![]()
|
|||||||
МЫ ХОТИМ ТОГО, ЧТО СПРАВЕДЛИВО. 12 страницаОна покачала головой: – Нет, Балтазар. Не знаешь. – Ну хотя бы пообещай мне, что ты покинешь клан. – Голос его дрогнул, и мое сердце заныло. – До тех пор, пока ты с ними, тебе будет угрожать Черный Крест. Черити злобно глянула на Лукаса: – Пока ты шляешься с Черным Крестом, тебе будет угрожать мой клан. Поэтому, прежде чем давать советы, Балтазар, попробуй принять хоть один. И убирайся отсюда немедленно. – Черити, мы не можем уйти вот так. Страх нахлынул на меня с такой силой, что я пошатнулась. – Она сказала «немедленно». Оба оглянулись на меня. Лукас спросил: – Что? Я ощутила это раньше, чем успела осознать. – Они здесь. Наблюдают за нами. Думаю, нам лучше уйти. Черити улыбнулась мне: – Ты слишком умна, чтобы таскаться с охотником на вампиров. Может быть, тебе удастся выбраться живой. Лукас повернулся к небольшой рощице в паре сотен ярдов от нас и прищурился. – Идите к пикапу. – Погоди! – Балтазар в отчаянии наблюдал, как Черити направляется в сторону рощицы. – Дай мне еще один шанс достучаться до нее! – К пикапу, – повторил Лукас. Я видела, как ему хочется вступить в сражение, но он продолжал оберегать меня. – Сейчас же! Все инстинкты кричали мне «беги! », но другие инстинкты, вампирские, подсказали, что бегущая добыча гораздо соблазнительнее. Я заставила себя медленно идти в сторону пикапа, да еще взяла за руку Балтазара и потянула его за собой. Лукас, пятясь к водительской дверце, держал кол наготове. Желудок сжался, когда я увидела позади Черити следы по меньшей мере полудюжины людей. Я не сомневалась, что все они где-то рядом, наблюдают за нами. Мне казалось, что я чувствую на себе их взгляды, а когда ветер зашелестел в ветвях обледеневших деревьев, мне почудилось, что я слышу отдаленный смех. Балтазар пошел чуть быстрее. – С нами все будет хорошо, – бросил он. – Что-то я сомневаюсь, – ответила я, но мы уже подошли к пикапу и прыгнули в него. Дверцы с двух сторон хлопнули одновременно, и Лукас с Балтазаром тут же заперли их. – Давайте поторопимся, а? Лукас завел машину, и пикап рванул вперед. Когда мы повернули, фары осветили Черити, стоявшую в поле и смотревшую нам вслед. – Она думает, что теперь я против нее. – Балтазар уперся своими большими руками в приборную доску. – Ты еще поговоришь с Черити, – утешила его я. – Ты и сам это знаешь. И она поймет. – Черити поймет, почему я вожу дружбу с охотником Черного Креста? Значит, она понимает больше, чем я. – Все будет хорошо, – пообещала я. Лукас искоса глянул на нас и снова решительно уставился на дорогу. Снег пошел сильнее и гуще. К тому времени, как мы добрались до центра Альбиона, у колес припаркованных машин уже образовались настоящие сугробы. – Может быть вам, ребята, не стоит сегодня возвращаться обратно? – спросил Лукас. – Позвоните предкам. Скажите, что невозможно ехать по таким дорогам. – Ну, час у нас еще есть, несмотря на снегопад. Этого времени хватит, чтобы добраться до школы. Балтазар поднял воротник пальто, словно уже замерз. Я знала, что стоит мне попросить Балтазара, и он останется. И мне хотелось этого, чтобы провести с Лукасом хотя бы несколько минут наедине. Если мы сумеем убедить моих родителей, что ехать до утра невозможно, пока дороги не расчистят, у нас будут долгие часы... а бедному Балтазару придется дожидаться где-то рядом. Я буду чувствовать себя неловко, а Балтазару будет еще хуже, а он и так выглядит несчастным. Ему нужно вернуться в академию «Вечная ночь». – Мы поедем прямо сейчас, – сказала я Лукасу. – Так будет лучше. Лукас смотрел на меня, и на его лице разочарование сменилось чем-то другим, чего я понять не смогла. – Может, и так. После этого никто из нас не знал, что сказать. Балтазар, похоже, был настолько расстроен, что даже не заметил возникшего между нами напряжения. Он просто открыл дверцу пикапа. В кабину ворвался ледяной ветер, сдув мне волосы на глаза. Лукас уже снова смотрел на дорогу, как человек, задумавший побег. Балтазар протянул мне руку. Я оперлась на нее и слабым голосом произнесла: – До свидания, Лукас. Он наклонился, чтобы закрыть за мной дверцу. – Увидимся через месяц. Амхерст. Городская площадь. Обычное время. Хорошо? – Он вздохнул и криво улыбнулся. – Люблю тебя. – Я тоже тебя люблю. – Но впервые в жизни эти слова ничего не исправили.
