Мирза Ибрагимов 7 страница

К правлению подали крытый брезентом грузовик. Делегаты приоделись, как на свадьбу. Всем понравилась Гызетар в широкополой шляпе, которую ей одолжила Майя. Ширзад явился в синем костюме, пестрый галстук на нем то и дело съезжал набок ‑ потому‑ то, видно, Ширзад терпеть не мог эти городские штучки и предпочитал гимнастерки.

Заботливая Гызетар то и дело поправляла ему галстук, приговаривая:

‑ Вот ведь нескладный!

‑ Холостяк, чего ты хочешь? ‑ хихикнул Салман. ‑ В доме холостяка как ни топи, все равно тепла не дождешься. Верно говорят: " Дом без жены ‑ что мельница без воды".

‑ А мы его скоро женим, ‑ сказала Гызетар. ‑ Да еще на какой красавице! Все так и ахнут.

‑ Это ведь зависит не только от Ширзада, но и от Рустама‑ киши, ехидно заметил Салман.

К ним подошел председатель ‑ оживленный, нарядный, в самом отличном расположении духа, с достоинством ответил на приветствия молодежи.

‑ О чем речь ведете?

‑ Да вот говорим, что есть упрямые отцы и упрямые дочки, ‑ сказал Наджаф. ‑ Но мы с них упрямство‑ то собьем.

Рустам ничего не понял, но, вспомнив вчерашний разговор, на всякий случай сказал:

‑ Ты бы помалкивал, парень.

Как гончая собака, заслышавшая свист хозяина, Салман встрепенулся и бросился на поддержку председателя:

‑ Сам у Гызетар под башмаком ‑ пикнуть не смеет, а тоже с упрямым отцом хочет сладить.

‑ Что поделаешь. ‑ Наджаф добродушно смеялся. ‑ Свеча тоже бессильна озарить светом подсвечник.

‑ Теперь электрические лампочки освещают всю комнату, даже всю улицу, ‑ заметил Салман и, первым придя в восторг от собственной остроты, захохотал.

‑ Мы еще до электрического света не дожили. Председатель говорит, что денег у колхоза нет... ‑ сказал Наджаф уже серьезным тоном.

Но тут громко загудел грузовик ‑ шоферу надоело ждать. Председатель, сказав; " Пора, в путь! ", ‑ сел в свою " победу", молодежь с криком атаковала грузовик.

Подпрыгивая на ухабах, расплескивая жидкую грязь, автофургон выехал на большак, а тем временем " победа" проскочила деревенскую улицу и унеслась далеко‑ далеко в степь.

Рустам, сидя за рулем, размышлял о том, что обогнать по всем статьям Кара Керемоглу ‑ дело нехитрое, надо только скорее подобрать сноровистого, расторопного заместителя. А кого? Вспомнив орлиный взгляд Ширзада, сильную статную фигуру его, Рустам подумал: " Горы своротит и не пожалуется, что устал... "

Может, нечего и раздумывать ‑ остановиться на Ширзаде? Опасно. Парень чересчур самостоятельный, за ним идет молодежь, на такого не прикрикнешь. А тянуть дальше нельзя, из района‑ то поторапливают. Рустам советовался с коммунистами, со стариками, с бригадирами, с районными работниками. У каждого ‑ свой кандидат. Сейчас в уме у Рустама целый список: " Ширзад, Салман, Наджаф, даже тетушка Телли сюда затесалась".

Когда предложили Наджафа, Рустам ощетинился: " Демагог! И слышать не хочу". Он еще не отказался от мысли, что анонимное письмо ‑ дело рук Наджафа.

По той же причине Рустам решительно забраковал тетушку Телли: " Мужчина‑ демагог ‑ сущий дьявол, а женщина‑ демагог ‑ целый ад. Не приведи бог встретиться с нею ночью, ‑ от страха помрешь! "

Конечно, лучше всего Рустаму было бы работать с Салманом. Деловые качества его известны, а какой сговорчивый, скромный, послушный! Что ни прикажи ‑ вытянется: " Слушаюсь! " ‑ и уж в доску расшибется, а выполнит в срок. Но в райкоме партии кандидатура Салмана не встретила поддержки.

