Вместо эпилога 13 страница

Мальчишка представил себя богатырём, срубающим Змею Горынычу сразу три головы. Нет, лучше четыре! И хвост заодно! Дашка с восторгом и восхищением смотрела, как прутик со свистом рассекал воздух ‑ вот он сбивает наземь васильковые и ромашковые вражьи полчища, вносит опустошение в репейную орду, а по неприятельскому генералу‑ чертополоху бьёт с такой силой, что того отбрасывает на несколько шагов.

И, кажется, будто земля дрожит и пыль клубится вдали ‑ верный конь стучит копытами, спеша на помощь. Ну будет ужо врагу потеха!

‑ Кусна! ‑ Дашка облизала большую деревянную ложку и отложила её в сторону. ‑ Паси бох!

Девчонка осоловела после непривычно сытной еды, но всё равно с сожалением проводила взглядом уносимый котелок с недоеденной кашей. Глаза закрывались сами собой… клюнула носом… встрепенулась… И тут же завалилась на бок, не в силах бороться с непреодолимым сном. Сидевший рядом пожилой дядька хмыкнул, улыбнулся чему‑ то своему, и переложил ребёнка на сложенную в несколько раз попону.

‑ Сестра?

‑ Ага, ‑ ответил Минька, торопливо работая ложкой. ‑ Младшая.

Вопросы вопросами, но съесть нужно всё, что положили, иначе хозяева обидятся и не предложат добавки. Дядька‑ то вона какой сердитый! Хотя ни разу даже брови не нахмурил, но все остальные к нему и приближаться опасаются. А если подойдут, то непременно вытягиваются и называют Вашим Происходительством. Нерусский, наверное, с таким‑ то именем и прозвищем. Может татарин? Набравшись храбрости, Мишка решился спросить об этом напрямую.

Дядька смеялся долго, пока торчащие в стороны усы не опустились вниз, намокнув от текущих по щекам слёз. И чего такого смешного нашёл?

‑ Ты что, малец, никогда гусар не видел?

‑ Ладно врать‑ то! ‑ каша кончилась, поэтому можно говорить начистоту. ‑ Какие же вы гусары? У гусар мундиры в золотых узорах да кивера высокие с бляхами… а у вас?

‑ А что у нас? ‑ " происходительство" сдвинул на ухо смушковую шапку с алым верхом, перекрещенную голубым шнуром, и стукнул кулаком по колену, обтянутому сукном блёклого зелёного цвета. ‑ А у нас полевая форма Ахтырского полка, высочайше утверждённая самим императором Павлом Петровичем.

‑ Так ты гусар?

‑ Бери выше ‑ целый генерал‑ майор.

‑ И сабля есть? ‑ косой быстрый взгляд на ножны. ‑ Пока не покажешь, ни в жисть не поверю!

‑ Ну и хитрец! ‑ генерал раскусил немудрёную уловку и, вытащив оружие, протянул рукоятью вперёд. ‑ Держи.

‑ Навовсе? ‑ ахнул Минька.

‑ Ну уж нет. Хотя… Иван Дмитриевич!

‑ Да, Ваше Превосходительство! ‑ гусар в точно таком же мундире возник буквально из ниоткуда.

‑ Иван Дмитриевич, ‑ продолжил генерал. ‑ Вы не находите, что важные сведения о противнике, доставленные… э‑ э‑ э… Как там тебя?

‑ Нечихаи мы.

‑ Да! Сведения, доставленные Михаилом Нечихаевым, заслуживают определённой награды?

‑ Пожалуй, верно! Наградим прямо сейчас?

‑ Непременно!

У Мишки спёрло дыхание и мысли лихорадочно заметались в голове. Кабы гривенником пожаловали! Али пятиалтынным. И мамка не так будет по корове убиваться… Может, полтину дадут? Урожай собрать, так и зиму получится протянуть… Рубля бы хватило…

Награда разочаровала ‑ тот, кого генерал назвал Иваном Дмитриевичем, ушёл на минутку, потом вернулся и протянул мальчишке самый настоящий кинжал.

