21.06.1965 3 страница

Таким образом была поставлена задача. Для объяснения происхождения языка и мышления, то есть появления знака в функции обозначения надо было вывести его из трудовой деятельности, то есть оттуда, где его заведомо нет. Ибо там, где есть объектные замещения, то есть непосредственно в труде, там знака нет. В зависимости от того, на какую область интерпретировалось понятие замещения, оно приобретало тот или иной специфический смысл. В области семантико-синтаксических исследований возникла проблема значения. В других областях этой проблемы значения не было.

Такой сопоставительный анализ, охватывающий все три области, проводился нами непрерывно, и мы все время имели в виду все три области, и необходимость строить одни на основе других. Но одновременно в каждой из этих областей развертывается свой особый цикл исследований, о которых я буду сейчас говорить. Но прежде, чем я перейду к этому, нужно сделать оно общее замечание, несколько опережающее предстоящие выводы.

Мы выяснили, что мышление и «чувственное отражение» не стоят в одной линии, мышление не есть надстройка над чувственным отражением. Они лежат как бы в разных линиях и плоскостях анализа. Здесь вообще нужно сказать, что представление о мышлении как о надстройке над чувственным отражением в истории философии действительно было, но лишь в самое последнее время чувственное отражение стали трактовать как особую ступень познания и говорить о развитии познания.

Я думаю, что это сделали малограмотные преподаватели философии и, притом, вопреки основному кругу идей собственно марксистской философии. Но сейчас это представление получило довольно широкое распространение. Чувственное отражение и мышление, с нашей точки зрения, лежат как бы на разных уровнях объекта. Чтобы пояснить это, я воспользуюсь образом, предложенным В.А.Лефевром. Это образ сообщений, бегущих над зданием «Известий». Там есть набор электрических лампочек, по которым идет ток и которые то горят, то не горят по строго определенным физическим законам. Но если мы будем обращаться к законам электрического тока, то мы никогда не сможем понять, как возникает то или иное сообщение, почему по электрическому табло бегут одни, а не другие буквы и слова. Сообщение на этом табло должны исследоваться совсем в особом предмете. Примерно такое же отношение существует между чувственным отражением и мышлением. Вообще подобные структуры весьма характерны для человеческой деятельности. Например, подобное же стыкование двух разных структур рассматривают Д.Миллер, Ю.Галантер и К.Прибрам в самом начале главы VI своей книги «Планы и структура поведения». Таким образом, сейчас это уже достаточно выявленный и установленный факт. Поэтому, чтобы объяснить природу мышления, мы не должны обращаться к анализу тех механизмов чувственного отражения, которые лежат как бы под ним и на основе которых оно осуществляется.

С другой стороны и наоборот все собственно мыслительные механизмы можно объяснить, рассматривая схемы объектных, знаковых и формально-знаковых замещений. И на основе этого можно объяснить многие явления, обнаруживаемые нами в истории науки. И все это можно сделать без всякого обращения к чувственному отражению и его механизмам.

При этом объясняя природу мышления, мы не должны обращаться к чувственному отражению и искать какие-либо «добавки» и «дополнения», которые превращают чувственное отражение в мышление. Сама идея поиска некоторых добавок возникает потому, что мы неправомерно сравнивали мышление с чувственным отражением и старались объяснить первое через последнее. Чтобы объяснить бег словесных сообщений над здание «Известий», нужно рассмотреть те структуры объединения разных процессов, которые создало человеческая выдумка, человеческая конструктивная деятельность. В каком-то плане это совпадает с аристотелевским понятием материала и формы.

Мышление есть особая «форма», которая накладывается на материал чувственного отражения, хотя по механизмам своим и возникает и осуществляется иначе — особым образом структурируя чувственное отражение и включая его внутрь себя в качестве элемента.