Таким образом, в списке остался один Ширзад. К тому же Салман беспартийный, а Ширзада неделю назад избрали секретарем партийной организации колхоза. " Будет у парня двойная ответственность, значит, подставит под мою ношу не одно плечо, а всю спину", ‑ думал Рустам. Он знал, что Ширзад догадывается о желании председателя и, по словам кое‑ кого из колхозников, был не прочь поработать с Рустамом‑ киши.

Это была правда. Ширзад считал, что быть помощником такого председателя, как Рустам, ‑ большая удача. У него можно многому научиться: Рустам ‑ незаурядный человек, с сильной волей, ‑ разве этого мало? Рустам страстно любил родную Мугань ‑ и это тоже нравилось юноше. Должность заместителя сама по себе Ширзада не влекла: он с удовольствием работал бригадиром, но теперь, когда его избрали партийным секретарем Ширзад чувствовал ответственность за урожай не только на полях своей бригады, но и всего колхоза. Его тревожило и то, что председатель не очень‑ то стремится взять повышенные обязательства, вступая в соревнование с соседями.

" Победа" и грузовик затормозили около оврага. На середине деревянного моста в настиле чернела широкая дыра. Два плотника, дружно стуча топорами, обтесывали в стороне, за кюветом, бревна. Они объяснили, что утром трактор вывернул и искромсал в щепки несколько досок.

‑ Делать нечего, товарищи, ‑ сказал Рустам, ‑ машины здесь оставим, а сами тронемся пешком.

Со смехом и шутками колхозники перебрались через мост. Гызетар заглянула в пролом, и у нее сердце захолонуло ‑ такая глубина. Разбежавшись, Ширзад легко перепрыгнул через дыру. Салман и Ярмамед почтительно помогли председателю пройти по сгибавшейся от его веса доске.

За мостом дорога была просушена степным ветерком, идти было приятно и легко. Наджаф затянул песню, Гызетар и Салман подхватили. Отстав от всех, Ширзад шагал медленно, о чем‑ то сосредоточенно думая.

‑ Тебе бы и вправду стать ашугом, ‑ обернувшись, сказал Рустам. ‑ Зря пошел в хлопкоробы.

‑ Одно другому не мешает, можно и хлопок собирать, и песни слагать, подхватил Салман.

Песня оборвалась, Наджаф и Гызетар замедлили шаги, подождали Рустама и Ширзада.

Слова председателя прозвучали добродушно, но Салман говорил с явной насмешкой, и это не ускользнуло ни от Ширзада, ни от остальных колхозников.

‑ Пиши, сочиняй, пусть у нашего колхоза будет свой ашуг, ‑ продолжал Рустам, вынимая изо рта трубку. ‑ Но так сочиняй, чтобы вся Мугань подхватила твои песни. Прославляй героев нашего колхоза.

‑ А много ли героев у нас? ‑ спросила Гызетар.

Тотчас из‑ за плеча Наджафа высунулась лисья мордочка Ярмамеда.

‑ Чем же Рустам‑ киши не герой? Таких героев по всей республике раз‑ два ‑ да и обчелся.

Салман схватил Ширзада за плечи.

‑ Поклянись, что напишешь поэму о Рустаме‑ киши, иначе не жить тебе на белом свете.

‑ Помнится, о нашем председателе писали, и достаточно писали, стряхивая с плеч руки Салмана, сказал Ширзад.

‑ В газетах? Газета что... Поглядели да выбросили. Вон про Кара Керемоглу в Баку книга вышла, с портретом. Книга всегда останется ‑ и через пять лет, и через десять, ‑ горячо воскликнул Салман.

Он хотел угодить председателю, но не рассчитал и только растревожил Рустама. " В самом деле, всего три раза в районной газете похвалили, подумал Рустам. ‑ А Ширзаду и это кажется лишним".

