Главная

Контакты

Случайная статья

• Автоматизация
• Антропология
• Археология
• Архитектура
• Биология
• Ботаника
• Бухгалтерия
• Военная наука
• Генетика
• География
• Геология
• Демография
• Деревообработка
• Журналистика
• Зоология
• Изобретательство
• Информатика
• Искусство
• История
• Кинематография
• Компьютеризация
• Косметика
• Кулинария
• Культура
• Лексикология
• Лингвистика
• Литература
• Логика
• Маркетинг
• Математика
• Материаловедение
• Медицина
• Менеджмент
• Металлургия
• Метрология
• Механика
• Музыка
• Науковедение
• Образование
• Охрана Труда
• Педагогика
• Полиграфия
• Политология
• Право
• Предпринимательство
• Приборостроение
• Программирование
• Производство
• Промышленность
• Психология
• Радиосвязь
• Религия
• Риторика
• Социология
• Спорт
• Стандартизация
• Статистика
• Строительство
• Технологии
• Торговля
• Транспорт
• Фармакология
• Физика
• Физиология
• Философия
• Финансы
• Химия
• Хозяйство
• Черчение
• Экология
• Экономика
• Электроника
• Электротехника
• Энергетика

АГЕНДА МАТЕРИ 1951-1973 23 страница

U

16 марта 1974

Клари

Подруга,

............

Кто такая Батча[87]? Но это моя очень давняя и милая подруга Суджата — это столь просто, что тут не о чем говорить. Это Милость моей жизни, а иначе я бы уже давно поступил как Франсуа.

Вот, я думаю о тебе; я чересчур раздавлен грузом работы, чтобы писать, но в самом деле, подключись, призови Мать, потяни за Нить — она ЗДЕСЬ. И потом, никаких страданий — физических иногда трудно избегнуть, но от моральных нужно абсолютно отказаться, расплавить их в жаре прогресса, прогрессировать, расширяться в каждый момент, вспоминать ЭТО, которое единственное имеет смысл, и позволять Этому расти в себе с каждым вздохом — тогда всё обретает смысл.

Я тоже ошарашен, они разрекламировали меня «мудрецом» в газете Фигаро, Гималаи содрогнулись — но я, я люблю, вот и всё; правда, земля, кошки-на-душе, люди в переходе к Иному Существу. Мудрость... хм! Я хочу лишь стать полностью настоящим.

Мы снова запускаем все мои книги кучей: Золотоискатель, о да, в апреле, потом Саньясин, На пути к Сверхчеловечеству, я не знаю, просто какая-то лавина, это просто не может не запутать индивида — который ценен только по мере того, как он перестаёт становиться индивидом!

Нежности, мужества

Сатпрем  

U

19 июля 74

Клари

Подруга,

............

Мне нечего рассказать, я спешно работаю, чтобы завершить задачи, оставленные на меня; главным образом, эту книгу о Матери[88], но тело утомлено. Я больше ни с кем не встречаюсь, слишком ценен каждый час, чтобы прийти к завершению огромной массы вещей, которые мне нужно сделать.

Но с любовью и сердечностью думаю о вас — видите, это простенькое письмо служит символом.

Пусть Сила пребудет с вами. Суджата шлёт вам улыбку.

Сатпрем  

U

17 декабря 74

Клари

В конце этого года думаю о тебе с моей давней привязанностью. Пусть этот новый год станет радикальным открытием Чего-то Иного — Это, только Это, в каждую секунду Это.

Сатпрем  

U

5 февраля 75

Клари

Подруга,

.............

Я погружён в свою книгу о Матери, как в последний акт, прежде чем перейти я не знаю на какую сторону, сюда или в другое. Это радикальное испытание. Мне нечего рассказать — «я» больше не существует, за исключением весьма постаревшего и утомлённого тела.

Я представляю, какое у вас состояние с вашим слабеющим мужем — мы все проходим испытание тем или иным способом, и чем больше мы теряем своё «я» в некой иной вещи, тем лучше. В любом случае, мы живём при конце мира.

У меня смутное ощущение, что мы ещё встретимся, и я верю в вас. Нужно идти внутрь, в самые глубины, туда, где есть это горячее, греющее, любящее и вечное. Только там мы можем хоть как-то жить. В остальном всё идёт как надо, всё будет идти как надо, всё придёт.