Вернемся к основной линии нашего движения. Объективные замещения, как вы уже догадываетесь, вводятся крайне просто. Если вы берете какие-либо вещи, используемые в практике, то они очень скоро гибнут, стираются. Чтобы продолжить деятельность, нужно заменить исходный, разрушившийся объект другим, таким же. Таким образом, происходит непрерывное функциональное замещение объектов, включенных в нашу практическую деятельность. Совершенно независимо от человеческого сознания или мышления складываются ряды замещения объектов, неотличимых друг от друга с точки зрения той деятельности, в которую они включены:

О₁ О₂ О₃ О₄ … О_К

Но таким образом, как вы видите, мы очень просто объясняем происхождение объектного замещения. Оно необходимо должно происходить, чтобы осуществлялось воспроизводство деятельности. Основанием для идентификации или отождествления объектов служит действие. Мне важно подчеркнуть, что эти замещения происходят независимо от осознания самих отношений замещения и природы того продукта, который в результате получается — ряда замещений. Но когда такие ряды сложились, то по сути дела появилась новая действительность, и она может стать объектом анализа и осознания. Сам по себе ряд замещений, возникший в периодически повторяющейся деятельности, еще не объект, но он может стать объектом сопоставления, если возникнут соответствующие действия сопоставления.

Когда такое сопоставление возникает, а ряд замещающих друг друга объектов практической деятельности становится объектом этих сопоставлений, то это значит, возникает собственно мыслительная деятельность. При этом, как правило, и, если не с начала, то довольно рано, из этого ряда выделяется особый объект — эталон, который становится образцом при изготовлении других объектов. Здесь может возникнуть возражение, что и первый ряд замещений был создан сознательно. Я слышу такое возражение.

Но здесь нельзя путать друг с другом деятельность и естественные процессы или продукты, возникающие в результате нее. Каждое замещение «стершегося» объекта другим, новым — это сознательный акт. Сознательной является сама замена одного объекта другим. А ряд есть бессознательно возникающий продукт, и чтобы он вошел в сознание, нужно еще сделать его объектом нашей специальной деятельности. Именно как ряд. Здесь интересно, что сделать ряд объектом деятельности это не значит взять его весь, целиком; достаточно взять один фрагмент ряда, скажем, одно или пару отношений замещений. Но тем самым мы возьмем именно ряд, то есть отношение замещения, именно как новый и особый объект.

Здесь, наверное, важно подчеркнуть все те принципиальные изменения и переломы позиции, которые происходят, когда мы переходим от выборки и подбора других замещающих объектов к изготовлению их, то есть к производству. Здесь происходит масса интереснейших преобразований, каждое из которых может и должно стать предметом обширных и сложнейших исследований. Но я сейчас отвлекаюсь от всего этого. Меня будет интересовать лишь чисто феноменологическое указание, на сам этот факт — появление нового объекта, необходимость появления нового действия с рядом как таковым, и связанное с этим возникновение собственно мыслительной деятельности и базы для появления специфически мыслительных замещений.

Мне важно также подчеркнуть, что здесь происходит выделение особого образования, называемого обычно «культурой». Это, прежде всего, те эталоны, которые выталкиваются из подобных рядов замещений объектов и служат, с одной стороны, как бы представителями этих рядов и всех объектов, расположенных в них, а с другой стороны — образцами для производства новых объектов такого же рода. Но это значит, что вытолкнутый объект, объект-эталон, начинает выступать в особой производственной функции. А вместе с появлением производства развивается и особая сложная деятельность сопоставления различных объектов с эталонами по многим и различным свойствам и характеристикам.

Задав эталоны и особые способы употребления их, мы делаем следующий шаг в псевдо-генетическом (и, следовательно, весьма искусственном, в рамках особого предмета) выведении мышления. Здесь важно также, что в структуре отождествлений всегда появляется еще особое отношение к третьему объекту, объекту-индикатору.

