Лето/Осень 6 страница

Мне казалось, или я медленно умирала?

Было ли это похоже на разбитое сердце? Потому что если так, слава Богу, я никогда не влюблялась, так как это ведь, охренеть просто, как больно.

О Боже.

Мне казалось, что мои органы гнили заживо.

Рот наполнился слюной и заболело горло, но каким-то чудом я не разревелась. Хотя мне этого хотелось. Потому что внутри я рыдала. Осыпалась и разваливалась. Чувствуя себя никчемным отбросом.

«Ты можешь быть самой талантливой в мире, но тебе это все равно не поможет», —однажды сказал мой отец, в попытке убедить меня пойти в колледж вместо того, чтобы заниматься фигурным катанием целыми днями напролет.

Я закрыла глаза и затаила дыхание, когда боль в груди стала настолько невыносимой, что у меня даже возникли сомнения, смогу ли я сделать вдох, если попытаюсь. А затем я засопела. Так тихо, что сама себя едва слышала.

— Иди ко мне, — тихо прошептал Иван мне прямо на ухо, в очередной раз сжав мои плечи.

— Нет, — сорвалось с моих губ, но голос звучал так, будто два камня скользили друг по другу.

— Дай мне обнять тебя, — чуть громче произнес парень мне в ухо, а жар от его тела ощущался еще сильнее.

Стыд выжигал меня изнутри, и я попыталась сделать еще один шаг вперед, но Иван никуда меня не отпустил.

— Позволь мне, — потребовал он, игнорируя мои попытки сдвинуться.

Я еще больше зажмурилась и сказала, прежде чем смогла остановиться:

— Не хочу я никаких объятий, Иван. Ладно?

Почему? Почему я делала это с собой? Почему я так поступала с другими людьми? Он ведь просто пытался быть милым…

— Ну, очень жаль, — ответил Иван, сместив свои руки с моих плеч, и скользнув ими по верхней части моей груди, прямо под ключицами, пока не скрестил предплечья на мне. Затем парень потянул меня, и я повалилась назад, ударившись верхней частью спины о его грудь, плоть к плоти.

И он обнял меня. Настолько крепко, что мне стало тяжело дышать, и я ненавидела себя за это. Ненавидела себя за свое лицемерие. За то, что старалась относиться к Ивану с негативом. За то, что всегда ожидала от него подвоха. Было столько моментов, за которые я себя ненавидела, что даже не уверена, смогу ли сосчитать их все до конца жизни.

А Иван продолжал обнимать меня все сильнее и сильнее, пока наши тела не прижались друг к другу.

— Ты — лучший фигурист, которого я знаю, — шептал мне на ухо мой партнер, а его объятия были самыми тесными из всех, что я знала. — Да, именно ты. Самая сильная. Самая выносливая. Самая трудолюбивая…

Я подалась вперед, пытаясь отойти от него, потому что не хотела слышать эту чушь... Однако осталась на месте.

— Ты же знаешь, что это не имеет значения, Иван. Ничто из этого не имеет значения, если ты не победишь.

— Жасмин…

Опустив голову вперед, я сомкнула глаза еще сильнее, потому что жжение в них только усилилось.

— Ты не понимаешь, Иван. Да и как тебе понять? Ты ведь не проигрываешь. Все знают, что ты лучший. Все любят тебя, — прохрипела я, не в состоянии закончить предложение. Не в состоянии произнести «но никто не любит меня так же, кроме людей, которых я подводила каждый раз».

Его теплое дыхание коснулось моей щеки, а руками он обвил меня еще сильнее. Затем Иван прошептал, прижавшись губами к моему уху:

— Ты обязательно победишь. Мы победим…

Я сделала резкий вдох.

— …и даже если мы этого не сделаем, ты настолько далека от того, чтобы быть неудачницей, насколько это возможно, так что заткнись. Уверен, твоя мать не считает, что все твои усилия ничего не стоят. Я видел, как раньше она наблюдала за тобой. Я и сам следил за тобой. Ни один, наблюдавший за тобой на льду, не подумал бы, что все твои жертвы напрасны, — закончил он.

Я зажмурила глаза, пытаясь сдержать очередной приступ удушья, ползущий к моему горлу, и чувствовала, что умираю снова и снова.

