Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Послесловие автора 9 страница



Он сел в песочницу и начал просеивать песок сквозь пальцы.

— Песок можно использовать для многих вещей, — сказал он. Он взял совок и начал рыть глубокую яму. — Здесь можно кого-нибудь похоронить, — сказал он. — Например, их.

— Здесь могли бы кого-то похоронить?

— А может, и нет, — добавил он, отступаясь от этой идеи.

— Ты еще не придумал? — спросила я. Он отошел от песочницы, подошел к столу и лениво потрогал карандаши.

— Я мальчик, — сказал он медленно. — У меня есть папа, мама, сестра. А еще у меня есть бабушка, и она любит меня. Бабушка всегда любила меня. Но не папа. Папа не всегда любил меня.

— Ты уверен в любви бабушки, но в том, что папа всегда любил тебя, ты не очень уверен? — заметила я.

Дибс сложил руки на груди.

— Папе я теперь нравлюсь больше, — сказал он. — Теперь папа говорит со мной.

— Ты чувствуешь, что теперь больше нравишься папе? — переспросила я. Я чувствовала, что это очень деликатная ситуация: малейший мой промах заставит Дибса снова надеть маску бесчувствия.

— Немного больше, — сказал Дибс. Он стиснул руки так сильно, как будто он был очень взволнован.

— У меня есть микроскоп, — сказал он. — Я вижу много интересных вещей под микроскопом. Я могу видеть их большими, чем они есть, и узнать их получше. Под микроскопом можно увидеть то, что просто так не увидишь. Дибс опять погрузился в безопасный мир интеллектуальных рассуждений. Микроскоп был вещью. Не было причин его бояться. Он безлик, с ним не связаны чувства и переживания.

— Иногда тебе интересно с микроскопом, — сказала я и подождала его ответа.

Дибс взял карандаш. Он лениво рисовал на бумаге что-то неопределенное — зигзаги и причудливые линии.

— Здесь я в безопасности, — сказал он. — Ты не допустишь, чтобы что-нибудь причинило мне боль.

— Здесь, со мной, ты чувствуешь себя в безопасности, — заметила я. Он наводил разговор на что-то важное для него. Мне приходилось продолжать наш разговор с предельной осторожностью, чтобы не сбить его с пути или не спровоцировать его на откровенность раньше, чем он будет к этому готов.

Он подошел к кукольному домику и вытащил из него кукол. Переставил мебель.

— Мама собирается в парк погулять, — сказал он. — Она хочет побыть одна, и поэтому идет в парк, где может посмотреть на деревья, цветы и птиц. Она как раз идет мимо озера и смотрит на воду. — Он вел кукольную маму через воображаемый парк. — Она нашла скамейку и села погреться на солнышке, потому что она любит солнце. — Он посадил куклу на бревно и вернулся к игрушечному дому. Взял другую куклу. — Сестра собирается идти в школу. Они собрали портфель и отправили ее из дома, и она идет далеко-далеко совсем одна. — Он отнес куклу в дальний угол игровой. Потом вернулся и взял большую куклу.

— Отец дома один. Он работает и читает, и его нельзя беспокоить. Он совсем один. Он не хочет, чтобы ему надоедали. Он зажег свою трубку и курит, потому что не может решить, что ему делать. Потом он идет и отпирает комнату маленького мальчика.

Он быстро положил куклу-отца и схватил маленькую куклу.

— Мальчик открывает дверь и убегает из дома, потому что он не любит закрытые двери, — он посадил маленькую куклу недалеко от дома.

Дибс закрыл лицо ладонями и сидел очень тихо несколько минут. Он глубоко вздохнул и взял в руки куклу-отца.

— Вот папа идет на прогулку, потому что он не знает, что ему делать. Он идет вдоль по улице, где много машин и автобусов и очень шумное движение, а папа не любит шум. Но он вдет вдоль по улице к магазину и собирается купить каких-нибудь новых замечательных игрушек для своего мальчика. Он думает, что мальчик будет рад микроскопу. Вот он покупает его и идет назад, домой.

