Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Вместо эпилога 14 страница



‑ Браво, Митенька! ‑ рядом с первой саблей грохнулась ещё одна. ‑ Мы офицеры, а не палачи!

‑ Потише, господа, ‑ подполковник Бердяга кивнул в сторону печки. ‑ Своими воплями вы разбудите ребёнка.

Предупреждение запоздало ‑ сдвинулась занавеска, и показалось заспанное детское лицо. Дашка оглядела собравшихся офицеров и строго спросила:

‑ А де мамка?

‑ Она скоро вернётся, ‑ натянуто улыбнулся Иван Дмитриевич. ‑ Ты поспи ещё немного, и мама придёт.

Девочка сморщила нос:

‑ Не пидёт ‑ глисяне мамку вбили. И тятьку вбили. И бабуску вбили. А де Мися? Тозе вбили?

‑ Здесь он! ‑ Бердяга обрадовался поводу сменить тему разговора. ‑ Миша сейчас придёт.

‑ Мися пидёт! ‑ согласилась Дашка. ‑ Он глисян плогонит?

‑ Обязательно прогонит. Их непременно нужно прогнать.

‑ Глисяне плохие… Мися глисян вбьёт?

‑ Ну конечно же.

‑ А вы?

Тишина… чей‑ то вздох, напоминающий стон… Почему‑ то очень больно смотреть в требовательные глаза ребёнка.

Шёпот:

‑ Господин подполковник.

‑ Слушаю вас, корнет.

‑ Порвите, пожалуйста, моё прошение об отставке… ‑ и уже во весь голос. ‑ Мы их прогоним! Веришь? Обязательно прогоним! И ещё будем вальсировать на твоей свадьбе!

 

Разве можно верить гусарам, когда они что‑ то обещают девушкам? Обманул и этот ‑ штаб‑ ротмистр Ахтырского гусарского полка Дмитрий Сысоев погиб в безумной рубке под Прагой ровно через пять лет. Иван Дмитриевич тоже не выполнил данного Дашке слова ‑ генерал‑ лейтенант Бердяга убит австрийской пулей при штурме Вены в тот же год.

А свадьба… свадьба была! И старый фельдмаршал Борчугов танцевал обещанный вальс, поскрипывая протезом, а потом пил цимлянское, роняя слёзы в бокал. Героям можно плакать! Тем более от счастья, тем более в день, когда идёт под венец приёмная дочь!

 

Документ 19

ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОРЪ Всемилостів? йше соизволилъ пожаловать:

Георгиевское Оружіе: Полковникамъ: п? хотныхъ полковъ: Виленскаго, Казиміру Кампраду за то, что въ бою 31‑ го августа и 1‑ го сентября 1801 года у д. Великiя Козюльки, временно командуя, въ чин? подполковника, названнымъ полкомъ и находясь въ передовыхъ окопахъ, подъ огнемъ противника, безъ ближайшихъ помощниковъ, лично руководилъ д? йствіями полка и, исполняя постановленную задачу, атаковалъ и занялъ дер. Великiя Козюльки, взялъ въ пл? нъ 526 англiчан и захватілъ 4‑ хъ орудійную непріятельскую батарею. Арзамасскаго Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Михаила Павловiча, Даніилу Бекъ‑ Пирумову за то, что въ ночь съ 31‑ го августа на 1 сентября 1801 года, будучи начальникомъ боевой части, въ состав? баталіона п? хотнаго Арзамасскаго полка и ‑ дружины, получивъ задачу атаковать сильно укр? пленныя позіціи южн? е и с? верн? е дороги Копорье‑ Воронино, своимъ мужествомъ, беззав? тной храбростью и разумнымъ командованіемъ, подъ губительнымъ ружейнымъ, и въ упоръ артилерійскимъ огнемъ, довелъ атаку баталіона и дружины до удара холоднымъ оружіемъ, выбилъ врага изъ укр? пленія надъ с. Боботово, закр? пилъ захваченный важный участокъ позиціи за собой, ч? мъ обезпечілъ усп? хъ сос? днимъ частямъ, при чемъ ротами были захвачены два тяжелыхъ орудія, стр? лявшихъ въ упоръ и защищаемыхъ шведской п? хотой.