— Иван…

— Не «Ванькай». Мы победим, — пробормотал парень мне на ухо. — И не надо говорить, что ты неудачница. Я тоже не всегда выигрываю. Никто этого не может. И да, это не весело, но так говорят только лузеры. Такие слова можно услышать только от тех, кто собирается покинуть спорт. Проиграешь, только если сдашься. Ты этого хочешь? После всего пережитого? После всех этих переломов и падений, ты хочешь просто уйти?

Я ничего не ответила.

— Собираешься сдаться, Пончик? — спросил Иван, прижимая меня к себе.

Я продолжала хранить молчание.

— Те молодые девушки уходили из спорта сразу после того, как завоевывали золотые медали, потому что боялись проиграть после своей победы. Ты говоришь, что никто не помнит второго места, но также никто не запоминает чемпионок, которые выиграли лишь раз, а затем исчезли. Та Жасмин, которую знаю я, ничего не боится. Она не сдается, и эту девушку люди будут помнить всегда. Ту, что раз за разом участвует в соревнованиях. Ту, которая победила бы, а затем продолжала бы пытаться повторить свой успех. Вот с какой девушкой я знаком. Ту, чьим партнером я стал. Ту, что считаю лучшей из всех. И лучше бы тебе никогда не просить меня повторить свои слова, потому что я не стану. Не знаю, что у тебя случилось, но что бы там ни было, ты должна пройти через это. И должна помнить, на что ты способна. Кем являешься. Каждая твоя жертва не напрасна. Ты стоишь каждой этой жертвы. Понимаешь?

Понимаю ли я его?

— Просто отпусти меня, — прохрипела я. — Пожалуйста.

Пожалуйста.

Я сказала «Пожалуйста». О Боже.

Но Иван этого не сделал. Конечно же нет.

— Ты меня понимаешь?

Я опустила свой подбородок, не говоря ни слова, внутри меня все горело.

Вздох Ивана прошелся по моему уху, и парень сжал меня крепче в объятиях, которых я не желала, но которые не хотела покидать.

— Жасмин, ты не неудачница, — должно быть, Иван подбородком коснулся моего уха, потому что кожу закололо. — И не стала ею ни годы назад, ни на прошлой неделе, ни сегодня. И завтра тоже не станешь. Никогда. Потому что победа — это еще не все.

Я фыркнула. Легко ему было говорить об этом. Как и думать.

Каким-то образом Иван понял, о чем я размышляю, потому что произнес:

— Некоторые из самых плохих моментов в моей жизни случались именно после больших побед. Твоя семья любит тебя. Все они хотят, чтобы ты была счастлива.

— Я знаю, — прошептала я, с ненавистью думая о том, как слабо звучал мой голос, и что я не в силах это изменить.

Я была несчастна. Еще более несчастна, чем после ухода Пола. Может, даже более несчастна, чем после того, как поняла, что мой отец бросает меня.

— И мы с тобой дадим им повод для радости. Понимаешь меня?

Рыдания пытались вырваться из моего горла, но я сдержалась и зарыла их поглубже. Настолько глубоко, что не готова была рискнуть и разрушить эти стены своим ответом. Потому что у меня не было сил.

Я была жалкой.

— В тот вечер, когда мы ужинали у тебя дома, вторым предложением, что я услышал от твоей матери, было: «У меня получится обставить все так, что будет похоже на несчастный случай», — пробормотал Иван, и я замерла. — Когда я уходил, муж твоего брата сказал мне, что ты похожа на его младшую сестру, и он надеется, что я буду относиться к тебе с должным уважением. Даже твоя сестра, Руби, как бы невзначай прошептала мне, что ее муж служил в армии более десяти лет. Думаю, она угрожала мне.

— А еще твои брат и сестра сообщили, что у тебя есть опыт по части выкапывания ям, в которых можно хоронить тела, — закончил он все тем же вкрадчивым голосом. — И они действительно гордились этим. Очень гордились, Жасмин.

Я моргнула. Затем моргнула еще раз. Что-то... потушило огонь внутри меня. Пусть и не весь, но этого было достаточно, чтобы из моей груди ушла тяжесть, и я почувствовала, что, возможно, скоро вновь смогу дышать. Может быть, через год. Или два. Благодаря моей семье.

Следующие слова Ивана разрушили еще одно чувство, медленно пожирающее меня изнутри.

