еще ты – жуткая соня, Эльф! Наш завтрак успел остыть раз десять, а ты все не просыпалась. Спала и спала. Я утомил тебя…

Нет, совсем нет. Я привыкла вставать рано, но, глядя в довольные серые глаза, соглашаюсь. О, да‑ а‑ а.

– Стас, однажды ты уже готовил для меня и пообещал, что тот раз был последним. Так неужели обещание нарушено?

Он нависает сверху, поглаживает большим пальцем щеку.

– Я соврал. Когда дело касается тебя – я страшный лгун. Готов лгать даже себе. Но в тот раз, Эльф, я точно помню, что держал пальцы скрещенными. Мне очень хотелось тебе угодить. А еще накормить – ты была такой худенькой и бледной, а я толком не умел готовить. И сейчас я, если честно, не повар‑ мастак, но сегодня старался. Все равно спать не мог. Оставалось либо чем‑ нибудь связать руки, чтобы оставить тебя в покое, либо занять себя.

Он смотрит на меня не отрываясь. Вчера я не расчесала волосы, и сейчас они – достаточно длинные – наверняка лежат на подушке и плечах непослушной волной – мягкой, встрепанной. Я пытаюсь пригладить их под взглядом Стаса, но он тихо просит: «Оставь, Эльф. Пожалуйста. Я хочу запомнить это утро и тебя». Сам касается волос пальцами, перебирает и склоняется надо мной. Целует глубоко и долго, заставляя сердце заполошно забиться.

Мое платье и белье так и остались мокрыми лежать в ванной комнате, и я говорю Стасу, что мне надо вернуться к себе, чтобы одеться. Мы не можем целый день валяться в постели. Но он тут же упрямо хмурится.

– Стас, перестань! – смеюсь, чувствуя, как меня оплетают сильные руки. – Ты даже не заметишь моего отсутствия! Я быстро!

– Нет, Эльф, – он упрямо качает подбородком. – Больше никогда. Ты уже вернулась ко мне. Душ твой, полки я освобожу… Настя, неужели ты не поняла – я теперь тебя не отпущу и на шаг. Ты моя! – серьезно сообщает, глядя в глаза, и мне совершенно нечего на это возразить.

– Фролов, да ты, оказывается, жуткий собственник!

– Угу, – бурчит он в мое плечо. – Жуткий, страшный и коварный. Надень мою рубашку, Эльф, пожалуйста. М‑ м, – трется носом о шею, увлекая меня к себе на руки. – В доме все равно никого нет. А я так хочу на тебя посмотреть. Если попрошу ее не застегивать – согласишься? Я не только собственник, моя девочка, но и ужасный развратник.

– А как же родители?

– Уехали. Рано утром.

– Ты их видел?

– Мм? – губы нашли грудь, и я невольно подаюсь навстречу ласке. – Только Батю. Он приходил к тебе.

– Что? – замираю на выдохе, но Стас чувствует мое смятение и спешит успокоить: – Тшш, чего напряглась? Он каждое утро приходит, обычное дело.

Вот это новость! Не знала, да и мама Галя ничего не говорила.

– Ко мне? Зачем?

– Ну, ты его дочь – это самая простая причина. А потом, не забывай, Эльф, что от тебя через стенку живет озабоченный сосед. Нормально для отца переживать, я считаю. Ты не знала?

– Нет, – честно признаюсь. – У меня дверь закрыта, папа никогда ко мне не заглядывал.

– Зато у меня открыта. Была. Этого достаточно.

Я не знаю, что сказать, и в ответ на улыбку Стаса лепечу:

– А ты… А как же… А что же он…

– Конечно, понял. Не маленький. Пришла пора и его дочери жить своей жизнью.

– А…

– А что мне ему объяснять? Это он мне объяснил в трех словах. Все прямым текстом, как и полагается отцу – ясно и доходчиво. Правда, шепотом, чтобы тебя не разбудить, – Стас смеется. – Знаешь, я Батю даже зауважал. Он любит тебя, Эльф. Я тебя люблю. Нам нечего с ним делить.

– Значит, и мама Галя…

Руки у Стаса живут своей жизнью и пробираются туда, где еще недавно все просило его внимания.

– Не поверишь. Их как ветром сдуло! Не удивлюсь, если и ночевать не вернутся. Придумают что‑ нибудь неотложное и крайне важное, я мать знаю. Она у нас чудо‑ человек. Да и Батя ей во всем первый помощник, так что мы с тобой в доме одни, моя синеглазая.

