АГЕНДА МАТЕРИ 1951-1973 19 страница

............

Вот, моя маленькая бургундка, обнимаю тебя с твоим савойским-бургундцем-тираном, которого я, впрочем, тоже очень люблю, и спрашиваю себя, увидимся ли мы снова. В любом случае, всегда остаюсь вашим близким верным старым бродягой.

Сатпрем

Париж, 26 апреля 64

Маник и Бернару д'Онсие

(Сатпрем прибыл во Францию)

Дорогой старина Бернар, сестрёнка Маник, я был в волнении, расставаясь с вами в один из вечеров в Шату — я знал, что я вас люблю и что вы были моими друзьями, но вдруг обнаруживаешь нечто живое и тёплое, которое долгое время вырастало в глубинах существа и перед которым стоишь в смущении и робости. В нашем мире, где люди общаются едва ли лучше, чем в пещерном веке, это весьма утешительно. С момента возвращения сюда я каждую минуту должен прилагать значительные усилия, чтобы просто дышать, и если бы не эта глубинная Сила во мне, я рухнул бы на землю или стремительно пошёл ко дну, как утопленник. Это жёстко, жёстко, это как тревога, которую приходится отталкивать каждое мгновение. И никто здесь не может понять этого. Единственные моменты, когда я могу дышать спокойно, это во время своих медитаций, когда всё расширяется в Бескрайности света. А ещё те несколько тёплых моментов, когда мы встретились на станции Биссон в Шату, как будто рядом с вами я вновь начинал дышать Индией, более истинным воздухом. О, Маник, Бернар, я не отсюда, я совсем не отсюда, я словно лунатик, которого качает вправо-влево и чьи глаза смотрят в другое, всегда в другое, гораздо выше этих чёрных вод. Конечно, там есть Суджата, там есть Ашрам и главное, там повсюду есть Правда, Свет, в котором можно жить — здешняя Ложь меня душит, я не готов, и я не знаю, выдержу ли я когда-нибудь этот груз тревоги, находясь здесь. Простите меня за эти жалобы, но иногда мне трудно.

............

В среду 29-го я отправляюсь в Сен-Пьер. Я действительно лунатик, которого таскают за собой, и моё «я» не здесь, за исключением нескольких секунд, когда окружающие являются истинными, тогда я сразу возвращаюсь, как если бы я был пойман этой маленькой искрой правды, а всё остальное время... это долго.

Вот так, мои добрые друзья, мои постоянные спутники на пути, обнимаю вас, делаю глубокий вдох в вашем братском воздухе и выражаю вам тихую радость оттого, что смог побыть рядом с вами.

Сатпрем

Сен-Пьер, 24 мая 64

Клари

Подруга, вы, должно быть, сочли меня заблудившимся в западных или бретонских наслаждениях, если не в Брахмане, и это правда, я здесь немного заблудился, хотя Брахман повсюду — я барахтаюсь в белом болоте, как в Гвиане, с той лишь разницей, что оно не девственное, и я сплотил все свои силы, чтобы не стать отупевшим. Бризы здесь приятные, но воздух свеж только для лёгких.

Я с удовольствием прочитал и перечитал три ваших стихотворения, которые вы мне дали в Париже — в особенности второе (Сердце не слева). Вы на своём пути, это чувствуется. Но я упорно считаю, что если вы хотите внести большую ясность, войти более глубоко в себя, не пытаясь тотчас воспользоваться первыми же обнаруженными огнями — просто позвольте всему этому отстояться с волей идти дальше — и тогда ваша поэзия будет трансформирована, как и вы сами, и вместо нескольких вспышек или красивого потока, хорошо ощутимого и прекрасно высказанного, вы имели бы царственный звук, которому неважно, о чём он говорит и каким способом это говорится, потому что он обладает могуществом сам по себе и несёт всё с собой, нисходя свыше. Вы на пороге этого, но пока ещё не прикоснулись по-настоящему — позади обширного, мирного безмолвия есть повелительная Сила, но сначала нужно пересечь безмолвие, идти дальше, прежде чем коснуться этого, и самое главное, не удовлетворяться первыми проблесками. Простите, если я слишком требователен. Кстати, переварили вы мою книжицу или с негодованием выбросили её?! там также рассматривался вопрос поэзии.

............