‑ Вот, владей! С турецкого янычара в бою взят, ‑ гусар рассмеялся и похлопал Миньку по плечу. Но, вглядевшись в наполнившиеся слезами глаза, забеспокоился. ‑ Али недоволен?

‑ Всем доволен, барин, спаси тя Хосподи!

‑ На меня смотри! Почему ревёшь?

‑ Я не реву.

‑ Не ври командиру, гусар Нечихаев!

‑ Я… ‑ мальчишка хлюпнул носом, изо всех сил сдерживая рыдания. ‑ Барин ножик всё равно отберёт, а у нас англичане корову зарезали…

‑ Вот оно что! ‑ генерал переглянулся с Иваном Дмитриевичем. ‑ А не тот ли это случай, господин подполковник?

‑ Вы имеете в виду государев приказ?

‑ Именно.

‑ Почему бы и нет? Гусар Нечихаев!

‑ А? Чево?

‑ Не " чево", а " я, Ваше Высокоблагородие! " Понятно?

‑ Ага. То исть ‑ я!

‑ В полк пойдёшь на службу?

‑ Когда, прям сейчас? А надолго?

‑ На всю жизнь, Миша, на всю жизнь. Корову матери купишь с первого жалования. Вот завтра и купишь.

‑ Жалование?

‑ И мундир.

‑ А Дашка?

Подполковник оглянулся на спящую девочку и покачал головой:

‑ Девиц в гусары не берут.

‑ Жалко.

‑ Ну, ты согласен?

‑ Ага.

‑ Не ага…

‑ Ага, Ваше Высокоблагородие!

‑ Тьфу, да чтоб тебя!

Джон Смит не такое уж редкое имя в старой доброй Англии. Честно сказать, так вообще очень частое ‑ в их роте восемь Смитов, из них пять Джонов. Иногда удавалось исхитриться и жалование за двоих получить. Тут главное что? Главное ‑ успеть его потратить до того, как ошибку обнаружат и начнут бить. Гады они все ползучие! Ладно бы просто били, а то ещё пожалуются господину капитану… Ох и страшная штука ‑ плётка из бегемотовой кожи.

Часовой поёжился от неприятных воспоминаний, и покосился в сторону костра, где его товарищи распивали туземное пиво со смешным названием braga. Они тоже гады. Жрут жареную свинину, веселятся, а ему наверняка оставят только обглоданные кости. Ублюдки!

‑ Джонни, малышка, лови! ‑ здоровенная мотолыжка больно стукнулась в поясницу. ‑ Как тебе угощение?

‑ Засунь это угощение себе в задницу, придурок! ‑ огрызнулся часовой, и на всякий случай решил отойти подальше от костра.

Подумаешь, темнота! Зато ветер сносит заманчивые запахи, и у пирующих мерзавцев не будет искушения бросить ещё чем‑ нибудь. Вот же ослы валлийские! Ну ничего, и без них есть чем утешиться.

В потайном кармане, пришитом предусмотрительным Джоном, приятно булькал настоящий ямайский ром. Собственно, булькал не сам по себе, а залитый в замечательную, украденную у лейтенанта Пемброука фляжку. А эти бараны пусть лакают отвратительное пойло.

‑ Хорошо‑ то как, ‑ часовой улыбнулся и, запрокинув голову, присосался к горлышку.

Он так и умер на пике блаженства, когда испачканные навозом деревянные вилы воткнулись под подбородок. И не успел ничего почувствовать, захлебнувшись смешанной с ромом кровью.

‑ Куды яво, Касьян? ‑ метнувшаяся из темноты серая тень подхватила падающего солдата. ‑ Ружьё забирать?

‑ Ну дык… А этого в канаве притопи.

‑ Чижолый хряк.

‑ Митяй, помоги отцу, ‑ ещё одна тень возникла рядом. ‑ Со страху икаешь? Ежели англичанку взбулгачишь ‑ сам прибью.

