{5} Подвиг

Шебуев Н. Г. «Братья Карамазовы» на сцене Художественного театра. М.: Т‑ во А. А. Левенсон, [1910]. 36 с.

Подвиг.............................................................................................................................. 5 Читать

Контроверза............................................................................................................ 8 Читать

Два надрыва......................................................................................................... 10 Читать

Обе вместе............................................................................................................ 14 Читать

Мокрое.................................................................................................................. 17 Читать

Кошмар................................................................................................................. 20 Читать

Бесенок.................................................................................................................. 22 Читать

Суд......................................................................................................................... 24 Читать

Pro и contra..................................................................................................................... 24 Читать

Сами о своей работе. ...................................................................................... 27 Читать

Вл. Ив. Немирович-Данченко............................................................................ 28 Читать

В. В. Лужский...................................................................................................... 31 Читать

В. И. Качалов....................................................................................................... 32 Читать

Л. М. Леонидов.................................................................................................... 32 Читать

И. М. Москвин..................................................................................................... 32 Читать

Либретто. ....................................................................................................................... 33 Читать

{5} Подвиг

Хочется кричать истерическим криком.

Тем самым, которого так много в этом истеричнейшем романе Достоевского.

Хочется протестовать всеми силами против отношения московской печати к подвигу Художественного театра.

«Карамазовы» хороши уже тем, что принесли бурю.

Что в слякотность нашей мещанины внесли спор, оживление, борьбу.

Послушайте, как страстно-престрастно обрушились на театр.

Прослушали первый вечер невнимательно, принужденно, с предвзятою мыслью, с заранее обдуманным намерением и вынесли обвинительный приговор.

И вынесли, и записали, и загарцевали, распуская хвосты дешевой эрудиции, повторяя общие, затасканные места.

— Роман нельзя инсценировать, потому что роман, это — роман, а пьеса, это — пьеса. Пьеса тем и отличается от романа, что она не роман. А роман тем отличается от пьесы, что он не пьеса.

На эту тему пишут много.

Почти все.

Почти все с язвительностью отмечают:

— То, что нам дал Художественный театр, не роман и не драматическое произведение. Ни рыба — ни мясо.

Будто непременно нужно, чтобы была рыба или мясо, а что не рыба и не мясо, то не должно и существовать в списке «пищ».

А хлеб, а овощи, а фрукты? — Ведь это не рыба и не мясо, а между тем это существует же в списке пищ!

И «Братья Карамазовы» на сцене Художественного театра не роман, не драма и следовательно не должны существовать в списке дозволенных театральной критикой «духовных пищ»?

Но разве Художественный театр говорил кому-нибудь, что это драма, или комедия, или трагедия…

Разве он совершил подлог?

Разве он не написал для тех лиц, которые не могут отличить льва от собаки:

— Се — лев, а не собака!

На афише ясно написано:

«Отрывки из романа Ф. М. Достоевского».

Действительно, это не роман, не драма, а — отрывки.

И те, которые на сотнях строк остроумно доказывают, что это не роман и не драма, а отрывки, ломятся в открытую дверь.

Стоит им только прочитать внимательно афишу и они увидят, что сам Художественный театр хорошо понимает, чтó он сделал.

«Отрывки»…

Тогда отпадает обвинение в отрывочности зрелища…

Идут дальше:

— И отрывков не надо инсценировать!

Почему не надо?

— Потому, что не‑ воз‑ мож‑ но!..

Ну, а если бы даже Художественный театр пытался сделать и невозможное?

За что же и тогда это обозленное шипение?

{6} Разве меньше красоты в полете авиатора, который хотел достичь недостигаемой высоты и упал наземь, чем в полете Уточкина, который поднимается только до такой черты, которая ничуть не угрожает его драгоценному здоровью!

Художественный театр хотел достичь недостигаемых высот, невиданных Красот, — и слава ему.

Слава даже в том случае, если бы он упал наземь и сломал себе шею.

Но наземь он не упал.

Он достиг многого, он совершил почти невозможное, он сотворил подвиг.

Победителей не судят.

Но не судят и побежденных, как Мациевич.

И не судят подвижников.

А разве не подвижничество 190 репетиций?!

Разве не подвижничество вынести на плечах двадцать картин тяжелейшего гнета карамазовщины?!

Разве не подвижничество сознавать, что вся работа может погибнуть прахом?!

Ведь до 186‑ й репетиции у труппы было святое недовольство собой, переходящее порой в тягостнейшее до боли, до истерики сомнение.

И только на 186‑ й репетиции радостно воскликнули все:

— Свершилось!

Разве не подвижничество отказаться от тех самых декораций, которым так поклонялся театр?

Разве не подвижничество выучить почти наизусть роман Достоевского, в котором тысяча двести страниц?!

А вы поговорите-ка с любым артистом, — каждый целыми десятками, сотнями страниц богат.

Разве не подвижничество, презрев рутину, пригласить древнегреческий хор, — чтеца?

И разве не подвижничество ждать от публики подвижничества, верить в подвижничество москвичей?

Ведь если поставить — подвиг, то и прослушать — подвиг и критиковать — подвиг.

Если поставили не сразу, а с 190 раз, то и критиковать нельзя сразу.

А печать московская стала критиковать с полраза.

Да, прослушав только полдела, только один первый вечер!

Кто имеет право судить о пьесе, прослушав лишь половину ее?