Следующим шагом довольно естественно выводится знак. Уже сам эталон, поскольку он берется как элемент культуры и в своей функции эталона является знаком. Это еще не языковый знак, и чтобы вывести последний, нужно, во-первых, объяснить источники, из которых берется материал речевых знаков, а во-вторых, те ситуации, в которых этот материал начинает сопровождать употребление эталонов и вступает с ними в связь именования.

Эти вопросы отчасти разбирались в моей статье по методологии происхождения языка. Существует, как известно, много теорий, объясняющих происхождение материала языка. Мне совершенно не важно. Главное, что такой материал появляется. Важно объяснить, каким образом возникает связь между ним и объектами. Следовательно — появление употребления некоторого материала в качестве знака. Здесь важно, что я разделяю два момента: первое — появление связки именования и второе — появление отношения замещения эталоном других объектов. Двух этих компонентов достаточно, чтобы затем объяснить развитие всех других форм языково-мыслительного употребления материала словесных знаков.

Таким образом, мы начинаем с того, что в эмпирическим материале фиксируем три различных вида замещений. Наша задача заключается в том, чтобы увязать их все в единой системе и вывести либо одни из других, либо же все их из чего-то особого, отличного от них. Мы сделали это, задав прежде всего поле деятельности, которое своим протеканием осуществляет идентификацию объектов. Возникшие таким образом ряды замещений становятся новым объектом, особым образом включенным в нее.

При этом выделяется и выталкивается как бы в более высокую плоскость множество объектов-эталонов. Складывается по сути дела двухплоскостная, точнее, двухплановая структура. Потом над всем этим и в связи непосредственно с эталонами появляется третья плоскость — речевых или словесных знаков. Она возникает из условий коммуникации, и ее происхождение должно быть объяснено именно в этом предмете — коммуникации.

Знаковая функция, в своем простейшем виде, появляется благодаря появлению функции эталона. Эталон — это уже в каком-то смысле — знак. Но затем знаковая функция должна быть перенесена на другой материал. Когда это произойдет, то затем изменится и сама функция.

Таким образом, происхождение знаковой функции обозначения не связано органически со специфическим материалом речи — звуков, движений или графики. Знаковая функция возникает первоначально на чисто объектном материале, и лишь затем специфически речевой материал — звуки, движения или графика — перенимают ту знаковую функцию, которая появилась первоначально у объектов-эталонов.

Иными словами, эталон уже благодаря своим основным функциям приобретает еще и побочную функцию — быть обозначающим знаком. Когда мы говорим: «Сделай это», — то объект-эталон, на который при этом указывают выступает и как образец вещи, которую нужно сделать, и как обозначение.

Итак, функция эталона влечет за собой функцию обозначения. А выделяется функция обозначения и приобретает особое самостоятельное выражение и существование потом, когда появляется новый особый материал, предположим, трудовых шумов, который — а он возникает в особой связи коммуникации — может нести на себе лишь функцию обозначения и не может нести на себе функцию эталона.

Конкретно эти процессы разбирались нами на материале числа. Там особенно отчетливо выявился механизм, при котором речевой знак отрывается от эталона и начинает нести на себе одну лишь и отдельную функцию обозначения. Мы называли этот процесс отщеплением функции за счет появления второго материала, сопричастно работавшего вместе с первым материалом; а само сопричастие второго материала обусловливалось необходимостью коммуникации.

Мне очень важно подчеркнуть — и это будет важнейшим пунктом в дальнейшем изложении — что таким образом деятельностью человека осуществляется структурирование «мира». Это происходит благодаря выталкиванию набора эталонов, отнесение всех других объектов к эталонам и установление особых связей между эталонами. Я хочу здесь сказать, что так называемый человеческий мир на мой взгляд очень напоминает фантастические проекты городов будущего, когда вся земля уже застроена и нет ни одного природного явления, которое не было бы искусственно создано и не служило человеческой деятельности, в частности, производству.

