POV Стас. POV Настя

POV Стас

Снова она, всегда она. Даже во сне – не моя. Я – чертов долбаный параноик, застрявший в одной точке, и все же сон жесток ко мне. Еще не открыв глаза, я запускаю пальцы в волосы и с силой сжимаю их, встречая с пробуждением острое чувство горечи и раздражения на себя за прошлый вечер и неудавшийся разговор. Досаду на те обстоятельства, что свели нас вчера не там и не так, с чего бы стоило начать.

Настя. В клубе Бампера. Одна. Я всегда был способен отличить ее в толпе и почувствовать рядом. Вот и в этот раз все померкло вокруг, едва увидел перед собой синие глаза Эльфа. Ощутил на себе прямой взгляд повзрослевшей красивой девчонки, которая даже пять лет назад одна стоила всех тех, кто прошел мимо до нее, не оставив после себя памяти.

Сводная сестра, вернувшаяся в мою жизнь. Неожиданно откровенная, поманившая после того, как избегала. В одно мгновение шагнувшая навстречу и вдруг вновь ускользнувшая из рук.

От ее смелого обещания я чуть не сошел с ума, даже зная, что это расплата за разочарование и боль увидеть Стаса Фролова настоящим, каким он всегда был и каким в ее глазах остался. Так что же будет, если мы решимся отпустить себя всерьез?

Она не хочет разговора и имеет на это полное право. Но когда‑ нибудь желание быть с ней убьет меня или заставит ошибиться. Милый приятный парень – это не про меня. Быть другом – не для меня. Мать права в своем страхе и предупреждении: я вру и Эльфу и себе, говоря, что готов ждать. Но память о причиненной девчонке боли способна остановить кого угодно. На время, и все же…

И все же это пытка – жить рядом с ней. Каждую ночь засыпать, зная, что она спит в жалком метре за стеной. Что это ее мягкие шаги ступают по полу, ее голос доносится в открытую дверь, и запах ее духов вплетается в тишину холла. Что это она – мой хрупкий Эльф, снова здесь, еще более нежная и беспощадная в своей чистоте к моему сволочному миру желанная девчонка. Как я мог смириться с тем, что потерял ее навсегда?

Это хуже физического наказания – теперь, когда она здесь, – помнить о праве Эльфа на собственную территорию и праве жить своей жизнью. Держаться на расстоянии для того, кто всегда привык брать то, что хотел. Что хочет. А я хочу ее. И сейчас еще сильнее, чем прежде. Каждый раз, поднимаясь к себе, хочу ошибиться дверью, даже зная, что она заперта на ключ. И не хочу закрывать свою. Это как снова потерять ее и остаться одному.

Но это утро уже приготовило новое испытание для меня. Я отжимаюсь от пола, когда слышу телефонный звонок в соседней комнате. Продолжаю медленно испытывать свое тело физической нагрузкой, стиснув зубы, когда она отвечает. Мило лепечет по‑ французски, словно это ее родной язык. Когда смеется так легко, что от зависти к тому, кто своим звонком вызвал в ней эту легкость, мне уже хочется его убить.

Это парень, – тот, с кем говорит Эльф, – и плевать, откуда пришло знание. Я просто знаю, и все. Представляю ее с другим, и все меркнет перед глазами от застившей их темноты. От того, какие картины в этой темноте рисует мое больное воображение. Никогда я еще никого ни с кем не делил и не был отвергнут. В этой жизни мне все давалось по первому желанию. Но Эльф никогда и не была моей. Даже тогда, когда сказала, что любит, когда я заставил ее сказать… тут же зачеркнула признание словами ненависти, не оставив своему чувству и шанса.

– Оh oui! – этот довольный жаркий полустон слишком интимен и чувственен, чтобы не отозваться в сердце болью.

Че‑ ерт, неужели у нее кто‑ то есть? Неужели она все забыла?!

Настя взрослая девушка, красивая девушка, она, мать твою, не может быть одна! И в этот раз ей действительно плевать на меня. Я уже давно и бесповоротно все испортил сам.

Я слышу, как Эльф тихо крадется мимо моей спальни в душ, сбегает по ступеням лестницы вниз, и вхожу в ее комнату, зная, зачем она ушла. Это выше меня – сейчас я не способен думать ни о чем другом, кроме желания знать. Даже о том, как располагающе откинуто одеяло на ее постели.