О себе мне нечего рассказать, Подруга, я в бесконечных переходных периодах, но, возможно, я вас услышу. Что за новая революция?

Было бы хорошо возобновить этот физический контакт с вами, столь тёплый. Обнимаю вас и посылаю вымученную улыбку.

Сатпрем

Сен-Пьер, суббота 4 июля

Маник и Бернару д'Онсие

Моя маленькая Маник, мой дорогой старина Бернар, это было восхитительно, чудесно во всех отношениях, наша встреча впятером[76], как остров милости посреди убожества жизни. Да, я очень мощно ощутил нечто выше нас, что бесконечно превосходило слова и символы, которыми могли обмениваться наши тела, как будто наши души, пребывающие позади, уже пережили подобную встречу. Неважно, мы ещё слишком глупы, чтобы знать, но этот воздух милости окружал нас, и это было так по-братски; моё сердце уносится туда, в Индию, к чему-то столь мягкому, столь тёплому, которое просуществует гораздо дольше, чем все наши маленькие «я». Что ещё сказать? Хотелось бы помнить это изо всех сил, чтобы породить другую встречу впятером или, возможно, вшестером, где-нибудь выше Ришикеша. В сущности, я полагаю, что всё зависит от нашего собственного внутреннего прогресса, совершаемого каждым из нас. Обнимаю вас обоих со всей любовью из глубин моей души и особенно мою индийскую сестрёнку — да пребудет с вами Покой.

Сатпрем

Пондичерри, 16 июля 64

Маник и Бернару д'Онсие

Мой старина Бернар, моя сестра Маник, я пытался и пытался по крайней мере раз десять звонить вам накануне своего отъезда и утром перед отлётом, но кажется, ваша Савойя оказалась чем-то вроде телефонной Патагонии. (...)

Вот я и у себя, рядом с моей милой Суджатой, о, такой милой, как Ямуна. Мы обещали друг другу больше не расставаться, слишком трудно жить одному без другого, как будто потерял кусочек сердца.

............

Сейчас я нуждаюсь в долгом периоде прояснения, чтобы подвести итоги моего пребывания во Франции, но я уже вижу, что это пребывание было полезным и провоцирующим. Я обучился множеству вещей и по сути ощутил в своих глубинах грандиозные возможности, несмотря на внешний хаос (или по причине его). Думаю, что теперь я лучше улавливаю поток силы, которым требуется манипулировать, чтобы затронуть Запад (я думаю об этом будущем романе, который должен написать).

Вот, на данный момент больше ничего — покой и безмолвие, безмолвие.

Развивайтесь оба, продвигайтесь по пути, и когда мы будем готовы, я уверен, что мы встретимся снова. У меня всегда было и до сих пор остаётся впечатление, что мы вместе готовим нечто для будущего.

Пусть покой и свет будут с вами.

с нежностью,

Сатпрем

P.S. Подарил Суджате ожерелье, при виде которого её глаза распахнулись, как две луны!

Пондичерри, 7 сентября 64

Маник д'Онсие

Сестрёнка,

Я не смог ответить на твоё письмо сразу же, как и на письмо Бернара (с фотографиями, которые весьма позабавили Суджату). Все эти задержки потому, что я не очень хорошо себя чувствовал, но теперь всё в порядке. Впрочем, всё обязательно должно идти хорошо, пока она здесь, рядом со мной — это воистину благословение моей жизни. И чем дальше я иду, тем с большей глубиной и интенсивностью я понимаю, что тот тип отношений, который сложился между нами — единственный, который может привести к истинному союзу. После долгих протестов и неохотного принятия этого решения я вижу его чрезвычайную мудрость и то, что все элементы желания или «страсти», даже элементы так называемой «любви», о которой твердят люди — всё это словно пелена, которая тотчас же затуманивает общение. Как только появляется малейшая витальная вибрация, она словно создаёт туман — все наши деяния человеческой любви являются лишь попыткой рассеять этот разделяющий туман, но таким образом его не рассеять. Все наши слова, все наши «эмоции» подобны шуму, призванному заполнить эту пустоту. Но когда всё ясно, прозрачно, словно родник, это чудесный покой без ущерба — покой изобильный, мягкий, без морщин, где ничто друг с другом не сталкивается; всё перетекает из одного в другое, как в едином чистом водоёме — нет больше разницы, всё едино. И в этом едином покое имеешь ощущение огромного созидательного могущества: это вечная база, на которой всё может быть выстроено — можно начинать работу. А иначе это путаница, это никогда не утоляемая жажда. Вот то, чему она меня научила. По сути, это как если бы я шёл на протяжении веков и пришёл к своей обители — к своей, наконец, воистину, к своей.