– О господи! – я обнимаю Стаса за шею и упираюсь лбом в его лоб. Смеюсь, легко касаясь любимых губ. – И что они подумают? Что их дети сошли с ума?

Мы снова долго целуемся, пока он не отвечает неожиданно серьезно:

– Они подумают то, что знали о нас всегда. Мы любим друг друга. Всегда любили. И наконец‑ то можем этого не скрывать.

– Так как насчет завтрака, Эльф? – спрашивает Стас немногим спустя, покусывая мое колено, лежащее на его плече. – День длинный, и нам еще понадобятся силы. А без тебя я есть не стану.

– Если честно – я умираю, как хочу кофе.

– И все?

– Ну, от шоколада тоже бы не отказалась.

У него замечательно и чисто по‑ мужски получается изобразить обиду.

– Девчонки! Вот и готовь для вас мясо. Все старания прахом!

Неправда. Курица у Стаса получилась отменная – этот рецепт он стащил у моего отца, и я справедливо замечаю, отрезая ножом румяную корочку, что все получилось просто супер! Сама угощаю его кофе, дразню шоколадом, кормя с губ, и все заканчивается тем, что мы снова оказываемся в нашей спальне.

Позже он просит меня одеться – в джинсы и куртку, не отпускает от себя ни на шаг, и провожает во двор, обещая прогулку.

– Я хочу показать тебе одно место, Эльф. Очень красивое. Уже несколько лет я приезжаю туда, чтобы побыть наедине. Пожалуйста, Настя, доверься мне, – крепко держит за руку, подводя к спортбайку. – Я скорее собственноручно себе башку откручу, чем подвергну тебя опасности. Обещаю быть осторожным.

Он надевает и застегивает на мне мотоциклетный шлем, садится на байк и с улыбкой наблюдает, как неумело я забираюсь на его железного коня. Поймав мои руки на талии, просит крепче держаться, сам надевает шлем и, взрыкнув двигателем, выезжает со двора. Ведет мотоцикл улицами Черехино и загородной трассой спокойно и уверенно, как и обещал, и когда мы наконец останавливаемся у кромки леса, я понимаю, что у меня по‑ настоящему захватило дух.

– Пошли, Эльф! – Стас увлекает меня в сосново‑ лиственную глубь, долго плутает тропой между елями и осинами, пока не выводит на невысокий, освещенный солнцем берег к широкому разливу реки.

Запах речного ила, легкая рябь на воде, луговая трава, камыши… Еще не забыт День пропавшего студента, но девственная красота природы никого не оставит равнодушным, и я в восхищении восклицаю:

– Как красиво!

Смотрю на противоположный холмистый берег, на склонившиеся к воде дикие ивушки, на затерявшийся где‑ то в сосновом подлеске, убегающий вдаль рукав реки и чувствую, как меня обнимают теплые руки. Прижимают к крепкой груди, а подбородок ложится на макушку.

– Когда‑ то мать привозила меня сюда ребенком. Тогда у нас еще ничего не было, кроме разбитого «жигуленка» и друг друга. Мы проводили здесь много времени, она за удочкой, а я возле нее. Не поверишь, Эльф, до сих пор вспоминаю то время как самый счастливый момент детства. Позже я редко видел мать. Она посвятила себя работе, и на долгие годы мы забыли дорогу сюда. Я очень удивился, когда мама показала это место твоему отцу. Тогда они встречались несколько месяцев, но мне сразу стало ясно, что для нее их отношения серьезны. По сути, до этого места у Галины Фроловой толком ничего своего не было.

– А ты? У нее был ты, – не могу я согласиться.

– Пожалуй, что так, – улыбается Стас. – Но это немного другое. Я был рядом, а к этой реке ей хотелось возвращаться снова и снова.

– Так вот, значит, где они с папой рыбачат?

Он удивляется:

– Ты знала?

– Да, мама Галя совсем недавно призналась. Правда, она думает, что ты это место давно забыл.

– Нет, не забыл. Просто старался не мешать им с Батей, зачем? Я приезжал сюда один. Здесь я особенно любил думать о тебе. Мать всегда знала, на ком ее сын помешан. Когда ты уехала, я сорвался. Хотелось умереть, так было больно от собственных чувств и вины. От того, что потерял тебя. Если бы не она и Рыжий, я бы точно куда‑ нибудь влетел. Все время нарывался, ходил по краю, испытывая судьбу. И себя мучил и ее. А потом забил на попытки забыть. Решил, что все равно буду любить только тебя и помнить. По‑ другому не получалось. Я был уверен, что ты меня ненавидишь.

