Лето/Осень 12 страница

— И водка. Этот коктейль убьет все микробы.

Я снова напряглась.

— Ну…

— Ваня сказал, что ты не принимаешь антибиотики, — продолжила она, как будто я сама об этом не знала. — И тренировки у вас завтра нет. Все будет хорошо, Жасмин.

Где, черт возьми, Иван и почему он не ответил ей, что мне нельзя пить? Я не хотела. Мне не нравился вкус водки, но…

— Решила отказаться? — уточнила пожилая женщина, но это прозвучало скорее как вызов.

Хватило бы у меня смелости ответить ей «да»?

Не сосчитать, сколько раз я вступала в споры с людьми. И не представляла, что когда-нибудь смогу назвать точное число людей, которых оскорбила. Прошло довольно много времени с тех пор, как я заботилась о том, что обо мне подумают другие люди, за исключением семьи, но даже их мнений обычно оказывалось недостаточно, чтобы удержать меня от чего-то, что могло бы смутить моих родных.

Если бы на месте госпожи Луковой оказалась моя мама, у меня не было бы проблем отказать ей.

Но здесь стояла не она.

И судя по тону голоса матери Ивана, я бы обидела её, если бы не приняла предложение, которое, по ее словам, могло оказаться полезным.

Чтоб меня.

— Нет, ну что вы, госпожа Лукова, — ответила я за секунду до того, как Иван меня пнул.

Я подняла ногу, пытаясь лягнуть его в ответ, но парень оказался уже вне досягаемости.

— Отлично, — ответила женщина, отстраняясь от меня с улыбкой на лице и удерживая ладони на моих плечах. — Ваня, — она вдруг посмотрела на пол, словно вспомнила что-то, и смутилась. — А где дети?

Дети?

— Я оставил их дома, — ответил Иван.

Ох.

— Ты не привез даже мою маленькую Лейси? — уточнила мать моего партнёра. В ее голосе сквозило разочарование.

— Нет, уж точно не Лейси.

Плечи женщины опустились в явном расстройстве, и она слегка нахмурилась, прежде чем взглянуть на меня и покачать головой.

— Он всегда приходит с двумя малышами. Всегда. Они устраивают беспорядок, повсюду шерсть, но я так скучаю по ним. Глупо, правда, Жасмин? — она бросила на Ивана нежный взгляд, на который была способна только любящая мать. — Ваня и его спасенные. С самого детства мальчик всегда выбирал тех, от кого отказывались другие.

Странное чувство возникло у меня внутри, и я не могла не скользнуть взглядом в сторону Ивана, который прислонился к кухонному столу и скрестил руки на груди, пока я обнималась с его мамой. Его глаза встретились с моими. И остались прикованными ко мне.

— Тогда в следующий раз. Суп готов, давай я налью что-нибудь попить, и мы поедим! — воскликнула женщина.

***

Проснувшись, я поняла, что нахожусь не в своей постели.

Осознание данного факта тут же заполнило мои мысли, потому что мне никогда не приходилось спать в своей кровати без футболки.

И моя комната не была выкрашена в ярко-синий цвет.

Но в основном потому, что я никогда не ложилась спать в одних трусах. Невозможно было стопроцентно доверять своей семье и быть уверенной, что засранцы не ворвутся в мою комнату, пока я сплю, и не подшутят надо мной. Не стоило оставлять им душевные травмы на всю жизнь, позволяя лицезреть то, что я сама предпочла бы не видеть.

После того, как мои глаза привыкли к полутьме, еще кое-что подтвердило, что это была чужая комната и чужой дом.

Ни в одной параллельной вселенной, ни в каком кругу ада я не проснулась бы в постели в одних трусах и чьей-то рукой, обхватившей меня за талию.

Так что чуть не сошла с ума в ту же секунду, как осознала, что обнимающий меня тяжелый «груз», был покрыт волосами. И чуть не закричала, когда почувствовала на затылке чье-то дыхание.

Я могла бы запаниковать сразу, как проснулась.

Но не стала.

Потому, что мне оказался знаком этот гребаный королевский синий. Я видела его, когда шпионила по дому накануне. А когда посмотрела вниз и прищурилась, то узнала оттенок кожи руки, лежащей на моем животе. Светлее, чем моя. С темными волосками. А так же предплечье, покрытое бугристыми мышцами. Если и этого было недостаточно, то уж пальцы на моем животе я распознала, даже если бы мне завязали глаза.