Всегда с вами, с нежностью,

Сатпрем  

U

15 декабря 76

Клари

Подруга, я медлил с ответом — фактически, я медлю уже три года! Невозможно описать вам вкратце картину целого мира. Сначала я написал три тома, более тысячи трёхсот страниц, которые меня буквально сожгли, я постарел на двадцать лет. Затем эта ужасная битва, которую мне пришлось вести в-одиночку. Книги [трилогия о Матери] немного прояснят вам, для чего важна эта битва. Я уже давно не живу с помощью природных человеческих физических сил, я подвешен на иной нити, которая хранит моё существование, потому что у меня есть работа, я должен её выполнить, но тело, предоставленное самому себе, износилось. И потом, приходится писать сотни писем, и есть целый мир, который нужно поднять и закрепить, а также тёмная смертельная ненасытность, с которой нужно бороться, противодействовать — уже давно я живу не собой и не для себя. Как рассказать вам обо всём этом в двух словах или даже в десяти письмах? У меня нет ни времени, ни сил делать это — у меня даже не было времени на печаль по поводу смерти моего брата. Я понял, почему я выжил, когда вернулся из лагерей, когда ушёл в девственный лес, когда стал Саньясином: я видел всегда одно и то же, что я — одинокий боец рождающегося мира, старого мира, который нужно искоренить и нового, который нужно создать в моём собственном теле, а также на более-менее обширной территории вокруг «меня». Я больше не собираюсь соглашаться с «духовной», и любой другой, эксплуатацией Ашрама. Я никогда не знал иной власти, чем власть Правды и внутренней порядочности. Они все могут быть против меня, мне безразлично; по сути, «они» всегда были против меня, а я всегда был в горстке тех, кто искал и хотел чего-то иного. В течение почти двадцати лет я был единственным доверенным лицом Матери: их оскорбляла эта привилегированная роль, они боялись того, что я мог знать, есть тысячи способов зависти. А главное, они хотели превратить её работу в новую Церковь, сделать на Ауровиле большой духовный бизнес — они даже пошли на то, чтобы попытаться убить меня[89]. Я не боюсь, я никогда не боялся. Я буду невозмутимо продолжать свой трудный путь вопреки всему. Я слишком измотан, чтобы разглагольствовать, прочтите мои книги, и вы поймёте.

Это было также сражение за то, чтобы напечатать — битва в мельчайших деталях, в каждой мелочи. Меня предали даже мои секретари. Нужно было всё делать самому. Теперь в течение трёх последних дней я получил ответ издателя из Парижа[90]: имело место чудо, он прочитал, понял, полностью примкнул, и он будет сражаться за мои книги. Осталась лишь последняя битва за издание моих бесед с Матерью[91] в полном объёме — «хозяева» Матери и Шри Ауробиндо хотели бы наложить свою лапу на них и тщательно отредактировать, вычеркнув всё, что им не нравится, чтобы создать свою безукоризненную новую религию. Здесь мне также пришлось сражаться против их хищного Рима. Мне выпала огромная милость быть понятым Индирой Ганди, она помогает мне, защищает меня, и я всё же надеюсь опубликовать посмертную работу Матери без фальсификаций и купюр — чисто, правдиво. Тогда вы поймёте, что всё это время я боролся за новую эру: первый том моих книг называется Божественный Материализм — эпоха Божественного Материализма, за пределами религий, за пределами духовности, за пределами интеллекта и науки. Новый ключ. Вы увидите.

Обнимаю вас,

Сатпрем  

U

(1 января 1978 руководители Ашрама «изгоняют» Сатпрема. Сатпрем и Суджата, уехавшие в поисках укрытия в Гималаи, спешно возвратившись в Пондичерри, нашли свой дом запертым на висячий замок и с завинченными окнами. Эти же руководители привлекли полицию. «Битва в мельчайших деталях» продолжается.

21 февраля, в день столетия Матери, в Париже выходит 1 том Агенды Матери. Через несколько месяцев Сатпрем и Суджата окончательно покинут Пондичерри.)

