|
|||
ТЫ НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ К ИХ МИРУ. 2 страница– Что ты сделала, Черити? – Балтазар взял ее за плечи, но не желая обнять, а скорее намереваясь как следует встряхнуть. – Отвечай! – Завела новых друзей, и они показали мне путь. Тебе лучше пойти с нами, Балтазар. Ты станешь куда более счастливым, если начнешь смотреть в будущее, вместо того чтобы оставаться в западне прошлого. – О чем это ты говоришь? – требовательно спросила я. Черити вырвалась из рук брата. – Я хочу сказать, что для вампира существует только один путь. Не стоит тратить время на тоску по тому, чего у тебя нет, на людей, которых ты знал при жизни, на ежеутреннее отпаривание школьной формы академии «Вечная ночь». Хотеть нужно только то, что у тебя есть. Брать то, что можешь взять. И приветствовать то, чем ты стал. – Убивать, – подытожил Лукас. – Ты хочешь сказать, что единственный путь вампира – это убивать. Черити улыбнулась и опустилась на колени рядом с безжизненным телом Кортни. – Уж ты-то знаешь об убийствах все, точно? Лукас помотал головой: – То, что делаю я, это совсем другое. – Правда? Давай-ка посмотрим, на что годится твое оружие. – Черити покрутила широким ножом Лукаса и внезапно с невероятной силой опустила его на шею Кортни, обезглавив ее. Если отрубить голову, убиваешь вампира навсегда. Тело Кортни дернулось и замерло. Кожа ее мгновенно посерела и высохла, съежившись вокруг костей, плоть начала разлагаться. Отрубленная голова каталась из стороны в сторону. Та часть лица Кортни, которую я видела, уже перестала быть лицом, превратившись во что-то похожее на бумагу землистого цвета, натянутую на череп. Когда вампир умирает, его тело разлагается до той степени, до которой оно разложилось бы за время, прошедшее после его первой смерти. Самые старые просто обращаются в прах. Кортни умерла двадцать пять лет назад, значит, от нее осталось еще довольно много. Слишком много. Я ахнула. Балтазар отвел взгляд. Черити улыбнулась Лукасу. – Что ж, неплохая вещь, охотник. Теперь твой секрет сохранен, Балтазар. И не говори, что я тебя не люблю. Она тут же отвернулась от нас и побежала, почти мгновенно исчезнув в подлеске. Балтазар сделал два неуверенных шага ей вслед, но остановился. Черити убила Кортни! Черити убила. И я видела, как она это сделала. Мне казалось, что она такая беспомощная, такая испуганная, такая слабая – как я могла так ужасно ошибаться? Я вспомнила, как Лукас не доверял Черити, а я настаивала на том, что она нуждается в защите, и меня охватил стыд такой же сильный, как и мой ужас. Сколько во всем случившемся моей вины? Несколько минут никто из нас не мог произнести ни слова, но в конце концов я спросила: – И что нам теперь делать? – Что? – Балтазар все еще смотрел в ту сторону, где исчезла Черити. – Она имеет в виду, с телом. – Лукас присмотрелся внимательнее и поморщился. – Утром люди выйдут из своих домов и увидят вот это. Да они с ума сойдут от страха! Проведут экспертизу, и то, что это труп двадцатипятилетней давности, только добавит вопросов. Смогут ли они сопоставить ДНК Кортни? А ее зубную карту? При мысли о том, что та славная семья, живущая в каком-то квартале отсюда, узнает, что разложившийся труп Кортни обнаружили на их же собственной улице во время празднования дня рождения, меня окатило волной ужаса. Наверное, это было самым кошмарным, что только можно себе представить. – Мы должны убрать ее отсюда, – решительно сказала я. – Где-нибудь похоронить. – Копать мерзлую землю? – спросил Лукас. – Лучше ее сжечь. Он сказал это без всякого подтекста. Но Лукас не знал страха вампиров перед огнем и не понимал, как отвратительно прозвучали для меня его слова: сжечь кого-то, а не похоронить достойно. Может быть, все дело было в моем отвращении к идее кремации. Может быть, в