‑ Мы ж тихохонько.

Касьян Нечихай прислушался. Нет, сопения и натужного пыхтения соседей кроме него никто не слышит ‑ солдаты у костра затянули песню. Но сильно глотки не дерут, поют вполголоса, видимо опасаются разбудить генерала. Это они правильно ‑ большому начальству отдых требуется, так что пусть спит до петухов. До красных петухов!

Избу было жалко. Но для того, чтобы поджарить храпящую там красную носатую харю, можно не только избу, можно жизнь отдать. Да и какая теперь жизнь… Он судорожно сжал кулаки и попытался отогнать о себя память о сегодняшнем дне… страшном и проклятом дне. Ладно детей успел спровадить…

Всё началось с того, что заглянувший в хлев англичанин споткнулся о лежащую на расстеленной соломе бабку Евстолию. Не столько споткнулся, сколько перепугался, не разобрав в полутьме, и сорвал злость, ткнув старухе штыком в живот. А потом… потом, когда Настасья завизжала и рванулась к матери, пырнул и её. Касьян схватил подвернувшийся под руку кол, но добраться до гада не смог ‑ скрутили вбежавшие на шум солдаты. Лучше бы тоже убили… Нет, держали вчетвером, пока остальные с восторженными воплями гоняли пинками по двору отрубленную голову. А появившийся на крылечке генерал хлопал себя по ляжкам и кричал что‑ то одобрительное.

Впрочем, забава быстро прискучила ‑ что толку от мёртвой головы, когда есть живой туземец, похожий на злого дикого зверя? Тут повезло… кто‑ то слишком ретивый так треснул прикладом по затылку… Бросили возле хлева… Оклемался уже в темноте, отполз осторожно, и, спотыкаясь на каждом шагу, смог добраться до соседей.

‑ Дальше‑ то как? ‑ в голосе Полушкина‑ старшего страх и надежда. Касьянову Настасью просто и быстро убили, его же жену вместе с дочкой… эх…

‑ Пошли. Горшок захватил? А Митяй где?

‑ Тута я, ‑ откликнулся младший. ‑ Куды же мне теперя деваться?

‑ Ну так пошевеливайся.

Во дворе такая же темень, но если ходил здесь много лет, то ноги сами донесут до нужного места. Скрипнула дверь сарая, лёгкий шелест сена, осторожные шаги.

‑ Митька, давай мешок.

Где‑ то у крыльца должен стоять ещё один часовой. Ага, как бы не так, стоять… Он сидит на ступеньке, положил ружьё на колени и, свесив голову, похрапывает. Умаялся, бедолага. Ну ничего, есть хорошее средство от усталости, всё как рукой снимет. Шаг вперёд… не пошевелится ли? Нет, вроде спит. Ещё шаг… резные перильца мешают подобраться сзади. Последний…

Англичанин будто почувствовал что‑ то ‑ встрепенулся, хотел подняться, и полной грудью хватил табачного крошева из наброшенного на голову мешка.

‑ С‑ с‑ сука, ‑ шипел Касьян, стягивая тонкие шнурки завязок. ‑ Петюха, ноги ему прижми.

Полушкин‑ старший послушно ухватил бьющегося часового и держал, пока тот не дёрнулся в последний раз. Потом прошептал дрожащими губами:

‑ Ты где так душегубству навострился?

‑ Душегубству? Может мы как раз свои души и спасаем… И бабы наши на том свете за нас словечко замолвят.

‑ И всё же?

‑ Много будешь знать, скоро состаришься, ‑ хмыкнул Нечихай. ‑ Всезнайки долго не живут, понял?

‑ Чего не понять‑ то? ‑ сосед отпустил ноги англичанина. ‑ Митяй, сено тащи.

‑ Тута уже, ‑ парень сунул отцу охапку. ‑ Запаливаем?

‑ Давай, ‑ Касьян поудобнее перехватил вилы, дожидавшиеся хозяина воткнутыми в землю. ‑ Высыпай угли, и мотайте отседова.

