Мирза Ибрагимов 6 страница

Сакина повернулась к Салману и резко приказала:

‑ Немедленно унеси барашка!

Майя, ничего не понимая, пожалела Ярмамеда, над которым все потешались, и осудила в душе неуступчивость свекрови.

‑ Я тебе говорю, Салман, ‑ не успокаивалась возмущенная хозяйка.

‑ Аи, Сакина‑ хала, ‑ с заискивающей улыбкой ответил Салман, ‑ ничего ужасного не случилось. Старый обычай: и на свадьбу и на поминки сосед к соседу идет со своим паем.

" Опять старые обычаи", ‑ подумал помрачневший Гараш.

‑ Кто‑ кто, а вы, Сакина‑ хала, знаете жизнь, ‑ про должал, воодушевляясь, Салман. ‑ Может, опасаетесь, что Ярмамед запустил руку в колхозную овчарню? Ничего подобного! " Свое даешь ‑ не стесняйся" ‑ так люди говорят. Чем богаты, тем и рады.

‑ Приятные речи приятно и слушать, ‑ оборвала его Сакина. ‑ А все‑ таки забирайте своего барашка.

Ярмамед согнулся и заморгал так жалобно, что казалось, вот‑ вот заплачет.

‑ Подожди, жена, ‑ сказал Рустам. ‑ Гость пришел с подарком ‑ спасибо. Пойдем приготовим шашлык из барашка Ярмамеда.

Но, выйдя вслед за мужем на веранду, Сакина твердо сказала:

‑ Не прикоснусь к этому мясу...

Рустам попятился.

‑ Ей‑ богу, не понимаю, что в этом доме творится. Добрый хозяин и приблудную собаку от ворот не прогонит. Молчи, хоть сегодня‑ то помолчи, завтра я верну ему двух баранов за одного.

‑ Ненавижу твоих подхалимов! И Ярмамеда и Салмана.

‑ Уймись! ‑ повысил голос Рустам. ‑ Я же, как видишь, смирился. День такой. Захлопнуть дверь перед гостем хуже, чем путника ограбить. Ну что тебе стоит поджарить два‑ три шампура шашлыка? Чем язык чесать, давно бы сделала...

‑ Сказала, не буду ‑ значит, не буду, ‑ отрезала Сакина ‑ Надевай сам фартук и хлопочи...

Рустам растерялся, пожалуй, впервые в жизни.

Керосиновая лампа стояла посередине стола, но по углам обширной комнаты было темно, и никто не заметил вернувшуюся Сакину. А она уже через силу улыбалась, не желая, чтобы гости догадались о ее огорчениях.

За столом опять пировали.

Салман славился по всей округе умением произносить тосты. Распахнув ловко сшитый пиджак, сняв галстук, расстегнув ворот рубашки, он захватил самое почетное место и, размахивая руками, на все лады расхваливал Гараша.

Как ни любила сына Сакина, а не обрадовалась этим похвалам.

Майя не без любопытства посматривала на Салмана. Гость аккуратно причесан, от него пахнет дорогими духами, бритые щеки припудрены. Кто же это? Учитель? Доктор? Районный работник?

Когда Гараш ей шепнул, что Салман работает колхозным бухгалтером, Майя удивилась: никак не подумаешь, по, виду ‑ настоящий горожанин.

В колхозе бухгалтера прозвали " Ясты Салман" ‑ " Плоский Салман". У народа верный глаз, и прозвища он дает людям не зря. Когда Салман говорил, то все на свете становилось плоским, серым и до ужаса скучным. Любимым его занятием было вмешиваться в ссоры мужа с женой, отца с сыном; он ловко мирил влюбленных, утешал тех, на кого гневался председатель колхоза. И во внешности Салмана было тоже что‑ то плоское, будто его сплющили под прессом: лицо широкое, ровное, как блин, и нос приплюснутый, и губы тонкие.

Майе было приятно, что Гараша не трогают разглагольствования Салмана. Лицо его оставалось бесстрастным, а, наверное, любой на его месте хоть разок самодовольно усмехнулся бы.