— Твои близкие все понимают, Жасмин, — продолжал он. — Как у тебя вообще могла возникнуть мысль, что ты ничего не добилась, когда они так о тебе заботятся? Твои родственники восхищаются тобой. Они хвастались, какая ты классная. Что никогда не унываешь. На катке есть девушки, которые светятся каждый раз, когда ты проходишь мимо. Ты, вероятно, изменила их жизнь, вдохновила их, появляясь в комплексе день за днем, оставаясь верной себе и не позволяя никому отговорить тебя от мечты. Даже мне. Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «неудачница», но явно не те черты, которые приходят мне на ум, когда я размышляю об этом.

Я наклонила голову и прикусила губу, все слова будто исчезли, а мысли текли слишком медленно для осознания.

А потом Иван прикончил меня.

— Ты и я, Пончик. Мы победим, если ты так этого хочешь. Понятно?

Глава 12

— Думаю, на сегодня мы закончили, — крикнула тренер Ли, стоя в паре метров от того места, куда я только что приземлилась после выброса.

Я кивнула, вдыхая воздух через нос и выдыхая через рот, пытаясь тем самым нормализовать сердечный ритм. Во время тренировки я настолько сильно вспотела, что на руках даже начали стираться буквы. Ну что ж, давно пора. У меня не осталось сил, и было понятно, что Иван тоже устал. Чувствовалось, что его возможности на пределе, особенно когда парень подбросил меня в последний раз.

К тому же, мне не удалось нормально поспать, а утром я оказалась настолько занята обслуживанием в закусочной, что у меня не было ни единой минутки на перерыв. Я переборщила прошлой ночью. Морально и физически. И мое тело не простило меня за то, как с ним обращались.

Я не могла перестать думать о своем выборе — о том, чего хотела, и как мне этого добиться, но... Откровенно говоря, чаще всего мои размышления возвращались к доброму поступку Ивана, которого я вовсе не ожидала. Он обнимал меня, наверное, минут десять, пока мои эмоции не пришли в норму.

Парень не стал расспрашивать, что конкретно меня так расстроило. И не поддразнивал из-за этого. В какой-то момент он просто выпустил меня из своих рук, пока я допивала какао, а потом забрал пустую чашку, помыл ее и поставил рядом с раковиной. Иван даже пошел со мной в пустую раздевалку, ожидая, пока я соберу свои вещи.

А затем проводил меня домой.

Мы практически не разговаривали, и я не могла сказать почему. То ли он думал, что я ушла в себя, то ли не знал, что сказать, ведь на его глазах я растеряла весь контроль. Честно говоря, у меня и самой не было ответа на этот вопрос. Однако кое-что было предельно ясным. Если Иван считал, что при встрече на следующий день я стану смущаться, то не на ту напал. Поскольку я вела себя, как ни в чем не бывало.

Это было заметно по его мимике. Каждый раз, когда он смотрел на меня. Эти кристально чистые небесно-голубые глаза бродили по моему лицу всякий раз, когда мы оказывались друг напротив друга. В течение одной крошечной миллисекунды, как только я впервые поймала его, наблюдающим за мной, то хотела отвернуться.

Но, все же не стала.

Поскольку такая реакция означала бы, что я ощущаю стыд за то, что Иван нашел меня в таком состоянии, что слышал и видел, как я чуть не плакала, а это, считай, так же плохо. Один из самых лучших уроков фигурного катания, усвоенных мною, был таким: когда ты падал, то сразу же должен был подняться и попытаться сохранить лицо. Ты либо показывал свою уязвимость, либо нет. И если вставал, улыбаясь, с высоко поднятой головой... Значит у тебя все еще оставалось достоинство.

А я собиралась держаться за своё самолюбие в этой ситуации обеими руками.

По крайней мере за то, что от него осталось.

Мы были друзьями. И иногда друзья показывали свою ранимость друг перед другом. Ну, по крайней мере мне так казалось.

— Не перенапрягайся и постарайся отдохнуть, Жасмин, — сказала тренер Ли, подъехав ближе и бросив на меня серьезный долгий взгляд.

Я уже и забыла, что Галина звонила ей накануне вечером. Мне удалось лишь кивнуть. А что еще оставалось делать?

— Увидимся завтра с утра, — закончила она, на мгновение дотронувшись кончиками пальцев до моего плеча, а затем опустила руку и покатилась к выходу.