потрясении: Кортни никогда мне не нравилась, но я не желала ее смерти. Может быть, в напряжении, охватившем меня, когда нас едва не разоблачили, а потом все разрешилось самым ужасным из всех возможных способов. Может быть, дело в Балтазаре, выглядевшем так потерянно. Может быть, в гневе на саму себя и мою дурацкую веру в доброту Черити. А может быть, просто сказались, наконец, месяцы разлуки. Что бы это ни было, что-то внутри меня взорвалось. – Сжечь ее. Сжечь ее! – Я наступала на Лукаса, трясясь от злости. – Ты даже не думаешь о ней, как о личности, правда? Потому что вампиры не люди! Не для тебя! – Эй, эй, я сказал вовсе не это! – Лукас вскинул руки. – Это всего лишь кремация, Бьянка. – Это не только кремация, во всяком случае, не для тебя! Ты считаешь, что вампиры не такие, как люди, и поэтому думаешь, что можешь обращаться с ними, как пожелаешь! Ты бы и сам мог убить Кортни! И Балтазара мог бы убить! И если бы мы не встретились в «Вечной ночи», ты бы и меня однажды убил! И даже колебаться не стал бы, точно? Лукас не мог выдержать, когда на него так орут. Я видела, как остатки самообладания покидают его, а крутой нрав берет верх. – А что, ты все еще думаешь, что вампиры никогда-никогда никому не причиняют вреда, хотя каждый из вас запрограммирован на то, чтобы пить кровь и убивать? Даже после Эрика! Даже после вот этого! Да какого черта, Бьянка! Я пытался заставить тебя увидеть правду, но ты не желаешь видеть ничего, кроме того, что тебе хочется видеть! Откуда-то сбоку Балтазар негромко произнес: – Я пойду за машиной и пригоню ее сюда. Мы не обратили на него внимания. – Ты все еще в Черном Кресте! – вскричала я с яростью. – Хотя больше года назад узнал, что я тоже вампир. Говоришь, что уйдешь, но это и все, правда? Одни разговоры! И что, я одна должна все в своей жизни изменить? Только я должна от всего отказаться? – От чего ты отказалась, Бьянка? Из «Вечной ночи» ты не ушла. И по-прежнему собираешься стать вампиром. Ты хочешь быть идеальной доченькой своих родителей, идеальной подружкой Балтазара и при этом сохранить меня, чтобы пользоваться, когда тебе это удобно! – Удобно? Ты думаешь, хоть что-то во всем этом удобно? – Чуть раньше сегодня вечером ты выглядела полностью довольной. Он намекал на то, как я шла рядом с Балтазаром. Такая простая вещь, как прогулка, превратилась в оружие против меня. Глаза обожгли слезы. – Я должна была понять раньше. Ты никогда не переставал ненавидеть вампиров. А значит, однажды ты неизбежно, неизбежно возненавидишь меня! Лукас выглядел так, словно его сильно ударили в живот. – Бьянка... Боже, пожалуйста, ты же знаешь, что я тебя не ненавижу. – Может, сейчас и нет, но будешь. – Горло перехватило так сильно, что стало больно говорить. – Не знаю, почему я вообще решила, что из этого что-нибудь получится. – Бьянка... – Уходи. Просто уходи. – Я не оставлю тебя здесь одну. – Балтазар сейчас вернется с машиной. Взгляд Лукаса сделался жестким. – Надо думать, Балтазар хорошо о тебе заботится. И в моей помощи ты больше не нуждаешься. – Нет. – Голос мой дрогнул, но Лукас все равно мне поверил. – Отлично. – Он повернулся и пошел в темноту – в сторону, противоположную той, куда направилась Черити, так что я знала, что он не будет охотиться на нее, однако он исчез во тьме так же быстро, как и она. Я осталась одна. Неужели мы с ним только что порвали? Неужели я просто вышвырнула Лукаса из своей жизни? Видимо, да, но я сомневалась. И от сомнений становилось только хуже. Но мы с ним не договорились, как и где встретимся снова, а это значит, что я могу больше никогда его не увидеть. Если он сам не придет за мной. Я прислонилась к мини-вэну и заплакала. Потом подумала, что с моей стороны очень гадко плакать из-за того, что я порвала с Лукасом, в то время как мертвая Кортни лежит