Но даже осознав все это, я все равно не могла не превратиться в манекен, находясь в постели без майки или топа, в руках единственного мужчины в мире, которому позволялось прикасаться ко мне таким образом. И то лишь потому, что я доверяла ему, хотя и не признавалась в этом. Было не ясно, когда возникло данное чувство, однако в какой-то момент это просто произошло. Доверие словно подкралось ко мне, ожидая, когда же до меня, наконец, дойдет.

Но что, черт возьми, случилось?

— Доброе утро, Пончик, — прошептал мягко знакомый голос, и дыхание парня коснулось моей шеи... Как и то, что, наверняка, было его влажными, мягкими губами, формирующими окружность каждой буквы, выходящей из его рта.

— Утро? — уточнила я, хмурясь от ужаса, но не так сильно, как предполагалось.

Какого черта произошло? Я пыталась проанализировать... Но смогла признать лишь плохое самочувствие, и то, что ни черта не помнила с момента, как мы добрались до дома родителей Лукова. Его мать начала кормить меня борщом, подливая коктейль, который она отказалась называть «Отверткой» (но на самом деле именно так он и назывался), каждый раз, как мой стакан пустел, и несмотря на то, что Иван сказал ей остановиться после второго.

Но так же, как и в моей семье, никто не смел указывать госпоже Луковой, что ей делать. Особенно ее сын.

После этого воспоминания все стало как в тумане.

Так что же случилось? Я удивилась, когда почувствовала вздох Ивана на своей шее.

— Перестань так нервничать. Ты облила себя «Гаторейдом», выходя из машины, и забралась ко мне в постель посреди ночи.

О Боже.

Из меня вырвался стон.

Серьезно.

Кошмар.

Откуда, черт возьми, взялся «Гаторейд», и насколько я оказалась пьяна, раз пролила на себя газировку и решила, что будет лучше просто избавиться от одежды, вместо того, чтобы принять душ? Я редко пила не только из-за того, что некоторые алкогольные напитки были весьма калорийными. Существовала еще одна причина.

И Иван, должно быть, догадался об этом, потому что усмехнулся, уткнувшись губами в мой затылок.

— Я предлагал тебе вернуться в свою постель, но ты все твердила, что умираешь…

Я бы хотела удивиться…

Но куда там.

— Потом ты начала повторять: «Ей конец», и я спросил: «Кому конец?», — его голос оборвался в то же самый момент, когда послышались рваные всхлипы.

Придурок.

Даже полусонный он ржал, хоть и пытался замаскировать свой смех.

— А ты ответила, что конец… конец… — выдавил парень. Короткие выдохи становились все быстрее и быстрее, давая понять, что он задыхается от смеха. Как будто по тому, как тряслось его тело, и так не было ясно.

Я застонала.

— Заткнись.

Его все еще трясло.

— Ты настаивала, что твоя печень практически скончалась, — фыркнул Иван.

Отлично. У меня как раз было такое чувство, что в моем организме перестал работать какой-то орган. Просто встал. Я ни черта не могла вспомнить. И выпила больше, чем когда-либо. Больше, чем когда-нибудь выпью в будущем. Интересно, сколько водки мать Лукова подлила в мой напиток? На вкус казалось, что не слишком много, однако…

Блядь.

Но Иван продолжал.

—… и умоляла, чтобы я отвез тебя в больницу.

Я застонала про себя.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы я помог сохранить твою печень.

Боже.

— Хотя бы ненадолго, Ваня, — протянул он. — Она умирает.

Я назвала его Ваней? Мда!

Я отбросила эти мысли в сторону и сосредоточилась на самой важной части.

— Значит, ты позволил мне оставаться в твоей постели? Без футболки? Чтобы ты смог сберечь мою печень?

Рука, обнимающая меня, напряглась.

— Ты очень настаивала.

— И без лифчика.

— Ты явилась ко мне в таком виде. Что мне оставалось делать? Заставить тебя одеться? Ты прекрасно знаешь, что упряма даже когда трезва.

— Ты мог одеться сам.

— Я спал в своей постели, и меня все устраивало. Ты сама пришла.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него через плечо, прежде чем вспомнила, что, вероятно, не чистила зубы.

— Ты хотя бы в трусах?

— Нет.

— Может наденешь их?