Дибс встал и начал мерить шагами комнату (шагать по комнате), время от времени бросая быстрые взгляды в мою сторону. Затем он опять опустился на колени возле игрушечного дома и взял куклу-отца в руки.

— Он долго зовет мальчика, и мальчик прибегает. — Дибс принес маленькую куклу и поставил перед куклой-отцом. — Но мальчик вбежал так быстро, что налетел на стол и опрокинул лампу. Отец закричал, что мальчик глупый. Тупой, глупый, невнимательный мальчик! «Почему ты это сделал?» — настаивал он, но мальчик не отвечал ему. Отец очень разозлился и велел мальчику идти в его комнату. Он сказал, что ребенок тупой, глупый и что ему стыдно за него.

Дибс был очень напряжен, проигрывая эту сцену. Он посмотрел на меня и, должно быть, почувствовал, что я также глубоко погрузилась в это переживание, как и он сам.

— Мальчик выскользнул из дома и спрятался, — прошептал Дибс. — Отец не заметил, что произошло. Потом... — Он поднялся и быстро пересек комнату, взял куклу-маму и вернулся с ней к дому. — Мамина прогулка подошла к концу, и поэтому она вернулась домой. Отец все еще был очень зол и рассказал маме, что сделал глупый мальчик. А мама сказала: «Ах, мой дорогой! Ах, мой дорогой! Что это с ним стряслось?» Потом вдруг мимо проходил мальчик-великан. Он был такой большой, что никто не мог его обидеть, — Дибс поднялся во весь рост. — Этот большой-большой мальчик увидел маму и папу в доме и услышал, какие злые слова они говорили. Поэтому он решил проучить их. Он обошел дом и закрыл все окна и все двери, чтобы они не могли выйти наружу. Они оба оказались запертыми.

Он посмотрел на меня. Его лицо было бледным и суровым.

— Видишь, что произошло? — сказал он.

— Да. Я вижу, что произошло. Большой мальчик запер в доме отца и мать.

— Потом отец говорит, что собирается покурить трубку и достает ее, еще достает спички, чиркает спичкой, роняет ее на пол, и комнату охватывает огонь. Дом загорелся! А они не могут выйти. Они заперты в доме, а огонь разгорается все больше и больше. Маленький мальчик видит, что они горят в доме, где их закрыли и говорит: «Пусть они сгорят! Пусть они сгорят», — Дибс, было, стремительно рванулся к куклам, как будто он хотел их спасти, но отступил, закрывая лицо руками, как будто огонь, который он выдумал, был настоящим и обжег его, когда он попытался спасти отца и мать.

— Они кричат, и плачут, и колотят в дверь. Они хотят выбраться. Но дом горит, а они заперты внутри и не могут выбраться наружу. Они плачут и зовут на помощь.

Дибс сжал руки, и по его щекам потекли слезы.

— Я плачу! Я плачу! — крикнул он мне. — Я плачу из-за этого!

— Ты плачешь, потому что отец и мать заперты в доме и не могут выбраться, и дом горит? — спросила я.

— Нет! — крикнул Дибс. Рыдания сжали ему горло. Он бросился через всю комнату ко мне и обвил руками мою шею, горько рыдая.

— Я плачу, потому что опять почувствовал боль от того, что передо мной закрытая дверь,

— всхлипнул он. Я обняла его.

— Ты чувствуешь себя так же, как чувствовал когда-то, когда был одинок? — спросила я.

Дибс оглянулся на дом. Он вытер слезы и стоял, тяжело дыша.

— Мальчик спасет их, — сказал он. Взял куклу-мальчика и поставил его в дом. — Я спасу вас! Я спасу вас! — закричал он. — Я отопру двери и выпущу вас. И вот маленький мальчик открыл двери, погасил огонь, и отец с матерью были спасены.

Он вернулся ко мне и взял мою руку. Он слабо улыбался.

— Я спас их, — сказал он. — Я не дал им сгореть и почувствовать боль.