 

 

Глава 19

 

 

Санкт‑ Петербург. 2 сентября 1801 года.

 

Никогда не любил англичан, ‑ ни в прошлом, ни сейчас, ни в будущем. Что за люди, а? Нельзя отвлечься на минутку, как тут же напакостят, ур‑ р‑ р‑ оды! Во что мою столицу превратили? Куда ни взгляни, везде дымы пожаров, перегороженные баррикадами улицы, неубранные трупы в красных мундирах. Ну да, жители своих погибших стараются хоронить сразу же, а до этих руки не доходят. Как бы эпидемия не случилась.

Представляю, что творится возле Михайловского замка ‑ говорят, его всё же пришлось отдать после двух недель обороны. Говорят… но доподлинно ничего не известно. Через половину России промчался как угорелый, но тут застрял на окраине и сижу пенёк пеньком, пользуясь в качестве источников информации обрывками слухов. А они до того причудливые…

О собственной смерти, кстати, слышал за сегодняшний день несколько раз. По одной из версий я погиб в абордажной схватке, лично возглавив атаку флота на английскую эскадру. По другой ‑ взорвал себя в пороховом погребе вместе с семьёй, отказавшись сдаваться в плен. Третий слух самый интересный ‑ моё Императорское Величество отправилось в Лондон, убило на дуэли английского короля, премьер‑ министра, половину верхней палаты парламента, и истекло кровью от ран. Забавно, не правда ли? И надо отдать должное распространителям этих слухов ‑ ни в одном из них я не сбежал, не спрятался, а смерть принимал исключительно героическую, подающую пример и зовущую к подвигам. Хоть не воскресай теперь…

Как удалось понять в общей неразберихе, у нас с англичанами сложилась патовая ситуация. Шахматисты хреновы… Нельсон не получает никаких известий от десанта и продолжает упорно колотиться лбом в Кронштадт, мы же не можем его прогнать, потому что в городе творится чёрт знает что. Подозреваю, кроме чёрта ещё и Кутузов знает, но добраться до Михаила Илларионовича не получается. Не столица, а кастрюля с окрошкой, в которой перемешаны русские войска, шведские, английские, неизвестно кому подчиняющееся ополчение… И все стреляют, стреляют, стреляют…

‑ Павел, мы должны что‑ то предпринять!

Это императрица. Вид у Марии Фёдоровны усталый, но решительный.

‑ Конечно, дорогая. У тебя есть какие‑ то предложения?

‑ Нет! Но ты обязан сделать хоть что‑ нибудь!

Женская логика… знаю их на сто сорок лет вперёд, и не нахожу разницы. Сделай, и всё тут! Хоть тресни, хоть взорвись наподобие реактивного снаряда. Стоп… снаряда? Вдали над крышами взлетела сигнальная ракета и, оставляя дымный след, по широкой дуге упала вниз. Наши?

‑ Наши, Ваше Императорское Величество! ‑ оживились егеря конвоя. ‑ Кулибинские винтовки тявкают!

‑ Хосю к насым! ‑ малолетний Великий Князь выхватил деревянную шпагу.

‑ Куда собрался? ‑ еле успел ухватить отпрыска за ухо. ‑ Рано тебе ещё воевать.

‑ А я хосю! ‑ заупрямился Николай.

‑ Прапорщик!

‑ Слушаю, Ваше Императорское Величество!

‑ Выдели половину людей в конвой Её Императорскому Величеству и этому вот герою.

‑ Павел, ‑ возмутилась Мария Фёдоровна. ‑ Ты не должен…

‑ Молчать!

‑ А‑ а‑ а…

‑ Не пререкаться! Значит так, прапорщик, отвезёшь их в Шлиссельбург… Головой отвечаешь, понял? И сидеть там как мышь под веником! Справишься ‑ быть тебе поручиком!