Как имели право воскликнуть:

— Отрывки бестолково нагромождены. Нет нарастания фабулы.

А разве второй вечер, начиная «Мокрым» и кончая «Судом», не сплошное нарастание.

— Пусть подвиг! Но это бесцельный подвиг!

Как бесцельный!

В мир брошена такая новая ценность, как «Мокрое» — полуторачасовой акт, с таким богатейшим содержанием, с такой сменою настроений, с такою инфернальностью, которым не найдешь равного!

Брошен «Кошмар» с небывалою демонстрацию раздвоения личности, с небывалою проповедью ницшеанства, с небывалым сценическим эффектом монодиалога, с таким вызовом и надрывом!

А «Суд»…

А «Бесенок»…

А «Мочалка»…

А «Сладострастники»…

А «Смердяков»…

Подвиг, громадный подвиг совершил Художественный театр.

К этому подвигу Вл. Ив. Немирович-Данченко готовился несколько лет, — вынашивал в голове и в сердце «Карамазовых».

К этому подвигу вся труппа подошла через 190 репетиций!

190 репетиций! — Какая затрата времени, труда, воли, веры, надежды, любви!

Значит, очень не ладилось, если 190.

Значит, очень хотелось, если 190.

Хотелось до боли, до муки, до фанатизма.

Сам Вл. Ив. Немирович-Данченко смотрел на инсценировку «Карамазовых», как на подвиг.

— Я как бы носил благословение публики на этот подвиг. Я знал, что публика ждет от нас подвига. И вот — подвиг налицо, мы преодолели непреодолимейшие трудности инсценирования романа. А трудностей было бесконечно много. Во-первых, мы не знали, считать ли публику знакомой с «Братьями Карамазовыми» или не знакомой. Если публика знает роман, можно с чистым сердцем опускать многие сцены, не поддающиеся инсценировке. Если публика романа не знает, пришлось бы перегрузить спектакль, чтобы охватить, по возможности, всю фабулу романа. Мы решили, что публика знает, что должна знать, не может не знать романа, и потому нам нечего бояться за несвязность, отрывочность отдельных сцен. И все-таки, хотя мы решили так в глубине души, старались, как могли быть яснее и для невежественного слушателя. Мы проверяли себя. Брали на репетиции человека, вовсе не читавшего «Карамазовых», и спрашивали его, ясна ли ему фабула. Оказалось, что отрывки нами {7} выбраны настолько удачно, что фабула выясняется из них вполне. К трудностям выбора отрывков прибавлялись всюду цензурные трудности. Роман Достоевского — трагедия души, потерявшей Бога или никогда его не имевшей. Послушный слову Божьему, послушник Алеша, бродит среди растерянных людей. Среди сладострастников-богохулов, как Федор Павлович Карамазов, — он никогда не имел в душе Бога и умирает, как зверь. Среди бесноватых, как Митя и Грушенька, — их души готовы к восприятию Бога, но временно отдались бесу. Среди отрицателей Бога и созидателей себе нового бога, как предтеча Ницше, Иван Карамазов. Среди униженных и оскорбленных Смердяковых, Снегиревых. Среди истеричек, как Lise, Екатерина Ивановна… Искание Бога, религиозная совесть, — вот центр тяжести романа. А мы по цензурным соображениям не могли его коснуться так, как хотелось бы. Пришлось выпустить всю монастырскую часть… Только два посыла Алеши после больших хлопот и то в чтении чтеца разрешены нам; посыл о. Зосимой в мир:

— В горе счастие узришь.

И посыл о. Паисием, после смерти Зосимы. Цензурные условия не давали нам также возможности вывести на сцену уголовный суд. Пришлось обратиться к министру юстиции за специальным разрешением. Министр разрешил с условием, чтобы не было председателя. Председателя мы заменили, так же, как и Зосиму и Паисия, чтецом. Идем дальше. Затем нам встретились непреодолимые технический препятствия. Например, мы не смогли поставить эпилог — речь Алеши после похорон Илюши. Не нашлось талантливых детей, которые смогли бы тут играть. Мы долго не решались инсценировать главу «Кошмар Ивана Федоровича и черт». Качалов взял на себя эту труднейшую, если не невозможнейшую задачу. Главы мы брали целиком. Купюры делали самые необходимые. Стремились к простоте переживаний до того, что боязнь всевозможных трений довела нас до полного упразднения декораций. Все картины идут на безразличном фоне. Только красочные пятна бутафории занимали художников-декораторов. Мы работали самоотверженно, — было 190 репетиций! Если нам попытка удалась, мы будем радоваться вместе с публикой, а если не удалась, — спокойно смотреть на публику: — Мы сделали все, что могли.

И пусть артисты Художественного театра спокойно смотрят на нападки прессы.

Еще не успели разобраться, как в Скрябинской симфонии нельзя с одного раза разобраться.

Слишком много дано, от того Карамазовская симфония и кажется перегруженной.

Как Скрябинская, она вся состоит из диссонансов и истерики.

И как в Скрябинской симфонии в ней много новизны, красоты и значения.

И имеющий уши слышит.

Не бесплоден подвиг Художественного театра.

В историю русского театра он запишется крупными буквами.

И мне хочется поделиться теми впечатлениями и мыслями, которые родились у меня после того, как я три раза подряд прослушал «Братьев Карамазовых».

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