Подробное структурирование мира начинается с нижних «этажей» самих объектов и поднимается все выше и выше, сначала в ряд эталонов, потом дальше — в ряды все новых и новых надстраивающихся друг над другом знаков. Знаки принимают на себя сначала функцию обозначений, а потом также и функцию изображений.

Мы начинаем говорить о знаковых моделях. Так постепенно идет вверх, все выше и выше структурирование мира. Так строится искусственный мир, в котором мы стремимся установить простой порядок и гармонию, распланировать его как систему пересекающихся стритов и авеню. Именно эта система и есть то, что может быть названо социальной действительностью человека. Часто именно эту действительность и назвали действительностью «понятий».

На нижней плоскости функциональных объектов мы создаем, благодаря действиям сопоставления, различные группировки объектов, а затем замещяем их одним знаком, и тем самым представлением в нем нового содержания, созданного действием сопоставления. Мы переходим с одной плоскости в другую. Но в следующую плоскость попадает не сам новый объект — группировка не структура, созданная сопоставлением, а один знак, замещающий эту структуру.

Этот знак точно так же может выступить в качестве функционального объекта, он организуется в новые в новые структуры сопоставления — это могут быть таблицы, матрицы и т.п. — и снова замещается одним знаком. Новая структура опять свертывается в одном объекте, и это создает условия и возможность для появления новых действий и способов оперирования. Фактическим объектом приложения этих действий являются структуры объектов или, еще точнее, созданные таким образом содержания. Но реально и актуально мы прикладываем это действие не к ним, а к замещающему их одному объекту.

Розин. Все эти рассуждения проходят, если при этом не дается объяснение того, что такое свертывание.

Я говорю здесь о замещении, и на мой взгляд, это очень хорошее объяснение, делающее на время ненужным объяснение того, как происходит свертывание. Точнее, именно тот факт, что мы замещаем структуру сопоставлений в одном знаке, а потом относим этот знак к одному элементу этой структуры, как его обозначение и форму фиксации, и есть объяснение механизма замещения.

Розин. Все равно непонятно, что такое замещение. Значит ли это, что материал знаков привязывается к структурам сопоставлений? Если у нас была деятельность с одним объектом, а потом на место первого объекта вступил другой объект, то это понятно, и понятно, что здесь происходит замещение. Между первым и вторым объектом нет никаких связей. А когда ты говоришь о замещении объективных содержаний знаком, то это понимается как связь. Можно ли и в этом случае понимать замещение таким образом, что с одним начинают работать вместо другого? Если так, то ты никогда не получишь знаний.

Ты прав. Знаний таким образом я не получу, но я и не собираюсь их получать. Мне важно подчеркнуть только один момент. Подобно тому, как в практической деятельности один объект вступает на место другого, так и здесь знак вступает на место структуры объектов и затем одного из объектов этой структуры. Разница этих случаев и того, что мы имеем в практической деятельности, состоит в том, что здесь одна деятельность с определенными объектами замещается другой деятельностью со знаками.

Если вы спросите меня, каким образом осуществляется подобное замещение одной деятельности другой деятельностью, как все это вообще возможно, то я отошлю вас к специализированной линии исследований происхождения. Мне важно пока анализировать не эту сторону дела, а просто зафиксировать, в чисто феноменологическом плане сам факт замещения. Я понимаю, что при этом совершенно опускаются или не могут быть исследованы многие стороны той действительности, о которой мы сейчас говорим.

Например, меня уже давно занимает и волнует вопрос о том, как мы переносим некоторые характеристики индикатора и изменений, происходящих в нем, на исходный, исследуемый объект. Когда исходный объект окрашивает лакмусовую бумажку в красный цвет, то мы говорим о свойстве или способности этого объекта окрашивать лакмус. Лакмусовая бумажка покраснела, а мы, осуществляя удивительную мистификацию, говорим, что исходный объект обладает свойством окрашивать лакмусовую бумажку. Иначе, мы говорим: исходный объект есть кислота, т.е. окрашивающий лакмус в красный цвет.

