|
|||
Лето/Осень 14 страницаЯ моргнула, принимая его странное объяснение, которое совершенно не отвечало на мои многочисленные вопросы, но решила оставить размышления на потом, пытаясь сохранить легкость нашего разговора. — Как скажешь, — кивнула я. Иван снова сжал мою руку. В этот момент двери позади него открылись, и я услышала, как спорят Джонатан и Джеймс, а мама говорит с сестрой о том, что та не должна ничего от нее скрывать. Лицемерка. — Тогда я пойду, — сказал мой напарник и друг, мягко и без усилий высвобождая свою ладонь из моей руки. — Увидимся завтра. Отдохни немного. Позвони, если понадоблюсь. Я кивнула, и... Что-то... Заныло в груди. Но прежде чем успела подумать о том, что делаю, я поднялась на цыпочки и поцеловала Ивана туда, куда смогла дотянуться — в подбородок. Он посмотрел на меня сверху вниз с выражением, которого я никогда раньше не видела. Мне это понравилось. Поэтому я хлопнула его по бедру и произнесла: — Осторожнее на дороге, Исчадье. Парень моргнул. Один раз. Дважды. Потом просто кивнул, его глаза, казалось, на мгновение остекленели, прежде чем сфокусироваться, а затем Иван просто развернулся и направился к своей машине, оставив меня стоять, наблюдая за ним... Прежде чем некто шлепнул меня по заднице. Мой брат, кто же еще. Джонатан обхватил меня рукой за талию, притягивая к своему телу, которое было всего на несколько сантиметров выше моего. Затем прижал еще ближе к себе и грубо прошептал мне на ухо, словно стесняясь своих слов: — Люблю тебя, Ворчун. Склонив голову на бок и уперевшись ею в голову брата, я положила руку ему на грудь и ответила: — Я тоже тебя люблю, придурок. Брат вздохнул, но не отпустил меня. Если уж на то пошло, он ещё крепче прижал меня к себе и пробубнил: — Не люблю, когда моя сестренка расстраивается. Я застонала и попыталась вырваться. Но он мне не позволил. — Моя сестренка-острячка. — Если ты еще хоть раз произнесешь слово «острячка»… ДжоДжо рассмеялся самым жалким смехом, который я от него слышала. — Люблю тебя, Ворчун. И горжусь тобой. Если бы у меня были дети, и они выросли хотя бы наполовину такими же преданными и трудолюбивыми, как ты, я не стал бы просить ни о чем другом. Я вздохнула и крепче обняла его. — Я тоже тебя люблю. — Не позволяй папе трепать тебе нервы, ладно? — мой старший брат повернул голову, небрежно поцеловал меня в макушку и отпустил. Так внезапно, что я чуть не упала. Искоса мне было видно, как папа разговаривает с Джеймсом и Себастьяном. Пусть сбегать мне и не хотелось, но все же я не горела желанием с ним общаться. — Поехали, Ворчун, — сказала мама, взяв меня под руку и потащив вперед; ее муж, Бен, следовал за нами, положив свою руку мне на плечо и подталкивая к стоянке. Что я должна была сказать ей? Нет? Пожалуйста, отпусти? Мои дорогие сестры и братья, конечно, высказали бы мне за то, что я ушла, не попрощавшись, но они наверняка бы согласились с причиной бегства. Ритмичным шагом мы втроем добрались до «БМВ» Бена и забрались внутрь быстрее пули. Я скользнула на заднее сиденье, в то время, как Бен сел за руль, а моя мать — рядом. Как только все три двери захлопнулись, мама закричала. Буквально. Она орала так громко и так долго, что мы с Беном заткнули уши, глядя на нее, как на сумасшедшую. — Я не выношу твоего отца! — взвизгнула она, как только ее крик затих. — Что с ним не так??? Я посмотрела в зеркало заднего вида одновременно с Беном, и мы оба вскинули брови, глядя друг на друга за мгновение до того, как муж «номер четыре» начал сдавать назад, чтобы выехать с парковки. — Прости, Жасмин, мне так жаль, — извинилась мама, поворачиваясь на сидении, чтобы взглянуть на меня. Мои брови все еще были подняты. — Все в порядке, мам. Пристегни ремень. Но она даже не обратила внимания на мои слова. — Боже, мне хочется сжечь его! — понеслось. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? — уточнила моя мать, все еще не отводя от меня глаз. На ее лице читалась странная смесь отчаяния и ярости. — Да, я в порядке, — в данный момент. — Пристегни ремень. — Он всегда такой? — задал вопрос Бен, проезжая сквозь всю парковку. — Засранец? — вмешалась мама. — Да, особенно с детьми. Мне понравилось, что она назвала нас своими детьми в разговоре с человеком, который был всего на несколько лет старше моего брата. — Но сказать тебе, что ты трусиха? Ему повезло, что я пообещала Егозе вести себя хорошо, иначе я бы собственноручно похоронила его. Не знаю, как можно было не улыбнуться, слушая её пылкую речь. — Она щипала меня под столом, — сказал Бен, как будто это могло меня удивить. Такой была моя мама. Главным защитником во веки веков. — Извини, Жас, — пробормотал муж «номер четыре». — Все в порядке. — Нет, не в порядке, — снова повернулась ко мне мать. — Ты спортсмен мирового класса, а он делает вид, будто ты какая-то... маленькая девочка, которая занимается фигурным катанием ради удовольствия по выходным. И я просто сидела там, умирая внутри, в то время, как мой Ворчун вышла расстроенная наружу. — Мама… — Не желаю его видеть. Пока он здесь, мне лучше с ним не встречаться. Желательно вообще не лицезреть его рожу еще лет десять. Руби может побыть с ним одна. Пусть отец и не надеется встретиться с тобой вновь. — Он все равно никогда не хотел проводить со мной время, мама. Ничего страшного. Мне жаль, что ужин затянулся. Она прищурила свои большие синие глаза, от которых у мужчин слабели коленки. — У меня стресс. Не знаю, почему так отреагировала. Все нормально. До сих пор мы виделись с ним один день, раз в году; я могу продолжать жить так же. Папа все равно никогда не был рядом. И не похоже на то, что ему это действительно важно, или что он потеряет сон, переживая из-за нашего разговора. Это всего лишь я. Моя мать лишь моргала. Мне не нравилось, что она смотрит на меня таким взглядом, особенно, когда я знала, что выгляжу отвратительно. — Мам, серьезно, пристегнись. Женщина не пошевелилась. — Жас... ты же знаешь, что папа тебя любит? Откуда это взялось? — Он никого не любит больше, чем тебя, — продолжала она. Я чуть не рассмеялась. Чуть. Но мне удалось молча выдержать мамин взгляд, абсолютно не соглашаясь с её словами, потому что больше не хотелось говорить об этом. Я вообще не желала говорить о нем. И мне не нужна была жалость. По крайней мере, сейчас. Мама наклонилась и похлопала меня по подбородку. — Сегодня твой отец вел себя как придурок, но он любит тебя по-своему. И уж точно не меньше, чем всех остальных. Просто... Папа ошибается. Потому что тупица и узко мыслит. На этот раз я не смогла удержаться и закатила глаза, откинувшись на спинку сиденья. — Все знают, что Руби — его любимица, мама. Ничего страшного. Я всегда это знала. Хмурый взгляд матери был искренним. — Почему ты так думаешь? Я фыркнула. — Когда он в последний раз покупал мне билет? Каждый год папа берет билеты только для Руби. Он также несколько раз покупал билеты для Тали и ДжоДжо. А мне? Когда такое было? Она открыла рот, чтобы возразить, но я только покачала головой. — Все в порядке. Честно. Я не хочу больше об этом говорить. Меня все устраивает. Я знаю, что папа замкнут и думает, что любит меня по-своему. Но с меня хватит. Если он не может принять меня такой, какая я есть, я не стану заставлять его, но и менять свои мечты ради него не собираюсь. У мамы слегка отвисла челюсть, только чуть-чуть, и она тоже покачала головой. — Ох, Жасмин… — Я не хочу об этом говорить. Не хочу. Ты ни в чем не виновата. Это касается только его и меня. Давай закроем эту тему, — сказала я, сомкнув глаза и откидываясь на спинку сиденья. Наступила тишина. Однако мне так и не удалось избавиться от грусти, которая каким-то образом смешалась с решимостью, пока я сидела в машине.
|
|||
|