Телефон лежит на небольшом комоде – наверняка подарок моей матери. Как только пальцы касаются его, он тут же отзывается поступившим сообщением.

Возможно, Эльф проклянет меня, когда узнает, но в данный момент я устоять не в силах. Легкую блокировку обойти не проблема, и вот я уже открываю сообщение от абонента, подписанного как «Арно Бонне», чтобы увидеть фотографию светловолосого парня с обнаженным спортивным торсом и недвусмысленной улыбкой на привлекательном лице. Селфи, сделанное пару минут назад, с подписью на английском: «Твоя чашка кофе, малышка. Я знаю, ты любишь горячий».

Твою ж мать!

И сразу же в новом сообщении фраза на французском, но здесь я уже понять не в силах и, стараясь не раздавить телефон к черту, хватаю со стола первую попавшуюся ручку и переписываю фразу себе на ладонь. Сбросив сообщения, вхожу в галерею фотографий Эльфа, чтобы теперь уже увидеть ее с этим французским позером вместе…

Он обнимает ее. Касается на каждом фото – талии, шеи, волос, словно не может удержать руки при себе. Фотографирует на фоне залитого солнцем окна – утреннюю и свежую, явно любуясь Эльфом. И, несмотря на затуманенный мглой ревности разум, едва ли соображая, что делаю, я вхожу в Сеть и хладнокровно сохраняю фотографию себе.

Она моя. Эта девчонка моя. Всегда была и будет. Я просто не способен ее с кем‑ то делить и должен с этим разобраться, невзирая на территории и запреты, иначе сойду с ума.

Заставив себя оставить телефон на прежнем месте, я возвращаюсь к себе в спальню, включаю ноут и сбрасываю в «Фейсбук» сообщение Бамперу. Набрав его номер, рычу в трубку, явно озадачивая и веселя друга.

– Рыжий, переведи мне эту чертову фразу! Срочно!

– Что, Фрол, так подперло?

– Я не шучу!

– Ладно, сейчас посмотрю… Кстати, тебе что, ночи мало? Ты меня оторвал от весьма интересного занятия. Мы тут с Коломбиной обсуждали подарок Машке Люка, целый список составили. Я обещал своей Колючке не жадничать…

– Рыжий, я жду.

– Стейси‑ Белль? Он называет ее Стейси‑ Белль?.. Черт, Фрол, похоже, твое дело труба. Тип точно повернут на этой девчонке, красиво звучит.

– Что там, Вить? Не томи. Давай без твоей любви к прекрасному.

– Да судя по строчке, для тебя мало хорошего. «Помни: ты всегда можешь сбежать от него ко мне. Я обожаю тебя и скучаю, моя Стейси‑ Белль».

– Черт!

– Да ладно, Стас, все не так плохо. Главное, кто в приоритете. От тебя к нему, заметь. Она выросла и стала красоткой, захочешь – удержишь, если не дурак. Я помню эту малышку. Кажется, ты еще школьником таскался за ней.

– А если дурак?

– А если дурак, сейчас пойдешь и сгоряча наломаешь дров. Это ведь она – Эльф? Твоя сводная сестра?

– Да.

– Я давно догадался. Помню, чего нам всем стоило вытащить тебя из дерьма. Фрол, послушай, – голос Бампера звучит серьезно. – Прошло столько лет… Тебя не было рядом с девчонкой. Не вини ее, что кто‑ то занял твое место, ты и сам не был паинькой…

Не был паинькой, прав Рыжий. Это и близко не про меня. Но принять блондина в ее жизни все равно сложно. Почти невозможно. Так же больно, как представить его руки на ее груди. Ласкающие Эльфа между ног. Так же невыносимо, как терпеть на коже ледяные струи воды – колючие, бьющие по нервам, обжигающие, которым все равно не под силу остудить кровь.

Я натягиваю джинсы и футболку на мокрое тело. Спускаюсь вниз, уже зная, куда ноги ведут меня. Останавливаюсь на пороге кухни, мрачно глядя на девчонку перед собой, что суетится у плиты. Подхожу к ней, едва ли соображая, что собираюсь сделать и сказать.