Мы говорим это и при этом не краснеем. Может быть именно в этом заключена основная тайна мышления и все мистификации, которые оно создает, его успехи и его «неточности». Каким основаниями и средствами нужно обладать, чтобы из факта покраснения лакмусовой бумажки заключать о некоторых свойствах, вызывающего это.

Для современной физики это — одна из основных методических проблем (см., например, статью Руммера и Рывкина в журнале «Вопросы философии», 1964, №7). В теоретическом плане эта проблема формулируется так: является ли свойство отношением или отличается от него? Здесь надо заметить, что само понятие свойства нужно нам для того, чтобы прогнозировать наш опыт.

Следовательно, мы на основании одного фиксированного отношения должны судить о других, будущих отношениях. Именно для этого вводится понятие «свойство». Но как они вводятся, как они работают, чем они являются в онтологическом плане — все это еще не объяснено. Здесь мы сталкиваемся с проблемой объекта и объектности, а также того, что «свойственно».

Теперь я вернусь к замечаниям Розина. Почему, если один объект становится на место другого объекта в одной деятельности, то это понятно. Ведь здесь, по-моему, надо очень четко различать деятельность по созданию группировок и структур сопоставлений, выделяющих определенное содержание. Это одно.

А потом мы должны подняться в более «высокий» слой деятельности и оперировать с этими структурами или выделенными посредством них содержаниями. Ясно, что здесь нужна уже иная деятельность, нежели та, посредством которой мы создавали саму эту группировку и выделяли новое содержание. Если это должна быть другая деятельность и если это понятно, то все твои вопросы, по сути дела, снимаются. Мне здесь важно, что эта деятельность с новым содержанием должна быть впервые создана, и она строится в соответствии с характером выделенного содержания. Особенность знаков состоит в том, что их материал лишь в некоторой степени определяет характер действий с ними.

Таким образом, знаки это — идеальные объекты, с точки зрения того, чтобы подставлять их как заместители или репрезентанты исходных содержаний. Они хороши тем, что не имеют своей собственной суверенной воли, и выступают во вновь сконструированной деятельности как чистые метки содержания. Поэтому, когда я говорю, что деятельность со знаками замещает деятельность с содержаниями, то это известная натяжка, ибо действий с содержанием нет, и они не могут быть созданы.

Действия со знаками есть форма, в которой осуществляются действия с содержаниями, и ни в какой иной форме они и не могут осуществляться. Поэтому правильнее говорить не то, что действия с содержаниями замещаются действиями со знаками, а то как я это и делал с самого начала — что они осуществляются в форме действий со знаками. Мне важно подчеркнуть двойственный и сложный характер понятия содержания. Нередко мы говорим, что оно вычленяется в исходном, изучаемом объекте. Но это лишь одна сторона дела.

Другая, более важная состоит в том, что мы создаем некоторую группировку или структуру из объектов, и фактически она становится тем, чем работают и действуют потом. Содержание таким образом создается деятельностью человека. Содержание есть по сути дела более широкая структура, нежели исходный объект, она объясняет его — это структура, созданная сопоставлениями объектов. Но сама эта структура, созданная сопоставлениями, особым образом центрирована. Элементы в ней неравноправны; одни из них занимают особое место благодаря тому, что мы затем к ним относим замещающий знак и выражаемое в нем знание.

Именно эта процедура и создает содержание как свойство объекта, она же создает, выделяет сам объект (в узком смысле этого слова). Таким образом, свертывание, о котором ты говоришь, происходит за счет мистической роли знака. Исходная структура сопоставлений обозначается знаком, а знак затем относится на объект. Таким образом, решение той методической задачи, которую не могут найти Руммер и Рывкин на пути анализа одних объектов как таковых, легко решается в другом «пространстве», в пространстве «предметов», создаваемых связкой структур объектов с замещающими их знаками.