Офицер, произведённый из фельдфебелей на пятый день умопомрачительной гонки из Нижнего Новгорода в Петербург, задохнулся от восторга. В свете открывшейся перспективы он не только увезёт императрицу в крепость, но и сам единолично отобьет все приступы, буде таковые случатся. Орёл! Самый натуральный орёл! И чего меня Аракчеев дворянскими бунтами пугает? Вот живой пример ‑ человек из захудалых помещиков, а дали ему надежду и… горы свернёт! И абсолютно плевать на то, что крестьяне из имения в армию уйдут или вольную получат. Все четверо.

‑ Давай, голубчик, пошевеливайся!

 

Чёрт побери, как же больно! И ещё этот старый хрыч нудит над ухом…

‑ Дурак ты, твоё величество, как есть дурак! Ну разве так можно?

‑ Ефимыч, заткнись, а? Шёй быстрее.

‑ А я чего делаю? ‑ егерь бормочет невнятно, потому что держит во рту надёрганные из моей рубашки шёлковые нитки. ‑ Сейчас больно будет.

‑ Знаю.

‑ Знает он… Станет невтерпёж ‑ можешь орать. Но молча!

‑ Это как?

‑ Кверху каком!

Никакого почтения у паразита к государевой персоне. Или нарочитой грубостью подбадривает, чтобы злость придавала силы? А чего злиться‑ то? И не злюсь вовсе, если сам дурак. Кто просил соваться туда, куда ни один барбос хрен не совал? И людей за собой потащил. Теперь вот пожинаю плоды. У‑ у‑ у… больно! Сейчас бы граммов четыреста для наркоза принять. Но нету.

‑ Терпи‑ терпи, ‑ приговаривает Ефимыч, ковыряясь в моём боку кривой иголкой. ‑ На хорошем кобеле быстро заживёт.

‑ А ты не завидуй.

‑ Такому делу не грех и позавидовать.

‑ Я про рану.

‑ Так и я про неё!

Старый солдат смеётся. Хотя, какой же он старый? Скачет так, что молодые обзавидуются. Или не обзавидуются… Некому больше ‑ из четверых сопровождающих меня егерей только Ефимыч и остался жив.

Не повезло, да. Попали даже не между молотом и наковальней, а между двумя наковальнями, по которым с обратной стороны непрерывно бьют, бьют, и бьют. Два шведских полка, вернее то, что от них осталось, в беспорядке отступали навстречу друг другу. И надо же такому случиться ‑ мы выскочили на перекрёсток ровно в тот момент, когда там показался первый неприятельский солдат. И если бы один.

Хвалёные пистолеты знаменитого американского мастера (с сегодняшнего дня американцев тоже не люблю) дали осечку, причём одновременно. А швед, не долго думавши, засадил штыком прямо мне в брюхо. Точнее, хотел засадить, но то ли споткнулся, то ли поскользнулся, и в результате этого пробороздил бок почти до левой лопатки. Супостата застрелили егеря, а Ефимыч схватил за шиворот истекающее кровью величество и прыгнул в канал, и без того забитый раздувшимися покойниками. Жуть!

‑ Ну ты долго ещё? ‑ мучитель не отвечает, занятый хирургической операцией. ‑ Слушай, Ефимыч, а тухлятина из воды в рану не попала?

‑ Не боись, ‑ обнадёжил солдат. ‑ Вернейшее средство есть, даже антонов огонь останавливает. Хм… иногда.

‑ Так это оно французским сыром воняет?

‑ Зачем сыром? Обычная просушенная и перетёртая плесень из‑ под банного пола. Земляк из Галицкого полка посоветовал. Не, таперича из Лукояновского… или Волынского? Тьфу! Полк один, а названия каждый месяц разные.

Ефимыч не зря плюётся ‑ я и сам запутался в постоянных переименованиях. Зато в Лондоне и Париже наверняка сломали голову, пытаясь объяснить четырёхкратное увеличение численности русской армии.