Наконец Салман охрип и с утомленным видом опустился на стул.

Начал говорить Шарафоглу. Майе нравилось, что он все время держался в тени, не подчеркивая своей дружбы с хозяином, ничем не показывая, что он начальник Гараша.

‑ Выше всех слов на языках и наречиях мира я ценю одно ‑ " дружба"! Счастлив тот, у кого есть хороший друг. А кто самый несчастливый человек на земле? Да тот, от кого отвернулся, отрекся друг. Едва я услышал, что сын моего друга женился, на месте не усидел, сюда примчался. Это потому, что закваска нашей дружбы с Рустамом прочная, испытана в огне сражений. Жаль, что не слышит мой тост глава дома, видно, ему опять плохо стало, занемог. А вам, молодые мои друзья Майя и Гараш, скажу так: живите дружно. Быть мужем и женою не так трудно, а вот оставаться верными друзьями в добрые и горькие дни ‑ удается не каждому. Берегите дружбу в этом светлом доме. Будьте счастливы!

В эту минуту в столовой появился Рустам с шампурами шашлыка. Стараясь не обращать внимания на изумленные взгляды, сумрачный, нахмуренный, он протянул их Ярмамеду и распорядился:

‑ Раскладывай!

Ярмамед заковылял вокруг стола, снял весь шашлык с одного шампура на тарелку Шарафоглы, затем наполнил тарелку хозяина, да еще подложил туда горячий, намокший в мясном соусе чурек, шепнув:

‑ Уважаемый председатель любит такой хлеб.

‑ Молчи, ‑ сквозь зубы цыкнул Рустам. ‑ Не торчи гвоздем Мамеда в чужих стульях! 4 ‑ И, нажав могучей рукою на плечо Ярмамеда, посадил его на табуретку.

Все были уже веселы, речи за столом не затихали, и через минуту все забыли о том, что Рустам‑ киши сам принес к столу шашлык.

Салман подсел к пианино и с меланхолическим видом начал наигрывать раст. Играл он бойко, развязно, а когда пальцы путались, сам вполголоса напевал, чтобы хоть как‑ то скрасить впечатление. Раст всем понравился... Затем Салман сыграл популярную песню " Застегни свой ворот".

Майя разволновалась. С малых лет слышала она эту песенку от матери. Укладывая девочку в постель, мать напевала ее, и Майя безмятежно засыпала. И с тех пор и в институте и на концертах, услышав эту наивную песенку, Майя вспоминала мать, и, слезы выступали у нее на глазах. Украдкой вытирая слезы, она оглянулась, ‑ все толпились у пианино, а когда Салман кончил, наградили музыканта шумными аплодисментами.

Лишь Рустам зевал в кулак да жевал, хрустя косточками. Ярмамед тоже без устали насыщался, он незаметно подобрался и к тарелке Шарафоглу, стянул оттуда куски шашлыка.

Сидевший у дверей Ширзад морщился ‑ он один из всей компании понимал, как плохо играет Салман.

Майя напрасно надеялась, что никто не заметил ее слез. У Салмана были зоркие глаза. Отойдя от пианино, он как бы случайно сел рядом с Майей и, наклонившись, шепнул:

‑ Лишь чуткое сердце понимает красоту музыки. Хотел бы знать, почему вы плакали?

‑ Мало ли причин? ‑ уклончиво ответила Майя.

‑ Завидую Гарашу, ‑ горько вздохнул Салман и, сохраняя на лице печальное выражение, присоединился к веселившимся гостям.

Салман уже успел сравнить манеры девушек. Майя вела себя сдержанно и приветливо, ‑ а в поведении Першан не видно было и следа лоска: движения размашистые, стремительные, она и улыбаться‑ то не умела, а сразу принималась хохотать. " Но если эту дикарку отшлифовать, то она красотой затмит и Майю, и всех наших девушек", ‑ решил он и направился к Першан.