— Ты помог им. Ты спас их, — сказала я. Дибс сел за стол и уставился прямо перед собой.

— Они закрывали меня в моей комнате, — сказал он. — Они не делают этого сейчас. Но они закрывали меня.

— Закрывали? Но теперь не закрывают?

— Теперь нет, — сказал Дибс и порывисто вздохнул. — Папа действительно подарил мне микроскоп, и это принесло мне много радости.

Он поднялся из-за стола и прошел в другой конец игровой, к тому месту, где он оставил куклу-сестру. Он принес ее назад в кукольный дом и посадил всех четырех кукол на кресла в гостиной.

Потом он подошел к столу, взял черный карандаш и густо зарисовал черным цветом лист бумаги, оставив незакрашенным крошечный кружок посередине листа. Этот кружок он закрасил желтым. Он ни слова не сказал о том, что он делает. Закончив, он сложил карандаши в коробку. Потом он пошел к песочнице, поднял совок и стал медленно засыпать яму, которую вырыл часом раньше.

Этот час был бурным для Дибса. Его чувства беспощадно разрывали его на части. Закрытые двери раннего детства Дибса принесли ему сильные страдания. Не дверь его комнаты, закрытая на ключ, а все те двери принятия и одобрения, которые были заперты для него, лишая его любви, уважения и понимания, в которых он так отчаянно нуждался.

Дибс поднял детскую бутылочку и быстро глотнул из нее. Потом он поставил ее и посмотрел на меня в упор.

— Я уже не ребенок, — сказал он. — Я теперь большой мальчик. Мне не нужна детская бутылочка.

— Тебе не нужна больше детская бутылочка? — переспросила я.

Дибс усмехнулся.

— Разве что я иногда хочу снова стать ребенком, — сказал он. — Но я чувствую. Но я чувствую. Я буду ребенком.

Он широко развел руки в стороны.

— Ку-ка-ре-ку, — прокричал он. — Ку-ка-ре-ку!

Он был спокоен и счастлив. Когда он ушел из игровой, мне показалось, что он оставил здесь все тягостные чувства, которые жили в нем последнее время.

Глава 16

 

Дибс вошел в игротеку, радостно улыбаясь и осматриваясь. Он изучил остатки стены, которую другой ребенок построил посреди песочницы. Потом он взял пистолет и положил его в ящик стола. Он заметил сломанный кукольный домик на полке, взял его в руки и осмотрел.

— Я починю его, — сказал он. — Где у тебя скотч?

Я достала скотч.

— Как ты думаешь, сколько тебе понадобится? — спросила я.

— Двадцать пять сантиметров, — сказал он быстро, и это было примерно столько, сколько ему действительно было нужно.

Я оторвала примерно двадцать пять сантиметров ленты и протянула ему.

— Отлично, — сказал он. — Спасибо.

— Пожалуйста, — ответила я.

— Вот здорово! И тебе тоже, пожалуйста, — воскликнул Дибс. — А теперь я открою окно, чтобы свежий ветерок мог попасть сюда.

Он открыл окно.

— Ветерок, входи, — крикнул он. — Давай, побудь с нами. — Он усмехнулся, — папе не нравится, когда я говорю с ветром, но здесь я могу разговаривать с ним, если мне это нравится.

— Если тебе нравится, разговаривай, — подтвердила я.

— Папа говорит, что люди разговаривают только с людьми, — сказал Дибс. И моргнул. — Папа говорит, что я должен говорить с ним, но я не говорю с ним. Я слушаю его, но не говорю с ним. Я часто не отвечаю ему. Это его очень сильно раздражает.

Разговоры были основным предметом разногласий между ними, и, чтобы избежать критики отца, Дибс стал специалистом по уходу от таких разговоров.

— «Доброе утро», — говорит он мне, — продолжал Дибс. — Я не смотрю на него. Я не отвечаю ему. «Что с тобой происходит? — спрашивает он. — Я знаю, что ты можешь говорить». Но я не говорю ничего. Я не смотрю на него. Я не отвечаю. — Дибс засмеялся.