у моих ног, и зарыдала еще сильнее. Кажется, прошла вечность, прежде чем подъехал Балтазар, хотя на самом деле – не больше десяти минут. Он увидел, что я плачу, и сказал: – Похоже, все закончилось не лучшим образом. Я замотала головой. – Все нормально. Садись в машину, Бьянка. А я позабочусь о Кортни. Балтазар завернул труп Кортни в старое одеяло, видимо валявшееся в машине, и положил его в багажник. Я на это не смотрела – сидела на пассажирском сиденье и выла. К тому времени, как Балтазар закончил прибираться и запер багажник, худшее уже было позади. Слезы все еще катились по щекам, но я больше не рыдала и только чувствовала, что внутри все застыло. Балтазар сел в машину, и я прошептала: – И что мы будем делать? – Придется отъехать подальше и разжечь костер. — Балтазар нерешительно глянул на меня. – Лукас был прав насчет замерзшей земли. – Понятно. Он завел машину. Я оглянулась на дом, где семья Кортни все еще праздновала день рождения. Когда мы тронулись, я увидела в окнах силуэты. Все танцевали.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
– Слава богу, кажется, наконец-то пахнет весной, – сказала Ракель, распахнув окно навстречу ветерку. – Если бы я еще раз проснулась утром и увидела сосульки, клянусь, я бы кого-нибудь одной такой проткнула. – Мы можем не говорить о протыкании людей? – Я свернулась клубочком на своей кровати все в той же пижаме, которую не снимала все выходные, и листала один из последних журналов Ракель «Wired». He самое интересное чтение – к этому времени она буквально разобрала его на запчасти, вырезав все картинки для своих артпроектов, но опять же, я особенно и не вчитывалась. Ракель дернула журнал книзу, и мы с ней оказались лицом к лицу. – Помнишь начало этого года? – спросила она тихо. – Когда в этой комнате пряталась я, а ты вытащила меня отсюда? Вот вспомни и переверни все наоборот. – Меня не нужно ниоткуда вытаскивать. – Бьянка, очнись. Весь последний месяц ты похожа на зомби. «На вампира, а не зомби», – подумала я, и невольно улыбнулась. – Мне просто нужно немного времени, чтобы... привести в порядок мысли. Понятно? – Пару дней – наверняка. Даже пару недель. Но это тянется почти месяц. Даже твои мысли уже должны быть в порядке. – Ракель встала и сдернула с моей постели одеяло. – Вставай. И в душ. От тебя воняет. – Я пропустила всего один день, – буркнула я. – Да мне плевать, сколько тебе времени требуется, чтобы начать смердеть. Знаю только, что в моей комнате воняет, и с этим нужно бороться. Не думаю, что от меня в самом деле так паршиво пахло: Ракель просто отчаялась, не зная, как меня растормошить. Поэтому я встала, послушно приняла душ, вернулась и обнаружила, что Ракель уже приводит в порядок мою постель – и это при том, что она и свою-то редко заправляла. И все журналы спрятала. – Я сделала салат с тунцом, – заявила она, сдернув простыню. – Устроим ланч на природе. Может, позовем Балтазара, Вика и Ранульфа. Что скажешь? – Ты хочешь устроить пикник? – Она пожала плечами. – Слушай, ты правда совершенно не похожа на себя. – Ты тоже, – заметила Ракель. – И до тех пор, пока все не наладится, мне придется быть веселой и уверенной в себе. Хотя я этого терпеть не могу. Поэтому будь добра, приходи уже в себя и пойдем на пикник. – Хорошо. – Мне в самом деле нужно было что-нибудь съесть. Хотя кровь становилась основной частью моего рациона, я все еще продолжала нуждаться в еде. – Ну, ты мне расскажешь, что тебя гложет? – Наверное, нет. – Как я могла ей рассказать, что страдаю из-за разрыва с Лукасом? Насколько Ракель знала, мы с Лукасом порвали почти год, а не месяц назад. – Ракель, дело не в том, что я тебе не доверяю. Я просто... мне не хочется говорить об этом. Не хочу произносить это вслух. – Ну и ладно, – ответила она. – Просто давай выйдем на улицу.