‑ Потанцевать бы следовало. На свадьбе брата сестра непременно танцует, обычай таков.

‑ И сестра, и мать, и отец! ‑ подхватил Наджаф.

‑ Станцуем все вместе " Яллы"! ‑ неожиданно предложил Ширзад.

Першан, которая все время уязвляла Ширзада, вдруг подобрела.

‑ Этот игит говорит редко, да метко.

Салмана усадили за пианино, хотя он упирался. И грянул лихой танец.

Едва раздались звуки музыки, как Рустам выбрался из‑ за стола и осторожно, чтобы не мешать плясунам, вышел на веранду. Вот времена! Он без устали шагал по темной холодной веранде, вдыхая горький, как и его размышления, табачный дым.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Приземистый глинобитный домик с плоской крышей прохожий мог бы и незаметить. Днем он ничем не отличался от окружавших его сараев, а с наступлением вечера его очертания сливались с темно‑ желтой муганской землей. Это был колхозный клуб. Дверь домика только что выкрасили яркой голубой краской. Около клуба, стояли Салман, Ширзад и Наджаф, поджидая председателя, беседовавшего невдалеке с колхозниками. Удальски сдвинув на затылок каракулевую папаху, широко расставив ноги в синих, военного образца брюках, вправленных в высокие начищенные сапоги, Рустам выглядел молодцевато ‑ высокий, широкоплечий. Он мирно разговаривал с односельчанами, отдавая распоряжения по хозяйству, а со стороны могло показаться, что он вот‑ вот начнет с кем‑ нибудь бороться.

‑ Самый подходящий момент для разговора с председателем, ‑ сказал Салман и толкнул в бок Ширзада.

Тот с досадой отстранился.

‑ Когда ты бросишь эту привычку толкаться? Где только ни учился, по внешности ‑ прямо кандидат наук, а как заговоришь ‑ сразу пускаешь в ход кулаки.

‑ Такая порывистая натура, ‑ хихикнул Салман.

‑ Привычка, ‑ объяснил Наджаф. ‑ Или толкнет тебя, или повторяет после каждого слова: " Дай пять! "

‑ И с такими привычками ты хочешь стать заместителем председателя? без обиняков спросил Ширзад.

У Салмана была удивительная способность отвечать на обидные слова шутками или смехом. Его ничем нельзя было уязвить. И сейчас он рассмеялся.

‑ Я не сумасшедший, у меня и так серьезная профессия. А колхоз жалко. Самый разгар работ, а у Рустама нет заместителя.

Салман действительно зарился на пост заместителя. Он считал что должность колхозного бухгалтера только ступенька; ему хотелось командовать, давать указания, быть окруженным послушными, исполнительными помощниками.

Чтобы выпытать мнение Ширзада, Салман скромно добавил:

‑ Какой же я заместитель? Опыта нет.

Он ждал, что ему ответят, что, мол, опыт ‑ дело наживное, были бы способности да старание. Но Ширзад и Наджаф промолчали.

Закончив беседу с колхозниками, Рустам направился к клубу. Молодые люди приосанились, подтянулись.

‑ Комсомолец Наджаф, чего косишься? ‑ ворчливо спросил на ходу председатель.

‑ Слепота пусть покарает того, кто косится, а я привык смотреть в глаза людям прямо, ‑ с достоинством ответил Наджаф. ‑ Собрание, говорят, опять созываете? ‑ осведомился он с усмешкой.

Рустам и виду не подал, что почувствовал иронию.

‑ Да, созываю. А что, у комсомола тоже собрание? Мировой политикой станете заниматься? Или опять об урожайности разговор?

Председатель спрашивал об этом не без тайного умысла. Всего два‑ три дня назад Наджаф на правлении колхоза предложил запланировать в этом году урожайность хлопка не менее тридцати центнеров с гектара.

Правда, у Наджафа не оказалось никаких расчетов, ‑ так, отвлеченная мечта, пылкое стремление... И опытному в словесных схватках Рустаму с помощью Салмана и Ярмамеда удалось высмеять комсомольца.