— Мне и так тепло.

— Ты мог бы одеть на меня футболку.

— И прикоснуться к тебе без твоего разрешения?

У меня перехватило дыхание. Затем я закатила глаза, когда бледная рука на моем животе немного сдвинулись.

— Идиот, твоя рука сейчас на мне.

Иван рассмеялся, и стало ясно что он ни капли не раскаивается. Как обычно.

— Мог бы сам надеть футболку.

Он помолчал, а затем ответил:

— Неа.

Я точно его убью.

— Значит, ты просто решил, что нам обоим будет комфортно находиться в кровати в таком виде?

И скорее почувствовала, чем увидела, как парень пожал плечами.

— Почему ты тогда не встал с кровати?

Иван фыркнул.

— С чего бы? Это ведь моя кровать, — его мягкий смех заиграл на моей коже. — Не то, чтобы я не видел тебя голой…

Из меня вырвался стон.

— Мне было важно убедиться, что с тобой все в порядке.

Оставался только один вариант реакции на его слова. Я наклонила голову набок и прищурилась.

— Не тогда, когда на мне, кроме трусов, ничего больше нет.

— Но я уже видел твое тело, помнишь?

Иван был прав? Определенно. Меня это волновало? Конечно нет.

— Ты разрешал ложиться в свою постель всем своим пьяным и голым партнершам, чертов извращенец?

Мужчина на мгновение перестал дышать и смеяться у меня за спиной, но напряжение так же быстро отпустило, и он произнёс:

— А ты позволяла всем своим партнерам видеть тебя голой?

— Нет, — по моим меркам это «нет» больше проходило на «Что?! Нет!», но моя голова болела так сильно, что у меня не осталось сил произнести ответ с нужной интонацией.

Никто из нас не проронил ни слова, пока Иван не решил задать вопрос, которого я не ожидала.

— Ты скучаешь по нему? — что-то твёрдое коснулось моей спины, и я изо всех сил постаралась сделать вид, что ничего особенного не происходило, и что, скорее всего, на парне есть трусы. Но друзья ведь не касаются друг друга гениталиями?

«Друзья с привилегиями могут», прошептал тихий голос в моей голове, прежде чем я заставила эту сволочь заткнуться и быстро спросила:

— Кого ты имеешь в виду?

Возникла пауза, а затем:

— Пола.

В этот раз я с лёгкостью ответила:

— Боже. Нет конечно.

Его «вероятно-член» все еще касался меня, когда Иван уточнил:

— Ты уверена?

— Уверена, — я не смогла не оглянуться через плечо, чтобы увидеть, что Иван прижимается ко мне там. Буквально. Прямо там.

Будь проклято мое утреннее дыхание.

— А ты скучаешь по своим старым партнершам? — я повторила его вопрос как полная идиотка, хотя какая-то часть моего мозга предупреждала меня, что это глупая затея.

— Ни капельки, — тут же ответил мой напарник.

Хмм.

— Жалеешь, что Минди взяла перерыв, и ты застрял со мной? — задала я еще один дурацкий вопрос, тут же пожалев об этом.

Иван уставился на меня. Лежа всего в нескольких сантиметрах, в то время, как мы оба были практически голыми, парень так долго не отрывал от меня взгляда, что мне показалось, он не ответит. Но когда Иван все же отреагировал, его слово, по моему мнению, означало нечто большее.

— Нет.

Нет.

Окей.

Никто из нас ничего не сказал. Ни через минуту, ни через пять, судя по цифровым часам на тумбочке, которые я видела через его плечо.

Гибкий, но в то же время твердый мужской орган, который терся об меня, казалось, пришел в движение, и я могла поклясться, что мой клитор отозвался на прикосновение. Судя по ощущениям настало самое время удовлетворить себя. Я не мастурбировала с тех пор, как заболела, и для меня это был почти мировой рекорд.

— Иван? — мягко позвала я.

— Хмм? — его голос снова звучал сонно.

— Ты собираешься убрать от меня свой член? Или это новый уровень нашей дружбы? — попыталась пошутить я.

Иван рассмеялся, а затем ответил:

— Это определенно он.

И если я ощутила внутри досаду, то убедила себя, что это всего лишь стыд, вызванный тем, что я сама залезла к нему в постель.

Глава 17

Лето/Осень

Руби: Ужин с папой «У Марго» в 7 вечера.