Следующие несколько дней у нас с Балтазаром было настолько отвратительное настроение, что я предложила сделать вид, будто мы поссорились. Ни он, ни я не могли притворяться счастливой парой. Но через неделю мы, конечно, постараемся взять себя в руки и прикинуться, что помирились. Однако теперь мне пришлось много времени проводить в одиночестве, и тревога все нарастала. Я вспоминала, как мы с Лукасом расстались, и земля уходила у меня из-под ног. Вик заметил это и попытался поднять мне настроение, предложив научить играть в шахматы, но я то и дело раздражалась и отвлекалась и не могла запомнить даже правила, не говоря уж о стратегии. – Ты стала сама не своя, – сказал мне Вик как-то днем, когда мы с ним разбирали присланные на этой неделе продукты. Похоже, ученики-люди даже не замечали, что многие их одноклассники никогда не приходили сюда; они были слишком заняты тем, что забирали заказанные посылки – коробки с макаронами, пачки печенья. Вик сунул в свою холщовую сумку две бутылки апельсиновой содовой воды. – И Балтазар тоже явно хандрит. – Да. Наверное. – Чувствуя себя неловко, я уставилась в список Ракели, потому что вызвалась принести ее заказ вместе со своим. – Балти пришел на наш последний фестиваль классических фильмов: «Семь» и «Подозрительные лица». Тема была «Кевин Спейси: До падения». Классно, да? Но Балтазар все это время просидел, уставившись в угол. – Вик, я понимаю, что ты хочешь как лучше, но давай не будем об этом говорить. Он пожал плечами и взял несколько банок супа. – Я просто думал, не связано ли это как-то с Лукасом. – Может быть. Что-то типа того. Тут все сложно. – Насколько я понимаю, Лукас из тех парней, кого девчонки никак не могут забыть. Вспыльчивый, немногословный, весь такой необузданный и все такое. Вот я не умею изображать из себя плохого парня, – сказал Вик. – Я выбираю другой путь. А Лукас... – Он ничего не изображает. Он просто такой, какой есть. – Я знаю, – произнес Вик негромко. – И еще знаю, что между вами ничего не закончилось. Скверно для Балтазара, но я предпочитаю называть вещи своими именами. Я понадеялась, что он прав, и эта надежда подняла мне настроение. – Ты паршивый сводник, Вик! – Ну, не такой уж паршивый, как ты. Нет, правда, – я и Ракель! – Да это было больше года назад! Отхохотавшись, мы с ним продолжили «шопинг». Вернувшись в свою комнату с полными сумками, я почувствовала себя намного лучше, чем до сих пор, хотя не могу сказать, что хорошее настроение полностью возвратилось ко мне. Ракель была погружена в очередной масштабный и бестолковый артпроект. Коллаж занимал чуть ли не половину пола нашей спальни и сильно вонял клеем и краской. – А что это? — спросила я, на цыпочках обходя влажные газеты и кисточки. – Я назвала это «Ода анархии». Видишь, как цвета постоянно сталкиваются? – Да уж, этого нельзя не заметить. Моя сомнительная похвала ничуть не убавила энтузиазма Ракели. Руки ее были испачканы краской, оранжевая попала даже на волосы, но моя подруга жевала печенье и любовалась своей работой. – Ты же можешь его обходить, да? – Да, но думаю, лучше я сегодня переночую у родителей. – А они тебе позволят? – Я ведь не часто так делаю. Не думаю, что из-за одной ночи кто-нибудь начнет возмущаться.