‑ А ты подумал о колхозниках? ‑ сказал ему в упор Рустам. ‑ Я сею восемьдесят гектаров и сдаю государству плановых тысячу шестьсот тонн хлопка. За каждую сверхплановую тонну получаем в два раза дороже! В два! Приму я твое предложение ‑ и завтра найдется в районе умник, сразу увеличит нам план на восемьсот тонн. Вот и пыхти!... Да мы тогда ни единой тонны не сдадим сверх плана. А что получат на трудодни колхозники? Гроши!

Утихомирился ли Наджаф? Не начнет ли сегодня на собрании опять эту детскую затею?

В эту минуту в беседу вступил немногословный Ширзад.

‑ Думаем обсудить опыт колхоза " Красное знамя", чтобы в этом году весь хлопок убрать машинами. Как вы на это смотрите?

Вокруг умных глаз Рустама венчиком собрались морщины.

‑ Салман, деточка, ну‑ ка повтори стихи Сабира! Ты ж мне их недавно читал.

С покорной улыбкой Салман продекламировал:

Засучиваем брюки задолго до реки,

Ручаемся за дело рассудку вопреки...

‑ Золотые слова., ‑ покачал головою Рустам. ‑ Проникновенные слова великого поэта! Будто о вас, фантазерах писал. Потеха, право, потеха! Боюсь, и хлопок‑ то станете собирать, совсем как Кара Керемоглу. Половина хлопьев застрянет в кустах, половина рассеется по ветру.

‑ Во всяком новом деле есть свои трудности., ‑ согласился Ширзад. Некоторым каждая новинка кажется фантастической, а стоит взяться, подучиться ‑ и постепенно все наладится.

‑ Да ведь и так случается, деточка, ‑ возразил Рустам, ‑ в бой кидаются львами, а возвращаются мокрыми курицами. Тебе такие истории известны, а?

Ширзад промолчал, а угодливый Салман тотчас же подхватил:

‑ Врагу не пожелаю такого позора.

Теперь пришла пора высказаться Наджафу. Переубедить упрямого председателя почти невозможно, это все знали, но у Наджафа был веселый нрав, и он поддержал друга:

‑ Дядюшка Рустам смотрит на хлопкоуборочную машину, как верблюд на кузнеца.

У Рустама дрогнули под пышными усами губы. В самом деле, он не слишком‑ то верил в хлопкоуборочный комбайн и считал, что лишь женская рука способна бережно и аккуратно вынуть из лопнувшей коробочки белоснежный комочек хлопка, пушистый, как вылупившийся цыпленок. А когда по Мугани поползли слухи о, колоссальных потерях хлопка при машинной уборке, то хозяйственный председатель схватился за голову и твердо решил про себя пока уклониться от применения машины. Но свои мысли Рустам хранил в тайне и от жены и от детей. Он умел прятать сомнения, не хотел раньше времени вступать в споры, признавая справедливой украинскую пословицу: " Раньше батьки в пекло не суйся". Эту пословицу он слышал на фронте и не раз вспоминал.

‑ Когда привезут машину в поле, вот тогда, деточка, ты увидишь, как я к ней отношусь.

‑ А почему же раньше клянчили в МТС другие машины? ‑ резко спросил Наджаф.

‑ Во‑ первых, деточка, я ничего не клянчил, это не в моем характере, а во‑ вторых, такие вопросы тебя не касаются.

‑ Нет, касаются, даже очень касаются, ‑ не сдавался Наджаф. ‑ Колхоз не твоя усадьба, дядя.

‑ Чепуху мелешь, деточка. Слов‑ то много, а все ‑ пустые. Знаю, что не моя, а народная.

‑ А если народная, так не держись, как бекский управляющий.

Рустам опустил вспыхнувшие злым огоньком глаза и сокрушенно вздохнул.

‑ Какой уж я управляющий! Разве управляющий связался бы с таким демагогом, как комсомолец Наджаф? Горбатого могила исправит... А твой горб, деточка, из самой глубокой могилы будет торчать, как пень.