Себастьян: Хорошо.

ДжоДжо: Подходит. Буду с Джеймсом.

Тали: Звучит неплохо.

Мама: Со мной пойдет Бен.

Руби: Хорошо, мам.

Мама: Давай-ка без этого, Рубелла.

Мама: Я замужем. Твой отец это знает. Он тоже женат. И я тоже об этом знаю.

Руби: Я вообще-то молчала!

Мама: Да, но я уверена, что ты это не одобряешь.

Руби: 😑

Мама: Я буду вести себя прилично.

Руби: Обещаешь? Не станешь ему перечить?

Мама: Обещаю. Ни единого слова.

Руби: Ты пообещала.

Руби: Жас, ты ведь придешь?

Я вздохнула и потерла лоб тыльной стороной ладони. Мне было известно, что отец прилетел несколько дней назад. Я не забыла.

Просто решила не ходить к Руби, у которой он остановился, чтобы повидаться.

Меня очень выматывали ежедневные тренировки с Иваном, а также хореография, пилатес, спортзал, пробежки и работа. До старта первых соревнований оставалось всего две недели, и сейчас настали трудные времена. Мы работали на износ, и я находилась под серьёзным давлением. На протяжении последних двух с лишним месяцев. С того момента, как я выздоровела, и Иван, наконец, «отпустил» меня домой, мы сразу же приступили к изучению хореографии для короткой и произвольной программ. И решили совсем не заострять внимание на показательных выступлениях, которые большинство пар прокатывали после победы в крупных соревнованиях. Мы с Иваном полагали, что втроем — включая тренера Ли — сможем что-нибудь придумать.

Но все вместе ухмыльнулись, когда Иван самоуверенно выбрал музыку для данного выступления.

И хотя обучение хореографии было утомительным с самого начала, мне приходилось еще тяжелее, чем Ивану. Не то чтобы я призналась ему в этом или вообще как-то намекнула. Просто была вынуждена делать то же самое, что и новичок: повторять элементы по пятьсот раз, когда оставалась одна без тренера или хореографа.

Если кому-то из них и показалось странным, что я захватила с собой камеру и треногу для съемок, то они ничего не сказали. Тренер Ли уже установила свою собственную камеру, чтобы записывать все нюансы, которые не смогли бы уловить ее глаза. Я же нуждалась в видео, чтобы тщательно просматривать последовательность элементов ночью в своей комнате или гостиной. И в течение недели просила маму, или Тали, или ДжоДжо сопровождать меня в КИЛ с десяти часов вечера до полуночи, чтобы наблюдать за мной и поправлять, пока я повторяла движения бесчисленное количество раз, чтобы мышцы наверняка запомнили последовательность.

Почти месяц я спала всего по три часа шесть дней в неделю.

Это был какой-то ад. И я постоянно ходила с плохим настроением.

Однако не жаловалась, да и не стала бы. Даже если данный факт означал, что придётся начать краситься перед тренировками, дабы замаскировать темные круги под глазами.

Таким образом, я пережила июнь и июль.

А затем пережила интенсивные тренировки в августе, перешедшие в сентябрь, когда чётко определились элементы программы, и мы терпеливо отрабатывали их. Совершенствование — это тяжело. Но никто из нас не ныл.

В общем… мы продолжали в том же ритме.

Я находила время для своей семьи субботними вечерами. Обычно Иван тоже присоединялся ко нам, если кто-то из его «детей» не болел. В те редкие дни, когда кто-то из них чувствовал себя нехорошо, я приезжала к парню в воскресенье, и мы торчали в его доме, гуляли или смотрели телевизор, устроившись на большом удобном диване. Пару раз я даже брала с собой Джесси и Бенни. Было весело, потому что Лейси хоть и вела себя со мной, как маленькая нахалка с косым взглядом, но определённо любила детей.

Я работала. Тренировалась. Занималась хореографией с Иваном и без него. Пилатесом уж точно одна, но иногда ко мне присоединялась мама. Продолжала ходить на пробежки одна и ДжоДжо. С Тали мы пару раз занимались скалолазанием. А с Руби и Аароном виделись, когда им удавалось случайно заскочить на ужин.

Каждая минута моей жизни была расписана. Определена, забронирована и учтена еще до начала дня.

Но мне это нравилось. Я ценила каждый момент. Потому что они мне оказались просто необходимы.