— Его это так расстраивает!

Он вернулся к столу, выдвинул ящик и достал пистолет. Потом он пересек комнату, подошел к окну и выглянул наружу. Он смотрел на большой грузовик, проезжавший мимо.

Повернулся и посмотрел на меня.

— Выбросить этот пистолет? — спросил он.

— Если ты это сделаешь, мы не сможем забрать его назад, — сказала я.

— Он упадет прямо под окном, — сказал он.

— Я знаю. Но мы не сможем выйти на улицу и забрать его сейчас.

— Потом он может пропасть, — сказал Дибс.

— Кто-нибудь может найти его и забрать себе.

— Да. Такое возможно.

— Ладно, тогда я не буду его выбрасывать, — решил Дибс.

Он обошел вокруг кукольного домика и осмотрел кукольную семью. Он поставил куклу-отца и прицелился в него.

— Молчи, или я застрелю тебя, — сказал он кукле. — Не смей больше открывать рот. — Он взвел курок. — Я готов. Если ты не побережешься, я застрелю тебя.

Он открыл нижнюю часть дома.

— Я спрячу пистолет здесь, в подвале, — сказал он. — И никому не смогут причинить боль. — Он положил пистолет в нижнюю часть дома и закрыл ее.

Затем он подошел и встал прямо передо мной, слабая улыбка зажглась на его лице,

— В моем классе много ребят, — сказал он после долгой паузы. — Джек, Джон, Дэвид, Карл, Бобби, Джеффри, Джейн и Кэрол. В моем классе много ребят.

— С тобой в школе учится много ребят? И некоторых из них ты знаешь по именам?

— Я знаю по именам всех, — сказал Дибс. — И девочек и мальчиков. Они очень интересные.

Это было первое упоминание о каких-либо определенных мальчиках и девочках в его классе. Впервые он выразил к ним интерес.

Я и раньше думала, что в какой-нибудь момент мы могли бы создать терапевтическую группу для Дибса, чтобы дать ему возможность стать частью небольшой, тесно взаимодействующей группы. Но у меня не было никакой связи со школой, и у меня не было возможности, чтобы узнать, как там идут дела или даже просто что он там делает. Тогда я решила спросить Дибса, что он думает о том, чтобы пригласить еще кого-нибудь вместе с ним в игровую.

— Дибс, ты бы хотел, чтобы вместе с тобой по четвергам сюда приходил поиграть какой-нибудь мальчик или какая-нибудь девочка? — спросила я.

Дибс чуть не подпрыгнул. Он посмотрел на меня зло и в упор.

— Нет! Нет! — закричал он. — Никого больше не хочу видеть здесь!

— Ты не хочешь, чтобы здесь с тобой находился кто-нибудь из детей? — спросила я.

Дибс казался удрученным.

— Никто не придет, — сказал он мрачно.

— Ты думаешь, что никто не придет? Поэтому ты ответил «нет»?

— Да, — пробормотал Дибс. — Никто не любит меня. Никто не придет.

— Но если кто-нибудь придет, и захочет приходить еще, и будет играть с тобой, это что-нибудь изменит? — спросила я, пытаясь внушить ему эту идею.

— Нет! — закричал Дибс. — Это только мое! Я хочу, чтобы это было только моим! Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще когда-нибудь сюда приходил! Я хочу, чтобы здесь были только я и ты! — Казалось, он сейчас разрыдается. Он повернулся ко мне спиной.

— Я понимаю, Дибс, — сказала я. — Если ты хочешь, чтобы здесь были только ты и я, так и будет.

— Так и будет, — сказал Дибс. — Я хочу, чтобы здесь был только я, и чтобы никто никогда сюда не приходил.

— Что бы ты ни решил, так и будет, — сказала я.

Дибс подошел к окну и стал смотреть на улицу. Мы оба молчали.

После долгого молчания он сказал:

— В моем классе много ребят. Мне... — он запнулся, потом повернулся и посмотрел на меня. — Мне... они... нравятся, — сказал он, слегка заикаясь. — Мне хочется, чтобы и я им нравился. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь из них пришел сюда к нам. Ты только моя. Что-то специально для меня. Только мы двое.