Положив руки на бедра, я попыталась отдышаться, одновременно осматривая лед. Рядом тренировались еще шесть человек, которые использовали последние минуты личного времени, так как следующими начинались групповые занятия. Я почти сразу же заметила Галину, сидевшую на том же месте, где и обычно, когда она была моим наставником. Женщина опиралась подбородком на сложенные на бортике руки, а взглядом следила за подростком, исполняющим элемент с последовательными движениями рук.

— Я приглашен сегодня на ужин? — раздался голос Ивана у меня за спиной.

Я моргнула и повернула голову, чтобы взглянуть на него через плечо. Он начал тренировку в темно-зеленом флисовом свитере, однако снял его около часа назад, оставшись в облегающих черных спортивных штанах и светло-сером лонгсливе с темными влажными пятнами на материале в области груди и живота. Я плохо выглядела, потому что почти не спала, а вот у Ивана такой проблемы не было. Вероятно, из-за отсутствия мешков под глазами. Его лицо оставалось таким же свежим и сияющим, как и всегда.

Везучий засранец.

Вдыхая через нос, я на секунду сжала губы, и уже собиралась пожать плечами, но вместо этого просто кивнула. Я была в неоплатном долгу перед ним. Парень заслужил приглашение.

— Ну, если тебе больше нечем заняться, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и мило.

Иван кивнул.

— Возможно после ужина.

«Что это там у него за дела?» — задумалась я.

— Тогда поеду с тобой, — произнес мой напарник, как всегда... без сарказма. — И было бы здорово, если бы ты не гнала, как сумасшедшая.

Начинается.

— Я никогда не превышаю скорость.

Иван прикрыл глаза.

— Это ты сейчас про те случаи, когда гонишь на 10 километров выше положенного?

Я поморщилась.

— Мне ни разу не выписывали штраф.

— Ну-ну.

Я закатила глаза и едва сдержалась, чтобы не окинуть парня стервозным взглядом.

— Буду ждать тебя на выходе, Носок.

Иван хотел было улыбнуться... но взял себя в руки и вовремя опустил подбородок.

А затем моргнул.

И я моргнула в ответ.

Парень снова ухмыльнулся.

— Ты отстой, — ляпнула я, прежде чем смогла остановиться.

— Сама ты отстой, — ответил Иван перед тем, как покатиться к бортику. — Встретимся через десять минут.

Сморщив нос, я поехала к выходу со льда, добравшись до проема между бортиками сразу после Ивана. Затем надела чехлы на лезвия коньков, наблюдая, как Луков следил за моими действиями, а также подмечая периферийным зрением, что семьи тренирующихся уже начали появляться и пробираться на трибуны.

Как видите, мы с Иваном не ругались. Я резко выпрямилась и направилась к раздевалкам, не желая появляться последней у выхода из комплекса. Лучше уж я подожду его, чем он меня. Наверное, было бы неплохо написать маме перед отъездом, чтобы она знала, что Луков придет к нам в гости.

Я не видела ее со вчерашнего вечера, когда она рассказала мне о своей аварии, и хотя мне хотелось поговорить о том, что мама подразумевала под своими словами, я не знала, что сказать. И не была уверена, какие именно озвучить слова, кроме как «я люблю тебя».

А моя мать заслуживала гораздо большего.

Я завернула за угол, где мы с Иваном обычно расходились в разные стороны: он шёл к своей комнате, а я направлялась прямо. И сразу же заметила двух девочек-подростков, стоящих рядом с раздевалкой. Это были две девушки, которые всегда проявляли ко мне доброту. Конечно же, как только я подошла ближе, они повернулись и застенчиво улыбнулись.

— Привет, Жасмин, — сказала одна из них, в то время, как другая прошептала «Привет».

Я подумала о словах Ивана накануне вечером и улыбнулась им обеим, пока подходила к раздевалке.

— Привет, — я почти дотянулась рукой до дверной ручки... но затем остановилась и продолжила. — Удачной тренировки.

— Спасибо! — прозвучало мне в след.

Как и каждый субботний вечер, раздевалка была заполнена девочками в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет.

Они галдели настолько громко, что у меня появился звон в ушах. Я двинулась к своему шкафчику, окинув взглядом помещение, чтобы заметить знакомые лица, а затем повернулась к ним спиной. Потребовалось немного времени на то, чтобы открыть свой шкафчик, расшнуровать коньки, вытащить свою сумку и засунуть пару в коробку, прежде чем достать телефон и разблокировать его, пока я разминала пальцы ног и потирала разболевшиеся лодыжки.