– Но я вернулась.

– Да, ты вернулась и простила, – Стас трется щекой о мою щеку, распаляя в душе огонек удовольствия и нежности, – и я не понимаю, чем заслужил. Но я безумно, безумно счастлив, что ты со мной! Я очень люблю тебя, Настя. Это чувство выше меня, и если кто‑ то когда‑ то скажет, что это не так, – не верь! Какие бы ошибки ни совершил в прошлом, я только к тебе шел и для тебя жил. Я докажу, что мне можно верить.

– Стас…

– Пожалуйста, Эльф, обещай мне, что мы еще вернемся сюда. Я этого очень хочу!

И я встречаю любимые губы.

– Обещаю…

А вечером снова слышу исступленное:

– Настя… Настя… Настя…

Шепчу в ответ не менее пылко и честно: «Только ты». Дышу полной грудью, живу и верю, что отныне каждая наша ночь будет полна нежности и любви. Потому что Стас Фролов любит меня. Когда‑ то злой и красивый мальчишка вырос, чтобы стать моим.

К вечеру родители не возвращаются. Ну, конечно, у них срочная командировка в область, сломалась машина, да еще и друзья по случаю пригласили на юбилей. «Не переживайте, дети, здесь отличная гостиница, хоть отдохнем от вас! »

Мы снова не спим полночи, много говорим, говорим, а утром сломя голову мчимся в университет и разбегаемся по корпусам. У Стаса преддипломная практика, встреча с научным руководителем и куратором группы, но он обещает мне надолго не задержаться.

В дождь я выключила телефон. Мое счастье оказалось полным и огорошило так сильно, что я напрочь забыла о Егоре. Стыдно, больно, но я сделала выбор за нас двоих и ни о чем не жалею.

Я включаю телефон в конце первой пары, набравшись смелости. Решив в перерыве серьезно поговорить с Егором, и вижу три десятка непринятых сообщений от него. Полные вопроса, непонимания, обиды и отчаяния. То, что я читаю в последних, – сжимает в тисках ужаса мое сердце.

– Анастасия, позвольте! Вы куда? А как же новая тема…

– Извините, Василий Игоревич, но мне срочно нужно выйти!

Я выбегаю из аудитории, пробормотав преподавателю слова извинения, и останавливаюсь в коридоре, чтобы набрать номер абонента…

Гудки… гудки… гудки… И наконец‑ то:

– Егор!

– Алло? Здравствуй, Настя. Долго же ты не давала о себе знать.

Мне отвечает его отец – холодно и неприветливо, без тени обычного тепла, и сумка тут же валится из рук, а плечи прислоняются к стене. Разговор выходит коротким и резким и буквально пригвождает меня упреком к месту.

Да, виновата. Это все, что мне стоит знать.

Не помню, как я добираюсь до Черехино и собираю вещи. Заказываю билет на ближайший поезд. Купить получается на скорый с пересадкой, но это неважно. Понимаю только, что срочно должна ехать и что Стас вряд ли сейчас отпустит меня. А еще – что я никогда себе не прощу, если не приеду.

Я звоню Стасу уже из поезда, уронив затылок на пластиковый простенок вагона‑ купе, закрыв от отчаяния глаза, стараюсь сказать спокойно, но голос все равно предательски дрожит.

– Стас, я люблю тебя! Дождись, пожалуйста!

– Настя, что случилось?

– Я срочно еду в Дальний Бур. Егор попал в аварию, и кажется, из‑ за меня. Его родители не хотят ничего объяснять, и я не знаю, что с ним. Не могу просто не думать об этом, понимаешь? Просто сделать вид, что ничего не случилось после моих слов.

– Настя!

– Я вернусь послезавтра утренним поездом. Обещаю! Если сможешь – объясни родителям. Я люблю тебя, Стас. Люблю…

Женщина‑ соседка по купе смотрит с любопытством и удивлением, реагируя на мой звонок‑ эскападу, но мне уже все равно. Я отключаю телефон, понимая, что не выдержу испытание обидой и недоверием Стаса. Не разорвусь, оставшись с ним и позабыв о Егоре. Он слишком собственник, всегда им был, чтобы просто принять мою поездку. Все очень трудно объяснить.