‑ Ну вот и всё! ‑ солдат вытер руки остатками моей рубашки. ‑ Сейчас ещё перевяжем.

‑ Подштанники снимать?

‑ Полотно есть чистое. И вот это! ‑ вытащил из‑ за голенища плоскую фляжку, подбросил её, и засунул обратно. ‑ Обезболивающее попозже.

‑ Что же ты, ирод, раньше молчал?

‑ А оно мне надо, пьяного тебя ворочать?

‑ В Сибирь сошлю.

‑ Ну и сошлёшь, ‑ согласился Ефимыч. ‑ Чай там тоже люди живут.

Вот так вот! Пугаешь‑ пугаешь человека, а он всё никак не пугается. И дело даже не в том, что такой бесстрашный ‑ просто не чувствует за собой каких‑ либо прегрешений. Чисто серафим шестикрылый! А кажущаяся грубость и не грубость вовсе, а напротив, высшая степень доверия. К царю, как и к Богу, на Руси на Вы не обращаются. То есть, обращаются, конечно, но ощущается в этом какая‑ то искусственность, привнесённая чуждой культурой. Не от души идут все официальные величания.

‑ А одёжку придётся выкинуть, ‑ старый солдат закончил мотать бинты и отпихнул ногой мешающий кафтан. ‑ И красный цвет нонеча не в моде ‑ живо пулю схлопочешь. Погоди‑ ка…

Достал из ранца гимнастёрку, ещё не получившую таковое название, а именовавшуюся попросту " павловской рубахой".

‑ Спасибо, Ефимыч.

Тот неожиданно смутился и вместо ответа сунул флягу. Ладно, не хочет принимать устную благодарность, получит её письменным указом. Что там у нас полагается за спасение жизни государя‑ императора?

Зараза… левая рука совсем не поднимается…

‑ Помоги.

Общими усилиями кое‑ как натягивает через голову тесную гимнастёрку, которая тут же намокает от проступившей сквозь бинты крови. А фляжку так и не выпустил? Ну‑ ка… хорошо пошла! Ещё глоточек…

‑ Будешь?

‑ Никак нет, Ваше Императорское Величество! Субординация не дозволяет!

Вот оно что! Я же опять в мундире, значит уже не раненый боевой товарищ, а строгий командир, каковому невместно распивать водку с подчинёнными. Тьфу! Наизобретал тут философских теорий… отец народа, понимаешь. Дурак ты, Павел Петрович. В смысле, я дурак.

 

Два часа спустя.

 

‑ И охота тебе, мсье Теодор, так себя мучить? ‑ красногвардеец Иван Лопухин отвлёкся от чистки винтовки и насмешливо посмотрел на Фёдора Толстого, с самой страдальческой миной пытающегося соскоблить недельную щетину тупой бритвой. ‑ Горло только не перережь, а то горничные шибко ругаться будут.

‑ А это он, Ваня, твоей сестрице пытается понравиться, ‑ вмешался карауливший у окна капитан Тучков. ‑ Ты бы видел его глаза во время перевязки!

‑ Всё было не так, Александр Андреевич! ‑ покраснел Толстой.

‑ Не так? ‑ Лопухин в задумчивости почесал кончик носа. ‑ Сегодня руку перевязывала, завтра… Знаешь что, друг Фёдор… об одном прошу ‑ постарайся, чтобы в моём доме тебя не ранили в задницу.

‑ Как тебя ‑ в моём?

‑ Да, но я же не пытался привлечь к осмотру юных девиц.

‑ Зато пожар устроил.

‑ Фи, Теодор, какой ты грубый! Кто виноват, что там две роты шотландцев на ночлег расположились? Тем более, кое‑ кто вовсе не возражал против поджога.

‑ Матушке этот дом всегда казался слишком вульгарным, ‑ Толстой отложил бритву и скептически осмотрел отражение в зеркале. ‑ Ваня, ваше сиятельное семейство намерено уморить голодом защитников Отечества?

‑ Берегите фигуру, mon cher ami Теодор! ‑ хмыкнул Лопухин. ‑ Да не переживай, сейчас узнаю.