Он посмотрел на Щирзада с подозрением, обратил внимание прежде всего на упрямую складку у рта и прищуренные глаза и сделал вывод: " Не выйдет из него заместителя! "

‑ Хватит, хватит, Салман, подлизываться! ‑ укоризненно заметил Наджаф. ‑ Придет время ‑ и напишут книги о самых достойных. А кто будет достоин, увидим.

Салмана смутить было мудрено.

‑ Ради моей жизни пиши, Ширзад, берись за перо, нужна книга о нашем председателе, ой‑ ой как нужна!

Ширзаду все это было до того противно, что он даже отошел от Салмана.

‑ Чего пристал, как пиявка? Не умею я книги сочинять. Мое дело ‑ в земле ковыряться. Я мужик!

Мне бы урожай хороший собрать, ‑ И он широко раскинул руки, словно обнимал тучный, тяжелый, в три обхва а сноп.

Дорога поднималась на пригорок. Все шли неторопливо, размеренно, расстегнув шубы, сняв шапки. Рустам шумно сопел, вытирал платком потный лоб. Он думал сейчас о том, что Ширзад и Наджаф слышать спокойно не могут, если его кто‑ нибудь хвалит... " Да что мне от ваших книг: халат, что ли, поднесут? Хорошо, что не поспешил и не предложил этого завистливого юнца заместителем. Плохо я его еще знаю. На Салмана все косятся, а он куда приятнее... "

‑ Вот что, игиты, довольно! ‑ сурово сказал Рустам. ‑ Из Ширзада не получится писателя, из меня героя.

Чтобы не отстать от размашисто шагавшего председателя, Ярмамеду пришлось семенить мелкой рысцой.

‑ Не уверен, что из Ширзада получится писатель, а из тебя, киши, герой уже получился! ‑ умильно произнес он на ходу и заглянул снизу вверх в глаза Рустаму ‑ Поскорее бы выискался смельчак, занявшийся твоим жизнеописанием. Поучительная получится книжица.

‑ За‑ мол‑ чи! Вон эти же, ‑ Рустам кивнул на парней, ‑ растрезвонят, что ты подлизываешься! ‑ Он подумал: " А уважение, конечно, необходимо. Без этого нельзя. Там, где не оказывают уважения старшим, разброд начинается, сумятица... "

Он неожиданно взял под руки Ширзада и Наджафа, отвел их в сторону, окинул строгим взором остальных спутников, как бы показывая, что разговор будет секретный, и спросил:

‑ Ну, как с заместителем‑ то? Надо все‑ таки решать.

‑ Свое мнение я вам еще вчера сообщил, ‑ сказал Наджаф. ‑ И коммунисты и комсомольцы решительно поддерживают Ширзада. А уж все остальное от вас зависит. Поступайте, дядя, как совесть велит.

Рустам, расстегнув пальто, полез в карман за табаком. Движения его были медленными, но едва Наджаф шагнул вперед, председатель удержал его за рукав.

‑ Ну, ну, не кипятись. Мне ж совет нужен. А может, назначим Салмана? А, как вы думаете?

‑ Ай, дядюшка, до чего справедливы ваши слова! ‑ раздался дребезжащий голосок Ярмамеда. Он незаметно подошел и подслушал разговор. ‑ И раздумывать тут нечего: Салман и хозяйством интересуется, и парень башковитый. О чем его ни спроси ‑ все знает, хоть про Китай и Бирму. ‑ У Ярмамеда были свои планы: если Салман сделается заместителем, то бухгалтером станет он, Ярмамед, ‑ дело ясное. ‑ Достойнее Салмана никого не вижу, ‑ закончил он и засеменил по шоссе вдогонку за далеко ушедшими колхозниками.

‑ А ты как полагаешь? ‑ обратился Рустам к Ширзаду.

‑ Если у вас за каждым поворотом дороги прячется новый кандидат, так умный парень на такую работу не польстится, ‑ ответил тот.