День в пути наедине с мыслями и чувством вины проходит сложно. Ночью мне вдруг слышится, что Стас зовет меня, и я даже выбегаю из купе в тамбур, чтобы найти его, но натыкаюсь на немолодую проводницу, уверенными движениями запирающую дверь в вагон.

– Что с вами, девушка? Посадка окончена, идите спать. Это не ваша станция. Я прекрасно помню, где вам выходить, так что не беспокойтесь, напомню заранее…

– Мне показалось, что меня кто‑ то звал.

Женщина оглядывается через плечо, окидывает взъерошенную пассажирку равнодушным взглядом и, справившись с запором на железной двери, отодвигает меня с пути, чтобы пройти в середину вагона.

– Даже если кто‑ то кого‑ то и звал, то у соседних вагонов и точно не вас. Стоянка поезда две минуты, едем фирменным скоростным, следующая станция только через три часа… Так что шла бы ты, милая, отдыхать. Не бери в голову! Мало ли кто ночью по перрону шатается…

А поезд уже мчится, мчится. Все быстрей и быстрей.

В Дальний Бур я приезжаю утром. Городская больница у нас одна, и мне сразу же удается найти отделение травматологии, справиться у дежурной медсестры об интересующем меня больном и даже поймать после обхода пациентов его лечащего врача.

– Да, есть такой. В восьмой палате – Егор Силин. А вы, собственно, ему кто?

– Я? – почему‑ то сомнений даже не возникает. – Друг.

– Понятно, – мужчина недоверчиво вздыхает, поправляя очки на переносице. – Один такой друг уже пришел к нему вот только что, так что вы там, девушки, не шалите. Помните, где находитесь.

– Скажите, что с ним? Как он себя чувствует?

– Сегодня значительно лучше. Да хорошо все с вашим другом, не переживайте! А то на вас лица нет. Парень в рубашке родился. Незначительные повреждения – ушиб мягких тканей головы, вывих плеча, трещина локтевой кости. Ему повезло, что на встречной полосе никого не было. Виновник ударом выкинул автомобиль на обочину.

– То есть в машину Егора въехали? Я правильно поняла?

– Правильно. Насколько я знаю, какая‑ то пьянь смяла весь бок. Хорошо, что пристегнут был. Думаю, уже завтра‑ послезавтра смогу отпустить парня домой.

– Да, слава Богу, что с ним все хорошо, – я на мгновение прикрываю рукой глаза. – Спасибо, доктор.

– Не за что, – похлопывает по моему плечу мужчина и уходит по коридору прочь. – Бегите уже, проведайте своего друга, а меня больные ждут…

– Настя?

В палате Егора девушка. Когда я захожу, ее ладонь держит его пальцы. При виде меня они оба отдергивают руки, но я успеваю заметить. Не чувствую обиды, только облегчение, что он жив и с ним относительно все в порядке.

– Здравствуй, Егор. Как ты?

Парень удивленно поднимается, и я вижу гипсовую повязку, наложенную на плечо и локоть. Широкий пластырь на лбу выше брови.

– Соня, выйди, пожалуйста, – просит он девушку, покраснев в щеках, но гостья не двигается, и я отзываюсь:

– Не нужно. Ты сможешь выйти? – спрашиваю, показывая Егору на дверь, и он отвечает:

– Да, конечно.

– Хорошо. Я подожду в коридоре.

Мы отходим в самый конец, к последнему окну, и я наконец‑ то могу поцеловать друга в щеку и искренне сказать:

– Слава Богу, ты жив! Я очень испугалась. Твой отец не захотел со мной говорить.

– Настя, там в палате… Это не то, о чем ты подумала. Она сама пришла.

– У нас маленький городок, Егор, я помню ее. Сонечка Лапина, ты когда‑ то был в нее влюблен.

– Когда‑ то, – хмуро поджимает Егор губы, глядя на меня знакомым голубым взглядом. Грустным и безрадостным сейчас. Я вижу в нем сожаление и упрек, но не только они заставляют меня отойти. – Ключевое слово «когда‑ то», ты правильно заметила, – бросает тихо в сердцах. – Ты ко мне приехала?

– Да. Я обещала тебе разговор.

Однако мы оба не торопимся говорить, пока Егор не вздыхает. Начать всегда сложно.