Мне важно подчеркнуть, что мы фиксируем в знаке не просто объект Х, а то, что мы изображаем как ХΔ. Но это и есть особое символическое изображение для того, что выступает как структура сопоставления.

Итак, некоторое время мы движемся и работаем в нижней плоскости объекта. Потом мы поднимаемся в более высокую плоскость, на следующий этаж того здания, здания мира, которое строится людьми. На этом следующем этаже находятся знаки и действия, прикладываемые к ним. Складывается, таким образом, структура или иерархия вида:

Когда все это уже сложилось, мы приступаем к логическому анализу и хотим понять, что такое (А) и что такое (А) λ, и что такое ХΔ. Мы хотим понять, чем являются так называемые значения, смыслы и содержания знака. Я хочу подчеркнуть, что понятие содержания при таком способе движения отнесено не к объектам, а к знакам и знаниям. Мы говорим не о содержании объекта или в объекте, а о содержании знака или знания. И здесь нам приходится ответить, если сделать скидку на некоторую неточность постановки самой проблемы, обусловленную тем, что мы ставим вопрос о содержании отдельного, изолированного знака, что это содержание заключено в той структуре сопоставлений объектов, которая была создана в нижележащей плоскости.

Розин. Это непонятно. Если ты говоришь, что знак используется вместо структуры сопоставления объектов, то это не пройдет.

Я уже говорил об этом выше. Здесь не может быть замещения в том смысле, как ты употребляешь это слово. Здесь знаком и действием, приложенным к нему, замещается не структура объектов, взятая в действиях, создающих ее, а те действия, которые должны были бы быть приложены к созданному таким образом содержанию, если бы мы хотели оперировать им. Таким образом, действие со знаком замещает некоторое мнимое, подразумеваемое действие с содержанием, которого еще нет, которого не может быть, которое может появиться только как действие со знаком.

Снова повторяю, что ты здесь делаешь одну и ту же постоянную ошибку, полагая, что содержание существует именно как содержание отдельно от формы, и что между формой и содержанием устанавливается связь, подобная связи между двумя вещами. Если ты откажешься от этой ложной мысли, то все станет на свое место и твои вопросы просто отпадут.

Розин. По сути дела, говоря о замещении, ты всегда привносишь особые моменты. Ты говоришь, что мы фиксируем содержание в знаке или, что мы относим знак к объекту и т.д. То есть ты каждый раз переходишь на иной язык. Ты здесь всюду начинаешь говорить о мистической функции и роли знака. Ты начинаешь пользоваться иными понятиями, нежели понятия замещения.

То, что ты говоришь о разных языках, имеет бесспорный реальный смысл, и над этим надо подумать. Но я много раз уже говорил о том условном употреблении термина замещение, который мы здесь имеем. Возможно, что употреблять этот термин и отождествлять его или даже как-то сопоставлять с замещениями объектов и практической деятельности неправильно. Все это, повторяю я, нужно подробно обсудить.

Но в этом контексте все это для меня несущественно. Мне нужно зафиксировать и объяснить лишь строение двух плоскостей, расположенных одна над другой, и зафиксировать сам факт перехода, в ходе развития мышления, от одной плоскости к следующей, более «высокой». Я снова повторяю, что в следующем докладе я специально разберу способ рассуждения, выданный В.М.Розиным; я постараюсь показать, что так рассуждать нельзя. А сейчас мне важно передать вам свое общее представление об этой действительности.

Я утверждаю, что понять природу знаков и объектов, с которыми работает человек, не учитывая того, что человек вообще всегда живет в построенном им искусственном, структурном и иерархированном им мире, с моей точки зрения, невозможно. Мы должны исходить из структуры, содержащей ряд плоскостей или слоев замещений. Я утверждаю, если вы хотите понять, что такое форма и содержание, то вы прежде всего должны взять всю эту структуру в целом.