— Тебе нравятся другие ребята, но ты хочешь, чтобы это время мы проводили только вдвоем?

— Да. Правильно. Пробили часы.

— Четыре часа, — сказал Дибс. — Четыре часа на часах и четыре часа на цветах. Солнце в небе. А здесь подсолнухи. Так много всего разного.

— Да, — сказала я.

Он пошел к раковине и включил воду на полную мощность. Затем он прикрыл кран и оставил тонкую струйку. Посмотрел на меня и сказал очень серьезно:

— Я могу сделать так, что вода будет течь или маленькой струйкой, или стремительным потоком. Будет так, как Я хочу.

— Да. Здесь ты можешь управлять водой так, как ты захочешь.

— Я могу остановить ее. Я могу пустить ее, — сказал он.

— Ты можешь контролировать ее, — заметила я.

— Да, — сказал он медленно и многозначительно. — Я могу. Я. Я. Я...

Он обошел игротеку, поглаживая себя по груди и выкрикивая: «Я! Я! Я! Я!» Остановился напротив меня.

— Я — Дибс, — сказал он. — Я много чего могу. Мне нравится Дибс. Я люблю себя. — Он счастливо улыбнулся и пошел играть с водой.

Он положил детские бутылочки в воду и включил воду на полную мощность. Брызги полетели по всей игротеке. Он отпрыгнул назад, смеясь от души.

— Меня не обрызгало! — крикнул он. — Я отпрыгнул, и меня не обрызгало. Я еще много чего могу. — Он поднял одну бутылку высоко в вытянутой руке и лил из нее воду в маленькую бутылку, которая стояла на полу. — Вот что я могу! — воскликнул он. — Я могу делать вот так, и вот так, и вот так! Я могу экспериментировать. — Он проводил свои эксперименты с водой и разными емкостями.

— Как весело, — кричал он. — Можно устраивать всякие веселые штуки. Здесь я могу быть большим, как весь мир. Я могу делать все, что я хочу. Я большой и сильный. Я могу заставить воду течь. Все, что я захочу сделать, я смогу. Привет, маленькая бутылочка. Как дела? Тебе весело? Не разговаривай с бутылкой. Эта бутылка — просто вещь. Разговаривай с людьми, я сказал. Привет, Джон. Привет, Бобби. Привет, Карл. Разговаривай с людьми. Но я хочу поздороваться с маленькой бутылочкой, и если я хочу, то здесь я могу это делать.

Он быстро взял бутылочку и соску.

— Надень это для меня, — попросил он.

Я надевала соску, а он придерживал бутылочку.

Он стал пить из бутылки и смотрел на меня.

— Когда я хочу быть ребенком, я могу им быть. Когда я хочу быть взрослым, я могу им быть. Когда я хочу говорить, я говорю. Когда я хочу молчать, я молчу. Это так?

— Да. Так и есть, — сказала я.

Он снял соску и глотнул из горлышка.

— Я покажу тебе кое-что интересное, — сказал он. Он достал несколько стаканов, поставил их в ряд, потом налил в них разное количество воды. Взял ложку и слегка ударил по каждому стакану. — Слышишь, разные звуки? — закричал он. — Я могу сделать так, что у каждого стакана будет свой звук. Так получается из-за разного количества воды в стаканах. Слушай, когда я ударю по трубе. А это коробка. Все звуки разные. А есть звуки, которые я не делаю, а они делаются сами по себе. Например, гром. И когда вещи падают, получается шум. Бутылки гремят. Да. Я могу сделать любой звук. И я могу быть таким тихим. Я могу вообще не шуметь. Я могу сделать тишину.

— Ты можешь делать звуки и тишину, — сказала я.

Его руки уже долго находились в воде. Он показал их мне:

— Смотри. У меня сморщились руки.

— Я вижу.

— Так, теперь я сделаю что-то очень важное, — сказал он. Он поставил баночки с разными красками на край мольберта.