‑ А как же…

‑ Один управлюсь. Мотайте, говорю.

Минька гордился собой. Как же, настоящий гусар на настоящем боевом коне! И кинжал, который из‑ за размеров больше похож на меч‑ кладенец из бабушкиных сказок. И даже седло! Это не охлюпкой в ночное гонять, это вещь дорогая и серьёзная. Единственно плохо ‑ маленьких сапог в полку не нашлось, а что за гусар босиком? Но Его Высокоблагородие сказал, будто бы доломан с лаптями вовсе не смотрится, поэтому лучше посверкать голыми пятками, чем людей смешить. А каких людей‑ то? И нету никого, ночь на дворе, не увидит никто. Новолуние нонеча, хоть глаз выколи.

Но всё равно у мальчишки внутри оставалось ощущение какой‑ то неправильности происходящего, а вот какой именно, он не понимал. Поёрзал, приноравливаясь к шагу неторопливо идущей кобылы, и повертел головой, отыскивая Ивана Дмитриевича. Да разве углядишь? Так и пришлось спрашивать у ближайшего гусара:

‑ Дяденька, а мы почему не скачем?

‑ А что же, по‑ твоему, сейчас делаем? Или галопом нестись?

‑ Ну, не знаю… Вроде в атаку идём.

‑ Из‑ за этого коням ноги ломать? У тебя, Минька, этих атак ещё столько в жизни будет… ‑ гусар не договорил. ‑ Горит что‑ то!

Документ18

" Бьет челом Государю милостивцу своему свет Петру Денисычу крестьянишко его Васька Храмой: волею Божею женишка у меня на прошлый Петров день от родов померла, а после ее никаво ни осталось; и я сирота твой ныне не женат, а в чужих барщинах не дают, за вывод прошают рубли по три за девку; и ты пожалуй меня крестьянишку тваво, есть в твоем Болховском Государевом поместье в деревне Кривчее девка Дашка Картавая и ты пожалуй меня Государь мой Петра Денисыч сироту тваво Ваську Храмова, ослобони меня на той девке жениться. Дазволь. А Фролка Картавый, отец ейной девки Дашки землю сваю савсем пакинул, могуты его пахать не стало и он Фролка и с девкою своею хочет сказывают брести из тваво Государева поместья прочь куды глаза глядят. А коли не дазволишь, милостивец Петр Денисыч, то пайду в Государевы штрафны баталионы".

" России с прочими державами не должно иметь иных связей, кроме торговых. Переменяющаяся столь часто обстоятельства могут рождать и новыя сношения, и новыя связи: (Замечание императора Павла: " Святая истина! " ); но все cиe может быть случайно временно и без обязательства хранить ненарушимо до положеннаго срока заключенный союз министрами, кои часто поставляют подарки свыше благосостояния Отечества, славы государей своих и святости их слова. (Замечание императора Павла: " Деньги ‑ вещь великая! " ) Истинныя выгоды России всегда почти предавались забвению, и вот неоспоримыя сему доказательства: в Тридцатилетнюю, Семилетнюю и нынешнюю восьмилетнюю войны все Европейския державы подвержены были опасности неоднократно лишиться ‑ иныя части, а другия всех их владений, Россия же никогда ничего; но совсем тем во всех ея трактатах с иностранными державами она принимала на себя всегда обязанности помогать или войсками, или деньгами, а часто и ручательство их владений.

Во всегдашнее время политика и цель мудрых, простых, благотворителъных, равно и злых государей была та, чтоб увеличивать силы свои на счет соседей: верный и единственный способ держать в страхе сильных и охранять малых. "

Из " Записок графа Ф. В. Ростопчина" Издательство князя Куракина в Берлине, улица Михаила Нечихаева д. 22. Год издания 1903.

Глава 18

‑ Помилуйте, зачем же вам пушки? Если я не ошибаюсь, вы командуете гусарами, а не артиллеристами. Не так ли?