Я очень рад, что твои «упражнения» стали давать некоторые результаты. Видишь, люди полагают, что нужны экстраординарные «методы» или супер-гуру, чтобы достичь, но это совсем не так! мы можем воспользоваться любым методом, даже самым абсурдным, нужно лишь отдаться ему всем сердцем с искренностью, и мы обязательно достигнем, потому что именно душа использует этот метод, как детскую игрушку, чтобы появиться на свет — и когда она начинает выходить из своего тайника, она больше не нуждается ни в методах, ни в чём-либо ещё, она поёт сама собой. Метод или гуру, это просто посох пилигрима, чтобы встать на путь — но нужно встать на путь, неважно каким способом, это всё.

Касательно остального, книжка о Шри Ауробиндо уже вышла в Америке (они ожидают, что она хорошо пойдёт). Вообрази, эту книгу собираются перевести на немецкий язык, на итальянский, на испанский и на хинди!

Таким образом, я перегружен работой и «деловой» почтой (из меня никудышный делец, но требуется соответствовать всем этим издателям — ну и работёнка!), однако я хотел бы с этого месяца начать редактирование своего Саньясина и ликвидировать это старое прошлое. Потом, освободившись, я буду писать волшебные сказки или поэмы, а главное — я буду жить, легко, как воробей, и счастливо. Я уже счастлив, уже лёгкий и живой, моя жизнь понемногу начинает струиться, как вода источника, я прибыл в Обитель.

Обнимаю тебя, сестрёнка, со всей нежностью, а также и старого Бернара, имеющего особое место в моём сердце.

Сатпрем

9 сентября 64

Клари

Подруга,

Я медлил с ответом, но у меня было не очень хорошо со здоровьем — возможно, не столько «приступы самообороны», сколько давнее соучастие с Тьмой. Несколько тысяч лет ночи в этом теле. И к тому же, когда мы немного расширяемся, то становимся очень чувствительны. Но всё улаживается. В итоге, мы страдаем лишь настолько, насколько нужно, чтобы продвинуться на один шаг и заставить спуститься немного света в эту пещеру с ворами.

Я очень рад, что эта книга[77] вам помогла. Видите ли, это не «моя» книга, это только способ воплотить слова с определённой высоты бытия, где дышится лучше и где жизнь более истинная — эта «высота» не принадлежит мне и она никоим образом не лишает индивидуальности любого из нас; напротив, она любому помогает более истинным способом стать самим собой. Вы можете ухватиться за неё без страха быть Сатпремизированной! Да, я рад, если эта книга вам помогла, ибо у меня было почти болезненное ощущение, что вы ходите по кругу вокруг вашей «пепельницы». Я прекрасно понимаю, что эта чёртова пепельница не аннулируется по желанию, но когда развиваешь положительную сторону сознания, принимаешь позицию «над» и «внутри», она понемногу теряет свою значимость. В конце концов, главное, что вы ухватили рычаг работы — независимо от того, куда вы мчитесь, в любом случае, «цель» бесконечно превосходит то, что мы можем представить или пожелать.

Книга должна выйти в Буше/Шастель/Корри около 15 ноября. Вы мне расскажете, вызовет ли это хоть какой-нибудь резонанс. Только что в Нью-Йорке вышел английский перевод в очень красивом издании.

В-остальном, если всё будет в порядке, я намерен здесь заняться Саньясином на две недели. Пока ещё немного жгучий период беременности — я всегда боюсь этих месяцев, когда живёшь словно человек, которого преследуют днём и ночью, без передышки, пока последняя строка не будет написана. И каждый раз я старею на десять лет. Но по-видимому, это мой единственный способ быть «хорошим хотя бы в чём-то».