У меня все получалось. И я была счастлива. Счастливее всех на свете.

Так что последнее, чего мне хотелось, и в чем я нуждалась, это встреча с отцом.

Но…

— Что с лицом? — спросил Иван, стоя неподалёку от меня, где бросил свою сумку, и где мы собирались тренироваться в этот день, пока отрабатывали прыжок в четыре оборота — а почему бы и нет? Я поинтересовалась об этом, когда тренер Ли мимоходом обронила, насколько легкими стали наши прыжки в три оборота и что, по ее мнению, мы могли бы добавить еще один дополнительный и легкий-легкий оборот. Однако оттачивать его мы решили только в гимнастическом зале, не переживая, что я разобью свою голову о лед. Благодаря медосмотру, Иван с тренером знали, что у меня уже было пять сотрясений, и мне стоило попытаться избежать еще одного. Я предложила надеть велосипедный шлем, но в ответ получила лишь непонимание в глазах.

Однако Иван оказался единственным, кому я показала средний палец в ответ.

Они также не оценили мою шутку о том, чтобы попробовать трюк Памченко[34], пока мы обсуждали элементы программы.

В общем, как-то так.

Я не стала убирать телефон, когда посмотрела на Ивана. Он надел тонкую белую футболку, которая, должно быть, была очень старой, и выцветшие черные тренировочные штаны, которые я никогда раньше не видела. Даже когда жила у него, хотя дома парень обычно носил те же тренировочные штаны, в которых ходил и на отработку. И всегда выглядел великолепно. Не знаю, почему это меня удивляло.

— Мой отец прилетел в город.

Иван моргнул.

— Мне казалось, твой отец безработный, живущий на социальное пособие.

Смех, вырвавшийся из меня, оказался скорее грустным, чем весёлым.

— Нет, — я сморщила нос и отвернулась. — Это не так.

Иван задумчиво насвистывал, и я понимала, что в этом нет ничего хорошего.

— Не помню, чтобы ты когда-то упоминала о нем, кроме как в День отца, когда сказала, что не собираешься ему звонить. Я так понял, что...

Взглянув на телефон в своей руке, я заметила, что опять трясу ногой. Несколько месяцев назад я бы сменила тему. Но Иван стал... тем, кому мне не хотелось лгать. Совсем. Но даже принимая во внимание данный факт, я, конечно, делилась с ним не всем. Рассказывать ему абсолютно все было бы слишком. Для меня. Я была счастлива. И не хотела все испортить.

— Мы не общаемся. Он живет в Калифорнии, — объяснила я.

— И что? Он мудак? Не платил алименты? — прямо спросил мой партнёр.

Я покачала головой, пытаясь выдавить из себя больше правдивой информации и понимая, что это оказалось не так сложно, как ожидалось.

— Нет. Папа платил алименты, часто приезжал в гости в то время, когда Руби, Себ и Тали были еще детьми. Он по-прежнему навещает нас раз в год. Звонит на дни рождения. Посылает подарочные сертификаты на Рождество... — при этом уделяя все своё время и внимание приемным детям. Но об этом я умолчала. Какой смысл жаловаться?

Веселье промелькнуло на лице Ивана, но он ничего не сказал, а я только вздохнула. Было очевидно, что Луков пытался разобраться, в чем же дело: и либо он вытянет из меня информацию прямо сейчас, либо будет приставать, пока не добьётся своего.

— Отец просто не особо поддерживает мое увлечение, вот и все, — я пожала плечами. — Можешь догадаться, как я себя из-за этого чувствую. Так или иначе, он прилетел к нам в гости, и моя семья собирается сегодня на ужин в ресторан. А мне не хочется туда идти.

Иван наклонился вперед и хлопнул меня по лбу.

— Ну и не надо. Скажем, что нужно тренироваться.

Я искоса взглянула на него, но решила сдержаться.

— Я отмазывалась так каждый раз, когда он приезжал в гости. Годами.

— Ну и что?

— Больше не хочу так поступать, — ответила я. — Мне не нравится идея избегать отца только потому, что нет желания слышать, как он называет меня разочарованием.

Иван медленно моргнул. Затем дернул челюстью и понизил голос до тона, которого я не слышала уже больше двух месяцев. С тех пор, как однажды утром парень сидел рядом со мной, пока я удаляла свой аккаунт в Инстаграм из-за грубых комментариев и сообщений, которые продолжали поступать. Когда Луков предложил пойти и проверить мой почтовый ящик, я даже не стала спорить, но, должно быть, больше ничего не приходило, потому что писем у Ивана в руках не было.