Она оборачивается, когда нас разделяет всего пара шагов, и распахивает глаза.

– Стас, ты… Тебе плохо? – пытается понять, в чем дело. И вдруг, побледнев в лице, выдыхает со страхом и отчаянием, почти шепотом: – Не смей, слышишь! Не смей!

Мы в доме одни, и мне понятен ее страх. Если я сейчас дотронусь до нее, меня уже ничего не остановит. В это мгновение все предельно откровенно для нас двоих.

– Не надо, Стас, пожалуйста. Ты обещал… – закрывает глаза, но я уже отступаю.

Да, я обещал. Она права. И у меня до хрена времени, чтобы попытаться с этим справиться в одиночку.

– Бампер, мне кажется, или Фролова накрыло? Что происходит? Саня сказал, что он отдал ему контроль за гонками, а сам снова участвует в заездах. Я думал, мы с этим справились.

– Да. Уже неделю не вылезает из клуба, тренажерки, и не просыхает. А ночью носится на байке. Так и варится в дерьме. Пытался вразумить дурака – не помогает. Вчера на западном треке завелся с ребятами Глеба, завязалась драка, пришлось улаживать конфликт. Но свои деньги мы сняли, хотя и отстегнули ментам. Тебя не стал дергать, вам с Женькой сейчас не до ночных звонков.

– Причину знаешь? Разобьется же к черту. Он никогда не знал меры.

– Несчастная любовь со всеми вытекающими. Фролу явно адреналина не хватает на одно место.

– Стас и любовь? Бампер, ты серьезно?

– Да ладно тебе, Люк, себя вспомни. Давно ли сам к Шаману летал за острыми ощущениями. Нужные люди в курсе, как Большой Босс полгорода на уши поднял, роя землю носом.

– Помню, потому и удивлен. Да и тебя на мосту с Варданом – тоже надолго запомню. Но Фролов… Он никогда не рассказывал. Думаешь, и правда зацепило?

– Если учесть, что Стас превратил мой кабинет в келью, а себя в небритого отшельника – очень даже. Эта девчонка – его сводная сестра. Там, кажется, не очень красивая история вышла в прошлом с ее отъездом. Саня вскользь упоминал, ну а мне никогда не составляло труда связать концы, ты же знаешь. Я видел ее пять лет назад. Однажды мы искали девчонку с Фролом в ночном городе, – она только приехала и потерялась, – так вот Стас тогда чуть не рехнулся. Он был повернут на ней, когда она еще была ребенком. Ну а сейчас она вернулась и, судя по всему, не хочет его. Так что у нас проблема, Люк. С любовью и самооценкой. И со всей этой историей с гонками.

– Да уж. Здесь не позавидуешь.

– …ж‑ женщины зло.

– Ну вот, сам видишь. И это называется справиться? Фрол, твою мать, если ты заблюешь мне в кабинете ковер, я тебя пьяного заставлю его драить? Ты меня услышал?..

Черт, я пьян. Снова. Кто‑ то зовет меня. Кто? Я поднимаю голову и тут же опять роняю затылок на диван, закрывая ладонью глаза: какая, к лешему, разница! Главное, что мне хорошо. Хорошо?.. Пальцы сжимаются в кулак, грубо отирая сухие губы. Ударивший в глаза свет заставляет зажмуриться.

Нет, мне паршиво. Паршивее некуда.

– Р‑ рыжий, отвали. Или дай воды. Только не зуди.

– Чертов дурак!

– Предлагаешь мне убраться? Я могу…

– Нет уж, оставайся. Все равно за тебя переживать, так здесь хоть под присмотром. Нельку не прогоняй. Девчонка помочь хочет, переживает. В конце концов, я ей за работу деньги плачу, а тебе лишняя чашка кофе не помешает.

– Знаю я ее помощь. Думал, что смогу, но нет. Не хочу. Никого не хочу! Скажи: пусть не лезет, мне никто не нужен!

Чья‑ то рука протягивает стакан с водой, и я жадно пью. Не Рыжий. Люков.