Он повесил винтовку на плечо, охнул от неловкого движения, и вышел из залы, чуть припадая на правую ногу, раненую в самой что ни на есть верхней её части. Война войной, но и про плотный ужин забывать не стоит ‑ одной ратной славой сыт не будешь.

‑ Насчёт вина распорядись! ‑ крикнул вслед отец Николай.

‑ Мне казалось, вы коньяк предпочитаете, батюшка, ‑ заметил Тучков.

‑ Вообще‑ то водку, но в ваших дворцах к какой только гадости не приучишься. Блудницы вавилонские, прости Господи!

Бывший штрафной батальон, а ныне Красная Гвардия, вот уже две недели как уподобился цыганскому табору и кочевал по Санкт‑ Петербургу. В правильные бои не вступали, предпочитая действовать из засад, стрелять в спину, уничтожать с дальнего расстояния неприятельских офицеров и артиллеристов. Нельзя сказать, что эта тактика сразу пришлась всем по душе ‑ пагубное заблуждение о правилах благородной войны слишком глубоко пустило корни. Пришлось выкорчёвывать подручными средствами.

Не понадобилось ничего придумывать и произносить пламенные речи ‑ отец Николай просто привёл красногвардейцев в церковь, в которой пытались укрыться от англичан смольнянские воспитанницы. И более никаких вопросов ни у кого не появлялось.

‑ Господа, прошу к столу! ‑ Лопухин появился в сопровождении лакея, вооружённого сразу двумя старинными фузеями. ‑ За обстановкой на улице присмотрят и без нас.

‑ Не извольте беспокоиться, в лучшем виде сделаю! ‑ от энергичных кивков напудренный парик съехал добровольцу на нос. ‑ А где тут нужно нажимать, чтобы стрельнуло?

 

Поужинать так и не успели. Едва только начали рассаживаться за столом, как из покинутой залы послышался оглушительный грохот выстрела. За ним, почти сразу же, второй. Капитан Тучков подхватил винтовку, небрежно брошенную было на диван у камина, и первым выскочил из столовой.

‑ Что происходит?

‑ Там! ‑ лакей дрожащей рукой показал за окно.

‑ Вот гады! ‑ отец Николай, отпихнувший незадачливого часового, выглянул и тут же убрал голову. ‑ В соседнем доме кого‑ то из наших прижали. Как вчера…

Вчера не успели придти на помощь вовремя ‑ шведы успели перебить оборонявшихся в аптеке ополченцев, большинство из которых были ранены и практически безоружны. Но на этот раз защитники отстреливались, правда, редко и как‑ то неуверенно. Сейчас англичане заберутся в окна с противоположной стороны и…

‑ Выручим, братцы? Вперёд!

‑ Вниз, ‑ поправил отец Николай.

‑ Вниз, ‑ согласился Тучков. ‑ Но всё равно ‑ вперёд!

Уже на улице красногвардеец Фёдор Толстой оглянулся ‑ прелестнейшая Лизавета Михайловна, младшая сестра Ивана Лопухина, стояла у раскрытого окошка и махала вослед платочком. Именно ему и никому другому! Благословляет на подвиг во имя… Во имя чего? Какая разница, главное, что благословляет. И этот подвиг можно совершить прямо под взглядом милых глаз.

‑ Уё… ура! ‑ Фёдор заставил себя проглотить привычный, но донельзя неприличный воинственный клич и поднял к плечу винтовку.

Бабах! С пятидесяти шагов мудрено промахнуться даже при стрельбе стоя ‑ один из англичан, ломавших двери вывороченным из мостовой фонарным столбом, получил пулю чуть пониже поясницы. Следующий патрон… осечка! Ах так?

А в оставленном красногвардейцами доме пожилая, лет тридцати пяти, дама пыталась оттащить дочь от окна:

‑ Лиза, немедленно отойди, это опасно! Там же стреляют!

‑ Мама, нынче в Петербурге везде стреляют! ‑ сопротивлялась Лизавета Михайловна. ‑ Ты только посмотри, какой он мужественный!