Родители, увидев меня, пришли в восторг. Когда-то они очень строго следили, чтобы я не проводила с ними слишком много времени, потому что беспокоились из-за моего нежелания общаться с другими вампирами академии «Вечная ночь». Но теперь они уверились, что я становлюсь такой, как им хочется, и их двери всегда были открыты для меня. Раньше это казалось мне естественным, но сейчас – нет. – Папа, – спросила я, когда мы с ним меняли простыни на моей кровати, – ты всегда знал, что в конце концов я стану вампиром? Я имею в виду – полноценным вампиром. – Конечно. – Он не отрывал глаз от своей работы, делая аккуратный «больничный» угол. – Однажды ты окончательно повзрослеешь и заберешь жизнь... а ты знаешь, что мы сумеем найти приличный способ это сделать. И завершишь изменения. – Я в этом не очень уверена. – Милая, все будет хорошо. – Он положил руку мне на плечо, на его лице читалась нежность, и в этот момент его не портил даже кривой, не раз сломанный нос, – я знаю, что ты тревожишься из-за этого. Но если мы найдем кого-то, умирающего, уже не приходящего в сознание, ты окажешь этому человеку услугу. Его последним делом на этой земле будет подаренное тебе бессмертие. Неужели ты думаешь, что он не захотел бы сделать это для тебя? – Не знаю, потому что я никого из них вообще не знаю, верно? – Как эта мысль могла когда-то утешить меня? Впервые до меня дошло, насколько это самонадеянно. И до чего бессердечно думать, что у меня есть право ради собственного удобства завершить чью-то жизнь, даже если она уже заканчивается. – Но я не это имела в виду. Ты все время говоришь – «когда я убью». Когда я убью. А что случится, если я этого не сделаю? – Сделаешь. – Но что произойдет, если не сделаю? – Никогда раньше я не требовала у него ответа – никогда не чувствовала необходимости. А теперь все эти незаданные вопросы давили на меня и становились с каждым днем все тяжелее. – Я просто хочу знать, какова альтернатива. Есть ли кто-нибудь, кому это известно? Может быть, миссис Бетани? – Миссис Бетани скажет тебе то же самое, что говорю я. На самом деле у тебя нет выбора, и я больше не хочу слышать ничего подобного. И не вздумай сказать что-нибудь своей матери, ты ее сильно расстроишь. – Папа глубоко вдохнул, явно пытаясь успокоиться. – Кроме того, Бьянка, как долго ты сможешь выдержать? Ты еще в прошлом году страстно желала человеческой крови. За долгие месяцы папа в первый раз напомнил мне о Лукасе. Щеки мои запылали. – И не такой уж я наивный. Понимаю, что вы с Балтазаром уже пили кровь друг друга. – Он произнес это очень быстро. Видимо, папа смутился не меньше, чем я. – Ты наверняка уже совсем близка к тому, чтобы пить кровь и убить по-настоящему. По твоему аппетиту по воскресеньям я вижу, что ты становишься все голоднее с каждым днем. Если ты беспокоишься из-за этого, я тебя не виню, но не нужно задаваться такими дурацкими вопросами. Я ясно выразился? Не в силах ничего ответить, я просто кивнула. Чуть позже я выключила свет и попыталась заснуть. Но после разговора с отцом я не только была озадачена – я еще и умирала с голоду. Это действует сила внушения, думала я. Папа упомянул мой аппетит, и теперь я испытывала голод более сильный, чем когда-либо раньше, – и это несмотря на то, что за обедом выпила целую пинту крови. Ну по крайней мере не нужно тайком вытаскивать термос из-под кровати. В родительском холодильнике крови сколько угодно. Я на цыпочках прошла по коридору мимо комнаты, где спали родители, и вошла в кухню. Босые ноги шлепали по полу. Не включая лампу, я приоткрыла холодильник. На