— Смотри сюда. Красный, синий, желтый, серый, оранжевый, фиолетовый, зеленый, белый. Все вперемешку. И я положил в банки кисти другого цвета. — Он только что это сделал. Потом отступил на шаг, посмотрел на мольберт и засмеялся. — Вот так. Все перемешалось. Не та кисть не в той банке. Вот так я сделал. Я все сделал неправильно. — Он засмеялся.

— Ты все перемешал — и банки и кисти, — сказала я.

— Да, — сказал он. — Очень большой беспорядок. Беспорядок вперемешку. Возможно, это первый настоящий беспорядок, который я сделал. Но теперь я должен расставить их в правильном порядке, вытащить кисти и разложить их правильно. — Он начал переставлять баночки с краской и приводить их в порядок.

— Ты считаешь, что ты должен поставить их в определенном порядке? — спросила я.

— О, да, — сказал он. — Здесь двенадцать кистей и двенадцать цветов. — Он засмеялся.

— Давай, Дибс, сделай все, как нужно, — сказал он весело. — Есть правильный способ все делать, и ты наведешь здесь порядок.

— Ты считаешь, что они всегда должны находиться в определенном порядке? — спросила я.

— Да, — сказал Дибс с усмешкой. — Если только они не перемешаны.

— И то и другое хорошо?

— Только здесь. Запомни, только здесь все будет хорошо.

Он подошел ко мне и погладил меня по руке.

— Ты понимаешь, — сказал он с улыбкой. — Пойдем вниз, в офис. Давай навестим тебя в твоем офисе.

Мы стремительно спустились в мой офис. Здесь на письменном столе лежала упаковка наклеек-маркёров для книг. Он взял их в руки.

— Могу я открыть их и куда-нибудь наклеить? — спросил он.

— Если хочешь.

Он пошел к книжным полкам и стал внимательно рассматривать книги. Он выбрал одну и прочитал название: «Ваш ребенок встречается с окружающим миром». Подошел к окну и посмотрел на улицу.

— Привет, окружающий мир, — сказал он. — Что ж, это прекрасный день для окружающего мира. И пахнет там так хорошо. Ага, а там едет грузовик, с которым мы подружились.

Он долго смотрел и молчал.

— Привет, грузовик, — сказал он тихо. — Привет, водитель. Привет, мир. — Он улыбнулся.

Потом он вернулся к столу и взял «Малый Оксфордский словарь».

— В этой старой книжке полно слов. Я наклею сюда парочку. Мой маленький словарик. Книжка слов в синей обложке. — Он наклеил на словарь пару маркёров. Потом он сел на стул и откинулся на спинку. Он широко улыбался.

— Скоро будет пора идти домой, — сказал он. — И когда я пойду, я буду также счастлив. Потом я опять приду в следующий четверг. И помни: только я. Никого кроме меня. И тебя.

— Я буду помнить, — сказала я. — Если ты хочешь, чтобы это было только твое время, я не буду возражать.

— Я хочу, чтобы это было наше время, — прошептал Дибс. — Но не еще кого-нибудь.

— Тогда так и будет, — сказала я. — Для нас и ни для кого больше.

Я бы удивилась, если бы посеянная мной идея о друзьях так быстро дала всходы, и он мог хотя бы только предположить, что ему было бы приятно завести друга. Если не здесь, то, возможно, в школе у него появился бы друг.

Прозвенел звонок, сигнализируя о приходе его матери.

— До свидания, — сказал он. — Я приду опять в следующий четверг и опять буду полон счастья.

Он вышел к матери и весело взглянул на меня.

— До свидания, еще раз, — сказал он, затем повернулся и сбежал вниз по лестнице холла так быстро, как только мог, взбежал обратно и с разбегу обнял мать.

— Мама, я люблю тебя, — крикнул он, крепко ее обняв.

Мы обе были удивлены неожиданным выражением чувств Дибса. Глаза его матери неожиданно наполнились слезами. Она кивнула мне на прощанье и ушла, крепко сжимая его руку в своей руке.