Подруга, я вас не покидаю, вы всегда присутствуете во мне, и если вы чувствуете «отдаление», то будьте уверены, оно происходит от вас. Я всегда здесь, готовый вам помочь, если вы этого пожелаете и если я смогу. Нежно вас обнимаю,

Сатпрем

Пондичерри, 12 октября 64

Бернару д'Онсие

Дорогой мой старина, прости за задержку с ответом, но в последнее время моё здоровье было не блестяще. Ты упрекаешь меня за эту фразу в моей книге, где я пишу: «Конечно, смерть на кресте трогательна, но распятие, особенно когда ему поклоняются, лишь продлевает закон смерти. Не распятое тело, но тело осиянное спасёт мир. — Говорила Мать.» Нужно исписать многие страницы, чтобы тебе ответить, поскольку человеческий Ментал не способен сказать обо всём одновременно — а если мы не говорим обо всём, включая все возможные противоположности, мы пока ещё находимся в лживых полу-истинах ментального сознания. Надо бы ответить единственным словом или написать книгу одного слова — ОМ. И это всё. Единая вибрация, которая содержит всё. Именно внутри я живу, моё сознание там, моё существо там. Поэтому, когда я смотрю туда, все ментальные человеческие формулировки кажутся мне неадекватными, неполными и чаще всего нелепыми — в том числе моя книга, в том числе это письмо. Не существует абсолютно истинной и удовлетворяющей формулировки, не существует тотального Откровения — всё урезается и более-менее уродуется в ту минуту, когда проходит через ментальное сознание. Это как призма, разлагающая свет, единый чистый Луч. И для меня все книги, все более или менее священные Писания являются более или менее извилистым путём, ведущим к этому ОМ, где всё гармонизируется. И я знаю, что говорю, эта Вибрация струится в моих жилах, бьётся в моём сердце — это живое, это наполненное, это всё.

Я не сомневаюсь, что моя книга будет одним из многих извилистых путей, ведущих туда. Я убеждён, что она будет неполной и частичной или даже пристрастной. С того самого момента, когда мы выбираем, мы падаем в ложное сознание, и поскольку наш язык не способен сказать обо всём одновременно, мне пришлось выбрать определённый способ действия, определённые идеи в ущерб других, потому что в нынешних обстоятельствах они казались мне более эффективными для того, чтобы привести людей к той точке, когда уже не будет нужды ни в формулировках, ни в системах, ни в гуру, ни в Писаниях, ни в пророках. Потому что вы оказываетесь Внутри. Выбор, который я делал, возможно, обманчив — возможно, нет. То есть он хорош для одних и плох для других. Это напоминает мне войну в Алжире, когда я писал моему младшему брату Пьеру, чтобы он пошёл туда и сражался — потому что у него была нужда в героизме и преодолении самого себя через Храбрость; в то время как моему брату Франсуа я писал, чтобы он отказался от этой низости. Поэтому мне представляется, что в нынешних обстоятельствах акцент на Боли, Жертве — то, что я называю «распятиями» — не будет полезным акцентом (хотя он имел большую актуальность на определённых и для определённых стадий развития), я предпочитаю акцент на Радости — тело осиянное. Это правда, что у христианства также есть «воскрешение», и тем лучше; к несчастью, у нас тенденция забывать именно об этом эпизоде среди тысяч крестов, висящих повсюду. Я просто переместил акцент.

К тому же, у меня нет охоты начинать религиозные дискуссии. У христианства достаточно как достоинств, так и недостатков, вне зависимости от того, что ты называешь моими «духовными обидами». На самом деле, у меня нет ни обид, ни воинственности ни к чему, кроме любых форм, любых Писаний, любых пророков, которые желают присвоить себе право на единственную Правду или на единственную божественную связь. Меня слегка «покоробило», когда я прочёл в предисловии Гнозиса: «Если все великие религии, происходящие из единой Традиции, являются посланиями правды, каждая из них обращается лишь к части человечества. И лишь Христианство изначально утверждало свой вселенский характер.» Что же, возможно, это правда, но на деле для меня все религии без исключения должны быть помещены в одну и ту же корзину или, говоря более почтительно, на один и тот же план лживой полу-правды. Они также, как война в Алжире — хороши для одних и губительны для других. И когда говорят, что все они объединяются, я говорю да: они все объединяются в более-менее эффективной изощрённости, чтобы прийти к одной и той же Цели — которая за их пределами, выше их. Вообще говоря, все эти религиозные распри кажутся мне довольно ребяческим занятием и напоминают мне распри архитекторов, пытающихся построить олимпийский супер-трамплин: одни предпочитают великолепные башни из железобетона, другие — пирамиды из обтёсанных камней, третьи — просто леса из бамбука — и все он забывают, что Цель состоит в том, чтобы оставить их священный строительный хлам и погрузиться в Океан Света и Радости. Для меня важно, чтобы та или иная конструкция была более-менее «вселенской», будь она христианской, мусульманской или ацтекской, для меня все они совершенно одинаковы; все они полезны, если помогают вам погрузиться; все они вредны, если хотят запереть вас в своей конструкции. И к несчастью для религий, если они вас поймали, то вряд ли отпустят. Я лишь тогда начну принимать всерьёз попытки «экуменизма» сегодняшнего дня, когда великие религии признают, что Цель — исчезновение религий, конец эры религий и начало эры без конструкций в великой Протяжённости Океана Света. Но я очень хотел бы знать, есть хоть одна религия, которая согласилась бы на рассмотрение собственного финала??