— Он называл тебя так раньше?

Ай, черт.

— Нет, но все было ясно по его лицу, — я снова вздохнула и потерла лоб. Стоит ли идти? А может лучше остаться дома или заняться чем-нибудь с Иваном? Я-то знала, чего желаю на самом деле. Тут даже выбор не стоял. Но... Черт. — Все будет нормально. Я уже большая девочка, и смогу удержаться от спора с ним эти два часа.

По крайней мере я пыталась убедить себя в этом.

Иван толкнул меня локтем, как делал это постоянно — подталкивал меня в бок той рукой, которой обнимал, обычно без всякой причины, но всегда, когда у нас что-то получалось или просто удавалась наша тренировка.

— Сегодня вечером я свободен.

Я фыркнула.

— Ты свободен каждый вечер.

Потому что так и есть. Кроме его семьи и меня, единственными, на кого парень тратил свое время, были его домашние животные. Однажды мой напарник признался мне, что в детстве он так часто отсутствовал дома, что теперь ему просто нравилось там находиться.

Иван снова толкнул меня локтем.

— Могу ущипнуть тебя, если начнешь спорить с отцом, — предложил Иван.

Я одарила его слабой улыбкой.

— Уверена, ты бы не упустил возможность ущипнуть меня, даже если бы я не стала с ним спорить.

Улыбка, появившаяся на лице парня, ослепила меня, но я, как и прежде, решила отложить свои размышления на потом.

— Значит, хочешь, чтобы вместо этого я разбирался с Лейси?

Ох, уж эта Лейси. Недоверчивый, злопамятный, милый чертёнок только начал позволять мне гладить ее. Но только когда она сама этого хотела. И всего на секунду. И не по голове.

— Тебе не обязательно идти со мной. Мне известно, что ты предпочитаешь тусоваться дома с «командой».

— Да, потому что это единственное место, где люди не пялятся на меня и не сплетничают обо мне, — ответил Иван, и его честность застала меня врасплох. — Но мне не нравится, что ты боишься встречи с собственным отцом, — он одарил меня еще одной ослепительной улыбкой. — Ты же знаешь, я смогу удержать тебя в узде.

Я фыркнула и закатила глаза.

— Можешь попробовать.

Иван уперся руками в спину, и его улыбка стала шире.

— Пончик, ты же знаешь, что смогу. Я тебя не боюсь. А тебе слишком нравится мое лицо, чтобы бить по нему.

Ну что за придурок.

Идиот.

Мое фыркание только подзадоривало его, потому что я не собиралась смеяться и усугублять ситуацию.

— Когда-нибудь мне придется отпинать тебя по заднице, тогда и посмотрим на твое умение держать все в узде.

Иван громко рассмеялся, ухмыляясь.

— Можешь попробовать.

Я закатила глаза и притворилась, что не смеюсь.

— Ты уже видела спецвыпуск TSN? — вдруг спросил он.

Я моргнула.

— А он, что, уже вышел?

Иван кивнул.

— Вчера, — ответил он, потянувшись к сумке и подтащив ее ближе к себе. Лукову потребовалось всего мгновение, чтобы вынуть блестящий черный журнал со знакомым футболистом на обложке и бросить мне на колени. — Страница 208.

Листая журнал и мельком глядя на бедра, бицепсы и скульптурные спины других спортсменов, я нашла нужную страницу и уставилась на разворот. Мне казалось, что они выберут один из снимков, где мы исполняем поддержку «свечка», при которой Иван держал меня над головой, положив руку на мое бедро, в то время как я выглядела так, будто парила в воздухе, с разведёнными в стороны ногами. Фотограф показывал его нам, когда мы заканчивали съёмку.

Но главный редактор выбрал другой образ.

В выпуске был опубликован идеальный снимок нас двоих, исполняющих Тодес. Ну, модифицированный Тодес, потому что вместо того, чтобы держать руку с боку, параллельно льду, я удерживала ее на груди, прикрывая то, что не собиралась демонстрировать: свои соски. Иван, в положении разворота, выглядел так, словно сидел на воображаемом стуле с ногой немного сдвинутой назад, так что зубец его конька был зафиксирован на льду, при этом удерживая меня за руку. Во время движения парень вращал бы меня по кругу, а мое тело находилось параллельно льду с головой на уровне колена, так, что я оказалась бы в нескольких сантиметрах от него.