самой нижней полке хранилась настоящая еда для меня, но в основном холодильник был забит бутылками, кувшинами и пакетами с кровью. Я осторожно взяла один; обычно я не пила эту кровь, потому что ее было трудно достать, – это лакомство больше требовалось моим родителям, чем мне. В пакетах хранилась человеческая кровь. Может быть, отец прав. Может быть, моя жажда крови так усилилась, потому что я слишком давно не пила человеческую кровь. Может быть, именно она мне сейчас и нужна. Если папа начнет орать, что я залезла в его запасы, я скажу, что он сам мне это предложил. Перелив кровь в большую кружку, я сунула ее в микроволновку. Таймер звякнул так громко, что я вздрогнула, но родители не проснулись, и я поспешила обратно в свою комнату. Нагревшаяся кружка обжигала пальцы, но богатый мясной аромат крови заглушил дискомфорт, тревогу, да и все остальное. Я торопливо поднесла кружку к губам и сделала глоток. Да. Вот оно, то самое, что мне нужно. Я ощутила жар, согревающий меня изнутри. Человеческая кровь сделала то, чего никогда не могла сделать кровь животных: подбодрила меня, заставила почувствовать себя частью большого целого, сильной и энергичной. Я сжимала кружку обеими руками и глотала кровь так быстро, что задыхалась. Мне казалось, что я растворяюсь в ее тепле. Мир вокруг казался таким холодным... Стоп. Я опустила кружку, облизала губы и огляделась. В комнате внезапно похолодало. Может, окно распахнулось? Нет, все окна закрыты и все затянуты инеем. Но ведь несколько минут назад на них никакого инея не было? Как раз перед тем, как пойти на кухню за кровью, я смотрела на горгулью за окном, а сейчас ее даже не видно. Я выдохнула, увидела облачко пара и задрожала. За окном мерцало голубоватое сияние, и тут я услышала, как кто-то стучит по стеклу. Как будто ногтями. Меня охватил ужас, но отвернуться я не могла. Я подошла к окну и протерла рукой стекло. Кожу обожгло холодом, но иней растаял, и я увидела. На меня смотрела девушка примерно моего возраста, с короткими темными волосами и запавшими глазами. Она выглядела совершенно нормальной – если не считать того, что была прозрачной. И еще она парила за моим окном в башне. Призрак вернулся.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Привидение парило в водянистых голубовато-зеленых тенях. Кожа и волосы призрачной девушки были цвета бледной морской волны, и хотя я могла видеть сквозь нее, она была такой же реальной, как любой мой знакомый. Ее взгляд впивался в меня – без гнева и ненависти, но с чувством, которого я не могла определить. Губы ее зашевелились, на них и на щеках что-то сверкало, вероятно льдинки, но я не слышала ни звука. Дрожа, я придвинулась еще ближе к окну. Несмотря на страх, я все же хотела наконец понять, что происходит. Призрак внезапно дернулся, и я резко выдохнула. Мое теплое дыхание растопило иней на окне, и там появился затуманившийся кружочек. И в этом кружке возникли тонкие дрожащие буквы:
МЫ ХОТИМ ТОГО, ЧТО СПРАВЕДЛИВО.
– Справедливо? – Бессмыслица какая-то. Но по крайней мере у меня появилась возможность выяснить, что они пытаются сказать. Я поняла, что мне ничуть не страшно – точнее, не столько страшно, сколько любопытно. – Что ты имеешь в виду? Она не ответила, насмешливо глядя на меня своими темными глазами. Затуманившееся место постепенно замерзало, и слова исчезали. Тянулись долгие минуты, причем мне казалось, что сердце сейчас выскочит из груди, и вдруг я догадалась, чего она ждет. Дрожа, я снова наклонилась к окну и подышала на него. На затуманившемся участке появились слова:
|
|||||||
|