– Слушай меня, Фролов. Внимательно слушай. Неважно, что там у тебя стряслось и где болит, но пора с этим дерьмом завязывать. Ты нам с Рыжим в деле нужен, живой и здоровый. У нас на тебя большие планы, понял? Сунешься на трек – переломаю ноги. Без анестезии переломаю, ты меня знаешь. Однажды мне уже пришлось вытрясти из тебя душу, я не поленюсь повторить еще раз.

Может. Помню. Отличное получилось знакомство, спасибо Бамперу. В больнице провалялся неделю, но с гонками и драками завязал, однажды напоровшись на угрюмого, взрослого парня. Но сегодня, даже пьяный, смеюсь: сколько еще я буду оставаться для них младшим.

– Люков, ты забыл, что я вырос? Ломай, Илюха. На душе так хреново, хоть боль почувствую.

POV Настя

– Анастасия, пожалуйста, сосредоточьте внимание на фигуре. Дайте тень. Глубину! Композиция хороша, но я хочу видеть мотив, целостность выбранного вами образа бродяги. Кто он? Что он? Зачем он?.. В каких облаках вы нынче витаете, дорогуша? Я вас не узнаю! Вы нужны мне здесь, в этой мастерской. С живым вниманием и блеском в глазах, понимаете?! А вы что творите? Вы закрыты! Вас тут нет! Творца нет! Кто, ответьте, вместо вас должен вдохнуть жизнь в эти грифельные штрихи?

Маэстро Лесовский очень эмоциональный человек, вспыльчивый, требовательный и весьма взыскательный как педагог. Вот и сейчас, стоя надо мной, он огорченно взмахивает рукой, без жалости указывая на мои промахи.

Понимаю. Еще как понимаю. Стараюсь сосредоточить внимание на рисунке – и не могу. Подходит к концу второй час занятия с талантливым художником, а я, в отличие от других учеников, не выполнила и половины задания.

– Извините, Груно Исакович, – откладываю карандаш, отворачиваюсь, чтобы наклониться за сумкой. – Если позволите, я закончу работу дома.

– Вы плохо себя чувствуете, Анастасия? – губы маэстро обиженно поджимаются. Он не привык растрачивать себя на нерадивых учеников, его время и внимание стоит дорого, но я сегодня просто неспособна сохранить творческий пыл и азарт. Внимать замечаниям художника. Не сейчас, когда мысли заняты другим, а настроение совершенно не творческое.

– Нет, все хорошо, спасибо.

– И все же, я бы хотел увидеть конечный результат.

– Конечно.

Я встаю, убираю рисунок и собираю вещи. Иду между мольбертами, за которыми сидят такие же, как я, ученики, к выходу, чтобы попрощаться и закончить урок.

– До свидания, Груно Исакович, – пытаюсь улыбнуться художнику, коротко обернувшись, но ничего не выходит, и я молча закрываю за собой дверь.

Господи, если ничего не изменится в ближайшее время и я не справлюсь с чувством вины и с собственным сердцем, измучившим меня упреками в последние дни, занятия с маэстро можно будет смело сводить на нет.

– Настя? Уже освободилась?

Вновь он – Сергей Воропаев. Стоит у машины, сунув руки в карманы брюк, встречая мое появление на крыльце художественной студии Лесовского приветливой улыбкой, скользнувшей на самоуверенный излом губ.

– Привет, Матвеева, отлично выглядишь! Впрочем, как всегда.

Я встретила брата бывшей одноклассницы несколько дней назад в университете, на бегу угодив в чьи‑ то объятия, и теперь он странным образом, снова и снова оказывается в зоне моего внимания.

Увидев парня, я подхожу к нему, чтобы заглянуть в глаза.

– Сергей, если ты опять скажешь, что встретил меня случайно, я тебе не поверю. Это слишком прицельно, чтобы оказаться простым совпадением. И ни капли не смешно.

– Нет, не случайно и не смешно, – соглашается он, но улыбку прогнать с лица не спешит.

– Тогда зачем ты здесь? Как вообще узнал, где меня искать?

– Неважно. Считай, удачно предположил, расспросив девчонок из твоей группы. Сегодня человека отыскать не проблема, если хочешь его видеть. А я хотел тебя увидеть, Настя. Очень. Ты как в воду канула. И ни в одной социальной сети не найти.