Отыскав переписку с матерью я быстро набрала текст, убедившись, что все мои слова были написаны без ошибок, и пытаясь изо всех сил игнорировать галдёж девочек.

Жасмин: Луков придет на ужин.

Затем нажала кнопку «отправить» и положила телефон на скамейку рядом с собой.

Сняв носки, а следом и защитные повязки, я почувствовала вибрацию телефона и схватила его. Там было просто: «ОК J».

Я не собиралась реагировать на этот смайлик. Так что положила телефон обратно на скамейку и наклонилась, роясь в сумке в поисках шлепанцев и по какой-то причине забыв, что в раздевалке находился еще кто-то кроме меня, когда услышала:

— ...Большие руки и ноги.

— Откуда ты знаешь, что это правда? Есть много парней с большими руками и ногами, у которых там ничего не выделяется.

Какого черта дети болтают о таком???

— Например?

— Ну, например... — девушка понизила голос до шепота, будто я не смогу ее услышать после того, как она начнёт шептать. Вот же дура. — Иван Луков. Я никогда ничего не замечала под его костюмами, если ты понимаешь, о чем я.

Какого хрена они приплели сюда Ивана? И почему эти маленькие извращенки вообще обращали внимание на чью-то промежность? Он стоял передо мной голый на девяносто девять и девять десятых процента, и я не задерживала взгляд на нем дольше секунды после того, как поняла, что его гениталии прикрыты.

И с чего, блядь, они решили, что у него маленький? Это ничего не значило. Как я понимала, большинство парней пользовались специальным скотчем, чтобы ничего не было заметно под костюмом. Как-то раз я даже уточнила об этом у Пола, но он покраснел, стал заикаться, смеяться, и попытался избежать вопроса, как будто я и знать не знала, что у него имелся пенис под одеждой. Очередной идиот.

— У него огромные руки и ноги, — пыталась прошептать другая девушка, но говорить тихо у нее не получилось.

— А кто-нибудь еще видел? — смеясь, спросила какая-то мелкая соплячка.

Я стремительно развернулась на скамейке и постаралась подобрать самые мягкие слова, какие только смогла вспомнить.

— Может хватит уже? Вам было бы приятно, если бы парни обсуждали такое... за вашей спиной?

Девочки резко замолчали и даже покраснели, на что, как мне казалось, была способна только Руби.

Именно так я и подумала.

Затем убедилась, что оглядела каждую из них персонально, прежде чем покачать головой и отвернуться. Девушки продолжали молчать, и я не переживала, что они начнут спорить со мной. А что им ещё оставалось? Признать, что они обсуждали размер пениса Ивана?

Надев шлепанцы и размяв пальцы ног, я еще раз потерла лодыжки, затем схватила ключи и кошелёк, и поднялась, подхватив ручку своей спортивной сумки. Бросив косой взгляд на девочек, кучкующихся в конце комнаты и выглядевших так, словно пнули их щенка, я закрыла дверь шкафчика и направилась к выходу из раздевалки, дернув дверную ручку намного резче, чем это было необходимо.

Боже, что не так с этими подростками?

Я не могла припомнить, чтобы обсуждала чьи-то члены, когда была в их возрасте. В семнадцать ещё куда ни шло. Но чтобы в четырнадцать?

— …Страшная и жирная в этом трико.

И вот оно.

Ох уж эти дети.

За дверью околачивались тринадцати или четырнадцатилетние подростки. Две пигалицы, которые были очень похожи на тех двоих, что обсуждали меня несколько месяцев назад.

И эти двое стояли рядом с девочками, которые всегда здоровались со мной. Теми самыми милыми и забавными девчушками, что улыбались мне несколько минут назад, и которые в данный момент стояли спиной к стене и выглядели так, словно находились на грани слез.

Вот черт.

Почему все должно было случиться именно на моих глазах?

Мне хотелось уйти отсюда. Серьезно. У меня уже были проблемы из-за злобных мелких засранок, и я не горела желанием снова ввязываться в неприятности и рисковать попасть в беду.

Но…

У моих маленьких приятельниц на глазах стояли слезы, а одна из паразиток только что назвала кого-то из этих бедняжек жирной и уродливой.

Я никогда не могла стерпеть оскорблений.

Так что мне пришлось остановиться и внимательно посмотреть на двух обиженных девочек, приподняв бровь.

— С вами все в порядке?