Мы впятером съели свой ланч на природе (Балтазар и Ранульф жевали очень осторожно). Одно из покрывал Вика, окрашенное в технике узелкового батика, служило нам скатертью. Мы болтали о всякой ерунде вроде экзаменов и школьных сплетен. Балтазар сидел рядом со мной, наши руки иногда соприкасались, и его присутствие немного ободряло меня. Разговор только один раз коснулся опасной темы. Вик добавил себе чипсов и спросил: – Эй, кто-нибудь из вас слышал хоть что-нибудь про Кортни? – Говорят, она уехала домой, – быстро ответил Балтазар. Он придерживался официальной версии «Вечной ночи» о любом исчезнувшем ученике. Обычно это было правдой, но не в этот раз. – Каждый год уезжают несколько человек. Бывает. – Все это очень странно, – заметила Ракель. – В прошлом году Эрик, в этом Кортни. То есть я понимаю, почему многие стремятся свалить из этой чертовой школы, особенно сейчас, когда тут еще и привидения, но администрации, похоже, вообще на все плевать. И почему, интересно, уезжают самые популярные ученики? Все остальные как-то умудряются справиться. – Кортни была тут несчастна, – сказал Ранульф. – И одинока, я-то видел. Я никогда не задумывалась об этом раньше, но сейчас вдруг поняла, что Ранульф прав. Поскольку нельзя было показывать, что мне жалко Кортни, я просто положила голову на плечо Балтазара. Он погладил меня по спине. Ракель, в свою очередь, выглядела скептически. – Не понимаю, с какой стати шикарная и очень популярная девочка чувствовала себя более одинокой, чем все мы. – Все одиноки, – с улыбкой произнес Ранульф. – И все мы должны помнить, что жить нужно сегодняшним днем. Нельзя тревожиться ни о прошлом, ни о будущем. Счастье бывает только здесь и сейчас. Ракель рассмеялась: – Ну, Вик окончательно промыл тебе мозги. Я вдруг задумалась и поняла, что Ранульф в последнее время действительно выглядит намного спокойнее, и – да! – на ногах у него черные кеды. Он больше не походил на христианского мученика, сошедшего со средневековой миниатюры. Теперь Ранульф одевался и вел себя почти как обычный подросток. Да, говорил он все еще странновато, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Более того, впервые за эти два года он показался мне счастливым. Год соседства с Виком дал ему больше, чем десятилетие полезных советов от академии «Вечная ночь». – Ты бы лучше прислушался к этому чуваку, Балти, – сказал Вик, пнув ботинок Балтазара носком своего кеда. – Сагре этот diem. [9] – Я пытаюсь. Балтазар изо всех сил старался говорить с энтузиазмом, но у него ничего не получилось. Весь этот месяц ему было так же паршиво, как и мне. И стычка с Черити далась нам обоим тяжело. Я чувствовала себя полной дурой, потому что поверила ее невинному и беспомощному виду, так насколько хуже должен был чувствовать себя Балтазар? Она не только предпочла ему свой клан – она стала одной из них: неистовой, безжалостной и жестокой. Одним ударом ножа Черити прекратила земное существование Кортни... и мои отношения с Лукасом заодно. Наверное, Ракель заметила печаль в моем взгляде, потому что быстро произнесла: – Небо по-настоящему ясное. Давайте сегодня ночью посмотрим на звезды? Все согласны? – Только не сегодня, – отозвалась я. – Я обещала помочь Балтазару со школьным проектом. – Ладно, – согласилась Ракель. – Но чем скорее, тем лучше. Я вспомнила, как она скучала на астрономии, и мне захотелось крепко обнять ее.