– Зачем? – не сдаюсь я. Внимание блондина не льстит мне, не доставляет ни комфорта, ни удовольствия. Сергей повзрослел и стал привлекательным парнем с почти идеальной внешностью столичного мажора, наверняка такие нравятся девушкам. Но не мне, не мне. Я еще хорошо помню, каким он был пять лет назад.

– Настя, ну что ты как маленькая, – смеется Сергей, проводя рукой по светлым волосам, покусывая губы, показывая этим, что волнуется, как бы ни старался держаться уверенно. – Неужели не понимаешь, зачем молодому человеку искать встречи с красивой девушкой? Почему он стремится ее увидеть?

– Нет, не понимаю, – честно отвечаю. – Мы уже виделись днем в университете, если ты забыл. И вчера тоже. И позавчера. Сергей, с тех пор как мы встретились четыре дня назад, наши встречи больше нельзя назвать случайными. Это кажется странным: видеть тебя каждый день. Мы ведь с тобой даже не друзья!

– И что же? Это легко поправимо.

– Не думаю. Да, я уже не ребенок, но все равно не понимаю. Для внезапной симпатии все слишком быстро и активно. Мы не знали друг о друге пять лет, и твое нечаянное внимание…

– Не совсем нечаянное, Настя. Марина рассказала, что ты вернулась.

– Вот как? – я не могу сказать, что сильно удивлена. Хотя разговор обо мне, прозвучавший в доме Воропаевых, кажется почти невероятным. – Твоя сестра очень старалась не узнать меня. Так убедительно, что у нее почти получилось.

– Да, – Сергей смеется. – Не стану врать, что она обрадовалась твоему возвращению, а вот я был рад узнать, что ты снова в городе. Разве в нашем школьном прошлом я не показывал, как ты мне нравилась?

А вот теперь я действительно удивляюсь, пусть и не заламываю картинно брови и не прячу смущенно рук. Зато позволяю себе улыбнуться.

– В какой именно раз показывал, Сергей? Когда называл жалкой, уговаривая пойти в кино? Или когда приглашал прогуляться на Зимнем балу темной школой?

– Настя, ну зачем ты вспоминаешь. Это было так давно, что я успел забыть. Лучше возьми, это тебе! – он открывает дверь машины и достает цветы. Поймав мою руку, вкладывает букет в ладонь, сжимая пальцы. – Смотри, такие же нежные и красивые, как ты.

Цветы действительно красивые и наверняка дорогие. Мне хочется отступить, но руки парня держат возле себя крепко.

– Нет. Сергей, я не могу их взять.

– Ну что ты такая колючая. Почему?

– Потому что не вижу причины. У меня сегодня не день рождения и у нас не свидание. Это очень красивые цветы, лучше подари их другой девушке.

Вряд ли в обычной жизни я так же упряма, но Сергей Воропаев не вызывает у меня никаких приятных чувств. И цветы от него принимать совсем не хочется. У парня дорогая машина, он хорошо выглядит и модно одет, но не о нем сейчас мои мысли, вовсе не о нем.

– Настя, ты мне нравишься, и я хочу подарить их именно тебе. Иначе просто брошу на дорогу. Ты же не думаешь, что я из тех, кто будет передавать букет девушкам из рук в руки, как вымпел победы, пока не найдет достойную? А про свидание… Я с удовольствием приглашаю тебя куда‑ нибудь сходить. Ты не спешишь? Мы можем заехать в кафе. Или погулять по городу… для начала.

Он продолжает держать меня за руку, словно боясь, что я сбегу.

– Для какого начала, Сергей? – мне стоит усилий, чтобы освободить запястье. Я снова поднимаю к нему лицо. Он смотрит, не моргая, словно запоминая, и мне это совсем не нравится. – Кажется, ты меня совсем не слышишь. Хорошо, отвечу яснее. Я не свободна для новых отношений. Ни сегодня, ни завтра. Никогда, понимаешь?

Его брови хмурятся.

– Ты… замужем?

– О господи! Конечно, нет! Просто я…

Но Сергей легко перебивает, не очень искренне смеясь.

– Хорошо, понял! Я действительно тороплю события. Извини, Настя. Забыл, что ты всегда была пугливой.