30 января 78

Клари

Подруга,

Все эти месяцы я не писал вам потому, что веду невозможную жизнь, физически и в других аспектах. Я не мог бы описать и переписать всё то, что происходило; мне хватило и того, чтобы всё это пережить. Вы не знаете и десятой части того, что произошло и что происходит. Составлять список бесчестий — занятие изнурительное. Воистину, никто не знает, насколько они могут быть подлыми. Висячие замки и изгнания — внешние проявления, являющиеся лишь жалким переводом внутренних жестокостей, которые свели Мать в могилу. Если я от этого не умер, то не знаю, какой милостью, и по правде говоря, было бы облегчением выйти из всего этого — но мы же здесь для того, чтобы сражаться. Никогда в своей жизни я не видел столько гнусности и трусости — даже Гестапо было достойнее в сравнении с этим. Ашрамиты — молчаливые свидетели, если не соучастники, крупнейшего обмана, вряд ли имеющего себе равных в истории Церкви. Страх потерять свою чашку риса, свою крышу над головой и своё «духовное» спокойствие. Это царство крыс и тараканов — но не людей, нет. «Духовники» — наиболее подлые отродья в мире. Они не имеют ни мужества встретить жизнь лицом к лицу, ни мужества сражаться за Дух.

Итак, вы видите, почему я вам не пишу, ибо складывающаяся картина ни вдохновляет, ни успокаивает. Я думал о вас, я чувствовал ваши помыслы. Мне казалось, что вы более-менее «следуете», и нет необходимости писать, а картина событий была более-менее освещена друзьям в Париже. Да, «trustees» [руководители Ашрама] и рядовые Ашрамиты, все они уйдут; но если Послание Матери не было сфальсифицировано, если Ауровиль не был уничтожен, если Ашрам не смог наладить свою духовную профанацию, то это потому, что один человек сразился за это. Этот человек им поперёк горла. Этот человек был очернён, оклеветан, опорочен; он был яростно и свирепо атакован, его пытались убить самыми разными способами. Теперь я полагаю, что Агенда спасена, что Ауровиль спасён, что трёхтомник со временем сделает свою работу. Как только я смогу уйти от деятельности, не оставляя следов, я это сделаю. Я лишь жду, когда это надувательство будет полностью раздавлено. А потом, прощайте. Это Пондичерри, скопище грязи, трусости и лжи, будет покинуто без сожаления. У меня нет мирских амбиций. Я сделал своё дело. И я отправлюсь на поиски мест более приятных, где звери и деревья исцелят во мне то, что изранили люди.

А пока я продолжаю.

Моя привязанность к вам неизменна.

Сатпрем  

U

(В течение года Сатпрем и Суджата

 покинули Пондичерри, поселившись

в горах на юге Индии.)

18 августа 79

Клари

Подруга,

Ко мне часто приходят ваши мысли, а иногда я вижу вас в своих снах. Пролетают месяцы, годы, проходят приключения, а нечто остаётся неизменным всё это время. Клари тоже присутствует в этом нечто, которое пронизывает всё и повсюду. Слова становятся всё более и более пустыми — и однако, я всё ещё пишу, но на этот раз сказку, дабы создать прекрасную музыку среди этой растущей какофонии[92].

А Клари, где она?

Я живу в горной тиши, о! с таким облегчением расставшись с ядом, который душил меня там, внизу. И много работаю. Столько вещей нужно сделать. Тут мимозы, эвкалипты, а моё окно словно распахнуто в небо, летя над розовой тамильской равниной на высоте двух тысяч метров. Какая тишина после всего этого гама!

Не знаю, удастся ли нам ещё скрестить перья, но один из уголков моего сердца нежно хранит Клари.

Счастлива ли Клари?

Сатпрем  

U

Сатпрем и Суджата в чайном поле

1 апреля 80

Клари

Подруга,

............

Процесс писания полностью от меня ускользает: «Это» пытается выразиться через моё перо. Я закончил также другую книгу, «рациональную[93]», не знаю, когда она выйдет. Однако, нужно сражаться, пока есть кровь в жилах. Но годы начинают давить. Мою жизнь поддерживает только нить света.

А вы? одна?

Моя любовь не покидает вас.

Сатпрем  

U

31 декабря 80

Клари

Подруга,

Я был очень счастлив получить от вас несколько слов. То, где я нахожусь — настоящее поле битвы, вы не представляете; и я бьюсь над задачей весьма мало человеческой. Вы можете молиться за меня, это помогает. Если бы не та обработка, которую надо мной провели в двадцать лет, я никогда не смог бы пересечь то, что пересекаю вот уже семь лет. Словом... Увы, очень мало времени и места для улыбки и дружбы, но я очень преданно храню вас в сердце. Надеюсь, что очень скоро — даже в этом году — мы достигнем великого Поворота. С нежностью,

Сатпрем  

Суджата посылает вам свою неизменную улыбку.

С.  