Генерал‑ майор Борчугов насупился и грозно поглядел на сидящего в вольной позе полковника Бенкендорфа, задавшего щекотливый вопрос. Гвардеец молод, но уже наглец! Да, каков наглец? Именно его люди самым хамским образом увели у ахтырцев из‑ под носа три вражеские батареи, втихомолку вырезав вражеских часовых. Можно сказать, из рук вырвали вещественное доказательство победы. Будто бы без них не справились… И что теперь государю предъявлять, пленных? Так ведь их нет почти, а знамя английского полка сгорело в пожаре вместе с контр‑ адмиралом Артуром Филлипом.

‑ Александр Христофорович, но хоть на половину орудий я могу рассчитывать?

‑ Четыре штуки отдам.

‑ Побойтесь Бога! Шесть…

‑ Куда вам столько? Впрочем, если произвести обмен на ружья в той же пропорции… Они всё равно не кавалерийского образца. Согласны?

‑ Хм… ‑ генерал задумался. Казна платит за каждое добытое в бою ружьё по полтора рубля, а неповреждённые пушки идут по две сотни. Что‑ то здесь неладно ‑ полковник предлагает сделку в ущерб себе? Темнит Александр Христофорович, ой темнит!

‑ Ну так что же, Иван Андреевич? ‑ продолжал настаивать Бенкендорф.

И Борчугов сдался. Он не надеялся получить с хитрого гвардейца даже поломанной шпаги и спорил исключительно на всякий случай. А вот поди же…

‑ Согласен!

Скрипнула дверь, почему‑ то в крестьянских избах они всегда скрипучие, и явившийся гусар доложил:

‑ Ещё семнадцать рыл привели, Ваше Превосходительство.

‑ Неужели подполковник Бердяга сам не решит этот вопрос? ‑ скривился Иван Андреевич. ‑ Господи, ну как же надоели!

Есть отчего быть недовольну ‑ толком не спавши, а тут ещё крестьяне то и дело приводят пойманных англичан. Откуда столько набралось? И каждый непременно хочет получить причитающуюся награду из генеральских рук. Офицер ‑ полтина, унтер ‑ гривенник, простой солдат ‑ алтын. Оружие оплачивалось отдельно, но тоже недорого. Мизерность сумм местные жители компенсировали тем, что пленных волокли в одном исподнем, а самые жадные ‑ без оного.

‑ Ладно, сейчас иду.

Во дворе генеральскому взору предстала удивительная картина ‑ Иван Дмитриевич колотился лбом в стену сарая и что‑ то неразборчива причитал. Неужели опять пьян? Такого за подполковником давно не наблюдалось, как раз с государева указа о разжаловании из полковников.

‑ Что с вами?

‑ Лучше не спрашивайте, Иван Андреевич!

‑ И всё же я требую объяснений!

Бердяга на мгновение отвлёкся, истерически заржал, вытер текущие по лицу слёзы, и вернулся к прежнему занятию. Правда, в промежутках между ударами постарался пояснить:

‑ Они! Жулики! Прохиндеи! Прохвосты! Ой, помру со смеху!

‑ Помереть мы все успеем, ‑ философски заметил вышедший вслед за генералом Бенкендорф. ‑ А вот повеселиться можем и опоздать.

Но Борчугову объяснения уже не требовались, он с интересом рассматривал стоящих посреди двора пленников. Высокий, заросший бородой до самых глаз мужик с помощью дубины попытался придать своим подопечным какое‑ то подобие строя, но, увидев тщетность усилий, махнул рукой.

‑ Извольте, значитца, принять, Ваше Превосходительство! Первостатейный товар, ахвицеры все до единого!

‑ Вот как? И давно ли поймал?

‑ Нонеча утром. Как огурчики с грядки ‑ свеженькие!

‑ Да? ‑ Иван Андреевич выдернул из жиденькой толпы худосочного мужичонку и обратился к Бенкендорфу. ‑ Как вы думаете, господин полковник, такое в английской армии часто встречается?