Рустам перевел для себя эти слова так: " Не прельщай меня, не заманишь. Вполне доволен своим постом бригадира". И обиделся: " Ишь какой заносчивый! Заместителем еще не стал, а уж нос дерет кверху. А дай ему власть, все вожжи одной рукой ухватит... Двум львам в одной клетке не жить! Не‑ ет, в колхозе второму хозяину, кроме меня, не бывать! " И он решил уговорить районное начальство утвердить Салмана.

Ярмамед вечно суетился и напоминал болотного кулика, раскачивающегося на тонких ножках... Очень круглые, темно‑ карие глаза его беспрерывно бегали, ни на ком не могли остановиться. Казалось, человек боится выдать себя пристальным открытым взглядом.

Он старался всем угодить: снимал с пиджака собеседника ниточку, подсаживал в машину агронома или директора МТС, бежал на почту с телеграммой случайно завернувшего в колхоз должностного лица и всем без исключения приятно улыбался. Будто и рожден был Ярмамед лишь для того, чтобы угождать людям.

С особым рвением он кружил уже не первый год вокруг Рустама‑ киши. Его глаза были всегда прикованы к председателю, он стремился угадать малейшее его желание. Не успеет тот войти в правление, как Ярмамед уже осторожно принимает из рук Рустама его полевую сумку и кладет на этажерку или подоконник. Стоит Рустаму взяться за кисет с табаком, как Ярмамед чиркает спичкой... Случается, что спичка так и догорает в его пальцах, обжигая, а он и не морщится, улыбается с довольным видом, словно рука каменная. А посмотрели бы, как благоговейно Ярмамед подносит спичку к трубке председателя. В этот момент лицо его напоминает сдобную булку с изюмом, только‑ только вынутую из печки и пышущую ароматом.

Ширзад с отвращением морщился всякий раз, когда вглядывался в Ярмамеда, а если б Рустам хоть раз попристальнее всмотрелся в лицо своего счетовода, то без труда угадал бы за смиренной улыбочкой такую глубокую годами выношенную злобу, что, пожалуй, у бывалого солдата дрожь пробежала бы по телу.

Как от собственной тени, Ярмамед всю жизнь не мог уйти от своего прошлого.

Однажды он скрыл в анкете, что отец его был моллой, а мать профессиональной гадалкой. Его прогнали с работы. Он устроился в другом месте ‑ в районном отделе народного образования, но и оттуда его уволили по той же причине. Заглянул в коммунхоз, в райпотребсоюз ‑ всюду говорили, что вакансий нет.

Отец Ширзада, Касум Кенгерли, в ту пору заведовал райфинотделом. Сжалился он над Ярмамедом, взял к себе, не посчитавшись с анкетой. " Был бы только честным! " ‑ так рассуждал Касум.

А честным‑ то Ярмамед и не был.

Старый коммунист Касум Кенгерли всегда говорил то, что думал. То он открыто критиковал никуда не годную систему заготовок мяса и молока, то неодобрительно отзывался о ком‑ то из Наркомата финансов, то высмеивал бюрократов из Госплана республики. А Ярмамед слушал да на ус мотал.

Родители его давно умерли, но трусу казалось, что только отец‑ молла с Кораном в руках загораживает ему путь, мешает сделать карьеру. Значит, следует выслуживаться, хоть на брюхе подползти к выгодному, тепленькому местечку, любой ценой снять с себя кличку чужака. Ярмамед нашел покровителей, по дешевке купивших его совесть, по их приказу начал шпионить и строчить доносы о " контрреволюционных настроениях" Касума. Капля камень точит, а грязевые потоки после ливней подмывают и рушат гранитные скалы. Доносы сделали свое дело, и отца Ширзада арестовали, а Ярмамед возликовал, решив, что теперь навсегда избавился от своей тени,

Но пришло наконец время, когда отца Ширзада посмертно оправдали, восстановили в партии, и преступления, словно ржавая цепь, обмотавшаяся вокруг шеи, начали душить Ярмамеда. Еда и чай превратились в отраву: каждую минуту он ждал, что Ширзад остановит его, воскликнув: " Убийца! Ты погубил моего отца! "

Где искать защиты? Ярмамед расстилался перед Рустамом‑ киши, хотя был уверен, что, узнай председатель о его преступлениях, ‑ секунды около себя держать не будет, прогонит с позором.