Под «школьным проектом» на самом деле подразумевались видеоигры – для меня сплошное развлечение, а вот для Балтазара сложное задание по современным технологиям. – У тебя должно получаться лучше! – воскликнула я, когда мой воин на мониторе в двенадцатый раз аккуратно пронзил воина Балтазара. – Ты же принимал участие в войнах, так? – И во многих. – Балтазар, нахмурившись, смотрел на клавиатуру. – Но мне кажется глупым думать о сражении как об игре. – Ну тогда думай об игре как о фехтовании, – посоветовала я. – Отрабатывание приемов. Роль, которую надо сыграть. – О, вот в этом есть смысл. – Он ухмыльнулся и откинулся на спинку дивана, стоявшего в классе современных технологий, и я почувствовала ужасную гордость. Тут его улыбка изменилась, сделавшись мягче. – Бьянка, почему мы все еще это делаем? – Делаем что? – Продолжаем постоянно ходить вместе. Врем друзьям. – Взгляд темных глаз встретился с моим. – Изображаем пару. – Ну, потому что... – Тут до меня дошло, что я вообще не задавалась этим вопросом. Уставившись в пол, я пыталась подобрать нужные слова. – Ты все еще ищешь Черити, а это значит, тебе нужен повод, чтобы уходить из кампуса. – Мне не нужен повод. Я могу уходить и возвращаться когда угодно. Наши... не знаю, как назвать то, что мы делаем... ради этого они мне не нужны. – Наверное, можно прекратить, если хочешь. – Вот я как раз и не хочу, – произнес Балтазар низким голосом. – Я... я посмотрю, есть ли тут кровь, хорошо? Я вскочила и на дрожащих ногах пошла в угол комнаты, где размещалась небольшая кухонька, оборудованная по технологиям двадцать первого века. Некоторые вампиры хранили тут запасы крови, чтобы перекусить между уроками, потому что это был единственный кабинет, которым не пользовались человеческие ученики. Я подумала, что стоит прибегнуть к этим запасам, чтобы поддержать силы. Я не могла делать вид, что не понимаю, о чем он говорит, или что меня это удивило. Лукас и я, мы расстались, и казалось невероятным, что мы когда-нибудь сойдемся вновь. Балтазар дал мне время, чтобы справиться с этой потерей, и теперь хотел знать, могут ли наши отношения измениться. Я всегда говорила себе, что Балтазар – всего лишь друг. И понимала, что не люблю его так, как люблю Лукаса. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова полюбить так беззаветно. Но за этот год я привыкла во всем полагаться на Балтазара. Доверять ему. Теперь он был, пожалуй, моим самым близким другом. И я никогда не делала вид, что не считаю его привлекательным – это просто невозможно. Мне вспомнилось, как Лукас поцеловал меня в обсерватории, под звездами, и тоска по нему сделалась такой острой, что стало больно. Воспоминание накрыло меня в тот момент, когда я потянулась в шкафчик за стаканом, и отвлекшись, я его выронила. Стекло, зазвенев, разбилось, я стала собирать осколки и порезалась. – Ой-ой! – заскулила я, глядя на окровавленный палец. Балтазар в мгновение ока оказался рядом со мной. – Ох ты. Но вроде бы ничего страшного. – Он быстро собрал осколки и выбросил их в урну. – Нет, мне просто нужен бинт. – И тут я подумала... Мы стояли близко друг к другу, настолько близко, что тела наши почти соприкасались. Вместо того чтобы открыть кран и подставить палец под струю воды, я нерешительно подняла руку, и она оказалась рядом с губами Балтазара. Я застала его врасплох; ему потребовалось не меньше секунды, чтобы понять, к чему я клоню. Потом он сомкнул пальцы у меня на запястье и взял мой палец в рот, пробуя мою кровь. Он закрыл