U

(В течение трёх лет Сатпрем опубликовал один за другим 13 томом Агенды Матери, содействуя его переводу на несколько языков, написал новые книги, множество писем, давал интервью... В конце 1981, опубликовав тринадцатый и последний том Агенды, Сатпрем оказался перед последним приключением: поиском великого перехода к Человеческому завтра. Сатпрем и Суджата скоро покинут свою гору в поисках нового места уединения, полностью изолированного от мира.)

23 сентября 81

(Сатпрем объясняет своим итальянским друзьям, желающим снять о нём фильм, причины своего отказа — но в конечном счёте он согласится.)

Братья,

Не вините меня. Моё решение не имеет под собой ничего личного и превосходит временные обстоятельства. В этом человеческом существовании всегда было привычной практикой, чтобы ученики — чьими бы они ни были, Рембрандта, Христа или месье Чжуна — принимали мантию Учителя и создавали малое или великое предприятие, опираясь на того, кто бросил новое семя — счастье, если они не создают из него Церковь. Учитель говорит, а они потом наматывают ту же самую бобину несколькими уровнями ниже в популярном переложении перед различными микрофонами и камерами мира. Пишутся книги, проводятся конференции, вручаются призы и заканчивается всё это на словаре Ларусса — но тело, оно отправляется на кладбище, как и все остальные. Это правда, Мать назвала меня Сатпремом — но я не хочу вечно носить мантию Сатпрема на плечах. Я не хочу быть заключённым нигде, даже во «мне». Я живу только когда я умираю и возрождаюсь в каждом шаге. Я был золотоискателем, это правда, и я был старателем, тантриком, саньясином и, насколько я знаю, Сатпремом. Но я нуль и нахожусь в нулевой точке, как и пятьдесят лет назад, когда я вслушивался в тихий прибой на берегу. Я и есть это там: в этом ничто, которое хочет родиться. Я всегда был этим ничто, которое хочет родиться и стать — чем? я не знаю. Когда мы это знаем, мы уже заключены в тюрьму и готовы для словаря. Я хочу стремиться к этому «нечто» без мантии Сатпрема или Самаритянина на плечах — и Сатпрем, возможно, является только этим стремлением.

И потом, мы действительно уже не в том времени. Мать нам сказала, что рождается новый вид — он не создаётся перед телекамерами, отвечая на вопросы месье Шанкеля. Я совсем не знаю, как он создаётся — я не знаю ничего, и с каждым днём всё меньше и меньше. Я даже не знаю, создаётся ли он, и у меня нет никаких претензий. Но этот ноль, это болезненное ничто, которое так нуждается в том, чтобы быть, чтобы слушать прибой и все тихие прибои мира, пока они не взорвутся бесконечностью или чем-то ещё — наконец-то хоть чем-то — это да, это я знаю. Чем это станет в конце? Обезьяной, чайкой, маленьким тюленем, наивным моллюском, я не знаю, но я нуждаюсь в том, чтобы быть этой единственной пульсацией. И если бы в итоге по счастливому стечению обстоятельств это создало новый вид, то что-то по крайней мере было бы сделано. Но не через разговоры — это нужно сделать.

Я закончил свою работу писаря — это была фантастическая милость, но с этим покончено. Покончено с Сатпремом. Покончено с «писателем», «учеником». Покончено со всеми профессиями. Теперь я — моя собственная неизведанная тайна. Вот и всё. И если я не становлюсь ею, я умираю.

Вы и другие братья и сёстры, вы не покончили со своей профессией — это фантастическая милость, данная вам. Сделайте это с мужеством, стойкостью и любовью. И в конце, что же, увидим, что будет в конце — но не будет никакого словаря Матери, это я вам могу обещать: будет сверкающий ФАКТ. Давайте подготовим этот Факт... с любовью и каждый по-своему.

Ваш брат

Сатпрем?  

U

(Последнее письмо Клари)

август 82

Клари

Подруга,

Я удалился в место, где я хочу спрятаться. И больше не пишу. Передо мной последняя задача моей жизни — вместо того, чтобы писать, нужно хотя бы немного воплотить и сделать фактом эту эволюцию. Больше не о чем говорить: нужно делать.

Иногда ко мне приходят ваши мысли — всегда с нежностью. В этот раз мне пришло, что вся наша старая переписка может представлять какой-то интерес — если вы считаете так же, вы могли бы по возможности выслать мне копии этих старых бумаг. (...) Какой путь пройден!

Не знаю, увидимся ли мы снова физически, но вы мне близки — мы разделяли давний бунтарский дух. Фактически, это бунт против старого человеческого закона — я продолжаю преследовать его до конца в своей собственной коже.