Глава 17

 

На следующий день мать Дибса позвонила и попросила о встрече. Я была готова принять ее в тот же день. Она вошла в мой офис, едва сдерживаясь. Неожиданное выражение Дибсом чувства привязанности вывело ее из глубокой обороны.

— Я хочу, чтобы вы знали, как мы вам благодарны, — сказала она. — Дибс так сильно изменился. Это уже другой ребенок. Я раньше никогда не видела, чтобы он так свободно выражал свои чувства, как он сделал это вчера, когда мы уходили от вас. Я... Я была глубоко тронута.

— Я знаю, что это так, — подтвердила я.

— Он стал намного лучше, — продолжала она. Ее глаза светились радостью, а на губах играла легкая улыбка. — Он стал спокойнее и счастливее. Теперь у него не бывает приступов дурного настроения. И вряд ли он теперь сосет свой большой палец. Теперь он смотрит в глаза. Он отвечает нам почти всегда, когда мы с ним разговариваем. Он интересуется тем, что происходит в семье. Иногда он играет с сестрой, когда она бывает дома. Не всегда, но иногда он выражает какое-нибудь желание. Он стал выказывать некоторую привязанность ко мне. Он хочет приходить ко мне иногда и говорить о чем-нибудь своем. На днях он пришел в кухню, где я что-то пекла, и сказал: «Я вижу, ты делаешь печенье. Твое печенье очень хорошее на вкус. Ты делаешь печенье для нас. Для нас». Я думаю, теперь он начинает чувствовать себя членом семьи. Я думаю... Ну, я думаю, я тоже начинаю считать его одним из нас.

— Я не знаю, что между нами было не так. Он с самого начала вызывал большие затруднения. Я чувствовала, что потерпела поражение. Я чувствовала угрозу. Дибс разрушил все в моей жизни. Он угрожал моему браку. Он привел к концу мою карьеру. Сейчас я спрашиваю себя, что я такого сделала, что привело к этим проблемам между нами? Почему все это случилось? Что я могу сделать сейчас, чтобы исправить положение? Я спрашиваю себя снова и снова: «Почему? Почему? Почему?» Почему мы так сражались друг с другом? Сражались так сильно, что это чуть не убило Дибса. Я помню, что, когда разговаривала с вами впервые, я настаивала на том, что Дибс — умственно отсталый. Но я знала, что на самом деле он не был таковым. Я занималась с ним и тестировала его, пыталась заставить его вести себя нормально, когда ему было два года, — все это без какого-либо подлинного контакта между нами. Я всегда очень сильно переживала. Я не знаю, что он делает здесь, в игровой. Я не знаю, видите ли вы что-то из того, что он знает и умеет. Он умеет читать. Он понимает почти все. Он умеет писать. Он делает записи обо всем, что его интересует. У него есть альбомы, в которых он собрал образцы коры и разных листьев. Он засушивает гербарии. Его комната полна книг, рисунков, вещей, которые могут его чему-то научить, развивающих игр, игрушек, научных материалов. Магнитофон. Огромная коллекция записей. Он любит музыку, особенно классическую. Он может узнать практически любую часть каждой из них. Я знаю это, потому что теперь он называет то, что я играю, если я играю какой-нибудь отрывок и спрашиваю его, что это. Я включаю запись, останавливаю через некоторое время и спрашиваю, что это было. И он называет ее. Я провела много часов, проигрывая ему эти записи, рассказывая ему о них, никогда не зная, понимает ли он меня. Я прочитала ему сотни книг — а он прятался под столом. Я постоянно разговаривала с ним, объясняя ему все, что происходило вокруг. Снова и снова. Ободряемая только тем, что он находился достаточно близко, чтобы слушать и смотреть на то, что я показывала ему.

Она вздохнула и в отчаянии покачала головой.