Таков был тихоня Ярмамед.

Ширзад шел рядом с Гызетар, ‑ она привыкла к его молчаливости, не мешала думать, и он был благодарен ей за это. А ему нужно было серьезно подумать о Салмане, о том, принесет ли тот пользу колхозу на посту заместителя председателя. Нельзя отрицать, что Салман ‑ расторопный, общительный, пожалуй, и авторитетом у колхозников пользуется. Он знает колхозное хозяйство, зорок, умеет вовремя рассмотреть положение на том или ином участке и сманеврировать. Недостатки? Недостатков в нем уйма. Ну, а кто без недостатков? Будем критиковать, исправим, глаз не станем спускать. А возражать против Салмана Ширзаду неудобно, еще посчитают, что он сам зарится на эту должность.

Так доверчивый Ширзад оправдал полностью или почти полностью Салмана и в душе передал этот вопрос на усмотрение Рустама‑ киши: пусть, мол, сам решит и выносит дело на правление...

На дороге послышались резкие гудки автомобиля, все обернулись, отошли к обочине, увидев, что их нагоняет грузовик.

Поравнявшись с Рустамом, шофер лихо затормозил и, выпрыгнув из кабины, спросил с перепуганным видом:

‑ Товарищ Рустамов, что случилось? Почему пешком идете?

Шофер был из " Красного знамени".

Когда ему объяснили, что произошло, он крепко обругал неповоротливых плотников, ‑ ведь там и работы‑ то на полчаса от силы, ‑ и пригласил гостей садиться.

Тотчас Ярмамед распахнул пошире дверцу кабины, протер рукавом сиденье и обернулся к председателю:

‑ Пожалуйста, киши, место ваше.

‑ Сам садись. С молодыми поеду, есть разговор...

Ухватившись за борт, Рустам подтянулся, прыгнул в кузов и опустился на скамейку. Лишь прерывистое дыхание выдавало, что нелегко ему дался такой прыжок. Машина тронулась, ветер степных раздолий ударил в лицо, засвистел в ушах.

Рустам, довольный, что незнакомый шофер из " Красного знамени" узнал его, положил руку на плечо сидевшего рядом Наджафа и миролюбиво сказал:

‑ Ну, орлы, ваше дело теперь поднять на ноги всю молодежь! Вся надежда моя на вас. Год особый, решающий. Далеко вперед надо шагнуть, будто в семиверстных сапогах.

" А хороший у нас председатель! " ‑ расчувствовался Наджаф и, выкатив колесом выпуклую грудь, заверил:

‑ Молодежь не посрамит колхоза. А ваша забота, дядя, старичков расшевелить. Вот и получится полный ансамбль.

‑ Если так, обязательно перегоним Кара Керемоглу, ‑ с улыбкой сказал Рустам.

‑ Кто такой Кара. Керемоглу перед вами, дядюшка! ‑ воскликнул Салман. ‑ Да его всерьез и считать‑ то нельзя!

‑ Ну‑ ну! ‑ замахал обеими руками Рустам и поморщился. ‑ Чепуха! Кара крепыш! И умен, как бес.

‑ Крепыш‑ то крепыш, а перед вами не устоит, ‑ не согласился Салман.

Ширзад, раздраженный однообразной лестью бухгалтера, резко вмешался в разговор:

‑ Если каждый будет жить только работой, думать о благе колхоза, а не о собственной корысти, то, конечно, выйдем победителями! А вы с утра перины взбиваете, чтобы спать мягче было.

Наступило молчание. И хотя льстивые слова Салмана были Рустаму приятнее справедливой резкости партийного секретаря, он, важно наклонив седую голову, согласился:

‑ Да, пока надо толковать о работе, не о лаврах. ‑ И поправил растрепанные ветром усы.

По обеим сторонам дороги тянулись хлопковые поля " Красного знамени".