Чтобы доказать факт существования такой структуры и объяснить ее устройство, нужно провести специальные генетические исследования. Я этим сейчас не занимаюсь. Я исхожу из существования этой структуры, как из данного. Я анализирую ее, показывая, каким образом мы вводим понятие формы и содержания на этой структуре, и зачем нам нужно введение этих понятий.

Несмотря на то, что Розин является для нас крупнейшим специалистом по генетическим исследованиям, несмотря на то, что именно ему принадлежит большее число работ, объясняющих происхождение и становление этой структуры, он, утверждаю я, не сумел понять сути и природы абстракций формы и содержания и не умеет пользоваться ими правильно. Суть проблемы заключается в следующем.

Слева у нас охарактеризованная выше структура. Мы особым образом подходим к ней, и пытаемся проанализировать ее, пользуясь категорией формы и содержания. В чем суть этого анализа и как мы его осуществляем?

== Аη ========
	«форма»
== Аλ ========	║
	«содержание»
== ХΔ ========

Пока мы ввели лишь термины формы и содержания. Мы хотим понять, что именно они обозначают или, иначе, что именно с помощью них выделяется и фиксируется. Ответить на эти вопросы, это и значит ответить на вопрос, что такое содержание и форма. В частности мы должны решить вопрос, существует ли содержание в виде некоторой субстанции. Иногда говорят, что содержание это деятельность. Но это неправильно, ибо ведь в изображенной слева структуре мы имеем только статические образования: внизу, в плоскости содержания — определенные структуры сопоставлений, а наверху, в плоскости формы — отдельные знаки или знаковые системы. И нам нужно ответить на вопрос, почему, собственно, одно мы называем содержанием, а другое — формой.

Мне кажется, что употребление понятия деятельности в этой связи создало ряд неправильных интенций, и это нередко приводило нас к ошибкам. Мы провели большой цикл исследований, которые важны в том плане, что они позволили нам понять, в чем наша ошибка и уточнить исходные понятия. Но сами исходные понятия и попытки интерпретировать изображение левой (на схеме) структуры как структуры деятельности, были ошибочными. Я буду говорить об этом дальше.

Нам ясно, что в качестве субстанции содержание существовать не может. Но если это не субстанция, то тогда, говорят, это — деятельность. Я утверждаю, что этот тезис неправильный, что содержание есть некоторая структура, созданная действиями сопоставлений объектов. Эта структура является некоторой целостностью и некоторой единицей.

Мистификация и попытки трактовать содержание как деятельность возникли, мне кажется, из-за того, что мы ввели символическое изображение ХΔ. А эта Δ трактовалась и понималась нами как момент деятельности, часто — как операция. И сколько мы ни говорили, что содержание есть фактически не одно Δ, а ХΔ, и я мог бы поставить все это в квадратные скобки и заместить одной буквой С, и тогда тот факт, что содержание есть структура сопоставлений, выступал бы отчетливо, тем не менее эта сторона дела недостаточно осознавалась, и мы продолжали трактовать содержание как деятельность, а не как чистые отношения и структуры.

Здесь мне хочется обратить внимание на один момент, который и образует основу той мистификации, которую призвано осуществлять мышление. Сопоставление объектов осуществляется за счет действий. Именно действия сопоставления мы фиксируем в значках черточек в схеме сопоставлений. Когда действие сопоставления осуществляется, то, можно считать, существует эта структура, когда же действия сопоставления осуществились и закончены, то структуры сопоставлений больше нет. Ее больше нет, но мы при этом перескочили к знаку и начинаем работать с ним. Отношения замещения больше нет, и, чтобы оно образовалось, нужно знак отнести обратно к каким-то элементам объективной плоскости. Но к чему, спрашивается, вы будете его относить? Вы можете отнести знак либо к исходному объекту, к Х, либо к объекту-эталону, либо к индикатору. Но к индикатору, как я уже говорил, это не может быть отнесено: по его изменениям мы судим о свойствах исходного объекта или объекта-эталона.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