‑ Веянья моды порой бывают столь причудливы…

‑ Помилуйте, Александр Христофорович, какая мода может заставить англичанина отрастить пейсы?

‑ А вдруг это маскирующийся шпион?

‑ Кто шпион? Я шпион? ‑ неожиданно заговорил пленный. ‑ Вы таки можете спросить любого, и этот любой за несколько копеек подтвердит ‑ Исаак никогда не был шпионом! Если хотите знать, я с детства терпеть не могу англичан! Или Ваше Превосходительство желает, чтобы я их любил? Исаак всегда готов сделать приятное хорошему человеку. Пуркуа бы не па, как говорил дядя Соломон, и, надо признаться, что он таки прав.

‑ Молчать! ‑ Борчугов решительно пресёк словесный… хм… поток. ‑ Каким образом ты здесь оказался?

Но тут вмешался бородатый крестьянин, до этого молча бледнеющий лицом. Он упал на колени и попытался обнять генеральские сапоги:

‑ Не велите казнить, Ваше Сиятельная Светлость! Бес попутал! ‑ кривой волосатый палец указал на скромно стоящего Исаака. ‑ Вот этот бес!

Обвиняемый возмутился:

‑ Ай, не смеши меня, Фёдор. Как тебе не стыдно обвинять человека, за малую толику согласившегося помочь твоим голодным детям? Будущим детям, но тем не менее…

‑ Половинную долю ты называешь малой?

‑ Жадность ‑ грех!

‑ Уж не ты ли меня грехам учить будешь?

Бабах! Это Бенкендорф выстрелил из пистолета поверх голов.

‑ А ну обоим заткнуться и говорить по очереди!

Результатом вмешательства полковника стала некоторая ясность происходящего. Да что там ясность, целый заговор открылся! Оказалось, что присутствующий здесь некий Исаак вместе с крестьянином Фёдором Косым решили поставить ловлю разбежавшихся из деревни Воронино английских солдат на широкую ногу. Чуть ли не на промышленную основу, так сказать. Но супостаты быстро закончились ‑ немногим удалось избегнуть гусарских сабель, и дело захирело едва начавшись. Но если остался спрос, то пытливый ум всегда изобретёт способ и найдёт достойное предложение!

Нашли… Из семидесяти двух приведённых предприимчивой парочкой пленников половина оказалась не понимающими русского языка чухонцами, остальные ‑ немцы и французы. Среди последних шесть парикмахеров, четыре гувернёра из ближайших поместий, учитель танцев, управляющий имением князя Шаховского, а также булочник, собиравшийся посетить родственников в Митаве, но перехваченный на почтовой станции.

‑ Они ещё персидского купца предлагали, ‑ подполковник Бердяга наконец‑ то справился с весёлой истерикой. ‑ А у того бородища до пупа, и в красный цвет покрашена!

‑ Повешу мерзавцев! ‑ рассвирепел генерал‑ майор, живо представивший, какое впечатление в столице произведёт рассказ о подобной конфузии. Если за невинную шутку в Калуге государь разжаловал из шефов полка в командиры, то в этом случае вообще в шуты определит. ‑ Верёвки несите!

‑ Подождите, Иван Андреевич! ‑ Бенкендорф повысил голос, привлекая внимание разгневанного генерала. ‑ Вдруг мы неправильно поняли намеренья этих милейших людей?

‑ Что здесь непонятного?

‑ Но как же? ‑ Александр Христофорович показал на затаивших дыхание злоумышленников. ‑ Посмотрите на их честные лица!

‑ Рожи…

‑ Пусть рожи. Но там легко читается искреннее желание послужить государю и Отечеству в штрафных батальонах. Более того, я уверен, что и деньги им были нужны исключительно для приобретения ружей и амуниции. Подумайте, Иван Андреевич, откуда штафиркам знать о казённом обмундировании и вооружении?

‑ Вы считаете…

‑ Несомненно.