Их перебранка пришлась по душе одному Салману, он всегда испытывал удовольствие, наблюдая чужие ссоры.

‑ Товарищ председатель, Наджаф хочет сказать, что вы всегда были поборником механизации, ‑ начал Ширзад. ‑ А теперь...

Рустам круто оборвал его:

‑ Отлично понимаю, что хотел сказать комсомолец Наджаф, в посредниках не нуждаюсь. Был бы Наджаф умен, так привел бы на колхозное собрание всю молодежь обсуждать условия социалистического соревнования с " Красным знаменем". Ведь весна на пороге, о севе надо думать... Я вот из кожи лезу...

Услышав это, Салман смекнул, что теперь‑ то самое время закинуть удочку, ‑ авось клюнет.

‑ Честное слово, Рустам‑ киши, мы сочувствуем вам всем сердцем. Только что говорили, как вам трудно одному вести такое огромное хозяйство. Не каждому под силу такая нагрузка. Три месяца без заместителя, этакая ноша на ваши плечи!... Если на фронте вы были сержантом, то здесь стали полковником. Рустам любил, когда его хвалили.

‑ Не знаю, игиты, не знаю, как и поступить, ‑ понизив голос, как бы делясь с парнями страшной тайной, сказал он. ‑ Ни на ком остановиться не можем.

‑ А вы никого не слушайте, Рустам‑ киши, ‑ с простодушным видом посоветовал Салман. ‑ Колхоз вы знаете как свои пять пальцев, значит, выбирайте человека оперативного, делового, который бы и вам стал верным помощником, и с людьми сумел бы ладить. Работа эта, что ж, ‑ незавидная, хлопотливая... То прокурор дело заведет, то на бюро райкома потянут.

‑ Дело известное, ‑ подтвердил Рустам. ‑ Ребята, а что если выдвинуть заместителем Салмана?

Ширзад и Наджаф вяло отозвались: " Надо посоветоваться", а Салман попятился и с ужасом воскликнул:

‑ Дядюшка, что вы, что вы! Признателен за честь, тронут, но не справлюсь я, не справлюсь.

‑ Конечно, надо посоветоваться с народом, ‑ одобрительно сказал Рустам. ‑ Подумаем. ‑ И добавил именно то, чего Салман не дождался от приятелей: ‑ Опыт дело наживное, подучишься, если что...

‑ Конечно, подучусь, ‑ подхватил Салман.

Рустам миролюбиво продолжал:

‑ А тебе, Ширзад, если бог наградил соловьиным голосом, пора бы создать хоровой кружок. Все лучше, чем горланить баяты под чужими окнами. Молодежи ‑ занятие, старикам ‑ удовольствие, колхозу ‑ слава. Глядишь, в Баку на смотр самодеятельности пошлют. Очень просто.

Ширзад покраснел и сразу стал похож смуглым лицом на воина со старинной медной монеты.

‑ Комсомолу бы и надо браться засучив рукава за самодеятельность...

И, не дождавшись ответа, Рустам зашагал в правление.

Наджаф закусил губу, чтобы не вырвалось необдуманное словечко, а Ширзад и без этого обошелся ‑ жизнь приучила его всегда оставаться невозмутимым.

‑ Придется уступить, ‑ с сожалением произнес он. ‑ На этот раз придется уступить. Опоздали...

‑ Вполне с тобою согласен, ‑ проникновенно заявил Салман ‑ К чему упрямиться? Следует беречь авторитет председателя. Если начнем самовольничать, нас и райком одернет.

Стесняться с Салманом Наджаф не стал и все свое раздражение обрушил на его напомаженную голову:

‑ Не пугай! И райкома партии не боюсь, если что... Наша позиция политически правильная. Это ты заискиваешь перед председателем, в глазки заглядываешь...

‑ Подожди, остынь! ‑ поднял руку по‑ прежнему спокойный Ширзад. Может, так сделать: я и Салман пойдем на колхозное собрание, а ты потолкуешь с комсомольцами. Потом подойдете.