Вот теперь он отступает на шаг, давая мне свободу.

– Это не так, – пробую я протестовать. – Пугливой меня сделал этот город и люди. Я не всегда была такой!

– Тем не менее, – настаивает парень. – Это ведь он – Стас – предупредил тебя насчет меня? Поэтому ты снова осторожна? Помнишь, как ты боялась со мной заговорить? Просто постоять в стороне? А мне хотелось, чтобы ты говорила. Чтобы смотрела. Не на него, на меня. Я‑ то знал, как он тебя ненавидел.

Неожиданное признание. Как внезапное дежавю, окунувшее в прошлое.

– Сергей, ты ошибаешься. Стас тут совершенно ни при чем, и неважно, что и когда он ко мне чувствовал.

– Не думаю. Вы ведь по‑ прежнему живете в одном доме, да, Настя? Мы с ним не очень ладим последние годы, наверняка ты в курсе.

– Нет. Я редко вижу Стаса.

Я стараюсь держаться отстраненно и собранно, но парень слишком внимательно смотрит, чтобы не заметить промелькнувшее в моих глазах отчаяние, измучившее меня в последние дни.

– Значит, несвободна, говоришь, – повторяет, закусывая губы, стирая с лица улыбку. Делает паузу, не отрывая от меня острый взгляд. – Когда я узнал, что ты вернулась, я подумал было, что вы вместе. Спросил Маринку, но та разревелась и не захотела о тебе говорить. Дура. Сколько можно по Фролову страдать, ничему ее жизнь не учит. Такие, как он, никогда не останавливаются.

– А ты, значит, обещаешь хранить верность?

– Я обещаю внимание и защиту, а это немало.

– Да ну! – не могу я сдержать горькой усмешки. – От кого собираешься защищать, Сергей? Мы вроде как в цивилизованном обществе живем.

– От таких, как я, – ничуть не смущается парень. – Ты красивая девушка, Настя. Мимо таких не проходят. Я всегда знал, еще с той самой первой минуты, когда увидел тебя в доме Фроловых, что однажды захочу быть с тобой. Уверен, Стас тоже это почувствовал. Ты сделала нас врагами, как только переступила порог дома мачехи, девчонка в смешном пальто. И вот теперь ты снова вернулась.

– Прекрати, – я не верю своим ушам, что он все это говорит. – Что ты несешь?!

– Правду! Тебя не было пять лет, а мы так и не смогли примириться, а ведь когда‑ то были лучшими друзьями.

– Уверена, что причина вашей ссоры известна только вам, хотя мне очень жаль.

– А мне нет. К черту, Настя! Он не вылезает из мотогонок, для него девчонки и деньги всегда были важнее всего прочего. Не ты! Он никогда не изменится, Стас не умеет по‑ другому! Ты по‑ прежнему ему не интересна! Настя, на что надеешься? На нем же зарубки ставить негде!

– Хватит, Сергей! Перестань! Я не хочу это слушать!

– Не веришь, у Маринки моей спроси, как он умеет убеждать. Она знает, она расскажет!

Блондин запрокидывает голову, чтобы перевести дыхание и продолжить:

– Стоило задаться вопросом: как бы я вел себя на его месте, если бы ты вновь оказалась рядом, а я что‑ то к тебе чувствовал. И ответ нашелся сам собой.

Сергей опускает подбородок, сужая взгляд. В этот момент его лицо так же отталкивающе‑ некрасиво, как сорвавшиеся с губ слова.

– Или он трахнул тебя, Матвеева, и забыл, как многих, или ты все так же ненавистна сводному брату, как прежде. Потому что я бы не сбежал и не зависал в ночных клубах, зная, что ты рядом.

А вот это уже слишком для разговора двух малознакомых людей, которых в жизни никто и ничто не связывает друг с другом. Я вдруг смеюсь – грустным тихим смехом, за которым прячу слезы и все то, что показать нельзя. От которого хочется реветь, потому что досадно и больно от правды, прозвучавшей в чужих словах.

Удивительно! И этот парень всего пять минут назад приглашал меня сходить на свидание?! Как же затейлива на сюрпризы и жестокие уроки наша жизнь!

Я подхожу к машине и опускаю букет на капот.