Молитесь за меня, как и за бедную Землю. Нужно изменить боль в трансформирующем Огне.

С моей inchangeable* нежностью,

Сатпрем  

U

«Истинное фото» Сатпрема

Эпилог

(Это письмо было написано Андре Вельтеру из газеты Мир, сделавшему обзор предыдущей работы Сатпрема Бунт Земли. Здесь речь идёт о его последней книге: Эволюция II. Фактически, Сатпрем обращается к Франции.)

11 ноября 1992

Дорогой Месье... Франция,

Не знаю, что толкнуло меня написать вам, однако, я прочёл вашу «критику» на мою последнюю книгу Бунт Земли, и ощутил там понимание, к которому не был готов, но я хотел написать не о «критике», но об интеллекте. Уже многие годы я живу очень далеко от Франции, в изоляции, не заботясь об «успехе», но с такой глубокой озабоченностью по поводу истинной Франции, той, которую я знаю, той, которую называют «французской интеллигенцией», столь осмеянной, но которая создаёт нацию, одну среди множества других, имеющую особую роль в Судьбе Земли, как это обстоит и с Индией, как это должно быть с каждым подлинным индивидом; не социальную или политическую функцию, а выражение земного сознания в поисках того, что оно всегда искало через массовые убийства, через развалины, через Красоту — через страдания, множество страданий, и ради чего? За несколько веков, или наших кратких десятилетий, мы замуровали этот поиск в ту или иную постройку, ту или иную философию, и ещё в несколько проблесков Красоты, которые несут нас по этому обширному бездонному океану жизни — но для чего эта жизнь? всегда уничтожаемая и снова создаваемая, как прибой на наших пляжах. Возможно, в поэзии это очень красиво. Но что об этом думает маленькая литторина? Что думают об этом все эти жалкие колпаки звездочётов и прочие митры, которые пронеслись через нашу Историю, разрушая и в свою очередь разрушаясь? Что это за Судьба? Возможно ли Человеку прийти к исторической точке, где эта Судьба может измениться, а Человек — переформировать сам себя вместо того, чтобы снова, в который раз, исчезнуть в какой-нибудь сокрушительной волне? Именно поэтому я обращаюсь к Франции, той, которую я всегда любил, к той, которая пребывает в ясности и чистоте духа — и мне кажется, что если хотя бы одна человеческая нация сможет уловить Смысл этой судьбы, который мы называем «эволюцией», и могущество, мощный ключ этого потрясающего Развития Эпох, она, эта нация, смогла бы лучше помочь остальному человеческому братству на его пути, пути хаотичном и всё менее и менее «человеческом». По правде говоря, я вижу только две страны в роли таких «разведчиков-следопытов»: Францию и Индию.

И я обращаюсь к вам, не знаю, почему. У меня был молодой брат, которого я очень любил, редкий интеллект и сердечная чуткость — ему бы я написал. Он покончил жизнь самоубийством.

Я наблюдаю самоубийство нашего вида. Я сам едва не покончил с собой, пройдя через ужасы концлагерей. Поэтому я понимаю, глубоко понимаю. Поэтому я стучал во многие двери, и в первую очередь в свои собственные, чтобы узнать, что скрывалось в этом чреве Человека, в этих тысячелетиях. Я мог бы с радостью исчезнуть в джунглях, как бунтарь, ко всему прочему — но ВСЁ человечество наступало мне на горло, как будто само это выжившее Отрицание давало мне одновременно и ответственность, немного ужасающую, в отношении меня самого, и право знать — либо умереть. Словно высочайший живой вопрос перед высочайшим отрицанием.

Нельзя сказать, что «я нашёл», но можно сказать «я шёл» — и продолжаю идти, я буду продолжать до тех пор, пока эта отвратительная смерть не выдаст целиком и полностью свою тайну, свой секретный Туннель к некой иной вещи, либо мы останемся в нашем старом ужасе, который никогда не распутается, и придётся начинать сначала. Но нет больше времени «начинать сначала», не настал ли тот самый момент для того, чтобы найти Тайну жизни — тайну Человека и этих тысячелетий боли — в том, что всегда было её Отрицанием, в Смерти, потому что само это Отрицание, не будучи решённым, не будучи встреченным лицом к лицу, обрекает нас на фальшивую жизнь, на фальшивые способы жизни. Египтяне тоже искали, но они использовали свои открытия для того, чтобы вступить в сделку со Смертью — этим же занимались все последующие религии, и счастье, если они не устраивали коммерцию на своих открытиях. Этим же занималась наша «Наука», но ещё более отвратительным способом, в то время, как у неё были все средства вырыть «туннель» немного дальше — им не хватало иного измерения, хотя честность была им не чужда. Тогда... тогда мы высадились в ещё более безобразной вселенной нелепых дезоксирибонуклеиновых кислот, подражающих тайнам жизни, и нас снова, в который раз, избавили от того, чтобы бросить взгляд дальше — у Мольера с его клистирами и то было больше смысла и человеческого понимания.