‑ Умная мысль! ‑ воскликнул Салман, а про себя подумал, что этот Ширзад только прикидывается простачком, а соображает неплохо: и комсомольцы останутся довольны, и председатель будет польщен, что Ширзад выполнил его распоряжение. Не о Першан ли все мечтает этот глупец?

Салман знал, что Ширзад любит Першан. Собственно, об этом знало все село, только Рустам не догадывался до поры до времени, кому посвящены баяты Ширзада.

А как сама девушка относится к Ширзаду? В компании она всегда встречала Ширзада колючими словечками, отворачивалась от него, даже иногда на вопросы не отвечала. Куда уж дальше идти! Считая себя знатоком женских сердец, Салман не видел в Ширзаде серьезного соперника и привык считать Першан своей будущей женой, хотя девушка никогда не проявляла к нему симпатии. Но заботливое, почти отцовское отношение Рустама позволяло Салману надеяться на этот брак. И верно, Салман нравился председателю. Рустам верил каждому его слову, считал, что бухгалтер может справиться с любым делом. И когда в прошлом году ездил в Москву на выставку, то взял с собой не кого‑ нибудь из колхозников, а Салмана.

" Как бы ты ни надрывал горло со своими баяты, сотню таких заткну за пояс, вокруг пальца обведу", ‑ с усмешкой думал Салман о молодом влюбленном певце.

К вечеру погода испортилась. Все небо заволокла толстая, будто кошма, туча; с полей поднимались клочья рыхлого тумана и грязно‑ белыми облаками уплывали на юг, в сторону Сальян и Ленкорани. Вода в Араксе помутнела, чуть рябили мелкие волны, и чем дальше уходила река от селения, тем делалась темнее, будто растворялась в степи.

На фоне серого неба чернели голые сучья деревьев; придавленные сумерками стали еще ниже, будто припали к земле дома, селения. Огни еще не зажигались, и дома казались незрячими.

Как уговорились, в шесть часов вечера у клуба сошлись Ширзад и Салман, вскоре появился, дожевывая на ходу чурек, запыхавшийся Наджаф.

‑ Вы, ребята, идите, идите, а я мигом управлюсь, ‑ сказал он, ‑ к вам на подмогу приду.

Салман промолчал, а Ширзад, оттянув рукав пальто, посмотрел на часы.

‑ Рано еще, куда торопиться? Подождем.

‑ Да идите, я сам все проведу. Парни не тронулись с места.

На тропинке, ведущей от деревни к клубу через поросший мелким кустарником пустырь, показалась невысокая, стройная девушка. Наджаф понял, кого дожидались приятели, и прищелкнул языком.

‑ Першан! Как лебедь плывет, ‑ сообщил он, хотя и так все видели, что идет Першан.

На девушке была новая черная шуба, голова закутана шерстяной ярко‑ желтой шалые, на ногах высокие сверкающие боты...

Салман решительно направился к ней навстречу. Любуясь ее раскрасневшимся от вечерней стужи лицом, задорными черными глазами, он учтиво поздоровался и, бережно взяв под руку, подвел к клубу. У Ширзада дрогнули губы, но взгляд, устремленный на девушку, оставался спокойным.

А Першан смутилась, ее всегда тревожили взгляды юноши, в них таился робкий упрек, и, чтобы скрыть смущение, она на людях разговаривала с Ширзадом так небрежно...

‑ Да пока не забыла, ‑ сказала Першан, поздоровавшись с парнями, отец велел тебе, Салман, зайти после собрания к нам домой.

‑ Слушаюсь, Першан‑ ханум! ‑ склонил голову Салман и злорадно покосился на помрачневшего Ширзада.

Ничего необычного не было в приглашении предсеателя заглянуть к нему вечерком, Ширзад не раз так же заходил к Рустаму‑ киши, но сейчас ему почудился в словах Першан какой‑ то скрытый смысл, и он огорчился.