Дарья Алексеевна Лопухина не удержалась и бросила взгляд на кипевшую внизу рукопашную схватку. Бросила, и не смогла уже оторвать, так и застыла, сжав подоконник побелевшими пальцами.

‑ Да, Лизонька, он такой… И не старый совсем, это борода прибавляет возраст.

‑ Мама? ‑ дочь отвлеклась от захватывающего зрелища и нахмурила брови. ‑ Фёдору Ивановичу только двадцать лет минуло, и он вообще не носит бороду.

‑ Кто? Я не про… Ох! ‑ Дарья Алексеевна вскрикнула, когда на отца Николая насели сразу трое, и выдохнула с облегчением, увидев, как сабля в умелых руках священника перечеркнула шею ближайшего из нападавших. ‑ Какой мужчина!

‑ Феденька! ‑ Лизавета Михайловна чуть не выпрыгнула со второго этажа при виде упавшего Толстого. Нет, поднялся и, орудуя винтовкой как дубиной, бросился вперёд. ‑ Феденька…

Лопухина‑ старшая первой взяла себя в руки и строго кашлянула:

‑ Лизонька, нельзя так открыто выражать чувства. Это просто неприлично, и твой покойный отец подобное бы не одобрил.

‑ Но мама! Его ведь могут убить!

‑ И Николая Михайловича… э‑ э‑ э… в смысле… отца Николая… Доченька, на войне любого могут убить!

‑ Его не могут! ‑ крикнула Лиза со слезами в голосе.

И в глубине души Дарья Алексеевна была согласна с ней. Господь не допустит гибели Фёдора Толстого и… и остальных, потому что это будет просто несправедливо и нечестно! Такая любовь должна быть вознаграждена! И вознаграждения достойна не только Лизонька, но и… Нет, грешные мысли стоит оставить на потом, сначала устроить бы судьбу дочери.

А Фёдор Иванович является в высшей степени достойной партией. Дело даже не в знатности и древности рода ‑ в нынешние времена, как при Петре Алексеевиче, они не играют никакой роли. Тут другое! Толстой в Красной Гвардии. И этим всё сказано!

‑ Что сказано, матушка? ‑ переспросила Лизавета Михайловна. ‑ О чём ты говоришь?

‑ Я молчу.

‑ Очень громко молчишь.

Дарья Алексеевна, раздосадованная на то, что ненароком произнесла вслух потаённые мысли, не ответила. К чему слова, если и так всё понятно? Дочку замуж, а самой… Так, а приданое? Деньгами как‑ то неблагородно, деревни с крепостными взяты в казну ещё весной… Надо бы с графом Кулибиным посоветоваться ‑ приближённый к императорской особе механик дурного не подскажет. А если… ну да, если войти в долю с Иваном Петровичем на каком‑ нибудь оружейном заводе? Вполне пристойный подарок молодожёнам. Это вам не плебейские суконные мануфактуры, наподобие тех, в которые вложены средства у Вяземских. То‑ то Зинаида Петровна сразу перестанет нос задирать.

В размышлениях Лопухина‑ старшая не сразу расслышала возглас дочери:

‑ Матушка, да там же сам государь Павел Петрович! Ты только посмотри!

‑ Где? ‑ Дарья Алексеевна встрепенулась и вгляделась внимательнее. ‑ Господи помилуй!

Из дверей соседнего дома действительно появился император. Нетвёрдо стоящий на ногах, поддерживаемый с двух сторон Александром Андреевичем Тучковым и неизвестным егерем, он сжимал в руке обломок шпаги и улыбался. Вот повернул голову к Фёдору Толстому и что‑ то сказал. Тот вытянулся во фрунт и показал на Ивана Лопухина. Все трое одновременно рассмеялись.

‑ Матушка! ‑ взвизгнула Лизавета Михайловна. ‑ Мне государь рукой помахал! Два раза!

‑ Значит, нужно поставить на стол два новых прибора. Ужин, надеюсь, не остыл?