Вот, дорогой мой старина, ты наверняка будешь разочарован, я говорил с тобой в простоте своего сердца; ментальные дискуссии меня утомляют, я далёк, далёк, очень далёк от этого мира, я купаюсь в ином — в чрезвычайной Простоте, и все эти речи так или иначе кажутся мне тщетными. То что нужно — чтобы весь мир купался внутри. Моя книга по-своему пыталась привести некоторых людей к этой Протяжённости радости и свободы — разумеется, я был частичным и предвзятым и я, возможно, оттолкнул людей доброй воли своими речами; и возможно, помог другим людям доброй воли этими же самыми речами. Что касается меня, я далеко от этой книги, мне кажется, что я прожил целые существования с тех пор, как написал последнюю строчку, так что не проси меня возвращаться к этим старым вещам — что сказано, то сказано, более или менее хорошо, а там как Бог даст. Не думаю, что возникнут «противоречия» между тем, что говорил я, и тем, что говорит Муравьёв — и по сути, думаю, что ничто не противоречит ничему: всё движется в совокупности, вместе, разными и по видимости антагонистическими путями по той простой причине, что люди развиты неодинаково, и что существуют самые разнообразные стадии, и что формы истины хороши на каждой стадии. Возможно, моя книга соответствует одной стадии, а Муравьёв — другой, но мы вместе движемся к Цели, и всё движется туда с большей или меньшей охотой. Если хочешь описать действительно вселенскую, универсальную и непреложную правду, следовало бы, как я уже говорил, написать один-единственный слог — ОМ. И при этом нашлись бы люди, которые сказали бы, что он не является абсолютно правильным слогом!

И как мы можем не «помогать» другу другу, по твоим словам? мы неизбежно помогаем другу другу, и чем больше возвысится каждый из нас в этом ОМ, тем более живым он будет становиться в нас, тем вероятнее мы встретимся друг с другом — потому что это единственное место встречи, единственная тотальная точка соприкосновения. Но мы не найдём эту точку соприкосновения путём некоего супер-сложения: Муравьёв + Шри Ауробиндо + Христос + Магомет +, +, +... — мы вне всего этого, или внутри, или выше. Речь не о том, чтобы складывать вместе трамплины или объединять их вокруг Круглого Стола! речь о том, чтобы НЫРНУТЬ в себя. И когда мы нырнули, всё соединяется — но только тогда, когда мы нырнули. До этого невозможно всех их объединить, можно сделать вид, притвориться, но на этом всё.

Обнимаю вас с сестрёнкой Маник, мой дорогой старина, простите мою неуклюжесть, ругайте меня, если угодно, сожгите мою книгу, если хотите, но не забывайте о том, чтобы нырнуть!

Сатпрем

(В декабре 64-го Сатпрем будет госпитализирован с тройным перитонитом, а затем с туберкулёзом, вновь проявившимся после концлагерей — Мать спасёт ему жизнь.)

Сатпрем в декабре 1964,

после одной из встреч с Матерью

7 марта 65

Клари

Подруга, я получил ваше письмо, а затем, спустя несколько дней, ко мне пришла ваша мысль, очень мощно, как будто вы звали, а на следующий день я видел вас в видении очень больную — вы вся были изодрана, изрезана и лежали на земле, как корабль после крушения. Я уже долгое время хотел вам написать, но у меня не было сил — впрочем, я пишу это письмо лёжа в постели. Сначала вкратце сообщу свои новости, чтобы вы поняли.