– Сергей, возьми цветы, они уж точно не для такой, как я. Не знаю, почему ты решил задеть меня, хотя ничего о моей жизни не знаешь. Я не говорила, что это Стас. Ты увидел то, что захотел, и не постеснялся вывалить догадки. Я счастлива с тем, кто меня любит. А сводный брат… – я стараюсь на прощанье смотреть на парня твердо, – я приму его любым, как уже случилось однажды. Даже с ненавистью ко мне.

Сумка с тубусом падает к ногам, и мне приходится наклониться, чтобы его поднять.

– Прощай, Сергей. И не вздумай предлагать помощь, чтобы подвезти домой, я все равно не соглашусь. Просто забудь обо мне, так будет лучше, – говорю, отворачиваясь от помрачневшего в лице Воропаева, и направляюсь по узкому тротуару к оживленной части улицы, чтобы уехать в Черехино. В дом, в котором комната Стаса пустует вот уже шесть ночей. С того самого утра, когда я его прогнала.

– Мама Галя, пап, привет!

Я захожу в дом и здороваюсь с родителями. Этим вечером они сидят в гостиной, сегодня у них гости в Скайпе, решается деловой вопрос, и мачеха сосредоточена на разговоре. Зато отец через некоторое время присоединяется ко мне на кухне.

– Как дела, Настя? Как университет? Как успехи с Лесовским? Тебе что‑ то нужно, дочка? – спрашивает участливо, и я отвечаю:

– Нет, пап. Все хорошо, спасибо.

В последние годы многое изменилось в наших отношениях, и я больше не смущаюсь и не теряюсь в словах в присутствии отца. Сегодня я знаю, каких усилий стоило Григорию Матвееву вернуть внимание дочери. А тогда, после своего бегства пять лет назад из дома новой семьи, я была уверена, что мне больше нет места в его жизни.

Отцу понадобилось время и опора жены, чтобы я наконец поверила, что что‑ то для него значу.

Он подходит и садится за стол. Смотрит с тихим неодобрением на одинокую чашку с кофе в моих руках.

– Ты который день совсем ничего не ешь, Настя, – огорченно замечает, пододвигая ко мне вазу с печеньем. – Вот и Галина тоже растеряла аппетит. Не знаю, что с вами делать?

Он огорчен и не играет. Мы оба привязаны к мачехе. Как ни странно, но именно это роднит нас и сделало ближе.

– Как она? Мама Галя?

– Переживает, конечно, – вздыхает отец. – Только что толку? Стас не мальчик, он и раньше уходил из дому, пропадал на несколько дней. Для нас это не впервые. Возможно, ты помнишь: он всегда был своевольным парнем и доставлял матери хлопот.

Да, помню. Прячу виноватый взгляд в чашку с кофе, но ненадолго.

– Пап, а где Стас может быть? Ты, случайно, не знаешь? Может… может, у него появилась девушка?

– Не знаю, Настя, вряд ли. Не помню, что бы кто‑ то забирал его внимание настолько долго. Вроде как пропадает в клубе у своего друга. Галина звонила. У Виктора известный в городе клуб «Бампер и Ко», и парни крутят какой‑ то совместный бизнес. Во всяком случае, у Стаса давно свои деньги, так что им не очень‑ то помыкнешь в этом смысле.

Отец качает головой.

– Здесь Гале не позавидуешь, ее сын не особо впускает нас в личную жизнь. А вместе с тем – самостоятельный вырос парень. Ну а характер… Так и у нашей мамы Гали характер не сахар. Есть в кого нрав показывать.

Если бы только нрав. Отец не знает причину, и мачеха наверняка даже не догадывается, что между нами произошло и почему ушел Стас. Да я и сама не знаю, что тогда накатило на парня. Просто испугалась вдруг, увидев перед собой серый, горящий голодом взгляд, почувствовав в его руках силу желания, готовую выплеснуться на меня, – что все вернулось назад. Когда потянуло к нему словно магнитом – испугалась, что не смогу устоять и снова придет боль. Потом, после, когда останусь одна. Снова останусь одна, а он забудет – боль вернется. Я все еще помню, как долго саднило сердце.

– Пап, послушай…

– Да, Настя.