‑ Но там же ещё простой солдат!?

Дарья Алексеевна укоризненно посмотрела на дочь:

‑ У Павла Петровича, дорогая моя, нет простых солдат. И распорядись же, наконец, насчёт приборов!

 

Документ 20

 

" Собственноручное письмо графа П. Завадовскаго графу А. А. Аракчееву. 20 сентября 1801 г. С. ‑ Петербург.

Милостивый государь мой, граф Алексей Андреевич. Просил и еще прошу вашего сиятельства возстановить порядок учения и очистить от негодяев Ярославскую гимназию, в которой оные, пианствуя во славу Русского оружия и его победу, изблевали хулу английскому монарху и всем его родственникам женскаго полу. Каково же основателю оной, Демидову, видеть таковые плоды от своих благотворений! Я надеюсь, что ваши распоряжения и посланный экзекутором, о чем меня уведомляете, подымут в Ярославле падшее учение.

Дай Бог вам также перевести партию Бахуса и своею попечительностию превратить в светило хаос Московскаго университета, студенты коего выдвинули петицию с требованиями позволить им сожительствовать с адмиралом Г. Нельсоном как с непотребными девками.

Присовокуплю к сим желаниям истинное мое почтение и нелицемерную преданность, с коими пребываю вашего сиятельства покорнейшим слугою. Г. Петр Завадовский. "

 

" Рапорт московскаго обер‑ полициймейстера Каверина московскому генерал‑ губернатору Х. И. Бенкендорфу.

 

Вчерашняго числа было благородное собрание, где я по болезни моей быть не мог, а г‑ н полициймейстер полковник и кавалер Ивашкин уведомил меня, что в оном было 225 персон, и что некоторые приезжали и были в собрании во фраках, что привело их к побоям со стороны возмущённых сим беспардонным пренебрежением дворян.

 

Директор Благороднаго в Москве собрания господин действительный тайный советник и кавалер Апполон Андреевич Волков вчерашняго числа, встретясь со мной в манеже берейтора Хиарини и объяснив мне, что Благородное собрание ныне почти совсем прекращается, дал мне знать, что при наступлении теперь времени к новой подписке на оное для будущаго года, дабы совершенно не разрушить онаго, предполагает он не воспрещать приезжать в оное и во фраках, приводя в доказательство, что не все, кто носит фрак, является англинским пособником. Я сего числа, нарочно был у господина действительнаго тайнаго советника и кавалера Николая Ивановича Маслова, который также с своей стороны находит дозволение сие с выгодами, Благороднаго собрания сообразным. Не могши дать сам собою согласия моего, также и не имея права без согласия директоров допускать в одеянии, называемом фрак, суде бы кто в сие собрание в оном приехал, представя о том Вашему Высокопревосходительству, испрашиваю начальническаго в резолюции предписания.

 

Резолюция Христофора Ивановича Бенкендорфа: Хоть голые приедут. Плевать. "

 

 

Глава 20

 

 

Нездоровый какой‑ то блеск в глазах у нашей любезной хозяйки. И, что самое странное, его вижу исключительно я один. Остальные преспокойно стучат вилками и ножами, и совсем не замечают бросаемые Дарьей Алексеевной взгляды. Ефимыч вон вообще смущён столь блистательным обществом и молчит. Уткнувшись в тарелку. Кого тут стесняться, меня? Разве что юной девицы, непрерывно подкладывающей особо лакомые кусочки красногвардейцу Фёдору Толстому. Пробивается к сердцу через желудок? Напрасно, есть более короткий путь. Нет, не поймите превратно, ничего такого неприличного не подразумеваю…

Наклоняюсь, и шепчу через стол достаточно громко, чтобы смогли услышать все:

‑ Говорят, у некоего гвардейца нынче винтовка осечку дала?

Тучков, защищая подчинённого, пытается оправдаться:

‑ Сколько времени из боёв не выходили, Ваше Императорское Величество! Такое только люди могут выдержать, а железо… оно бездушное, вот и подводит иногда.