‑ А они…

Бенкендорф заглянул будущим штрафникам в глаза и ответил:

‑ Они онемели от восторга и от быстрого исполнения заветной мечты. Разве что… разве что просят подарить им по небольшому куску верёвки. На память, так сказать… Не так ли, господа штрафбаталионцы?

Фёдор с Исааком одновременно кивнули ‑ большей синхронности и перед зеркалом не добиться.

Генерал справедливо решил, что раз уж гвардейский полковник занялся судьбой прохиндеев, то его может заинтересовать и другой вопрос:

‑ Александр Христофорович, я тут краем уха слышал о… хм… как бы выразиться… о довольно своеобразном отношении императора к пленным.

‑ Есть такое, а что?

‑ Не могли бы вы оказать любезность и… э‑ э‑ э…

‑ Забрать англичан?

‑ Да!

‑ А сами? Государь ясно дал понять ‑ любой иностранец, вступивший на русскую землю с оружием в руках, должен быть уничтожен. Исключение составляют только сдавшиеся добровольно!

‑ Позвольте, Александр Христофорович, но эти тоже сдались сами.

‑ После того, как весь полк был уничтожен?

‑ Ну и что? Не вижу разницы.

Бенкендорф прищурился и медленно процедил сквозь зубы:

‑ А вы спросите у государя Павла Петровича, потерявшего двух сыновей в этой, заметьте, необъявленной войне… Да, спросите ‑ есть ли разница? Или, если желаете, ответ можно найти ближе.

‑ Где?

‑ Хотя бы у него! ‑ полковник указал на пробегавшего по двору Миньку Нечихаева. ‑ Его отца так и не нашли?

‑ Нашли… ‑ буркнул Борчугов и отвернулся. ‑ Только ему не сказали… изрублен страшно.

‑ А вы говорите.

‑ Да, говорю! ‑ произнёс генерал с вызовом в голосе. ‑ То, что у мальчика погибли родители, ровным счётом ничего не меняет. Императорским распоряжением мой полк обязан принять на воспитание пятьдесят сирот, но это не значит, что я должен вырастить из них палачей!

‑ Под последними, надо полагать, вы подразумеваете мою дивизию. Господин генерал‑ майор? Хотите остаться с чистыми руками и незапятнанной репутацией? Не получится!

‑ Я бы попросил, господин полковник…

Бенкендорф уже не слушал. Отвернулся, бросив через плечо:

‑ Павел Петрович прав ‑ высокоморальные чистоплюи погубят страну с не меньшим успехом, чем политические проститутки.

Вечер следующего дня.

Минька первый раз в жизни видел, чтобы совершенно пьяный человек не лез драться, не ругался, и не пытался пуститься в пляс. Даже песен, и тех нет. Генерал‑ майор Борчугов, который конечно же Его Превосходительство, а не Происходительство, даже после второго штофа остался добрым и мягким. Лишь иногда, когда крики ворон, собравшихся попировать у виселиц, становились излишне громкими, по его лицу пробегала едва заметная судорога. И улыбка превращалась в горькую усмешку.

‑ Привыкай, Миша…

‑ К чему привыкать‑ то, Иван Андреевич? ‑ воспитанник получил разрешение в неофициальной обстановке обходиться без чинов, чем с охотой пользовался.

‑ Мир меняется, и по обыкновенной своей привычке, в худшую сторону, ‑ Борчугов потянулся к штофу. ‑ А привыкать нужно к тому, что завтра он станет ещё хуже.

Мишка пожал плечами, ничего не понимая. О каком ухудшении говорит командир полка, если жизнь стремительно улучшается прямо на глазах? Вот кто он был ещё два дня назад? Никто, конопатый недомерок, которому рупь цена в базарный день. А нонеча? Обут в настоящие сапоги, одет в ушитый по фигуре мундир! Парадный, правда, но подполковник Бердяга объяснил ‑ до присяги государю о ином мечтать бесполезно. Но даже этого хватило, чтобы увидевшие Миньку соседи снимали шапки и величали Михаилом Касьяновичем. Тем более приятно слышать сие не от крепостных, а от крестьян вольных ‑ полковник Бенкендорф своими полномочиями объявил деревню Воронино государственной собственностью. А Фёдора и Митьку Полушкиных наградил полусотней десятин из земель князя Шаховского. И дабы поименованный князь не явил претензию, выдал крепчайшую бумагу, позволяющую свободным землепашцам жаловаться прямиком канцлеру графу Ростопчину.