В результате этого полу-знания, этой пропасти между «миром мёртвых» и «миром живых» — хотя это, скорее, Стена, благословлённая религиями и освящённая Наукой — мы были низвергнуты (возможно, плодотворно) в получеловеческое состояние, лишены своего эволюционного смысла, лишены своих собственных способностей: эдакий огромный паралитик, не питающий более никаких надежд, кроме спасения от религий или благ от науки, и оказавшийся вдруг в ошеломлении перед собственным возвратом к Дикости, потому что он не нашёл ничего — ни Человека, которым он является, ни тайны своей жизни, которая является тайной смерти.

И однако, это высочайшее Отрицание всех наших земных усилий должно содержать свой высочайший земной ключ. Если история началась с очень маленькой клетки, то эта же маленькая клетка должна содержать свой ключ и своё могущество — мы можем напяливать на неё философии, митры и всевозможные шляпы, но само могущество пребывает там, где оно началось. Наши фальшивые могущества рушатся, чтобы привести нас туда — понадобятся ли другие концлагеря, чтобы Человек пробудился от своего Ужаса?

Не состоит ли истинный «гуманизм» в том, чтобы отправиться туда, куда не осмелились ступить ни религия, ни наука?

Человек, наделённый своими собственными возможностями. Вольтер бы меня понял, и Мольер, и разумеется, Сократ, но человеческое сообщество ещё не достигло точки своей Судьбы, как это однажды произошло с одним из них, голым и заледеневшим, на плацу, на месте призыва, куда сгоняют пленных — призыва, да.

И в конечном счёте, что именно призывает? Если не тело. С его всё теми же страданиями, которым миллионы лет, и его всё так же игнорируемым знанием — у птиц и зверей больше этого знания, чем у нас — и всё тем же погребённым могуществом; и тело КРИЧИТ о том, что оно не может выразить в словах, но что оно имеет власть сделать... потрясающую власть изменить свою земную ситуацию.

Мы никогда не были достаточно голыми, чтобы узнать.

Мы нахлобучили огромную ментальную шляпу, которая была весьма полезна для того, чтобы заставить нас поразмыслить над нашей ситуацией и раскрыть наше собственное могущество — положившее начало всей нашей истории — но мы воспользовались ею, чтобы изобрести фальшивые способности и ещё больше скрыть то, что находится здесь.

Мы можем также создавать «литературу», но просуществует ли она долго в этой удушающей земной ситуации? Тот же Мальро согласился бы со мной.

Не «мораль» человека нужно менять — если она вообще может измениться — а его клетки, слишком долго понукаемые, порабощённые, впряжённые в работу, которую они могут превзойти, и они знают, как это сделать — но для этого нужно, чтобы мы сами это знали, вместо того, чтобы жонглировать генами. Нужно сориентироваться.

Если бы Индия не угодила в ловушку копирования ветхих достижений Запада, она могла бы сориентировать, дать направление. Но Дух Франции всегда был способен пронзить фантомов и ухватить рычаг будущего.

Для этого нужно знать одну вещь — именно об этом я попытался рассказать в последней книге Эволюция II — что есть Чёрная Стена, окутывающая наше тело, и эту Стену можно пересечь, и что с другой стороны Стены есть новая физическая жизнь и неожиданные способности, в сравнении с которыми наши человеческие «могущества» — игрушки младенцев, ставшие слишком жестокими и угрожающие всё разрушить. Взгляд на мир растёт вместе с нами, и нам ещё предстоит пройти по меньшей мере такое же расстояние, какое отделяет слепую водоросль от птицы — мы пока ещё открыли лишь глаза Ментала. И мы будем ошеломлены, когда раскроются эти другие глаза тела и способы жизни за пределами наших могил.

Собираемся ли мы открыть глаза?

Понятно ли я говорю?

Я люблю ясность мышления Франции, как и сердце Индии, и я мечтаю о том времени, когда человек, наконец, станет целостным.

Со всем уважением.

Сатпрем  

U

СОДЕРЖАНИЕ