‑ Всё равно непорядок! И виновника непременно надо наказать самым строгим образом.

Толстой молчит. Вряд ли его можно чем напугать после марша из Петербурга в Ревель, тамошнего побоища, и последних событий в городе. А вот Лизавета Михайловна сидит ни жива ни мертва, не смея сделать лишний вздох. Что нельзя сказать о её матушке ‑ та откровенно наслаждается действом, видимо вспомнила семейную историю об устроенной Петром Великим свадьбе прадеда и прабабушки. Понятливая женщина, однако! И нет‑ нет, да стрельнёт глазками в сторону отца Николая. Уж не собирается ли она… вот чертовка. Хотя простительно ‑ пять лет как вдова.

Но не дело делает, ох не дело! На батюшку у меня совсем иные планы.

‑ А ну‑ ка, встань, вьюнош! ‑ красногвардеец поднялся и насупился. ‑ Как же тебя казнить?

‑ Десять лет расстрела! ‑ крикнул изрядно набравшийся Иван Лопухин. ‑ Пусть Лизавета и расстреливает. Или он её, если догадается чем!

‑ Дурак! ‑ в старшего брата полетел соусник. ‑ Феденька тебя самого… ой…

‑ А вот этого не нужно, чай не французы! ‑ стучу ножом по графину. ‑ Феденька, говоришь?

Как же забавно краснеют девицы! И отвечает шёпотом:

‑ Фёдор Иванович.

‑ Нет уж, поздно оправдываться. Толстой!

‑ Я, Ваше Императорское Величество!

‑ Вот и наказание ‑ берёшь сию юную красавицу в жены! Заслужил пожизненное заключение! И чтоб завтра же обвенчались.

 

Неблагодарное это дело, загадывать наперёд. Вот так строишь‑ строишь планы, а потом появляется что‑ то непредвиденное, и всё летит в тартарары. Не получилось со свадьбой с утра ‑ ещё затемно в дом Лопухиных прибыл прапорщик Акимов с взводом егерей. Они доставили боеприпасы и две новости, обе плохие. Первая новость ‑ у Кулибина и Ловица кончились химикаты для производства гремучего пороха, так что патронов к винтовкам не видать как своих ушей. Наскребли из остатков на последние полтыщи штук, а на требования новых отвечали исключительно грубо.

Второе известие поначалу показалось хорошим ‑ Кутузов наконец‑ то овладел ситуацией в столице и выдавливает паникующего и лишённого общего командования противника из города. Есть, правда, кое‑ какая загвоздка… Именно отсутствие командиров не позволяет провести с англичанами и шведами переговоры о капитуляции. Михаил Илларионович даже взял на себя смелость и пообещал сдавшимся справедливый суд, но успеха не имел. Пришлось ему действовать грубой силой.

И вот сейчас неприятель, числом не менее трёх тысяч, намерен пробиваться по единственно свободному пути ‑ мимо дома Лопухиных. А сколько нас? Из красногвардейцев в строю только четырнадцать человек, остальные ранены. Взвод Акимова ‑ ещё тридцать да. Я с Ефимычем. Итого… хреново!

‑ Ваше Императорское Величество! ‑ Тучков взволнован. ‑ Государь, вам необходимо срочно отойти в более безопасное место.

‑ Да? ‑ изображаю удивление. ‑ Никуда я не пойду, Александр Андреевич, тем более в одиночестве.

‑ В сопровождение будет выделено…

‑ Какое сопровождение, капитан? А ты с кем останешься?

Командир красногвардейцев помрачнел, но упорно стоял на своём:

‑ И, тем не менее, Ваше Императорское Величество… Народ не простит, если…

‑ А не помолчать бы тебе, Александр Андреевич? Молод ещё, царям‑ то перечить. Vox populi нашёлся! Я, между прочим, тоже народ!

‑ Воля ваша, государь, ‑ отступился капитан. Только в выражении лица явственно читалась невысказанное: ‑ " Сволочь ты, а не народ! "



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.