Не‑ е‑ е… что‑ то чудит Его Превосходительство! Жить стало лучше, жить стало веселей. А что англичашек повесили, так туда им, ворам, и дорога! Мамку убили, отчима убили, бабку Евстолию убили… Спаси, Господи, государя Павла Петровича!

‑ Не понимаешь ты меня, Миша, ‑ продолжал Иван Андреевич. ‑ Тебе война кажется игрой… Да, так оно и было… выигранные битвы, выигранные кампании… Мы шли в бой как на парад! Развёрнутые знамёна, барабанная дробь, флейты, ровные ряды, яркие мундиры! А что видим сейчас?

‑ Что? ‑ Минька опять ничего не понял, но на всякий случай решил поддержать беседу.

‑ А сейчас приходим к тому, что любая война превращается в бойню. Всё в ней подчинено единственной цели ‑ убить противника. Нет, не противника ‑ врага. Уже нет никаких правил, никаких приличий… Да чего объяснять, сам когда‑ нибудь поймёшь. Ладно, хватит о грустном. Давай, Миша, выпьем!

‑ Я же не пью, Иван Андреевич.

‑ Это правильно, ‑ одобрил Борчугов и попытался встать. ‑ Эх, ноги не держат.

‑ Ложились бы почивать, Ваше Превосходительство.

‑ Вечным сном? ‑ генерал захихикал и погрозил пальцем. ‑ Уж не читаешь ли мои мысли? Ты колдун?

‑ Я?

‑ Ты! Докажи что не так!

‑ Вот истинный крест!

‑ Не‑ е‑ е, такие доказательства не считаются. Водки мне ещё принеси.

‑ Это я мигом, Иван Андреевич.

‑ Мигом не нужно. И это.. Миша… ты не торопись…

Выскочившего из избы Миньку перехватил карауливший у крыльца подполковник Бердяга:

‑ Гусар Нечихаев!

‑ Я, Ваше Высокоблагородие!

‑ Поди сюда, ‑ Иван Дмитриевич указал мальчишке на лежавшее у хлева бревно. ‑ Присаживайся, разговор есть.

Внутри у Миньки всё похолодело ‑ точно так отчим отзывал в сторону для разговора, а потом отослал подальше от опасности. Неужели и сейчас?

‑ Я никуда из полка не уйду!

‑ Тебя разве кто гонит? ‑ удивился Бердяга. ‑ Иван Андреевич за водкой послал?

‑ Ага! Только не сказал, в котором месте её взять.

‑ Сейчас найдём, не переживай. Только вот что, гусар Нечихаев… ты бы пистолеты у него забрал, а?

‑ У кого?

‑ Ну не у меня же!

‑ А‑ а‑ а, понятно. А зачем?

‑ Ну, мало ли что. У нас вон почти все офицеры рапорта об отставке написали, а если ещё без командира останемся…

‑ Как это об отставке?

‑ Да вот так! Приказ, мол, выполнили, а далее дворянская честь не дозволяет!

‑ А вы, Иван Дмитриевич?

Бердяга улыбнулся:

‑ А я, Миша, из казаков родом, у нас честь в службе царю и Отечеству, а не в лыцарских доблестях. От лукавого они. Так пистолеты заберёшь?

‑ Заберу!

Часом позже.

‑ Пфе, господа! ‑ корнет Сысоев демонстративно швырнул саблю на стол. ‑ Я не знаю, чем руководствовался Иван Андреевич, отдавая столь бесчеловечный приказ, но отныне не желаю более служить в опозорившем себя полку! Вот так!

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 131415 16 17 Следующая ⇒