Когда машина, замедлив ход, осторожно пробиралась среди ухабов, Рустам, окинув внимательным взглядом равнину, сказал:

‑ Золотая земля. Кара Керемоглу выбрал под хлопок замечательный участок...

Ширзад подумал: вот вступают в борьбу два самолюбивых человека, чтобы доказать свое личное превосходство, умение образцово вести хозяйство. А в пожилом‑ то возрасте самолюбие особенно выпирает. Рустам по складу характера не любил сидеть во втором ряду, а старался всегда пробраться на первое место. Конечно, в прежние годы случалось, что Рустаму доставались вторые и даже третьи места, но тогда он искал для себя оправдание в трудностях послевоенных лет. И с ним обычно соглашались. А теперь ссылаться на войну не приходится. Только заикнись ‑ засмеют!

Может быть, и сейчас многоопытный председатель заранее ищет объективную причину возможного поражения: " У Кара Керемоглу земля лучше нашей".

Эта предусмотрительность не понравилась Ширзаду, он возразил:

‑ У нас земля не хуже. Некоторые участки для хлопка даже выгоднее, чем здешние.

Рустам снисходительно улыбнулся.

‑ Ты уж меня спрашивай, деточка, о земле. Каждый вершок колхозного поля знаю.

‑ Рустам‑ киши ‑ бог муганского хлопководства! ‑ подхватил Салман. ‑ К самой бросовой земле прикоснется его рука и там зацветут прекрасные лилии...

‑ Салман напрасно толкует о каких‑ то богах и лилиях, ‑ вздохнул Рустам. ‑ Но в одном он прав. Нет плохой земли, есть плохие землепашцы. Муганская земля нам говорит: " Любовно ухаживай за мною, и я тебя возвышу. Забросишь меня ‑ уничтожу. За твое прилежание заплачу вдесятеро, а заленишься ‑ пеняй на себя". Конечно, в " Новой жизни" земля лучше, тучнее. А почему?

Потому, что за нею ухаживают такие верные патриоты Мугани, как вы, ребята.

И он сгреб в кучу стоявших рядом парней, начал их мять, с довольным видом похохатывая:

‑ А в старике силенки куда больше, чем в целой стае игитов.

Ширзад сидел у самого борта, и руки председателя до него не дотянулись. Задумавшись, он глядел в степь, накурившуюся теплым, влажным паром землю, и чудилось ему, что от земли пахнет, как от вынутых из очага чуреков.

Машина подъезжала к селу. Показались дома, окруженные еще безлиственными садами, фермы, водонапорная башня, сараи. На дороге толпились колхозники с красным флагом. Среди них находился и Кара Керемоглу, невысокий, худенький, в скромном черном пиджаке шапке‑ ушанке. Вид у него был такой, словно он по ошибке попал сюда и хотел бы затеряться в толпе. Лишь глянув в его глаза, почти прикрытые мохнатыми седыми бровями, можно было догадаться о том, как он взволнован.

Грузовик остановился, гости с веселыми восклицаниями спрыгнули на землю. Из кабины вышел и начал кланяться ниже всех Ярмамед. Салман помог спуститься крикнувшему Рустаму, и тут оказалось, что Кара Керемоглу стоит впереди встречающих, как и подобает председателю, на достойном его месте.

‑ Добро пожаловать, милости просим! ‑ сказал он с искренней улыбкой. Да будет легка ваша поступь, дорогие!

Раздались дружные крики: " Ура! "

Председатели сперва крепко пожали руки друг другу, потом расцеловались. Поцелуйный обряд понравился и гостям и хозяевам, они тоже стали целоваться. Даже на Гызетар кто‑ то наскочил, ухватил в обнимку и смачно чмокнул в холодную румяную щеку. Потом она очутилась в объятиях другого парня и вдруг с изумлением заметила, что целует ее Наджаф.

‑ Ишь хитрый, дома не нацеловался! ‑ засмеялась она и оттолкнула мужа.