А Салман увивался вокруг девушки, все время нашептывал ей какие‑ то слащавые любезности. И Ширзад видел, как Першан, негромко рассмеявшись, ударила его перчаткой по рукаву.

На пустыре показалась Майя, одетая так же, как и Першан, только на голове у нее вместо платка была модная шляпка.

Снова красавица

Глазам моим явилась...

запел приятным тенорком Салман и поспешил навстречу ей.

Поздоровавшись, он задержал ее узкую ручку в своей руке. " Ревность, кратчайший путь к женскому сердцу", ‑ считал Салман и потому при Першан открыто ухаживал за Майей.

Резко отвернувшись от бухгалтера, Майя спросила Ширзада:

‑ Рано еще?

‑ Самое время. Сейчас соберутся.

‑ А надолго собрание? ‑ Минут на двадцать.

‑ Ну подождем. ‑ И, подхватив под руку Першан, Майя вошла в клуб.

‑ Очаровательная женщина, ‑ закатывая глаза, прошептал Салман. Счастливец Гараш, нашел жену грациозную, словно горная серна.

‑ Да... ‑ рассеянно согласился Ширзад, не слушая Салмана.

‑ Понимаю, понимаю, у тебя на уме дочка председателя. На невестку ты и внимания не обратил. Но почему она в клуб сразу прошла? Поссорились? Хочешь, приведу сюда и помирю вас.

‑ Я хочу, чтобы ты замолчал, ‑ с непонятной Салману тоскою сказал Ширзад.

Он не любил Салмана, хотя и признавал некоторые его достоинства. Бухгалтер был трудолюбив, когда надо сутками не спал, спешил закончить годовой баланс, счетоводов отправлял по домам, а сам сидел да сидел над ведомостями... И если Рустам‑ киши хвалил Салмана за прилежание, то возразить против такой похвалы никому и в голову не приходило.

Иногда Ширзаду казалось, что Салман своими вкрадчивыми речами и модными песенками уже прельстил Першан, и ему хотелось напрямик спросить его: " Да любишь ли ты ее? "

Но разве подойдешь к нему с этим? Увертливый человек, он все превратит в шутку, прямого ответа от него не добьешься, даже рассердить его невозможно... Он со всеми держится одинаково: и ласково и дружелюбно; вхож во все дома, проник в тайны каждой семьи, любому он даст совет, и совет полезный, дельный... Умрет кто‑ нибудь ‑ юркий Салман тут как тут, он заказывает столяру гроб, бегает выбирать на кладбище место для могилы, несет из сельпо продукты для поминок. Свадьба ‑ опять без Салмана не обойтись: хлопочет до упаду, с ног сбивается... Таким знал Салмана Ширзад и порою оправдывал: характерец!... Но чаще поругивал и огорчался, видя, как этот проныра постепенно втирается в доверие к председателю.

‑ Что ж мы стоим на холоде? Ноги застыли, ‑ притопывая, сказал Салман. ‑ Пошли в правление.

‑ Надо бы еще пригласить с собой двух‑ трех комсомольцев. Скажи Наджафу.

‑ Да он меня не послушает.

‑ Это тебя‑ то? ‑ Ширзад искренне удивился. ‑ Да ты языком гранит в мягкий воск превратишь. Иди!

Салман, охотно пошел в клуб, ведь там были Першан и Майя. Тотчас послышался веселый женский смех, а через минуту он кубарем выкатился на крыльцо ‑ видимо, Першан гналась ‑ и сказал, давясь от смеха:

‑ Пришлет...

И парни направились к правлению. А в клубе тем временем собиралась молодежь. Прибежала Гызетар в накинутой на плечи шубейке, подошли девушки, сели в кружок, затянули песню; парни столпились в дверях, курили.

Наконец Наджаф постучал карандашом по графину, велел садиться, предупредил, что курить и перешептываться запрещено, и объявил комсомольское собрание открытым.

‑ На повестке дня два вопроса: механизация уборки хлопка и состояние здравоохранения в селе. Нам нужно быстро все провернуть, чтобы поспеть еще на колхозное собрание.