глаза. От прикосновения его языка к моей коже что-то внутри меня перевернулось, дыхание перехватило. Буквально через секунду Балтазар отодвинул мою руку от своих губ. От пореза осталась только розовая полоска. – Все в порядке? – спросил он. – Да. – Я чувствовала невыносимую незащищенность. Кровь дала Балтазару возможность заглянуть в мои мысли; он только что пережил те же эмоции, что испытывала я. Интересно, показались ли они ему такими же противоречивыми, как и мне? – Что ты видел? Балтазар все еще удерживал мою руку в своих, его крупные пальцы полностью обхватывали мое запястье. – Просто любопытство, и все. Мне досталось слишком мало крови, чтобы по-настоящему понять тебя. – Голос его звучал на удивление жестко. – Когда ты в конце концов разделишь с кем-нибудь кровь, ты поймешь, в чем разница. Я вспомнила, как уловила намек на чувства Балтазара, когда в ночь Осеннего бала лизнула его палец. За этим кроется большее, куда большее, о чем я даже не догадываюсь, – истинные тайны вампира. Вот что значит быть вампиром. Когда-то я спрашивала, должна ли я обязательно стать вампиром, хотя вроде бы и сама этого хотела. Но теперь, потеряв Лукаса, я не желала даже задумываться над этими вопросами. Меня уже тошнило от того, что мне неизвестно, что я такое, как себя вести, что думать. Если я сумею понять, что значит быть вампиром, может быть, все эти вопросы отпадут сами собой. Я посмотрела на Балтазара и прошептала: – Выпей моей крови. Он не шелохнулся, но я почувствовала в нем перемену – своего рода напряжение, которое словно наэлектризовало воздух между нами. – Ты имеешь в виду – прямо сейчас? – Сегодня вечером сюда никто не придет. Мы одни и можем делать все, что захотим. – Я не об этом. – Его глаза вспыхнули, и я почувствовала приятную слабость и страх, как в мгновение перед тем, когда твоя машинка на американских горках обрушится вниз. Он провел двумя пальцами по моей щеке. – Бьянка, ты уверена? – Я уже сказала. Да. – И тут смелость покинула меня, потому что я понятия не имела, как это происходит. – Мы просто... ты... Что нужно сделать – может, просто отвернуть воротник блузки и позволить ему укусить меня? Или он укусит меня в руку? Я не знала и чувствовала себя полной дурой. – Тебе лучше лечь. Иногда от этого кружится голова. – Балтазар сжал мою ладонь. – На диван? – Хорошо, – ответила я, тряхнув головой, как будто ничего особенного в этом нет. Глупо, конечно, потому что на самом деле это было очень серьезно, и мы с Балтазаром оба это понимали. Но я просто ничего не могла с собой поделать. Пока мы, держась за руки, шли к дивану, ноги мои дрожали. Балтазар порылся в одном из шкафов и вытащил парочку темных полотенец. Компьютер перешел в режим ожидания, монитор погас, и в кабинете сделалось темно, но я не стала зажигать свет. Будет проще, думала я, если все произойдет в полумраке. – Тебе, наверное, лучше... Я не хочу испортить твою блузку, – произнес Балтазар сдавленным голосом. Он уже расстегивал манжеты на своей рубашке. – Ну да. – К счастью, под кружевной блузкой на мне был топик. Я отвернулась от Балтазара, расстегнула блузку и положила ее на стул. Хотя топик и юбка выглядели куда более скромно, чем то, что я надевала на пляж, мне казалось, что я полностью раздета. Повернувшись, я увидела, что Балтазар уже снял рубашку. Я никогда раньше не видела его обнаженного тела. От одного взгляда на широкую грудь, скульптурно вылепленные плечи, мускулистую талию мне захотелось к нему прикоснуться. Мне показалось, что он чуть