Кара Керемоглу пригласил гостей проследовать к Дому культуры, извинился перед гостями, что не успели отремонтировать мост, но Рустам успокоил: погода отличная, промяться полезно, чего не бывает. В распахнутом пальто, в сдвинутой на затылок папахе, громоздкий Рустам шел в окружавшей гостей толпе, громко шутил, смеялся, а Керемоглу рядом с ним казался незаметным.

Ширзад, дружелюбно поздоровавшись со знакомыми парнями из " Красного знамени", шел стороной, внимательно оглядывая новый колхозный поселок. Ему понравилась застроенная новыми домиками прямая, как стрела, улица. Он представил, как здесь будет красиво весною, когда зазеленеют сады, осенив своими кронами всю улицу. Ширзад еще подростком как‑ то приезжал с дядей в " Красное знамя" за семенами и запомнил серые скособочившиеся, неряшливо залатанные листами железа и фанеры домики да грязные, в рытвинах и кучах мусора улицы.

А ведь в " Новой жизни" и сейчас почти так же грязно, как было здесь десять лет назад. Колхоз богатеет, в иных семьях, где два‑ три работника, амбары ломятся от добра, а председатель все скопидомничает, приберегает, будто бы на черный день, каждую копейку... Когда придется пригласить соседей в гости, со стыда сгоришь. Тротуары недосуг вымостить, тополя вдоль улицы посадить... Почему же до сих пор не замечал он этого? Свыкся? Да, конечно, свыклись с грязью, с бескультурьем, утешали себя: " Отцы так жили значит, и нам бог велел... "

Между тем гостей подвели к Дому культуры ‑ просторному светлому зданию, сложенному из красного кирпича и покрытому шифером.

Настроение у Ширзада окончательно испортилось. " Считаем, что во всей Мугани нет колхоза лучше нашего, нос кверху задрали, а на деле хуже всех! " Он вспомнил похожий на глинобитный сарай клуб в своем селении. Обидно! Ведь в сущности, если разобраться, " Красное знамя" ненамного богаче " Новой жизни".

Засунув руки в карманы пальто, надвинув на глаза каракулевую папаху, не замечая, что девушки с любопытством поглядывают на него, Ширзад рассеянно наблюдал, как к Дому культуры со всех сторон бежали ребятишки, важно шествовали старики с холеными расчесанными бородами. Всем хотелось поближе разглядеть гостей, и прежде всего, конечно, Рустама‑ киши. А тот, как могучий дуб, возвышался над толпою, награждая всех ослепительными улыбками, прижимал руку к груди, раскланивался. Наконец толпа увлекла за собой Рустама и гостей в распахнутые двери.

Кто‑ то хлопнул Ширзада по плечу. Он оглянулся.

‑ Что пригорюнился? ‑ звонко спросила Гызетар. ‑ завидуешь? И верно, как вспомнишь наш клуб, затоскуешь: выкрасили известкой старый амбар и вообразили, что совершили подвиг! Пойдем хоть посмотрим...

К ним протиснулся сквозь толпу потный, взъерошенный Ярмамед и с выражением ужаса на морщинистом, потасканном лице спросил:

‑ Товарища председателя не видели?

‑ Не видели, не видели! ‑ огрызнулся Ширзад.

Он словно впервые заметил, что весь Ярмамед заплыл жиром, лицо и руки лоснятся, будто маслом смазанные, а горбатый нос торчит, как сучок высохшей осины. При всем том Ярмамед оставался тощим, хилым, и это‑ то и было отвратительным. " Тьфу, барсук вонючий! ‑ подумал Ширзад.

Он взял Гызетар под руку, и они несколько раз обошли здание, полюбовались резными ставнями, украшенными народным орнаментом ‑ выпуклыми виноградными лозами отягощенными гроздьями ягод. Пока Гызетар восхишалась фреской над входом ‑ девушки убирают хлопок и каждый комочек словно соткан из серебристого инея, а небо над ними голубое‑ голубое, ‑ Ширзад разглядывал кладку стен, присматривался к размерам окон и дверей, прикидывал в уме, во сколько может обойтись такое здание. Постройка была капитальной, сразу видно ‑ на себя работали, старались.