– Вы в прошлый раз с мамой Галей настояли, но… Мне кажется, будет лучше, если я съеду. Найду квартиру или комнату, неважно. Ты сможешь объяснить маме? Я очень не хочу ее обижать.

Отец удивляется. Искренне. В последние годы он старался, как умел, стать мне ближе.

– Для кого лучше? – хмурит взгляд.

– Для всех.

Да, уклончиво, отводя глаза, но ведь не рассказать обо всем, не объяснить просто.

Не знаю, о чем задумывается Матвеев, что видит в моем лице, но отвечает с тихим чувством, как глупому, заплутавшему в мыслях ребенку, неожиданно накрывая рукой мою ладонь.

– Настя, не надо. Хватит бежать. Мы и так с Галей наделали много ошибок. Я наделал, когда столько лет жил с тобой порознь. Никому не будет лучше, поверь. Никому.

И вдруг слишком проникновенно и лично, так, что от его слов колет в груди:

– Ни тебе, ни ему. Пожалуйста, дочка, дай время всему вернуться на круги своя. Если ты решишь съехать – Гале точно легче не станет.

Господи, как будто он смотрит в колодец правды, в котором я боюсь утонуть. Но говорю другое, сбегая в свою комнату. Оставляя отца с памятью о моей улыбке.

– Конечно, все будет хорошо, пап…

И уже за закрытой дверью набираю номер, глядя в спускающиеся за окном сумерки. Не Егору, хотя он ждет моего звонка. Тому, кто единственный способен понять мое настроение, пусть я, как всегда, ни о чем ему не расскажу.

– Арно, ты нужен мне. Поговори со мной. Пожалуйста…

В доме полночь, родители спят. Завтра сложный день, я сижу над конкурсным проектом, работаю над визуализацией выбранной темы и отчаянно прислушиваюсь к шагам в холле… Тихо. Снова тихо. Ну когда уже я хоть что‑ нибудь услышу? Хоть какой‑ то шум, скрип, любое действие! Это невыносимо – ждать столько времени. И винить себя, снова винить себя, глядя в грустные глаза мачехи.

Где же ты, Стас?

Я откладываю карандаш в сторону и встаю из‑ за стола. Выхожу из комнаты, прохожу холлом, чтобы остановиться на пороге чужой спальни. Моей спальни. Дверь в которую открыта, но войти не могу. Даже протянуть руку и включить свет – кажется мне вторжением в чужую жизнь, в незабытое мной прошлое, и я стою, всматриваясь в темноту.

«Не смей, слышишь! Не смей! »

Не тронул. Но где бы мы были сейчас, если бы разрешила? Разрешила себе вспомнить наш поцелуй. То первое настоящее и злое отчаяние, полное невысказанного чувства, которое он оставил после себя на моих губах?

К черту все мысли! Они не приносят облегчения! Сейчас я хочу, чтобы Стас просто оказался дома. Тогда я снова смогу спокойно жить и смотреть в глаза мачехе. Спать, рисовать, существовать. Ведь смогу?

Рука сама тянется к телефону – непослушная, трусливая, и неважно, что именно я собираюсь сказать, длинные гудки все равно остаются без ответа.

– Можно такси в Черехино? Сейчас. Спасибо. Куда? Клуб «Бампер и Ко».

Я одеваюсь быстро, не позволяя себе передумать. Иначе сомнения сотрут решимость, а страх перед ночью в сотый раз напомнит, что я сошла с ума. Впрыгиваю в джинсы, футболку, балетки, бросаю деньги и телефон в сумочку, выскальзываю из дома на улицу и дальше, за ворота, не подумав, что ночь холодная, что волосы распущены и встрепаны, что для дорогого молодежного клуба у меня откровенно невзрачный вид. Сажусь в подъехавшее такси и всю дорогу к клубу молчу, с опаской таращусь в окно и вместе с водителем ужасаюсь, когда на въезде в город мимо нас на бешеной скорости проносятся мотоциклы. Много мотоциклов.

– Вот попомните мои слова, девушка. Однажды кто‑ нибудь из них обязательно сломает шею или покалечится! Устроили здесь гонки, выродки сопливые. Каждую ночь одно и то же, управы на них нет…

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