– Значит, вот как, Настеныш, закончилась наша с тобой любовь? Горько.

– Прости, Егор.

– Не извиняйся. Сам виноват. Я ведь все чувствовал, но молчал. Ты права – ни к чему хорошему мы бы с тобой не пришли. Но каждый борется за свое счастье как умеет, вот и я боролся. Не получилось.

– Еще получится. У тебя обязательно все получится.

– Но я – не он. Не он, да?

Это тот важный момент, когда не спрятаться за недомолвкой. Не отвести взгляда и не промолчать. Раз уж я здесь, Егор достоин честного ответа.

– Да. Не он.

– Но почему, Настя? Почему?! Его ведь даже не было рядом! Все эти годы он не был с тобой.

Не знаю, что парень видит в моих глазах, но понимаю – то, что отражается в них, приносит ему боль.

– Был, Егор. Всегда. Каждый день. Каждую минуту был в моем сердце. Я пыталась, я честно пыталась забыть Стаса, но теперь знаю, что мне никогда не избавиться от чувств к нему. Я буду любить его или никого.

Губы Егора ломаются в улыбке, и эта улыбка близкого человека действительно полна горечи.

– Ты говоришь так уверенно… А он, Настя? Что чувствует он? Что будет с тобой, если снова разобьешься о тот город? Вернешься ко мне?

Я качаю головой.

– Нет. Не жди меня, Егор. Ты достоин счастливой жизни и настоящей любви. Я не вернусь.

– Это невозможно без тебя.

– Однажды тебе станет мало того, что я рядом, и ты захочешь большего – чувства, ответа в глазах. Я смогу быть с тобой, но не играть, пока не задохнусь и возненавижу. Неужели ты сможешь довольствоваться таким счастьем?.. Егор, пойми – я не твоя. Я всегда была его. Всегда. Если Стас однажды разлюбит меня – Насти Матвеевой просто не станет, вот и все. И все же я люблю тебя – как друга, как брата, как дорогого сердцу человека. Возможно, ты мне не веришь, но это так! И очень прошу простить.

Мы долго смотрим друг на друга, то ли действительно прося извинения, а то ли прощаясь. Когда на талию ложится рука, я не могу ее не узнать и вздрагиваю всем телом.

Небритый, колючий, с упрямыми скулами и потемневшим серым взглядом. Так похожий сейчас на того мальчишку, которого я встретила в доме мачехи пять лет назад.

– Стас? – я с изумлением восклицаю, поворачиваясь к парню, непонятно каким образом оказавшемуся здесь, в больнице, в моем городке. Еще не успеваю сделать шаг, а он уже обхватывает мои плечи жадной рукой, притягивает к себе и целует в висок.

– Настя…

– Мы поговорили, – сухо бросает Егор. – Не смотри волком, сам слышал.

– Слышал. Если бы не твой перелом, друг детства, я бы тебе сейчас сам что‑ нибудь сломал. Ты давно должен был ее отпустить, если любил. Я забираю свою девушку, и не надейся, что верну. Она моя.

Как бы мне ни хотелось смягчить для Егора свой уход, он все равно получается вот таким – скомканным и без оглядки.

– Я больше не хочу, чтобы ты у кого‑ нибудь просила прощения за то, что хочешь жить своей жизнью. Так, как чувствуешь. Пожалуйста, Настя, пообещай это мне, и я больше тебя ни о чем не попрошу.

Попросит. Еще о многом попросит, я сама так хочу, но все равно соглашаюсь.

– Обещаю.

Мы стоим на ступеньках больничного крыльца и обнимаемся так, словно не виделись вечность. А может, так и есть.

– Я говорил, Эльф, – шепчет он в мои волосы, – что тебе не сбежать от меня, а ты не верила.

– Значит, это был ты? Там, на перроне – ты?!

– Да. Мчался за тобой, но все никак не мог догнать.

– Ты с ума сошел, Стас! Я же сказала, что вернусь!

– Я не могу без тебя. Это как сдохнуть. Пожалуйста, больше никогда не отключай телефон.

Ну, вот. Снова попросил, а говорил…

Мы возвращаемся домой через два дня. Стасу все любопытно, и я показываю ему наш небольшой городок. Могилы мамы и бабушки, школу, где училась, дом, где жила, университет… Ему все ново и интересно, а больше всего интересна я, и меня это очень устраивает.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 19 20 212223 24 Следующая ⇒