Более общительная из них сморгнула нечто, похожее на слезы, и её действие вызвало покалывание в моей спине. Я прищурилась и посмотрела на вредных соплячек, которые выглядели так, будто сожалели, что не смотались раньше, пока я торчала в раздевалке, что в результате привело к нашей встрече.

Когда ни одна из двух расстроенных девочек не подтвердила, что с ними все в порядке, покалывание в моей спине усилилось, и я поняла, что это такое: защитная реакция. Я ненавидела задир. Абсолютно точно.

— Они досаждают вам? — спросила я медленным и спокойным голосом, сосредоточившись на двух милых девочках.

— Мы ничего не делали, — попыталась возразить одна из забияк.

Я перевела взгляд на соплячку и ответила:

— Тебя вообще-то не спрашивали, — затем, повернувшись к девчушке со слезами на глазах, уточнила. — Они оскорбляли тебя?

Девочка сглотнула, прежде чем кивнуть. Они обе кивнули. И тяжелое чувство, окутавшее меня, только усилилось.

Я прикусила щеку изнутри перед тем, как продолжить:

— Вы в порядке?

Их крошечные кивки чуть не разбили мне сердце.

Но из-за того, как они смотрели на двух мелких задир, на горизонте появилась моя сучья сущность, в виде м-е-е-едленно растягивающейся улыбки, которую ДжоДжо называл «тихим ужасом».

— Если я еще хоть раз услышу или увижу, что вы оскорбляете их или кого-то еще, то сделаю все, чтобы вы обе пожалели о том дне, когда решились брать здесь уроки, понятно?

Ни одна из злобных выскочек не кивнула и не сказала «да» в ответ, из-за чего ярость снова закипела в моей крови. Добряк добавил бы что-нибудь милое, чтобы разрядить обстановку. Но это не про меня.

Я обратила своё внимание на двух приветливых девушек.

— Если вас снова начнут дразнить, просто скажите мне, ладно? Я разберусь вместо вас. Завтра, через месяц или через год, не стесняйтесь, подходите, когда увидите меня в комплексе. Обещаю, что обо всем позабочусь. Никто не заслуживает оскорблений.

Уж кому как не мне было знать об этом. В моей жизни таких случаев оказалось предостаточно. В ответ на меня уставились два пустых взгляда — тревожные или нет, я понятия не имела, прежде чем обе девушки быстро кивнули.

Я улыбнулась им, словно давая понять, что все в порядке. У меня была возможность прикрыть их спины. Многие люди вели себя спокойно, но благодаря задирам, легко могли сорваться. Как раз мой случай.

Затем я посмотрела на двух маленьких соплячек и позволила улыбке исчезнуть, когда вперила взгляд в их мелочные лица.

— А вы двое… Если поймаю вас еще раз, то открою коробку с волшебными пенделями и пропишу каждой из вас, мелкие су…

— Жасмин!

Где-то неподалёку послышался знакомый мужской голос.

Конечно же, оглянувшись, я увидела дальше по коридору Ивана, прижимающегося одной рукой к стене. Парень находился слишком далеко, чтобы я могла разглядеть его отчетливо, но по комплекции и высоте тела поняла, что это он. Ну… и я узнала бы этот голос где угодно.

— Пойдем уже, я есть хочу, — крикнул он без какой-либо причины, как мне сначала подумалось, но затем меня осенило.

Иван слышал мои слова. Вот почему он позвал меня, не дав оскорбить этих засранок, как я планировала.

Да, не стоило с ними так поступать, но… Ну, неважно. Они это заслужили.

— Не тупите, — сказала я двум грубиянкам, затем повернулась к милым девчушкам и продолжила. — Скажите мне, если они снова будут вас донимать.

После того, как те кивнули в ответ, я снова повернулась к забиякам и подарила им еще один неприятный взгляд, прежде чем отправиться по коридору к Ивану. Было видно, как он покачивал головой. Как только я подошла достаточно близко, то поняла, что мой напарник улыбается. Да так широко, что показались ровные белоснежные зубы. Затем Иван спросил:

— Сегодня у тебя день придирок к детям?

Я закатила глаза, когда шагнула к нему. Пришлось даже откинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Это чудовища, а не дети.

Взгляд Ивана был сосредоточен на мне, а его улыбка становилась только шире, когда он произнес:

— Что мне действительно хотелось бы узнать, так это…

Я застыла, не зная, о чем парень хотел спросить.

— Что это там за «коробка» такая и где ее достать?