Три месяца назад, 8 декабря, я был оперирован с перитонитом, который был следствием непроходимости [закупорки] — я чуть было не ушёл на тот свет. Моя мать и Франсуа, узнав об этом, прилетели на самолёте, чтобы повидаться со мной. Я вышел из этого, представляя из себя кожу да кости, и с солидной анемией. Казалось, всё улаживается, но после отъезда Франсуа и матери мои силы, или то, что от них осталось, покинули меня, а температура непрерывно поднималась. Меня отвезли в американский госпиталь в Веллоре (о! эти ужасные больницы, где с утра до вечера вдыхаешь самые разнообразные болезни и смерть), и раздербанив до самых внутренностей нашли у меня лёгочный и кишечный туберкулёз. Излечившись, я вышел из этого проклятого госпиталя и теперь, наконец, у себя; силы понемногу возвращаются. Не переживайте по этому поводу больше, чем я сам, в моём сердце неизменный покой и радость — есть иные силы, кроме сил физических, я излечусь. Но из-за всего этого я полностью застрял, у меня целая груда корреспонденции, ожидающая, когда её разгребут, и по горло работы, которую я не могу делать или делаю в-час-по-чайной-ложке. Я пока ещё быстро устаю. Но вы мощно присутствуете в моих мыслях, и я совсем не знаю, что вам сказать, нет ничего, кроме нежности. Бедная подруга, вы действительно потерпели крушение? всё-таки, видение, которое у меня было, истинно, то есть оно представляет факт, даже если вы сама не осознаёте своё состояние. (...) Если бы ты только могла зацепиться за единственную Истинную Вещь позади этих более-менее мучительных времяпрепровождений, вспомнить — именно так, вспомнить, что есть одна Вещь, которую мы всегда искали и которая является единственно важной, какими бы притворными ужимками всё это ни было покрыто снаружи. Потому что ты ищешь, не правда ли, Клари, ты пока ещё ищешь, ты хочешь чего-то иного, именно поэтому ты моя подруга вопреки всему, и в то время, как я растерял всех других по дороге — ты ищешь. Ну что же, имей храбрость действительно искать, то есть в некотором роде закрыть двери позади себя, выбросить пепельницы, чтобы увидеть шире и дальше. Я почитал твою поэзию. Конечно, она интересна и может быть достойной хорошей публикации, но она имеет источником больной и застойный внутренний мир. Можно интересоваться фиоритурами на тему разложения, но это неправильное отношение для ищущего.

Но это не должно вас обескураживать, подруга; разложение — прелюдия нового рождения. Я верю в вас, я уверен, что вы найдёте храбрость выйти из литературщины, пусть даже она пережита, пусть даже она «духовна». Есть нечто иное за всеми этими увлекательными движениями ментала. Но пока вы не придёте к безмолвию и покою, вы будете продолжать бегать по кругу и создавать «более-менее успешную» литературу. Я суров, но я вас люблю, Клари, и очень требователен к вам, я верю в вашу истинную судьбу.

Обрети связь с тем, что находится здесь, это тебе поможет. Даже если внешне я не сразу отвечу, ты всегда получишь внутренний ответ (даже если не напишешь мне). Всеми своими скудными силами я следую за тобой, и я хочу помочь тебе выйти из этого раз и навсегда, освободиться в бескрайности.

Обнимаю тебя

Сатпрем

24 марта 65

Маник и Бернару д'Онсие

Мой старина Бернар, моя маленькая Маник, вы должно быть спрашиваете себя, какова причина столь долгого молчания, и действительно, за последние две-три недели я мог бы написать или надиктовать, но вряд ли раньше. (...) Но для начала, я был весьма тронут вашим приглашением отправиться вместе с Суджатой в Шаффардон для поправки здоровья. Это невозможно, во всяком случае, в нравственном отношении. Я не могу покинуть Индию, это значило бы наверняка погубить себя, я более, чем когда-либо нуждаюсь в силах, которые присутствуют здесь — физические условия климата, заботливой дружбы и ухода играют лишь второстепенную роль для того, чтобы излечить ту вещь, которая пытается разрушить моё тело.

............