не в два раза шире меня и закроет меня целиком. Я к нему не прикоснулась; я вообще ничего не сделала. Балтазар расстелил полотенца на диване. – Ну вот. Ложись. Послушавшись, я пристроила шею так, чтобы кровь могла полностью впитаться в полотенца, но мне все время казалось, что я двигаюсь, как в замедленной съемке. Балтазар лег рядом со мной. Сердце мое колотилось так, что мне казалось – оно сейчас просто разорвется. Балтазар провел рукой по моим волосам, ласково улыбнулся и спросил уже более спокойно: – Волнуешься? – Вроде того, – призналась я. – Не надо. Обещаю, я буду хорошо о тебе заботиться. – Чем дольше мы ждем, тем сильнее я нервничаю. – Ш-ш. – Балтазар поцеловал меня в лоб и начал поцелуями прокладывать дорожку к изгибу шеи. Первое же прикосновение его губ к моей коже заставило меня напрячься. Он погладил меня по руке и замер. Я поняла – он ждет, чтобы я расслабилась и привыкла к его близости. Никогда я к этому не привыкну! Казалось, что потолок опустился ниже, словно все вокруг меня сжимается. Я понимала, что это не превратит меня в вампира – только человеческая кровь, которую пьешь до тех пор, пока человек не умрет, способна это сделать, но все равно чувствовала, что пересекаю черту. Я заставила себя расслабиться. Балтазар резко вдохнул и укусил. Ой, ой, как больно! Я вцепилась в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но тут сделалось уже не так больно, и я почувствовала, как что-то сильно-сильно тянет. Это моя кровь переливается в него. И хотя тело мое не шевелилось, мне казалось, что я раскачиваюсь взад и вперед, взад и вперед, голова кружится, меня убаюкивает, и хочется еще. Мир подо мной словно провалился. Это напоминало обморок, только не пугающий, а чудесный. Единственное, за что я могла цепляться, единственное, что у меня оставалось, – это тело Балтазара рядом со мной. Его язык двигался по моей шее, Балтазар сосал кровь, и это было щекотно – и тут он отодвинулся. – Пей, – прошептал он. – Бьянка, выпей моей крови. Я притянула его к себе, прижалась лицом к плечу и почувствовала знакомую боль в челюсти – это росли клыки. От Балтазара вкусно пахло, кожа его была гладкой, и за какую-то долю секунды я перескочила от неуверенности, хочу ли я его укусить, до понимания, что должна. И вонзила в него зубы. Кровь, обжигая, хлынула мне в рот, и меня мгновенно заполнило все то, что Балтазар чувствовал и видел. Вкус тоски, одиночества и бесконечное желание утешения. Все то внутри меня, что понимало одиночество, потянулось к нему, связывая нас. В сознании возник мой образ – нет, не мой, но кого-то так похожего на меня, что даже я могла перепутать. У нее были темные волосы, она носила длинные платья с широкими юбками и бежала по осеннему лесу, хохоча и кружась среди опадающих листьев. Он любил ее и хотел быть с ней. Я хотела быть ею. Я хотела быть кем угодно, только не собой. И еще я попробовала на вкус его желание – неукротимое, сильное физическое желание. В сознании вспыхивали окутанные тайной картинки, ощущения, понимание секса, которое было у него и которого не было у меня – точнее, не было до этой минуты. Мое тело откликалось на все это, и тут я почувствовала, что его клыки все глубже впиваются мне в шею в ответ на мое возбуждение. От этого я захотела его еще сильнее, а он сильнее захотел меня, и наше желание усиливалось снова и снова, и вот я уже не могу больше ждать ни секунды дольше... Балтазар поднял голову, и мой укус тоже прервался. Он поцеловал меня – не один, а полдюжины раз, каждый