Я не хотела улыбаться. Нет, нет и нет.

Но ничего не могла с собой поделать.

Моя улыбка была настолько широкой, что у меня мгновенно заболели щеки, а на ум пришло только одно:

— Придурок.

***

Час спустя спускаясь по лестнице в мамином доме, я пыталась выжать побольше воды из волос, чтобы та не впиталась в светлое платье без рукавов, которое было на мне надето. Я ненавидела мыть волосы каждый день (мои волосы тоже ненавидели ежедневное мытьё, как бы сухо это не звучало), но, благодаря ежедневным тренировкам, голова так ужасно потела, что волосы становились отвратительно жирными, если после мытья проходило больше суток. Каждые две недели мне приходилось покупать новую бутылку кондиционера для волос.

Я добралась до нижней ступеньки и услышала голоса, доносящиеся из кухни. Когда мы с Иваном подъехали к моему дому полчаса назад, на подъездной дорожке уже стояли машины Джонатана и Аарона. Я не спрашивала, что задумали мои сестра или брат, но мы виделись несколько дней назад, когда они случайно забежали на ужин.

Я успела поцеловать маму в правую щеку, рядом с разбитым и опухшим носом, прежде чем королева драмы — ДжоДжо заскулил:

— Жас, как ты могла не позвонить и не рассказать мне о маминой аварии?

С моих губ чуть было не слетели слова о том, что она сама не пожелала, чтобы кто-то узнал... но я не являлась ябедой. Поэтому ответила, что мне не хотелось выслушивать его истерики прошлой ночью из-за своей усталости. Все прошло гладко, как и ожидалось, и уже через пять минут я направилась в душ, наблюдая, как Иван бросил на меня любопытный взгляд, который дал ясно понять, что парень сложил кусочки мозаики из моего вчерашнего срыва и следов на лице моей матери.

Но... мне было все равно, даже если и так.

По мере приближения к кухне, голоса близких становились все яснее и громче. Я узнала смех сестры и мамы... и мне показалось, даже легкий смешок от Ивана. Размышления о стычке с девочками в коридоре и последующих словах Лукова заставили меня снова улыбнуться, но я постаралась выкинуть это из головы. Парень действительно был идиотом.

— ...Они заставили тебя все там заклеить? — услышала я вопрос ДжоДжо.

Боже.

— Джонатан, — прошипел его муж. — Какое это имеет значение?

— Э-э, ну мне просто любопытно. На этой неделе я посматривал один из журналов, выпушенных ранее. И не увидел на фотографиях ни намека на шары или что-то еще, что кажется нереальным с углов, под которыми сделаны снимки. Мне все равно, насколько тугие у кого-то яйца, но физически невозможно, чтобы где-то не выделялось крошечных признаков орехов. Понимаешь, о чем я?

Они обсуждали нашу фотосессию, и, конечно же, Джонатан не мог не вставить свои пять копеек.

— Наверное, мне тоже стоит купить этот журнал, когда он выйдет, — начала моя мама, прежде чем взвыли Руби и ДжоДжо.

— Хватит! Мы не хотим об этом знать!

— Какие вы оба чувствительные, — пробормотала мать, но не стала продолжать фразу. — У меня есть глаза. И у вас они тоже есть. Человеческое тело — замечательное творение, верно, Иван?

Иван, не колеблясь, ответил:

— Да.

— Уверена, Ворчун выглядела великолепно.

Наступила пауза, прежде чем Иван уточнил:

— А Ворчун — это кто? Жасмин?

— Ага.

Никто не произнес ни слова, пока не влез ДжоДжо.

— Она ненавидела Белоснежку, когда была ребенком.

— Почему?

Тут вмешалась моя мать.

— Потому что она... как там дочь ее называла? Ленивая жопа, которая пользовалась мужчинами?

ДжоДжо расхохотался так, что мне тоже захотелось улыбнуться.

— Жасмин очень злилась, когда смотрела этот мультфильм. Помнишь? Она сидела перед телевизором и разговаривала сама с собой. Сестра ненавидела его, но все равно смотрела из раза в раз.

Затем послышался смех Руби.

— Жасмин расхаживала вокруг и говорила, что Белоснежка не такая уж и красивая. А если и так, то ей нужно было проявить хоть немного уважения к себе. Малышка даже не знала, что это означает, но она услышала, как ты, мама, однажды произнесла эти слова, и они застряли у нее в голове.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