Короче, я возвратился в Пондичерри, чтобы восстановиться после Веллора. Мой вес был не более 43 кг. Понадобилось время, чтобы внести немного свежего дыхания в это потрёпанное тело, пребывающее в крайней слабости и с сердцем, отказывающимся работать. На протяжении десяти дней я совершаю свои первые прогулки к морю, но меня уже атакуют из-за трёх месяцев задержки, куча корреспонденции от издателей, от читателей из Франции, Америки и т. д., не говоря уже о работе с Матерью. Словом... Моя голова пуста, как белая страница или как бездонная шахта; не знаю, что из всего этого получится, но я знаю, что произошло нечто капитальное — я полностью отказался от своей тантрической практики. Похоже, хочет родиться другой способ бытия, и я в нём ничего не понимаю — да и не хочу понимать; к тому же, мне всё равно. Возможно, я перешёл на ту сторону, к смерти, а потом к Жизни, той, которая присутствует позади, но ещё не имеет связи с этой стороной мира. Трудно выразить такие вещи, особенно, когда нет к этому желания.

Мои добрые друзья, вам нужно ещё подождать, если хотите получать от меня более связные письма. В любом случае, я не теряю вас из виду, у меня даже было несколько видений тебя и Маник, в-основном Маник, но были также и с тобой, и они были неутешительны относительно вашей внутренней работы и вашего развития — я задаюсь вопросом, куда приведёт вас Муравьёв, какими бы прекрасными ни были его намерения. Но в конце концов, если вы чувствуете себя удовлетворёнными, это самое главное, и значит, всё в порядке.

Опять начинается жара, всегда немного изнурительная, но я не поменял бы это место ради всех прохлад мира. Именно здесь совершается моя работа, и если я должен откинуть кости, то именно здесь я и хочу это сделать — но у меня ещё много работы, и нет речи об уходе, пока всё не будет сделано. Вот, мы с Суджатой по-братски вас обнимаем и с особой нежностью мою индийскую сестрёнку.

Сатпрем

27 апреля 65

Клари

Подруга,

............

Я в порядке, набираю килограммы, работаю даже слишком усердно. Твоё последнее письмо тронуло меня проявлением привязанности — думаю, у тебя было больше волнений, чем у меня. Фактически, у меня совсем не было никаких волнений, только физические страдания. Для меня смерть не является смертью — я увидел это собственными глазами — и она расстраивает меня не больше, чем когда я ложусь в кровать и засыпаю, перемещаясь в другое сознание. Разговоры о вечности и о бессмертии напрасны, потому что для людей это абстракции; для меня они настолько же конкретны, как банка с вареньем из яблок. Впрочем, спрашиваешь себя, с какой стороны находится «конкретное»? и с какой стороны смерть? У меня мало что есть рассказать вам, подруга, скорее, именно вы должны рассказать мне о куче вещей. Без сомнений, Йога — трудное предприятие, но есть ли что-то другое, что действительно стоило бы затраченных усилий?

............

Пусть пребудет с тобой мир.

Обнимаю тебя

Сатпрем

7 мая 65

Маник и Бернару д'Онсие

Мои добрые друзья,

Я снова медлю с ответом, но у меня множество трудностей с ликвидацией накопившейся работы, а ужасная жара отнюдь не облегчает задачу. За исключением этого, всё в порядке, я жирею (набрал шесть кг с момента выхода из госпиталя!) и навёрстываю упущенное на другой стороне, растеряв все свои волосы — скоро, дорогой Бернар, я буду твоим конкурентом в плане красивого гималайского лба.

Но я хотел написать тебе раньше, потому что в твоём письме присутствовал очень трогательный акцент — да, Бернар, Маник, какими бы ни были затруднения или порой неудовлетворительными результаты, это единственная вещь в мире, которая стоит того, чтобы жить. И в конце концов, значимость имеют не столько «результаты», сколько наше простое усилие к тому, чтобы жить ближе к Правде. Именно это придаёт смысл и вес жизни, которая иначе была бы довольно пустой. Думаю, что эта последняя операция обучила меня ничего не хотеть, и мне кажется, моё сердце стало более цельным. Тантрическая практика всё ещё была «желанием результата», создавая стену перед Правдой. Когда не остаётся больше ничего, кроме этого стремления, подобного естественному пламени существа, чтобы растаять в этом живом Свете, ощущаемом повсюду, — тогда всё становится простым, и возможно, все «результаты» находятся здесь.

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 414243 44 45 46 Следующая ⇒