Это был один из моих любимых элементов.

Но, разглядывая нас в журнале... На ум пришло кое-что еще.

Линии мышц на бедрах и икрах Ивана поражали своей красотой. Рука, державшая мою, была длинной и сильной, а плечо и шея — невероятно грациозными. Иван выглядел потрясающе. Идеальный пример факторов, из которых состояло фигурное катание: элегантность, мощность и гибкость.

Я тоже смотрелась великолепно. ДжоДжо точно не станет долго ныть. Угол, под которым был сделан снимок, в основном демонстрировал большую часть тазобедренного сустава — очертание одной ягодицы и бедра — некоторые мышцы пресса, ребро и остальное — вплоть до руки, которую удерживал Иван.

Фотография была произведением искусства. Шедевром, который стоил бы любых оскорблений и непристойностей, приходящих мне на почту — ту, что Иван теперь просматривал лично.

В общем, снимок был прекрасен.

Стоило купить себе копию выпуска и вставить в рамку.

— Что думаешь? — спросил мужчина рядом.

Я еще раз взглянула на фото его мышц от ребер до спины, и ответила:

— Вроде неплохо.

И даже не удивилась, когда он пихнул меня в ответ.

***

Я совершила чудовищную ошибку.

Огромную, огромную ошибку.

Стоило остаться дома. Или пойти к Ивану. Или задержаться в КИЛ.

Нужно было занять себя чем угодно, лишь бы не приходить на семейный ужин, чтобы увидеться с отцом.

Легко было забыть, что любовь — неоднозначное чувство. Что кто-то может любить тебя и желать тебе самого лучшего, в то же время ломая пополам. Существует такая вещь, как искаженная любовь. Можно любить кого-то очень сильно. Слишком сильно.

И со мной мой отец поступил именно так.

Я сидела по другую сторону стола, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания, после того, как впервые за год обняла отца. Это был неловкий момент, по крайней мере для меня. Все мои братья и сестры и даже мама обняли его при встрече, так что я тоже решилась на эту авантюру.

Моя цель состояла в том, чтобы заткнуться и молчать как можно дольше, пытаясь не наговорить лишнего, что могло бы привести к слову на букву «б», которое слишком часто всплывало, когда мы оказывались рядом друг с другом.

Но как бы мне этого ни хотелось, оно все же всплыло.

И за это стоило благодарить моб сестру, Руби.

Именно она решила втянуть в разговор моего потрясающего напарника, который сидел между мной и Бенни, и обсудить соревнования, в которых мы планировали участвовать следующие семь месяцев.

И вот так, даже не поздравив меня с тем, что я встала в пару с человеком, которого папа, вероятно, не знал, но который являлся золотым призером и чемпионом мира с толпами фанатов и даже неофициально изданной биографией, мой отец просто вклинился прямо в их разговор, что никогда, никогда не заканчивалось для нас ничем хорошим.

Красивый мужчина с цветом кожи и волосами того же оттенка, что и у меня, склонился над столом и спросил со снисходительной улыбкой:

— Я рад за тебя, Жасмин, но все же хочу знать, чем ты собираешься заниматься потом?

Проклятье.

Позже я скажу себе, что пыталась. Пыталась прикинуться дурочкой и дать ему шанс, хотя терпеть не могла эту игру. Я ненавидела давать папе шансы.

— После сезона? — я заставила себя ответить, в надежде, что отец не поставит меня в неловкое положение и не оскорбит Ивана тем, что ему плевать, признанный ли фигурист Луков или нет.

Но, как и в любой другой раз, ему либо было не важно, либо он игнорировал сигналы, которые подавали ему другие члены семьи.

— Нет, после того, как ты уйдешь из спорта, — ответил отец с приятным выражением на семидесятилетнем лице. — Твоя мать сказала мне, что ты все еще работаешь официанткой в закусочной. Замечательно конечно, что теперь ты сама зарабатываешь себе на жизнь, после всех тех лет, когда оправдывалась, что не можешь работать, потому что тебе нужно тренироваться, — усмехнулся папа.

⇐ Предыдущая 18 19 20 21 22 232425 26 27 Следующая ⇒