его поцелуй был неистов и сладок от крови. Я целовала его в ответ, хватая ртом воздух, когда губы наши разъединялись. – Бьянка, скажи «да», – выдыхал он между поцелуями, – скажи «да», пожалуйста, скажи «да». Я хотела сказать «да». И уже собиралась. Но, подняв на него взгляд, я прерывисто выдохнула... и поняла, что вижу свое дыхание. Холодный воздух обжег нас одновременно, и глаза Балтазара расширились, потому что до него дошло то, что уже дошло до меня. Иней полз по окнам и потолку, а голубовато-зеленое свечение залило комнату так ярко, что я ничего не могла разглядеть, только слышала, как трещит лед. Но все это не могло сравниться с тем, что я чувствовала. Оно меня ненавидит, сказала тогда Ракель. Оно меня ненавидит и хочет сделать мне больно. Я не понимала, что она имеет в виду, до этой самой минуты. Призрак разгневался и пришел за мной.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТЬ
– Бьянка, скорее! Балтазар, крепко вцепившись в мое предплечье, сдернул меня с дивана. Спотыкаясь, я потащилась за ним, то и дело оглядываясь. В комнате происходили поразительные вещи – уже вся она была покрыта плотным белым инеем и льдом, в ней стало ужасно холодно, даже холоднее, чем на Осеннем балу. Ноги разъезжались, каждый шаг давался с трудом. Балтазар поскользнулся и с размаху впечатался в стену, испачкав ее кровью из ранки на месте моего укуса. Он поморщился, но останавливаться было нельзя – с каждой секундой ситуация становилась все более странной. И более опасной. Мы добрались до двери, и Балтазар потянул ее на себя, пытаясь открыть, но она даже не шелохнулась. Замок примерз насмерть. Балтазар дернул сильнее, выругался и ударил в дверь плечом. Дерево затрещало. Вдвоем мы бились в дверь, пытаясь ее сломать, щепки вонзались мне в руки и ноги, а в комнате стало еще холоднее. Воздух вокруг нас замерзал, превращаясь в ледяные кристаллы, и мы с трудом могли дышать. И я все еще ощущала его – тот глубокий, неумолимый гнев, он, как в водовороте, вращался вокруг нас и был таким же реальным, как мороз. Наконец Балтазар проломил дверь. На его обнаженной груди блестели льдинки. – Позовите миссис Бетани! – прокричал он в коридор, хватая меня за руку, чтобы вытащить в пролом. – Кто-нибудь, помогите! Я наполовину протиснулась в дверь – и примерзла. Я имею в виду – буквально. Ноги примерзли к полу, я пыталась их оторвать, но лед становился все толще и уже полностью скрыл туфли. Я наклонилась, стараясь вытянуть ноги руками, но внезапно поняла, что не могу шевельнуться. – Кто-нибудь, помогите! – отчаянно кричал Балтазар. Он тянул меня за руку с такой силой, что едва не вывернул мне плечо, но не мог сдвинуть с места. Я даже не качнулась. Я была совершенно неподвижна – надежно поймана в капкан. Мысленно я пронзительно кричала, но вслух не могла издать ни звука. Казалось, что в классе современных технологий больше не существовало законов гравитации. Мои волосы плавали вокруг меня, как под водой, парты и учебники медленно перемещались, словно пойманные невидимым течением. И все вокруг было окрашено тем же самым ярким оттенком аквамарина. Я понимала, что здесь холодно, но и сама стала такой же холодной, и мороз меня больше не обжигал. Крики Балтазара доносились до меня как будто издалека. Сверкающие снежинки, заполнившие комнату, начали срастаться, принимать какую-то форму, и я потрясенно узнала лицо девушки, появившейся когда-то в моей спальне. Она была не существом из плоти и крови, но всего лишь образом, созданным из снега.
|
|||
|