Раздались крики: " Утвердить.! Утвердить! " Наджаф поднял руку и сердито сказал:

‑ Прошу соблюдать порядок! Просите слова, а не орите, как на базаре! Пора бы привыкнуть к культурному обхождению!

‑ Что ты с ним сделала? Такой мрачный... ‑ шепнула Майя сидевшей рядом Гызетар.

Та и сама не понимала, что стряслось с мужем, чем это он обеспокоен, посмотрела на Наджафа и подумала, что ему совсем не к лицу быть серьезным. Эта мысль показалась ей до того смешной, что она едва не фыркнула, спряталась за спину соседки.

Наджаф угрожающе покосился на жену, еще раз резко постучал по графину, хотя в зале было тихо, и собрание началось так, как начинаются все собрания: выбрали президиум, и Першан предоставила слово по первому вопросу не кому иному, как самому же Наджафу.

Трибуна, сколоченная из кривых сучковатых досок, была высока, и за ней едва виднелась круглая, как арбуз, голова Наджафа. В зале шутили и смеялись по этому поводу, но когда Наджаф заговорил, ‑ а он умел говорить и с увлечением и со страстью, ‑ то сразу все притихли... С жаром рассказал секретарь об умной, хитро и расчетливо придуманной машине, которая облегчает труд человека на уборке хлопка, и прежде всего труд женщины. Ведь собирать хлопок приходится в самый солнцепек, в жару, когда глотки пересыхают, от жажды губы лопаются и кровоточат.

И чем дальше говорил Наджаф, светлее становилось его лицо, потому что он сам любил машины и видел, что молодежь тоже полюбила машины и всегда поддержит его и Ширзада в спорах с упрямым председателем.

Приближалась весна.

Каждое утро Рустам, стоя на крыльце своего дома, потягивался, кряхтел, разминался и глаз не спускал с облачного неба, гадая, когда установится погода, проглянет солнышко и подсохнет земля.

И так же, как председатель, все в колхозе ‑ мужчины и женщины, старики и ребятишки ‑ по утрам разглядывали небо, прикидывали, когда зацветут деревья в садах, и защебечут птицы, и влага испарится с пашни, и ярко засинеет поднебесная высь...

Все надеялись, что в этом году выдастся богатый урожай и, по сравнению с прежними временами, возрастут доходы.

А Рустам лучше всех знал силу своего колхоза. Радовало его и то, что последний месяц зимы был снежным, сугробы высотой в полметра покрывали озимые. Да и весна по всем признакам будет дождливой, а для засушливой Мугани это редкое счастье. Пятьдесят пять лет прожил здесь, в бескрайних степях Рустам и знал, чем дышит каждый клочок земли. О председателе соседнего колхоза " Красное знамя" Кара Керемоглу на Мугани говорили, что он за последние двадцать три года ошибся в предсказании погоды лишь три раза. Ну если так, то про себя Рустам думал, что он‑ то не ошибался ни разу. По зиме он определял приметы весны, по весне предсказывал лето, по цвету заката или перистым облакам ‑ дождь или вёдро... И верно, его предсказания сбывались значительно чаще, чем прогнозы погоды, передаваемые по радио. Рустам посмеивался: " Там инструменты, а у меня ‑ верный глаз! "

И сейчас, сверяясь со своими приметами, председатель не сомневался, что весна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года будет именно такой, какая ему нужна.

" А если подготовку к севу провели хорошо, погода ‑ что надо, колхозники рвутся к работе, то и план выполним на сто пятьдесят процентов". На меньшее Рустам не согласен.

В каком‑ то радужном настроении он согласился принять вызов колхоза " Красное знамя" на социалистическое соревнование.

Теперь надо было ехать к соседям подписывать договор. В делегацию были выбраны общим собранием пятнадцать человек, и среди них, конечно, и председатель колхоза, и Гызетар, и Ярмамед, и вездесущий Салман, и Ширзад с Наджафом.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