— Мне нужно было что-нибудь доказать себе, — сказала она. — Мне нужно было доказать себе, что он может учиться. Мне нужно было доказать самой себе, что я могу его учить. И, тем не менее, его поведение всегда было таким, что я никогда не могла догадаться, что он усвоил и что все это для него значило. Я замечала его одного в комнате, склонившегося и разглядывающего то, что я дала ему незадолго до этого, и я говорила себе: «Он бы не стал этим заниматься, если бы это ничего не значило для него». Но я так до сих пор и не уверена в этом.

— Вы, должно быть, крайне встревожены. Ваши чувства к нему очень противоречивы, — заметила я. — Проверки, наблюдения, сомнения, ваши и Дибса. Надежды и отчаяние, ощущение несостоятельности и ожидание, что все когда-нибудь изменится.

— Да, — подтвердила она. — Я всегда проверяю его. Всегда сомневаюсь в его способностях. Я старалась стать ближе к нему, и в то же время возводила между нами стену. И он всегда делал так, что я продолжала ее возводить. Я думаю, что не найдется ребенка, которому причинили бы столько страданий постоянно предъявляемые ему требования. Требование, чтобы он успешно прошел очередной тест. Ему всегда, всегда приходилось доказывать, что у него есть способности. Ему не было покоя. Исключая время, когда приезжала бабушка. У них были хорошие отношения. Он отдыхал с ней. Он не особо разговаривал с ней. Но она принимала его таким, какой он есть, и она всегда верила в него. Она говорила мне, если я расслаблюсь и оставлю его в покое, то с ним все будет нормально. Но я не могла поверить в это. Мне казалось, что я должна компенсировать ему все неудобства, причиненные мной. Я чувствовала, что я ответственна за то, каким он стал. Я чувствовала себя виноватой.

Внезапно она расплакалась.

— Я не знаю, как я могла так поступать с ним. Должно быть, я лишилась разума. Мое поведение было неразумным. Я видела только те доказательства, которые хотела видеть. И не замечала, что под этим своеобразным, необычным поведением скрывается талант. Я бы не вынесла того, что именно я была причиной его неприятностей. Я не могла допустить, что именно я отвергла его, а не наоборот, как я думала раньше. Дибс мой ребенок и я горжусь им. — Она испытующе посмотрела на меня.

— Вам было очень трудно осознать ваши чувства по отношению к Дибсу. Но ведь сейчас ваши чувства изменились, и вы приняли его, вы верите в него и гордитесь им.

Она энергично кивнула.

— Можно я покажу еще кое-что, что он умеет делать? Он умеет читать, писать, заучивать наизусть. И его рисунки бесподобны. Я хотела бы показать вам некоторые из его работ.

Она достала рулон бумаги, который принесла с собой. Она сняла с него резинку, раскатала его и протянула рисунки мне.

— Взгляните на них, — сказала она. — Обратите внимание на детали и на перспективу.

Я взглянула на рисунки. Действительно, не было похоже, чтобы их нарисовал ребенок шести лет. Объекты, которые он изображал, были прорисованы до мельчайших деталей. На одном рисунке он изобразил парк с холмом, вокруг которого вилась каменная лестница-серпантин. Перспектива действительно была великолепной.

— Да, — сказала я. — Рисунки очень необычные.

Она держала их на вытянутой руке перед собой и внимательно рассматривала. Потом она взглянула на меня с тревогой.

— Слишком необычные, — сказала она тихо. — Это и все эти странные способности беспокоят меня. Раньше я изводила себя мыслью, что он может оказаться шизофреником. И если это не так, то какова цена всех этих сверхъестественных способностей? Сейчас я чувствую себя свободной от этого страха. Он стал вести себя нормально.

Его мать изучала медицину и знала, что ее диагноз мог оказаться верным. Ненормальное поведение, навязываемое Дибсу, держало его в стороне от остальных членов семьи, от детей и от взрослых, которых он встречал в школе. Когда ребенка заставляют доказывать его одаренность, результат часто оказывается катастрофическим. Ребенку нужна любовь, принятие и понимание. Он оказывается опустошенным, когда встречается с отказом, сомнениями и бесконечными проверками.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.