Из вестибюля выбежал Наджаф и с укором воскликнул:

‑ Где Ширзад, там, конечно, и моя супруга!

‑ А ты не теряй жену, ‑ сказала Гызетар. ‑ Не бегай за здешними девицами.

‑ Без шуток, собрание начинается, вам выпала честь восседать в президиуме. Пошли!

У Наджафа был золотой характер: он никогда не унывал, не грустил. И во сне‑ то он нередко улыбался ‑ без всякой причины, видно, просто потому, что хорошо живется на белом свете.

Ширзад не походил на друга: красивое лицо его часто было озабоченным, хмурым. Столкнувшись с несправедливостью, он надолго мрачнел, не любил делиться своими переживаниями, казался с виду сухим.

И все‑ таки Наджаф и Ширзад были закадычными друзьями. Они подружились не только оттого, что выросли на одной улице и учились в одном классе, а оттого, что одинаково смотрели на жизнь, были во всем единомышленниками. С полуслова понимали они друг друга, а иногда и слов не нужно ‑ с первого взгляда.

И сейчас Наджаф шутил, посмеивался, догадываясь о причинах подавленного настроения друга.

‑ Отлично знаю, из‑ за чего ты расстроен. И ты во всем прав. Но давай отложим разговор до возвращения. Здесь не место. И Гызетар захотелось приободрить Ширзада.

‑ Выше голову, тверже шаг, товарищ секретарь парторганизации! Вот так, еще, еще! И улыбка у вас должна цвести, как майский день. Пошли на собрание!

‑ Пошли!

И Ширзад действительно заставил себя улыбнуться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Большой, залитый потоками света зрительный зал Дома культуры переполнен. Все шестьсот обитых темно‑ желтым репсом кресел заняты, а запоздавшие теснятся у дверей.

Стоя за кулисами, Ширзад с интересом смотрел, что происходит в зале. Как видно, сюда сошелся весь колхоз. Среди чисто выбритых, в костюмах и галстуках юношей затесался дед в барашковой лохматой папахе, с окладистой бородой. Целый ряд кресел занят женщинами в шерстяных жакетах, шелковых платьях; на руках у многих золотые часики. А в первых рядах ‑ пожилые колхозницы в старомодных, широких сборчатых юбках и рубахах, в платках, стянутых узлом под подбородком. Лет десять назад на колхозных собраниях женщину в городском платье и увидеть нельзя было. Платки на глаза спускали, вроде чадры; садились в задних рядах; выступали с речами редко, ‑ пусть мужчины говорят. Как все изменилось! В третьем ряду с краю сидела женщина средних лет в черном шерстяном костюме и светлой шелковой кофточке; иссиня‑ черные волосы ее были гладко причесаны. Почувствовав взгляд Ширзада, она подняла голову, глаза их встретились, и женщина улыбнулась.

Это была Зейнаб Кулиева, знаменитая на всю республику, да что республику ‑ на все Закавказье! Несколько лет назад она переехала из " Новой жизни" в " Красное знамя".

Муж Зейнаб погиб на фронте в последний год войны. В ту пору Зейнаб была еще малограмотной. Оставшись с двумя сиротами, она с горя чуть ума не лишилась. Будущее представлялось ей безотрадным, если бы не дети ‑ с жизнью рассталась бы. Но в народе справедливо говорят: " У несчастья короткие ноги". Дальний родственник Зейнаб ‑ Кара Керемоглу ‑ навестил ее, приветил добрым словом и пригласил переселиться в " Красное знамя", устроил ребятишек в колхозный детский сад. Она почувствовала заботу о себе; для солдатской вдовы это было большое счастье. Трудно вначале было вдове трудиться день‑ деньской среди незнакомых. Она работала в одиночку, пряча лицо под покрывалом, не знала, даже не спрашивала, какая норма и сколько ей засчитывают трудодней. Вечерами она укладывала детей и, не зажигая света, сидела, охватив руками колени, и плакала, и горе казалось ей неутешным.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